Текст книги "Осколки. Книга 1 (СИ)"

После долгого разговора, во время которого Чарли наконец удалось вернуть свой авторитет и снова стать главной, она уговорила Тэсс переночевать в этом доме. Тэсс было наплевать на собственное здоровье и самочувствие, ведь она была мертвой. Она могла стирать ноги до крови, танцевать в ледяной воде и выходить на балкон без кофты. Казалось, она не ведала, что такое боль и холод, но Чарли была категорически против такого мазохизма.

«Пусть ты мертва, но ничто не дает тебе права издеваться над тем телом, которое ты имеешь сейчас. Ты должна быть благодарна за то, что ты не какое-нибудь бестелесное прозрачное привидение, и что при тебе остались твои чувства и ощущения».

Тэсс уловила в ее словах смысл, а Чарли почувствовала себя по-настоящему взрослой и умной. Вместе они спустились к морю, где Тэсс безропотно помыла ноги, лишь изредка морщась от того, что соленая вода щипала раны. Потом они вернулись в домик, где Чарли заклеила пальцы Тэсс свежим принесенным пластырем. После этой процедуры девочка как будто немного ожила и почувствовала себя лучше.

Они съели по яблоку и запили их остатками пресной воды из бутылки. Тэсс почувствовала себя еще лучше, в ее глазах снова зажглось любопытство, когда она осматривала комнату. Кажется, она ненадолго забыла про то, что произошло с ней, снова став обычной девочкой. И от осознания, что они проведут ночь в доме, который ей так нравился, у Тэсс заметно поднялось настроение.

– Ты нашла что-нибудь интересное на чердаке? – спросила Чарли, которая надеялась продлить забытье Тэсс столько, сколько это вообще возможно.

– Да я ничего и не искала. Просто осмотрелась там и все. Я так устала, что захотела присесть прямо на пол. А дальше не помню. Дальше уже пришла ты.

– Может, хочешь поискать что-нибудь прямо сейчас? – не сдавалась Чарли. – Там есть большой сундук, такой же, как в подвале. И еще много коробок. И комод. Я никогда не осматривала все эти вещи.

– Это было бы здорово! Но на чердаке сейчас так темно…

– О чем ты говоришь? – усмехнулась Чарли. – Думаешь, я бы стала тебе все это предлагать, если бы не взяла с собой свечи? Совсем за идиотку меня держишь?

И они снова поднялись на чердак. Чарли расставила повсюду свечи, что сделало это и без того жуткое место по-настоящему мистическим.

– Если бы я сама не была мертвой, то, наверное, захотела бы сейчас вызвать духов, – объявила Тэсс. Чарли рассмеялась, радуясь, что к девочке вернулась способность шутить.

Первым делом они осмотрели комод. На этот раз Чарли уже не была скептическим наблюдателем, а вовсю участвовала в процессе, открывала ящички, осматривала находки и делилась ими с Тэсс. В комоде они нашли два старых платья. Это были платья, которые носили девушки из фантазий Чарли, обитающие в этом доме когда-то давно, много десятилетий назад. Одно темно-вишневое, с глубоким вырезом на груди и открытой спиной, а второе – изумрудно-зеленое, с длинными рукавами, отделанными зеленым кружевом и шелком.

– Чур, это мое! – воскликнула Тэсс, уцепив себе зеленое платье.

– Не знала, что мы их делим. Тебе оно велико будет, между прочим. Пигалица.

– А на тебя бы не налезло. Дылда, – спокойно возразила Тэсс.

Чарли улыбнулась про себя и подумала: «Моя школа. Вежливости эта девочка учится у меня!».

Впрочем, мерить платья они все равно не стали, отвлекшись на альбом с фотографиями, который лежал под ними. Чарли и Тэсс переглянулись, предвкушая нечто особенное. Так как разница в росте мешала им нормально посмотреть фотографии, они присели на крышку сундука, Чарли положила альбом на колени и начала листать.

Это действительно были фотографии людей, которые жили здесь. И судя по тому, что снимки были черно-белыми, эти люди жили здесь очень давно. Почти на всех фотографиях были изображены одни и те же мужчина и женщина, которые, видимо, и были главными героями этой истории. Оба были средних лет, мужчина не старше сорока, а женщина чуть его моложе. Оба обнимались и выглядели счастливой парой, настоящими молодоженами. На снимках были и другие люди, никого из них Чарли не узнала. Наверняка все они уже давным-давно покинули остров. Но примерно с середины альбома на снимках появился еще один человек, который, судя по частоте своего появления на фотографиях, стал полноправным членом семьи.

Это был ребенок. Девочка лет восьми. Она была сфотографирована как отдельно на деревянной лошадке и на веревочных качелях под деревом, так и вместе со своими опекунами, которые обнимали ее с улыбками, еще более счастливыми, чем прежде. Это была настоящая семья.

Но как они стали семьей? Этот вопрос оставался открытым. Мужчина и женщина встретились на острове и полюбили друг друга, а девочка прибыла позднее, и ее отдали в семью, назначив эту пару опекунами, точно так же, как Чарли велели присматривать за Тэсс? Эта версия была наиболее вероятной.

– Так вот почему мы нашли в подвале плюшевого медведя! В этом доме действительно жил ребенок! – воскликнула Тэсс. – Но почему Джозеф ничего не рассказал нам об этом? Он говорил только про двух людей, которые жили здесь. Говорил, что один из них ушел, а другой – нет. Интересно, кто из них?

Чарли вглядывалась в фотографии двух людей, улыбающихся так счастливо, словно они жили не на проклятом острове, а уже в раю, и не могла определить, кто из этих двоих потерял свой рай вместе с возвращением памяти. Ей вдруг захотелось захлопнуть альбом и так никогда и не узнать этого.

– Как насчет того, чтобы осмотреть содержимое сундука? – предложила она.

Тэсс согласилась, но забрала из рук Чарли альбом, закрыла его и положила на зеленое платье, которое приберегла для себя.

«Не хватало только, чтобы она утащила альбом с собой», – подумала Чарли.

Ей совсем не улыбалось натыкаться на призраков этих людей в собственном доме и гадать, кто из них такой же неудачник, как она сама.

В сундуке они нашли игрушки. Очень много игрушек, самых разнообразных. Здесь были и плюшевые медведи, и зайцы, и фарфоровые куклы со спутанными кудрями и трещинами на белых лицах, и механические обезьянки, и вагончики от железной дороги, и миниатюрная кукольная мебель.

Тэсс с особым вниманием и задумчивостью рассматривала каждую игрушку, словно они напоминали ей о собственном недавнем детстве. А у Чарли, чье детство давно прошло, игрушки не вызывали никаких чувств, и когда она обнаружила, что в сундуке кроме них больше ничего нет, ощутила прилив разочарования.

Но оставались еще коробки. Чарли подняла самую верхнюю из них, которая оказалась довольно увесистой, и поставила ее на крышку сундука. От коробки поднялось облако пыли, когда Чарли открыла ее. Тэсс чихнула.

Первое, что Чарли извлекла на свет божий, а точнее на свет свечей, был старый пленочный фотоаппарат. Такими агрегатами не пользовались уже лет шестьдесят. Чарли глянула в видоискатель, но ничего не увидела, потому что было слишком темно.

– Очевидно, именно на этот фотоаппарат были сняты фотографии, которые мы нашли в альбоме, – сказала она.

– Ты умеешь такими пользоваться? – спросила Тэсс.

– Я не настолько стара, как ты думаешь! – рассердилась Чарли и покрутила фотоаппарат в руках. Наконец, она нашла отсек для пленки и, открыв его, ничего не обнаружила внутри. Должно быть, пленку давно проявили.

Кроме фотоаппарата в коробке лежало много других фотографических принадлежностей: жидкость для проявки фотографий, фотобумага, негативы, старые пленки, пинцеты, железные и пластмассовые емкости, прищепки и еще какой-то непонятный хлам.

В других коробках их тоже не ждало ничего интересного. Одна была заполнена старой посудой, наполовину побитой, а другая – швейными принадлежностями.

Убрав все вещи на свои места, Чарли и Тэсс наконец ощутили в полной мере свою усталость. Чарли могла только порадоваться, что им не нужно никуда идти, потому что единственную дорогу, которую она еще могла пережить, была дорога до кровати.

Они потушили свечи и покинули чердак, освещая себе путь фонарями.

– Ты ведь не против, если я буду спать с тобой? – спросила Тэсс, идущая за спиной Чарли.

– Как хочешь, – Чарли пожала плечами. Она изобразила равнодушный вид, не желая признаваться в том, что если бы ей пришлось ночевать одной в комнате этого дома, она второй раз стала бы покойницей.

Для ночлега они выбрали ту самую большую спальню с огромной кроватью с зеленым бархатным балдахином. Первым делом Чарли открыла окно, потому что в таком спертом воздухе тяжело было даже находиться, не то что спать. Тэсс расставила везде свечи и зажгла их, и от их света в спальне стало даже уютно.

Чарли хотелось просто упасть на покрывало и уснуть крепким сном без сновидений, без этих ужасных и выматывающих сновидений-воспоминаний. Но вместо этого она откинула покрывало, чтобы проверить, насколько хорошо сохранилась постель. Простыни потемнели, но сырыми не были. А если уж они все равно будут спать в одежде, то какая вообще разница? И о какой санитарии можно заботиться, когда ты уже умер?

На острове не водились ни грызуны, ни насекомые, ни какие-нибудь там клещи или бактерии. Ничего живого здесь не было. Однако с этим нелегко было свыкнуться из-за старых привычек.

– С какой стороны будешь спать? – спросила Чарли.

– У окна, – не задумываясь, ответила Тэсс. – Люблю спать поближе к окну.

– Хорошо, – согласилась Чарли, которой, как мы уже поняли, было все равно где спать, хоть на пляже или на куче сена.

Разувшись, потушив свечи и прикрыв окно, Чарли и Тэсс забрались каждая на свою сторону кровати. Кровать оказалась такой большой, что между ними запросто мог бы уместиться еще один довольно толстый человек, и им все равно не было бы тесно.

И как это часто бывает, стоило Чарли лечь, как ей резко расхотелось спать. Она смотрела в темноту и прислушивалась к дыханию Тэсс, которая лежала на боку, повернувшись к ней спиной. О чем она думает сейчас, оставшись в темноте, наедине со своим прошлым? Почему она не плакала? Поводов поплакать у Тэсс было немало, и все равно Чарли ни разу не застала ее в слезах. Она даже представить себе не могла плачущую Тэсс.

И когда Чарли уже начала думать, что Тэсс, должно быть, уснула, она вдруг услышала тонкий голос, от которого невольно вздрогнула:

– Ты тоже не спишь, да, Чарли?

– Что-то не спится, – призналась Чарли. – А ты почему до сих пор не спишь?

– Я не могу… не могу закрыть глаза.

– Что? – не поняла Чарли.

– Когда я закрываю глаза, я вижу… вижу, как нож вонзается в мою грудь. Я не хочу закрывать глаза, не хочу спать.

– Господи… – выдохнула Чарли. – Тэсс, мне так жаль…

Сознание Чарли металось в поисках того, чем можно утешить девочку, но ни за что не могло уцепиться.

– Если хочешь, поплачь… – выдавила она, наконец. – Не нужно стесняться.

– Да я бы с радостью. Только вот не могу. Плакать я тоже не могу.

– Но что же делать? – спросила Чарли с отчаянием в голосе. – Чем мне помочь тебе? Что я могу сделать для тебя?

– Можно… можно мне обнять тебя? – тихонько спросила Тэсс. – Думаю, это поможет мне прогнать кошмар.

– Э-э-э… ну хорошо. Я не против, – Чарли слегка растерялась от такого поворота. Она не была сторонницей проявления всяких там нежностей. Ей не очень нравилось, когда другие прикасались к ней. Тот спонтанный поцелуй Тэсс до сих пор заставлял ее чувствовать неловкость, а ее запястье начинало гореть при воспоминании о том, как Тэсс схватила ее на лестнице. Но сейчас был особый случай, и Чарли не могла уйти на пляж покурить, не могла вырвать руку и убежать в свою комнату. Сейчас она была действительно нужна Тэсс, нужна рядом. Поэтому Чарли решила во что бы то ни стало вытерпеть это.

Тэсс зашевелилась на своем месте, тихонько подползла к Чарли и обняла ее одной рукой, уютно положив голову девушке на плечо. Ее волосы пахли морской солью. Чарли закрыла глаза.

– Спасибо, – Тэсс вздохнула.

– Послушай… – пробормотала Чарли, не зная толком, как выразить свою мысль. – Ты наверняка уже поняла, что утешитель из меня никудышный. И я не могу сказать тебе, что все будет хорошо, потому что сама в это не очень-то верю. Но как бы там ни было, все уже позади. Все твои страдания позади, они закончились, это я знаю точно. И они больше не вернутся, если ты не позволишь им вернуться.

– Ты права, – в голосе Тэсс послышалась улыбка. – За это ты мне и нравишься, Чарли. Ты всегда говоришь правду. Ты не лицемерка. И я… действительно тебе благодарна. Спасибо за то, что поддерживаешь меня так, как умеешь. Я ценю это.

– Не за что, – прошептала Чарли с ответной улыбкой. – Спи, Тэсс. И ничего не бойся. На самом деле нам нечего больше бояться.

И, произнеся это вслух, Чарли – впервые за все время пребывания на острове – осознала, что это правда. Все страхи и горести умерли вместе с ними, их больше не существует.

Дыхание Тэсс быстро успокоилось. Чарли чувствовала, как девочка засыпает. Поддавшись секундному порыву, Чарли провела ладонью по ее волосам, вдохнула их запах полной грудью. К запаху морской соли примешивался еще какой-то едва уловимый тонкий аромат, очень приятный, но непонятный. Это не был запах шампуня или духов, но этот запах о чем-то напоминал Чарли. Она закрыла глаза, пытаясь вспомнить, но воспоминание не приходило.

Чарли так привыкла к одиночеству, что, казалось бы, присутствие другого человека в постели должно было ее нервировать. Но Чарли, напротив, ощутила странное спокойствие от близости Тэсс. Температура их тел была намного ниже, чем у живых людей, но когда они лежали рядом, их тела, согреваясь друг о друга, словно умножали тепло, приближая его к теплу живого человека.

Чарли чувствовала себя живой, ей казалось, что ее сердце вот-вот снова начнет биться. Как всегда бывало, когда она зажигала маяк. Именно это ощущение жизни, надежды, радости, близости и тепла Тэсс, пробудило в сознании Чарли те воспоминания, которые она никак не ожидала там найти.

========== ЧАРЛИ. Аккорд # 6 ==========

Иногда, в какие-то мимолетные мгновения Чарли вдруг ловила себя на том, что Дженни очень похожа на ее мать. Это было сложно объяснить, ведь по характеру и внешне Эмили и Дженни были совершенно разными. Мать Чарли была хрупкой, тихой и нежной. Ее голос был похож на шелест листьев на ветру, на журчание лесного ручья. Она никогда не повышала голос, и даже отчитывать собственных детей умудрялась так же тихо, как и хвалить. Она была самой уравновешенной женщиной из всех, что Чарли когда-либо знала. Именно по этой мягкой женственности Чарли скучала все эти годы, осознавая, что внутри нее самой этого прекрасного качества нет и никогда не будет.

Дженни тоже сложно было назвать мягкой и нежной. Напротив, это была темпераментная девушка-огонь, которая могла свести Чарли с ума одним лишь взмахом пушистых темных ресниц.

И, несмотря на все это, Дженни и Эмили были похожи. Иногда, когда Чарли, уставшая после долгой репетиции, падала на кровать, Дженни садилась рядом, клала ее голову себе на колени и с нежностью гладила Чарли по волосам. Чарли закрывала глаза, и ей казалось, что не было всех этих восьми одиноких лет, и что ее мать снова жива.

Дженни была очень женственной. И хоть это была совсем другая женственность, иногда в ее жестах, в ее плавных движениях, когда она наливала кофе в чашку или клала подушечку жевательной резинки в рот, проскальзывало нечто, заставляющее Чарли замереть и жадно ловить взглядом это мгновение, сближающее ее с человеком, которого она потеряла много лет назад. Каким-то непостижимым образом Дженни давала Чарли то, чего ей так не хватало все это время. Возможно, именно поэтому Чарли полюбила ее так сильно, так отчаянно. Когда другой человек заполняет пустоту в нашей душе, когда он дарит нам нечто, чего мы так невыносимо желали, этот человек превращается в жизненную необходимость, в наркотик, в одержимость.

Чарли была одержима Дженни. С первой минуты, как увидела ее.

Довольно долго они скрывали свои отношения. Два месяца даже Ричард не знал об этом, хотя Чарли и было неприятно лгать лучшему другу, особенно учитывая то, что Ричард был с ней предельно откровенен во всем, что касалось его личной жизни. Но скрывать правду было несложно, потому что Ричард сам был с головой погружен в роман с Сэмом. Им наконец-то удалось познакомиться поближе, причем действительно довольно близко. У Чарли волосы дыбом вставали, когда Ричард, краснея, поведывал ей, как далеко они с Сэмом зашли в своих любовных экспериментах. Ричард был уже не первым парнем у Сэма, и он торопил события, а Ричард поддавался, потому что был без ума от него. Озабоченный собственными проблемами, Ричард не замечал или не хотел замечать, что с Чарли что-то происходит. Что она изменилась. Всякий раз, когда Ричард уходил на свидание с Сэмом, Чарли встречалась с Дженни.

Самой Чарли не терпелось признаться во всем лучшему другу, но Дженни настаивала на том, чтобы подождать. Чарли не понимала, почему. Ведь Дженни ничего не боялась! Неужели она могла испугаться реакции собственного брата, над которым всегда подтрунивала? Но Чарли любила Дженни больше всего в мире, даже больше музыки, поэтому подчинялась ей и делала все, что Дженни хотела. Точно так же, как Ричард делал все, что хотел Сэм.

Нет, конечно, в своих отношениях они еще не продвинулась так далеко, как эти двое. Дженни никуда не торопилась, потому что, как она призналась Чарли, была еще девственницей. Поэтому на протяжении двух месяцев дальше горячих поцелуев их отношения не заходили. И Чарли это вполне устраивало. Она еще не успела свыкнуться с мыслью, что встречается с девушкой. Ей нужно было время, чтобы осознать, что ее ориентация отличается от ориентации большинства людей на планете.

Однако и переживать по этому поводу она не переживала. Во всяком случае, не так сильно, как Ричард в свое время. Чарли не считала это чем-то зазорным или неправильным, неестественным. Ее чувства к Дженни были такими сильными, что считать их ненормальными было просто невозможно. Все равно что начать считать неестественной собственную жизнь и потребность дышать воздухом каждую секунду. И, тем не менее, Чарли нужно было время, чтобы привыкнуть к мысли, что остаток своей жизни она хочет провести с девушкой. С Дженни.

Дженни тоже любила ее, любила горячо, искренне. Но однажды Чарли пришлось усомниться, что чувства Дженни настолько же сильны, насколько сильны ее собственные.

Они остались одни у Чарли дома, закрылись в ее комнате. Они много курили и много целовались. Их поцелуи становились все более жадными. Чарли казалось, что ее голова вот-вот лопнет от напряжения, а сердце взорвется, как газовый баллон под большим напором. Она сама не заметила, как эти слова сорвались с ее языка. Раньше Чарли думала, что произнести нечто подобное очень сложно. Но это оказалось легко и естественно, почти незаметно. Как дыхание.

– Я люблю тебя, – прошептала Чарли.

– Что? – Дженни с растерянной улыбкой отстранилась от Чарли и отвлеклась от ее шеи, которую только что целовала.

– Люблю. Тебя, – отрывисто, тщетно пытаясь восстановить дыхание, повторила Чарли.

Дженни продолжала растерянно улыбаться и молчать. В груди Чарли что-то неприятно кольнуло. Не то чтобы она ждала ответного признания, но это молчание начинало ее напрягать.

– В чем дело? – спросила Чарли. – Я что-то не то ляпнула?

– Да нет, – пробормотала Дженни. – Просто никто раньше не говорил мне ничего такого. Не признавался в любви.

– Это хорошо или плохо?

– Не знаю. Но мне очень приятно услышать это от тебя. Если честно, это для меня большая неожиданность.

– Почему? – Чарли насторожилась еще больше. Что-то в глубине темных глаз Дженни начало ее пугать.