Текст книги "Осколки. Книга 1 (СИ)"

Через два месяца после инцидента в ванной Ричард постучал в комнату Чарли с просьбой поговорить. По его лицу Чарли сразу поняла, что на этот разговор ему нелегко было решиться.

– В последнее время Льюис очень часто у нас бывает… – вздохнул Ричард. – Мы почти живем втроем. Ты, должно быть, уже устала от этого?

– Конечно. Мне надоело, что по утрам он занимает ванную, – проворчала Чарли. Она еще не понимала, куда Ричард клонит, а если бы понимала, наверняка ответила бы иначе.

– Вчера мы с Льюисом поговорили об этом… – осторожно продолжал Ричард.

– Правда? И он пообещал мыться быстрее?

– Нет. Он предложил мне переехать к нему.

– Переехать? – эхом повторила Чарли, словно слышала это слово впервые.

– Я сам понимаю, что, возможно, мы слишком торопимся… Но мы оба на самом деле этого хотим. Да и тебе так было бы лучше. Мы с Льюисом больше не мешали бы твоим свиданиям.

«Не нужно решать за меня, что будет для меня лучше», – с обидой подумала Чарли. Она опустила голову, даже не пытаясь скрыть, что это решение Ричарда ее расстроило.

– Но если ты против, если ты не хочешь этого, то я останусь! – поспешно добавил Ричард.

– Нет, ну что ты. Делай как хочешь. Я не собираюсь вставать между вами.

– Ты правда не против?

– Правда, – Чарли кивнула.

«В конце концов, почему я должна препятствовать его личной жизни? – подумала Чарли. – Если сама я одинока, это не значит, что Ричард не может быть с человеком, которого так долго любил. Но, Господи… почему же мне так тяжело отпустить его?».

На следующий же день Ричард собрал свои вещи, погрузил их в машину Льюиса и уехал. Они звали Чарли вместе с собой – отпраздновать новоселье, но она отказалась.

Вместо этого она весь вечер слонялась по квартире, которая теперь казалась ей огромной. А потом зашла в опустевшую комнату Ричарда, легла на его кровать, обняла его подушку и уснула.

========== 10 месяцев и 13 дней ==========

Со мной опять творится какая-то хрень. Ну почему? Только я начинаю немного успокаиваться, отрешившись от собственных проблем, как они снова возвращаются и с новой силой вгрызаются мне в душу. Что же все-таки со мной не так? Я начинаю ощущать себя какой-то ущербной, неполноценной.

Вчера, когда Тэсс спала, а я закончила свою запись в дневнике, я села на край кровати и какое-то время смотрела на девочку. Мне нравилось смотреть, какое спокойное лицо у нее во сне. В последние дни ее лицо либо грустное, либо испуганное и встревоженное. Но во сне морщинки печали и страдания разглаживаются, и Тэсс снова превращается в юную девочку, у которой столько всего могло бы быть впереди.

Ее рука лежала на том месте, где обычно спала я. И я не удержалась и накрыла ее своей ладонью. Я ни за что не прикоснулась бы к ней первой днем, но ночью, когда она спала, я преодолела свою вечную скованность. Я просто держала ее за руку и смотрела, как она спит. А потом что-то зашевелилось внутри меня…

Какое-то воспоминание. Неявное, отрывистое, нечеткое. Я не видела образов, вместо них в голове всплывали какие-то слова, которые складывались в четверостишия, а вслед за ними начала приходить и музыка. Я вспоминала какую-то свою песню, написанную при жизни.

Эта песня связана со сном… Нет, как-то я коряво выражаюсь, но мне неловко даже писать об этом. Я убеждена, что посвятила эту песню своей девушке. Той же девушке, какой была посвящена песня Best Of Me. Только эта песня была печальной, рвущей душу, и я поспешно отдернула руку от Тэсс, чтобы прекратить поток воспоминаний.

Но, конечно же, это не помогло. Это всегда так. Как пойдет поток, так хрен его остановишь. Осколки памяти словно врезаются в мозг своими острыми краями, и это причиняет невыносимую боль. И хочется либо вспомнить все, чтобы унять ее поскорее, либо остановить поток вовсе и больше никогда не возвращаться к этому. Но не получается. Не получается ни то, ни другое. Не выходит вспомнить все до конца и остановить память не выходит тоже. И я так и остаюсь где-то посередине с этой болью в голове. Со временем она превращается из боли в нестерпимый зуд – такой, что не знаешь, куда бежать и что вообще делать. Не находишь себе места и мечешься, как стриж в неволе.

В тот вечер я так и не смогла лечь спать. Я взяла свой последний, так и не прослушанный до конца альбом, и послушала его весь в надежде, что там есть эта песня. Но ее не было. Потом я бегло пролистала остальные альбомы, ругаясь на саму себя за то, что накатала столько дурацких песен, но все равно не нашла ее. Получается… что эту песню я не успела выпустить? Я умерла раньше. Или я просто не выпустила ее потому, что не захотела. Возможно, у меня была какая-то причина, которая мешала мне.

А потом я записала все, что помнила об этой песне: обрывки слов, ноты. И была фраза, которая пугала меня больше всего. И именно Тэсс заставила меня вспомнить ее. Почему?

Now I stand here too scared to hold your hand,

Afraid you might wake to see

The monster that had to leave*

*Вот я стою тут, страшась взять тебя за руку. Боюсь, что ты проснешься и увидишь монстра, который должен уйти.*

Именно эти слова заставили меня поспешно отдернуть руку и испытать настоящий ужас от мысли, что Тэсс может сейчас проснуться.

Я записала все, что смогла вспомнить, а потом ощутила благословенную пустоту в голове. Уже светало, когда я легла на постель. Тэсс не проснулась, и я отодвинулась от нее как можно дальше, боясь дотронуться хоть пальцем.

Утром Тэсс спрашивала, почему я такая уставшая и грустная. Я сказала ей лишь половину правды. Сказала, что вспоминала одну из своих песен, и она не давала мне уснуть. Тэсс обрадовалась и спросила, о чем песня. А я сказала, что пока не вспомню ее окончательно, предпочитаю не говорить об этом. На самом деле я предпочитаю вообще никогда не говорить об этой песне. С Тэсс.

Я бы хотела забыть ее обратно, если бы это только было возможно. Потому что сейчас она будет точить мой мозг, терзать мою память и царапать мою грудную клетку изнутри, будет причинять мне боль.

Я вспомнила ее почти всю. Сегодня днем я пыталась наиграть ее на гитаре, когда Тэсс ушла в душ. Но потом поняла – что-то не то. И сразу вспомнила, что вместо гитары должно быть фортепиано. Но фортепиано поблизости не было, поэтому я даже обрадовалась и решила на какое-то время забыть об этом.

Сейчас Тэсс опять спит, а я снова строчу эту запись при желтом свете настольной лампы. А потом я снова лягу рядом с ней и снова буду бояться дотронуться до нее. Что со мной происходит?

You are everything to me,

This is why I have to leave

So sleep well, my angel*

*Ты – все для меня, вот почему я должна уйти. Спи спокойно, мой ангел.*

========== Чарли и Тэсс. Осколок № 55 ==========

Прошло четыре дня, и Чарли почти перестала думать о своей песне, переключившись на переживания Тэсс. Девочке начали сниться кошмары. Она могла проснуться посреди ночи и разбудить Чарли своим криком. А могла просто молча вцепиться ей в руку и больно сжать запястье, так, что Чарли вздрагивала и шумно выдыхала от испуга.

Тэсс не рассказывала, что ей снилось. На все вопросы Чарли она отвечала: «Ты знаешь, что».

И от этих слов у Чарли каждый раз все холодело внутри, она обнимала Тэсс и не могла потом уснуть до самого утра. Чарли привыкла считать себя равнодушной к страданиям других, зацикленной на себе, но почему-то страдания Тэсс вызывали в ней такую острую боль, что Чарли приходилось закусывать губу, чтобы не плакать. Она хотела бы стать более равнодушной, хотела больше соответствовать своим прежним представлениям о себе, но у нее ничего не выходило.

Чарли не знала, что еще она может сделать для Тэсс, потому что ее песня уже не помогала, успокаивающие слова, разговоры, чтение книг и объятия по ночам уже не помогали. С каждым днем Чарли ощущала себя все более беспомощной и бесполезной. Ей приходилось закрываться в ванной и плакать, чтобы Тэсс не видела ее слабость, ее ужас.

Утром пятого дня, когда Чарли вышла из ванной на кухню, она увидела то, что лишило ее способности говорить и даже дышать. Тэсс сидела за кухонным столиком и курила сигарету из оставленной Чарли пачки.

Когда Тэсс посмотрела на Чарли, в ее бесцветном взгляде Чарли не удалось уловить ни намека на сожаление. Тэсс курила сознательно, и ей было все равно. Из ее ярких накусанных губ вышла тонкая струйка дыма, и Тэсс сказала:

– Не смотри так. Ну подумаешь, взяла одну без спроса? Если хочешь, сгоняю в магазин за новым блоком.

– А я-то думала, почему мои сигареты так быстро уменьшаются? – выдохнула Чарли, к которой вернулся дар речи. – И давно ты вот так берешь «по одной»?

– Не очень. Пару дней… возможно, больше, – Тэсс сделала ленивую затяжку.

А Чарли не выдержала. В ней закипал гнев. Она злилась на Тэсс, на себя и того монстра, который превратил Тэсс в это равнодушное существо. В следующее мгновение Чарли уже оказалась рядом с Тэсс, вырвала сигарету из ее слабых пальцев и растоптала ее на полу.

– Не смей этого делать, слышишь?! – закричала Чарли. Ее голос дрожал.

Тэсс оставалась спокойной. Ее рука потянулась к пачке, но Чарли успела перехватить ее и засунула пачку себе в карман.

– Ты что, совсем спятила?! Что ты творишь вообще?!

– А что в этом такого? – Тэсс вздохнула. Ее лицо по-прежнему ничего не выражало. – Эти сигареты уже не могут мне навредить. Я ведь совсем, совсем мертвая. Уже ничто не сможет навредить мне, – ее голос стал вдруг жестким.

– Тебе просто нельзя и все! Ты еще ребенок!

– Я? Как раз нет. Я уже не ребенок, – и Тэсс, прищурившись, посмотрела на Чарли, как бы спрашивая: «Понимаешь, что я имею в виду?».

И Чарли понимала. И в тот момент в ней что-то сломалось. Вся накопленная боль от собственного бессилия, что не находила выхода, вдруг взорвалась, словно газовый баллон. И Чарли схватила Тэсс за плечи и хорошенько встряхнула. Равнодушное выражение лица девочки вмиг сменилось испуганным.

– Да приди ты уже наконец в себя! – закричала Чарли. – Ты думаешь, тебе одной больно?! Представь себе, я тоже мучаюсь! – в голосе Чарли звенели слезы. – Мне тоже тяжело! Я устала, Тэсс… – Чарли вдруг отпустила плечи девочки. – Я устала сражаться с твоими кошмарами. Мне не по силам победить их одной. Ты тоже должна что-нибудь делать. Хоть что-нибудь. Я… так больше не могу.

Чарли судорожно вздохнула и попятилась назад. У нее начиналась истерика, и Чарли не хотела, чтобы Тэсс это видела. Нет. Она сама в тот момент не хотела видеть Тэсс. И Чарли снова убежала. Она торопливо покинула маячный домик, схватив куртку, висящую на крючке. Она продолжила плакать уже на улице. Она шла и давилась рыданиями, шла, ничего не видя перед собой. Ее шатало, и через какое-то время Чарли просто упала коленями на песок и сидела так долго, пока не успокоилась. А потом она достала из кармана пачку сигарет и швырнула ее в море. Она хотела больше никогда не видеть эти проклятые сигареты и никогда не курить. Она ненавидела свою пагубную привычку, которая теперь прицепилась и к Тэсс.

– Если я так плохо влияю на нее, то я ничем не лучше этого монстра… – прошептала Чарли, торопливо вытирая глаза, которые наполнялись слезами с удивительной скоростью. Она испачкала руки в песке, и песок попал в глаза, когда Чарли терла их. На какое-то время нестерпимое жжение помогло Чарли отвлечься от душевной боли, и когда она наконец прочистила глаза, она больше не плакала.

В тот день Чарли скиталась по острову, пока не замерзла до синевы в пальцах и до дрожи во всем теле. Вернулась на маяк она только к ужину и сразу поднялась в свою комнату.

Тэсс сидела на ее кровати, а рядом стоял поднос с едой. Тэсс не готовила уже неделю с тех пор как все вспомнила. Но не успела Чарли осознать эту мысль и переставить ноги через порог, как Тэсс подбежала к ней и порывисто обняла, уткнувшись носом в ее грудь. Чарли не шевелилась. И не дышала.

– Прости, прости меня, пожалуйста, – шептала Тэсс. – Я в самом деле такая эгоистка! Ты так стараешься ради меня… Прости меня, Чарли! Прости, я такая дура.

– Ты не дура, – спокойно возразила Чарли, позволяя себе наконец-то обнять Тэсс в ответ. – На самом деле ты стойко держишься. Даже не представляю, что было бы со мной. Прости, что накричала на тебя утром…

– Нет, ты правильно сделала, что накричала! В последнее время я действительно только и делаю, что упиваюсь своей болью и совсем не думаю о твоих чувствах. Я знаю, что ты переживаешь за меня, но… – Тэсс вдруг подняла голову и посмотрела Чарли в глаза: – Что ты чувствуешь ко мне? Мне не хочется думать, что это только жалость… Когда я думаю об этом, я становлюсь сама себе противна. Что за чувства ты ко мне испытываешь, Чарли?

Этот вопрос застал Чарли врасплох. Она в самом деле растерялась, ощутив, что дыхание снова перехватило.

– К-конечно это не жалость… – прошептала Чарли.

– Тогда что? – упорствовала Тэсс. – Если я для тебя просто обуза, маленькая девочка с кучей проблем, которую Джозеф свалил тебе на шею, то так и скажи.

– Господи, ну что ты несешь! – воскликнула Чарли в отчаянии. Ее руки похолодели. Чувства к Тэсс были здесь, в том месте, где когда-то билось сердце, были прямо в груди и они были огромны, они разрывали ее ребра, колотились о них, содрогались. И Чарли с ужасом понимала, что не может облечь их в слова. И она продолжала мучительно молчать, и ее руки стремительно превращались в куски льда, а Тэсс продолжала ждать.

– Ладно… – вздохнула девочка. – Ничего. Не говори ничего. Все нормально. Я веду себя странно, да? – Тэсс вдруг неестественно усмехнулась, разомкнула объятия и отошла от Чарли.

В тот вечер они больше не говорили об этом. Они поужинали, сидя на кровати, почти в молчании. Когда Чарли вернулась из душа, Тэсс уже спала, отвернувшись к стенке. Или не спала? Чарли решила это не выяснять и просто легла рядом, как всегда на приличное расстояние. Тэсс не шелохнулась.

Долгое, невероятно долгое время Чарли лежала без сна и размышляла над вопросом Тэсс, на который так и не смогла ответить. Как могла она выразить словами то щемящее чувство, которое испытывала всякий раз, когда обнимала Тэсс и ощущала ее слабое тепло? Или когда Тэсс прижималась к ней посреди ночи, сминая ее рубашку своими тонкими пальчиками. Или когда Тэсс встряхивала своими пушистыми, отливающими золотом волосами. Или когда Тэсс смеялась и дразнила ее. Или заглядывала в глаза, вот так, как сегодня, со всей серьезностью, не свойственной ее возрасту. Как можно выразить в простых словах всю эту бурю странных эмоций?

«Подумать только, а ведь все это время ты считала себя поэтом, дубина, – сказала себе Чарли, нахмурившись. – Ты писала свои дурацкие песенки пачками, а когда Тэсс потребовался ответ на такой важный вопрос, ты не смогла придумать ничего достойного».

Так Чарли продолжала казнить себя, пока окончательно не измучилась и не задремала. Ей казалось, что она проспала не больше пятнадцати минут, хотя, возможно, прошло несколько часов.

Она проснулась от крика Тэсс. Чарли открыла глаза и не сразу сообразила в кромешной темноте комнаты, что Тэсс сидит на постели. Чарли тоже села, ища плечи девочки руками. Тэсс трясла крупная дрожь, она тяжело дышала.

– Я здесь, – шепнула Чарли, прижимая Тэсс к себе. Такую маленькую, теплую, испуганную. – Он больше не тронет тебя, слышишь?

Тэсс обняла Чарли и через какое-то время наконец затихла и перестала дрожать.

– Прости, – прошептала девочка. – Я снова мешаю тебе спать.

– Ничего, все в порядке.

– Чарли… если ты правда устала от меня, я могу уйти. Я понимаю, как это тяжело – возиться со мной.

– Нет! – воскликнула Чарли громче, чем следовало. – Даже не думай об этом, слышишь? Я тебя никуда не отпущу!

– Только потому, что тебя попросили заботиться обо мне?

– Нет. Потому что я сама не хочу отпускать тебя, – без колебаний ответила Чарли. И, кажется, Тэсс такой ответ вполне устроил.

Они снова легли, укрывшись одеялом, но не размыкая объятий. Одной рукой Чарли гладила Тэсс по волосам, как она всегда делала, чтобы девочка быстрее успокоилась. Тэсс была так близко, что Чарли слышала ее дыхание, чувствовала запах шампуня от ее волос и лавандового мыла – от кожи. И снова в груди поднималось это огромное чувство, только теперь Чарли могла дать ему имя.

– Нежность, – прошептала Чарли. – Я чувствую к тебе нежность.

Она была уверена, что Тэсс уже спит, иначе ни за что не решилась бы произнести подобное вслух. Но, кажется, Тэсс не спала, потому что в ответ на эти слова она сжала рубашку Чарли и шмыгнула носом. А Чарли вдруг поняла, что действительно не хочет никуда отпускать Тэсс. Ни сейчас, ни потом. Никогда.

========== ЧАРЛИ. Аккорд # 21 ==========

Жизнь без Ричарда сделала Чарли еще более несдержанной в своих любовных порывах. Или, правильнее будет сказать, в сексуальных порывах. Чарли продолжала следовать совету Льюиса и встречаться с разными девушками, которые редко задерживались в ее жизни дольше, чем на двенадцать часов. Теперь, когда вся квартира была в распоряжении Чарли, она стала еще более развязной и пустилась во все тяжкие. Иногда Чарли удивлялась, как она до сих пор жива, потому что месяцами спала по два часа в сутки.

Шумные вечеринки, сигареты и секс на какое-то время заполняли пустоту в ее сердце, которая с уходом Ричарда стала еще более необъятной. Нет, конечно, они с Ричардом часто виделись на студии и собирались друг у друга, чтобы выпить пива и поиграть в покер. Но это было уже не то. Ричард полностью погрузился в свои отношения, а Чарли казалось, что она потеряла двух друзей одновременно. Льюис также неизбежно отдалялся от нее. Однако в тот период Чарли удалось невероятное – она сблизилась с Саймоном.

Саймон в их компании всегда играл роль наблюдателя. Он мог часами ничего не говорить и просто слушать их перепалки друг с другом. Казалось, что кроме компьютерных игр и барабанов, его не может заинтересовать ничто во Вселенной. А иногда Чарли думала, что он достиг своеобразного просветления, потому что всегда спокойно реагировал на любые неприятности и, казалось, был свободен от каких-либо желаний и томлений. Именно по этой причине с Саймоном было нелегко сблизиться. Все равно что дружески поболтать с Буддой. Сложно дружить с человеком, который всегда в стороне.

Одним воскресным утром Чарли разбудил звонок в дверь. Она никого не ждала и была, мягко говоря, не расположена к визитам, потому что всю ночь пила виски и, пардон, развлекалась со своей очередной фанаткой. Не так давно фанатка ушла домой, а Чарли решила еще поспать, но проклятый звонок заставил ее выбраться из постели. Спотыкаясь о пустые банки и бутылки и ругаясь на чем свет стоит, Чарли доползла до двери и рывком открыла ее.

– Саймон! Какого дьявола ты тут нарисовался в такую рань?! – заорала Чарли. Но Саймон, привычный к таким «дружелюбным» приветствиям, только улыбнулся и ответил:

– Уже почти час дня. Я пришел помочь тебе убраться.

– Помочь мне «что»? – вытаращилась Чарли.

– Ну, помнишь… позавчера ты жаловалась, что после субботних вечеринок тебе приходится одной приводить в порядок квартиру. Я знаю, как ты это ненавидишь, поэтому вызвался помочь тебе.

Чарли почесала в затылке.

– Вот черт… я совсем забыла о том нашем разговоре. Так ты… серьезно хочешь мне помочь? – Чарли никак не могла в это поверить. Позавчера ей казалось, что Саймон просто пошутил или предложил помочь ей из вежливости. Но нет. Этот парень продолжал удивлять ее.

– Конечно! Раньше Ричард помогал тебе с уборкой, но теперь он стал домохозяйкой у Льюиса, так что…

Чарли усмехнулась, представив Ричарда в образе домохозяйки. Она вдруг обрадовалась от того, что Саймон пришел к ней.

За час они справились с уборкой и сели в гостиной попить кофе.

– Даже не знаю, как благодарить тебя, – пробормотала смущенная Чарли. – Если бы не ты, я бы полдня тут ковырялась.

Саймон только махнул рукой, как бы говоря, что для него это пара пустяков.

– Как твоя голова? – поинтересовался Саймон. – Больше не болит?

– Побаливает немного, – Чарли скривилась. – Вчера мне попалась девушка, двинутая на смешивании коктейлей. Господи, чего она только не намешала… У меня просто крышу снесло.

– Я заметил. По степени разгрома, – Саймон усмехнулся.

Чарли прищурилась и внимательно посмотрела на парня.

– Ты такой интересный, Саймон. Ты помогаешь мне убраться, шутишь по поводу моих гулянок, но не пытаешься читать мне морали.

– Ну я же не Ричард. Это его работа – читать тебе морали, – улыбнулся Саймон.

– Но в то же время ты и не одобряешь мой образ жизни, ведь так?

– Ну я же не Льюис.

– Да брось! Это же невозможно – всегда сохранять нейтралитет. Колись, что ты на самом деле думаешь обо всем этом дерьме, в которое я вляпалась?

– Я просто стараюсь никого не осуждать, – Саймон пожал плечами и отхлебнул кофе из своей огромной чашки.

– Ну хорошо, допустим! Но у тебя же все равно должно быть свое мнение на этот счет! Что ты об этом думаешь?

– Я… – Саймон вздохнул и поставил чашку на журнальный столик, словно вдруг устал от ее тяжести. – Я думаю, что ты очень скучаешь по Ричарду. Ты стараешься отвлечься на что-то. Музыка не всегда помогает, поэтому ты отвлекаешься на секс. В этом нет ничего плохого. Твой друг теперь счастлив, а ты несчастна, и ты хочешь хотя бы приблизиться к его счастью. Вот только ничего не получается, да?

Рука Чарли дрогнула, и она тоже поставила чашку на столик.

– Я так устала… – прошептала она. – Меня уже тошнит от всего, понимаешь? Я как раненый зверь – у меня копье торчит в груди. И куда бы я ни пыталась забиться, что бы я ни делала, это не помогает, боль не уходит, потому что копье я вытащить не могу.

Саймон кивнул.

– Я понимаю.

– Возможно… мне не стоило тогда слушать совета Льюиса? Он сказал, что я смогу найти любовь через секс, смогу переждать это время, а потом стать счастливой. Но это не работает. Я устала. От всех этих девушек, я… больше не могу их видеть, это уже даже удовлетворения мне не приносит. Я какой-то бесчувственной стала.

– Ну так брось все это, – Саймон заглянул Чарли в глаза. – В конце концов, Льюис же нашел любовь не через секс, ведь так? Если это опустошает тебя, почему ты продолжаешь это делать?

– Сама не знаю, – Чарли покачала головой. – В последнее время я совсем плохо соображаю, что делаю.

– Просто подумай, чего ты хочешь?

– Не знаю, – Чарли шмыгнула носом. Она вдруг почувствовала себя такой глупой, жалкой рядом с самодостаточным и всегда счастливым Саймоном. – Ничего не хочу. Мне все противно.

– И даже музыка?

– Нет. Музыка – нет.

– Тогда занимайся музыкой. И отдохни от этих девушек. Возможно, через какое-то время ты поймешь, чего хочешь.

– Саймон… вот скажи мне одну вещь. Как ты умудряешься быть таким самодостаточным?

– Очень просто, – Саймон улыбнулся. – Я ни к чему и ни к кому не привязан. Я не делаю людей своей собственностью. Ты страдаешь от того, что не смогла быть с девушкой, которую сильно любила. Слишком сильно. Теперь ты страдаешь, потому что твои друзья счастливы друг с другом и почти не обращают на тебя внимания. Если ты сможешь быть счастливой с самой собой, то тебе никто не будет нужен. И никто уже не сможет ранить тебя.