Текст книги "Естественный ход событий (СИ)"
Автор книги: RayRoen
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 33 страниц)
– Защищайся! Покажи мне силу своего рвения к жизни, девчонка! – его глаза яростно блестели, улыбка была широка и как никогда жестока, весь его вид внушал мне непереносимый ужас.
Но я не позволю страху сковать меня. Я поймала клинок на лету и быстрым движением рванула на оппонента. Впервые чувствовала в себе столько сил, будто сейчас ничто не способно меня остановить. Я нанесла быстрый короткий удар, Заксен легко увернулся от него:
– Слабо! Ты хочешь жить или нет?!
Он нанес свой удар, я еле смогла отбить его: тяжелый и твердый, он легко бы убил меня на месте. Заксен не ждал ответа, несмотря на раненое плечо нападал быстро и сильно, отбиваться было тяжело, и у меня не было места для широких маневров. Но мой стиль – защита, я смогу устоять. Он оцарапал меня несколько раз, но раны совсем не серьезные, я могла их вытерпеть. Я методично отбивала мощные удары, пока не увидела брешь в его защите. Я рванула вперед, намереваясь ударить его, но передумала в последний момент, сменив направление меча и не прогадала: Заксен был готов к моему первому удару, но не ожидал хитрого трюка и запоздало отбил меч: клинок скользящим широким движением врезался в его плоть, мундир на груди быстро напитался кровью. Я хотела ударить в сердце, но его защита сбила удар, вместо этого направив острие в правую сторону.
Заксен болезненно стиснул зубы и яростным гепардом напал на меня, выбив из рук клинок и придавив ногой к земле:
– Наконец откинула свои глупые правила и ударила исподтишка, как настоящая преступница. Ты так же убила своих родителей? Вонзила нож в сердце по самую рукоять и смотрела, как угасают их глаза? – Заксен стоял надо мной черной непреступной статуей, его лица почти не видно из-за света, бьющего из-за спины.
– Нет! – я дернулась под его ногой, но он не дал мне двинуться с места. – Я никогда не убивала их! Я никого никогда не убивала!
– Говоришь такое и думаешь, я тебе поверю?
– Мне все равно, поверишь ты или нет. Моя совесть чиста, я никогда не делала того, в чем меня обвиняют. Для меня отнять чью-то жизнь, это серьезное решение, в отличие от тебя. Тебе все равно! Сколько ни убьешь – всегда мало.
– Типичная для тебя речь. Все эти жизни принадлежат мне, я могу забрать их, когда захочу и как захочу. В том числе и твою.
– Когда наиграешься.
– Именно, – оскалился он. – Хорошо, что ты не забываешь свое положение здесь.
Заксен перевел взгляд на отброшенный клинок и рядом нашел окровавленный камень, с которого все началось. Он проворчал что-то себе под нос, и резко ударил каблуком мне в солнечное сплетение, разом выбив весь воздух. Я скрутилась на месте, стараясь перетерпеть охвативший грудь спазм и дожидаясь, когда смогу безболезненно вдохнуть. Заксен тем временем отряхнул мечи от крови, вернул их в ножны и забрал с собой каменный нож. Он что-то бросил перед выходом, но я не услышала из-за заполонившего уши шума.
Когда я пришла в норму, Заксена давно уже не было, о его присутствии говорили только свежие капли крови, окропившие пол, стены и мою одежду. Камера выглядела как никогда жутко.
«Еще одна пережитая схватка со смертью… Сколько еще таких будет?». Мне не хотелось знать ответа. Еще меньше хотелось знать, какая из них окажется последней.
Заксен шел по пустым коридорам в лазарет, плотно зажав рукой кровоточащую рану. Девчонка оцарапала его не смертельно, но достаточно серьезно, раны казались глубокими, они все еще кровоточили и уже пропитали рубашку и мундир, красное пятно медленно спускалось к поясу штанов.
Когда Заксен открыл дверь в лазарет, Глиссаде за медицинским столом подготавливал какой-то аппарат. Врач отвлекся на звук, при виде командира его глаза удивленно расширились, он тут же без слов принес необходимые инструменты.
Заксен скинул форму и сел на стол. Глиссаде что-то вколол ему в вену и сказал:
– Обезболивающее скоро подействует, но пока придется потерпеть, ждать больше нельзя.
– Плевать, просто делай свою работу.
Глиссаде не нужно было повторять, он действовал быстро и четко, как настоящий профессионал. Врач остановил кровотечение, прочистил и зашил раны. Заксен стиснул зубы и стойко терпел пробивающуюся боль, не позволяя себе ни единой жалобы, ни намека на болезненный стон. Только брови время от времени хмурились сильнее и одинокие капли пота стекали по побледневшему лицу.
– На этом все, – сказал Глиссаде, зафиксировав повязку. – Я бы вам посоветовал в ближайшее время не совершать резких движений. Во-первых, швы могут разойтись. Во-вторых, – он легко улыбнулся, – будет адски больно.
Врач потянулся в шкаф за сорочкой, которая всегда лежала на случай, если одежду пациента нельзя будет использовать вновь. Глиссаде дал рубашку Заксену и спросил:
– Неужели снова покушение?
– Пха. еще чего. Сейчас ни один из них не способен противостоять мне, – сказал командир, застегивая пуговицы. – Я всего лишь заигрался со своим питомцем, и он решил оттяпать мне палец. У нее совершенно нет таланта к обучению, что за глупое животное, – Заксен подобрал окровавленные вещи и аккуратно сложил их в стопку чистой стороной наружу.
– Вы держите очень кровожадного любимца, сэр Заксен. Судя по характеру укусов, вас действительно хотели убить, – усмехнулся Глиссаде и принял серьезный вид. – Я не хочу мешать вашим воспитательным работам, но обязан уточнить: вы помните о нашей маленькой беседе? Я настоятельно прошу вас аккуратнее обращаться со своей игрушкой, пока мы обязаны делить ее. Мои исследования требуют много времени, а ваши неосторожные действия лишь отодвигают срок окончания нашей сделки. К тому же, я уже вложил в нее немало усилий, чтобы ускорить процесс, и очень не хочу ждать еще дольше.
– Тц… Ладно, пока я не буду трогать ее. Пей, кровосос, но не вздумай сожрать. Она не заслуживает легкого конца.
– Я так и понял, – улыбнулся Глиссаде. – Уверяю вас, чем быстрее я закончу, тем быстрее верну ее в ваше личное пользование. Кстати говоря, сегодня я ждал ее. Мы должны были положить начало следующему этапу. Значит, это по вашей вине Рут не дошла до меня?
– Нет, без меня она могла бы никогда не прийти сюда, – голос командира был спокоен. – У тебя на столе оказалось бы два свеженьких трупа. Или три в форме Гончих, в зависимости от исхода.
– Не уверен, что там произошло, но раз все живы я, как врач, не могу не порадоваться этому. Насчет девушки… – задумчиво сказал Глиссаде.
– Она в третьей камере. Можешь забрать ее, но не забудь вернуть на место. Я не в настроении искать ее по всему убежищу.
– Конечно, – кивнул Глиссаде. – Насколько я понимаю, вы намерены держать ее очень долго. Тогда я обязан попросить вас обеспечить ей должный уход. Нужно, чтобы она восстанавливалась достаточно быстро, чтобы я мог скорее закончить.
– Я не собираюсь кормить ее с ложечки мясом голубого омара, Глиссаде. Она все еще пленница. Хоть пока и имеет некоторую неприкосновенность, это не делает ее здесь почетной гостьей.
– Понимаю. Что ж, тогда у меня все. Доброго вечера, сэр Заксен.
Заксен забрал вещи, попрощался и направился наверх. Плечо и грудь ныли, но он шел прямо и ровно, не выдавая обжигающей тело боли. Оказавшись в кабинете, он шумно выдохнул и посмотрел на стол с ожидающей его работой. На сегодня почти не было дел, но он не хотел оставлять их копиться. Командир разобрался с бумагами примерно за час и уже был готов идти в спальню, как на глаза снова попалась папка с досье Рут. Она утверждает, что невиновна, но преступник на то и преступник, что использует любую выпавшую возможность, и сегодня она, наконец, доказала это. Но Заксен помнил ее взгляд, он действительно не похож на взгляд убийцы, в нем теплится живая воля. Как раз то, что Бранденбург собирался раздавить под весом своей ненависти. До сего дня.
Я лежала на кровати, ожидая спасительного сна, как вновь послышался знакомый звон. К камере пришел Глиссаде и поприветствовал меня.
– Здравствуйте. Извините, как видите, я не смогла дойти до вас.
– Это ничего, – усмехнулся он. – Я получил разрешение на свою деятельность в сложившихся условиях.
– Тогда все в порядке.
– Да. Пойдем со мной, – сказал он, открыв дверь своим ключом и дав мне пройти.
– Вы не будете связывать мне руки? – спросила я, когда он направился к выходу.
– Нет-нет. К чему такие варварские методы? Ты сейчас не в плену, а на работе, мне ни к чему наручники и веревки.
– Должна признаться, мне нравится ходить здесь без охраны за плечом, – сказала я, когда мы шли по пустому коридору.
– Признаюсь, мне тоже, – отшутился он.
Когда я вошла, в нос ударил тяжелый запах крови и спирта, а вскоре я увидела странный аппарат, стоящий у изголовья медицинского стола. Я привычно села в ожидании дальнейших указаний.
– Для начала я обязан обработать твои раны. Какая досада, ведь всего пару дней назад сказал, что все выглядит как нельзя лучше, а сегодня ты снова в таком печальном состоянии.
– Они совсем детские, – пожала я плечами.
– Это не значит, что их не надо обрабатывать, – устало сказал он и принялся за работу.
В раны забилась пыль, некоторые залепила свернувшаяся кровь, другие нуждались в наложении швов, Глиссаде пришлось повозиться со мной, прежде чем он смог отложить использованные инструменты.
– Вы часто работаете допоздна? – спросила я, посмотрев на черное небо за окном.
– Да, у меня всегда найдутся дела. Прихожу рано, ухожу поздно, такова судьба врача и ученого. Нам не видать спокойной жизни, но это и не требуется, когда ты зажжен идеей, – Глиссаде тепло улыбался. – Итак, Рут, ты готова?
– Да, вполне.
– Хорошо. Тогда приступим.
Я села так, как сказал Глиссаде и позволила ему делать свою работу. Глиссаде проверил аппарат и трубки, установил иглу и следил за подачей крови. Я смотрела как темная алая жидкость извивается в прозрачных трубках и наполняет пакет. Это происходило не очень быстро, время тянулось как резиновое, мое тело постепенно начало тяжелеть, вместе с кровью из меня будто вытягивали силы. Когда все закончилось Глиссаде сказал мне остаться ненадолго и всячески заботился, чтобы я быстрее восстановилась.
Когда я вернулась в камеру, уже не могла мечтать ни о чем, кроме этой ужасной твердой деревянной кровати. Она показалась мне самой мягкой на свете периной, я сразу провалилась в сон.
…
На следующий день, если это был действительно день, я проснулась от привычного звона двери и до боли знакомых твердых шагов. Мне не хотелось ни вставать, ни видеть Заксена, я осталась на своем месте. Нет смысла вставать и самостоятельно идти навстречу новым пыткам.
Как всегда, Заксен не церемонился. От удара сапогом по решеткам по камере раскатился тонкий звон дребезжащего металла.
– Вставай, девчонка. У меня заготовлен подарок для тебя, – в его голосе сквозила привычная издевка.
Я осталась на месте.
– Ха-ха-ха! Тебе не интересно. Сейчас исправим, – послышалось шуршание плотных страниц. – Как думаешь, что это? – он силой повернул мою голову к себе, уткнув носом в картонную папку.
Я увидела аккуратно выведенную надпись: «Рут Тистелла».
– Твое дело. Здесь записано все, что касается совершенного тобой преступления, – он отошел от меня, пролистывая немногочисленные страницы. – Жертвы, примерное время смерти, способ убийства … Здесь есть все. – Он закрыл папку и демонстративно показал, согнув руку в локте.
– Зачем ты мне все это говоришь? – мне было больно слушать его.
– Зачем? Напоминаю тебе, почему ты оказалась здесь. Твои слова о невиновности очень легко опровергнуть.
– Я знаю, что совершала, а чего нет, – однажды сорвавшись, я уже не могла молча слушать эту ложь. – Я бы никогда не подумала навредить им. Родители были добрыми и светлыми людьми. Моей вины в их смерти нет. Единственное, о чем я жалею, так это в недостаточной благодарности. Я принимала их заботу как должное и часто забывала ответить взаимностью.
– Какие интересные вещи ты мне рассказываешь, – протянул командир Гончих. – Решила воззвать к сочувствию? – он дико оскалился.
– Я и не ждала, что ты поймешь, – у меня в душе начало закипать раздражение. – Такому, как ты, неведомо ни сожаление, ни сострадание, ни, я в этом уверена, любовь.
Глаза командира Гончих яростно блеснули в свете фонарей, он нагнулся, схватил меня за волосы и уткнул носом в приклеенное фото тел родителей на месте преступления:
– Что ты, отцеубийца, можешь знать о любви? Посмотри на свои труды. Твой старик наверняка долго мучился, получив столько ударов. Тебе это нравилось? Нравилось вонзать в него нож снова и снова? Ха, твой отец в этот момент увидел истинную форму предательства.
Он резко дернул за волосы, отошел и, взглянув на меня, насмешливо спросил:
– Что с лицом, девчонка? Почему отворачиваешься? Ты устроила все это месиво, упиваясь властью над их жизнями, а сейчас смеешь разыгрывать удивление.
Я молчала некоторое время, пытаясь выкинуть из головы вновь увиденное и собрать разбегающиеся слова, но на автопилоте начала говорить то, что не собиралась:
– Я даже не знала, сколько ударов было нанесено, не знала, как долго им пришлось терпеть все это. Я мечтала найти виновника, воздать ему по заслугам и очистить имя родителей. Если и есть что-то, что может натолкнуть на истинного виновника, то в этой папке, – я была как в тумане, еле слышала саму себя и не понимала, почему губы не слушаются голоса разума.
– Ты не знаешь? – в голосе командира послышалось удивление. – Так это правда не ты прирезала их? Тогда я могу помочь тебе найти настоящего преступника, – его участливый тон полностью сбил меня с толку.
Заксен швырнул в меня папку, она с глухим стуком ударилась о грудь и упала на пол.
– Чего ты ждешь? Ищи, – он встал надо мной и ждал.
Я, ничего не понимая, подняла досье и открыла на первой странице.
– Что?..
Вся она была исписана аккуратным мелким почерком… на языке Нижнего мира. Я ничего не могла разобрать, кроме пары простых слов. Я перевернула страницу, потом другую, третью… Дошла до конца. Я не понимала и десятой доли написанного, но из того, что смогла уловить, ясно поняла, что Заксен разыграл меня. В документе не было ни слова, которое подходило бы под дело об убийстве. Больше похоже на просроченные документы о перестройке района убежища, но и в этом предположении не было полной уверенности.
Заксен забрал папку у меня из рук со словами:
– Спасибо за прекрасное шоу, – его тон снова стал ледяным и острым. – Мне нравится твой опустошенный взгляд. Но ты правда думала, что я позволю тебе копаться в документации, касающейся дела? Как глупо.
– Да, я допустила ошибку, – его жестокая издевка выпила из меня последнюю надежду. – Тебе нельзя верить ни единой секунды. Больше я не допущу такой оплошности, даже не жди, что тебе снова удастся обмануть меня.
Я прямо посмотрела на него, выдерживая его полный превосходства взгляд.
– Мне ни к чему твое доверие. Пока наша маленькая игра способна убить скуку, твоя ненависть не имеет для меня никакого значения.
Больше не сказав ни слова, он покинул камеру.
Он снова развлекся за мой счет. Даже не избив до полусмерти, Бранденбург неплохо сумел разодрать мои зарубцевавшиеся раны.
…
В камере совершенно нечем заняться, вокруг только стены и пол, ничего, кроме опустошенной посуды, горшка и кровати. Я подумала о домашних грызунах в двухэтажных клетях, каких иногда выпрашивали дети у своих родителей: хомячки и мыши так же, как и я, спят, едят и испражняются на строго определенном клочке земли, к нам приходили в любой момент и тревожили покой своими глупыми играми, не спрашивая ни разрешения, ни мнения. Но грызуны могли размять затекшие мышцы на колесе, а я только и могу, что ходить взад-вперед и ждать конца этого ада. Жизнь так медленна и уныла в этом месте… Еще немного и руки совсем потеряют силу, мышцы одрябнут от бездействия, а мысли за унылым однообразием собьются в плотный бессмысленный ком. Меня это не устраивает. Решив, что здесь все равно заняться совершенно нечем, я решила развлекаться хотя бы тренировками. Свежие раны зудят и пекут, но я уже научилась не замечать навязчивой режущей боли, будто все пережитые испытания принесли небольшой бонус в виде высокого болевого порога. А потому мне уже ничто не мешает игнорировать доводы разума и делать с телом все, чего сама захочу.
…
Не знаю, сколько времени прошло, но все тело уже дрожит от нагрузки, дыхание тяжелое и сбивчивое, в руках и ногах совсем не осталось сил. Но я дожму оставшиеся десять отжиманий.
– А ты все так же энергична. Хотя тебе не помешает прерваться и отдохнуть.
Это был Финн, я не слышала, как он пришел, уши застилал гулкий звон. Я вытерла пот со лба и подошла ближе к решетке.
– Наоборот, мне нужно стараться больше, иначе сойду с ума от бездействия. Рада тебя видеть, Финн.
– Да, я тоже. Но я заскочил всего на минуту убедиться, что с тобой все в порядке. Извини, что так поздно, но пришел как смог, раньше никак не удавалось вырваться, – он смущенно улыбался, его глаза полны сожаления.
– Ничего, все хорошо, я понимаю. Тебе наверняка нелегко приходится, не стоит беспокоиться еще и обо мне.
– Нет, это не верно. Именно мысли о тебе и помогали мне выжить все это время, – его взгляд потеплел. – И сейчас, когда ты наконец нашлась, я хочу быть рядом как можно чаще.
Это так похоже на Финна. С ним что-то случилось здесь, он сильно изменился, но эта черта его характера была все та же. Финн как обычно зря суетился, когда дело касалось меня, всегда хотел знать, что со мной все в порядке. Мне приятна его забота, но и хочется, чтобы он научился отпускать ситуацию, когда это необходимо. Ради него же самого. Ну, пока все будет так, как есть, ничего другого не остается.
– Я здесь наверняка надолго, так что… Если захочешь, ты точно знаешь, где меня найти, – я усмехнулась, обведя взглядом крошечную каменную коробку.
– Да. Я обязательно приду, – серьезно сказал Финн. – А пока… До встречи, Рут. Мне правда пора.
– Удачи, Финн. И до встречи.
Он кивнул и неохотно пошел прочь. Служба сильно ограничивает его, но от нее никуда не деться. Когда он ушел, мне стало интересно, мог ли он вызволить меня, но я быстро отказалась от сомнений: Финн наверняка сразу освободил бы меня, если бы мог. Глупый вопрос.
Мне снова нечем заняться. Тогда ничего не остается, я просто продолжу тренироваться, пока не устану настолько, что не смогу двигаться.
====== Глава 5. Растерянность ======
После последнего визита Заксена в камеру пленницы прошла пара дней. Командир думал о девчонке чаще, чем сам того хотел. Ее слова о невиновности были лишь одними из многих, что он слышал раньше от многих других преступников, но именно в тот раз Бранденбург поймал себя на мысли, что они могли быть искренними. Ее глаза полны жизни и вместе с тем искренней боли, хоть она и пытается это скрыть. Но помимо этого Заксен видел нарастающую крепость ее стержня. На любой его удар она отвечала прекрасно выстроенной внутренней защитой, и сила ее только возрастала с каждым новым его нападением.
Возможно, дело в его методах: они несовершенны из-за заключенной договоренности с Глиссаде. Заксен держал себя в руках и не мог применить отточенных годами техник, однозначно ломающих любых его противников. Вся его система с самого начала пошла под откос, ему даже в пытках приходилось быть достаточно осторожным, чтобы не сломать хрупкую жизнь раньше времени. Во всем виноват врач. Так решил бы командир, если б не умел объективно анализировать свои действия. Нет, во всем виноват сам Заксен: он так хотел подчинить непоколебимую раздражающую яркую личность, что сам опасался, как бы сила его сокрушительного удара не раздробила ее раньше времени. Он слишком опасался лишиться найденной на улицах района старой игрушки, приходилось одновременно и ломать ее, и защищать от собственных неосторожных действий.
Командир уже видел свое досрочное поражение в этой борьбе, он прекрасно читал взгляд Рут, наполненный твердой решимостью и стойким желанием выжить. Особенно ярко она сияла в момент нападения. Блики факелов в ее коротком полете осветили лазурные глаза хищной птицы, готовой задушить свою добычу одним отточенным движением. Она не колебалась ни секунды, напала инстинктивно, точно, дерзко. Ей помешало только то, что она забыла, что Заксен сам опытный убийца, а не дрожащая беспечная тварь. Говоря свои пафосные слова о борьбе за жизнь, Рут не учла, что и Заксен не позволит убить его со спины. Он был хозяином послушных и напуганных, но все еще клыкастых псов, самые смелые из которых изредка пытались перегрызть ему глотку. Заксен знал о своем непогрешимом превосходстве, но всегда был начеку, готовый в любой момент ответить смертельным ударом на неосторожный укус.
Почувствовав вкус поражения, командир давно мог бы просто выбросить наскучившую куклу, как он поступил бы раньше, но этому снова мешал врач. Но не только. Заксен мог бы отдать ее Глиссаде насовсем, позволил бы его ножам и иглам бесцеремонно гулять по ее телу, вскрывая запрятанные и так интересующие доктора секреты. Дело не в этом. Впервые за долгое время в нем проснулся интерес. Слабый, только-только зародившийся, еле теплящийся. Но после пробирающей пустоты и ледяной безумной ненависти даже такую простую эмоцию хотелось удержать как можно дольше. Прежде чем навсегда выбросить девчонку за неспособностью насытить его внутреннего зверя, он хотел наиграться хотя бы с тем, что смог получить от нее. Утолить едва ожившее любопытство.
Была глубокая ночь, Заксен снова засиделся за бумагами и не заметил, как давно перевалило за полночь, стрелки циферблата медленно подбирались к трем. Обычно командир пошел бы спать, но сегодня он чувствовал, что не сможет уснуть: плечо и грудь ныли и пульсировали, возвращая улетающее сознание обратно в одинокую комнату. Он знал, что не уснет в ближайшие пару часов, а если вдруг сможет, то сон его будет беспокоен и хрупок. Не найдя для себя занятия желаннее, командир решил спуститься в подземелье и в отместку поразвлечься с пленницей. Он мог бы разбудить ее и знатно поиздеваться, чтобы посмотреть, что его буйная зверюшка выдаст на этот раз.
Штаб был пуст, как обычно бывало в такой поздний час, единственный звук, отскакивающий от стен коридора – твердое размеренное шарканье его тяжелых сапог. Командир вошел в темницу и направился прямиком к камере с единственной пленницей. Он подошел к решетке и подготовился для удара, но остановился в последний момент: мерзкий, не витавший здесь ранее запах ударил ему в нос. Это был не привычный уже запах пота и экскрементов, обычный для такого места, а очень густое и жаркое зловоние крови вперемешку с сырой тканью и деревом. Он исходил из камеры Рут. Заксен отметил, что девчонка скрутилась на кровати, а ее штаны стали короче почти на треть, их края полностью разодраны.
– Какого черта?
Рут приподняла голову, услышав его голос, но положила обратно, скрутившись еще сильнее.
Командир вошел в камеру и приказал пленнице встать. Та лишь покачала головой. Тогда он здоровой рукой силой стянул ее на пол. Она стояла перед ним сжав плечи и отвернув покрасневшее лицо, ее руки не находили себе места и постоянно елозили около паха. Только сейчас командир заметил, что низ ее штанов весь бурый от натекшей крови, а волокна деревянной кровати напитаны темным пятном. И до него дошло.
– Все-таки ты всего лишь миниатюрная женщина, – протянул он, еще раз осмотрев ее с ног до головы.
Рут максимально отвернулась и уставилась в пол, ее губы сжались в тонкую нить, предплечья плотно сжали живот, будто пытаясь спрятать ее слабость. Положение, в котором она оказалась, невероятно смущало ее. Запах, вид, боль, несовершенство ее тела… А главное то, что все это увидел ее враг и палач. Заксен понимал все это и мог только представить, как сильно все это бьет по ее твердой уверенности в своих силах. Сейчас, в отличие от других дней, она действительно была похожа на обычную маленькую девочку, такую же слабую и хрупкую, какими их привык видеть Заксен.
– Ты что, порвала штаны, и запихала ткань в белье… чтобы остановить все это?
Рут коротко кивнула, все так же не поворачивая головы. Ее можно было понять. Было бы достаточно попросить патрулирующего Гончую принести все необходимое, но они приходили всего дважды в день, чтобы дать еду и приказать другим сотрудникам вынести горшок и иногда вычистить камеру. В последний раз Гончая приходил около восьми часов вечера, она могла не понять, что ей требуется, а потом уже было слишком поздно: просить некого.
– Что ж, это не сработало.
Ткань напиталась слишком быстро. Заксен не был уверен, что с этим делать. Он раньше не сталкивался с такой щекотливой ситуацией. В камерах почти никогда не сидели женщины, а если сидели, то всего пару дней. Их либо убивали, либо отпускали. Очевидно, здесь надо прибраться, а девушке дать умыться, предоставить одежду и средства гигиены. Заксен не был уверен, что ее можно отправить к бадье. Там уже вымывались люди с ранами, засохшая кровь и грязь разбавлялись, это в порядке вещей. Но здесь немного другое. Крови много, она довольно свежая и не совсем обычная, так сказать. Заксен подумал, что вымыть неприятно пахнущее тело и проблемное место в кровавой воде будет гораздо сложнее обычного, а звать сотрудников посреди ночи менять воду ради девчонки как минимум странно. Но у него и мысли не возникло оставить ее вот так и уйти.
Построив в голове план действий, он быстрым движением связал девичьи тонкие руки и сказал:
– Иди за мной. И следи за собой, если хоть капля попадет на пол, заставлю языком вылизывать весь штаб, – последнее он сказал просто так, чтобы девчонка не забывала, с кем имеет дело.
Заксен держал девушку за плечо и вел на третий этаж, в сторону своего кабинета: из него две двери вели в отдельную душевую командира и спальню. Он решил, что, если кто-то увидит ее в общей душевой Гончих, они оба окажутся в неприятной ситуации. Душевая командира гораздо более провокационна, но там нет шансов быть обнаруженными, когда они скроются за дверью. Рут шла осторожно и очень неловко, она не проронила ни слова за все время пути. Заксен сам ничего не говорил, его удивляло в этой ситуации все: так неудачно проснувшаяся физиология, неготовность девушки справиться с ней и его, Заксена, действия.
Когда они пришли, командир освободил ее руки, толкнул за дверь ванны и бросил:
– Мойся. Я принесу вещи. И даже не пытайся сбежать, иначе все это, – он кивнул в ее сторону, – окажется меньшей из твоих проблем, – и закрыл дверь.
Когда за дверью послышались звуки льющейся воды, Заксен мысленно кивнул себе и покинул кабинет. Он направлялся на склад за сменной одеждой пленных и за «гигиеническими изделиями», как их здесь называли. В Верхнем мире не было нормой свободно обсуждать эту тему, многие мужчины даже не знали, как все происходит. Им было известно лишь то, что их жены в неспособном к зачатию положении. Женщины брали необходимые предметы в специальных местах, отведенных Храмом под их нужды. Здесь, в убежище, многие правила Верхнего мира не действовали, но данные принадлежности поставлялись от Храма вместе со всем остальным и выдавались на пункте раздачи в отдельной очереди. Это правило не освещалось, но девушки узнавали подробности друг от друга и пользовались услугами Гончих, если не могли справиться сами. Эти меры необходимы для предотвращения развития различных заболеваний и, что скрывать, избавляет всех от весьма неприглядного зрелища.
Когда Заксен вернулся в кабинет с вещами, звук льющейся воды из-за был равномерным, было явно слышно, что душем не пользуются. Заксен позвал девушку и, не услышав ответа, почувствовал родившееся в мгновение ока сильное раздражение.
– Сбежать вздумала, пока я тут как мальчишка бегаю по твоим нуждам, идиотка, – он вошел в душевую, чтобы подтвердить свои догадки и увидел то, чего никак не ожидал: на полу из-за перегородки виднелись две бледные тонкие ножки, их огибала плывущая по полу тонкая струйка бледно окрашенной красным воды.
Заксен кинул плащ на крючок и спешно подошел к девушке. Она лежала без сознания совершенно нагая, а душ все так же поливал хрупкое маленькое тело. Командир выключил воду и, игнорируя ноющее плечо, перетащил девушку из тесной огороженной душевой на открытое пространство, аккуратно уложив на полу так, чтобы ее тело не изгибалось. Проверив ее пульс, он удовлетворенно отметил, что Рут просто потеряла сознание. Он накинул сверху полотенце, чтобы как-то скрыть ее наготу.
Заксен присел рядом с ней на корточки и легонько похлопал по щекам:
– Эй, вставай! Хватит валяться в моей душевой.
– Ммн… Ххаа…
Заксен смотрел, как медленно и неуверенно расширяются голубые глаза, как морщатся тонкие брови и кривятся розоватые губы. Рут совсем не спешила приходить в себя, но все же наконец нашлась и уже смотрела на нависшего над ней Заксена диким взглядом. Она открыла рот, наверняка собираясь закричать что-то раздражающее.
Командир совсем не хотел слышать ее визга, поэтому опередил, накрыв рот рукой и твердо сказав:
– Не шуми. Лучше скажи, какого черта здесь произошло. Без истерик, поняла?
Она коротко кивнула, Заксен отпустил руку.
Рут приподнялась, подобрав ноги и прижав к груди полотенце.
– Не уверена… Я просто упала, когда включила воду, и все, – ее голос был хриплым и глухим, как после долгого сна.
– Подумай еще, – нахмурился Заксен. – Ты должна была что-то почувствовать перед падением. Неужели тебе настолько плохо? – он опустил взгляд на закрытый полотенцем живот.
– Нет, не совсем… А… мне начала сильно кружиться голова, когда вода попала в нос и залила глаза. Потом уши… Меня будто крутануло на триста шестьдесят градусов, а дальше надо мной твое лицо, – она сверкнула недоверчивым взглядом и недоуменно нахмурила брови.
– Хм.. Любопытно…
Заксен подошел к душевой, снял шланг с держателя и включил воду, подойдя к сидящей на полу Рут. Его совершенно не заботил залитый пол ванной комнаты. Бранденбург снова сел около ничего не понимающей девушки и, не колеблясь, направил струю воды ей в лицо. Пара мгновений и Рут снова потеряла сознание. Заксен успел словить ее здоровой рукой, предотвратив удар головой, уложил девушку на пол и убрал шланг на место. Он снова привел девчонку в чувства и встал рядом. Рут все так же медленно соображала, она полностью дезориентирована, но, когда все поняла, уже враждебно смотрела на Бранденбурга, плотнее кутаясь в промокшую ткань.
– Решил вернуться к старым методам? – зло спросила она.
– Всего лишь проверил догадку, – безразлично ответил он. – Судя по всему, ты не можешь выносить льющихся на лицо потоков. Когда вода заливает глаза, нос и уши… Твое сознание отключается. Понятия не имею, как это называется на медицинском языке, но считай за травму от сильного потрясения.
