Текст книги "Естественный ход событий (СИ)"
Автор книги: RayRoen
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 33 страниц)
Бранденбург и сам уже давно стал одним из них, позабывшим свою суть, свое человеческое «я», он такой же, не заслуживающий ни доверия, ни сочувствия, с тем лишь отличием, что командир прекрасно пользовался заслуженной им маскировкой. С того дня, как ему была передана ответственность за жизни всех этих людей, Заксен ощущал себя как бутафорского короля, поставленного на пьедестал изображать власть перед сбившейся с пути слабой толпой. Будучи человеком не глупым, но не самым сильным, он только и мог, что искусственно нарастить на свое неумелое тело прочную толстую броню, увеличивающую его внушительное влияние в глазах толпы. И пока он как умел наводил порядок в выданном ему мире хаоса, сам стремительно взращивал свою силу до размеров выстроенной защиты. Однажды построив свой диктаторский режим, сейчас он должен быть уверен, что Гончие смогут держать под контролем превышающих их в количестве преступников. Для этого сами подчиненные должны ощущать свой вес и превосходство, будучи в меньшинстве, они должны быть эффективны так же, как пастушьи собаки перед стадом овец. И у каждой клыкастой твари один единственный хозяин. Все просто.
Система прекрасно работала в задуманном виде, но в данном исполнении она была недолговечна. Пройдет еще несколько лет и накопившийся страх в один миг взорвется разрушительной силой от одной неосторожной искры. Вопрос только в том, будет ли это противостояние преступников и надзирателей или ополчение против возомнившего себя богом правителя убежища. Все зависит от дрессировки его подчиненных. Но оба сюжета для Заксена будут означать полный провал.
Бранденбург понимал это и раньше, но в полной мере ощутил лишь тогда, когда в его руках оказалась эта маленькая девочка, Тистелла. Она была меньше и слабее большинства его предыдущих противников, но единственная смогла устоять под напором неукротимой злобы. Как Заксен уже понял раньше, он сам виноват в том, что сделал меньше должного, но тем не менее ясно ощущал ее влияние на себя. Она горела силой своих глупых убеждений ярче и жарче кого бы то ни было, что позволило ей выжить, а попытки командира разрушить ее лишь закалили характер еще сильнее. И только банальное неведение собственной слабости было изъяном этого прекрасного оружия. Возможно, именно Рут в иных обстоятельствах смогла бы выбить ту роковую искру, что однажды изничтожила бы самого Заксена. На одно мгновение командир почувствовал исходящую от нее опасность, но совершенно не испугался ее. Он заинтересовался. Раньше именно силой, а сейчас еще и слабостями маленькой хрупкой девушки. Раскрыв их, Заксен впервые не воспользовался представившемся шансом ударить больней, а в меру своих возможностей помог справиться с ранами. Совершенно неожиданно забота о Рут доставила ему необъяснимое, едва уловимое удовольствие.
Однажды поставив для себя цель изничтожить ее, сейчас он ловил чувство явного омерзения, представив перед собой разбитый сосуд, хранивший душу этой непростой женщины. Заксену больше нет нужды разрушать его, он ощущал нарастающее любопытство, рожденное в ночь пробуждения в Рут того охотничьего инстинкта, что заставил напасть на, как ей казалось, потерявшего бдительность врага. Ему интересно наблюдать за лицом девушки, попеременно выражающим целую палитру эмоций: спокойствие, удивление, решимость, задумчивость – все, где нет места страданиям от его когтей. Это и гораздо больше хотел он увидеть и узнать о ней, потому и вызвал на допрос несколько недель назад, потому и отвечал на ее детские вопросы. Но совершил ошибку, доведя собственную шутку до края, едва не разбил то, что все еще удивляло и привлекало его – необъяснимую открытость этой девушки вопреки явному недоверию. Заксен давно не впечатлительный подросток, он ясно понимал свои ощущения и не думал от них убегать. Это далеко не любовь, но что-то, легко и приятно шепчущее теплом в пустоту его уставшего сердца.
Звуки за дверью стихли, спустя несколько мгновений робкого шороха и мягкого щелчка двери Рут тихо вошла в комнату. С ее влажных волос мелко капала влага на грудь и плечи, намокшая ткань жадно объяла нежную кожу. Девушка выпрямилась в проеме, всем своим видом стараясь скрыть растерянность и неуверенность в дальнейших действиях, которые, впрочем, легко читались в ее взгляде, направленном на Заксена. Командир молча наблюдал. Рут вздохнула, поняв, что ей не собираются помогать, приподняла на локтях аккуратно сложенный плащ и спросила:
– Куда его?
– Положи на спинку.
Наверняка она и сама знала, но решила спросить, чтобы хоть как-то развеять повисшую неловкую тишину. Заксен втянулся в последний раз, не отводя взгляда от девушки и гадая, понимает ли она, как провокационно выглядит сейчас, с робко отведенным в сторону взглядом, очерченная влажной одеждой так, что видно каждый изгиб ее стройного тела. Вряд ли. Она не учится на ошибках или же просто не понимает, в чем они заключаются. Заксен втер догорающий окурок в старую пепельницу.
– Ты устала?
– Я в порядке, я еще могу…
– Я спрашиваю, ты устала? – повторил Заксен с нажимом.
– Кх… Да, – покорно кивнула она. – Очень.
– Тогда иди за мной, – командир взял чашку и направился в сторону двери, ведущей в спальню.
Заксен включил прикроватную лампу, поставил чай на тумбу и подал голос:
– Как я уже сказал, сегодня ты останешься здесь. Сейчас не то время, когда я могу послать вниз людей прибраться. Полагаю, лучше остаться тут со мной, чем провести ночь по соседству с трупом?
По лицу Рут было ясно видно, что она всерьез обдумывает его вопрос, взвешивая все «за» и «против». Командир внутренне усмехнулся, но вслух продолжил, не давая ей возможности опомниться:
– Вот и решили. Этот чай неплохо успокаивает. Выпей и ложись спать.
– А где будешь ты?
– Здесь, – коротко ответил командир.
– Но… кровать одна… – растерянно протянула она, набираясь понимания происходящего.
– Что не так? Ты сама не так давно говорила, что нет ничего зазорного в том, что мы будем спать вместе, – ухмыльнулся он и продолжил серьезно, отвечая на возникающие в глубине ее глаз вопросы. – Неужели ты думаешь, что я оставлю тебя одну в своем кабинете? Но и проводить ночь на диване я совершенно не настроен, – поморщился он, вспоминая ноющие от неудобного положения шею и плечи.
Ее лицо исказило глубокое сомнение, она смотрела на командира с явным недоверием, сдерживая подступающую к тонким пальцам дрожь.
– Я ничего не планирую на твой счет, – спокойно сказал Заксен. – У тебя появилась возможность воспользоваться некоторыми удобствами, так что не вороти нос и просто бери, что дают.
Может она и хотела что-то возразить, но совершенно очевидно, в ней не осталось ни капли сил на сопротивление. Ее лицо ясно выражало протест, несогласие, злость и перебивающее все прочее усталость. Заксен воспользовался нахлынувшей на нее слабостью, взял под локоть, усадил на кровать и вручил в руки подстывший чай. Наблюдать перед собой опустошенную и потерявшуюся в своих мыслях девушку было странно, она будто путалась между реальностью и миром грез, совершенно переставая понимать, что с ней случилось на самом деле. Вскоре на ее лице не осталось ни намека на сторонние мысли, оно было глухо и пусто, как ночная тропа к давно забытому дому. Рут осушила чашу и вернула ее на место, не понимая, что делать дальше. Командир достал из шкафа чистое большое полотенце и накрыл им мокрую голову девушки.
– Просуши волосы немного, если не хочешь проспать ночь на промокшей подушке.
Наверняка ей уже все равно. Она долгое время жила в сырой холодной темнице, засыпала с мокрой головой и влажным телом после умывания. И раз удивительным образом она ни разу не заболела в таких условиях, в теплой комнате командира влажные волосы точно не станут для нее проблемой. Заксен запросто мог бы оставить ее как есть. Но не хотел. Он посмотрел на нее, ожидая каких-либо действий, но вместо этого увидел, как Рут медленно подняла на него опустошенный взгляд, лишенный всякого понимания происходящего. Она действительно полностью вымотана. Командир немного подумал, неуверенно положил руки на полотенце и начал медленно массировать им уставшую девичью голову. Он мягко перебирал ее пряди в складках полотенца, проводил дорожку от затылка к шее, аккуратно ласкал виски, время от времени едва задевая кончиками пальцев чувствительные уши. Послышался еле слышный стон, голова девушки потяжелела в руках Заксена. Совершенно устав, она уснула в его руках. Он приподнял ее, одним движением расправил кровать и уложил Рут, подложив под голову сухое полотенце. Сам он тихо разделся и натянул ночные штаны, сел на свободную половину постели, оперевшись на удобно подставленную под спину подушку.
Командир сидел так несколько минут, не шевелясь и никуда не глядя, только слушая мерное тихое дыхание, боковым зрением наблюдая убаюкивающее движение грудной клетки. Собственная комната, обычно холодная и одинокая, вдруг потеплела и стала… уютной? Командир усмехнулся этой мысли и повернулся к девушке. Тонкие брови наконец-то расслабились, исчезла недовольная морщина, в губах и скулах пропало обычное напряжение. Ее лицо так неестественно бледно и спокойно, но в то же время не лишено очаровательной нежности и ощущения хрупкости, совсем как кукольное. Совершенно не похожее на то, которое Заксен видел обычно. Ни выстроенной защиты, ни напускной смелости, ни горящей в глазах силы. Такой контраст образов лишний раз напоминал о сотворенных руками командира травмах и пытках, вызывая низкий тяжелый шум в голове и чувство подкатывающей тошноты. Не было до конца ясно, что вызывает большее отвращение: то, что он чуть не убил эту девушку или то, что позволил себе излишне увлечься своей жертвой.
«Как иронично. Сколько раз швырял тебя к границе пропасти в ожидании, когда ты наконец сдашься и сдохнешь. Теперь сам же забираю к себе под защиту при малейшей возможности. А ты соглашаешься и идешь. Что за нелепая чушь» – раздраженно подумал Заксен. Находясь сейчас в одной постели с ней, такой чистой, беззащитной и почти сломленной, он как никогда сильно чувствовал исходившее от него жаркое зловоние чужой крови. Будто руки, ногти и волосы навсегда пропитаны гнилью и смертью.
«Так и есть. От них уже не отмыться. Однажды я захлебнусь в море пролитой мной крови, но даже тогда не позволю ни им, ни тебе смотреть на меня свысока за избранный путь. Я знаю сам. Не жди от меня раскаяния за них… и за себя».
Мрачные мысли не получили дальнейшего развития: Рут во сне повернулась лицом к командиру и уткнулась носом в бедро, сложив руки в кулачки под подбородок, как маленький замерзший ребенок. Она сморщилась и что-то пробормотала во сне, мелко подрагивая.
«Ты мерзнешь внизу каждую ночь в этой голой камере, пока я сколь угодно греюсь под одеялами, а сейчас тянешься ко мне как к давно забытому солнцу в надежде получить хоть каплю тепла…». Заксен аккуратно спустился, укладываясь в постели, лег лицом к Рут, немного помедлил, но все же обнял ее и притянул к себе, легко поглаживая хрупкие плечи. Она еще некоторое время мелко дрожала и беспокойно хныкала, но довольно быстро согрелась и расслабилась в его горячих руках. Заксен смотрел на Рут, обездвиженный сложными противоречивыми чувствами, заполнившими его душу, будто недовольный самим собой и ей, но в то же время постепенно успокоенный ее невольным доверием.
«Так легко принимаешь меня всего после пары добрых поступков. Глупая маленькая девочка» – последнее, что он успел подумать, прежде чем уснуть.
Летнее солнце нещадно слепило глаза. Я подняла руку и укрылась от лучей ладонью, продолжая смотреть на небо. Такой красивый голубой цвет, глубокий и холодный, но отчего-то дарящий чувство безмятежности и тепла. Будто солнце создано греть только меня, а это небо… Я прежде никогда не испытывала подобных чувств при взгляде на него. Даже подумать не могла, что оно может быть настолько красивым. Во мне шевельнулось что-то сладостно-болезненное и я не смогла сдержаться:
– Я скучала, – по щеке потекла мелкая слеза, я не смогла сдержать улыбки счастья.
– Родная, я никогда не думала, что ты можешь быть такой сентиментальной, – нежно сказала матушка и взяла меня под локоть, разливая мягкое тепло по моему телу. – Неужели в тебе наконец просыпается настоящая женщина? Ох, как я рада! – воскликнула она и сжала мою руку еще сильнее.
– Просто… давно не чувствовала себя так хорошо, – ответила ей я.
– Тогда ты будешь рада еще больше, потому что дома тебя ждет небольшой сюрприз, – радостно сказала она и тут же спохватилась: – Я вообще-то не должна была говорить, но ты же меня знаешь, я ничего не могу утаить от своей любимой дочери, – ее полные любви глаза горели в предвкушении.
Мы неспешно шли по залитой светом улице, тихо шурша платьями и стуча каблучками по брусчатке. Я жадно впитывала звуки дневного города и тонкое щебетание матушки над ухом, не вникая в тему разговора и время от времени кивая, чтобы убедить ее в обратном. Я глядела по сторонам и не могла перестать улыбаться, но совершенно не понимая, что вызывает такой восторг. Ай, впрочем, не имеет значения.
Мы дошли до дома. Здесь еще теплее, чем на улице, почти жарко, но все еще комфортно и приятно. К нам подбежали слуги, две молоденькие девушки, которые что-то уточняли у матушки, точно отдававшей им распоряжения.
– Сразу знаешь, когда возвращается моя дорогая Мисти, – из коридора вышел отец и приобнял матушку широко улыбаясь, – дома сразу становится шумно и уютно.
– Так и должно быть, – усмехнулась она.
Я вздохнула и что-то промычала, не имея возможности связать слова. Было тепло. Непривычно тепло и мягко. Я вся окутана теплом, я обнимаю тепло, я упираюсь лицом в тепло. Как вкусно… Оно живет и движется в моих руках. Истинное наслаждение. Я сжала его крепче, кутаясь еще глубже, окунаясь с головой… Меня медленно уносит в негу.
– Так! – матушка хлопнула в ладоши. – Пришла пора показать тебе кое-кого, – она повернулась ко мне и в чувствах взяла меня за руки, прижимая их к себе. – Он тебе понравится, замечательный человек, офицер полиции.
– Да-да, – подошел отец, – отлично выполняет свою работу, благодаря ему мы можем спать спокойно по ночам.
Я смотрела на них в удивлении, не веря своим ушам. Мне назначили жениха. Уже пора? Уже действительно пора?
Ответом мне был ровный твердый шаг, слышимый из коридора. Он идет. Мой будущий муж… Нет, не хочу его видеть. Но меня никто не спрашивает, верно?
В комнату вошел высокий блондин в белом фраке, вышитом золотыми узорами. Его шею украшал платок с крупным лазурным камнем, а на бедре закреплен длинный изящный клинок в отделанных золотом ножнах. Вид как раз под вкус моей матушки, но совершенно точно отталкивающий меня: слишком бело и чисто, показушно и тошно. Я никогда не позволяла себе отзываться так о мужчинах, но сегодня настроение от его вида испорчено как никогда прежде на фоне такого прекрасного утра.
– Доброе утро, миледи, – промурлыкал он сладким голосом, беря мою руку в свою. – Позвольте представиться, меня зовут Эванс Фиц…
– Ох, нет-нет, мистер, – перебил его отец и принял выражение, полное сожаления, – произошла ужасная ошибка. Мне очень жаль, мы ждали не вас… Мы ждали вас, – он расслабился и довольно улыбнулся.
– Заксен Бранденбург, – раздался тягучий голос надо мной.
Я подняла голову и увидела яркие, горящие лиловым огнем глаза, направленные на меня. Мужчина улыбался одними уголками, но взгляд его был цепок и спокоен. И хоть костюм остался прежним, но впечатление создавалось совершенно иное… Вся его фигура источала силу и контроль. Он поднес мою руку к своему лицу и едва коснулся губами.
– Приятно познакомиться, – низко сказал он, не сводя с меня взгляда.
– Что ты здесь делаешь?.. Что это за спектакль? – я в полном недоумении смотрю на него.
Бранденбург выпрямился и сказал, игнорируя вопрос:
– Раз нам суждено быть вместе, будет разумно наладить хорошие отношения. Предлагаю начать сегодня же. Погода замечательная, в самый раз для конной прогулки.
– Ох… – беспокойно выдохнула матушка. – Вы уверены, что это хорошая идея? Не думаю, что это безопасно, Рут не обучена верховой езде, – она вся побледнела, как всегда слишком сильно волнуется о мелочах.
– Все в порядке, я умею, – мой голос доносился откуда-то издалека, совершенно не принадлежал мне. – Простите мне мое бестактное поведение, Заксен Бранденбург, я даже не представилась.
– Не стоит, я прекрасно знаю вас.
– В таком случае могу лишь поблагодарить вас за приглашение. Я поеду с вами на прогулку.
– Чудно, – восторженно сказал отец. – Раз знакомство прошло успешно, предлагаю идти обедать, у нас по такому поводу организован отличный стол.
Все направились в столовую по коридору, а я не могла двинуться с места, ноги не слушались. Я старалась оторвать их от пола, но будто увязла в киселе.
– Стойте!
Отец что-то рассказывал матушке, активно жестикулируя и широко улыбаясь, а она слушала его и смеялась, прикрывая рот миниатюрной ручкой.
– Подождите меня!
За ними шел Бранденбург, постепенно убавляя шаг и давая им уйти далеко вперед. Вскоре он остановился и обернулся, глядя прямо на меня. Комната потемнела. Все окна раскрылись с жутким грохотом, впуская в дом ледяной ветер и мерзкий моросящий дождь. С комодов летели вазы и подсвечники, картины и обои заливало набирающими темп каплями, столы и стулья сносило с мест и расшибало о стены, оглушая меня. Я упала на одно колено, не в силах сделать шаг. А родители шли вдаль по коридору, обмениваясь шутками и объятиями.
Все вмиг утихло. Вокруг непроглядная тьма и жгучий холод, пронизывающий до костей. А в паре метров передо мной пылающие лиловые огни. Я босая стою в рванье на серой пустынной улице, окруженная разваленными и заколоченными домами, а в мою сторону медленно движется черная фигура с перекошенным от ярости лицом. Черт! Где мой меч?! Нет, его нет… Бежать! Ноги не слушаются…
– Пойди прочь от меня! – переполненной яростью и страхом, полностью обездвиженной, мне не оставалось ничего иного, кроме как ждать своей участи.
Он шел на меня и кровожадно скалился, сверкая своими чертовыми бесовскими огнями. Подошел на расстояние вытянутой руки и потянулся к клинку. Я зажмурилась, не желая смотреть на него. В последние секунды своей жизни я буду вспоминать звонкий смех уходящих вдаль родителей и теплые матушкины объятия.
– Бей, черт возьми! Тебе не достать меня! Я никогда не буду принадлежать тебе, чертов монстр! – я в беспамятстве кричала эти слова, изо всех сил представляя их лица.
Ничего не происходило. Я тряслась от холода и страха, ожидая удара, но все звуки стихли, а движения исчезли. Я приоткрыла глаза. В шаге от меня стоит Заксен Бранденбург, как всегда смотрит на меня спокойным взглядом и держит в левой руке… яркий оранжевый огонь.
Я дернулась и раскрыла глаза. Надо мной белый потрескавшийся потолок, а рядом скомканное одеяло и зажатая в руках подушка. Я протерла лицо и ощутила на ладонях ледяной пот. Брррр… Почему так холодно?.. Я подтянула к себе одеяло и села на кровати, оглядываясь. Замыленным после сна взглядом осматривала комнату и смутно припоминала события вчерашнего вечера, постепенно восстанавливая в памяти цепочку событий. По спине пробежались мурашки. После всего произошедшего я даже рада, что тот Гончая остался там внизу… и никогда больше не коснется меня. От нахлынувших воспоминаний все внутри сжалось, закружилась голова. Я испустила болезненный стон и упала на подушку, решив хоть сегодня не рваться в бой, а насладиться последними мгновениями комфорта и тепла. За мной все равно скоро придут и потащат обратно вниз, мне нет нужды ускорять этот процесс. Все тело болит, не хочу двигаться. Полежу еще немного…
Щелкнула ручка, дверь беззвучно открылась. В комнату вошли, твердые шаги все ближе и ближе. Я не двигалась. Шаги остановились у моего изголовья. Не издаю ни звука.
– Вставай, я знаю, что ты не спишь, – сказал Заксен и стянул с меня одеяло.
Сразу повеяло холодом. Я открыла глаза и привстала.
– Почему здесь так холодно? – спросила, поежившись.
– Ты неделями сидела в темнице и не жаловалась, но мерзнешь в комнате среди одеял? – насмешливо спросил он.
– Сложно объяснить… – я подобрала ноги и сжалась еще сильней, меня начинало потрясывать.
Заксен задумчиво промычал и потянулся ко мне, я от неожиданности дернулась назад и ударилась головой о стену.
– Угх! – я сжала голову в руках, унимая боль, она будто готова вот-вот взорваться.
– Да не дергайся ты, – раздраженно прорычал командир и одну руку положил мне на затылок, придерживая голову, а другую – на лоб.
От его прикосновений я содрогнулась, голову странно защекотало.
– У тебя жар, – изрек он и выпрямился.
– Ммм… Не помню, когда болела в последний раз. Так непривычно. Голова гудит, – я накрыла лоб рукой, будто это может помочь.
– Хах, но вот и тебя настигла эта учесть, – отшутился он. – Вставай и иди за мной.
Мы вышли в кабинет, и я сразу увидела на столе две тарелки горячего супа с лежащими рядом ломтями хлеба и большую чашку ароматного кофе. Заксен указал на диван и предложил присесть.
– Ешь, – коротко сказал он.
– С удовольствием.
Мы молча приступили к завтраку. Я с удивлением отметила, что в тарелке есть куски плотного вкусного вареного мяса, хлеб не черствый, как я привыкла, а свежий и мягкий. Когда я попробовала первую ложку, подумала, что в жизни не ела ничего вкуснее. Я отбросила мрачные мысли, игнорировала боль в суставах и просто от всей души наслаждалась трапезой.
– Так вот, как кормят командира Гончих? – озвучила витавшие мысли.
– Ты о чем? – недоуменно спросил Заксен.
– Все свежее, в тарелке много мяса. Хлеб ароматный как никогда прежде.
– Ты преувеличиваешь, – хмыкнул он. – Я ем то же, что остальные Гончие. Но, да, наш рацион богаче, чем у вас. Кормить преступников мясом накладно и совершенно бессмысленно.
Я с печалью вспомнила свою скудную похлебку с капустой и картофелем. Но лучше уж так, чем ничего. Даже сейчас с непривычки я чувствую себя немного виноватой за такую роскошь, но не могу остановиться, очень уж вкусно.
– У тебя для болеющей невероятный аппетит, – ухмыльнулся командир.
– Так было всегда. Обычно мне хватает небольших порций, матушка вечно волновалась о том, что я мало ем. Уверена, она тайно радовалась, когда я заболевала, тогда меня никогда не нужно было уговаривать сесть за стол. К тому же я пользуюсь случаем насладиться ароматной едой после долгой постной диеты, – блюда, приготовленные мной, казались безвкусной картонном массой по сравнению с этим супом.
– А еще ты очень разговорчива, – протянул он.
Я кивнула, понимая, что это тоже правда. Голову кружит, картинка приплясывает, а с ней и мысли. Тело тяжелое как камень, но голову будто уносит в высь, я совершенно не слежу за словами, не могу себя контролировать.
Я доела и краем глаза следила за тем, как Заксен берет чашку и делает первый глоток своего кофе. Вкусно пахнет. Мне тоже хотелось ощутить горячую горечь на языке, но все же и у моей бездумной откровенности есть край, я не осмелюсь попросить. Но в чем не могу сейчас себе отказать, это в тяге наблюдать за движениями командира. Не пристально, лишь краешком, совсем немного. В голове вспыли воспоминания о вчерашнем, те ощущения. Как мягко его пальцы гладили мою голову, все мое лицо и шея покрывали щекотные мурашки, а в мыслях вместо крови и вони прозрачная река с нежными розовыми лепестками омывала берега моего разума, унося прочь страх и волнение. Картинка закружилась перед глазами, меня унесло далеко-далеко, откуда не хотелось возвращаться никогда…
Что-то я сегодня слишком сентиментальная. Матушка права. Да, они же мне снились сегодня. Жаль, я не успела насладиться их обществом. Хотя бы во сне… Во всем виноваты женихи. Там ведь и Заксен был… Я украдкой снова глянула на него, но быстро отвернулась и замотала головой. Успокойся! Перестань придавать снам столько значения, это всего лишь игры разума. Как же утомительно…
Я вздохнула и упала на спинку дивана. Я сегодня действительно странная, надо взять себя в руки.
– Спасибо за вчерашнее, – внезапно для себя сказала я.
– Не благодари, я как-нибудь предоставлю тебе шанс отплатить мне, – он сделал еще один глоток и повернулся ко мне: – Однако меня злит факт, что ты позволила себе проиграть такому слабаку. Слишком легко сдалась после всех тех сказанных тобой слов.
Я не была уверена, говорит он серьезно или обходными путями пытается разговорить меня. Я бы может и смогла противостоять Гончей, выхватить меч из его ножен и защититься… Но во мне совершенно не осталось сил после тренировки. К тому же…
– Он обхитрил меня, – раздраженно цыкнула я. – Сказал, что ему велено отпустить меня. Связал руки, якобы проводить до выхода, как у вас принято. Но врезал под дых и привязал к прутьям. Затем ноги. У меня не было сил сопротивляться, кричать бесполезно. Он просто пользовался положением и издевался надо мной. По лоскутку разрезал одежду ножом, лапал, лобзал все, до чего мог дотянуться. Эта мразь полезла ко мне в рот своим паршивым языком! И чуть не лишился его, я чувствовала вкус его крови, – мой собственный голос больше не похож на человеческий, больше напоминает рык зверя, он дрожит от нахлынувшей ярости. – Он разозлился не на шутку, достал нож и хотел прирезать меня там, как свинью. Но передумал. Полез в меня пальцами. Один. Второй. Вдавил бедра больнее в прутья, чтобы не дергалась, елозил во мне и ржал как конь! Но ему быстро надоело. Снял штаны. Клянусь, он мучил бы меня всю ночь, царапая и отгрызая меня по клеточке, чтобы насладиться зрелищем, но он слишком хотел замарать меня. Все повторял что-то про невинность, что он навсегда заберет меня себе. Я дергалась, как могла, хоть бы отсрочить эти мучения. Но он просто навалился на меня и… Если бы ты не пришел, он бы точно…
– Довольно, – низкий настойчивый голос перебил меня.
Я не заметила, как Заксен приблизился и положил руку мне на голову, останавливая поток тех ужасных воспоминаний.
Я очнулась и поняла, что таращусь в пустоту широко раскрытыми безумными глазами, будто смотрю на все произошедшее со стороны. Зубы болят, я говорила, уже не разжимая их, выплевывая слова. Все мышцы ноют от напряжения, руки готовы схватить мерзавца за горло и придушить его, а пальцы растопырены и готовы запустить ногти в его плоть.
– Он мертв.
– Да… Я сожалею, что была настолько наивна, чтобы поверить ему. Это была худшая из пережитых пыток. Я поверила ему, решила, что он не станет нарушать выстроенное правило. Для меня это было немыслимо. Но здесь все сложнее. Принципы и честность проигрывают хитрости, я оказалась совершенно беззащитной перед реалиями настоящей жизни, – я начинала расслабляться под теплой ладонью командира, злость утихала, на смену ей приходило разочарование.
– Тебе предстоит многому научиться, – сказал он и убрал руку. – Будешь доверять всем и вся – сдохнешь самой первой.
Он говорил сухо, четко, твердо. Ему невозможно не верить. Это тоже относится к тому, о чем он говорит?
– Будь аккуратнее с людьми, они гораздо сложнее и хуже, чем ты можешь себе представить. И думай дважды, прежде чем рассказывать о себе кому попало, – он смотрел на меня сверху-вниз таким странным взглядом, что я не понимала, угроза это или действительно всего лишь предупреждение.
– Тогда почему из всех прочих монстров я доверилась именно тебе? – я не понимала, откуда во мне столько уверенности в этом жестоком холодном человеке.
– Потому что ты снова легко повелась на кажущуюся доброту.
Это имеет смысл. Очень похоже на то, что думала я сама.
– Зачем тогда тебе говорить это, раскрывать карты?
– Это моя игра, – хмыкнул он. – И здесь я решаю, у кого на руках останутся козыри.
– Подобная фраза… В твоем духе, – я закрыла рот ладонью, не сдержав смешок. – Так пафосно.
– Ты еще не слышала себя, когда вещала о чести, – усмехнулся он и сказал: – Идем, тебе надо к Глиссаде. Ты действительно нездорова, слишком много болтаешь.
Я встала и позволила сковать свои руки.
Заксен с Глиссаде обменялись приветствиями, и командир перешел к делу:
– Глиссаде, проведи осмотр и назначь лечение.
– С вами, сэр, я без работы не останусь, – улыбнулся медик.
– Благодарности излишни, я знаю, как ты этому рад.
– Счастлив безмерно, – он склонил голову, улыбаясь еще шире.
– Славно, – сухо ответил командир и обратился ко мне: – Я пришлю за тобой человека. Он будет ждать снаружи.
И вышел, не дожидаясь ни реакции, ни ответа.
– Как необычно, – мягко промурлыкал Глиссаде, – видеть его в таком прекрасном расположении духа.
– Если вы так считаете, то я правда не понимаю, на каком языке вы оба говорите.
– А, это приходит с опытом, ничего сложного, – отмахнулся он.
Н-да, мне действительно нужно многому научиться.
– Что ж, давай приступим. Раздевайся, показывай.
– В этом нет нужды, у меня всего лишь небольшая температура.
– О! Вот оно как. Тем не менее, я должен послушать тебя. Присаживайся, расстегивай рубашку.
Я села на кушетку и раскрыла края рубахи.
– О боги… Однако, не думал, что сэр Заксен решил так кардинально поменять категорию игры.
Я в непонятках проследила за его взглядом и поняла, что весь мой живот, бока и ключицы в следах укусов и круглых бордовых синяках. На груди под бельем дело наверняка обстоит еще хуже.
– Это не он, – раздраженно сказала я. – Произошел… несчастный случай. Я нажила себе врага…
– В таком случае, – тон Глиссаде стало серьезным, – позволь уточнить, использовал ли твой враг средства защиты?
– Что?.. Средства защиты? От меня? Веревки… Почему вы спрашиваете? – я ужасно смутилась от такого вопроса. Зачем ему подробности?
– Милая Рут, я говорю о нежелательной беременности, – мягко улыбнулся медик. – Прошу, постарайся вспомнить, куда произошла эякуляция. Ты должна была почувствовать.
– Я не… не понимаю… – мои уши сильно покраснели, вся эта ситуация ужасно неловкая.
– Извержение семени, моя дорогая. По окончании процесса из полового органа мужчины извергается белая густая жидкость. Если он окончил свое действо внутри… я беспокоюсь, что он мог оплодотворить тебя, такое здесь часто случается.
– Я н-н-н-ничего такого не знала… И не видела. Вроде бы ничего такого не было. Он даже не успел войти… Насколько быстро это происходит? Он мог успеть до того, как я замечу? – я покраснела еще больше и уже начала изрядно волноваться. Мне совершенно не хотелось становиться матерью, тем более в таких условиях.
– Это вряд ли, – улыбнулся Глиссаде. – Похоже, здесь нет причин для беспокойства. Но если почувствуешь недомогание, не стесняйся, обращайся ко мне. К тому же, надеюсь, ты помнишь, через пару недель приходи на процедуру. Думаю, ты достаточно восстановишься к тому времени.
