Текст книги "Искры"

Автор книги: Раффи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 49 страниц)

Глава 5.
АРХЕОЛОГИЧЕСКИЕ ИЗЫСКАНИЯ

На следующий день мы с нетерпением ожидали прихода обещанного пашой проводника, который должен был показать нам древности города и окрестностей. Не знаю почему, мастер Фанос был против этой экспедиции, но Аслан настоял на своем.

Наконец, явился проводник с двумя, уже знакомыми нам, гавазами. Паша прислал нам двух оседланных коней, наилучших из своей конюшни. Фанос узнал проводника. Это был секретарь паши́, слывший за человека с образованием. Он был молод, веселого нрава и, как все чиновники-турки, любил выпить; вероятно потому, мастер Фанос за утренним завтраком слишком налегал на вина.

Было за полдень, когда мы тронулись в путь. Достигнув подошвы гигантской скалы, на вершине которой стояла крепость, мы сошли с лошадей и стали подниматься по стертым каменным ступеням.

Подавляющее впечатление произвела на меня крепость! Глядя на нее, человек словно становится ничтожным, теряет бодрость душевную. Эта скалистая громада, безмолвная и полная тайн, хранила в себе печальные воспоминания нашего исторического прошлого…

Аслан не пожелал сейчас же войти в крепость и принялся за обследование окрестностей. Кругом – следы глубокой древности, продолговатые клинообразные надписи на плитах. Я спросил Аслана, что это за письмена. «Меня вовсе не интересуют мертвые буквы», – безучастно ответил он.

Я был крайне удивлен. Что же в таком случае интересовало его? Что он разыскивал среди пустынных скал? Что он так часто заносил в записную книжку?

Наш молодой проводник, которого пашá рекомендовал, как человека развитого и большого знатока древностей, своей излишней болтливостью скорее мешал Аслану.

– Обратите внимание на сию глубокую расщелину: она спускается до самого низу, до земных недр, а затем извилистыми зигзагами доходит до дна озера; там раскрывается золотая дверь и показываются волшебные хрустальные чертоги. Под сенью вечнозеленых дерев там разгуливают гурии и нимфы, более светозарные, чем восходящее солнце в пурпурных лучах; там «азаран бюльбюль»[54]54
  Азаран бюльбюль – сказочный соловей, соответствует жар-птице в русских сказках.


[Закрыть] питается жемчугами и в клетке из слоновой кости распевает тысячи мелодий, переливается на тысячи ладов. Очарованные звуками его песни, благоуханные розы застыли в немом восторге; там живые существа не знают старости и вечно юные наслаждаются, вкушают любовь. Но золотые врата открываются не пред каждым смертным; они заколдованы, необходимо владеть таинственным талисманом, чтоб открыть их. Старик дервиш видел эти врата собственными глазами и обещал подарить мне талисман.

Аслан с улыбкой выслушал наивный рассказ турка-археолога. Указанная им расщелина представляла один из подземных ходов, служивших в давние времена дорогой для бегства или же способом сообщения с другими укрепленными местами, находившимися неподалеку от крепости.

Таких расщелин было много. Казалось, в глубине утеса помещался гигантский муравейник со множеством углублений и ходов. Но мое внимание привлекли выдолбленные в скале большие и малые пещеры, числом более тридцати. Нам удалось осмотреть лишь некоторые из них. Всюду следы былого зодчества и ремесел; на многих клинообразные надписи.

– Предание относит эту крепость и пещеры ко временам царицы Шамирам, – заметил Аслан, – здесь якобы находились кладовые, амбары и бани, здесь хранилась казна ниневийской царицы. Но, в действительности, они древнее эпохи Шамирам, хотя наш историк Хоренаци в своей археологической наивности также приписывает их ей.

– А что говорит Хоренаци? – заинтересовался я. Казалось, Аслан знал книгу Хоренаци так, как я знал Псалтырь. Он процитировал наизусть соответствующее место из истории Хоренаци на древнеармянском языке и затем перевел на современный.

– «А в пещере, обращенной к солнцу, в столь твердой скале, на которой ныне никто не в силах провести железом хотя бы простую линию, Шамирам воздвигла храмы, покои для жилья, казнохранилища и длинные пещеры, выдолбленные неизвестно с какой целью. По всему лицу камня, словно пером по воску, начертала множество письмен, приводящих смотрящего в изумление».

Я не мог судить о непреложности воззрений Хоренаци, но одно мне было ясно – все описанное им имелось налицо. Аслан говорил, что это – наследие древнейших времен, когда люди не умели еще возводить жилища, когда они жили в пещерах. Мне было ясно, что в этих огромных пещерах легко мог уместиться весь древний род.

После осмотра окрестностей мы вошли в крепость. Неприступная твердыня стоит на вершине скалистого утеса, уходящего в небо, и грозно царит над всем городом. Повсюду видны надписи, которые безмолвно глядят нам в лицо: кажется, будто они сейчас заговорят: «Не старайся разгадать нас, под покровом вечной тайны обретает древний мир»…

Бродя по крепости, Аслан лишь мимоходом осматривал надписи и прочие памятники древности, скорее для того, чтоб показать вид, будто интересуется ими. А наш молодой проводник, увлеченный легендарными повествованиями, не замечал, какое отношение проявлял к его рассказам Аслан. Он без умолку болтал. От моего внимания не мог ускользнуть глубокий интерес, с каким Аслан обследовал продуктовые склады, цейхгаузы, набитые порохом и всевозможным оружием, казармы, старинные заржавевшие пушки, дула которых были направлены на город и держали его в постоянном страхе. В старое время янычары бомбардировали отсюда Ван.

Особенно тщательно изучал он щели и потайные ходы, спускавшиеся с вершины скалы и пропадавшие бог весть где. Орлиным взглядом он обследовал их направления, размеры. Чтоб не подать повода к подозрению. Аслан, улыбаясь, задал вопрос:

– А как вы полагаете, г. секретарь, вот этот ход также ведет к хрустальному дворцу, где гурии и нимфы, возлежа под сенью вечнозеленых дерев, наслаждаются трелями «азаран бюльбюль»?

– Вы изволите шутить, г. доктор, – усмехнулся проводник, – хрустальный дворец стоит в глубине вод, а указанный вами ход, прорезая скалу, выходит к тому оврагу, часть которого видна за холмами. – И он указал рукой в сторону оврага.

– Простите, г. секретарь! Вы, разумеется, примете за шутку мое замечание. Ваше объяснение весьма заинтересовало меня. Я видывал много крепостей, но подобный ход встречаю впервые; очевидно, выход его закрыт.

– Ну, конечно, закрыт и вот по какому случаю. Несколько лет тому назад один из караульных солдат занимался кражей пороха, который он выносил через этот ход и продавал лавочникам-армянам. Солдата и лавочников строго наказали; и с того времени выход остается закрытым.

– Как пышно здесь процветали в старину ремесла! – воскликнул Аслан в восхищении, – эти ходы сделаны настолько искусно, что в течение тысячи лет не разрушились и по сие время сохраняют свое значение.

– Но вы еще более будете поражены, – с некоторой хвастливостью ответил проводник (как будто эти чудеса были созданы его предками), – когда ознакомитесь с тайными ходами Топрак-Кале и Чархи-Фалак. После осмотра крепости я сведу вас туда: они находятся довольно далеко отсюда. Вы там увидите еще более удивительные подземные ходы – некоторые из них столь длинны, что сообщаются с этой крепостью.

Аслан достал из кармана золотые часы и предложил их проводнику.

– Вы столь любезны, г. секретарь, что мне хотелось бы оставить вам что-нибудь на память.

Проводник отказался от подарка или, точнее, показал вид, что отказывается.

– Благодарю за ваше внимание, но мне неудобно лишать вас часов, столь необходимых во время путешествий.

– Вы правы, – возразил Аслан, – но согласитесь, что золотые часы большая приманка для грабителей, и мне желательно освободиться от них; у меня имеются еще серебряные. Не откажите принять, г. секретарь.

Секретарь принял с благодарностью. Ему не впервые приходилось получать «пешкеш»[55]55
  Пешкеш – подарок, дар.


[Закрыть] за услуги. Если б ему не предложили, то он, наверное, не постыдился бы сам потребовать.

Но меня поразило другое обстоятельство. Правда, наградить секретаря было необходимо, хотя бы из уважения к пашé, предоставившему нам в качестве проводника одного из самых близких лиц, но одаривают, обыкновенно, когда услуги уже выполнены. Почему же поторопился Аслан? Быть может потому, что, получив подарок заранее, проводник с большим рвением станет выполнять возложенную на него обязанность.

Проводник положил часы в карман жилета и долго размышлял, куда красивей заложить цепочку, справа или слева. Он обратился ко мне за советом, я высказал свое мнение. Тем временем Аслан поднялся на вершину одной из башен и со страшной высоты долго молча и грустно озирал окрестности. Лицо его было бледно, глаза лихорадочно горели, губы дрожали – он был, видимо, в страшном смятении. Изумленный смотрел я на него…

Мы спустились вниз по тем же, стертым от времени, каменным ступеням, выдолбленным, по словам Аслана, по приказу Гагика Арцруни.

Внизу нас ожидали гавазы. Мы сели на лошадей и направились к развалинам крепости Топрак-Кале. Чудная панорама открылась пред нами, когда мы выехали из города, справа утопающие в зелени Айгестан и Варагские горы с живописным монастырем, слева сверкало, словно бирюзовое зеркало, озеро Ван. Это овальное зеркало находилось в великолепной оправе, опоясавшей его живописные берега мягкими волнистыми складками гор: Артос, Аркос, Сипан, Небровт и Гркур. Огромный бассейн воды был крепко стиснут в их могучих объятиях.

Казалось, памятники язычества и христианства соревнуются меж собой. С одной стороны, печальные развалины заброшенных капищ и роскошные постройки с клинообразными надписями свидетельствуют о глубокой языческой старине, с другой – множество храмов и монастырей, в которых по настоящее время пребывает многочисленное духовенство.

Наконец, мы достигли Топрак-Кале. Ее называют также Акрну-Кар или Змп-Змп Магара. Из тех наименований ни одно не является старинным: они сравнительно позднего происхождения. Как называлась крепость в древности – история умалчивает. Некогда она была большим городом, а теперь, исчезла под земляными холмами, почему турки и называют ее Топрак-Кале, т. е. земляная крепость. Быть может, этот исчезнувший город был именно тем заколдованным «Медным градом», печальная память о коем сохранилась до наших дней в преданиях Вана. Злая колдунья весь город со стенами, домами и населением превратила в неподвижную медь. Эта легенда, по словам Аслана, показывает, что развалины относятся к медному веку. Проводник подтвердил предположение Аслана, заявив, что здесь были найдены разнообразные медные украшения, медное оружие, медная домашняя утварь и даже медные люди…

Развалины и могильники воскрешают в моем воображении жизнь в прошлом: когда-то жили люди, работали, с течением времени умирали, оставив после себя живые памятники. Глядя на могилы предков, человек с особой гордостью убеждается, что они были лучшими людьми своей эпохи. Даже во прахе могил сохранилось их былое величие, вызывающее бодрость и чувство гордости в сердцах людей грядущих поколений! Из пыли развалин возникает цемент, связующий сердца современников с сердцами предков.

В горе Топрак-Кале имеются так же, как и в крепости Шамирам, пещеры, подземные ходы, вырытые в самых твердых скалах. Мы вошли в одну из таких пещер – Змп-Змп Магара, т. е. звучащая пещера. Самый тихий звук отдается здесь гремящим эхом. В скале открывается широкая расщелина, спускающаяся сотней каменных ступеней в глубь горы. Два просвета, выдолбленных в камне, бросают сверху тусклый свет в эту подземную яму. У последних ступеней открывается широкая четырехугольная пещера; особый коридор ведет в недра земли, но где он кончается – бог весть. Проводник опять стал рассказывать о подземных палатах. О том же повествовало народное предание. Озираясь вокруг себя, я готов был верить, что здесь действительно существовал подземный мир.

Аслан не обмолвился ни единым словом. Он все исследовал коридоры с целью узнать, действительно ли они имеют сообщение с крепостью Шамирам. Он зажег лампу и отправился внутрь пещеры. Никто из нас не осмелился последовать за ним.

– Пропадет, – сказал мне проводник.

– А почему?

– Там обитают джинны (злые духи); ни один смертный не возвращался оттуда…

Через час Аслан вернулся. Мы вышли из пещеры и продолжали путь на вершину горы. Проводник хотел показать нам вход в подземный коридор Чархи-Фалах. Этот подземный ход напоминал только что виденные нами подземные коридоры; с вершины горы он врывался в ее недра. О нем среди ванских армян существует множество чудесных преданий. Одно из них рассказал нам проводник.

– Подземный ход спускается к берегам реки Гайл, протекающей под горой; роскошные берега окаймлены пальмами. Здесь судьба торопливо вертит колесо мира – Чархи-Фалах. На каждой спице колеса начертаны таинственные письмена. На одной, например, значится, как отыскать секретные сокровища, на другой – как приготовить эликсир, превращающий любой металл в золото; на третьей – где находятся бирюзовые горы; на четвертой – как и где найти живую воду; на пятой – заклинание, с помощью которого можно достичь власти и славы. Колесо вращается без перерыва. Останавливается в год раз, и то лишь на одну минуту, в ночь вознесенья, когда сплетаются в объятиях земля и небо.[56]56
  В христианской традиции Вознесение Господне (или просто – Вознесение) – отмечается в 40-й день после Светлого Христова Воскресения (Пасха) и всегда приходится на четверг. Событие Вознесения Христова как бы соединяет небо и землю, делает их ближе, разрушает границу между ними. В мусульманской традиции отмечают ночь Вознесения Пророка Мухаммеда – Аль-Исра валь-Мирадж, в ночь с 26 на 27 число месяца Раджаб. – прим. Гриня


[Закрыть] Люди с нетерпением ждут этой минуты. Если удастся им достичь Чархи-Фалаха, они должны иметь наготове восковые листочки, чтоб в момент остановки колеса приклеить их к спице. Таинственный талисман отпечатается на воске, и человек получит предопределенный судьбой дар. Но это случается весьма редко: в момент, когда колесо останавливается, людьми овладевает глубокая дрема, а роковое колесо продолжает свой стремительный бег…

Нам оставалось осмотреть еще одну древность, на чем и должна была закончиться наша экспедиция – врата Мгера. На продолжении той же скалы, с западной стороны, высится обтесанный с лицевой стороны в виде четырехугольника камень. Этот камень в своей громадной оправе наподобие рамы имеет большое сходство с дверью, – вся глубоко вдавленная поверхность его испещрена клинообразными надписями. В народе зовется она – врата Мгера. Это – самые обширные ванские клинообразные письмена. По преданию, за этой дверью, в глубине пещеры заключен со своим конем Мгер-великан. Наступит день, и он разобьет оковы, вылетит на коне из пещеры, отомстит врагам и очистит армянскую землю от зла…

Подобное предание могло сложиться лишь у армян. Незавидная, полная горя, жизнь в течение многих веков создала для него источник надежд и упований. Мигр, или как произносит народ Мгер, – армянский бог солнца; это древнейшее божество пребывает в заключении, и в армянской стране царят мрак и зло. Будет день, оно выйдет из темницы и вновь прольет на армянскую землю свет и возродит справедливость. Народ благоговейно повествует об этом, верит и ждет…

– Мгер уже появился, – сказал мне Аслан, когда я заговорил с ним по дороге об этой легенде, – но народ не замечает его…

Глава 6.
КУПЦЫ

Вернувшись в Айгестан, мы не застали мастера Фаноса. Он на один день уехал в ближайшие деревни. Аслан не стал расспрашивать, куда и зачем; по-видимому, это ему было известно. Я лег спать раньше обыкновенного. Аслан долго еще сидел за столом и чертил что-то на толстой бумаге. Утром он показал мне чертежи виденных нами мест. Я был изумлен: какой удивительной памятью обладает этот человек!

Сегодня он был в хорошем настроении, что случалось лишь тогда, когда он добивался намеченной цели, даже стал шутить со мной. Белая кошка, заходившая к нам поутру раньше хозяев, на этот раз сначала подошла ко мне; промурлыкав и мазнув меня по лицу хвостом, она направилась к Аслану.

– Теперь и она считает тебя за человека, – улыбнулся Аслан.

– Не только она, даже конюх мастера, завидя меня, встает с места; вчера он назвал меня «ага»[57]57
  Ага – господин.


[Закрыть].

– А знаешь, куда мы сегодня поедем?

– Должно быть, опять будем лазить в дыры…

– Нет. Сегодня мы отправимся с визитом к его преосвященству епархиальному начальнику.

– О нем что-то плохо отзываются.

– Знаю, вот потому и необходимо повидать его.

– Говорят, будто он отъявленный преступник.

– Иногда преступники могут служить мощным орудием в руках порядочных людей. Апостол Павел тоже был преступником, но впоследствии стал ревностным поборником христианства.

– А Васак?

– Он тоже крупная личность своей эпохи; если б возможно было потрясти мозги всех армянских нахараров, то едва ли вытрясли б половину того ума, каким обладал Васак.

– Но он был злодеем, причинил много вреда родине.

– Это потому, что историки, писавшие о нем, принадлежали к противной партии. Если б соотечественники последовали советам Васака, он оказал бы большие услуги родной стране.

Я был поражен: хоть и не читал я армянской истории, но о Васаке я слыхал много плохого.

– Какую же пользу мог принести Васак, – ответил я, рассердившись. – Дьявол никогда не может стать ангелом.

– А почему же нет? – рассмеялся Аслан, заметив мое волнение. – Ведь дьявол когда-то был ангелом, но обстоятельства сделали его злым духом. Васака нужно понять, а для этого следует знать историю Армении. Не спорь со мной, дорогой Фархат, ты должен читать и много читать.

Он подошел ко мне и положил руку на плечо.

В эту минуту в комнату вошел один из учеников мастера Фаноса и сообщил, что к Аслану пришли несколько человек, хотят видеть его.

– Узнай, кто они, – попросил меня Аслан, – скажи, чтоб подождали, пока я оденусь.

– Подождут! – ответил ученик лукаво, – до вечера готовы ждать… Они еще с утра сидят у ворот…

Я вышел на улицу. Трое купцов-армян, сидя рядком у ворот на земляной тумбе, перебирали чётки и беседовали.

Местные купцы, узнав, что Аслан интересуется древностями, тащили к нему все, что находили у себя дома: кусок железа, глиняный черенок или еще что-нибудь в надежде сорвать с него несколько золотых.

Завидев меня, они встали с мест, поздоровались и стали расспрашивать, как я поживаю; совсем, как старые знакомые. Один из них даже назвал меня «ага». Он был второй (после конюха мастера Фаноса), удостоивший меня этим титулом.

– Что вам угодно? – спросил я.

Они молча принялись вытаскивать из-за пазухи, из карманов разнообразные предметы, завернутые в тряпки,

– Зачем вы мне показываете, я не покупаю.

– Не беда и тебе посмотреть, ага, – сказал один из них; я заметил у него на руках синие знаки паломника, побывавшего в Иерусалиме. – Душа моя, мы слыхали – твое слово перед господином доктором не нуждается в повторении…

Он намекал на мою близость к господину доктору, который с первого же слова исполнит мою просьбу.

Я недоумевал: чем могу быть полезен махтеси[58]58
  Махтеси – хаджи, паломник, ходивший по святым местам.


[Закрыть]?

– Мы знаем, – пояснил паломник, – г. доктор собирает редкостные вещи; мы и принесли ему такие редкости, каких на всем свете не сыщешь. Если он купит их, мы пред тобой в долгу не останемся… И тебе кое-что перепадет…

– Ну, конечно, и тебе перепадет, – повторили хором другие.

– А что мне перепадет? – спросил я, волнуясь.

– Не понимаешь? – спросил махтеси, слегка потрепав меня по плечу. Он таинственно покачал головой, лукавая улыбка скользнула по его чисто выбритому лицу, он прищурил левый глаз, подмигнул мне и несколько раз потер большим пальцем указательный палец.

– Вот что!

Негодяй хотел подкупить меня. Он принял меня за слугу доктора и, по привычке обделывать делишки с помощью слуг, решил, что я ему помогу. Если б я проявил сочувствие, они предложили бы мне целую программу действий – как вести себя, что говорить при докторе. Купцы прекрасно знают, как обирать приехавшего на восток неопытного европейца при помощи слуги-переводчика из местных жителей.

Наглость купцов настолько возмутила меня, что я хотел было вытолкать их и сказать, что доктор не покупает антикварных вещей, но воздержался из опасения, что это не понравится Аслану. Я повел их в дом.

Войдя в комнату, все трое молча отвесили поклон и выстроились в ряд у дверей… Аслан, одетый, пил кофе.

– Прошу садиться, – произнес Аслан, указав им место подле себя.

Купцы продолжали стоять молча, нерешительно поглядывая друг на друга.

– Прошу присесть, – повторил Аслан. – Почему вы стоите?

– В вашем присутствии, г. доктор, мы не смеем садиться, – ответил купец-махтеси жалостливо и прижался к стене. Остальные последовали его примеру.

– Я ведь не пашá, – засмеялся Аслан.

– Ты выше паши́, г. доктор, – ответил стоявший подле паломника низенький старичок, – ты свет очей наших! Да ниспошлет всевышний долгие годы тебе… Пашá иной веры, а ты, хотя и франг, но исповедуешь нашу веру, мы все одному кресту поклоняемся, одних святых чтим.

Будь на месте Аслана кто-нибудь другой, он приписал бы их льстивые слова скромности или наивности. Аслан же быстро сообразил, с кем имеет дело, но не показал вида.

– Ну разве подобает, чтоб убеленные сединами старцы стояли перед юношей, – ответил он и вторично попросил их присесть. – Я уважаю ваши преклонные годы.

– Да благословит тебя господь, – воскликнули купцы в один голос и уселись, но не там, куда их приглашал Аслан, а около двери.

Расспросив купцов о цели прихода, он попросил показать принесенные вещи. Один из них из вежливости обернулся к стене и два раза кашлянул. Кашель был условным знаком: махтеси в ответ два раза чихнул, «из вежливости» приподнял край одежды и вытер рот; третий перекрестился, возблагодарил бога и произнес: к добру!

– У нас такой обычай, г. доктор: если кто два раза чихнет – хороший знак. Будем надеяться, что очаг ваш будет нам к добру.

– Что за очаг? – подумал я. – Ведь это – не наш дом, а мастера Фаноса…

– Я также надеюсь, – ответил, смеясь, Аслан.

Это подбодрило купцов. Один за другим они стали подходить к Аслану и раскладывать редкости: старинные монеты, браслеты, медные серьги, прозрачные разноцветные бусы, наконечники копий и стрел, часть огромного щита, медную бычью голову, большие и малые глиняные сосуды… Все это вытаскивали они из-за пазухи, из карманов и даже из-под фесок. Но всего интереснее был способ показа: сперва самые обыкновенные вещицы, если не находили одобрения, доставали более ценную вещь, уверяя, что больше ничего нет, и лишь в конце извлекали из-под одежды новый предмет и опять клялись, что это последнее. Но… за «последним» следовало множество других вещей.

Я удивлялся долготерпению Аслана. Будь на его месте, я б их выгнал из комнаты. Но он и вида не показывал, что проделки купцов противны ему. Наконец, он выбрал несколько вещиц и просил назначить цену.

– Ну что вы, г. доктор! Неужели мы станем с тебя брать деньги. Коли речь зашла о цене – им цены нет.

– Тогда как же я могу приобрести их? – в свою очередь удивился Аслан.

– Берите так, уважаемый доктор, от этого мы не будем в убытке пусть это с нашей стороны будет «пешкеш». Но зато вы увезете хорошую память о нашей стране.

– Благодарю вас, – ответил Аслан, – я уверен, что денег у вас не убудет; по всему видно, что вы люди богатые, но я не привык получать «пешкеши».

Таков уж обычай у азиатских купцов: сперва скажут: «бери даром, это тебе подарочек», а затем, когда предложишь продать, заломят бог весть какую цену.

– Вы не верите, почтенный доктор? – молвил, махтеси Торос, – спросите у моего кума Мко, и он подтвердит вам, как один инглис (англичанин) за эту бычью голову предлагал пятьдесят золотых, но я не отдал. Не так ли, Мко?

– Клянусь моей душой, он говорит правду, – поддакнул кум Мко и приложил руку к сердцу.

Но можно ли было поверить куму Мко, у которого «душа» от постоянных клятвенных заверений совсем износилась.

В свою очередь Мко, когда Аслан взял у него несколько вещиц, привел в свидетели махтеси Тороса, будто тот собственными ушами слышал, как некий «франг» предлагал ему громадную сумму, но он не продал.

– Пусть ослепнут глаза мои от света, виденного в святом храме Иерусалима, пусть буду я одним из тех, кто вбил гвозди в руки Христа, если говорю неправду, – ответил махтеси Торос, – франг предложил ему громадную сумму, но он отказался продать.

– Но я обыкновенный врач, и у меня нет таких денег, – сказал Аслан, передавая обратно выбранные вещи.

– Не стесняйтесь, уважаемый доктор, – заговорили все разом, – берите, мы с вас денег не просим.

На этот раз Аслан вышел из терпения.

– Не знаю, что мне делать с вами: когда хочу купить – заламываете чрезмерно высокую цену, когда отказываюсь – предлагаете взять даром.

Тут купцы заговорили совершенно иным языком: чтоб разжалобить Аслана, прикинулись бедняками: мы-де люди неимущие, терпим нужду, семья у нас на шее, мучимся в руках «нечестивцев», все наше спасение – вот эти вещи и потому вынуждены продавать их так дешево. Даже намекнули: если б нашелся покупатель, они с радостью продали б детей своих, только бы не лишиться таких редкостных вещей.

Чтоб избавиться от гнусных попрошаек, Аслан выбрал несколько вещиц, сказав, что остальные ему не нужны, и бросил купцам деньги, купцы опять рядком выстроились у дверей. Излив весь запас благодарностей и благословений, они хотели было удалиться, но передумали и опять застыли в смешных позах; казалось, вот-вот подымут рёв.

– Имеете еще что-нибудь сказать? – спросил Аслан.

– Ровно ничего… Счастливо оставаться! – ответили они, но не тронулись с места.

Я дал им понять, что нельзя без конца надоедать г. доктору. Махтеси Торос незаметно протянул в мою сторону руку и опять принялся тереть большим пальцем указательный. Другой купец заявил, что у них дома имеются вещи получше: не пожелает ли доктор взглянуть на них.

– А ведь вы уверяли, что у вас больше ничего не имеется! – улыбнулся Аслан.

– Эх, уважаемый доктор, – ответил махтеси Торос, – а вы не знаете турецкую поговорку: «У волка в логове всегда найдется кость».

– Понимаю.

– Прикажете принести?

– Принесите.

Купцы отвесили глубокий поклон и вышли из комнаты. Во дворе махтеси Торос сунул мне в руку пять курушей. В сердцах я хватил его монетой по лбу.

– Что за шутки! – засмеялся он в ответ, поднял с земли монету и сунул в карман. – Ну и горяч же ты, как погляжу!

Эти люди оскорбление принимают за шутку, потому что у них не хватает ни мужества, ни самолюбия ответить на оскорбление оскорблением.

Мать Фаноса издали увидела купцов и позвала.

– Милости просим, махтеси Торос, милости просим, Мко, милости просим, Ако! Куда вы, не пивши, не евши?

Купцы сперва с благодарностью отказались от приглашения: время-де базарное, спешат на рынок, по делам, но затем, чтоб не обидеть старуху, согласились и вошли с ней в погреб, где хранились вина.

– Кто они такие? – заинтересовался я. – Почему с таким уважением отнеслась к ним старуха? – спросил я у слуги, который нес завтрак в подвал.

– Да разве вы не знаете их? Это первые богачи в нашем городе. У свиньи нет столько жиру, сколько у них золота.

Я вернулся в комнату.

– Что за низость, что за подлость! – повторял Аслан, крайне взволнованный, расхаживая по комнате.

– Представь себе, – сказал я Аслану, – эти купцы первые богачи в Ване.

– Я и не сомневался. Ну скажи мне, какое мнение я должен был составить об армянах, если б на самом деле был европейцем? Подобные мерзавцы срамят всю нацию, а европейцы, глядя на них, составляют превратное мнение о нашем народе.

Он бросил взгляд на купленные предметы, швырнул их в сторону.

– Выбрось эти монеты!

– Почему?

– Все они поддельные.

– А ты разве не знал?

– Знал, но все же купил и нарочно выбрал именно поддельные.

– И почему ты пошел на обман?

– Пусть подумают они, что я интересуюсь и занимаюсь только древностями, что я наивный европеец-путешественник и притом плохой археолог.

– Ты боишься их? А чем они опасны?

– Если узнают, что я армянин, они сейчас же выдадут меня.

– А ведь они обещали принести еще вещей – и ты приобретешь?

– Да, приобрету.

Откуда у Аслана столько денег, недоумевал я, он так щедро раздает их, словно луковичную шелуху…