Текст книги "Герцогиня Чёрной Башни. Хроники Паэтты. Книга Ii (СИ)"

Автор книги: postsabbath

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 44 страниц)

Едва ли не чудом для многих стало внезапное появление в Саррассе магини Дайтеллы, которая сразу же начала влиять на ход войны, создавая мощные заклятия, а также пытаясь найти некие универсальные методы манипуляции возмущением в условиях постоянно меняющегося рельефа. По сведениям, исходящих от знающих людей, она располагалась теперь в башне Кантакалла, весьма плотно сотрудничая с чернокнижниками.

В любом случае, появление столь мощной и столь легендарной магини люди воспринимали с огромным воодушевлением. Наверное, они возликовали бы ещё больше, узнав, что на арене возникла и другая легенда минувших времён – великий маг Каладиус, и что он весьма деятельно подошёл к решению своей важной задачи. Однако, хотя старый волшебник и не передвигался инкогнито, тем не менее он, как мы знаем, не особенно афишировал своё возвращение, так что излишнего фурора не вызывал. Большинство просвещённых в этом вопросе либо вообще забыли о нём думать, либо продолжали пребывать в уверенности, что он по-прежнему сохнет в своей пустыне.

Кстати, весьма любопытным было появление Дайтеллы в Золотом Шатре, а скорее даже – та интерпретация этого появления, которую поспешили растиражировать чернокнижники. По их версии Дайтелла телепортировалась прямо в башню Кантакалла по магическому маяку, созданному лично мессиром Алтисаном, главой Ордена чернокнижников.

Однако реальность была куда более прозаичной и, возможно, в чём-то более унизительной для достоинства древней лиррийской магини. В тот самый день, когда Пятый стрелковый полк покидал побережье, небольшой конный отряд отправился к югу, в Шайтру. Вскоре после того, как этот отряд оказался в городе, из порта вышел быстроходный трёхмачтовый бриг, взявший курс на юг. Но перед этим на его борт солдаты внесли небольшой закрытый ящик из полированного дерева. Хотя его с величайшей осторожностью несли четверо солдат, ящик этот был совсем не тяжёл. Очевидно, что читатель уже догадался, кто находился в этом ящике, который прибыл в Золотой Шатёр пять недель спустя.

Но история эта была известна весьма немногим, да и даже если бы она вдруг оказалась предана огласке, вряд ли это сильно омрачило бы блистающий образ величайшей лиррийской магини. Благодаря стараниям Дайтеллы, чернокнижники получали на вооружение всё более изощрённые и убийственные для гомункулов заклинания и артефакты, которые тут же пускались в дело с немалым уроном для врага.

Единственное, что в данной ситуации всерьёз тревожило стратегов во всех королевствах Паэтты – местоположение Герцогов Гурра. До сих пор, несмотря на предостережения разведки и предречения мудрецов, ни один из них не вышел на прямое противостояние с армиями людей. Очевидно, что они были на Паэтте, но пока предпочитали скрываться за неисчислимыми массами своих созданий. Оставалось гадать – надолго ли, да с трепетом ожидать их действий.

Глава 40. Кол

– Ассова задница! Опять снег! У этих палатийцев всё не как у людей! Вот скажи мне, Плинн, почему опять идёт снег, хотя наши мудрые предки назвали этот месяц месяцем дождей? Дьявольский Палатий! Как я надеялся больше никогда его не увидеть!

– Грош цена твоему ворчанию, старик! Я бы тебе, глядишь, и поверил, кабы не знал, как ты счастлив сейчас! Да ты же только что из портков не выпрыгиваешь от счастья!

– Что за чушь ты несёшь, тупица ты белобрысая? Да кого в здравом уме может порадовать такая погодка? И этот лес вокруг? Я чувствую себя какой-то белкой, того и гляди по веткам поскачу!

– А чего ж ты тогда в легион-то записался, дубина? Сидел бы в Латионе, пивко бы пил да баб щупал. Сейчас там мужиков недобор, так что ты бы точно нарасхват был бы! Али забыл, что у нас тут служба, а не именины?

– Ты мне ещё тут рассказывать будешь, салага! Да я в Седьмом служил, когда ты ещё пелёнки пачкал!

Хохот десяток глоток отозвался на столь вопиющее преувеличение, что тут же вызвало интерес центуриона, неспешно скачущего верхом шагах в ста впереди. Он немедленно повернул коня и в несколько секунд достиг не в меру смешливых рядов.

– Что тут у вас опять? – немного заикаясь, спросил он. – Снова Кол пустомелит?

– Так точно! – гаркнул тот, кого недавно назвали Плинном. – Я бы даже сказал – мелет чушь!

– И что же он наболтал в этот раз? – поинтересовался центурион.

– Теперь он возомнил себя белкой, центурион! – под дружный хохот товарищей с серьёзной озабоченностью возвестил Плинн.

– Ну мозгов-то у него явно не больше, – невольно фыркнул центурион. – Вы не глядите, что башка-то большая – там окромя кости, считай, и нет ничего! Поди, опять заливал про свою былую службу у нас? Что бы не сказал – не верьте! Всё врёт, старый маразматик!

Ясное дело, Кол нисколько не обиделся на центуриона Дакноса, понимая, что тот шутит. Более того, именно Дакнос замолвил за него словечко центуриону второго ранга, так что то, что Кол вновь вернулся в легион, было именно его заслугой. Более того – они с Колом были хорошими друзьями, правда, дружба эта оставалась за пределами марш-бросков, где Кол был простым рядовым, а Дакнос – его непосредственным командиром.

Вообще Дакнос в своё время служил в когорте, командиром которой как раз и был Сан Брос, друзьям откликающийся и на Кола. Он был и свидетелем триумфа Кола, и свидетелем его падения. В те времена они почти не общались, однако, сам того не подозревая, Кол заложил тогда неплохой фундамент своего будущего, поскольку со всеми своими подчинёнными он был доброжелателен, так что даже последние из них добрым словом поминали своего центуриона второго ранга, когда тот покинул легион ради службы в гвардии паладинов его величества.

Позже до Дакноса, как и до прочих легионеров, докатились слухи об изгнании Кола из гвардии паладинов за пьянство, и на долгие годы он потерял бывшего командира из поля зрения и, как тогда казалось, из самой памяти. За это время Дакнос сам успел дослужиться до командующего центурией. Этому не помешало даже его заикание, которое, кстати, моментально проходило, когда он командовал, особенно на поле боя.

И вот каково же было его удивление, когда не так давно он вдруг увидел своего бывшего центуриона второго ранга, ошивающегося неподалёку от казарм легиона. У Кола была очень запоминающаяся внешность, так что бывший подчинённый без труда его узнал и тут же подошёл поболтать.

Кол довольно скупо отвечал на расспросы Дакноса, тем более, что он сам его почти не помнил, ведь тот был простым легионером, да ещё и лет на семь моложе, однако не стал скрывать, что в жизни его затянулась чёрная полоса, и что он не прочь был бы вновь поступить на службу, если это возможно. Надо сказать, что у Кола бы не было совсем никаких шансов в любое другое время. Но теперь в Латионе постоянно проходили новые доборы добровольцев, в том числе и в Седьмой легион, пощипанный варварами на севере. Но даже теперь Колу крупно повезло – удача не то что улыбнулась ему, она прямо-таки расцеловала его в макушку.

Колу повезло, что его заметил Дакнос, который сохранил о нём добрые воспоминания. Ему повезло, что, как оказалось, кроме центуриона в легионе служило некоторое количество ветеранов, вспомнивших славные деньки нынешнего пьянчуги. И то сказать – Седьмой Коррэйский ревностно заботился о «чистоте крови», так что любому другому завсегдатаю трущобных кабаков здесь мигом дали бы от ворот поворот.

В общем, прознав о том, что Кол вновь мечтает одеть кирасу легионера, Дакнос не успокоился, покуда не добился не только его зачисления в легион, но и зачисления именно в его центурию. Они довольно быстро сдружились, хотя, к чести Кола, он весьма щепетильно соблюдал субординацию в служебное время.

Центурион, признаться, поначалу частенько переживал из-за того, что поручился за пьяницу. Однако Кол очень скоро показал, насколько беспочвенными были эти переживания. Дакносу это казалось невероятным, но Кол действительно со времён их первой встречи ни разу не пригубил даже пива. Учитывая, сколько лет беспробудного пьянства было за его плечами, не верилось, что он просто взял и перестал пить, словно выбросив пагубную привычку, как какую-нибудь ненужную вещь.

Ну а спустя каких-нибудь пару недель случился этот поход против Ведьмы севера. Кол быстро адаптировался к строевой жизни, и через какое-то время у него иной раз возникало странное чувство, будто бы и не было того пласта жизни, что прослойкой разделил его службу в легионе на «до» и «после». Он словно вспоминал тяжёлый сон, пьяный угар, и даже не верилось, что всё это было с ним. Особенно грело душу то, что вокруг него теперь были не подонки городского дна – бездомные, шлюхи и мелкое жульё, а воины, настоящее боевое братство, готовое в любой момент подставить мощное, закованное в медные латы плечо.

В погоне за Симмерской ведьмой особенно не поспешали, словно кто-то из начальства очень хотел опоздать. Так оно и вышло, только вот, к немалому изумлению подошедших латионцев, финал истории оказался не таким, как ожидалось. Взирая на груды опалённых гоблинских тушек, над которым вились уже тучи воронья, легионеры поняли, что Палатий в этот раз справился без них. Собственно, сами легионеры этому были только рады, но вот командование заметно приуныло, почувствовав себя едва ли не обманутыми.

Растерянно потоптавшись на месте, латионцы так и не встретили ни одного человека. Несмотря на то, что палатийская разведка всё ещё шерстила окрестности в поисках пропавшей ведьмы, они все, как правило, старались держаться подальше от поля битвы, над которым уже витал дух разложения, так что подходить близко было не только неприятно, но и опасно. В итоге, не зная, что делать дальше, легат Тофино, командующий легионом, скомандовал марш на запад. В данных ему ранее инструкциях легиону предписывалось поступить в распоряжение командования вооружённых сил Палатия, так что Тофино решил двигаться в Шинтан.

Примерно через сутки марша они достигли небольшого городишки, где как раз наткнулись на основные части той самой «Армии возмездия», которые сполна наслаждались обожанием мирного населения, поэтому не особенно спешили туда, где им с высокой долей вероятности предстояло погибнуть. Отсюда в Шинтан был послан голубь, извещающий о латионском легионе, однако, как мы знаем, это было не более чем подтверждением, поскольку в столице не только знали об этом, но и уже пообещали этот легион в помощь генералу Шэндору.

У латионцев велик был соблазн остаться и разделить радушие и уют этого городишки с палатийскими войсками, но местные жители, несмотря на огромное уважение, которое они питали к латионским легионам вообще, и к Седьмому – в частности, тут же дали понять, что не считают легионеров своими спасителями от гоблинской ведьмы. Выпрашивать подачки легат Тофино не привык, поэтому, переночевав, легион прямиком направился в Шинтан.

Нельзя не отметить, что местное население неизменно было весьма приветливо к именитому легиону. В каждой деревне, которую они проходили, на улицу выбегали детишки и бабы, а также те из мужчин, кто в силу разных причин пока что избегал набора. Эти деревни сейчас были переполнены беженцами с запада, поэтому жилось тут несладко и этим несчастным, и местным, на которых свалилось такое количество голодных ртов. Однако же, несмотря на это, многие люди тянули проходящим солдатам то краюху хлеба, то кружку молока, то пригоршню яблок. Латионцы же, глядя на всю эту окружающую убогость, сами иной раз делились с детворой частью своего пайка.

В Шинтане порядком уставшим пехотинцам тоже не дали возможности как следует отдохнуть, сославшись на сложную оперативную обстановку, хотя, опять же, как мы уже знаем, к тому времени положение на передовой вполне выправилось благодаря, в том числе, вмешательству Мэйлинн. Пробыв в столице Палатия два дня, легион потопал к Шельдау. Именно на этом пути, лигах в пяти от города, мы и настигли его в начале нашей главы. Вернёмся же вновь на ту дорогу, к тому самому разговору, отвлёкшись от которого, нам пришлось совершить экскурс в историю.

Итак, обычная для скучающих в походе солдат шутливая словесная перепалка продолжилась, несмотря на то (а может, как раз благодаря тому), что к ней присоединился центурион Дакнос. Балагур Кол быстро стал любимцем в своей центурии: молодые глядели на него чуть ли не с благоговением, а те, что постарше, быстро наладили с ним дружеские отношения. В центурии, правда, было всего три-четыре ветерана, не считая самого центуриона, которые ещё застали Кола, но этого хватило, чтобы байки о бывшем центурионе второго ранга разнеслись по умам.

Однако, не вся молодёжь, замирая, заглядывала в рот Колу, когда он заливал очередную свою небылицу. Довольно быстро завязалась дружба между ним и двадцатитрёхлетним пареньком по имени Плинн. Это был долговязый белобрысый парень, смешливый и болтливый почти как сам Кол, который, в отличие от большинства своих сверстников, не лез за словом в карман всякий раз, как к ним обращался кто-то из старших.

Он не был задирой – напротив, скорее его можно было назвать добродушным. Да и вообще в легионе не любили держать камня за пазухой, равно как и лезть на рожон. Здесь старались сохранять ровную приятельскую атмосферу, необходимую тем, чья жизнь завтра может напрямую зависеть от сослуживцев. Так вот Плинну филигранно удавалось так отбрить любого, кто пытался сыграть шутку за его счёт, что хохотали потом все, в том числе и сам потерпевший. Конечно же, они с Колом были буквально обречены на то, чтобы стать друзьями. Друзьями, которые вечно обменивались колкостями.

– Сам ты белка, дура белобрысая! – с видом оскорблённого достоинства воскликнул Кол, замахиваясь, словно собираясь дать приятелю подзатыльника. – Я просто хотел сказать, центурион, что надоел уже этот лес и эта слякоть.

– Продрог наш Кол совсем, – сочувствующе произнёс Плинн. – Того и гляди – сопли в носу замёрзнут!

– Что ты знаешь о холоде, девочка? – тут же откликнулся Кол. – Я полтора года проторчал на самом побережье Серого моря! По сравнению с теми зимами этот холод – лёгкая прохладца!

– Ты удивишься, но мы тоже не так давно вернулись из-под Тавера! – парировал Плинн. – И если мы там не позамерзали к бесам собачьим, то лишь потому, что постоянно приходилось драться.

– Эту вялую возню ты называешь дракой? Вот когда мы с господином центурионом рубились под Скабеем – это была драка! Людей крошили, что твои огурчики! Мы там, почитай, половину легиона оставили, да, центурион?

– Это было ещё до меня, легионер, – несколько сконфуженно произнёс Дакнос. – Я пришёл в легион двумя годами позже.

Невольно ехидные усмешки сползли с лиц окружающих, и даже Плинн с нескрываемым уважением посмотрел на Кола. Всё-таки, что ни говори, а во всём легионе нашлось бы не так много людей, которые служили ещё в те времена. Кол же самодовольно оглядел товарищей по оружию. Само собой, он не мог не знать, что его приятеля Дакноса не было в битве под Скабеем, так что это был прямой расчёт. Очевидно, что ветеран остался вполне доволен результатом.

– Так вот, скажу я тебе, лапа, – насладившись моментом, Кол вновь обрушился на Плинна. – Что в те времена таких вобл сушёных, как ты, и на арбалетный выстрел к легиону не подпускали! Это сейчас, как я погляжу, набирают кого попало...

– И ты – лучшее тому подтверждение, – согласно кивнул Плинн, вновь рассмешив товарищей. – Центурион Дакнос был очень добр, взяв на службу пьянчугу вроде тебя!

Кол никогда даже не пытался скрыть от своих новых товарищей свою предыдущую жизнь. Он честно рассказывал и о беспробудном пьянстве, и о том, как делал грязную работу для Тана Горбуна, и о том, как позже его едва ли не ежедневно мутузили, выбивая долги. Кол не кичился своим падением и не смаковал его. Он принял его как данность и не собирался открещиваться, воспринимая как ценный жизненный урок.

В последние лет шесть-семь жизнь Кола была однообразна и предсказуема. Она шла по накатанной, словно тележное колесо, попавшее в глубокую колею на осеннем раскисшем тракте. И так же, как та колея, жизнь его была полна грязи и мути.

С тех пор, как пошли прахом его последние попытки встать на ноги, бывшему паладину только и оставалось, что пить, да валяться в сточных канавах. Иной раз он подсаживался к какому-нибудь одинокому посетителю очередного кабака и начинал рассказывать истории из своего прошлого, надеясь, что тот если и не подбросит пару железных монет, так хотя бы угостит чаркой, или, на худой конец, оставит допить. Кол и сам осознавал, насколько мерзко звучали его воспоминания о гвардии паладинов и о том, как он командовал целой когортой, из уст опухшего выпивохи, жадным взглядом следящего за кружкой, которую собеседник подносил ко рту. Будучи трезвым, он всякий раз давал себе зарок, что не станет так унижаться, но, стоило выпить достаточно, чтобы захмелеть, но недостаточно, чтобы залить пустоту внутри, и он вновь подсаживался к очередному ухмыляющемуся гуляке.

Года два тому назад он сошёлся с женщиной. Ей было двадцать семь, хотя выглядела она заметно старше. Собственно, познакомились они совершенно предсказуемо – оба надирались вдрызг в одном завшивленном кабаке, причём за её счёт. Гейре, как звали эту особу, очень приглянулся здоровый и довольно статный, несмотря на брюшко, мужик, а Колу очень приглянулась та, кто поставила перед ним баклагу дешёвого вина.

На том могло бы всё и закончится, но Гейра, видимо, очень запала на своего случайного собутыльника, так что после пригласила его к себе. Поскольку альтернативой для Кола была ночёвка где-нибудь под плохо побеленной стеной того же кабака, он не раздумывал, хотя в сексуальном плане эта женщина вряд ли способна была задеть его за живое.

Так и пошло. В его жизни появилась грязная, запятнанная постель, в которую он теперь мог возвращаться после попойки; грязная, запятнанная женщина, которая взбиралась на него в этой постели, а также кое-какие деньги, которых едва хватало на дешёвое пойло. Гейра не жалела для любовника тех крох, которые она зарабатывала, стирая белье для жителей Старого города, лишь бы он оставался с нею. Она и сама любила прикладываться к бутылке, так что иной раз, чтобы сэкономить время, они просто покупали галлон какой-нибудь дешёвой бурды, напивались и тут же валились в кровать. Такие вечера Кол любил больше всего, потому что у его похотливой подруги после такого количества выпитого обычно не оставалось ни сил, ни желания.

Однако идиллия продолжалась всего несколько недель. В конце концов Колу стало невмоготу вести такую жизнь прихлебателя, которому женщина платила лишь за то, что он спал с ней. Решив для себя, что он вновь пробил очередное дно, бывший легионер решил поставить точку в своей любовной истории.

Увы, как это бывает со многими другими вещами в этом мире, закончилось всё ещё хуже, чем началось. Подвыпившая Гейра устроила истерику, а затем просто кинулась на своего бывшего возлюбленного. Кол поначалу лишь мягко отталкивал визжащую и захлёбывающуюся слезами женщину, но когда она до крови прокусила ему предплечье, ударил по-настоящему. Полуоглушённая Гейра отлетела на ту самую кровать, которая так недолго побыла уютным любовным гнёздышком, да так и осталась лежать там, всхлипывая, когда Кол, не прощаясь, вышел за дверь.

После этого с женщинами он решил завязать навсегда. Собственно, он решил завязать и с собой, полностью махнув рукой на любые попытки выбраться из клоаки, в которой оказался. Он находил почти мазохистское удовольствие в собственном унижении и страданиях. Ему даже пришла в голову мысль вновь податься к Тану Горбуну, но, чуть поразмыслив, Кол всё-таки решил, что это дно пробивать пока что рановато.

Когда началась вся эта петрушка на западе, когда ужас переполнил улицы Латиона подобно мутному потоку, Кол увидел во всём этом руку самого Асса. Было очевидно, что для такой большой войны понадобится очень много солдат, и что офицеры на призывных пунктах уже не будут столь щепетильны в выборе кандидатов на убой. А это было именно то, что нужно Колу – ещё один шанс, ещё одна попытка вновь стать человеком. И он поклялся себе, что ни за что не упустит эту возможность.

Три дня Кол не брал в рот ни капли, пытаясь хоть немного привести себя в божеский вид. Он дважды выкупался в Труоне прямо в одежде, чтобы она хоть немного вернула свой былой облик, а также попытался на это время не попадаться на глаза верзилам Горбуна, чтобы не мять и без того помятую физиономию ещё больше.

Старый легионер решил попытать счастья в некогда родном легионе, хотя и понимал, что шансы его ничтожно малы – Седьмой не принимал в свои ряды отребье, благо, хватало достойных претендентов. Если (а скорее – когда) он получит там от ворот поворот, то всегда можно будет записаться в полк попроще, в «марширующее мясо», как пренебрежительно называли подобные сборища легионеры элитных полков.

Когда Кол подошёл к казармам Седьмого, его неожиданно накрыло бессилие. Он словно увидел себя со стороны, и едва не расхохотался от этого зрелища. Да его не пустят даже на порог, не говоря уж о том, чтобы попасть к ответственному за набор офицеру!

Хотя, признаться, возможно у этой внезапной неуверенности была совсем другая подоплёка. Кол догадывался, что в глубине души ему просто стыдно и боязно, что его узнает кто-нибудь из былых товарищей. Лучше умереть на месте, чем терпеть их снисходительно жалостливые взгляды, хлопки по плечам и фальшивые улыбки!

Так Кол некоторое время жалко бродил неподалёку от казарм, не находя в себе смелости ни уйти, ни попытать удачи, как вдруг какой-то малый в форме центуриона окликнул его по имени. Некоторое время Кол боролся с детским желанием убежать или сделать вид, что тот центурион обознался, но, к счастью, он сумел побороть эти глупые чувства и, растянув рот в улыбке, откликнулся, хотя, как ему тогда казалось, он видел этого парня в первый раз.

Такова была незатейливая история Кола, и каждый в центурии слышал её, по меньшей мере, по три раза. Однако недавний пьяница всякий раз сдабривал рассказ всё новыми подробностями, с каждым разом всё более невероятными и смешными, так что никто не был в обиде. Более того, на каждом привале вокруг старого балагура образовывался кружок благодарных слушателей, покатывающихся со смеху, когда Кол с изумительно серьёзным лицом начинал убеждать их, что у его Гейры было три груди.

Вот и теперь за его шутливой перебранкой с Плинном следила едва ли не треть центурии. Кабы не боязнь сломать строй и заработать нагоняй от центуриона, зрителей было бы куда больше.

– Пьянчуга или нет, а тупую башку твою мне отбить, всё равно что за дерево поссать отойти, – безапелляционно заявил Кол в ответ на бестактную реплику парня. – Помни об этом, когда будешь в другой раз разевать свой щербатый рот!

– Это точно! В твоём возрасте отлить – та ещё задачка! – хохотом закатились все, даже центурион не сдержался. – Крантик, поди, совсем не работает уже? С утра за дерево отойдёшь, чтоб к вечеру пару капель нацедить?

Было видно, что Колу достался серьёзный соперник, которого голыми руками не возьмёшь. Тем более, что и сам Кол хохотал до слёз, оценив остроту товарища. Этот блестящий финал ознаменовал передышку в словесной дуэли, тем более, что от задних рядов покатилась команда о привале – кашеварам пора было приниматься за дело и накормить почти шесть тысяч уставших голодных мужиков. До Шельдау оставалось всего ничего – один дневной переход, но поскольку солнце было уже довольно низко, то командование решило сделать привал прямо здесь, посреди этого унылого осеннего леса.

Легионеры стали разбивать лагерь, сноровисто расставляя палатки в чётком выверенном порядке, где каждый знал своё место, так что даже в случае внезапного ночного нападения легион мог быть построен за считанные минуты. Кол, то и дело пофыркивая при воспоминании о последней шутке Плинна, натягивал бечёвку, пока тот самый Плинн ловко привязывал её ко вбитому в землю крюку. Ещё несколько минут – и возле возведённой палатки уже горел костёр, к которому озябшие солдаты с наслаждением протягивали руки и ноги.

– А всё-таки хорошо здесь! – шумно выдохнув, блаженно пробормотал Кол, полуприкрыв глаза. – Что ни говорите, а война – это моё призвание! Чувствую себя здесь, как дома.

– Учитывая, что твоим домом были сточные канавы Латиона – охотно верю! – Плинн вновь не упустил случая поддеть товарища.

– Да пошёл ты! – беззлобно и с ленцой бросил Кол, и умолк, с лёгкой улыбкой глядя на огонь.

Глава 41. Ярмарка

Теперь, когда болезнь наконец была побеждена, Солана восстанавливалась довольно быстро. Аффа усиленно откармливала девушку, словно сказочная ведьма, которая вознамерилась позже зажарить её и съесть. И это, надо сказать, приносило свои плоды. Конечно, Солана была всё ещё страшно худа, но больше не походила на ходячий скелет, да и синеватый отлив кожи сменился наконец более здоровым цветом.

Уже третий день, как начался постремий. На улице было совсем неуютно – лютовал ветер, то и дело сыпал колючий, как гречневая крупа, снег. Солана с содроганием думала о предстоящем пути. Всё её существо сопротивлялось этой мысли, ища любой повод, чтобы остаться тут до весны. Но отступившая покуда в тень великая волшебница Солана то и дело выползала оттуда, чтобы напомнить о себе.

Действительно, она никогда не станет могущественной правительницей, если будет вот так вот прятаться от различных невзгод. А сейчас нужно спешить как никогда – если армии Гурра доберутся до этих краёв, то о том, чтобы добраться до Герцогини, можно будет позабыть.

Ты можешь, конечно, отказаться от всего этого и остаться навсегда жить у старой ведьмы, – язвительно говорила Солана-волшебница Солане-девчонке. Ты можешь всю оставшуюся жизнь доить коз, ворожить для простолюдинок, пытающихся зачать ребёнка, продавать сушёные грибы на ярмарке. Можешь даже позволить этой дуре-Арсе греть тебе постель, или же можешь найти себе какого-нибудь деревенского губошлёпа, которого можно будет использовать без всяких обязательств. Хочешь этого?

Нет, не хочу! – тут же отчаянно отвечала Солана-девчонка. Эта жизнь не для меня! Я хочу пить вино на пирах, спать в замках и общаться с раболепствующими дворянами. И лапать меня ночами будет кто-то не ниже принца, или принцессы!

И Солана вновь понимала, что время пришло – пора уходить дальше. Кроме того, она прекрасно понимала, что заготовленной женщинами на зиму еды не хватит на троих. Ей нужно уйти, причём чем быстрее, тем лучше.

– Я знала, что ты это скажешь, – с заметной печалью произнесла Аффа, когда Солана наконец объявила об уходе. – Видела это в твоих глазах. Ты всё правильно делаешь, дочка. Тебе надо идти, хоть мне бы и хотелось, чтобы ты осталась. Но думала ли ты, куда ты пойдёшь?

– На север, конечно, – немного сбитая с толку, пожала плечами Солана. – Башня же там...

– Прямо на север? – уточнила Аффа.

– Ну... да... наверное... – девушка совсем растерялась от этих вопросов, которые ведьма явно задавала с умыслом.

– В таком случае, ты уйдёшь отсюда не больше чем на десять лиг, а затем просто сгинешь, – Аффа стояла, уперев свои покрасневшие руки в бока.

– Это ещё почему?

– Не пройдёт и двух недель, как кругом будут сугробы по колено. А через три недели они вполне могут быть по пояс. Одна, по бездорожью, не имея возможности добывать пропитание... Ты сгинешь, не пройдя и десяти лиг.

– И как же мне быть? – жалобно спросила Солана, чувствуя собственное бессилие.

– Тебе нужно на запад, к Труону, – заявила Аффа. – Нужно двигаться трактами, просить милостыню у людей. Нужно добраться до Шинтана, а оттуда всеми правдами и неправдами попасть к побережью. Скорее всего, к тому времени река уже встанет, но я слыхала, что купцы приноровились прилаживать к саням нечто вроде паруса и так путешествовать по льду. Торгуй собой, воруй, мошенничай, но набери денег, чтобы добраться к Каледу. А уж там, уверена, ты сумеешь отыскать дорожку к самой Герцогине. Главное – не пытайся дойти туда сама, в одиночку.

– Но если меня узнают?

– Кто тебя узнает? – фыркнула старуха. – Идёт война и вокруг толпы сироток. Стань одной из них. А лучше – стань покуда мальчиком. Одеть тебя в твои мужские шмотки – никто и с двух шагов не поймёт, что ты девка. Но вообще я бы не стала надевать ту одежду, в которой ты сюда явилась – уж больно она барская. Сказать по правде, я давно ждала, что ты решишь уйти, а потому перешила несколько дочкиных платьев в мужские рубахи и порты. Оденешься, и станешь простым деревенским пареньком-сиротой. Да и парню-то одному всё безопасней путешествовать, чем девчонке.

– Спасибо, – просто сказала Солана, потому что не знала, как выразить ту благодарность, которую чувствовала. – Я не знаю, как отплатить тебе за доброту...

– Сделай всё по уму, девочка, и я буду счастлива! – улыбнулась Аффа.

– Сделаю, – пообещала Солана, искренне веря в сказанное.

– Тогда у меня ещё одна отличная идея для тебя, дочка. Через четыре дня возле усадьбы Керетто пройдёт последняя в этом году ярмарка. Народишко соберётся, чтобы купить-продать то, что ещё осталось. А затем из усадьбы отправится обоз с податью в Шинтан. Вот кабы тебе прицепиться к тому обозу – за неделю бы добралась до города! Да и с голоду бы помереть не дали.

– Но возможно ли такое? – неуверенно спросила Солана. – Зачем им брать с собой кого-то?

– Деньги, девочка, и не такое делают.

– Но у меня нет при себе денег. Разве что продать шпагу...

– Ты в своём уме? – вскричала Аффа. – Да стоит тебе появиться на ярмарке с этой шпагой – тебя тут же схватят! Забудь про неё! Оставь у нас, мы припрячем.

– Но как же я буду...

– Нож свой с собой возьмёшь, только прячь его получше. А шпагу и лук придётся оставить.

– И лук? – воскликнула Солана, уже приготовившись возражать.

– И лук, – непререкаемым тоном подтвердила Аффа. – На кой он тебе? Только лишнее внимание привлекать будет. Хорош сиротка, который бродит вооружённым до зубов! Да и взгляни на свою тетиву: её уже и один раз-то не натянешь – лопнет!

Последний довод действительно был убедительным. По большому счету, сейчас от её старого лука проку не было никакого. Но ведь это был подарок отца!.. Солана крепко задумалась, но затем всё-таки кивнула головой, подтверждая правоту ведьмы.

– Вот и славно, – удовлетворённо проговорила та. – Ты – умная девочка! А насчёт денег не волнуйся – я же тоже привороты не задарма делаю! Кое-что скопила.

Арса, которая теперь редко вмешивалась в разговоры матери и Соланы, побаиваясь Симмерскую ведьму, и теперь лишь злобно зыркнула на мать, но возразить не посмела. Понятное дело, что ей не нравилось, как Аффа разбазаривает их деньги на кого ни попадя. Однако, и Солана, и сама Аффа сделали вид, что ничего не заметили.