Текст книги "«Как заводить друзей и выигрывать в квиддич» (ЛП)"

Автор книги: peterpandemic

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 30 страниц)

Их обычные утренние упражнения шли не особенно хорошо, главным образом потому, что Имаизуми и Наруко продолжали оскорблять режимы тренировок друг друга и пытались подставить друг другу подножку, пока Онода не видел. Этот план скоро оказался заброшен, но к тому времени Наруко дважды сбросил Имаизуми с холма, на котором они занимались, а Имаизуми преуспел в хватании Наруко за волосы и уже направлял ему в лицо Жалящее заклятье, когда Онода вмешался. У Оноды получилось – в этот раз – предотвратить катастрофу, но к тому времени самым безопасным решением для всех присутствующих мыслилось сделать перерыв на еду, во время которого они обменивались взглядами, полными молчаливого негодования, вместо того, чтобы бросаться друг на друга с кулаками или заклятьями.

Ситуация лишь немного улучшилась, когда они взяли метлы, и только потому, что это позволяло им улаживать свои споры другим способом и, по большей части, уменьшало возможности физического контакта.

Онода совсем не удивился, что, когда они с метлами в руках едва достигли квиддичного поля, Наруко уселся на свою и немедленно взлетел, вызывающе крикнув Имаизуми:

– Попробуй догнать меня, шустряк, догони меня!

Имаизуми взглянул на Оноду неуверенно (и, возможно, немного виновато), пробормотал: «Это быстро, обещаю», и тоже стартовал, крича Наруко, что не собирается его догонять (несмотря на то, что именно это он и делал, и это было бессмысленно отрицать).

Онода уже знал, как будут развиваться события, поэтому уселся на землю, чтобы подождать.

Хотя он не особо переживал, что не участвует в состязаниях своих друзей – он вообще считал, что никто в здравом уме не захочет участвовать в этом, – но понял, что чувствует себя немного брошенным, глядя, как они улетают. Очевидно, что Имаизуми и Наруко оба любили летать, и оба были очень хороши в этом. Хоть они и вечно ругались, Онода знал, что они искренне наслаждаются возможностью посоревноваться с кем-то на своем уровне, и особенно в своем любимом занятии.

А Онода… просто не был частью этого. Не мог быть, пока оставался жалким неудачником во всем даже просто напоминающем полеты.

Ему следовало стать лучше.

В тот момент Оноде стало ясно, что события прошлой недели должны были повториться, потому что он почувствовал что-то маленькое и легкое, отскочившее от его головы, и моментально узнал, что это.

Это снова был крошечный бумажный самолетик, как ни в чем не бывало лежавший на земле рядом с местом, где сидел Онода, и сердце едва не остановилось, когда он наклонялся, чтобы поднять самолетик, пока его не унесло ветром.

Надежно держа самолетик, Онода искоса глянул вверх, решив в этот раз узнать, кто продолжает посылать ему эти записки, но верхушки ворот – согласно «Квиддичу сквозь века» – были где-то на уровне пятидесяти футов в воздухе, и с такого расстояния он мог разобрать только смутный темный силуэт на фоне яркого неба. В любом случае этого было достаточно, чтобы убедить Оноду, что там, наверху, был кто-то – очень смелый или очень безрассудный.

Кто-то, кто определенно хотел связаться с Онодой – у него были на это причины.

Онода осторожно развернул самолетик, его руки тряслись от неожиданной нервозности, пока он думал, что мог получить сегодня.

На этот раз обертка была бледно-голубой и надпись на ней гласила, что это «Друбблс», но Онода не обратил на это внимания, не интересуясь еще одной волшебной конфетой, о которой никогда не слышал. Если бы ему хотелось узнать о ней, он мог бы позже спросить у Наруко, который, казалось, восполнял свои скудные учебные знания впечатляющими знаниями о конфетах.

Когда Онода развернул обертку, он нашел то, что искал – еще одну короткую, торопливо нацарапанную записку от своего неизвестного корреспондента.

«Мне кажется, все это выглядит очень знакомо. А ты как думаешь?»

Онода подозревал, что автор записки имеет в виду соревнование Имаизуми и Наруко, и почувствовал, как слабая улыбка расползается по его лицу. Конечно, он был согласен.

И вместе с этим пришло осознание, что впервые Онода обнаружил в себе желание суметь как-нибудь ответить, кто бы ни писал эти послания. Кажется, этого кого-то интересовало мнение Оноды, так как в двух из трех записок спрашивалось о его мыслях. Он думал: действительно ли отправитель ожидает, что Онода сможет ответить, и не раздражает ли его очевидный недостаток интереса.

Еще один самолетик отскочил от головы, и Онода, схватив его, немного помедлил перед тем, как развернуть и достать послание.

«Ты очень тихий».

Онода моргнул. По всей видимости, его мысли были на той же самой волне, что и мысли его таинственного корреспондента, если содержимое письма можно расценивать как выражение разочарования от того, что он ни разу не ответил.

Но в то же время не было ли с самого начала неоправданным ожидать ответа? Кто бы там ни был на верхушке ворот, он, в сущности, просто бросал самолетики вниз, возможно слегка направляя их с помощью палочки, чтобы их не унесло ветром по пути к цели. Если Онода хотел ответить, ему пришлось бы как-то заставить свое послание взлететь самостоятельно, а он до сих пор не знал, как наколдовать такое.

Онода не представлял, что отправитель письма хочет от него, кроме…

Кроме…

Он хлопнул себя по лбу, не веря, что ему понадобилось так много времени, чтобы найти такой очевидный ответ на вопрос. В первый раз он пришел на поле для квиддича, чтобы потренироваться в полетах. В тот самый момент он сидел с метлой на коленях, думая, как оказаться достаточно высоко в воздухе, чтобы это смог увидеть человек на воротах.

Отправитель письма не ожидал ничего в ответ. Может, он просто ждал, пока Онода не наберется достаточно любопытства – или недовольства, – чтобы сесть на метлу и отправиться искать того, кто отправлял эти письма.

Кроме того, отправитель, вероятно, делал ставку на то, что Онода не настолько труслив, чтобы не взлетать и не выяснять, кто это. Но если Онода и бы кем-то, то именно трусом. Ничто не могло заставить Оноду залезть на метлу и столкнуться с человеком, отправлявшим дружелюбные, но и немного жутковатые послания две последние субботы подряд. Такого просто не было.

Но все же…

Невзирая на решение оставаться на твердой земле до тех пор, пока Имаизуми и Наруко не вернуться, Онода проглотил свой страх и взмыл с земли на своей метле, решив встретиться с тем, кто отправлял ему послания на конфетных обертках.

Когда ему (с большим трудом) удалось заставить свою метлу устойчиво парить прямо напротив квиддичных колец, многое из того, что казалось ему непонятным, разъяснилось.

Первым, что понял Онода, было то, что он был прав – человек, которого он искал, сидел на самом верху квиддичных ворот. Он обнаружил мальчика, примерно его возраста, который ненадежно взгромоздился на верхнюю часть кольца, одной ногой опираясь на его нижний край, а другой – беззаботно болтая в воздухе. Возле его плеча небрежно парила метла, но больше у него не было никакой поддержки, и не было ничего, что могло бы его поймать в случае падения.

Он то ли находился в блаженном неведении относительно этого факта, то ли был невероятно смелым – и Онода почувствовал острый укол зависти.

– А вот и ты! – улыбнулся ему мальчик, как будто это вовсе не было странным или удивительным – встретить нового человека впервые лицом к лицу в тот момент, когда один из вас неуверенно восседает на метле, а второй – на квиддичном кольце, и оба вы находитесь в воздухе в пятидесяти футах над землей. – Мне уже стало интересно, что заставит тебя подняться сюда.

Онода открыл рот, чтобы ответить – но не смог.

– Я Сангаку Манами. Приятно познакомиться, – сказал мальчик, лучезарно улыбаясь и приветственно поднимая руку.

Этот мальчик – Манами – тотчас произвел на Оноду впечатление несколько странного, несмотря на его выбор в сидении. Это необязательно было плохо – вроде как Имаизуми тоже показался ему странным при первой встрече, но в то же они были совершенно разными.

Как и Имаизуми, Манами был худым, с бледной кожей и темными волосами, но на этом сходство заканчивалось. Производимое им впечатление было… единственное слово, пришедшее на ум, было «беспечность». Он, возможно, был выше Оноды, если бы он стояли рядом; его свободная мантия не скрывала, что он очень стройный, определенно не шире самого Оноды, несмотря на более высокий рост. Его черные, с синим переливом волосы спадали на плечи, обрамляя тонкие, миниатюрные черты, а большие, полуприкрытые глаза придавали ему безмятежное, слегка сонное выражение.

Он не был похож на других одиннадцатилетних мальчиков, которых Онода встречал – как в магловском мире, так и в магическом.

И теперь он мечтательно улыбался и махал рукой так, словно не был одним из самых странных людей, с которыми сталкивался Онода.

– Я думал, что ты придешь сюда для того, чтобы ответить мне, – сказал Манами, возвращая руку, которой махал, в прежнее положение, хотя и не стараясь посильнее ухватиться за кольцо. – Как тебя зовут?

– Я… Сакамичи. Сакамичи Онода, – смог наконец выдавить Онода. И, раз уж начал, стоило идти до конца. – Как я понял, ты тот, кто отправлял мне послания? – спросил он.

– Я, – довольно сказал Манами. – Тебе понравилось?

– Ох… да, наверное, – озадаченно ответил Онода. – Почему ты посылал их? И почему мне?

Манами пожал плечами, и Онода мысленно вздрогнул, думая, не нарушит ли это небольшое движение баланс и не сбросит его с места. Каким-то чудом Манами усидел и ответил удивительно небрежным тоном:

– Ну… на прошлой неделе я увидел, как ты сидишь на площадке, пока твои друзья летают без тебя, и подумал, что тебе, должно быть, скучно, вот и решил начать разговор. – Он сделал паузу и застенчиво улыбнулся Оноде. – Вообще, если подумать, я, наверное, должен был с самого начала сказать, где я, и тебе бы не пришлось искать… но если бы я сделал так, я бы не узнал, сможешь ли ты сам додуматься. И поскольку ты здесь, значит, ты в любом случае меня нашел, и в итоге все получилось!

– Х-хорошо, – ответил Онода, не зная, что еще можно сказать по этому поводу. – Думаю, в этом есть смысл…

Но на самом деле это казалось бессмысленным, как и почти все, что Онода до сих пор знал о Манами. Но, возможно, для Манами отправлять таинственные письма человеку, которому «должно быть, скучно», чтобы посмотреть, что будет дальше, выглядело вполне логично. Это мог быть просто его каприз. Или же скучно было именно самому Манами.

Но, независимо от причины, было непохоже, что он хочет как-то навредить этим, и Онода слегка расслабился оттого, что загадка разгадана.

Расслабился он и потому, что все еще мог удерживать равновесие на своей парящей в воздухе метле.

– Ну и… что именно ты тут делаешь? – спросил Онода, призывая все свое мужество.

Манами спокойно улыбнулся ему.

– Знаешь, мне нравятся высокие места.

– О. В самом деле?

– Да, – сказал Манами, неожиданно наклоняясь вперед и взмахивая ногой, очевидно не заботясь о своей безопасности. У Оноды пересохло во рту, когда он подумал, не придется ли ему совершить свою первую (и, как он надеялся, последнюю) воздушную спасательную операцию, но снова оказалось, что другой мальчик вне опасности и с легкостью удерживает равновесие.

– Мне нравится летать, – продолжил он, оставаясь в полном неведении, что едва не довел Оноду до сердечного приступа. – И мне нравится чувство свободы в полете. Мне нравится ощущать, как ветер подталкивает меня и делает быстрее. А когда я не летаю, мне нравится находить места, где я могу сидеть и видеть всю землю. Это место одно из моих любимых.

– Кажется, я вижу почему… – сказал Онода, нервно сглатывая после того, как рискнул взглянуть на окружающую местность, как будто для него существовала какая-то возможность увидеть то, что видел Манами. Вид, как он предполагал, был эффектный, с озером и лесом с одной стороны, горами и замком – с другой, но вид с земли тоже был впечатляющий, и Онода уже знал, какой из двух он предпочитает.

– Скажи мне, Сакамичи Онода, – вдруг сказал Манами, вырывая Оноду из его мыслей. – Тебе нравится летать?

Онода моргнул, немного ошеломленный неожиданным вопросом. Он открыл рот, чтобы сказать: нет, ему совсем не нравится летать, и если бы у него был выбор, он бы не садился снова на метлу до конца своей жизни – но остановил себя раньше, чем слова вырвались наружу.

Нравилось ли ему летать? Не особенно – это было ужасающе. Но в то же время… он не был уверен, что действительно ненавидит это. Ему пришло в голову, что он, на самом деле, не слишком много думал о самих полетах, за пределами своей боязни высоты. По большей части он хотел лишь научиться хорошо летать и пожинать плоды того, что должно прийти вместе с этим умением, – такие как одобрение и дружба с людьми, которые ему нравятся.

Хотя любовь к полетам могла бы быть дополнительной наградой.

– Я… Я точно не знаю … – неуверенно сказал Онода.

Манами нахмурился с недоумением.

– Наверное, это… не знаю, я бы хотел научиться этому. Мне бы хотелось полюбить это. Но я… я боюсь высоты, – робко сознался Онода.

– Но ты же сейчас здесь, – отметил Манами. – Ты боишься?

– …Ужасно.

– О. – Манами посмотрел на Оноду с новым интересом. – Это очень странно.

Онода подумал, что это, вероятно, немного смело со стороны Манами – бросаться словами вроде «странный», когда он сам достаточно странный, – но придержал эту мысль при себе.

– Что странного? Что кто-то боится чего-то, что тебе очень нравится?

Манами рассмеялся, и смех его звучал как звон колокольчиков.

– Да, думаю, и это тоже. Но более странно для меня быть настолько решительным, чтобы позволить случиться тому, что ты называешь своим худшим страхом. Зачем ты себя заставляешь?

– Не знаю, – сказал Онода. – По большей части это эгоизм, думаю. Мне хочется произвести впечатление на людей. Чтобы понравиться им.

Ему было тяжело убрать горечь из своего голоса.

– И это все?

Онода взглянул на Манами.

– Может… В основном да, вообще-то. Но иногда… я вижу, как много полеты значат для людей, и мне в самом деле хочется понять, что они в этом находят. Как Имаизуми и Наруко, или как Мики, или… ты, наверное.

– Хочешь узнать, что я нахожу в полетах? – поинтересовался Манами веселым голосом.

– Да… Хотя ты упоминал, что тебе нравится свобода? И еще что ты любишь высоту? – спросил Онода, надеясь, что не пересек никакую черту, переводя разговор на Манами.

– Да, это так, – с чувством сказал Манами. Он нетерпеливо повернулся к Оноде, напугав неожиданной силой в его – очень голубых – глазах. – Эй, ты когда-нибудь думал, на что это похоже – упасть с большой высоты?

Онода побледнел, быстро оглянувшись.

– Ммм… да, в самом деле. Постоянно.

Онода боялся высоты. Хотел он этого или нет, его мысли всегда крутились вокруг этого, когда он был на метле. И что из того?

– Тебе вроде не нравится это идея, – заметил Манами, и его голос звучал до странности разочарованно.

– Конечно нет! – в замешательстве воскликнул Онода. – Я боюсь высоты. Я не слишком хорошо летаю, и если я упаду, я могу… – он оборвал себя. – Я стараюсь не думать об этом.

– Хмм… – задумчиво сказал Манами, глядя в никуда.

У Оноды появилось трусливое подозрение, что он только что провалил какой-то тест, хотя понятия не имел, что за тест это был.

– Это… плохо? – спросил он, теряясь в догадках.

Манами рассмеялся, и этого, по-видимому, хватило ему, чтобы снова засиять.

– Нет, я думаю, нет… это понятно, на самом деле. Ну, тогда мне остается только пожелать тебе удачи в твоих попытках полюбить полеты, Сакамичи Онода.

Онода запоздало сообразил, что Манами призвал свою метлу из ее «отдыхательного» положения за его плечом, наверное, собираясь улететь.

– О. Ты уже уходишь?

Манами легкомысленно кивнул:

– Ага, наверное. Это место становится слишком известным, и мне нужно присмотреть какое-нибудь еще, пока мистер Канзаки не пришел потребовать метлу назад. И твои друзья скоро будут здесь, значит, ты будешь занят и я снова буду скучать.

Теперь, когда Манами упомянул об этом, Онода услышал слабые отзвуки перебранки, доносимые ветром. Он понадеялся, что в этот раз никто не упал в озеро.

– О! – сказал Онода. – Тогда ладно. Думаю, мы сможем поговорить позже, если встретимся… ты ведь тоже первокурсник, правда? У нас должны быть совместные занятия.

Манами шаловливо улыбнулся ему.

– Хмм… может быть. Посмотрим.

– Что?

С опозданием Онода вспомнил, что надо было взглянуть на эмблему факультета на мантии Манами до того как он – с почти нечеловеческой ловкостью – одним проворным движением покинул место, где сидел, и оседлал метлу, перед тем как улететь.

– Поговорим, когда ты снова будешь на метле, – ответил Манами и вскоре исчез из виду.

Онода осторожно вернулся на землю и уселся так, будто ничего не произошло, несмотря на то, что в его голове кружились вопросы и сомнения о странном разговоре с не менее странной личностью.

Одно было точно: о случившемся не стоит говорить Имаизуми и Наруко.

Он едва успел взглянуть на герб Ховартса на форме Манами; только после того, как он упомянул, что у них могут быть совместные занятия, Оноде пришло в голову поинтересоваться, на каких именно занятиях они смогут встретиться. Короткого взгляда хватило, чтобы понять, с какого факультета Манами.

Факультет Сангаку Манами – Слизерин.

И Онода знал, что одной из немногих вещей, в которых Имаизуми и Наруко соглашались, было то, что слизеринцам нельзя доверять.

(Комментарий: Палочка Манами – волос единорога и сосна (я даже удивлена, потому что это единственная из древесин палочек для персонажей, с которой я очень согласна).)

========== Глава 11: В которой Сангаку Манами заметно отсутствует ==========

Комментарий к Глава 11: В которой Сангаку Манами заметно отсутствует

Онода пишет письмо и посещает квиддичный матч.

Дорогая мама,

Я не знаю, когда именно ты получишь это письмо (раз это впервые, когда я посылаю кому-то письмо совой), но знаю, что когда-нибудь оно к тебе дойдет, потому что я одолжил сову у моего друга Шунске, и он сказал, что она очень надежная. Ее зовут Психе, и, если ты не будешь запирать ее в доме, она сможет охотиться и тебе не придется беспокоиться о том, чтобы накормить ее. Просто отправь ее назад с письмом, если хочешь. Шунске просил передать, чтобы ты не беспокоилась, если ответ займет много времени, так как он в любом случае нечасто использует ее. Думаю, он не шлет много писем своей семье. Во всяком случае, с его стороны очень щедро предложить мне сову, и я очень благодарен!

Что до меня, я едва знаю, с чего начать. Мне так много нужно рассказать тебе о Хогвартсе, моих уроках и людях, которых я встретил, что я боюсь – в одно письмо не получится вместить все даже приблизительно, но я приложу все усилия, чтобы показать тебе, на что это похоже.

Мои занятия очень интересные, хотя для меня они трудноваты. Они очень отличаются от уроков в моей последней школе, поэтому многое мне приходится начинать изучать с чистого листа. Я знаю, я рассказывал тебе о некоторых из них и показывал учебники летом, но теперь я могу определенно сказать, что сами уроки такие же сложные, какими выглядят по книгам! Мой любимый урок, вероятно, астрономия или, может быть, защита от Темных искусств, но я не слишком успеваю в каком-то из них. Самый нелюбимый урок – история магии, но и на зельеварении иногда довольно мерзко, поэтому его я тоже не очень люблю. В последнее время я тренировался в полетах (на волшебной метле), и у меня есть друзья, которые помогают мне с этим. Их зовут Шунске и Шокичи, и они оба очень хорошие. Не думаю, что они замечают это, но у них в самом деле много общего.

Кажется, я был очень занят последние пару месяцев. А как ты? Как твоя работа? Было что-нибудь интересное в твоей жизни в последнее время?

Я очень скучаю и очень жду, когда смогу приехать домой на Рождество через месяц. Тогда у меня будет возможность рассказать тебе обо всем поподробнее, а сейчас я надеюсь, что у тебя все хорошо. И в дальнейшем я постараюсь посылать тебе письма чаще!

Люблю тебя!

Сакамичи

Аккуратно написав свое имя внизу пергамента, Онода сложил письмо пополам, вложил в конверт с адресом и запечатал воском.

– Готово! Что-нибудь еще нужно сделать перед отправкой? – спросил Онода, вручая письмо Имаизуми.

Онода и Имаизуми снова сидели за столом Рейвенкло в Большом зале, и Онода только что закончил писать его первое письмо маме, что он пытался сделать с тех пор, как приехал в Хогвартс. Имаизуми просматривал один из комиксов Оноды, сосредоточенно сузив глаза в попытке уловить смысл происходящего на картинках (Онода запоздало вспомнил, что волшебники привыкли к движущимся картинкам, и магловские комиксы были особым вызовом для понимания Имаизуми), но судя по тому факту, что он около часа почти не поднимал головы от книги, история ему в любом случае нравилась.

Они оба будто бы ждали, когда покажется Наруко, хотя Онода был уверен, что Имаизуми до последнего вздоха будет отрицать, что делал что-то подобное.

– Нет, этого достаточно, – сказал Имаизуми, отвлекаясь от чтения, чтобы забрать письмо у Оноды и сунуть его в свою сумку. – Если ты написал правильный адрес, то я смогу объяснить Психе, куда лететь. Я отошлю его вечером, если ты не против.

– Спасибо за это, Шунске, – с чувством сказал Онода, надеясь передать, как много этот жест для него значит. – Я так давно не говорил с мамой… То есть, я знал, до того как приехал сюда, что здесь не будет телефонов и что я смогу связаться с ней только при помощи совы, но если бы ты не предложил мне помощь, я бы не знал, с чего начать. Не думаю даже, что я бы нашел дорогу в – совятню, да – сам, не говоря уже о том, чтобы заставить сову отнести письмо в нужное место.

– Мне не трудно, я уже говорил, – сказал Имаизуми с таким видом, словно ему постоянно приходилось повторять свои слова.

Онода улыбнулся.

– Знаю, знаю. Я просто… в самом деле благодарен. И я очень рад, что смогу получить и ответ от мамы! Она совсем одна дома, и я о ней очень беспокоюсь.

Имаизуми вопросительно поднял бровь.

– Почему ты беспокоишься о ней? Это ты учишься в волшебной школе, которая находится неизвестно где и с которой она не может самостоятельно связаться. Не должна ли она больше беспокоиться о тебе?

– Нет, я так не думаю, – улыбнулся про себя Онода. – Мама не так это воспринимает. Она думает, что это в самом деле восхитительно, что я уехал и учусь магии. Она действительно счастлива за меня. – Он сделал паузу, стараясь привести мысли в порядок, прежде чем продолжить. – Думаю, я беспокоюсь о ней потому, что она… не особо думает о себе? Мы никогда не были богатыми, и ей приходилось очень много работать, чтобы прокормить и одеть нас, и все такое, но она всегда казалась счастливой, а если все было вправду плохо, она старалась не показывать этого мне. Я знаю, ей пришлось многим пожертвовать, и для нее это было тяжело; а теперь я в Хогвартсе и больше не могу… присмотреть за ней, понимаешь? Я не много мог раньше, но мог хотя бы проверить и убедиться, что она не перегружает себя, и поговорить с ней. Я просто… я в самом деле надеюсь, что у нее все в порядке.

– Думаю, я понимаю это, – сказал Имаизуми. – Звучит так, будто она во многом похожа на тебя.

– Что? – воскликнул Онода, краснея. – Нет, я не думаю, что мы похожи, правда! Моя мама добрый и искренний человек, другие для нее всегда на первом месте, и она очень надежная!

Имаизуми посмотрел на него безучастно и, как подумалось Оноде, немного раздраженно.

– Как ты думаешь…? – начал Имаизуми, но, очевидно, передумал, потому что оборвал себя, не закончив, помотал головой и вернулся к книге. – Неважно.

– Что ты хотел сказать? – с любопытством спросил Онода.

– Ничего.

– О, – произнес Онода, немного разочарованный тем, что Имаизуми, по-видимому, пытался закончить разговор. Онода задумался, не сказал ли снова что-то не то. – Ну… – неуверенно начал он, надеясь возродить их диалог. – У тебя уже есть планы на Рождество?

– Нет, – коротко ответил Имаизуми, не отрываясь от книги.

– Ты не ждешь встречи с семьей? – удивленно спросил Онода.

– Не особенно, – сказал Имаизуми, и по тому, как сжались его губы, Онода мог догадаться, что ему совсем не нравится эта тема. – Вообще-то я думал провести Рождество здесь.

– О… ну, я думаю, тебе это подойдет, если ты хочешь позаниматься на каникулах. Но… тебе не будет одиноко? – спросил Онода, понимая, что, вероятно, побеспокоит этим, но в то же время чувствуя невероятную грусть от мысли, что Имаизуми проведет одинокое Рождество в замке, когда большинство учеников – включая Оноду – поедут домой.

Имаизуми пожал плечами.

– Я люблю тишину. Да и моя семья не из тех, кто собирается вместе. По большей части мои родители работают на Рождество, поэтому мы много не устраиваем. Иногда они дарят мне подарки… и у большинства слуг выходной, мэнор совсем пустой. Иногда я читаю или занимаюсь метлами, если мне скучно. Я просто решил, что в этом году, если мне придется провести все каникулы в одиночестве, я могу сделать это здесь, а не в старом особняке.

Это было, возможно, самое мрачное описание праздничных каникул, которое Оноде доводилось слышать.

– Это… очень плохо, что твои родители слишком заняты, чтобы провести Рождество с тобой, – сочувственно сказал Онода. – Уверен, они очень хотят побольше видеться с тобой.

Имаизуми фыркнул.

– Да, я тоже, – саркастически сказал он.

Онода мудро решил промолчать.

К счастью, скоро появилось необходимое отвлечение в виде Шокичи Наруко, который, с тех пор как Онода видел его несколькими часами ранее, дополнил свой огненно-рыжий вид сильно обгоревшей хогвартской мантией и частично сожженной челкой.

– Подержи это, Сакамичи, – сказал Наруко в порядке приветствия, передавая Оноде большой тюбик чего-то и скрученные бинты, перед тем как бросить свои книги в кучу на столе.

Одна из книг соскользнула с кучи, ударилась о локоть Имаизуми, и он поднял голову.

– Что на этот раз? – спросил он, с прищуром наблюдая за опаленным Наруко. – Неужели маглы, которых так любит твоя семья, наконец-то попытались сжечь тебя на костре?

– Ха-ха-ха, – сказал Наруко. – Так смешно. Знаешь, ведь маглы до сих пор сжигают ведьм и волшебников на костре. Именно это все еще случается. Ты определенно просто полностью невежествен по отношению к тому, что нравится маглам, и пытаешься спрятать это, притворяясь, что ты умный.

– Мне не нужно притворяться, – холодно заметил Имаизуми, ставя свой открытый комикс на стол, словно пытаясь скрыться от Наруко.

– Ну… так что случилось, Шокичи? – спросил Онода, когда Наруко забрал назад свой тюбик, и Онода заметил на его руках множество неприятно выглядящих ожогов, которые были ярко-красными и кое-где пошли волдырями.

Одного взгляда на них хватило, чтобы Онода почувствовал тошноту. Он немного удивился, почему Наруко не придает им значения – они выглядели болезненными.

– Мой котел расплавился, – в качестве объяснения сказал Наруко, сжимая тюбик, пока из него не показалась густая зеленоватая паста. Он щедро размазал ее по самым худшим ожогам на руках, перед тем как использовать – более бережливо – на маленьких красных пятнах на лице. Все это заняло несколько секунд и было сделано с тревожащей сноровкой. – Видимо, у меня ‘слишком тяжелая рука’ для крыльев поденки, и я спутал иглы дикобраза с иглами нарла… опять.

– Почему меня это не удивляет? – пробормотал Имаизуми, с сомнением посматривая из-за своей книги на зеленую пасту, почти текущую с Наруко. Губы Имаизуми изогнулись. – Какая мерзость.

– Ну, твое лицо тоже, но я же не жалуюсь, – бросил в ответ Наруко, забирая у Оноды бинты и начиная неловко обматывать ими руки.

– Давай я, – сказал Онода, когда Наруко в четвертый раз выругался, преуспевая лишь в размазывании большей части зеленой субстанции по бинтам, а не в покрывании своих ран.

Наруко не пришлось убеждать. Он просиял, впихивая Оноде – теперь очень грязные – бинты:

– Спасибо, Сакамичи! Ты лучше всех!

– Ага, нет проблем, – сказал Онода, поморщившись, принял протянутые бинты и начал осторожно перевязывать руки Наруко, стараясь избегать прикосновения к жутковатой зеленой жидкости больше, чем это было необходимо. Наверное, какой-то антибактериальный лосьон? Или что-то магическое, для ускорения процесса заживления? Что бы это ни было, Онода надеялся, что это работает – ожоги, особенно с зеленой пастой на них, представляли действительно ужасное зрелище.

– У тебя есть планы на Рождество, Шокичи? – спросил Онода, заканчивая бинтовать, в надежде отвлечь внимание Наруко от дополнительного неудобства, которое он, должно быть, испытывал в результате неуклюжих усилий Оноды.

Наруко широко улыбнулся.

– Ага! – сказал он. – Я собираюсь домой, навестить моих младших братьев! Я так рад, что снова увижу их, и уже приготовил подарки и все такое! Я купил им пару видеоигр, и, думаю, привезу еще несколько крутых волшебных игрушек из Косого переулка, и…

– А ты не рад, что увидишь своих родителей? – мягко поинтересовался Имаизуми, и Онода нервно взглянул на него.

– Конечно я и их рад увидеть, – раздраженно сказал Наруко. – Почему нет?

Имаизуми неодобрительно посмотрел на него, но он быстро отвернулся.

– Обычно в сочельник мы занимаемся своими делами, но на Рождество проводим почти весь день вместе, – продолжил Наруко, будто ничего не случилось. – Мама говорит, что из-за того, что мы много времени проводим порознь, стало еще важнее ценить те моменты, которые мы можем провести с семьей. Мы едим праздничный завтрак, открываем подарки, а потом целый день делаем что хотим. В прошлом году мы катались на санках, и это было удивительно – мама зачаровала их, чтобы они ехали быстрее, и мы все время выпадали; а когда закончили, вернулись домой смотреть телевизор и пить горячий шоколад. Мои братья еще маленькие, поэтому очень устали после всего этого. Они даже не смогли испытать игрушечные метлы, которые им подарили, и пошли спать.

Глаза Наруко светились теплом и нежностью, когда он рассказывал эту историю и особенно – когда упоминал своих младших братьев. Онода подумал, что приятно видеть его таким счастливым, но его сердце слегка дрогнуло, когда он вспомнил, как Имаизуми описывал привычное для него Рождество.

– Но в любом случае, – продолжил Наруко, – Рождество еще не скоро. Знаешь, чего нам стоит ожидать в ближайшее время?

– Э… – протянул Онода, подумав минуту. – Экзамен по истории магии на следующей неделе…?

– Сакамичи… – начал Наруко с болью в голосе.

– Матчи по квиддичу между факультетами начинаются в эти выходные, – сухо сказал Имаизуми, не отрываясь от комикса.

– Да, спасибо, что перебил, – насмешливо сказал Наруко. – Я собирался сказать ему это! Не суйся в наши разговоры!