Текст книги "Just friends (СИ)"
Автор книги: Paper Doll
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 27 страниц)
Я оставался стоять на месте, когда Джо не терпелось побыстрее уйти. Её глаза умоляли меня поторопиться с решением, словно в то же время она не хотела бросать меня, вынужденная оставаться рядом. И я сдался перед ней, первым озвучив мысль о том, чтобы уйти. Я оставлял больницу опустошенным, ведь пользы от меня большой не было. Я так спешил, но это было напрасно. Если Джонни и нуждался в ком-то, то точно не во мне, потому что я был бессильным перед взрослым миром, который заставлял каждого подчиняться его негласным правилам. И вопреки генетическому сопротивлению всему, что было принятым, как правильное, я должен был сдаться, потому что бороться не было ни малейшего смысла, когда ты один против всех. Я ушел с тяжестью в груди, растерянный и совершенно сбитый с толку.
Джо пыталась меня отвлечь. Она больше не злилась. Казалось, девушка справилась со своими чувствами, отпустив обиду и приняв долгожданное для меня решение о прощении, которое, как хотелось верить, не было связанно с выходкой Джонни.
И всё же нашему общению мешала скованность. Мы пришли в паб, когда днем завсегдаи ещё не успевали опомниться после прошедшего, и где в общем-то было даже пустовато. Я принял задумчивый вид, молча смотрел в окно, подперев голову руками. Чай в кружке, на которой виднелись засохшие капли воды, медленно остывал, но я был не в состоянии сделать и глотка, а потому не следил за этим. Джо откинулась на спинку протертого до дыр дивана и тоже глядела в окно, лишь время от времени, разбавляя молчание вежливыми общепринятыми фразами, некоторые из которых даже не предусматривали моего ответа. Вид у неё был уставший, свидетельствующий о том, что последние дни выдались тяжелыми. И я не находил в себе даже малейших сил, чтобы быть для неё опорой и поддержкой, которой вызвался быть во время нашей последней встречи, что ничего между нами не изменила.
Теперь Джо снова была рядом, что должно было радовать, но я не мог радоваться этой мелочи, когда случилось нечто по-настоящему ужасное, с чем, полагаю, ни один из нас не сталкивался. Моя лучшая подруга ушла из жизни в результате насильственного убийства ещё ребенком, и я винил себя. Джонни сделал это решение сам, и я чувствовал себя виноватым вдвойне.
– Что случилось? – спросил я, всполошив наше угрюмое молчание. Джо вопросительно посмотрела на меня, не понимая сути вопроса, что, действительно, был слишком размытым. Я улыбнулся собственной глупости, встряхнул головой, а затем решил уточнить. – Почему ты так боишься больниц?
– Боже мой, нет, – взмолилась Джо, намеренно отвернувшись к окну. – В этой истории нет ничего трагического, но я не готова рассказывать её тебе.
– Ты мне не доверяешь? – я немного поддался вперед. Возложив обе руки на стол, тут же пожалел об этом, ведь он был липким. Я смотрел прямиком на Джо, которая теперь избегала самого короткого взгляда на меня, словно это её могло всё же сломать, на что я и надеялся.
Мне хотелось немного отвлечься. Я спросил её об этом, как только вспомнил брошенное Риком невпопад упоминание об упрямом нежелании Джо кататься на коньках, что наверняка было не беспочвенным, и что моё воображение связывало с паническим страхом девушки перед больничными стенами.
– Не уверена, что сейчас самое время, – она разрешила себе взглянуть на меня украдкой, после чего выпустила длинный вздох. Я её почти уломал. Это было проще простого. – Ты давишь на меня, – я даже не начинал, но не стал перечить девушке. Просто продолжал в упор смотреть на неё, отметив про себя, какой красивой она всё же была. Моё сердце вновь тоскливо встрепенулось, предаваясь угнетающему сомнению, смогу ли я когда-небудь быть ближе к ней, чем был в ту самую секунду. По большей мере, это зависело и от неё, ведь Джо не давала мне и малейшего намека, если я был симпатичен ей, как парень. Хоть я и не подозревал, какими должны были быть эти намеки, но убеждал себя в том, что их всё же не было.
– Жаль, – произнес я, откинувшись на спинку дивана, отправляя контрольный удар. Девушка заламывала руки, сжав ладони в крепкий замок, от которого не отрывала глаз, даже когда стала затем говорить:
– С четырех лет я занималась фигурным катанием. Это не то занятие, что требует исключительно развития таланта, а изначально подразумевает кропотливый труд и усердие, необходимые для того, чтобы чего-то достичь. Поначалу я не находила особого удовольствия от этого, но моей маме нравилось, поэтому я не хотела её разочаровывать, – губы девушки искривились в грустной улыбке, в голубых глазах отразилась печаль. Джо сложила руки на коленях, продолжая рассеяно наблюдать за движением снаружи, когда я наблюдал за каждым её движением. – Я вошла во вкус после первой победы на соревновании. Мне захотелось стремиться к большему, что я и делала, занимая призовые места в численных соревнованиях. Это было жутко приятно, – её глаза остановились на мне, и я улыбнулся, сделав вид, будто понимал, о чем шла речь, хотя подобного мне не приходилось испытывать. Я ни в чем не был первым. Даже не стремился к этому. – В общем, ещё с детства я была слишком упрямая и амбициозная, чтобы слушать кого-либо. В один момент мне просто взбрело в голову стать самой молодой фигуристкой, исполнившей тройной аксель, одна мысль о чем буквально сводила меня с ума, – Джо дала свободу рукам, взмахивая ими в воздухе, вторя произнесенным словам, что разжигали в ней чувства. – И однажды я всё же решилась. Пришла на тренировку намного раньше обычного, разогрелась и стала пытаться. У меня почти получилось, когда я упала. В результате перелом бедра, коленная чашечка выбилась, да ещё и лезвие конька застряло во внутренней стороне бедра, что избавило меня возможности заниматься фигурным катанием и дальше, – девушка резко умолкла.
Я не знал было ли правильным, что-либо отвечать. Я оцепенел от услышанного, воображая какая сила воли потребовалась девушке, чтобы справиться со своим первым поражением. Бесконечные дни, проведенные в больнице, сделали своё дело. Постоянные уколы и гипсы в течении следующего полугода. Шрам на ноге неизменно напоминал о случившемся и до того самого дня, когда мы сидели в дурацком пабе, и я бессовестно вынуждал Джо делиться со мной неприятными воспоминаниями. И мне хотелось провести нежно пальцами по выпуклости этого шрама, убеждая девушку в том, что и этот недостаток я находил в ней прекрасным, ведь наличие его свидетельствовало о её невероятной выдержке и силе, которых недоставало всё время мне. Но этот жест был бы слишком интимным. Джо не позволила бы мне дотронуться до неё там, позволяя переступать границы дозволенного.
– Мне неприятно вспоминать об этом лишний раз, чего я не хотела делать и теперь, – девушка тихо засмеялась, когда я не смог себя заставить сделать то же. – И мне всё ещё стыдно за то, что я могла подумать о том, что могу прыгнуть выше собственной головы. Я была так глупа и упряма, ослеплена желанием быть первой.
– В этом нет ничего постыдного, – я стегнул плечами. – При таком раскладе дел мне должно было быть стыдно за то, что я слишком пассивен, чтобы стремиться к чему-либо. Я, может, и хотел бы быть таким, но не могу.
– Для этого у тебя есть я, – Джо засмеялась ещё громче, заставив засмеяться и меня. Это было правдой. Только бы она сама никогда больше в этом не сомневалась. – Если только ты не устал от меня, – иронично произнесла девушка, не утаивая в этом былой обиды. И это сумело уколоть меня, почувствовать неловкость, скользнувшую между нами в столь важный момент проявления доверия.
– Мне всё ещё жаль из-за этого…
– Я знаю. И верю тебе, – Джо протянула мизинец для клятвы. Последний раз я делал это ещё с Нэнси, все ссоры с которой (начаты зачастую самой девочкой) заканчивались примирительной клятвой в том, что наша дружба была неразрушимой и вечной. Теперь мне сложно было представить, смогли бы мы продлить наши отношения до сего дня, не случись то, что случилось. Был бы я влюблен в Джо или сходил с ума от Нэнси, не замечая никого вокруг? – И мне жаль, что мы помирились при таких обстоятельствах, – сказала девушка, когда наши сжатые мизинцы наконец-то разомкнулись.
– Мы смогли бы сделать это, даже если бы ничего плохого не произошло.
– Ты так уверен в том, что я прощу тебя, чтобы ты не сделал?
Хотелось ответить: «Да, потому что так ты делаешь постоянно, хотя я всё ещё недоумеваю почему», но не стал дразнить Джо ещё больше, потому что это был бы явный перебор. Я просто нагло улыбнулся, заставив и её засмеяться. И стена упала. Я едва ли не физически ощутил это. Душа стиха воспела, испытывая облегчение, что не было полноценным из-за отягощающего чувства вины из-за Джонни. И всё же Джо снова была на моей стороне. Мы снова были прежними.
– День выдался тяжелым. Тебе нужно поспать, – тон Джо снова принял командный тон, хранящий в себе в то же время заботу. Я проводил девушку к дому едва только начало темнеть. Час ещё был слишком ранний, но мы оба были измучены этим днем.
– Да, не помешало бы, – я опустил голову вниз, одолевая внутри себя нежелание отпускать Джо. Мне не хватало её, как и всякий раз, когда мы были в ссоре. И этот раз не был исключением. Наверное, теперь я нуждался в ней в разы больше, как в человеке, который понимал, почему этот день был тяжелым. Я не намеревался рассказывать родителям о Джонни, посвящать их подробности того, почему мне было не всё равно, или объяснять, почему меня снедало чувство вины. – То, что ты рассказала, важно для меня, – я придержал Джо за руку, схватив ту налету, когда девушка намеревалась оставить меня.
– Это всего лишь часть моей истории, которую я не могу вычеркнуть, как бы сильно не хотела, – она скромно улыбнулась, пожав плечами в ответ. – В этом нет ничего важного.
– Ты ошибаешься. Это более, чем важно.
– Что же, расскажи мне тогда кое-что, что будет важно для меня, – её вопрос имел шутливый характер, но я не смог засмеяться, выдавив из себя лишь неуверенную улыбку. Первым пришло на ум разоблачение нашей с Нэнси дружбы, и это, наверное, было тем самым, в чем я не мог признаться Джо. Прошлое обжигало память. Я пытался забыть его (почти удачно, пока кто-то не напоминал о нем нарочно), но возвращался к этой истории раз за разом. Джо была права. Я не мог вычеркнуть Нэнси из своей истории, вообразив будто её там и не было, но мне хотелось этого так же сильно, как узнать о любви Джо ко мне. – Ты скучный, – девушка безобидно оттолкнула меня от себя, а затем засмеялась. Меня всё ещё удивляло, как эта правда не была ею ещё обнаружена.
Мы попрощались. Я медленно побрел домой. Хотелось курить и драться, но улица была пустой, как и карманы. Я не мог сделать даже этого. И с этим жалким осознанием я пролез в свою комнату через окно и уснул.
На следующий день я пропустил школу, направившись с утра из дома прямиком в больницу. Спокойно прошел к палате Джонни, не останавливаемый никем из персонала, сонного после ночной смены, что ещё не успела закончиться. Я испытывал нарастающее внутри волнение, сопровождаемое выпрыгивающим из груди сердцем и потеющими ладонями.
– Он ещё спит, – прежде чем я успел войти, меня остановила Лив. Двери в палату были чуть приоткрыты, и я даже сумел рассмотреть фигуру Джонни, храп которого был отчетливо слышен.
На ней не было лица. Женщина выглядела уставшей и совершенно подавленной. В руке она сжимала стаканчик с ароматным кофе. Казалось, только благодаря ему она смогла выдержать ночь на ногах, хотя подобное геройство не было кому оценить.
– Почему ты не с ним? – строго спросил я, словно обвинял её в том, что она не была в этот момент с мужем. Лив кивнула в сторону стульев, предложив расположиться там. Как только она села, её голова устало подперла стену, когда сама женщина закрыла на миг глаза. Я сел рядом.
– Он не хочет меня видеть. Проснулся в десять часов вечера и завопил, чтобы я убиралась. С тех пор я ошиваюсь здесь, – она окинула глазами пространство вокруг себя, будто на время оно стало её вторым домом.
Без лишних церемоний я спросил у неё, почему это произошло. Нехотя Лив рассказала обо всем. Её голос казался монотонным, сухим, она будто констатировала случившееся, словно так и должно было случиться, другого развития событий не предвещалось. И я ужасно разозлился на безразличие Лив к человеку, который любил её сильнее, чем собственную жизнь, раз уж решил избавиться её тогда, когда любимая женщина сообщила ему об измене. И я обвинял её в собственном чувстве вине, сжимающим болезненно горло от малейшего осознания того, что я знал обо всем достаточно продолжительное время, чтобы предотвратить, но не сделал ничего.
И всё же я не упрекнул Лив и словом, хотя моё потупленное молчание должно было всё ей объяснить. Если к ней всё ещё не пришло осознание того, что её необдуманные действия едва не лишили человека жизни, со временем это настигло бы её подобно лавине, пожирающей на своем пути все чувства, оставляя по себе лишь усыпанные гарью руины. К тому же она оказалась беременна, что мешало мне сказать ей что-то бранное. Чёртово воспитание мешало сделать это.
Мы оба не заметили, как медсестра вошла в палату Джонни, покинув которую сообщила Лив, что её муж проснулся и настоятельно просил не пускать её к нему.
– Я могу к нему зайти? – я подхватился с места, как ужаленный, готов ворваться в дурацкую палату, только бы мне разрешили это сделать.
– Ты кто такой? – женщина прищурила глаза, будто пыталась вспомнить моё лицо, что оказалось не совсем небезуспешной попыткой. – Тебя уже в травматологии заждались, дружок, – она хлопнула меня по плечу и пошла дальше, не предоставив какого-либо ответа. Поэтому я самому себе дал разрешение. В конце концов, Джонни было бы полезно увидеть кого-то помимо своей предательской жены.
Вид у мужчины был совсем, как у человека, который накануне решил покончить жизнь самоубийством. Он грустно улыбнулся, несомнительно рад меня видеть. Неловкость стала неотъемлемой моей чертой.
– Прости, я без пирога, – произнес с иронией в попытке разбавить гнетущую обстановку.
– Буду честен с тобой, у меня нет аппетита, – всё было настолько плохо. – Ты уже обо всем знаешь? – Джонни решил не тянуть, оставляя осторожность в стороне. Действительность была таковой, что он решился избавить себя жизни, что я не мог игнорировать, притворяясь, будто этого не было. Тем не менее, оказавшись в подобной ситуации впервые, я не знал, что стоило делать после того, как худшее произошло.
– Да.
– Должно быть, ты меня теперь презираешь?
– Что? – я удивился его предположению, ведь Джонни точно оставался последним, кого следовало бы презирать. Первое место в списке занимал Райан. А за ним сразу Лив. – Ты идиот, если позволяешь себе так думать.
– Я идиот, потому что моя чёртова жена под моим же носом изменяла с кузеном, – он угрюмо отвернулся к окну. Его голос надломился, и я почти был уверен, что Джонни не удержит слез, но он выпустил лишь тяжелый вздох, гранитом взвалившейся на меня, напоминая, что я всё знал. – Она была единственной, кто, как мне казалось, был на моей стороне. Кто любил меня. Но, видимо, я не нужен совсем никому.
– Полагал, ты из числа несломленных. Ты так стойко держался всё это время, – я даже ухмыльнулся, вспоминая с грустью о том, как мужчину выбрасывали из паба, куда ему не стоило даже соваться. И улыбка стерлась с лица в ту же секунду, как я ненароком вспомнил его скудное откровение на счет матери, отдавшей предпочтение кузену. – Мир нуждается в тебе, Джонни, поэтому ты должен взять себя в руки и противостоять ему и в этот раз.
– Ты умный парень, Фред. Мыслишь в жизни явно больше, чем это делал я в твоем возрасте, но отказываешься верить в то, что надлом существует в душе каждого и лишь вопрос времени, когда ты сломишься окончательно. Можно бесконечно обманывать себя в том, что будет ещё одна попытка всё наладить, изменить или вернуть, но, в конце концов, и это надоедает. Понимаешь?
Я не понимал, но полагал, что это могла бы понять Джо. Я наблюдал за тем, как она проиграла школьные выборы, была обманута парнем, к которому рвалась всем сердцем и душой, переживала детскую травму, но продолжала поддерживать в глазах свет, излучающий тепло и надежду, которых мне не доставало. Джо была сильной и несокрушимой. Казалось, для неё не существовало преград, так усердна она была во всех своих стремлениях. Её смех оставался живым, глаза искрящимися, движения легкими. За всем этим я не видел её надлома, но я заметил истинное положение дел, ранив её самостоятельно, будто это было большой необходимостью, совершенной ради познания всех сторон девушки, которая была открыта передо мной и прежде. И всё было разрушено в один момент. Джо была разрушена. Моё жестокое «Я устал от тебя» было последней каплей.
С момента смерти Нэнси я жил с надломом, которого даже не пытался скрыть. Глупые ссоры с отцом, бессмысленные уличные драки, задиристое отношение к сверстникам – всё вносило свою лепту в разрушение, которое я не только выставлял наружу, как достояние, но ещё и усугублял. Я не был сломлен полностью, потому что всё время подначивал себя сам, не предпринимая ни единой попытки сделать что-то хорошее. Я провоцировал отца, парней с улицы, одноклассников, вынуждая их ненавидеть себя в равной степени тому, как ненавидел себя. Что же, в последнее время я подумывал завязать с этим.
– Всё, что я понимаю, это то, что можно взять перерыв, а затем продолжать обманывать себя снова. А если это получается скудно, можно взять себя в руки и бросить всё, невзирая на последствия. Сменить дом, работу, людей вокруг себя.
Он рассмеялся в ответ на моим суждениям, видимо, посчитав их слишком наивными. С учетом того, что я не прожил и половины жизни, судить о подобном мне, наверное, было проще, но, тем не менее, я думал так на самом деле, питая и себя мнимой надеждой на то, что всё могло быть вот так просто. Джонни покачал устало головой, посмотрев на меня неизменно добрым, но полным тоски взглядом.
– Да ладно тебе, – обреченно вскинул в воздухе руками, сдаваясь перед грустными глазами. – Это того не стоит. Ничего и никто не стоят того, что ты сделал. Ты хороший парень, Джонни. И если мир будет так легко одолевать таких людей, то в нем не останется ничего хорошего, – что же, эта речь заставила его засмеяться вслух. Я не привык говорить хорошие слова, но мог не поскупится на честные слова людям, если те заслуживали их. И это оказалось приятным занятием, хоть и несколько утомляющим. Привыкший к молчаливым рассуждениям, я был совершенно плох в мотивации, особенно если это касалось продолжения жизни, в чем я ничего не мыслил. Угрюмый на вид, вечно ворчливый и замкнутый в себе семнадцатилетней парень, дающий жизненный совет тридцатилетнему мужчине – забавная картина. Маму это могло бы умилить, отца – повергнуть в шок.
– Спасибо, – только и ответил Джонни, выдавив слабую неубедительную улыбку. Я сделал всё, что было в моих силах. – Спасибо, – повторил он, взяв меня крепко за руку, отчего я шелохнулся. Это было больше, чем благодарность за вымученную речь, в которой едва было больше смысла, чем в предсказаниях из печенья. Казалось, его благодарность была более глубокой, чем это. И мне самому было приятно значить для кого-то достаточно много, чтобы этот человек искренне благодарил меня за это.
– Ты лучший человек, чем хочешь казаться. Твоя душа чистая и добрая, запятнана неопределенностью юности. Ты всего-то потерян, Фред, но ищешь то, что у тебя уже есть, – я даже не понял, как мы перешли к обсуждению меня, когда на больничной койке лежал Джонни. И я хотел бы понять, что он имел в виду, но не мог, потому что, очевидно, был слишком глуп для этого. Я не умел понимать недомолвки, разгадывать загадки или читать между строк. И моя озадаченность рассмешила мужчину ещё больше.
Я намеревался спросить его, что же он имел в виду, но в палату вихрем ворвался Райан, одно присутствие которого перекосило лицо Джонни. Он больше не выражал святую измученность, став злым настолько, что я даже удивился тому, что он умел испытывать подобное.
Райан не произнес и слова, растерянно стоял, переминаясь неуверенно с ноги на ногу, будто всё, что ему нужно было, это убедиться, что развернувшееся перед его глазами было действительностью. Он был причиной. Казалось, как и Лив, мужчина убеждал себя в обратном, но куда было скрыться от правды? Он начал разрушать Джонни едва ли не с самого первого появления, будто бы это было лишь дурацким соревнованием за одну жизнь, которую стремились прожить оба. Райан выбивал Джонни из колеи, забирая то, что ему не могло принадлежать, пока последний не сдался.
Я вскочил с места ещё до того, как один из них успел произнести хоть слово. Между ними будто точилось молчаливое противостояние, которое я намеревался прекратить. Я стал толкать Райана к двери, когда тот даже не сопротивлялся, хотя был в разы сильнее меня.
– Прости, – неожиданно выкрикнул мужчина, когда путающиеся между собой ноги покинули границы комнаты. Джонни не произнес и слова в ответ. Когда я обернулся, то заметил, как тот молчаливо отвернулся к окну.
– Что ты, чёрт возьми, делаешь? – взъелся я, продолжая толкать Райана руками в грудь и дальше, когда в палату Джонни снова проскользнула медсестра, которую по-прежнему не волновало, кем были все этим люди вокруг. – Убирайся отсюда! – я толкнул его снова, но Райан больше не двигался с места. Он смотрел будто сквозь меня. Это было странно.
– Господи! Какого чёрта, Райан? – Лив чуть было не уронила из рук бумажный стаканчик с кофе, за которым снова ненадолго отвлеклась. Я уступил ей место, когда она стала бранить мужчину в попытке достучаться до его здравого рассудка, но его разум, кажется, был занят другим.
Затем он схватил женщину за запястье. Одним резким движением заставил её умолкнуть. Лив поджала губы, для неё это было не впервые. На глаза накатились слезы, которые женщина не стала сдерживать, когда её голос глухо стал просить ослабить хватку. Я решил вмешаться, что не сработало. Райан неотрывно смотрел на Лив, словно в одной лишь ней заключалась вина, которую должны были испытывать двое. В его взгляде было так много ненависти и презрения, что совсем не обременяли Лив, которая тихо всхлипывала, прекратив попытки освободиться.
– Может, сделаешь с ней то же, что сделал с Карли Липман? – я знал, что это сработает и заставит его обратить на меня внимание. Он отпустил Лив, только чтобы ударить меня. Благо тому, что мы уже были в больнице. Кровь из носа хлестнула, как река.
– Что ты знаешь? – взревел мужчина, намереваясь ударить меня снова, когда я раздразнил его кровавой улыбкой. Это отлично срабатывало с Риком, это отлично сработало с ним. Райан не успел ударить меня снова, когда двое санитаров взяли его под обе руки и силой потащили к выходу. – Это не моя вина! Я не виноват в её смерти! – стал кричать Райан вдогонку, сопротивляясь всеми силами, что ему мало помогало.
– Кто такая Карли Липман? – шмыгая безобразно носом спросила Лив, когда я, помедлив немного, бросился следом за Райаном. Парни отпустили его, как только мужчина перестал сопротивляться и стал целенаправленно шагать к выходу быстрым шагом, заставляя меня бежать следом.
Он слишком резко открыл перед собой двери, едва не задев ими меня. Я попытался придержать мужчину за ткань куртки, но тот даже не оглянулся, дернул так резко, что у меня даже не получилось его остановить.
– Что случилось с Карли? Если это была не твоя вина, то чья? – я не унимался. Внутри всё пылало от страха перед неизвестной правдой и ещё большим опасением того, что Райан лишний раз соврет, чем подтвердит догадку об убийстве девушки, что делало его едва ли лучше отца. – Стой, – я дернул его ещё раз, заставив в этот раз оглянуться. Глаза мужчины были красными, поэтому он попытался их спрятать, опустив вниз. Райан не намеревался сделать хотя бы попытку ударить меня снова, а напротив даже сделал неуверенный шаг назад, чтобы предупредить это. Он занес руки за голову, выдавил из легких спертый воздух. Казалось, он был подавлен и опустошен. И я даже не ожидал от себя того, что смогу проникнуться к нему сочувствием в этот неуверенный момент.
– Это сделал её отец. Избил до смерти за то, что она выбрала меня. Понятно тебе? – его голос звучал тихо, срываемый ветром, но я четко расслышал каждое слово и не находил ни одного для ответа. – Фактически в этом была и моя вина, поэтому обвиняй меня, если хочешь. Но я не хотел этого, поэтому не нужно приписывать грехи отца и мне, – Райан осмелился посмотреть мне прямо в глаза, и на доли секунды у меня пересохло во рту от ошеломляющего предположения, что он всё знал обо мне.
– Значит, ты и Джо… – произнес я, прочистив прежде горло, в котором это предложение застряло комом.
– Она милая девушка, но я не настолько слепой, чтобы не замечать, что глубоко не симпатичен ей, – Райан усмехнулся, вынудив и меня неуверенно улыбнуться. – Я не насильник. Всего лишь, плохой человек, разрушающий всё, что ему дорого.
– Разве Джонни когда-нибудь был тебе дорог? – я сумел придать голосу иронии, хоть всё ещё не мог смириться с тем, что Райан с самого начала не представлял угрозы для Джо. Ему не составило бы труда соврать, но что-то заставляло меня верить в искренность его слов. Может, я обманывал себя, веря ему, но он не мог подделать эмоции настолько.
– Больше, чем он сам может себе это представить, – мужчина громко шмыгнул носом, спрятал руки в карманы и развернулся на месте, намерен неторопливым шагом уйти.
– Зачем же ты тогда изменил с его женой?
Он обернулся и стегнул плечами, мол и сам того не знал. Позади него я заметил, шагающую напротив Джо, ладони которой с силой сжались вокруг лямок рюкзака. Она заставила себя улыбнуться, ответив на приветствие Райана, но её лицо тут же обрело обеспокоенный вид, как только она оказалась рядом. Девушка не спрашивала, зачем мужчина приходил, задав вместо этого вопрос о состоянии Джонни. Новость о его пробуждении её порадовала.
Мы вместе вернулись в больницу. Девушка затаила дыхание, прежде чем пересечь границу страха, но справилась с этим. Джо продолжила беседовать со мной, открываясь заново, как цветок ранней весной перед лучами солнца.
Когда мы оказались на месте, то обнаружили исчезновение Лив. Заглянув через приоткрытые двери в палату Джонни, нашли там. Её голова удобно покоилась на мягком животе мужчины. Казалось, она спала. Джонни приложил палец к губам, призывая нас соблюдать тишину. Джо не удержалась от тихого смеха, прежде чем я плотно прикрыл двери, оставив их наедине. Всё возвращалось на круги своя. По крайней мере, мне хотелось в это верить.
========== 24. ==========
Я стал пропускать уроки, скрываясь в больничной палате Джонни, которому с каждым днем становилось всё лучше. Приходил навестить мужчину, где неизменно встречал Лив, отношения с которой у Джонни, кажется, наладились. Они вели себя, будто ничего не случилось и, наверное, даже лучше, чем могло быть до этого. Она постоянно ластилась к нему, проявляла нежность и заботу, к которым, как я полагал, женщина была не пристрастна. Из-за её постоянного пребывания рядом с мужем я не мог надолго задерживаться с Джонни и вынужден был возвращаться домой и ждать, пока Джо выполнит долг прилежной ученицы, не пропустив ни единого урока, и отпишет мне хотя бы скудную строчку в ответ.
Встречи наши стали редкостью, поскольку девушка всецело была занята уроками и факультативными занятиями, от которых не могла оторваться хоть ненадолго, чтобы почтить меня своим вниманием. Она будто продолжала держать меня на расстоянии вытянутой руки, не позволяя приблизиться хоть немного. И я убеждал себя, будто это было лишь моей выдумкой, потому что Джо меня вроде как простила, в чем я убедился несколько дней назад, и всё же оставалась между нами некая недосказанность, что мешала собраться с мыслями, запутанный комок которых заполнял голову, не оставляя там места здравому рассудку.
Райан исчез. Уехал из города на отцовском красном кадилаке с молниеподобной трещиной. Я не слышал о нем ни от Лив, ни от Джонни, а сам не решался хотя бы упомянуть его, будто само имя мужчины было проклятым и могло нарушить идиллию, что возобновилась между супругами, которую прежде мне не приходилось видеть.
Стоило родителям узнать о моих частых пропусках занятий, как они устроили допрос. В один из дней я вернулся домой, как встретил их обоих в гостиной. Отец был настроен решительно поизмываться надо мной. Хмурое лицо, сложенные перед собой руки – я почти начал его бояться. И мама, принявшая, как всегда, обеспокоенный вид, свидетельствовавший о том, что она даже не представляла, что могло случиться, чтобы я начал пропускать школу.
Меня сдала отцу преподаватель математики. Спросила у него ненароком, не заболел ли я, что заставило мужчину (по его собственным словам) «покраснеть от стыда». Ничего постыдного ни в самом вопросе, ни в ситуации в целом я не находил, а потому имел наглость улыбнуться ему в ответ, что, как обычно, его лишь больше разозлило.
– Ты находишь в этом что-то смешное? – он посмотрел на маму, словно искал в ней поддержку, но она не обращала внимания на его возмущения, сосредоточив внимание на мне.
– Что заставило тебя сделать это? – спросила она, обмолвившись впервые с тех пор, как я вернулся.
И я рассказал всё, как было. Даже отец не перебил меня ни разу, ошеломленный всем в той же степени, что и мама. На следующий день она испекла для Джонни пирог, что было само по себе очень милым, невзирая на то, что мама взяла с меня обещание, что после того, как я занесу его мужчине, незамедлительно пойду в школу. Я сдался и сделал, как она велела. В столовой даже встретил отца, который ненавязчиво и совершенно незаметно проверял был ли я на месте. А я сидел уныло за столом рядом с Дженной, которая утомляла меня бессмысленным рассказом, одним из тех, что засоряли её голову своей бесполезностью, и размазывал по тарелке пюре, думая о том, что на улице была достаточно хорошая погода, чтобы можно было достать из чулана скейт.
– Ты так и не признался ей, – произнесла девушка, скорее констатируя факт, нежели спрашивая. Дженна заставила меня поднять на неё глаза и обратить внимание.
– А ты не стала встречаться с Майлзом и что с того? – я пожал безразлично плечами, вернувшись к картошке, вид которой совершенно не вызывал аппетита. Дженна заставила меня взволноваться, и мысли беспорядочно закружили вокруг вопроса, поразившего голову ослепительной молнией, знала ли она о нашей ссоре с Джо. Точнее сказать, о её причине. Она ведь была в тот день на вечеринке, хоть я девушки и не видел.
