Текст книги "Just friends (СИ)"

Автор книги: Paper Doll

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 27 страниц)

– И с кем же? – во рту пересохло. Мне срочно нужно было смочить горло, но я продолжал сидеть на месте, как пригвождённый, не в силах сдвинуться с места.

– Майлз Ричман, – теперь Дженна села подле меня, взяв нежно за руку, что теперь было лишним. Она сделала это, чтобы наблюдать за моей реакцией, но я вынужден был разочаровать девушку непроницаемым выражением лица. Пустой взгляд уткнулся в дурацкий подоконник. Я лишь краем глаза мог видеть её выжидающий взгляд. Она ждала, когда я пошатнусь и упаду. Думала, что это меня сокрушит, но ничего не менялось. В голове гулял ветер, сотворяющий в ней ещё больший хаос. Я будто не мог осознать до конца, что всё это происходило на самом деле, и было действительным. Я впал в транс раздумий о том, как много пропустил мимо себя. Сбивали с толку смешанные чувства. Я был обманутым той, которую обманывал сам. Мы словно оказались в замкнутом круге моей нерешительности и её глупости. Оба остались проигравшими, невзирая на то, как долго продолжали играть роли лжецов.

Я усмехнулся, спрятав лицо за ладонями. Какой-то театр абсурда. Трагикомический спектакль, в котором главная роль присуждалась мне. Спасибо Джо. Она и её лимонное платье сделали своё дело. И даже после горестного осознания состояния, в котором я невольно оказался, я всё же был уверен, что всё оставалось прежним. Пусть вся моя жизнь летела к чертям из-за чувств, которым я сдался с понятыми руками, если бы она вся хоть мельком напоминала последнюю неделю гармонии и благополучия в наших с Джо отношениях, я бы и не думал об этом, не обращал внимания, забыл. Я выбрал Джо своей константой. Осознанно и нарочно вопреки всем противоречиям.

Я не подозревал, как это – быть с ней. Она была замечательным другом, раздражающей девушкой, умным, забавным, добродушным человеком, мысли которого были направлены в совершенно другое русло, нежели мои. Они достигали гораздо больших высот, когда мои лишь упирались в потолок внутренних ограничений, вызванных страхом. Иногда я задумывался над тем, что я не боялся встречаться с Джо, а просто не знал, как это делалось. Хотя по большей мере боялся. Нелепое признание в чувствах могло вспугнуть её, заставить дать задний ход, закрыться заново в себе. Она не была готова к этому. По крайней мере, я внушал себе это, пока ещё сам не был к этому готов.

– Это случилось где-то в октябре. Мы с тобой поссорились. Ты попросил, чтобы я не ходила повсюду за тобой. Меня это обидело, потому что, во-первых, я не ходила за тобой повсюду, а во-вторых, ты сказал это слишком грубо. В тот день в доме Майлза была вечеринка, куда я пришла. Хотелось немного расслабиться после нашей ссоры. Я немного выпила и… Это случилось само собой. Я не хотела этого. Я поняла, что сделала глупость, – её голос стал на тон тише. Стал подозревать, что девушка хотела расплакаться. И всё же она сломалась первой.

Я вспомнил тот день без затруднений. Особенно четко врезалось в память, как Дженна пришла ко мне поздно вечером. Постучала в окно моей комнаты, и я впустил её внутрь. Девушка плакала и просила прощения, хотя виноватым себя должен был чувствовать я. Её поведение ещё тогда показалось мне странным, а оттого запоминающимся. Теперь всё сошлось. Она переспала с дурацким Майлзом Ричманом, с которым мне между делом однажды случилось подраться, и пришла ко мне, преисполнена чувства вины.

– Это ведь случилось только один раз? – спросил я, будто это имело хоть какое-то значение. Не теперь точно.

– На самом деле, нет. Несколько раз.

Дженна упала на моё плечо со слезами. Дешевая драма. Она плакала, а я несокрушимо сидел на месте, задумавшись о том, когда чёртова планета внутри меня должна была взорваться. Меня не преисполняли эмоции, излишек которых порой душил, убивая излюбленные холод и темноту. Напротив, они вернулись. Я не чувствовал ничего. Плохо ли это было? Наверное, в моем случае, даже хорошо.

Я не ненавидел Дженну. Было ли у меня на это право? Я не любил её и показывал это, как только мог. Всё время мне приходилось терпеть её, хоть и в последнее время между нами образовалась уже некая привязанность. Чем дольше мы были вместе, тем больше я боялся оскорбить её чувства, хоть те уже давно были искажены.

– Я всего лишь хотела, чтобы ты любил меня, – внезапно она спохватилась с места и стала бить меня кулаками. Я не стал её останавливать. Она была всего лишь той, в кого её превратило моё безразличие. – Думала, ты другой. Добрый, чуткий, заботливый. Думала, тебе не всё равно! А всё, что ты делал, это называл меня этим дурацким именем!

– Дженна! Дженна, ладно. В этом я был не прав, – я обхватил её запястья ладонями, остановив её бесноватый порыв.

– И вот опять. Почему ты так меня называешь? – её руки обмякли в моих. Я и не заметил, как они легко выскользнули, только чтобы переплести наши пальцы.

– Как?

– Меня ведь зовут Джемма, – на выдохе произнесла девушка.

Я смотрел на неё, будто видел впервые. Что ж, это поразило меня больше всего. Это ведь и было той самой причиной, почему она не обращала внимания на то, как я обзывал её Джеммой. В то же время, почему она не возражала на чуждую ей Дженну?

Я был идиотом. Встречался с девушкой полгода и не знал даже её имени. Стоило ли удивляться, что она мне изменила?

Один резкий порыв, и её губы ударились о мои. Дженна (можно ли её и дальше так называть?) обхватила моё лицо руками и стала целовать так страстно и дико, как никогда раньше. Казалось, будто она была дементором, поцелуй которого должен был отобрать у меня всю радость. Я пытался её оттолкнуть, но эти попытки были тщетными.

– Обмани меня в последний раз, – шепотом попросила девушка. В её глазах собралась влага, чёрные круги вокруг них ещё больше размылись. Вблизи заметил, как её губы были искусаны до крови, что успела запечься. Её тяжелое дыхание всё ещё несло за собой перегар, запах которого вызывал тошноту.

И всё же я поддался её просьбе. Мы занялись сексом, после чего девушка уснула. Лежа рядом с ней, я пытался упорядочить в голове всё, что произошло за этот длинный день. Признание Дженны выбило меня из колеи. Я был несколько ошеломлен, хоть и не сказать, что разбитым. Она не могла разбить то, чего я ей так и не предложил. Джо ржавым гвоздем царапала моё сердце каждый раз, когда вдруг умолкала, исчезала, заставляла её ненавидеть, но не Дженна. Удивлен да и только.

Открыл окно, чтобы покурить. Дженна съёжилась, спрятав голову под одеяло. Мы достигли своего пика. Я был уверен, что это был конец. Не всякий из них бывает трагическим, и этот не представлял собой большой угрозы. Ещё труднее это можно было назвать традиционным хэппи-эндом, хотя для меня сам факт завершения отношений с девушкой был приятным.

На улице начинало темнеть. Пушистый снег поблескивал под тусклым светом фонарей, что начали зажигаться один за другим. Вспомнил о Джо. Мы должны были встретиться «как-нибудь», и она, наверное, успела набрать мой номер несколько раз, прежде чем убедится, что я был недоступен. Подарок для неё лежал в пакете на столе в моей комнате. Я приготовил для неё банку розового варенья, связанный мамой любезно шарф и книгу, одну из тех, что я никогда бы не стал читать.

Мысли о ней, как обычно, были приятными, но я не был уверен, хотел ли видеть девушку в тот день. Казалось, это было бы слишком. Рождество оказалось не самым светлым праздником, хоть и чудо всё же произошло. Этот день был полон сюрпризов и разочарований, к которым я не был готов. Ни один праздник не мог стать более запоминающимся, чем этот.

Дженна крепко спала (или ловко притворялась), когда я уходил. Проверил по дороге телефон и выкурил ещё одну сигарету. Плевать, если кто увидит и проболтается маме. Этот день был слишком волнующим, чтобы я мог позволить себе подобную фривольность. От Джо было семь пропущенных звонков. Почти символично. Также она оставила одно голосовое сообщение, в котором поздравила меня и просила перезвонить, чтобы она убедилась, что со мной всё было в порядке. Я почти был уверен, что девушка успела позвонить и моей матери. Одна мысль об этом заставила поморщиться и спрятать телефон обратно в карман. Не сегодня. Ты будешь управлять моей жизнью в любой другой день моей долгой скучной жизни, но не сегодня.

Дома вокруг горели яркими холодными огнями, напоминая о празднике, которому я никогда не позволял поджигать свою душу напускными радостью и весельем. Мимо проходили компании подвыпивших сверстников. Люди постарше засиживались допоздна либо в пабе, либо дома. Кто приехал с учебы, кто поехал на все каникулы к родственникам, а кто на отдых в другую страну, предпочтительно теплую. Мне же, как никогда прежде, хотелось оказаться в Лондоне. В этот раз без Джо, собаки и детей. Одному в холодной сырой студии-квартире с большими панорамными окнами на центральную часть города, вечно занятую и копошащуюся.

Не хотелось возвращаться домой и раздражать родителей измученным видом. Я сильно устал и не прочь был лечь спать, но для этого ещё было рано. Прежде меня ждал семейный ужин, один из тех, которые я ненавидел. Поэтому я свернул у дома Джонни, оказавшись на его пороге.

– Это ты мой друг! Счастливого Рождества! – двери мне открыл Джонни, облаченный в костюм Санты, которого я и не сразу узнал из-за искусственной бороды и очков, закрывающих всё лицо. Это было странно, потому что детей у них с Лив не было и не могло быть, а потому я не мог дать объяснения этому маскараду, кроме как удовлетворить больную фантазию жены. Хотя и об этом не хотелось думать. Джонни сжал меня в крепких объятиях, когда мои руки по-прежнему оставались в карманах.

– Надеюсь, не помешал.

– Конечно, нет. Лив немного задержалась у подруг. Ушла ещё полтора часа назад. У них было что-то вроде Тайного Санты. Лив купила для Алекс утягивающее белье, хоть я и говорил, что это слишком жестоко, – он говорил много, но это, наверное, и хорошо. Я по-прежнему был плохим слушателем, но это немного отвлекало. – Будешь пудинг? Лив готовит его вкуснее мамы. Услышала бы она только это, – Джонни громко расхохотался, ударив себя по губам.

– Не мог бы ты приготовить мне чаю? На улице так холодно, – я прошел в гостиную. На большом экране телевизора застыл Хью Грант в роли премьер-министра Великобритании. Джонни смотрел «Реальную любовь». Даже я признавал, что этот фильм был не таким уж и плохим.

– Всё в порядке? Где ты был? – крикнул он из кухни. Я расселся на диване, откинув голову на его спинку. Хотелось пустить в нем корни и пусть меня хоть похоронят на нем, плевать. Я чувствовал физическую усталость в каждой клеточке изнеможённого тела. Закрыл на секунду глаза и, казалось, так и засну, но Джонни, повторивший свой вопрос дважды не позволил этого сделать.

– Видался с Дженной. Точнее с Джеммой, – устало потер глаза и зевнул. Джонни предложил кусочек пудинга, и я был достаточно голодным, чтобы наброситься на него, точно как зверь. – Оказалось, она мне изменяла. Мы расстались.

– Мне жаль, – только и произнес он, когда я продолжал за обе щеки уплетать предложенный пудинг. Разделавшись с ним за считанные секунды, я имел наглость попросить ещё кусочек. Джонни дал мне тот, что лежал на его тарелке – гораздо больший, чем предложенный прежде.

Кажется, эта новость его немного озадачила. И я мог бы возразить, сказав «По крайней мере, это не моя жена, изменяющая с двоюродным братом», но это было бы слишком жестоко даже для такого циника, как я. Джонни по-прежнему казался мне хорошим парнем. Если бы не он, куда, в конце концов, мне было деться, чтобы хотя бы на время упрятаться ото всех.

– Как бы там ни было, у меня есть новость, что не может тебя не обрадовать, – он снял дурацкие бороду и очки и стал выжидающе смотреть на меня, как ребенок, требующий внимания родителей для оглашения чего-то совершенно глупого и незначащего. Я кивнул, чтобы он продолжал говорить. – Райан забрал заявления. С тебя сняли обвинения о хулиганстве.

– Что? Правда? – да уж, новость была действительно приободряющей. – Спасибо! Спасибо тебе!

– О, это не моя заслуга. Я звонил ему несколько раз, но его не было в городе некоторое время после того случая. Когда он приехал, и мы наконец-то встретился, он заявил, что всё сделает, едва я только хотел начать разговор. Это показалось мне странным, но что бы у него не было на уме, уже не важно. Опасность миновала – не это ли главное! – Джонни явно был счастливее меня. Мы оба забыли о Дженне, потому что новость эта была по-настоящему впечатляющей.

Закипевший чайник дал протяжный звук, сорвав мужчину с места. Я поставил тарелку с недоеденным пудингом на стол. Это было странно. Райан навряд ли помог бы мне по доброте душевной. Ещё менее вероятным выдавалось то, что он мог сделать это с образовательной целью, в чем мог бы гораздо переплюнуть отца. Я был уверен, он сделал это нарочно с четким осознание того, какие последствия меня ждали.

Я находил всему лишь одну причину. Отказывался в это верить, пытался найти сотню других версий, но в голове, как мантра, беспрестанно и навязчиво повторялось лишь одно слово – Джо. Никто другой не мог убедить Райана. Никто другой не мог предложить ему чего-то взамен.

И я почувствовал страх, который овладел мной впервые, когда я увидел, как Нэнси садилась в машину мистера Грея.

========== 20. ==========

Я осознал, что окончательно смирился со смертью Нэнси в один из самых обыденных дней, когда мама сама решила об этом напомнить, усомнившись, как и всегда, тем, всё ли было со мной в порядке. Я сидел в своей комнате, играл отупляющие разум компьютерные игры, как и несколько дней к ряду. Было лето, и другого занятия я не мог найти, как и нового друга, с которым можно было хоть как-нибудь скрасить свободное время. Я проводил дни, истрачивая их в пустых вещах, что не могли принести радости, но помогали забыть о времени, что неутомимо шло вперед, оставляя старые воспоминания в прошлом.

Мама зашла в комнату бесшумно, поэтому сперва я и внимания на неё не обратил. Понял, что дело было важным, только когда она заперла за собой двери, прислонившись к ним спиной. Ей даже не нужно было что-то говорить, чтобы привлечь моё внимание, хоть я и предполагал, что за этим последует длинный монолог, один из тех, что должен был убедить меня выйти из дома и немного прогуляться. Даже если я сделал бы это один, это было бы гораздо лучше, чем торчать в комнате, что я и намеревался делать до самого окончания каникул.

Женщина села на край кровати, попросила придвинуться к ней ближе, чтобы она могла взять меня за руки, с которых не отводила глаз, пока говорила. Стала рассказывать историю о своей подруге, имя которой я запомнил так отчетливо, как собственное, – Вайлет. Она была убита приемной матерью. Та выстрелила шестнадцатилетней девушке в спину, чего она не заслуживала, как и любой, кого ожидала подобная участь. Мама сказала, будто женщина вовсе с катушек слетела и вовсе не считала себя виноватой за содеянное. Когда родная дочь сдала её в полицию, она отреклась от неё, обозвала лгуньей, хоть всё это происходило на глазах девушки. Та стала невольным свидетелем развернувшейся сцены, и хоть с сестрой они не сильно ладили, она не стала прикрывать мать, свидетельствуя против неё в суде. Мама сказала, что, когда Вайлет умерла, в её жизни, будто стало не хватать чего-то важного, будто от её души отрезали половину, а затем сожгли. Развеянный пепел засорял глаза, вызывая раздражение.

Завершилось всё тем, что мама расплакалась, а я оставался сидеть совершенно озадаченным вопросом, зачем она всё это мне рассказала. Это было странно, но я не стал ей перечить или перебивать, хоть и искренне не понимал даже, как мог ей помочь справиться с этим. Казалось, она пришла ко мне за помощью, поддержкой, но я был скуп в жалости, хоть и по большей мере глуп и бесполезен.

– Тебе сейчас тоже должно быть больно, – охрипшим от рыданий голосом произнесла женщина, принявшись вытирать тыльной стороной ладони слёзы, что делали меня бессильным. – И я не хочу тебя обнадеживать словами о том, что когда-нибудь ты об этом забудешь. Это будет бередить твою душу, но это будут лишь слабые уколы воспоминаний. Всё, что тебе нужно сейчас, это справиться с внутренней борьбой и не дать горечи победить тебя. Нужно двигаться дальше. Ты должен продолжать ту же жизнь, что у тебя была до Нэнси. Ты меня понимаешь?

Я кивнул. Я-то понимал, хоть и казалось, что она меня вовсе нет. Жизнь, что у меня была до Нэнси, была в точности той же, что я продолжал без неё. Она была однообразной и скучной. По большей мере, я везде плелся следом за Эллой, оставаясь в стороне, пока она веселилась с друзьями. Им я казался милым, хоть иногда до меня доносились их комментарии касательно моей молчаливости, что я не мог нарушить, пока все они оставались для меня незнакомцами, которые воспринимали меня всего лишь, как странного брата классной девчонки. Парни называли меня фриком ещё тогда, а девочки – упрямцем, когда я не давался быть их живой игрушкой. Нэнси отделила меня от Эллы, дав нам обоим вздохнуть спокойно. Она была моим другом и хотела дружить исключительно со мной. Большего мне и не нужно было.

И всё же жизнь продолжалась, хоть я сам не замечал этого. Я забыл о Нэнси, когда прошло около двух лет после того происшествия, что сокрушило меня, вернув к тому, кем я был и где должен был оставаться. Мне было уютно в одиночестве, и я упрямо не желал переходить границ личного пространства, что было обязательным условием в дружбе. Нэнси оказалась человеком, в котором я нуждался, когда к остальным я был равнодушен. И забыть о ней было, словно вырвать из жизни временной отрывок, что значил прежде так много, а превратился в итоге в ничто.

Вспомнив о ней ненароком снова, я не почувствовал прежней агонии. Нэнси оставалась Нэнси – пустотой, вылетевшей из едва приоткрытого рта, созвездие звуков, мелодия которых теперь скорее раздражала, чем терзала. Она вылетела из моей головы, и я жалел только о том, что это произошло слишком быстро, прежде чем я успел понять, что был счастлив, каковым себя не чувствовал до тех пор, пока в моей жизни не появилась Джо.

Я не осмеливался спрашивать у неё о своих подозрениях напрямую, в чем она могла мне и не сознаться. Хоть Джо была совершенно плоха во вранье, думаю, мне бы не хотелось, чтобы она делала это, даже ради благой цели. Мне нужна была правда, сказанная в лицо, напрямую, без лишнего утаивания во имя защиты моей чести, но больше того жизни. Я не просил у Джо жестов доброй воли, подобных этому, не из-за чувства долга, ведь я не мог ей предложить большего, чем самого себя, а потому, что это было слишком. Райан мог запросить слишком большую плату за её упрямо настойчивую просьбу забрать заявление, и я даже не хотел придумывать лишнего, чтобы не извращать собственное воображение в попытке угадать, что Джо ему неохотно предложила взамен на это.

Всё это казалось абсурдным, а потому сводило с ума ещё больше. Я хотел бы набраться смелости вытолкать Джо прочь из моей жизни, но в то же время не представлял, как без неё жить. Любые уговоры или просьбы не вмешиваться ударялись волнами о скалу её упрямства, что одновременно возвышало её решимость над моей, делая нас обоих сильнее. Было странно думать, что рядом с Джо я чувствовал себя под защитой, но именно так и было. Она первой бросалась в бой, защищая то, что было уже давным-давно разрушено и не имело шанса возродиться. Ей казалось, что она видела меня, хоть делала это через закрытые глаза, рисуя в мраке действительности другого меня. И я хотел быть человеком, которого она видела. Иногда и сам задавался вопросом – точно ли внутри меня жило то, что она едва сумела разглядеть или выдумала это качество с целью изменить меня, подавив моё желчное «я».

Воздействие Джо на меня было в разы сильнее, чем прежде Нэнси. Казалось, если я ненароком потеряю её, то мир распадется на части, начнется конец света, умрут все вокруг, но я всё же паду первым. Я всё больше пытался убедить себя в том, что это было не по-настоящему. Пытался совладать чувствами, игнорировать их, разрушать, но те становились лишь сильнее, как только одна самая невинная мысль о Джо раскаленным углем касалась стенок моих внутренностей, создавая пожар, что превращал меня в пепел. И я не мог не воображать Джо, когда продолжал писать о Нэнси. Вынуждал себя вспоминать её черты характера, создавая, казалось бы, несвязные предложения, соединены в одну историю, которую прежде сумел рассказать лишь одному человеку, прежде чем умолкнуть об этом навсегда.

Я в точности до малейших подробностей помнил день, когда совершался суд над мистером Греем. Мама нарядила меня в дурацкий костюм с бабочкой, будто я должен был выступать на свадьбе, читая умилительный стих, а не давать показания. Я изрядно устал от постоянных расспросов следователей о том, что я знал, но я никак не мог решиться рассказать им целостную историю, которую ошибочно превратил в иллюзию, возникшую из-за большой наблюдательности, что не всегда приводила к хорошему. Но в этот раз я намеревался рассказать всё и будь, как будет. Это съедало меня изнутри, не давало спать и дышать.

Меня заперли в кабинете судьи. Было жутко страшно, хоть мама всё время была рядом, держа меня за руку. Ладони жутко потели, а потому я постоянно вытирал их о брюки. На лбу проступали капли пота. Мама предлагала от всего отказаться, полагая, будто виной всему был жар, но я был решителен в желании говорить с судьей. Прошло не больше часа, как он зашел, желая провести со мной беседу.

Это был старик со строгим лицом, который при встрече тут же подал мне руку, что снова ужасно вспотела. Он улыбнулся, и его лицо вмиг преобразилось, вызывая к себе доверие. Я неуверенно попросил, чтобы мы остались наедине. Мама сопротивлялась, но, в конце концов, ей пришлось выйти. Не знаю, как он понял хоть слово из того, что я пытался ему рассказать, потому что говорить я не умел, как и теперь, а потому мне самому рассказ выдавался сумбурным и непонятным, хоть мужчина кивал головою в ответ, не перебивая меня ни на секунду. К завершению нашей памятной беседы я расплакался. Мама вернулась. Судья поблагодарил меня, а я не произнес и слова ещё два дня к ряду.

Теперь я выливал всё это на пустой лист, открытый передо мной на экране ноутбука, печатая медленно слова, словно кончики пальцев не хотели выпускать их на волю. Только перед глазами была не Нэнси, лицо которой потерялось в прошлом, а Джо, страх за которую теперь был сильнее всего остального.

Она уехала. Отправилась с Линдой в гости к бабушке и дедушке в Уэльс, откуда должна была вернуться только к окончанию каникул. Я проснулся рано утром, чтобы проводить её, но времени было мало, а людей вокруг слишком много, чтобы я сделал хотя бы попытку всё прояснить. Мы обнялись на прощание, она оставила на моей щеке теплый поцелуй. Я запомнил, что губы её были сухими, сохранив это в памяти, словно это больше могло и не повториться.

Вернувшись домой, попытался вспомнить были ли в поведении девушки намеки, что дали бы мне понять, произошло ли что-то плохое. Она была беспечна и беззаботна, как прежде, хоть я и был уверен, что в её голове роилось миллион мыслей, ни одну из которых у меня по-прежнему не было возможности прочитать. Улыбалась, как всегда, смотрела с теплотой, обняла и поцеловала. Её жесты и мимика не указывали на то, что она выражала сожаление или стыд. В глазах не было обиды и боли. Ничем она себя не выдавала.

И я мучился в догадках, искал выход из лабиринта собственных мыслей, которого, казалось, там и не было. Все дни сливались в бесконечность, когда я перестал считать их и следить за временем. Джо писала мне всё время, и я не медлил отвечать ей, перечитав её сообщение раз десять, но так и не находил и малейшего подвоха. И я стоял возле окна в гостиной, дожидаясь, когда закипит чайник, читая её ежедневный отчет о том, чем она занималась. Как обычно, ничего занимательного, но это позволяло на расстоянии быть ближе, чувствовать, будто я был рядом. Я не умел расписывать свой день в таких же тонкостях, а потому набрал быстрое «Всё, как всегда» на заданный ею вопрос, чем я занимался в течении утра.

Она не успела прочитать отправленное сообщение, покинув предварительно меня наедине со своим призраком. Перечитал по привычке её сообщение ещё дважды, прежде чем выключить телефон и спрятать в карман. Поднял глаза, чтобы посмотреть на небо, что в этот день оказалось открытым. Весь снег остался лежать на земле, оставив попытку замучить до смерти облака, извергающие холодные хлопья, в которых Джо неизменно находила красоту.

Мои глаза так и не успели обратиться к небу, когда я заметил в окне напротив фигуру, что смутно напоминала Райана. Приглядевшись, я всё же убедился в том, что это был он. Мужчина о чем-то спорил с Лив, вид которой свидетельствовал о том, что самая интересная часть их времяпровождения прошла. Её волосы были в полнейшем беспорядке, на плечи бегло был наброшен шелковый халат, не как следует запахан. Он кричал, она слушала. Странно, что было не наоборот.

Я не стал терять времени, дожидаясь пока Райан ускользнет от меня, поэтому выключил не успевший закипеть чайник и бросился ломиться в двери близстоящего дома. В спешке даже не успел надеть куртку, не завязал шнурков на ботинках.

Двери открыла Лив. Она осторожно выглядывала из-за двери, кутаясь в тонкий халат.

– Джонни нет дома. Он вернется около шести, – женщина скромно улыбнулась, намереваясь захлопнуть передо мной двери, пока я не успел возразить. Я поставил ногу, воспретив ей делать это.

– Мне нужно поговорить с Райаном, – процедил сквозь зубы.

– С чего бы ему здесь быть? – она тихо и неуверенно засмеялась, что не убедило бы меня в правдивости её слов, даже если бы я не видел мужчину из окна. – Его здесь нет. Я даже не знаю, где он. Тебе об этом стоит поговорить с Джонни.

Я хотел силой оттолкнуть Лив, чтобы та перестала мне препятствовать, но не мог сделать этого в силу своего воспитания. Она была не самым лучшим человеком, но всё же оставалась женщиной, что сильно мешало. И всё же я решил не отступать, мешая ей запереть перед моим носом двери.

– Фред, пожалуйста, – она угрожающе зашипела, подобно змее. Её просьба была резкой, но вовсе не умоляющей. Лив хотела, чтобы я убрался не меньше, чем я хотел ворваться к ней в дом.

– Пропусти его, – сзади появился Райан, который всё это время наверняка подслушивал наш незадавшейся разговор. – Похоже, парень пришел, чтобы поблагодарить меня.

Лив поблекла на лице. Её глаза расширились от ужаса, как только вся ложь, которой она кормила на протяжении долгого времени Джонни, рассыпалась у неё на глазах. Пусть я знал обо всем и раньше, но Лив этого не знала, а потому безрассудство Райана могло многого ей стоить. И хоть моей целью было не изобличить её измену, я почти был уверен в том, что женщина полагала, будто скоро обо всем должен был узнать и обманутый муж.

Она легко сдалась перед словами Райана и, поникнув, пропустила меня внутрь, отворив широко двери.

– По-твоему, мне есть, за что тебя благодарить? – я старался держать себя в руках, чтобы не повторить одну ошибку дважды. Я имел дело не с взбалмошным Риком, для которого избить меня было очередным развлечением (к которому он потерял интерес), а с Райаном, который был старше и хитрее. Он рассчитывал на несколько ходов вперед, и мне стоило быть с ним осторожным, что я пытался делать, сопротивляясь пылкости собственного характера. Крепко сжал кулаки, держа их при себе. Все мышцы были напряжены, как и нервы, натянутые до предела.

– Например, за то, что я простил тебя и сделал огромное одолжение, забрав заявление? – на его лице застыла гадкая улыбка, что разбивала все мои попытки совладать собой. И всё же я продолжал прилагать огромные усилия, чтобы держаться.

– Ты чёртов ублюдок! Это Джо тебя об этом попросила? – имя девушки стерло улыбку с его лица. Он поджал губы, опустив голову вниз. Я раньше времени принял это за ответ.

– Мне кажется, у тебя нездоровый интерес к этой девочке, – вдруг заявил он, взбесив меня окончательно. Я бросился вперед, чтобы ударить его, как Райан остановил меня. Его руки с силой удерживали мои, а затем небрежно взбросили их в воздухе. – Не делай то, о чем потом пожалеешь.

– Это была она? – прошипел я, стиснув зубы покрепче, отчего те будто заскрежетали.

– Перестань уже…

– Это была она?! – громко крикнул, разрывая окружающую тишину.

– Это была я! – крикнула в ответ Лив, не выдержав этого безумия. – Оставь его в покое. Оставь его в покое! – я не понимал, было ли это обращено к Райану или ко мне, поэтому мы оба отступили друг от друга, когда женщина ловко вклинилась между нами. – Ты единственный друг Джонни. Ты отвлекаешь его от всего. Я сделала тебе услугу. И я буду рада, если ты пойдешь мне навстречу и забудешь обо всем, что видел и знал. Ладно? – её ладони легли мне на плечи. Лив была ниже меня ростом, а потому, когда она смотрела на меня снизу вверх пронзительным взглядом, отказать ей в этом было тяжело.

Я молча кивнул не в силах произнести и слова. Она поблагодарила меня легким поцелуем в щеку, после чего выпроводила из дома. Я даже не успел чего-либо понять, как уже очутился на улице. И всё же от осознания того, что Джо была ко всему этому непричастна, стало гораздо легче. Она не вмешивалась. Не в этот раз. И я признал перед ней своё поражение, о чем ей лучше было не знать.

***

Каникулы закончились быстрее, чем мне бы того хотелось. Утешало лишь то, что я наконец-то мог увидеть Джо, хоть та не извещала о своем возвращении, продолжая пытать повторяющимися изо дня в день рассказами о своей жизни без меня. Я продолжал сопровождать её в своих мыслях, но этого было мало. Я хотел чувствовать запах её сладких духов, чувствовать прикосновение сухих губ к своей коже и касание нежной ладони, что неизменно встретит мою, что пойдет на риск переплести пальцы вместе, чего девушка, как обычно, не заметит, словно так и должно быть. Мне не хватало Джо вдвойне больше после того, как меня искренне обрадовало её безучастие в прецеденте, что я успел себе вообразить. Впервые был рад тому, что девушка не спасла меня от очередной оплошности, в которой я был неизменно виноват.

В первый учебный день я был полон готовности получить от девушки сообщение, в котором Джо обрадовала бы меня новостью о своем возвращении, чего я ждал с большим нетерпением. Мне не хватало её физически, что было непривычно, ведь прежде я мог скучать лишь за её словами, пусть и написанными на светящемся экране. Теперь она была далеко, и это ощущалось, хоть и, к счастью, духовное расстояние между нами не увеличилось, что могло бы произойти, если бы я на прямую обвинил девушку в собственных подозрениях, удачно развенчавшихся.