Текст книги "Мятные Конфеты / Боевые Шрамы (СИ)"

Автор книги: Onyx-and-Elm

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 28 страниц)

Я не могу представить, чтобы отец смотрел на мать так, как я теперь смотрю на Грейнджер. Я вижу всё в деталях, каждое изменение, каждую кудряшку, оказавшуюся не на своём месте. Я вижу, как её глаза выдают её – их очень легко прочесть. Увидеть, как мечутся её мысли. Я знаю эти глаза. Я знаю эти руки. Эти губы. Эти лодыжки и ступни.

Я никогда не ожидал, что узнаю кого-нибудь.

Более того, я не ожидал, что кто-нибудь узнает меня – что кто-нибудь узнает меня так хорошо.

Она бесит своим пониманием. Тем, как она снимает с меня слой за слоем и находит то, что ищет.

И да, блять, я позволю ей угрожать мне сколько угодно.

Я—

Гермиона не может вдохнуть; слёзы встают в её глазах, когда она видит чернильное пятно на странице, где он перестал писать.

Каракули, что можно заметить чуть ниже, так не похожи на него. Так отличаются от его аккуратного, ленивого стиля. Тонкие, кривые буквы, написанные так быстро, что их практически невозможно прочесть.

Если ты любишь меня, не приходи за мной.

Она непроизвольно издаёт какой-то отчаянный звук – словно раненое животное. Кажется, проходит целая вечность, прежде чем она обнаруживает, что Пэнси стоит сразу у неё за спиной.

– Мы идём? – спрашивает она напряжённым голосом.

Гермиона позволяет себе провести ещё одно мгновение неподвижно, а затем выпускает дневник из пальцев.

– Да, – хрипло отзывается она и прочищает горло, – мы идём.

– Пожалуйста, скажи, что ты знаешь, куда.

Она кивает и поворачивается к Пэнси.

– Я точно знаю.

Точно как в Министерстве, они не останавливаются, чтобы подумать. Не останавливаются, чтобы обсудить детали, хотя, возможно, им стоило бы. Они не останавливаются, чтобы помочь травмированным студентам младших курсов. Не останавливаются, чтобы попросить о помощи или взять какие-то припасы. Гермиона не подходит к башне Гриффиндор.

Она берёт джинсы у Пэнси, подгоняет их по размеру, чтобы было удобно бежать, и на этом всё.

Они покидают замок через боковой коридор, который ведёт к полю для квиддича. Она столько раз обошла то место, где увидела брешь в защитных чарах, что ноги сами ведут её туда.

Пэнси звучит озадаченно, но в её голосе нет сомнения.

– Здесь?

– Я уверена в этом, – выдыхает она. Говорит, даже если Пэнси не совсем понимает, просто чтобы выпустить это, – Они подготовились. Сильно заранее. Если бы суды не прошли как нужно, они бы взяли дело в свои руки. Так и произошло. – она тяжело сглатывает, а затем взмахивает палочкой совсем рядом с границей чар. – Ревелио.

Перед ней сразу возникает портал; он спрятан так, что ей становится понятно: они хотели, чтобы его нашли. Каменное садовое украшение в форме горгульи.

Нетерпение в глазах Пэнси – дикое, отчаянное. Она сразу тянется к порталу, без колебаний – так же, как она пытала стражника – но Гермиона ловит её запястье.

– Ещё кое-что.

Она не собирается оскорблять Пэнси вопросом о том, не хочет ли она остаться. Здесь она в большей безопасности, и они обе это понимают.

Но горгулья ведёт к Тео, и она потянулась к ней как к чему-то потерянному и бесконечно ценному. Гермиона слишком хорошо знает это чувство.

Нет, она только бормочет: “Экспекто Патронум”, – и дожидается, пока синеватый туман примет форму выдры.

Пэнси хмурится.

– Передай это сообщение, – говорит Гермиона. – Гарри – Доулиш забрал их всех. Если я не отправлюсь сейчас, их убьют. Я не прошу тебя сражаться – я бы никогда не смогла снова тебя об этом попросить – но, пожалуйста, предупреди Орден. Если они захотят послать помощь, пусть следуют за моим Патронусом к порталу. – она замолкает. Давится словом “прощай”, так и не произносит его.

– Иди, – говорит она вместо этого, и выдра послушно уплывает.

Пэнси смотрит на неё.

– Ты готова? – спрашивает Гермиона, агрессивно вытирая непрошенные слёзы.

– Я видела, что он написал, – тихо проговаривает Пэнси. – Драко. Я заглянула через твоё плечо.

Ответ Гермионы звучит холоднее, чем она планировала.

– И?

– Он не хочет, чтобы ты шла за ним.

Она прикусывает кончик языка. Повторяет:

– И?

Только Пэнси могла вот так вот прямо спросить об этом.

– Значит, ты его не любишь?

Она горько, недоверчиво усмехается. Раздражённо шмыгает носом и смахивает ещё одну слезу, крепче сжимает свою палочку и снова цепляет Пэнси за запястье.

– Если любить его значит дать ему умереть, то нет. Нет – думаю, я его ненавижу.

Она касается горгульи ногой, и они исчезают.

========== Часть 48 ==========

23 февраля, 1999

Неочищенная, яростная магия портала слишком резко протаскивает их сквозь пространство, чтобы смогли удержаться на ногах. Она тут же падает на каменный пол, больно ударяясь.

– Ёбаный в рот, – выплёвывает Пэнси где-то в стороне. Гермиона собирает себя по частям, прижимая руку к отбитому ребру и стараясь ровно держать свою палочку.

Они в тёмном коридоре.

– Люмос.

Луч света проскальзывает по мраморным стенам и сводчатым потолкам, по портретам в обсидиановых рамах, висящим вдоль стен.

О, боже, думает она, на секунду забывая, как дышать. Не здесь.

– Почему мы в Поместье? – шёпотом спрашивает Пэнси, выпуская свет из своей палочки. Она, наверное, бывала здесь в детстве.

– Я не знаю.

Они одновременно поднимаются на ноги, почти автоматически встают спина к спине и осматриваются. В коридоре пусто. Пусто, не считая небольшого тёмного следа на полу, как будто бы от крови, блестящего в свете их палочек.

Гермиона оборачивается на Пэнси через плечо. Она ударилась головой, когда упала после приземления – тонкая струйка крови стекает с её виска.

– Это не твоя, да? – Гермиона указывает на след.

Это вроде как достаточно глупый вопрос, и совсем недавно Пэнси бы обязательно съязвила в ответ, но сейчас она просто качает головой.

– Пошли.

Они следуют за кровью. Двигаются медленным, осторожными, до ужаса тихими шагами. Ни одна из них не издаёт ни звука, но движения Пэнси такие ловкие – как будто бы кошачьи – что Гермиона задумывается о том, сколько раз ей приходилось это делать.

Когда они достигают конца коридора, ей оказывается сложно повернуть за угол. Гермиона практически ничего не знает об устройстве поместья Малфой, но каждый шаг может приближать её к столовой. К этому полу, на который она не готова смотреть снова. Желчь поднимается в её горле, и она чуть не спотыкается, но Пэнси ловит её – с силой сжимает её локоть.

– Осторожно, Грейнджер.

– Я в порядке, – выдыхает она, хотя и чувствует, как побледнело её лицо.

В любом случае, Пэнси с ней не спорит. Они двигаются дальше. Оставляют за спиной ещё несколько коридоров и винтовую лестницу, недостаточно внушительную для того, чтобы быть главной, но всё ещё невероятно роскошную.

Все ставни закрыты, дневной свет не проникает в поместье. Сияние их палочек выдаст их задолго до того, как они сами найдут хоть кого-нибудь.

Гермиона пытается успокоиться, про себя вспоминая все лучшие проклятия. Молча катая на языке формулировки. Она говорит себе, что начнёт атаковать при малейшем постороннем движении, при малейшем звуке – не мешкая.

Возле очередного угла кровавый след начинает сужаться. Она обменивается взглядами с Пэнси. Она крепче сжимает палочку; её ребро пульсирует при каждом вдохе.

И они поворачивают за угол, встают бок о бок, поднимая палочки.

– Что ж, это заняло целую вечность, – говорит чей-то голос.

Её глазам нужно время, чтобы привыкнуть. Эта комната освещается ярким сиянием очага.

Но как только она оказывается в состоянии осмотреться, то сразу чувствует тошноту, застывает на месте. Почему-то она знала, что это будет столовая.

И всё же дело не в этом. Есть и кое-что другое.

Это Доулиш, лениво прислонившийся к стене, в окружении своих коррумпированных Авроров – других борцов, как он их называет.

Это Нарцисса Малфой, привязанная к стулу рядом с ним, слишком близко к огню; её лицо побледнело, волосы растрёпаны; на её коже выступил пот.

Это Тео, который явно был источником крови, лежащий на полу без сознания.

Это Драко, что неподвижно стоит рядом с ним, удерживаемый на месте обездвиживающими чарами и с ног до головы одетый в чёрное – в традиционные одеяния Пожирателей Смерти.

Его глаза быстро находят её. Это единственное движение, на которое он способен. И там, где она рассчитывала увидеть огонь – ярость и разочарование – она видит каменную стену.

И, наверное, это даже хуже.

Пэнси первой обретает дар речи.

– Что это?

Доулиш отворачивается от очага, смотрит на них.

– Мы ошиблись? – спрашивает он совершенно расслабленным тоном. – Эти двое, разве нет? – он указывает жестами на Тео и Пэнси. – Он для тебя, – а сейчас он указывает на Драко, затем на Гермиону. – и он для тебя. – он холодно улыбается. – Или, может, наоборот.

Гермиона проглатывает раскалённую ярость, поднимающуюся у неё в горле – направляет палочку на Доулиша.

Она благодарна, что её голос звучит ровно.

– Что бы это ни было, всё кончено.

– Скоро, – равнодушно соглашается Доулиш.

– Отпустите их, – требует она. Старается скрыть то, как дрожит её рука. Здесь что-то не так. – всех. Сейчас же.

Пару секунд Доулиш молча оценивает их, смотрит то на неё, то на Пэнси.

Его Авроры странно расположены. Не очень удобная позиция для защиты. Как бы сгруппированы вместе – ни периметра, ни точек обзора. Относительно удалены только те, что стоят, направив палочки на Драко, поддерживают его неподвижность.

Гермиона не позволяет себе смотреть на него. Она потеряет всю концентрацию.

– Сейчас же, – резко повторяет она.

– Делайте, как она говорит, – приказывает Доулиш, снова расслабленно прислоняясь к стене.

Что?

Пэнси уже смотрит на неё, когда Гермиона поворачивается к ней. Они думают об одном и том же.

Здесь что-то не так.

Но, в любом случае, Аврор начинает снимать сдерживающие чары с Нарциссы Малфой. Два других берут Тео за руки, тащат его вперёд, не обращая внимания на резкий вздох Пэнси. Они оставляют его у её ног, и Пэнси сразу же падает перед ним на колени.

Гермиона не винит её. Но теперь она осталась одна в наступлении.

– Фините, – громко проговаривает другой Аврор, и обездвиживающие чары рассеиваются, позволяя Драко расслабиться.

Гермиона решается взглянуть на него, но видит только равнодушную маску. Он бросает взгляд на Доулиша.

– Иди. Иди к ней, – говорит он.

Это неправильно.

Драко не поворачивается к ним спиной; он медленно, осторожно подходит к ней. Она цепляется пальцами за ткань его рукава, как только он оказывается достаточно близко – это движение получается до ужаса отчаянным, она надеется, что Доулиш не замечает.

– Ты ранен? – спрашивает она шёпотом.

Он звучит жёстко. Равнодушно.

– Нет.

Гермиона тяжело сглатывает. Она всё ещё направляет палочку на Доулиша; сейчас, когда Драко рядом с ней, её рука дрожит не так сильно.

Доулиш не двинулся. Не отправил никого в атаку. Он позволяет Нарциссе Малфой потереть воспалённые запястья и отойти от стула у камина.

Пэнси сидит у ног Гермионы, что-то тихо шепчет Тео, уткнувшись лицом в его шею. Неясно, насколько сильно он пострадал.

– Где остальные? – выдавливает она после затянувшейся паузы; холодное подозрение оплетает её внутренности.

– Внизу, – говорит Доулиш. – мы сейчас отправим их сюда.

Он щёлкает пальцами, и один из Авроров выходит через боковую дверь. Рука Гермионы, сжимающая палочку, дёргается в его сторону, но он исчезает слишком быстро. Она снова направляет её на Доулиша.

– Жаль, что ты не понимаешь, – вздыхает он.

– Здесь нечего понимать.

– Откуда тебе знать, если ты никогда никого не слушаешь? – Доулиш наверняка чувствует, что она в шаге от заклинания тишины, но всё равно продолжает.

– Многим из нас, – говорит он, указывая на своих Авроров, – нам было стыдно после падения Министерства. Особенно после войны. Бесконечные обвинения. “Почему мы не остановили их? Почему мы это не предугадали?”

Он делает шаг вперёд, замирая только после того, как Гермиона предупреждающе взмахивает палочкой.

– Теперь я знаю ответ, – говорит он. – Наша ошибка – это снисходительность. Однажды нам уже не удалось отрезать змее голову. Не удалось покончить со всеми последователями Тёмного Лорда, когда он в первый раз потерял свою силу. Мисс Грейнджер…не дайте нам совершить ту же ошибку снова. Вы обладаете силой. Прямо сейчас Вы можете решить.

– Решить? – огрызается она. – Решить что? Что мои бывшие одноклассники заслуживают смертного приговора? Что никто не может измениться?

– Никто не меняется, – говорит Доулиш, делая ещё один шаг вперёд.

– Не двигайтесь.

Он поднимает руки в знак капитуляции и снова замирает, но продолжает говорить.

– Что Вы думаете о том, что Вы были их единственным свидетелем со стороны защиты? – спрашивает он. – Вы хотя бы подумали о том, почему их было так легко забрать из замка?

Рука Гермионы, в которой она держит палочку, начинает потеть.

– Никто не заметил. Иллюзия здесь, иллюзия там – никто не захотел присмотреться. Мы вывели их прямо под их носом. Потому что всем плевать, мисс Грейнджер. Разве Вы не видите? – он взмахивает рукой, обводя широким жестом Драко, Тео и Пэнси. – Они даже не стоят того.

Гермиона прищуривается, шипит сквозь зубы:

– Разговор окончен.

– Нет, – небрежно отвечает он. – не окончен. Я просто хочу сначала убедиться, что Вы всё поняли. Понимаете, иначе я буду чувствовать себя ужасно виноватым.

Её сердцебиение резко ускоряется, она осматривается, пытаясь обнаружить какую-то угрозу. Но у неё все карты. У неё есть преимущество. В этом нет никакого смысла.

– Мне нужно, чтобы Министерство – весь Волшебный Мир, раз уж на то пошло – поняло, какую они представляют опасность. Они должны увидеть цену такого слепого прощения. – Доулиш делает ещё один шаг вперёд. – Это докажет, что они не достойны спасения. Что им не помочь. И мне очень жаль, моя дорогая Гермиона Грейнджер, но это Вы – любимица Волшебного Мира, защитница угнетённых и недостойных, наша золотая девочка – это Вы склоните чашу весов.

Она хмурится, палочка подрагивает в её руке; Доулиш переводит взгляд на Драко.

– Сделай это.

Следующие несколько мгновений она помнит только обрывками. Шуршание чёрной мантии Драко, когда он встаёт перед ней. Пот над его бровями – единственное, что не стыкуется с его жёстким, бесчувственным выражением. Чёрный кончик его палочки, который указывает точно между её глаз.

– Круцио.

Мир окрашивается в белый, и боль захлёстывает её. Она едва замечает, как ударяется головой о мраморный пол, когда падает. Всё, что она ощущает – это боль.

Её кости ломаются – срастаются и затем ломаются снова. С неё сдирают кожу, слой за слоем. Кто-то сжимает в кулаке её живот, её лёгкие, её сердце, пока они не взрываются. И она не может не закричать, даже если каждый звук, что она издаёт, кажется ей осколком стекла, разрезающим её горло.

Но ничто из этого не причиняет ей столько боли, как вид его лица – то, как равнодушно он смотрит на неё. Она хочет умереть здесь и сейчас, просто чтобы никогда больше не увидеть его глаза такими.

Время распадается. Она даже близко не знает, как долго он мучает её.

Позже она узнает, что это длилось не больше двадцати секунд.

Приступ боли резко прекращается, до неё доносится звук тяжёлого удара. Гермиона охает, поднимая взгляд на потолок, он плывёт перед её глазами; её нервы трещат, словно её били током.

Он выглядит так же, как тогда, думает она, опьянённая болью. Ей требуется какое-то время, чтобы заставить свои мышцы работать и хотя бы повернуть голову.

Пэнси сбила Драко с ног, они борются на полу – он пытается столкнуть её с себя, а она пытается прижать его правую руку к земле.

–…хуя ты творишь? Какого хуя? – кричит Пэнси; когда ей удаётся встать коленом на его локоть, она с силой бьёт его свободной рукой.

Гермиона смотрит на них словно сквозь стекло. Издалека. Она не здесь. Она чувствует, как слюна вытекает из уголка её рта.

Доулиш приказывает двоим Аврорам оттащить Пэнси от него, но у Пэнси отличные рефлексы, и она тут же оглушает их обоих с помощью палочки Драко. В этот момент Гермиона чувствует, как её легко дёргают за руку, и это сразу же вырывает её из оцепенения.

Она поворачивает голову.

Тео тянется к ней, бледный и окровавленный, его глаза полуприкрыты. Он сжимает её рукав и подтягивает к себе её обмякшее тело, с трудом проговаривает:

– Г-Грейнджер…Грейнджер, он – Драко, он—

Дальше её хватают уже не так мягко, как это делал Тео. Холодные пальцы сжимают её лодыжку, дёргая её назад. Она кричит, её кости всё ещё кажутся ей сломанными, и когда она наклоняет голову, то видит Драко, что стоит на четвереньках и тянет её к себе, так же равнодушно глядя на неё.

Его палочка у Пэнси, которая отбивается от следующей волны Авроров. Их заклинания разлетаются по комнате, отскакивая от стен. Драко едва ли замечает это.

– Драко! Послушай меня! – громко кричит Тео хриплым голосом. – Слушай мой голос! Послушай меня!

Он не останавливается. Не колеблется. Просто подаётся вперед, чтобы сжать её горло; эти красивые серые глаза остаются пустыми. В них не осталось ничего от него.

– Пожалуйста… – выдыхает она, двумя руками цепляясь за его запястья, беспомощно дёргая ногами.

– Драко! – снова кричит Тео. – Остановись!

Перед её глазами множатся белые пятна, она жадно вдыхает кислород, которого становится всё меньше – он сжимает её горло всё сильнее.

– Он не остановится, – говорит спокойный голос, почти заглушаемый всем этим хаосом. – он не сможет. – Доулиш нависает над ними, смотрит глазами учёного, что ставит научный эксперимент. – Он знает только то, что я хочу. Всё остальное – чистый лист.

– Грейнджер – Грейнджер, это Империус – это не он, это—

– Тихо.

Он пнул Тео, судя по звуку – но Гермиона не может отвести взгляд от холодного лица перед ней, даже когда всё начинает плыть перед её глазами и свет вокруг тускнеет.

– Пожалуйста, – снова шепчет она, хрипло и отчаянно. Кровь шумит у неё в ушах.

– Это бессмысленно, – говорит Доулиш, – он не остановится. Уж Вы-то должны знать, мисс Грейнджер. Разве Вы не самая яркая ведьма своего возраста? – он усмехается. – Только необычайно волевые люди могут противостоять Проклятию Империус. Чрезвычайно могущественные волшебники, такие как, возможно, Ваш друг Поттер. У таких слабых, как этот, нет шансов.

Ей осталось жить меньше минуты. В её легких нет воздуха – у неё нет сил.

– К тому времени, когда прибудет Орден, Ваш труп уже остынет. Как и все остальные. Нас здесь уже не будет, и, как думаете, кого они увидят посреди этого всего? Испачканного в Вашей крови?

Она не слышит ничего из того, что Доулиш говорит дальше – все звуки меркнут на фоне звона в её ушах. В её глазах встают слёзы, окончательно размывая всё, что оставалось в её поле зрения, и теперь она вообще не видит его лицо. Но это всё равно было не его лицо. Не особо большая разница.

Крики Тео кажутся ей далёкими, едва слышными.

– Слушай мой голос! Вернись! Открой глаза и посмотри на неё! Посмотри, кто это – посмотри на неё! Это Гермиона! Это Гермиона!

Вскоре после этого он тоже растворяется, и остаётся только безжалостное давление на её горло и размытые очертания над ней. К счастью, боль начинает проходить. Теперь она почти ничего не чувствует. Она теряется и расслабляется, едва остаётся в сознании, почти витает в облаках.

Слабый, думает она. Такое отвратительное слово. Это не то слово, которое приходит ей в голову, когда она думает о его лице. О его настоящем лице. О его глазах. О тех, что она знает.

В его лице есть война. Сожаление, боль и неуверенность в стиснутой челюсти. Несовершенство вплетено в серость его глаз, а страх – в изгиб его бровей. Она видела всё это, она всё это знает. Всё это и даже больше.

Но в его лице нет слабости. Просто нет – она практически уверена в этом.

И последняя всё ещё живая её часть хочет ещё раз увидеть его, просто чтобы убедиться.

Она убирает ослабевшую, обескровленную руку с его запястья и слепо поднимает её над собой. Использует свои последние силы, чтобы сморгнуть эти слёзы и встретить его взгляд. Онемевшие пальцы находят его холодную гладкую щёку, касаются её. Запоминают то, как она ложится на изгиб её ладони.

Она приоткрывает пересохшие губы, шепчет едва слышно:

– Ты не слабый.

Она знает это без тени сомнения.

У неё в глазах темнеет, и её рука опускается. Она едва чувствует холод мрамора под своей спиной. Но когда она уже готова отпустить – воздух, жизнь, вообще всё – её шею отпускают.

– …Гермиона?

Сдайся, шепчет ей темнота. Отпусти.

– Нет. Нет-нет-нет, Гермиона! Нет!

Она знает этот голос.

Отпусти.

– Нет! Нет! Гермиона, посмотри на меня! Посмотри на меня!

Она знает его.

– Пожалуйста!

Она будет вечно задаваться вопросом о том, действительно ли она сама выбрала вдохнуть. Впустить воздух в своё горло и прогнать темноту. Сейчас ей кажется, что у неё нет выбора. Ей кажется, что он выбирает за неё.

И её лёгкие впитывают воздух, словно сухой песок – воду.

Её грудь дёргается, её глаза широко распахиваются, и она чуть не сталкивается с ним, когда пытается сесть. Ухватить ещё воздуха. Вдохнуть.

Звук, который он издаёт, не подходит ему. Отчаянный и животный, совершенно неконтролируемый. Она не успевает увидеть его лицо. В одно мгновение оно прижимается к её вздымающейся груди, а в следующее он уже отворачивается, его рука что-то ищет – торопливо скользит по мраморному полу.

Он находит её палочку в тот самый момент, когда Доулиш осознаёт, что произошло. Его разочарованное рычание почти сразу обрывается.

– Авада Кедавра.

Только когда Доулиш безжизненно падает перед ними – только когда он медленно опускает руку, сжимая ее палочку дрожащими пальцами, она понимает, что это был голос Драко.

========== Часть 49 ==========

23 февраля, 1999

Их глаза едва успевают встретиться, прежде чем реальность настигает их – мимолётная вспышка, исполненная безнадёжности – и чьи-то руки сжимают его плечи, и он отводит взгляд, быстро и робко. Эти руки – бледные, с красивыми длинными пальцами. Нежные.

Нарцисса.

Гермиона остаётся в его объятиях, висит в его трясущихся руках, пока та говорит с ним.

– Драко. Драко, – её голос звучит твёрдо, но Гермиона всё равно слышит в нём теплоту. – она в шоке. Подними её на ноги. Дай ей подышать. У нас очень мало времени.

Гермиона переводит взгляд на Драко и невольно, инстинктивно дёргается в его хватке. Она уже видела, как он плачет. И тем не менее, это —

– Мама… – выдавливает он из себя; его губы дрожат, он в отчаянии, совершенно беспомощен. – Я – п-помоги. Помоги – помоги мне, – его пальцы сжимаются вокруг рук Гермионы, отпуская их, а затем сжимая снова, и так каждые пару секунд. Словно он не уверен, что она здесь. По-настоящему. В его руках.

– Делай как я сказала, – тихо командует Нарцисса. – помоги ей подняться.

Он отвечает коротким задушенным звуком, прежде чем кивнуть; слёзы оставляют влажные следы на его щеках. Она осознаёт, что его лицо не морщится. Он плачет ровно. Открыто. Словно он не смог бы остановиться, если бы захотел.

– Драко, – шепчет его мать.

Он крепко цепляется за неё, и её пятки отрываются от мрамора; кровь устремляется к её голове, когда подошвы её туфель находят твёрдую опору в виде пола. Она покачивается, но две пары рук удерживают её.

Ей удаётся один раз медленно, тяжело моргнуть. Её нога ударяется о что-то твёрдое. Тяжёлое.

Доулиш.

– Теперь отойди, – говорит Нарцисса, – шаг назад. Дай ей подышать. Вот, вот. – Гермиона видит, как она требовательно протягивает руку. – дай мне это. И иди к Тео.

В следующий момент знакомое текстурированное дерево прижимается к онемевшим пальцам Гермионы. Виноградная лоза. Десять и три четверти дюйма. Сердечная жила дракона.

– Мисс Грейнджер, – говорит Нарцисса, плавно обходя её. Взгляд ее спокойный и непоколебимый. – возьмите свою палочку.

– Я…ч-что? – она заикается, её язык кажется свинцовым. Её ноги дрожат.

Нарцисса просто повторяет ещё раз.

– Возьмите свою палочку. Ничего ещё не закончилось, – она берёт Гермиону за руку своими холодными пальцами и заставляет её сжать основание палочки. – Вы уже это проходили, верно? – в её голосе нет жалости. Только срочность. Уверенность. – Вы знаете, что это пройдёт. Вы знаете, как двигаться вперёд.

Когда Гермиона моргает, перед её глазами проплывает образ коттеджа “Ракушка”.

– Заставьте себя, – требует Нарцисса, и она снова открывает глаза, – прийти в себя. Сейчас. У Доулиша внизу ещё как минимум два десятка человек. Они идут – они будут здесь через несколько секунд – и даже с Вами мы в меньшинстве.

Большой палец Гермионы проскальзывает по бороздкам в дереве, которые она знает как свои пять пальцев.

– Вы готовы?

Она сглатывает, поджимает пальцы ног, обеспечивая сцепление с полом. Она снова моргает, и туман перед её глазами рассеивается.

– Вы готовы? – повторяет Нарцисса, прежде чем взять её за второе запястье и дёрнуть.

Гермиона крепко сжимает свою палочку. Кивает.

– Хорошо.

Нарцисса отступает назад и впервые оказывается в состоянии осмотреть комнату, даже несмотря на то, что кровь все ещё шумит в её ушах.

Авроры, что нападали на Пэнси, лежат на тёмном мраморном полу, оглушены или мертвы – Гермиона не уверена. Их тела загораживают дорогу, и Тео, который уже поднялся на ноги, несмотря на, кажется, ужасную боль, с трудом перемещается между их перепутанными руками и ногами. Он дважды наклоняется, чтобы забрать их палочки.

– Драко, – кричит он, швыряя одну из них через комнату. Гермиона прослеживает за ней взглядом, находит Драко, как только он ловит её в воздухе. Он смотрит вниз, на пол в нескольких метрах от его ног. Расфокусированно, но не как раньше.

– Драко, – хрипло проговаривает она.

Всё его тело разом напрягается, стоит ему услышать её голос. Он не смотрит на неё.

Она чувствует зуд в груди – низкий гул паники, стремительно поднимающейся внутри неё.

– Драко, – снова выдавливает она, в этот раз громче.

Но тут из коридора, ведущего в столовую, раздаётся крик, и Драко устремляет свой взгляд туда, сжимает чужую палочку, принимая оборонительную позицию.

Гермиона не сразу следует его примеру, пытается отвести взгляд и прийти в себя. Собраться. Сфокусироваться.

Бесчисленные шаги приближаются, голоса звучат всё громче, и последнее, что видит Гермиона, прежде чем весь этот ад обрушивается на них – это Пэнси.

Растрёпанная и испачканная в крови, она встала перед Тео – достаточно далеко впереди, чтобы он мог не заметить этого. Но Гермиона прекрасно понимает, что она видит. Стену. Границу. Обещание защитить его.

Этот вид утраивает боль в её груди, и сразу перед тем, как Авроры Доулиша врываются в комнату, Гермиона снова переводит взгляд на Драко. Она должна сделать то же самое. Она – она ничего не хочет так сильно, как защитить его от этого. От всего этого.

Она делает один нетвёрдый шаг в его направлении, и кто-то выпускает первое заклинание.

Нарцисса была права.

Её палочка – каким-то образом именно она помогает ей вырваться из тумана головокружительной боли. Бей или беги. Её инстинкты знают, что нужно выбрать, и когда она поднимает палочку, всё остальное уходит на второй план.

Остаются только цветные вспышки.

Она оглушает первого Аврора, пересекающего её поле зрения, не произнося ни слова, как-то одновременно удовлетворённая и подстёгиваемая звуком его удара об пол.

Она так же легко расправляется со следующими двумя, но четвёртый задевает её локоть Жалящим Заклинанием, и она тратит драгоценные мгновения, перекладывая палочку в левую руку.

Она думает, что за это время её успеют как минимум оглушить. Но когда она снова крепко сжимает палочку в руке и ищет Аврора взглядом, то понимает, что он мёртв – лежит на полу, скрючившись.

Она переводит взгляд на Драко, видит, как тот, не останавливаясь, проскальзывает мимо неё. Каждое его заклинание – зелёное.

Гермионе приходится заставить себя собраться, повернуться, чтобы помочь Нарциссе освободиться от связывающего заклятия. Но даже когда она обезоруживает и оглушает Аврора, который попытался атаковать её сбоку, то думает об этом.

О том, чего это стоит. О том, каково это – достичь того уровня, на котором нет запретов. Нет колебаний. Где всё, что остаётся – это убивать.

Она никогда никого не убивала. Никогда не произносила заклятие, хотя и не раз с любопытством перекатывала на языке его неловкие слоги.

И все две секунды, в течение которых она встаёт рядом с Нарциссой и поворачивается, чтобы оценить обстановку, она думает, что, наверное, никогда не достигнет этого уровня.

Но затем она видит, как красная искра попадает Драко в спину.

Когда он падает, из его рта вырывается надломанный крик; пыточное заклятие расходится по его конечностям, когда Аврор подходит ближе. Пэнси занята дуэлью слева от него, Тео участвует в драке с правой. Нарцисса всё ещё избавляется от последних пут.

Никто не может ему помочь, кроме неё.

И увидев его лицо, то, как он корчится в агонии, его дрожащие пальцы, отчаянно цепляющиеся за воздух, она сразу начинает понимать гораздо больше.

– Круцио, – проговаривает она; не моргая, смотрит, как Аврор замирает, прежде чем упасть и начать корчиться на полу. Она чувствует силу, исходящую от её палочки. Притяжение, словно магнитное, завораживающее, неописуемое.

Она делает несколько шагов вперёд, сокращая разделяющее их расстояние, смотрит на него сверху вниз, не останавливая заклятие. Он кричит, дёргается и просит о смерти, и нужные слова стремятся соскользнуть с её губ – остаются секунды, миллисекунды до того, как они вырвутся на свободу—

– Нет!

Рука сжимает её запястье, такая знакомая по текстуре и весу, и Драко тянет его в сторону, сбивая её прицел и поднимаясь с пола.

– Нет, – снова огрызается он, в кои-то веки встречаясь с ней взглядами – и сейчас, сейчас она видит эту злость, которую тогда ожидала увидеть. Яркую и искрящую.

Он не смотрит на Аврора, лежащего на полу у него за спиной. Не сводит с неё взгляда, когда произносит смертельное заклятие вместо неё. Чужой крик резко обрывается.

– Не смей, – говорит Драко, пристально глядя на неё – отказываясь отпускать её запястье. Его прошлые слёзы ещё не до конца высохли, и всё же в выражении его лица больше гнева, чем, как ей кажется, она когда-либо видела. – никогда.

Гермиона открывает и закрывает рот – дважды – не зная, что сказать, широко распахнутыми глазами глядя на его разъярённое лицо. В следующую секунду он уже исчезает. Снова в бой.

Она всё ещё чувствует давление его пальцев на своём запястье.

Осталось меньше пятерых Авроров, и когда она, наконец, снова оказывается в состоянии заставить себя двигаться, то сразу расправляется с одним из них, который пытался забраться на каминную полку для лучшего обзора. Он замирает, падает на спину.

Нарцисса сбивает другого с помощью мощного Инкарцеро, и когда Гермиона смотрит, как Аврор борется с верёвками, то думает, что они действительно могут с этим справиться. Несмотря ни на что.