Текст книги "Мятные Конфеты / Боевые Шрамы (СИ)"
Автор книги: Onyx-and-Elm
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 28 страниц)
Потому что он только что пришёл в спальню и попросил меня выбить из него всё дерьмо.
И это просто—
Это…
Если это не доказывает, что вы ему не помогаете, то я, блять, не знаю, как это доказать.
Я не знаю, что случилось. Скорее всего, он мне не расскажет.
Но я точно знаю, что ему нужны эти таблетки.
Пришлите их, или я прокляну эту тетрадь, и ваши пальцы позеленеют, и вы будете ходить так до конца ваших жалких жизней.
И да, вы можете официально записать это как “угрозу жизни”.
Давайте, блять, сделайте это.
Тео.
22 января, 1999
Это напоминает ей о том, как спускаются воздушные шарики.
Медленно. Жалко. Плавно переходя от полного и яркого к маленькому, тёмному и морщинистому.
Вот на что это похоже – если наблюдать за ним. И это всё, что она может.
Наблюдать.
За считанные дни Малфой превратился в тень самого себя. Он похудел. Фунтов на пять, как ей кажется. Его щёки впали, кожа под его глазами обрела яростно-фиолетовый оттенок. Его губы всё ещё голубые – теперь она знает, почему. Но всё остальное новое. Его осанка, его поведение. Теперь он даже моргает медленно – она, кстати, довольно зла на себя за то, что вообще знает, с какой скоростью он должен моргать.
Насколько она знает, он не посетил ни одного урока с того вечера в Астрономической Башне – а это значит, что он, скорее всего, отстаёт по большинству предметов. Его даже не беспокоит собственная одежда. Он снова и снова по очереди надевает одни и те же три джемпера – чёрный, тёмно-серый, тёмно-зелёный, чёрный, тёмно-серый, тёмно-зелёный.
И это только то, что она заметила за едой.
Она сидит рядом с Джинни, снова за столом Гриффиндор.
В то утро, после всего, ей пришлось собрать всю свою силу, чтобы заставить свои ноги двигаться в его направлении.
Но когда она справилась, Джинни сразу же взяла её за руку под столом. Сжала. И даже без какого-либо вербального подтверждения стало понятно, что ей позволено тут сидеть.
В конце концов, они никогда не заставляли её уходить.
В основном это была она сама. Её собственные страх и неуверенность, которые размножались и распространялись словно вирус каждый раз, когда она ловила чей-то косой взгляд.
Она прекрасно знает, что потребуется время, чтобы снова начать разговаривать с Роном. Но сегодня Гарри хватило на “доброго утра”, и Джинни помогает ей поддерживать разговоры с остальными.
Это всё ещё робко. Прохладно.
Но это больше, чем у неё было в течение последних несколько недель, и она отказывается торопиться. Вне зависимости от того, насколько по-детски всё это ощущается.
Ситуация с Малфоем, с другой стороны, кажется, стремительно выходит из-под контроля. Если его внешности недостаточно, то поведение остальных слизеринцев ярко сигнализирует о проблеме.
Они смотрят на него так, будто ждут, когда он взорвётся.
И она понимает, что она тоже.
Понимает, что практически в любой момент все эти травмы, эта злость и все эти отвратительные выборы, которые составляют Драко Малфоя, могут окончательно перерасти во что-то взрывное. Могут окончательно уничтожить его. Разрушить потрескавшуюся каменную статую его стоицизма – единственное, что всё ещё поддерживает его. Они просто ждут, когда это произойдёт.
Это что-то большее, чем просто Астрономическая Башня. Должно быть.
Но ей должно быть всё равно. Она не должна беспокоиться или даже проявлять любопытство. То, что он сделал, было мерзко. Всегда будет.
И она точно не из тех, кто легко прощает – если она вообще прощает.
К тому же.
Драко Малфой не умеет извиняться.
– Флинта арестовали, – неожиданно говорит Дин и делает глоток тыквенного сока. Она отрывает взгляд от бледного, пустого лица Малфоя – поворачивается, чтобы послушать, стараясь не наклоняться слишком близко. Не злоупотреблять его хорошим отношением. Дин читает Пророк. – его поймали в Марселе.
– Маркуса? – спрашивает Гарри, отвлекаясь от своего завтрака. – за что?
– Военные преступления. Помощь Пожирателям Смерти.
– Его уже судили за это, – говорит Джинни.
Дин кивает и отпивает ещё немного.
– Теперь судят снова. Написано, у них есть основания для того, чтобы возобновить дело.
– Это происходит, – выдыхает Гермиона – случайно произносит это вслух. Почти все поворачиваются посмотреть на неё – все, кроме Симуса, который так и не оттаял, и Рона, но… хорошо, она его понимает.
– Что происходит? – спрашивает Гарри.
Она слабо отмахивается. Не факт, что им понравятся её истории про то, о чём она разговаривала с остальными в гостиной Слизерин.
– Ничего. Я… знаешь, я просто подумала, что одним разом не обойдётся.
– Так им и надо, – огрызается Симус; очевидно, он обращается не к ней. – как по мне, многие из них после первого раза слишком легко отделались. – потом он, впрочем, поворачивается – впервые за несколько дней встречается взглядами с Гермионой, смотрит очень выразительно. – особенно те, которых пустили обратно в Хогвартс.
Она с силой прикусывает язык, но Джинни тут же ловит её руку под столом.
– Ой, отвали, Симус, – усмехается она, сохраняя спокойный тон. – ты хоть когда-нибудь не разжигаешь конфликты?
Симус краснеет, его щёки яростно надуваются, но Невилл быстро переводит тему, рассказывает о том, как его кактус за месяц вырос на целый фут.
Гермиона прижимается к Джинни плечом – такая безмолвная благодарность.
– Кстати, – бормочет та, когда все начинают разговаривать о своём. – как там твой проект о Джексоне Поллоке?
Гермиона пытается проглотить кусок тоста. С трудом справляется и быстро отпивает немного воды. Она забыла. Кажется, они придумали это целую тысячу лет назад. И, наверное, часть её даже не видит в этом смысла.
Но Джинни не может открыто поддерживать её. Пока нет. Она понимает.
Это лучшее, что она может.
– Я… – говорит она наконец. – кажется, я сдалась. – она неохотно смотрит в сторону – ловит взгляд Джинни. Та вопросительно изгибает бровь.
– Почему?
Этот вопрос её немного удивляет. Она пытается правильно это сформулировать.
– Потому что… Мне не нравится о нём писать. Его работы слишком грязные. Слишком хаотичные.
Джинни моргает.
– Я думала, это тебе в нём и нравилось.
Она отводит взгляд – снова находит Малфоя.
– Я тоже.
Его тетрадь лежит на столе, но он не пишет. Он рассеянно водит пальцами по обложке. Костяшки его пальцев ушиблены. Стёрты.
Она медленно выдыхает.
– Но я добралась до того момента, где нужно писать о тех частях его жизни, которые мне не нравятся. И… и я не уверена, что именно мне стоит о нём писать. Я не могу.
Не могу справиться с этим. Не могу саморазрушаться вместе с ним.
Когда она оглядывается на Джинни, выражение её лица немного напрягает. Как будто та что-то знает. Что-то, чего не знает сама Гермиона.
Это заставляет её чувствовать себя беспомощной.
А потом она говорит то, чего Гермиона точно от неё не ожидала.
– Думаю, тебе стоит дописать до конца, – она отворачивается и принимается намазывать масло на новый тост, игнорируя шокированный взгляд Гермионы. – просто чтобы посмотреть, что там в итоге получится.
29 января, 1999
На часах половина двенадцатого вечера, и Полная Дама кричит.
Гермиона резко садится в кровати, отдёргивает занавеску. Джинни уже вскочила на ноги, и Парвати упала со своей кровати на пол.
– Какого Мерлина, – визжит она, пытаясь выпутаться из своей алой простыни.
Они натягивают халаты и несутся по винтовой лестнице в гостиную; волосы Ромильды накручены на бигуди, Гермиона просто представляет собой полнейший беспорядок.
Они почти сталкиваются с парнями, выбежавшими из мужских спален, у подножья лестницы.
– Что происходит?
– Я не знаю—
– Кто—
– Какого—
Невилл перекрикивает весь этот хаос, вытаскивает палочку из кармана полосатых пижамных брюк.
– Я посмотрю! – объявляет он со всей бравадой, которую только можно было взрастить в себе после того, как ты отрубил голову проклятой змее.
Гарри и Рон тоже достали свои палочки, и Гермиона тянется за своей, когда они двигаются вслед за Невиллом.
Постепенно примерно три четверти гриффиндорцев собираются в тёмном коридоре, ведущему к портрету. Крики Полной Дамы стали в три раза громче, и теперь можно уловить её слова.
– ОТОЙДИ! ВАРВАРЫ! НАЗАД! ОТОЙДИ! ДАМБЛДОР ОТБЕРЁТ ЗА ЭТО У ТЕБЯ ПАЛОЧКУ – Я ПРОСЛЕЖУ ЗА ЭТИМ! УГРОЖАТЬ ЛЕДИ! КАК ТЫ СМЕЕШЬ—
– Я открываю на счёт три! – кричит Невилл. – Один! Два!
Он отталкивает портрет в сторону, и крики Полной Дамы становятся невообразимо громкими, когда свет из внешнего коридора озаряет проём.
– Ну наконец-то, – звучит слишком знакомый голос.
Палочка Невилла направлена на Пэнси Паркинсон
Гермиона встаёт на носочки, чтобы увидеть что-нибудь за плечами Гарри и Рона. Пэнси выглядит взъерошенной – слегка. Настолько взъерошенной, насколько это для неё возможно – с её-то манерами. Как и все здесь, она в одном халате, явно накинутом в спешке. Она босиком, и её тёмные волосы немного растрёпаны. Она достала свою палочку, и на её лице это обычное взволнованное выражение, но Гермиона замечает лёгкую панику в её глазах.
– Паркинсон? Что происходит? – спрашивает Невилл.
– ОНА УГРОЖАЛА МНЕ! – кричит Полная Дама, хотя никто её не видит – её портрет прижат к стене, которая приглушает её крики. – ОНА СКАЗАЛА, ЧТО СДЕЛАЕТ МОЙ ПОРТРЕТ ЧЁРНО-БЕЛЫМ, ЕСЛИ Я ЕЁ НЕ ПУЩУ, КАКОЙ УЖАС!
– Тебе здесь нечего делать, – говорит Невилл, и Гермионе не надо смотреть на него, чтобы понять, что он выпятил грудь. – зачем ты пытаешься войти?
– Ой, чёрт побери, отвали от меня, Лонгботтом – я потратила достаточно времени, пытаясь разобраться с этой жирной дурой—
– ЖИРНОЙ ДУРОЙ?!?
Гермиона почти инстинктивно накладывает Силенцио на Полную Даму, проталкиваясь сквозь плотную толпу, пока не останавливается рядом с Невиллом.
– Что происходит? – спрашивает она. Её пульс ускоряется, и что-то внутри неё сжимается. Беспокойство. Страх, который она не может точно описать – словно чья-то холодная рука сжимает её внутренности.
– Ты должна пойти со мной, – уверенно проговаривает Пэнси. – сейчас.
– Она никуда с тобой не пойдёт.
И её сердце болезненно сжимается, потому что это Рон. И он пытается защитить её, и она жаждет этого. Больше всего нуждается в этом аспекте их дружбы. Но – она знает. Она должна разочаровать его. Она должна пойти. Это Малфой. Что-то случилось с Малфоем. Она знает. Она знает.
Пэнси не пришла бы сюда, если бы у неё были другие варианты.
Она проскальзывает мимо Невилла. Спускается с небольшого выступа на ковёр в коридоре.
– Это… – хочет спросить она, но Пэнси поджимает губы.
– Сейчас, Грейнджер, – и она разворачивается, направляется прочь.
Гермиона бросает неуверенный взгляд через плечо на все эти растерянные, ошарашенные лица.
– Я – я скоро вернусь. Я… – она беспомощно пожимает плечами. – извините, я не…
– Грейнджер!
Она вздрагивает и бросается вслед за ней, оставляя Гриффиндор позади; её сердце бьётся в каком-то безумном ритме.
За всю дорогу до подземелий Пэнси не произнесла не слова. Даже ни разу не притормозила, даже не обернулась, чтобы убедиться в том, что за ней вообще идут.
Гермиона немного задыхается – ещё где-то на полпути её руки начали дрожать. Она сжала их в кулаки и сейчас чувствует пот, накопившийся между её пальцев
Когда они добираются до ложной стены, Пэнси неразборчиво шепчет пароль, и температура тут же падает как минимум на двадцать градусов. Гермиона проходит сквозь стену следом за Пэнси, вздыхает, когда этот холод обволакивает её, и тут же останавливается.
Вокруг слишком много всего.
Слишком ярко, холодно и громко.
Люди кричат, и со всех сторон летят заклинания – они врезаются во что-то вроде толстой ледяной стены в центре гостиной.
– Почему так долго? – кричит кто-то, и неожиданно Тео загораживает ей обзор, и она, всё ещё потрясённая, пытается сфокусироваться на нём.
– Тупая жирная сука не пускала меня, – говорит Пэнси. – какие новости?
– Ничего. Мы не сделали ни вмятины.
– Что происходит? – выдыхает Гермиона, пытаясь заглянуть Нотту через плечо. Ледяная стена простирается вокруг кушеток у очага и тянется до самого потолка. Она мутная и размытая, как минимум в несколько футов толщиной, но сквозь неё видно тень, сидящую на одном из чёрных кожаных диванов.
Ей не нужно спрашивать, кто это.
– Что он сделал?
Боковым зрением она замечает, как Забини швыряет в стену взрывающее заклинание, всю гостиную на мгновение озаряет красным. Лёд трескается, но не ломается.
– Это боль, – говорит Тео. – наконец-то заставила его окончательно, блять, сойти с ума.
– Его рука?
Тео бросает на неё сложный взгляд.
– В основном, – говорит он.
Она смотрит. Всё, что она может – это смотреть.
Тень Малфоя не двигается.
– Ну что, блять, сделай что-нибудь, – резко бросает Пэнси, пихая её в плечо. – мы поэтому тебя и позвали. Ты всезнайка.
– Нам нужна МакГонагалл, – говорит она.
– Голову включи, – грубо отзывается Нотт. – если МакГонагалл увидит его в таком состоянии, его отправят в психиатрию Святого Мунго как минимум до конца учебного года.
– Что вы от меня хотите? – она не смогла бы звучать уверенно, даже если бы попыталась. Она не может нормально думать. Не может ничего почувствовать. Может только смотреть.
Блейз подходит к ним, его лоб блестит от пота.
– Он пробыл там больше часа. Такими темпами он замёрзнет до смерти.
Она отводит взгляд от них троих. Несколько испуганных первокурсников собрались в противоположном углу. Она не может даже представить, о чём они сейчас думают.
Нотт хватает её за руку так крепко, что могут остаться синяки, но он звучит мягко – умоляюще, когда снова попадает в её поле зрения. Заставляет их взгляды встретиться.
– Сделай что-нибудь. Что угодно.
Она неуверенно выдыхает. Она не хочет ему помогать. На самом деле, это последнее, чего она хочет. Тот его взгляд, той ночью, в Астрономической Башне, отпечатался на обратной стороне её век. Всё хорошее, что она начинала видеть в нём, как будто бы исчезло.
Нотт крепче сжимает её руку. Она шипит от боли.
– Мне плевать, если ты его ненавидишь, – проговаривает он сквозь стиснутые зубы, словно прочитав её мысли. – сделай что-нибудь. Сделай что-нибудь, или это убийство.
– Не смей пытаться повесить это—
– Пожалуйста, – его хватка ослабевает. Как и его голос. И это заставляет её замолкнуть.
Вся гостиная погружается в тишину.
– Ты единственная, кого он может послушать.
Всё, что она делает в течение следующих нескольких секунд – это слушает, как Пэнси нетерпеливо постукивает ногой.
Они все такие.
Нотт, Забини, Булстроуд и все остальные. Даже Пьюси и Гойл. Все мокрые, усталые. Напряжённые.
Он что-то для них значит.
И она пытается держать это в голове, когда проталкивается мимо них и подходит к стене. Пытается отмахнуться от собственных глупых чувств – сделать вид, что их не существует.
– Он слышит меня сквозь лёд? – спрашивает она, но сама толком это не осознаёт – действует на автопилоте.
– Да.
Она кладет руку на обжигающе холодную стену, чувствуя, как та почти мгновенно плавится под её ладонью, словно сухой лед. Это сильное заклинание, что бы это ни было.
– Драко, – громко говорит она. Слышит, как её голос отдаётся эхом.
Сначала его тёмный силуэт не двигается – просто жуткое размытое чёрное пятно. Но затем она замечает, как он поворачивает голову в её сторону.
– Я понимаю, что это помогает от боли, – собственный голос кажется ей незнакомым. – я уверена, что это даже приятно. Но я… – она осторожно обдумывает свои следующие слова. Вспоминает всё, что она, как ей кажется, знает о нём. Потому что это тот взрыв, которого они все ждали, и если она не будет осторожна – он может…он…
Она подавляет внезапный приступ болезненной паники. Её голос звучит слабо. Хрипло.
– Мне кажется, что-то пошло не так с твоим заклинанием. Может… может, ты пустишь меня, и мы посмотрим, можно ли его исправить? – и тон её собственного голоса напоминает ей тот, который она ненавидит. То, как разговаривают с напуганным животным.
Интересно, ненавидит ли он этот тон так же сильно.
Его тень снова замирает. Проходит несколько долгих мгновений.
– Драко… – снова говорит она, не в состоянии скрыть свой страх.
Но затем раздаётся странный шум. Хруст. Что-то сдвигается.
И она слышит его холодный, приглушённый голос. Он звучит как призрак.
– Можешь войти.
Что-то тёмное и тяжелое оседает в её груди. Это достаточно простая фраза, но она имеет огромный вес.
Тихо выдохнув, она касается стены. Смотрит, как её палец проходит насквозь, окунаясь в обжигающий холод.
Она неуверенно оглядывается на Нотта и остальных. Впервые ей кажется, что Пэнси смотрит на неё без раздражения.
Потому что они все знают, и она знает – он сейчас не вполне соображает. С ним сейчас небезопасно. Он не в своём уме.
И если она пройдёт сквозь эту стену, он может не выпустить её обратно.
Она это понимает.
И доверять ему – всё равно что верить, что голодная собака не притронется к тарелке мяса, поставленной перед ней. Из-за доверия к нему она находится в таком беспорядке. Доверие к нему разрушило её во многих смыслах.
Она снова переводит взгляд на его тень. Смотрит, как он отворачивается. Слышит, как проём в стене начинает затягиваться.
Она входит.
========== Часть 33 ==========
Комментарий к
У кого триггер на подробное описание физических увечий – я вас предупредила.
29 января, 1999
Здесь градусов двадцать ниже нуля. Как минимум.
Когда она проходит сквозь стену, ей кажется, что её пронзают тысячи осколков льда. Каждый её мускул напрягается, каждый сустав фиксируется на своём месте. Она автоматически жмурится, словно пытаясь защититься, и прячет руки в холодных карманах своего халата.
Но затем она всё-таки заставляет себя открыть глаза. Выдыхает облако пара и наблюдает за тем, как оно поднимается вверх, прежде чем сфокусировать свой взгляд на нём.
Он сидит на диване так, как люди обычно сидят, когда утром читают газету. Расслабленно. Спокойно. Опирается локтём на колено. Словно его пальцы не тёмно-синего цвета. Словно он не примёрз к коже дивана. Гермиона видит, где та сливается с его одеждой. С его кожей.
Он бросает на неё косой взгляд; его глаза пусты.
– Грейнджер, – кивает он. Он звучит скучающе.
И ей снова хочется его ударить. Жестокий, бесчувственный ублюдок.
– Что ты делаешь? – спрашивает она вместо этого, её голос дрожит от холода. Она уже не чувствует пальцы ног.
– Наслаждаюсь вечером в одиночестве, – говорит он, и этого оказывается достаточно, чтобы вся её осторожность отправилась к чёрту, выветрилась из неё вместе с теплом.
– А вот и нет, – выплёвывает она. – ты просто ведёшь себя как эгоист. Как отвратительный эгоист.
Его взгляд не меняется, зато немного меняется поза. Он чуть откидывается назад. Оглядывает её с ног до головы. Не говорит ни слова.
– Там твои друзья, – она раздражённо указывает себе за спину, выдыхает шумно. – они ужасно волнуются. Ты вытащил их всех из кровати и заставляешь смотреть на это своё чёртово иглу, и они накладывают заклинание за заклинанием, пытаясь спасти тебя.
Он моргает.
Она злится.
– Пэнси пришлось пойти за мной в Гриффиндор. Ей пришлось угрожать, чтобы её пустили. Ты заставил её сделать это. Ты.
Он фыркает. Осматривает свои ногти.
– Пэнси в Гриффиндор. Вот это зрелище.
– Почему ты ничего не воспринимаешь серьёзно? – кричит она, её голос отражается от ледяных стен.
И только небольшая часть равнодушного тумана в его глазах рассеивается. Он поднимает на неё взгляд.
– Почему ты всегда решаешь, что я пытаюсь умереть?
Она скрещивает руки на груди – чтобы защитить себя от холода и от него.
– Может быть, потому что ты постоянно оказываешься в смертельно опасных ситуациях? Или я неправа?
– Когда ты была с той стороны, то была гораздо вежливее, – говорит он.
– Ну, теперь, когда я вижу, насколько по-детски ты себя ведёшь… – она не может остановиться. Не может укротить эту злость, которая копилась внутри неё с той ночи, даже если она понимает, что нужно быть осторожнее. Понимает, что это опасно. Но она не может остановиться. Чисто физически.
Малфой щёлкает костяшками. Его лицо вновь принимает это скучающее выражение.
– А раньше ты не видела?
Она раздражённо фыркает.
– Хватит жалеть себя.
Он снова упирается локтями в колени. Потирает лицо.
– Зачем ты здесь, Грейнджер?
И она теряется – рассеянно жестикулирует, пытаясь сформулировать какой-то ответ.
– Тебя это не касается, – говорит он.
– Ты шутишь, Малфой, – она начинает ходить из угла в угол. Такое ощущение, что кровь замерзает прямо в её венах, и она пытается спасти свои ноги от онемения. – Ты – посмотри на себя, ты занимаешься саморазрушением! Это крик о помощи —
Он отрывается от дивана, и лёд, который сформировался вокруг него, шумно трещит, когда он поднимается на ноги. Он натягивает свой замёрзший рукав, и, серьёзно, она почти закатывает глаза. Почти начинает высказывать ему за то, что он снова использует эту свою чёртову Метку в качестве оправдания за своё отвратительное поведение.
Но…
Она чувствует этот запах. Чувствует его раньше, чем успевает что-то увидеть.
Горящая плоть.
Она не чувствовала этот запах с тех пор, как они кремировали тела, которые не смогли опознать, после битвы.
Она испуганно подскакивает, хочет отступить назад, но её взгляд уже зафиксирован на его руке. Она не может сдвинуться. Не может даже моргнуть.
– Что… – ошарашенно выдыхает Гермиона. Она упирается спиной в стену. Шипит, почувствовав обжигающий холод.
То, что раньше было воспалённой заражённой раной, превратилось в гниющий, обугленный, неузнаваемый лоскут разлагающейся плоти. Верхние слои кожи на его предплечье сошли – и сначала она не осознаёт, что за яркий белый блеск она видит.
Это яркий блеск кости.
Его рука разлагается.
– Крик о помощи, – отзывается он, и она с радостью поднимает взгляд. Только бы не смотреть на этот ужас.
Но встретить его взгляд – его глаза странно действуют на неё. Неожиданно заставляют её подумать о том, насколько они красивы – и это полный идиотизм, и сейчас она не должна думать об этом.
Она должна следить за тем, чтобы её не стошнило.
– И снова мимо, Грейнджер, – он невесело усмехается и опускает руку. Спасибо большое. – знаешь, мне кажется, что именно это не даёт тебе стать настоящим гением – ты думаешь, что уже знаешь так много. Ты думаешь, что всё знаешь.
Она пытается покачать головой, но холод зацементировал её суставы – она не может повернуть шею. Не чувствует свои пальцы.
А он двигается всё так же плавно. И его голос не дрожит.
– Почему…почему ты никому не сказал? – наконец выдавливает она, и её губы обжигает холодом, стоит ей открыть рот.
– У всех свои проблемы.
Она нервно усмехается, крупно вздрагивает – наверное, это её тело пытается хоть как-то согреться.
– В-верно… – говорит она, стуча зубами. – П-потому что превращаться в ж-живой труп – это всего лишь – так… ерунда…
Малфой наклоняет голову, равнодушно оглядывает её.
– Ты замёрзла.
Она обхватывает себя руками, впиваясь ногтями в кожу.
– А ты умираешь.
Он моргает. Медленно. Он весь посинел.
– С-сними чары. Чтобы я – чтобы я помогла тебе.
Пальцы его здоровой руки сжимаются. Её собственные, кажется, уже не разогнутся. Они заледенели.
– Я думал, ты ненавидишь меня. Зачем тебе мне помогать?
Она шумно вдыхает через нос. Холодный воздух обжигает её горло.
– Сними чары.
Его каменная маска даёт трещину. Она замечает слабый проблеск открытости, уязвимости – словно последние капли воды, добытые из высыхающей скважины.
– Я не хочу, чтобы они видели, – он указывает кивком куда-то за её плечо – за ледяную стену.
– Т-тогда…тогда они не увидят. Я – мы найдём, как это исправить. Вдвоём. П-просто сними чары.
Она смотрит, как дёргается его кадык, когда он сглатывает; тёмные вены на его коже видны лучше, чем когда-либо.
– Пообещай мне.
Она почти в слезах, вот настолько ей холодно. Едва может функционировать.
– Малфой—
– Пообещай мне.
Она топает ногой, отчаянно пытаясь удержать ту от онемения.
– Хорошо. Д-да. Да. Я обещаю.
Он моргает ещё раз. Смиренно, лениво.
– Фините.
Талая вода заливает гостиную.
Она мочит ковры и тушит очаг, который упорно пытается загореться снова.
Со всех сторон слизеринцы самого разного возраста накладывают заклинания сушки, чтобы побороть сырость, и, ну – тонут.
Малфой практически висит на Гермионе.
Как она и полагала, когда холод начал рассеиваться, на его место пришла боль, и его колени подкосились. Он наполовину мёртв из-за переохлаждения и разлагающейся руки. Сейчас не время изобретать какие-то продуманные оправдания.
Но она изо всех сил старается сдержать своё слово, когда Пэнси, Тео и Блейз окружают их.
– Мерлиновы яйца, приятель, о чём ты думал вообще?
– Драко! Драко? Он вообще в сознании?
– Приятель—
– Я… – ей приходится думать быстро, не обращая на то, как кровь болезненно устремляется обратно в её конечности. – мне нужно положить его в тёплую воду. Сейчас. Где спальни?
Пэнси, на этот раз, указывает ей путь без единой жалобы. Не задаёт вопросов.
И Гермиона изо всех сил старается скопировать строгий тон мадам Помфри, когда они заходят внутрь.
– Выведи всех.
– Разве я не—
– Выведи. Всех. Сейчас же.
В следующую секунду Пэнси уже принимается выталкивать в гостиную тех немногих парней, которым удалось проспать этот хаос, по пути швыряясь в них оскорблениями – и вскоре дверь за ними закрывается. Она, кажется, не дышала всё это время.
Малфой стоит, привалившись к ней боком. Едва держится на ногах.
И странная часть её мозга задумывается о том, что она, возможно, чаще видела Малфоя на пороге смерти, чем нет.
Она пытается собраться с мыслями. В мужской спальне Слизерин темно, единственным источником света выступает сонное сияние Чёрного Озера за окнами. Кровати расставлены не в круг, как в Гриффиндор, а в прямые равноудалённые друг от друга ряды, ведущие к потухшему камину в дальней стене.
Она предполагает, что дверь сразу справа от неё ведёт в ванную – тащит Малфоя к ней, чувствуя, что он всё сильнее опирается на неё.
Стены ванной выложены чёрной плиткой. Скользкой. Холодной, когда она так нуждается в тепле. Но под одним из окон обнаруживается мраморная ванна, и она думает, что её оправдание насчёт тёплой воды было не таким уж плохим.
У неё не так много вариантов.
Малфой стонет, утыкается лицом в её плечо. Она не может позволить ему уснуть.
Она быстро, хотя ей с трудом удаётся удержать его и одновременно вытащить свою палочку, наполняет ванну тёплой водой. Более горячая наверняка повредит его обмороженному телу.
Она дрожит, и её колени едва не подгибаются, но она в любом случае помогает ему сесть на край ванны, а потом просто толкает его, чтобы он соскользнул вниз. Вода разливается во все стороны, и её замёрзшие пальцы отдаются болью, когда чуть тёплые капли попадают на них.
Верно. Ей нужно сфокусироваться.
– Малфой, не спи, – огрызается она, пихая его в ледяное плечо, когда он устраивается в ванной; его рубашка намокает и становится почти прозрачной, это отвлекает. Он открывает один налитый кровью глаз, но она не уверена, что он видит её. – ты должен оставаться в сознании, это важно, – повторяет она, больше для себя, прежде чем наложить заклинание, которое будет постепенно нагревать воду.
Рука Малфоя соскальзывает с края ванной и падает в воду, и тут же оба его глаза распахиваются и всё его тело напрягается. Он коротко вскрикивает, когда она бросается вытащить её обратно. Кровь и кусочки сожжённой, мёртвой кожи пачкают воду.
Тяжёло дыша, она берёт его за руку – та стала гораздо легче, лишившись большей части плоти. Она не знает, что делать. Знает, что Помфри бы ампутировала её.
Но она – она не может. Она не может.
– Малфой, – снова огрызается она, не глядя на него. Он затих. Синева постепенно сходит с его кожи, но она быстро осознаёт, что чем теплее ему становится, тем быстрее разлагается Метка.
Это тёмная магия. Возможно, проклятие. Она никогда не читала о таком. Почему он? Почему именно его Метка?
Но в то время, пока она сидит, размышляя об этом, плавится одно из последних сухожилий возле обнажённой кости его предплечья. Она тяжело сглатывает. Ей нужно принять решение.
И проклятьем Империус всё не вылечишь.
Быстро, игнорируя дрожь в пальцах, она создаёт чистые бинты, немного душицы и бальзамирующую жидкость – первое, что приходит ей в голову.
Малфой без сознания. Она не может ничего с этим сделать. Не может попросить его разрешения.
Она собирается с силами, крепче сжимает его запястье и приступает к работе.
– Что – что ты делаешь?
Его голос пугает её, и палочка выскальзывает из её окровавленной руки.
Прошло два часа, и из-за пара от уже горячей воды она вся вспотела.
Он очнулся.
И он смотрит на её работу широко распахнутыми глазами, и она пытается задавить страх того, что он возненавидит её за это.
Она прочищает горло, после долгого молчания её голос звучит хрипло.
– Я… я сделала то, что должна была.
Но она не винит его за ужас в его взгляде. Потому что Малфой смотрит на то, что осталось от его предплечья, которое она всё это время очищала от мускулов, жира, крови и живой ткани. От запястья и до локтя, всё, что осталось – это кость, и она промывает свободную кожу вокруг неё бальзамирующей жидкостью.
Судя по его взгляду и по тому, как он морщит нос, он чувствует её запах. Он знает, что это такое.
Гермиона откидывается на влажную плитку, её суставы болят, голова пульсирует.
– Твоя… Метка была проклята. Заклятие распространилось бы на всё тело, если бы я не убрала всю инфекцию. Думаю, это может быть связано с тем, что ты пытался избавиться от неё. На Метку, наверное, наложена какая-то тёмная магия, чтобы помешать этому. Я не знаю. Это моя теория. И я – я знаю, что ты в шоке, и мне жаль, правда. Я – я не знала, что ещё сделать. Я – я наполню её хлопком, обёрнутым в проволоку, и восстановлю кожу вокруг, и – и есть несколько заклинаний, которые позволят твоим пальцам работать, но – ну, эм, сама рука не будет ничего чувствовать. Я…мне жаль. Мне жаль, – она заставляет себя замолчать. Делает глубокий вдох, смотрит куда угодно, но не ему в глаза.
На несколько долгих мгновений ванная погружается в тишину, разбавляемую только едва слышным шумом воды. Воды, которую она сливала и обновляла дважды, чтобы смыть всю кровь.
– Значит… – наконец проговаривает он, и она разве что совсем немного рада услышать знакомую едкость в его голосе. – ты таксидермировала меня.
Она закусывает губу.
– Вроде того. И только часть тебя.
Он фыркает. Или, может быть, это была усмешка.
– Как ты себя чувствуешь?
– Я ничего не чувствую.
Она вздрагивает. На самом деле, это не лучшая её работа, и она знает это. Но она слишком сильно паниковала из-за того, что он умрёт, если ничего не сделать, и ей не особо хочется думать о том, что это значит.
– Мне жаль.
Их взгляды встречаются.
– Боли я тоже не чувствую, – говорит он, пристально глядя на неё. Бескомпромиссно. Трезво. Она не смотрела ему в глаза вот так уже несколько недель. – она не горит.
