Текст книги "Гость из мира Death Note (СИ)"

Автор книги: Omi Or Tay

сообщить о нарушении

Текущая страница: 46 (всего у книги 50 страниц)

Катя стиснула губы. Он умрет. Она ничего не сможет сделать. Только не паниковать, только не паниковать. Держись, Катя, будь мужиком. Он сейчас что-то скажет, скажет что делать. Он что-нибудь придумает. “Ну же, Эл, прошу, сделай что-нибудь, – молила она. – Спаси себя, потому что я не смогу. Я не знаю, как. Спаси нас всех! Я не хочу подыхать!!!”

– Времени мало, поэтому прошу слушать меня внимательно, – его хрипловатый голос заставил её очнуться и перестать каждую секунду ожидать, что он вот-вот упадет и начнет биться в судорогах. А следом за ним – они. Он ещё жив, жив. А значит, еще не все потеряно. – Вам следует вернуться в мою вселенную и всё закончить. Прямо сейчас. Пока мы ещё живы.

– Вам? – переспросила Катя, холодея. – Что значит “вам”?

Он перевел взгляд на неё.

– Скорее всего я не успею. – Прежде чем, она успела что-то сказать, он поднял руку и кивком указал на молчавшего до сих пор Мака. – Возьмите его с собой. Если вдруг я не успею с вами, его помощь тем более не помешает.

– Э... а я типа, это... вообще не соображаю, о чем вы, – подал голос Мак. – Я помочь готов всем и каждому! За небольшую плату, конечно, объем помощи и качество её исполнения заметно улучшаются, однако при должном...

– Мак! – раздраженно бросила Катя. – Заткнись! – Он не имел понятия о том, что в действительности происходит, его тупые шутки дико бесили.

Тот ошеломленно замолчал, тараща свои раскосые глазёнки. И в этот момент Эл внезапно сделал шаг вперед и, положив руку ей на плечо, приблизил губы к её уху.

– Э... – Катя застыла от неожиданности, стараясь не смотреть на Марусю. Он не обнял её в присутствии посторонних, нет. Но и этой его близости хватило. Она заскрипела зубами, чувствуя тепло его тела и отказываясь смириться с тем, они все могут умереть в любую минуту. Это просто невозможно.

– Хм... – послышалось со стороны Мака. Он встал с пуфика. – Я – отныне ясновидящий Максимус. Так меня и называйте!

Это он об их с Элом отношениях? Значит, он о чем-то догадывался? И этот жест детектива развеял его сомнения? Что ж, Мак всегда был проницательной заразой. Умудряясь не замечать банальные вещи, он замечал куда более важные.

– Я знал, что этим всё закончится, поэтому вчера решился, – быстро заговорил Эл ей на ухо. На Мака он не обратил ни малейшего внимания. – Потому что и я, и он пришли к этому. Вопрос был лишь в том, кто станет быстрее. И хотя я знал, что рискую, все равно тянул время. Извини. Теперь все наши жизни в опасности. Но я человек, а людям свойственен эгоизм.

– О чем ты, черт возьми, говоришь? – пробормотала Катя.

Он отстранился и достал из кармана кусочек тетрадного листа, который она мгновенно узнала. Как же давно Катя не видела его, обрывок листа из Тетради Переселения, с помощью которого когда-то они втроем попали обратно в их мир. Сколько времени прошло с тех пор. Вечность. Она не думала, что снова доведется воспользоваться им.

– Записывай. Нас всех. Быстрее. В самую первую серию, – сказал Эл. – Нужно попасть в то время, когда школьник Ягами Лайт ещё не поднял Тетрадь.

Катя быстро взяла листок. Руки едва заметно тряслись от волнения и мыслей, что время поджимает. Она села на пуфик, подкладывая под лист свой рюкзак. У её нет ручки. В рюкзаке долго копаться.

– Ручка, ручка, – пробормотала она. – Мне нужна ручка.

Кто-то быстро сунул ей в руки ручку. Оранжевая с синим колпачком. Катя подняла голову и встретилась глазами с Мариной. Та одевала на плечо сумку. Они обменялись секундным понимающим взглядом. Похоже, теперь обиды в задницу. Не до этого. Когда чувствуешь каждый удар собственного сердца и каждую секунду ждешь боли в груди. Они снова были командой. И Катя принялась писать. По возможности быстро, коряво, но в тоже время более-менее понятно. Она чувствовала себя словно на лекции, когда не поспеваешь за чересчур шустрым преподавателем, только здесь ошибиться или сократить слово было нельзя. Она прекрасно понимала, что может произойти, если Тетрадь не разберет написанное слово. Катя старалась по максимуму вспомнить и перечислись все нужные вещи, но на подробности времени не было. “Быстрее, быстрее!” – подгоняла она себя. Ручка скользила в потной руке, один раз она едва не порвала этот жалкий мятый исписанный с обратной стороны клочок бумаги острым стержнем. Фамилия Мака никак не хотела писаться, стержень скользил по бумаге, не оставляя следа, и Катя, чертыхаясь, расписала ручку на тыльной стороне левой ладони. Лишь тогда упрямые буквы “Б” и “е” с горем пополам поддались. Казалось, прошло невероятно огромное количество времени, прежде чем она наконец покончила с этим, вроде бы, пустячным делом.

И тут она поняла, что не хватает одной детали. Тетрадь Переселения не выносит неточности.

– А в какое время отправляться? – быстро спросила Катя, поднимая голову и глядя на Эла.

Первая серия ведь охватывает большой временной промежуток. Нужна конкретика.

– Нам необходимо... Изменить... – Эл запнулся. И она поначалу даже не обратила на это внимания. Лишь когда он внезапно пошатнулся и стал медленно оседать на пол, до её сознания начало доходить. Неужели это?..

Она застыла на месте, глядя на то, как Мак, подхватывает великого детектива сзади под плечи, отчего голова Эла безвольно мотнулась из стороны в сторону, и медленно опускает на пол.

– Рюузаки! – пищит Маруся и её голос выводит Катю из транса. Из безвольной руки выскальзывает ручка.

Страх, что она не успеет, сжимает грудную клетку, и Катя отбрасывает в сторону рюкзак и в следующую секунду оказывается рядом с лежащим на полу Элом. Она смотрит в его невероятные черные глаза, начинающие медленно закрываться. Тетрадь Смерти отнимает его у неё. Забирает навсегда. Он уходит. Наверное, единственный мужчина, в которого она была по-настоящему влюблена. Уходит его мир. Его желания и чувства. Уходит его голос. Его взгляд. Его улыбка. Все то, что он несет в себе. А вместе с ним из мира уходит жизнь.

– Эй, чувак, ты чего? – слышит она изумленный голос Мака и видит, как тот пытается привести Эла в чувство.

“И не пытайся”, – с горечью чувствует Катя, не ощущая ничего. Абсолютное ничего. Эл забрал с собой всё, что было.

– Позвоните в скорую! – доносится откуда-то.

“Не поможет”.

Маруся в ужасе подскакивает на ноги, прижимая руки ко рту. Видимо, до неё дошло, что они все – следующие на очереди.

====== Часть III. Глава 7. Возвращение ======

“Нельзя быть вечно таким серьезным, сына”, – вечно говорила ему мама.

“Воспринимай жизнь проще”, – советовала тётя.

“Ну что ты такой невеселый?” – недоумевали учителя.

“Ты совсем не понимаешь шуток”, – удивлялись одноклассники.

“Почему ты вечно такой хмурый?” – спрашивал лучший друг.

“Больше улыбайся, чувак. Жизнь прекрасна! А ты кислый, как бутылка кефира”, – ухмылялся старший брат.

“Да уж, жизнь так прекрасна... – думал он, – что меня сейчас стошнит от передозировки... – думал он, глядя на их мать, стоящую у края свежей могилы. Могилы брата. Она выглядела постаревшей лет на десять. Она плакала. Плакал отец. Не здесь. Дома. А он не плакал. Ни разу за все это время. И все смотрели на него со скрываемым, но удивлением. – Интересно, сейчас ты бы тоже сказал мне улыбаться, а?”

Его брат всегда выделялся из толпы. Своей энергичностью, живостью ума, нестандартностью мышления. Они были похожи внешне, но так отличались. На губах брата всегда легкая чуть насмешливая улыбка. А у него же не уставали спрашивать, почему он почти не улыбается, почему вечно серьезен. Глаза брата вечно так и светились озорным блеском, и любовью к жизни. Внутри этого человека горел огонь, настолько яркий и обжигающий, что его тепла хватало на всех. Он весь так и источал нескончаемое жизнелюбие и бесконечную энергию, которая передавалась и окружающим. Он мог кого угодно заставить забывать о насущных проблемах. Он мог вести себя странно и делать, что ему заблагорассудится. И этим притягивал. И ему было по-настоящему плевать на чужое мнение. Он был словно огонь. Горячий, но не обжигающий. Согревающий всех вокруг. Он был неподражаем. Друзья его обожали. Редкое качество. Неординарный человек.

“Что я по сравнению с ним?”

И почему именно он должен был умереть так рано. Вокруг столько одинаковых людей, одинаковых, как фигуры на шахматной доске. Тошнит. А умирает он. От рака. Подумать только.

– Дедушек с бабушками похоронил так рано. А теперь уже и брат, – печально, тихо, словно сама себе произнесла тетушка, поднимаясь со скамьи возле подъезда.

– Ничего, я уже смирился, – ответил он, делая медленную затяжку.

Та лишь вздохнула, видимо, посчитав его слова признаком ступора от неприятия случившегося. Затем, решив наконец дать ему возможность побыть одному, медленно направилась ко входу в подъезд, бросив на последок наставительное:

– Только не засиживайся долго, уже поздно.

Он ничего не ответил, вертя сигарету в пальцах. Уж лучше здесь, чем там. Где от сочувствующих взглядом некуда глаза деть.

Лучший друг подошел незаметно.

– Ты как, приятель?

– А, привет, Влад. – Он делает затяжку. – Как видишь, все более чем нормально.

Влад присаживается рядом, убирая со лба темные волосы, косясь на него.

– Извини, что уезжаю.

– Ничего, я уже смирился, – быстро отвечает он во избежание очередных извинений и попыток оправдаться. «Уезжаешь, уезжай. Черт с тобой».

Влад грустно усмехнулся.

– Ты как обычно. Просто образец эмоциональности. – В его голосе звучит сарказм.

Он ничего не ответил, продолжая просто смотреть перед собой. Затем подносит сигарету ко рту, но внезапно останавливается. Когда мать узнала, что он начал курить, она была в ярости. И промывала ему мозги без устали денно и нощно. Боялась, что и он рано или поздно скончается от рака? Ведь в их семье до самого последнего момента о болезни Егора не знал только он. От него скрывали, пока это представлялось возможным.

Она всегда расстраивалась из-за этих сигарет. Повертев сигарету в руках, он бросил её на землю. Затем раздавил ногой и тщательно втер в асфальт.

– Я бросаю, – сказал он.

Влад молча кивнул.

Некоторое время они сидели молча. Затем темноволосый парень встал.

– Мне пора. Завтра рано выезжаем.

– Ага, – кивок головой. – Передай своему папаше, что он говнюк.

Тот не обиделся.

– Слушай, я тоже не горю желанием переезжать в это сраное Гродно. Но у папаши там новая работа, так что...

– Ты хоть звони иногда – он встал на ноги, собираясь тоже отправляться домой. Хотя видеть физиономии родных не больно-то хотелось. И опять пафосные фразы тетушки в духе: не переживай, он всё равно будет с нами и так далее и тому подобное. “Знает же, что я терпеть не могу пафос!” – Не забывай меня.

– Ты всегда такой пессимист. Конечно не забуду. Ладно, пока, дружище.

Они обменялись рукопожатиями, и Влад Корсаров ушел. Больше они никогда не встречались.

Неделю спустя он как обычно собирался в школу. Встал рано, и сам принялся готовить себе есть. С тех пор, как они с братом стали взрослые, у них вошло в привычку не тревожить мать по утрам. Хотя та ещё долго сама вставала рано, чтобы по привычке приготовить им завтрак.

Поставив чайник на плиту, он открыл учебник по Новейшей истории и принялся читать. Он всегда был отличником. Учителя, да и все одноклассники, свято верили, что он не вылезает из учебников. На самом же деле он в основном учил всё мимоходом, наспех прочитывая один, максимум два раза. И был отличником. Что может быть сложного в том, чтобы им быть? Что может быть сложного в параграфе на два листа? Или в квадратном уравнении? Он искренне не понимал.

Дико хотелось курить, но он терпел. Зависимость от сигарет можно перебороть, это не самая большая проблема в жизни. Странный звук, донесшийся со спальни матери, заставил его оторваться от учебника. Он всегда был внимателен ко всему происходящему вокруг. Не важно, чем занимался. А вот брат... тот всегда был рассеян.

Мать лежала на полу возле кровати. Поначалу он испугался, но затем понял, что она просто упала во время сна. Но сердце екнуло от жалости. Она казалось такой маленькой, хрупкой и беззащитной. Она наверняка больно ушиблась при падении.

В одно мгновение оказавшись возле кровати, он подхватил её на руки и уложил на кровать.

– Егор? – удивленно моргая, переспросила мать слабым голосом, окидывая его взглядом ещё сонных глаз. – Это ты?

Он сглотнул, поморщившись от боли. Сквозь сон она не сообразила, кто перед ней. Что и младший сын вырос и уже достаточно силен, чтобы поднять мать.

– Нет... это... – он замолчал. Затем прочистил горло. – Да, – ответил он. – Это я, Егор.

– Нет, – пробормотала мать. Взгляд её был печален. – Егор всегда улыбается. А ты грустен и серьезен.

– Я улыбаюсь, мам, – успокаивающе проговорил он, чувствуя как губы сами растягиваются в улыбке, навсегда приклеивая её к лицу. – Видишь? Я улыбаюсь. Я же не хочу быть, как Максим. Это он кислый, словно бутылка кефира. А я всегда улыбаюсь.

* *

– Он что..? Что с ним? – Голос Мака заставляет Катю очнуться. – Неужели он..? – Катя поднимает глаза и обводит взглядом помещение. Пару человек невдалеке замечают неладное, останавливаются, смотрят в их сторону. “Там человеку плохо”, – доносится до её ушей.

– Да, – вырывается у неё само по себе. – А мы – следующие.

– Не понял? – на лице друга удивление смешанное с шоком. То ли от внезапной смерти “Влада Корсарова”, то ли от её слов. А скорее, от всего сразу. – Нужно вызвать скорую, может, он...

– Черт! – шипит Катя, сжимая в руках листок из Тетради. Чего же она застыла? Если они так и будут сидеть здесь, как идиоты, то тоже сейчас сдохнут к чертям собачьим!

Поджав губы, она вытянула руку со сжатым в ней обрывком листа в сторону Марины. На распростертого на полу Эла она не смотрела. Как бы ни было больно, нужно осознавать, что ещё не всё потеряно. Он будет жить, если они всё изменят. Надо торопиться. Они вернуться в тот мир и всё изменят. Он вернётся. Одна только мысль об этом отогнала боль и страх, заставляя действовать.

– Марина, давай быстрее! – сказала она. – Марина! – пришлось хорошенько гаркнуть, чтобы та наконец пришла в себя и обратила на неё своё внимание.

Брюнетка посмотрела на неё, явно не соображая, чего от неё могут хотеть в такой момент. Руки она всё ещё прижимала ко рту. Катю это взбесило. Как можно так тупить, когда времени на это совсем нет?

– Проснись, быстрей! – приказала она Марине.

– Но... – замямлила она. Вид у неё был совсем жалкий. На глазах слезы, губы тряслись. Ещё чуть-чуть – и начнет биться в истерике, ей-богу. – Рюузаки ведь... Эл...

– Вот именно! Мы должны сделать, как он сказал! – Катя тряхнула куском листа прямо у неё перед носом. – Быстрее, до тебя ещё не дошло, что можем сдохнуть?! – Повинуясь порыву, она влепила Марине пощечину. Не сильно. Так. Чтобы в чувство привести.

Маруся вздрогнула, вылупилась на неё и схватилась за лист, едва не выдрав его из руки Кати. Очевидно, оплеуха таки врубила её мозги. Бледная щека порозовела, но подруга ничего не сказала по поводу пощечины.

– Мак! Ты тоже!

– Что тоже? – тормознул блондин.

– Прикоснись к этой хрени.

– Зачем? – спросил Белов, но Катя просто схватила его руку и заставила его пальцы коснуться обрывка. – Господи, вы все полоумные? – пробормотал Мак. – А ещё говорят: я чокнутый! Вы маетесь какой-то фигней. Влад...

– Заткнись и делай, как сказано, – буркнула Катя. – И схватитесь друг за друга, иначе Тетрадь нас раскидает!

И это было последнее, что она запомнила, находясь в их мире.

В следующую секунду пол словно исчез. Ощущение напоминало движение лифта вниз, но лишь отчасти. Потому что чувство падения было гораздо сильнее. А ещё страх. И хотя происходило это уже не впервой, к падению в темную бездну без малейшего представления, куда именно ты свалишься в следующую секунду, наверное, к этому нельзя привыкнуть никогда. В тот самый первый раз она не испытывала страха лишь потому, что не осознавала, что произошло. А теперь, все понимая, оставалось лишь гадать, где ты окажешься по милости Тетради: в кустах, помойке, чьем-то шкафу или самом краешке крыши дома. Как поняла Катя, Тетрадь не шибко заботилась о комфорте тех, кто ею пользуется.

Все эти мысли пронеслись в голове вихрем. Все длилось секунду, не больше. На мгновение захватило дух, а затем несильный, но ощутимый удар в спину дал понять, что переселение завершилось. Зубы клацнули друг о друга, и она чудом не прокусила язык. Сверху шмякнулся рюкзак, в котором, к счастью, ничего тяжелого не было. Судя по ощущениям, падение было с высоты примерно в метр и пришлось на что-то помягче асфальта, а именно траву. Что ж, и то хорошо. Судя по звукам удара и охам знакомых голосов, Марусю и Мака постигла та же участь. Ну, по крайней мере, они были здесь, рядом. Она сделала все записи правильно.

Катя перевернулась на живот, раздраженно отплевываясь от собственных волос и одновременно потирая спину и то, что пониже. Почему бы хоть раз просто мягко не опустить их, зачем шмякать о землю, как чей-то багаж? Кто бы не создал Тетрадь, он просто ублюдок. Гореть ему в аду вечно, сволочь.

– Ох, я, кажется, отбил себе всю задницу, – послышались стенания Мака. Маруся пропищала что-то в ответ, явно с ним соглашаясь.

Катя с проклятиями поднялась на ноги. Рядом с мученическим выражением лица, все ещё сидя, отряхивала своё платье от травинок и земли Маруся. Её гигантская черная сумка валялась рядом. Чуть подальше на спине, приподнявшись на локтях, полулежал Мак. Задрав голову, он смотрел на небо, словно пытался понять, собираются ли тучи. Взгляд у него был странный.

Катя огляделась по сторонам. Они упали прямо посередине газона во дворике небольшого здания. Светло-бежевое, в виде квадрата, окружающего их со всех сторон, имеющее три-четыре этажа и большие окна. Людей поблизости видно не было. За одной из стен здания виднелось ещё ярко светящее, но уже начавшее медленно садится солнце. Она глянула на часы. Они стояли. Как и прошлый раз.

Место показалось ей знакомым, и тем не менее лучше бы удостовериться, спросив того, кто пересматривал этот злосчастный сериал сотню раз.

– Маруся, – позвала Катя. – Ты узнаешь местность?

Та, нахмурив брови, окинула взглядом окружение. На её лице отразилось задумчивость, затем понимание.

– Катя, мы во дворе школы, где учился Лайт, – пробормотала она, морщась. Её заплаканным глазам даже уже ушедшее с зенита солнце, наверняка, причиняло дополнительный дискомфорт. Тем не менее, подруга слегка приободрилась от узнавания местности. По крайней мере, Кате хотелось в это верить. Ноющая, истерящая и истекающая соплями Маруся будет не столько помогать, сколько лишь мешать.

– Ты уверена? – переспросила Катя.

– Да, – пропищала Маруся, вскакивая на ноги и едва не подворачивая каблук. Катя закатила глаза. – Где-то здесь упала Тетрадь Смерти, – она ткнула пальцем в газон.

Катя посмотрела на ровненькую зеленую травку. Что ж, поскольку нигде ничего похожего на Тетрадь Смерти не наблюдалось, значит либо Рюук её еще не обронил... Либо, что хуже, Лайт уже заграбастал себе смертельное оружие. И они в дерьмище.

– Не надо было мне вчера так напиваться, – подал голос Мак. Он так долго молчал, что Катя забыла о том, что сейчас им предстоят долгие и интересные объяснения.

– Но ведь ты не пьешь, Максим, – не могла не вставить Маруся очевидно-невероятное. Катя провела рукой по лицу.

– Ой, точно, я забыл, – кивнул Белов, с каким-то туповатым выражением лица хлопнув себя по лбу. – В самом деле! Я же не пью, не курю. Не занимаюсь беспорядочным сексом...

– Нам было так важно узнать эти интимные подробности твоей придурковатой блондинистой жизни, – проворчала Катя, отряхивая джинсы.

Мак нахмурился, затем принял сидячее положение, по-турецки скрестив ноги. Лицо его приняло мрачное выражение.

– Что произошло? – сухо поинтересовался он, глядя перед собой.

Хоть Катю порой и раздражало его идиотское поведение с кучей тупых шуток и постоянным доставанием всех окружающих, но такой он ей тоже не нравился. Этот его бессмысленный взгляд в никуда особенно.

– Мы попали в другой мир, чувак, – ответила Катя, поднимая с газона свой рюкзачок.

Она не имела точного представления о времени, но могла сказать наверняка – на сегодня занятия в школе уже закончились. И Лайта они здесь вряд ли дождутся. А с другой стороны: куда им ещё податься? L их даже не знает.

Мимолетное воспоминание о нем, заставило Катю невольно улыбнуться. Ведь в этом мире, прямо сейчас он жив. Хоть и не влюблен в неё. И даже понятия не имеет о её существовании. Тот, кто её любит, умер в другой параллели. Улыбка медленно сползла с её лица. Мда. Как бы выбраться из всего этого и не свихнуться.

– Идемте, – она кивнула на лавки невдалеке. Они окружали небольшую центральную клумбу, засаженную какими-то кустиками, от которой в стороны расходились широкие дорожки школьного дворика. Больше напоминающего небольшой парк. – Присядем. Поговорить надо.

* *

– Я знал, что здесь что-то не так. Последний раз я видел Влада Корсарова три года назад, но я не забыл, как он выглядит. – Они всё ещё сидели на лавочке в школьном дворике, Максим, уперев локти в колени, положил подбородок на скрещенные пальцы рук. – И пусть за последние годы мы практически перестали общаться, я был в курсе его переезда в Минск. И ждал встречи. Когда же вместо моего когда-то лучшего друга, именем Влада мне представился совершенно незнакомый парень, я был... мягко говоря, удивлен.

Катя мысленно хмыкнула этой преуменьшенности. Будь она на месте Мака, то с ходу бы попыталась разобраться, что это ещё за хрен вместо её друга. А Мак лишь совсем недавно вскользь поинтересовался, на самом ли деле их нового друга зовут Влад Корсаров. Катя тогда, изо всех сил изображая недоумение, спросила Мака, с чего он усомнился в этом? Тот, понаблюдав за её реакцией на его слова, лишь пожал плечами и тут же закрыл тему. Ничем не объяснив свои подозрения и оставив Катю подыхать от любопытства.

Теперь же все стало ясно. Мак просто знал настоящего Влада Корсарова. Но ничего им об этом не сказал. Белов всегда был странным. Всегда что-то скрывал, недоговаривал и отмалчивался. Делая какие-то свои одному ему понятные выводы и сыпя направо и налево мутными намеками. Прямолинейность – не его конёк. И прямо сейчас он был невероятно спокоен. Помнится, Алина узнав, что происходит на самом деле, выказала больше эмоций. Алина... Катя почувствовала острый укол вины и тоски. “Прости, что втянули тебя в это”. Они ведь даже толком не знают, что с ней случилось. Может, она всё же жива? Черт, от этого всего можно тронуться.

– Максим, мне очень жаль, – пропищала Маруся, шмыгая носом и делая жалобные глазёнки.

– Меня это чертовски бесит, – спокойным голосом произнес Мак, глядя перед собой. Он вцепился руками в края скамьи. – Несмотря на необходимость всей затеи, меня чертовски бесит тот факт, что он позволил себе присвоить себе имя Влада, а его... – Белов шумно выдохнул и закончил: – А судьба настоящего Влада Корсарова его не волновала.

– Ты не можешь знать наверняка, что его волновало, а что нет, – ответила Катя резковато. Затем уже более мягко добавила: – Ему приходилось порой делать неприятные вещи, но это не значит, что он не сожалеет. Черт, – она подперла руками подбородок. Не верилось, что ещё совсем недавно она могла просто говорить с ним, с Элом. – Я сейчас от собственной пафосности лопну. Или... – она махнула рукой. Она защищает Эла или нет, все как-то стало безразлично. Захотелось оказаться дома и развалиться на тахте. Смотреть телек. Не думать ни о чем. И не решать все эти проблемы. И деть куда-нибудь эту полную опустошенность, которая ещё не задавила, но ощущалась. И внезапно вспыхнувшая злость на Эла, за то, что все перевалил на них. Глупо. Но злиться на Эла было проще, чем тосковать по нему. Или ей так казалось?

– В смысле? – переспросила Маруся. – Какие такие неприятные вещи?

Катя вскинула бровь, мысленно желая подруге разучиться говорить до конца жизни. Почему нельзя просто помолчать и не заставлять думать о нем и вспоминать его? И тем более, их – как это в быту называется? – постельные разговоры. Нет, к сожалению, Эл не рассказал ей всю полную трагедий и несчастий историю своей жизни. Она знала о нем, не больше, чем после просмотра аниме-сериала. Он лишь единожды выразил сожаление, что не может быть таким, как все люди.

– Ты же смотрела сериал, – раздраженно ответила Катя. – По-моему, там всё ясно и понятно.

Только не хватало, чтобы Маруся сейчас пристала к ней с идиотскими расспросами по поводу их с Элом отношений. Марина ведь видела тогда их. Когда они разговаривали, сидя на пуфике. И он был ещё жив. Черт! Катя резко встала, с удовольствием разминая конечности. У них нет никаких отношений! Уже – нет!

Марина бросила на неё взгляд и отвернулась. Она все ещё злилась на неё за Эла. Плевать.

– Уже поздновато, – проговорила Катя, глядя на медленно, но упорно садящееся солнце. – Давайте найдем какое-нибудь другое место для дислокации. Там парочка ментов странно на нас поглядывает. Может, потому что уже начинает темнеть. А мы похожи на школоту и сидим в школьном дворе.

– Здесь они называются полицией, Кать, – не преминула поумничать Маруся.

– Да мне насрать, – последовал ответ.

Новое местечко они нашли неподалеку в парке. Не было резона тащиться завтра обратно за тридевять земель. Да и куда сейчас было идти? Они одни в огромном незнакомом городе. Да черт возьми – в целом мире! В другой ситуации последнее замечание прозвучало бы пафосно и попахивало бы саможалением. Но в их случае это была лишь констатация факта. Бабла нет, знакомых нет, деваться некуда. Она не имеет понятия, в какой стороне дом Лайта, хоть и была там. Он тогда уже не учился в школе. Так что сидеть им на этой лавчонке всю ночь. Как бомжам, блеать!

– Эти долбанные Тетради... – проворчала Катя, подкладывая рюкзак под твердую спинку скамейки, стоящую прямо под фонарем, плафон которого был сделан в виде белого шара размером с футбольный мяч, – покажите мне фабрику, где их штампуют. Я её взорву к чертям собачьим!

Ей никто не ответил. Лишь Марина тихо и трагично, как умеет только она, вздохнула. Мак сидел мрачнее тучи. И Кате внезапно резко захотелось, чтобы он стал таким, как всегда. Лыбился и доставал её какими-нибудь сворачивающими мозг в трубочку глупостями. Или хоть как-нибудь отреагировал на новость о возможности переселяться в другой мир. Но он молчал и был снова совсем не похож на себя.

– Жрать хочется, – внезапно сказал Мак и грустно шмыгнул носом, показывая тем самым всю глубину своих страданий. Он вернулся. Как будто спохватившись. В своё обычное состояние. И Катя никогда бы раньше не подумала, что будет этому рада.

– У меня конфета есть, – оптимистично заявила Маруся, тут же принявшись копаться в своей безразмерной сумке.

– Да, Мань, это спасет нас, не сомневайся, – с сарказмом хмыкнула Катя.

– Конечно нет! – Мак прям подпрыгнул на месте от возбуждения и уставился на них. – Всех – нет! Поэтому вы просто должны отдать конфету мне. Таким образом, спася от неминуемой смерти по крайней мере одного из нас, м-м!

Катя закатила глаза, сдержав улыбку. Хотя на мгновение ей показалось, что её друг переигрывает. Уж слишком восторженным Белов казался даже для него.

– Это... так по-джентельменски... – протянула она.

– Наоборот! – фыркнул Мак, довольно зажмурившись. – Я помогаю вам не допустить ожирения организма и спасти фигуру. Ведь всем известно, что сладкое...

Катя не стала слушать его дальнейшую тираду, лишь косо глянула на тощую Марусю, доставшую таки из сумки одну-единственную шоколадную конфетку в фиолетовой обертке. Вот уж кому не стоило переживать по поводу ожирения. Мак внезапно замолчал на полуслове и снова помрачнел, весь как-то поникнув. Словно ему внезапно расхотелось шутить.

– Так что будем делать, когда завтра увидим этого... как его там?.. – Мак прикрыл один глаз, припоминая. На его лице не было и тени обычной улыбки. – ...Лайта.

– Не знаю! – буркнула Катя, пожимая плечами. – Выхватим у него сумку с Тетрадью и кинемся на утек. Ты же у нас самбист, набьешь ему морду!

– Борцы не бьют морду, они ломают…

– Да пофиг! – отмахнулась от него Катя.

– Хм-м. А если Тетради у него в сумке не будет, что тогда? – скептически выгнув бровь, поинтересовался Мак. – Вот я бы точно не стал таскать её с собой. – Он с заговорщицким видом внезапно подался вперед. Глаза его так и заблестели. Как будто он снова опомнился, что быть серьезным – не его кредо. – Возьмем в заложники и пригрозим убить всю его семью? И его детей? И любимую собаку? М-м?

– У него нет собаки, – пискнула, встревая, Маруся.

“А ты молоток, – подумала Катя, глядя на Мака. – Стараешься делать вид, что всё в порядке, и ты совсем происходящим не шокирован. Молодчина. Если бы не твой прокол в самом начале, я бы, наверное, поверила”.

– Да не знаю я... – Катя прикрыла глаза, чувствуя, как усталость давит на плечи тяжестью бетонной плиты. А ведь и правда. Вполне возможно, что Лайт уже соорудил себе тот самый тайник для Тетради в шуфлятке стола. Первая серия ведь растянута на несколько дней жизни этого придурка. Она откинулась на спинку скамьи и принялась перебирать волосы. – Придумать надо что-то. – Думать хотелось меньше всего. Хотелось оказаться в мягкой уютной кровати. И чтобы рядом был L.

Вот он бы знал, что делать.

– Надо придумать, как попасть к нему в дом, – пропищала Маруся, отвлекая её от наваливающейся тоски. В это же мгновение в парке зажглись фонари.

Следующий час они обсуждали свои завтрашние действия. Про конфету все забыли. Катя не ощущала голода вообще, Маруся есть видимо тоже не хотела. Самый голодный из них на неё даже не глянул. Что ж. Это было в духе Мака: горячо обсуждать вещь или тему, которая на самом-то деле была ему напрочь неинтересна. Мастер ложного впечатления, мля. А может ему претило есть одну-единственную конфету в присутствии дам, не поделившись? Единственное, о чем никто не мог забыть – это вечерняя прохлада, постепенно превращающаяся в настоящий ночной холод. Несмотря на теплую дневную погоду, её никто не отменял. Как назло, ни у кого из них не было куртки. Впопыхах перед отправлением, когда отсчет шел на секунды, никто не понесся за ней в гардероб. Кате повезло больше остальных – на ней по крайней мере был гольф. Мак, как истинный спортсмен был более-менее закаленным, а вот Маруся… Знаменитая мерзлячка страдала.

Когда какой-никакой план был придуман. Когда обсуждения закончились, Кате внезапно резко захотелось курить. Настолько сильно, как не хотелось, наверное, за всю её чертову жизнь. Внезапно она вспомнила о пачке сигарет, что стрельнула у Дэна, когда была у него последний раз. И тут же вслед за радостью почувствовала угрызения совести. Она была с ним тогда назло Элу, не имея понятия, что тогда была тому не безразлична.