Текст книги "Гость из мира Death Note (СИ)"

Автор книги: Omi Or Tay

сообщить о нарушении

Текущая страница: 44 (всего у книги 50 страниц)

Если бы не сохранившееся ощущение прикосновение его губ, она бы решила, что это ей почудилось, и ничего не было. Но это было. Губы жгло, ей хотелось облизнуть их, но она сдержалась.

Так вот оно значит как – целоваться с Элом. Но, хоть он и был целомудренным, этот поцелуй, но вызвал такую бурю эмоций, что еле хватило сил сдержаться, чтобы попытаться прямо сейчас, в эту секунду узнать, что еще он умеет.

Будь он обычным парнем, всё было бы намного проще. И в данной ситуации тоже. Она не стала бы задавать глупых вопросов, и всё пошло бы как по маслу. Просто и легко.

Но перед ней был Эл. И несмотря на то, что он не сделал ничего плохого – скорее наоборот, не стоило себе врать, это было желанно и похлеще, чем ушат прохладной воды посреди сводящей с ума от зноя пустыни, – вызывало какие угодно мысли, но не те, которые обычно бывают, когда тебя целует тот, кто тебе не безразличен. Ладно, надежда и обогретое самолюбие всплыли где-то в глубине души, но Катя не спешила давать им волю и обольщаться раньше времени. Но они были, а как же иначе?

Мда. Глупая ситуация. Она вроде как радоваться должна, а вместо этого пытается понять скрытые мотивы. А может, их и нет. Но тогда она уж совсем не понимала, с чего вдруг такое внимание к ней, простой смертной?

– Зачем ты это сделал, Эл? – наконец устало спросила Катя в открытую. Пытаться разгадать Великого детектива ей не по зубам, да и к чему? Ей не хотелось заниматься распутыванием его мыслей, желаний и поступков. Пусть этим занимается кто-нибудь поумнее, кто-нибудь вроде Киры или...

Она не успела закончить мысль.

– Если я скажу, что ты мне нравишься, это простое объяснение устроит тебя? – сказал он спокойно и открыто без тени насмешки или подначивания. – Или мотивы L должны быть более запутанными и непонятными?

Что-то в его словах заставило сердце пропустить удар, а потом заколотилось, как бешенное. Он что вправду, он что, серьезно?..” – пронеслось в голове. А затем, она, не отдавая себе отчета, пробормотала, внутренне почему-то леденея от страха:

– Тогда поцелуй меня. Снова.

Она боялась, что он откажется. Что что-нибудь обязательно случится. Что не может быть всё так хорошо. Очнулась она лишь тогда, когда снова почувствовала неуверенное прикосновение его губ. И вдруг поняла, что он смущен и растерян. И сам волнуется не меньше. И это как будто заставило её осознать очевидную истину, простую до нелепости, что казалось невероятным, как она раньше об этом не думала. Он просто мужчина. Пусть невероятно гениальный и великий детектив, но сейчас он был таким человечным, что всё сразу стало на свои места. Зачем вообще нужно искать сложные объяснения?

У неё закружилась голова от этих мыслей, а когда они встретились взглядами, и она заметила у него в глазах и растерянность, и нежность, и страсть одновременно. Вот бы он всегда так смотрел на неё, лишь на неё одну.

Его глаза – всегда непроницаемые и словно стеклянные, сейчас такие живые и полные какого-то скрытого отчаяния, которое, казалось, он больше был не в силах держать внутри. Этого было достаточно, чтобы забыть все сомнения, и обняв его, запуская пальцы в его черные волосы, наконец ощутить жар его тела. Она целовала его губы, лицо, шею. Он тихо стонет, откидывая голову назад и подставляя шею для поцелуев. Эта его податливость сводит с ума. Ему хорошо с ней, и от этого сносит крышу. Хочется прижаться к нему посильнее, обнять покрепче, чтобы никогда больше не отпускать.

Мой, наконец-то ты мой, думала она, теряя голову от счастья. Он, всегда отстраненный, далекий, чужой всем, сейчас принадлежит ей.

Она и не представляла, сколько в нем огня. Словно все чувства, все время сдерживаемые, находящиеся под контролем, вырвались наружу. Они задыхались в объятиях друг друга, и она именно сейчас как никогда раньше понимала, как ждала его всё этого время.

Сейчас, глядя на спящего рядом Эла, его строгое лицо с тонкими чертами, и вспоминая его ласки, она не могла поверить, что он раскрылся перед ней. Перед Ней. Это казалось немыслимым, но было именно так. Нет, он не сказал ей своего настоящего имени, не посвятил в тайны своей жизни. Они вообще почти не разговаривали. Но это было и ненужно.

Эл пошевелился и медленно открыл глаза. Такой сонный, расслабленный, взъерошенный больше обычного, с еще расфокусированным взглядом, он был невероятно милым. Катя почувствовала. Как её переполняет любовь и нежность, настолько сильные, что она не помнила, чтобы испытывала когда-либо хоть что-то подобное. Она не думала, что такое вообще возможно.

Эл зажмурился, моргнул, окончательно избавляясь от остатков сна. Наверное, стоило сказать что-то вроде: “Здравствуй, милый. Как спалось?” и подарить легкий волшебный поцелуй. Вместо этого Кате подумалось, как было бы смешно сейчас столкнуть его ногой с кровати, вопя «Доброе утро, любимый!!!» и посмотреть на его охеревшую физиономию. Но решив всё же оставить это на другой раз, она лишь приподнявшись на локте и подперев рукой голову, прищурившись, посмотрела на детектива сверху вниз.

– Ты храпел. Очень громко, – с грустью и укоризной произнесла Катя и драматично добавила: – И разбудил меня.

Эл посмотрел на неё, слегка прищурившись. Затем внезапно засмеялся. В голос. Негромко, словно пытаясь сдержаться. Катя смотрела на него с удивлением, затем фыркнула. Ну надо же. Она поистине невероятный удивительный человек, если смогла не только затащить детектива L в постель, но еще и заставить его смеяться.

* *

В субботу утром Алина проснулась почти за целый час до начала зачета, что, наверное, было самым непонятным, загадочным, необъяснимым и удивительным явлением на Земле за последнюю сотню лет, так как обычно ей удавалось расстаться с кроватью приблизительно лишь в то время, когда до начала сдачи экзамена оставалось минут двадцать. Лишь тогда Алина осторожно выползала из-под одеяла и принималась вяло собираться в университет, так как предпочитала радовать преподавателя своим появлением в самом конце, когда у последнего уже не оставалось сил и терпения на тупость студентов. После того, как ответят самые безнадёжные, и препод сидит без сил, прежней бодрости и стремления дотошно мучить всех и каждого, подползала к его столу Алина Шухрай, скромно держа в руках зачетку, билет и листок с пометками и неспеша отвечала, глядя на него невинными добрыми глазами, в которых читалось: “Мне бы это... хоть что-нибудь бы... Только не пересдачу”.

Поэтому сегодня, глянув на стрелки будильника, Аля ужаснулась и в благоговейном трепете тут же снова уткнулась носом в подушку. Однако снова заснуть никак не удавалось. Она была слишком возбуждена для этого, в голове роились тысячи мыслей: начиная от зачета, заканчивая предстоящей встречей с Элом и друзьями, по которым она уже успела немного соскучиться за время своего добровольного заточения. Поэтому, повалявшись в кровати ещё минут двадцать, разглядывая то потолок, то бежевые шторы, через которые пробивалось яркое утреннее солнце, она сдалась и принялась одеваться. Вопреки раннему подъему бодрости и энергии хватало на троих, а настроение было отличное. Даже несмотря на то, что к зачету по английскому она была готова слабовато, но это её не сильно беспокоило. Разве она не более-менее хорошо владеет этим языком в отличие от той же самой Кати? Пусть и не так отлично, как Маруся, но все же. Да и англичанка вроде бы её не ненавидит так уж сильно. А на крайний случай всегда можно пересдать. Впервой что ли? Одним зачетом больше пересдавать, одним меньше...

Погруженная в такие оптимистические мысли, Алина не спеша собиралась в университет, напевая себе под нос какую-то популярную мелодию и радуясь тому, что вся эта история с потерей листа из Тетради Смерти стоила её такой малой крови: ну, пары седых прядок, убитых нейронов, часов сетования на судьбу, вытья с выдиранием волосин и пары лужиц из натуральных слез собственного производства.

Прошла даже злость на мать, в принципе Алина никогда не умела долго держать негативные эмоции, и всегда с легкостью прощала обиды, особенно маме. Теперь, когда всё обошлось благополучно, в этом тем более не было нужды. Поэтому глядя на мать, готовящую завтрак, Аля не испытывала чувство раздражения, как на протяжении всего последнего времени при одном лишь взгляде на неё. А та после несчастной кончины сумки (как в общем-то и после кончины многих Алининых вещей, которых постигла печальная участь быть выброшенными без суда и следствия и возможности сказать что-либо в свою защиту) вела себя как ни в чем не бывало, вызывая желание устроить разборки вселенского масштаба. За всю свою короткую, но столь трагичную жизнь Аля что только не перепробовала для спасения своих вещей, но всё было тщетно. Ибо вряд ли даже Всевышний мог угадать, что из них мама, руководствуясь какими-то своими неведомыми простым смертным расчетами, излучениями из Космоса или советами из потустороннего мира, сочтет ненужным и подлежащим скорейшему выбрасыванию. Без предупреждения о том самой хозяйки, разумеется. И Алина закатывала истерики и скандалы. И прощала мать. И та её. Они ссорились и мирились. И так год за годом.

Нацепив на лоб солнцезащитные очки, Аля неторопливо спустилась вниз по лестнице, и наконец, открыв тяжелую кодовую дверь, оказалась на улице. Солнечно и почти безветренно. В лицо ударил свежий весенний воздух, вдохнув который полной грудью, Алина испытала просто сказочное блаженство, щурясь от ярких теплых лучей. Настроение было просто великолепное, теперь чувство счастья усилилось троекратно, словно вместе с весенним ветерком она вдохнула в себя энергию мая. Алину посетило то чувство, когда несмотря на проблемы, прошедшие и грядущие, ты понимаешь, что на самом деле жизнь прекрасна. И пошло всё то, что портит настроение и нервы, к чертям собачьим!

Довольно улыбнувшись, Алина надвинула на глаза очки – сегодня они были черными в тонкой оправе – и неспешной походкой направилась прочь от подъезда: сегодня коварному автобусу не удастся сбежать перед самым её носом. Но успев сделать лишь несколько шагов, она остановилась. Прямо к ней шел её дядя.

Надо же, какие люди. Алина улыбнулась и поспешила ему на встречу.

– Приветик, – весело поздоровалась она. – Какими судьбами?

Дядя остановился в полуметре от неё. Выглядел он очень серьезно.

– У меня к тебе срочное дело, – без приветствий начал он.

– Э, да? Что за дело? – удивленно спросила Алина. О, тайны, интриги, расследования! Что же такое стряслось, что самому следователю понадобилась её помощь? Это типа как в кино: внезапно сбываются надежды и чаяния главного героя, и неожиданно для всех (кроме зрителя, разумеется) лишь он оказывается способным предотвратить мировую катастрофу, спасти мир от уничтожения и таракана Васю от депрессии. Алина так и представила себе в красках, как дядя хватает её за плечо и восклицает: “Племянница! Идем со мной! Лишь ты можешь всех нас спасти!” Алина хрюкнула.

Дядя Паша никак не отреагировал на её реакцию, он лишь сказал:

– Эл мне все рассказал.

– Э..? – издала Алина, вытаращившись на него. Что?!

– Мне нужен листок из Тетради, – быстро проговорил Павел. – Он у тебя?

– Эммм.... да... – только и смогла промямлить Алина, шокированная таким внезапным поворотом событий. – Он у меня... То есть, ты теперь, получается, все знаешь? Про Богов Смерти и...

– Если он у тебя, дай его мне, – перебил её дядя. Он протянул руку ладонью вверх.

– Постой, но как он убедил тебя поверить? – с изумлением спросила Алина, тем не менее снимая с плеча шлейку сумки и чувствуя радость от того, что теперь дяде всё известно. Он в курсе, он при делах, и больше ей не придется ему врать. Он в команде.

– Все вопросы потом. У нас мало времени. У Эла есть идея, как все это прекратить.

Надо же. Дядя говорит о происходящем, как о чем-то само собой разумеющемся. Будто он уже давно знает всю историю и просто лишь сейчас дал об этом знать ей. Интересно, как давно он в курсе на самом деле?

– Ладно, – растерянно пробормотала Аля, отдавая дяде сложенный вчетверо листок.

Тот взял его спокойно и уверенно. Ни один мускул не дрогнул на его лице, не дернулась рука. Он даже не глянул на ТО, что принимал от неё. Просто взял, словно всю жизнь только и занимался тем, что разбирался с Тетрадями Смерти и листками оттуда. Алина помнила, как сама впервые прикоснулась к ЭТОМУ. Одно лишь осознание того, ЧТО именно она держит в руках, заставляло нервничать. Она приняла лист – это самое идеальное орудие убийства – с внутренним трепетом и несмотря на явные доказательства реальности происходящего все еще с некоторым неверием. Она долго не могла оторвать взгляд от этого казалось бы обыкновенного непримечательного кусочка бумаги.

Павел взял его и сунул в карман брюк, словно бумажку от назойливой жены со списком продуктов для похода в магазин. Даже не взглянул.

Если он и давно всё знал и просто не раскрывал ей это, разве лист из самой Тетради Смерти он держал не впервые? Дядя слишком впечатлительный, чтобы никак это не прокомментировать.

Алина нахмурилась, глядя в спину уже удаляющемуся дяде. Не “здрасьте”, не “до свиданья”.

– А как давно ты всё знаешь? – крикнула она ему вслед. Тот не ответил, лишь повернул в сторону к автобусной остановке.

Внутри внезапно всё похолодело. Быстро раскрыв сумку, она трясущимися руками не сразу нашла мобильный телефон. Сердце ныло от нехорошего предчувствия, словно его сдавила невидимая рука.

Эл взял трубку уже через пару гудков. Едва на том конце провода раздался его хрипловатый голос, произнесший лишь одну фразу “Я слушаю”, как Алина без приветствия быстро заговорила:

– Слушай, Эл, ты говорил что-нибудь моему дяде про Тетрадь Смерти? Ты просил его забрать у меня лист из неё?

Молчание длилось очень долго, а может, L ответил почти сразу? Но ответ обрушился неожиданно.

– Нет, – уверенно прозвучало одно-единственное слово. Самое страшное слово на свете, заставившее сердце упасть в пропасть.

Павел свернул за угол дома.

====== Часть III. Глава 5. Надо спешить ======

Сегодняшнее утро не предвещало ничего хорошего. Марина чувствовала это с самого начала и оказалась права. Иначе зачем ещё ей было сейчас сидеть на первом этаже биофака в самом углу, где пальмы скрывали её от лишних глаз, вместо того, чтобы сдавать зачет в кабинете английского.

Утром, накануне зачета, Марина приехала в университет немного раньше обычного. Всю ночь ей спалось плохо, снилось что-то мерзкое и неприятное. Поэтому было часов пять, когда она встала, решив, что дальше валяться в кровати нет смысла. А без пятнадцати девять она уже шла от конечной остановки сорок седьмого автобуса к зданию биофака.

Погода хоть и была солнечная, но настроения не поднимала. До зачета оставалось совсем немного, но повторять тексты или упражняться в чтении не было необходимости. Марина была в себе абсолютно уверена. Как и в том, что сегодня плохой день. Скучный, унылый, ничего хорошего не предвещающий день. Всё внутри неё так и поскуливало об этом. На душе, как сказала бы Катя, скребли помойные облезлые коты.

Не успела она открыть дверь здания, как сзади на неё с громкими воплями что-то налетело. От неожиданности Марина взвизгнула, передернувшись всем телом, и развернулась назад, взмахнув по инерции своей сумкой. Позади неё, сложившись пополам, ухохатывался Максим, которому по счастливой случайности удалось увернуться от удара сумкой.

– Признайся, я тебя напугал, ммм? – проворковал он, хитро щуря свои серо-голубые глаза. Пара студенток, проходящих рядом, оглянулись на них.

– Господи, Максим, что за детские выходки, – Марина закатила глаза, и, качая головой, зашла в здание. Он что, проспал сегодня? Максим всегда приходил рано, сдавал все экзамены и зачеты первым. И гордо вышагивал потом перед трясущимися одногруппниками, которым данное счастье ещё предстояло.

– Чуткая мужская интуиция подсказывает мне, что что-то стряслось, – проговорил парень, догоняя её возле гардероба. – И требуется срочная психологическая помощь. – Он опустил свой рюкзак рядом с сумкой Марины, глядя, как та сдает гардеробщице свою легкую весеннюю куртку. – Ммм, вот как своему личному психологу, поведайте мне о своих проблемах, Марина, – проговорил он, поправляя невидимые очки.

Марина в ответ лишь вздохнула и направилась к лестнице на второй этаж, быстро лавируя между снующими туда-сюда студентами. Максим поспешил за ней. В молчании они дошли до своих любимых пуфиков под пальмами, на которых обожали заседать всей честной компанией, прогуливая лекции. Точнее, не всей. Максима на это преступление подбить было практически нереально.

Они просидели здесь до самого зачета, Максим пытался поднять ей настроение шутками, но Марина слушала в пол уха, погруженная в свои мысли. Конечно, друг мог обидеться из-за такого почти игнорирования, но в конце концов ей было не до того, а Максима всегда было сложно обидеть.

Марина думала о том, где L и Катя. Последняя хоть и никогда не шла первая отвечать, но всегда приходила к самому началу. Видимо, всевидящее око Максима Белова, а также его стояние над душой помогало лучшему усвоению материала и уменьшало степень отлынивания от зубрежки. Но ни её, ни детектива до сих пор не было, и Марине снова стало очень грустно, ведь единственной надеждой на улучшение настроения была встреча с Рюузаки, по которому она успела соскучиться.

Но зачет вот-вот должен был начаться, набиралась первая пятерка, которая пойдет в кабинет отвечать, а его всё не было. И вот Максим спросил, идет ли она в кабинет вместе с ним. И чтобы ускорить ожидание, Марина согласилась. Действительно, почему бы и нет? Она выйдет из кабинета, тягомотина будет позади, а в коридоре её будет ждать L. Марина вдохновенно вздохнула и поспешила вслед за Максимом.

– Марина, ты только представь, – заговорщицки прошептал он, когда они подошли к кабинету, возле которого столпилась большая часть их подгруппы. – Ты и я. Вместе идем на зачет. Идем на риск! – Его глаза заблестели: – Мы же с тобой, словно Бонни и Клайд! Я так и вижу картину: уютный кабинет, злая преподша, трое несчастных одногруппников. Мухи на окне и мы с тобой! Романтика!

Марина хмыкнула. На самом деле их преподаватель не была такой уж злой. Скорее, со своими заскоками. Ну, уж точно не монстр, каким описывала Катя англичанку, которая вела у неё и Алины. Та, по словам обеих подруг, была просто монстром, мечтающим перегрызть глотки всем студентам, а затем ещё и обклеить стены своей берлоги кожей, содранными с их бездыханных тел.

– Раз уж у нас так много общего… – продолжал между тем Максим негромким голосом. Он внезапно перестал улыбаться, придвинулся ближе и прошептал ей в самое ухо, чтобы остальные не услышали. – Как ты смотришь на то, чтобы сходить со мной на свидание сегодня вечером?

Марина в шоке отшатнулась от него. И в этот момент открылась дверь, выпуская из кабинета закончившего сдавать зачет одногруппника. Пользуясь моментом, Марина шмыгнула внутрь. Шутка Максима показалась ей совсем не смешной.

Входя внутрь, Марина чувствовала себя VIP-персоной. Себя и Белова. Они-то, в отличие от большинства подгруппы, были просто титанами английского языка, и весь зачет являлся для них не более, чем прогулкой по парку.

Марина вытянула билет с текстом и вопросами, отдала преподавательнице зачетку, уселась на одно из свободных мест, чтобы подготовиться. И тут же вспомнила, что забыла на пуфике, где они сидели с другом, пакет с книгами, что собиралась сегодня после зачета сдать в библиотеку. Марина чертыхнулась. Пакет надо было забрать. Мало ли кто может его прибрать к рукам? Например, студент, потерявший библиотечную книгу, может захотеть вместо неё сдать чужие.

Марина подняла руку и попросилась выйти, объяснив это тем, что забыла кое-какие вещи в коридоре. И преподаватель, задумавшись лишь на секунду, её отпустила. Марина без сомнений могла назваться её любимицей. Виктория Сергеевна была прекрасно осведомлена об уровне владения языком у её студентки. И было ясно, что Марина уж точно не собирается бежать куда-то за подсказкой. Марина покинула кабинет, сопровождаемая недоуменными взглядами одногруппников, в том числе и Максима.

Однако, едва выйдя из коридора, Марина тут же резко остановилась. Не в силах поверить в то, что видит, она несколько раз моргнул, затем мотнула головой. Ничего не изменилось.

Пакет с книгами был на прежнем месте. А рядом на пуфике сидели Эл и Катя, прямо напротив неё и о чем-то говорили. Но дело было не в этом. Они сидели близко. Очень близко, на взгляд Марины. Она не могла припомнить, чтобы они хоть раз сидели вот так рядом и были сосредоточены лишь друг на друге. Увлечены своим разговором. И… Катя накрыла своей ладонью ладонь Эла. Но не для того, чтобы обратить его внимания на неё или на какие-то её слова. Нет. Это был жест другого рода. Собственнический. И он не имел ничего против. Он… улыбался, слушая её. И в этот самый момент она сжала его ладонь, переплетая свои пальцы с его.

Сердце сильно стукнуло в груди. Что происходит? Марина сглотнула, пытаясь отогнать непрошенную догадку. Она высветилась в её мозгу. Она была столь очевидна. Но Марина гнала её прочь. Нет. Нет! Этого просто не может быть. Они не…

Сама не заметив, она сделала шаг вперед, затем ещё один. И ещё. Когда она была уже совсем близко, буквально в паре метров, они её наконец заметили. В душе всколыхнулась обида. Они даже не видят её.

Синхронно они повернули головы в её сторону. Катя тут же убрала руку с ладони парня. Если она и хотела сделать это незаметно, то её попытка провалилась.

Может быть, впервые Марина видела Катю смущенной. Подруга на мгновение отвела взгляд в сторону, поправила волосы (которые сегодня вопреки обыкновению были заплетены в косу, что делало её образ романтичным, отметила Марина) и только после этого посмотрела на неё.

– Э, привет, Мань, – быстро проговорила она как бы между прочим. Марина знала эту манеру её разговора. Подруга делала так всегда, когда хотела притвориться невинной душкой. – Это случайно не твоё? – она ткнула пальцем в черный пакет Марины.

– Привет, – хмыкнула Марина. – Я вижу, у вас тут идиллия. – Кажется, в её голосе проскользнули истеричные нотки. Она мысленно чертыхнулась. Надо взять себя в руки и ни в коем случае не показать, что она… что? Обижена? Ревнует? Злиться на то, что видела? А что она видела?

Как Катя держит за руку Эла. Нет, между ними что-то произошло. И при одной мысли об этом хотелось… хотелось устроить скандал.

– Идиллия? – переспросила Катя. Нервно. Хотя это почти и не заметно.

Господи. Она держит её за идиотку. Всегда держала.

Кажется, L собирался что-то сказать, но Марина вдруг резко отвернулась от них и быстро пошла прочь. Стук собственных каблуков показался ей слишком громким. Она знала, что ведет себя глупо, но не могла здесь больше оставаться. Она всегда была слишком впечатлительна. И слишком эмоциональна. Ещё немного, и она правда устроит скандал, а этого не должно быть. Слишком унизительно. А она не станет перед ними унижаться.

Быстро сбежав по ступенькам на первый этаж, она отыскала в холле пуфик, наиболее скрытый большими пальмами от глаз, и, усевшись там, опустила подбородок на скрещенные кисти рук и принялась думать.

Она не могла поверить в увиденное, но точно знала, что это ей не померещилось. Как же так? Что же происходит? Неужели между ними что-то есть? И как давно?

Не может быть. Марина болезненно поморщилась. Неужто все это время… А она ничего не знала! Нет, нет, Катя же всегда говорила, что равнодушна к нему. Или… Или это было лишь притворство? Она водила её за нос, всякий раз утверждая, что он совсем не тот, кто может вызвать у неё какие-либо чувства, что его стоит остерегаться, как человека, не способного принимать их всерьез и лишь использующего в своих личных целях. Когда же Катя успела поменять своё мнение. А Рюузаки?

Марина издала смешок. Да неужели он мог влюбиться в Катю?! Господи, даже звучит это так нелепо! Она ведь абсолютно эгоистичный человек, она никогда не была способна ни понять его, ни рассмотреть истинную суть его души под слоями мнимого равнодушия и отстраненности. Чем, чем она его привлекла? Чем она лучше? Глупый, наивный, детский вопрос. Но что ещё мог спросить разочарованный разбитый и раздавленный человек у себя, у судьбы, у ещё невесть кого.

Марина шмыгнула носом и стерла с лица слезинку. День с самого утра не предвещал ничего хорошего. Ничего удивительного, что он стал днем сломанных надежд.

Марина ещё долго сидела в одиночестве, в стороне от посторонних глаз на маленьком пуфике под пальмой. Забыв о зачете, забыв обо всем на свете. Плакала и жалела себя, не в силах поверить, что её так просто обманули. Что подруга, лучшая подруга так вероломно её предала.

Очнулась она оттого, что кто-то тронул её за плечо. И машинально дернулась, пытаясь стряхнуть руку. Она не хотела никого видеть. Никому показываться, тем более сейчас в таком виде. Но это не помогло. Кто-то упорно продолжал трясти её за плечо, не желая оставлять в покое.

Марина раздраженно отняла ладони от лица и зло глянула на нарушителя её спокойствия. Рядом с ней стояла Катя.

Марина бросила на неё ненавидящий взгляд. Только не она.

– Что тебе нужно? – грубо спросила она, пытаясь отвернуться. Не хватало ещё, чтобы та увидела её заплаканное лицо. Перед ней это было вдвойне стыдно. – Что ещё вам от меня нужно? – уже без грубости, но сухо поинтересовалась Марина, старательно выделив слово «вам». Она этого не хотело, но вырвалось само. – Что случилось? – быстро добавила она, чтобы сгладить эффект. Если уж проигрывать, то с высоко поднятой головой.

– Марина, нужно идти, быстрее, – сказала Катя. Голос у неё был странный. Казалось, в нем была паника и… страх?

Марина повернулась.

– Блеать!!! Идем скорее! – уже почти вскричала Катя, едва не стаскивая её с насиженного места. – Тебя зовет Эл. Поднимай свой зад!

– Да что такое? – недоуменно тоже почти закричала Марина, чувствуя, что еще немного, и от всего пережитого за утро она начнет истерить. Внутри появилось нехорошее предчувствие.

– Беда, – коротко ответила та.

* *

Подперев одной рукой щеку, а другой теребя заплетенные в косу волосы, Катя уныло смотрела на лежащий перед ней билет. Вот уже минут десять, как она зашла сдавать зачет, но пожалеть успела об этом раз тысячу. Во-первых, третий раз перечитывая первые строчки текста в билете, она горестно думала о том, что этот текст один из тех, что она не выучила. Катя покосилась на преподавательский стол, где гаденько морща нос и цокая языком, царственно восседала англичанка, принимая зачет у одной из Катиных одногруппниц. Бедняга настолько сгорбилась, словно сила земного тяготения в этом месте была особенно сильна. Вообще на английском существовала такая примета, что чем сильнее студент сливается с партой, тем меньше вероятность быть замеченным орлиным глазом, учуянным собачьим носом, услышанным кошачьим ухом Тамары Евгеньевны и накликать на себя неприятности. Это никогда не помогало, но тем не менее все продолжали в это свято верить. Не даром говорят, что надежда подыхает последней.

Во-вторых, Катя, к своему собственному удивлению, чувствовала угрызения совести. Она настолько свыклась со своим образом самовлюбленной эгоистки, для которой столь не характерны высоко-духовные терзания, что почти искренне надеялась, что чувства Маруси не особо её заденут. Тем более, что тому были веские причины.

Маня никогда не отличалась серьезными намерениями в отношении чего-либо. Или кого-либо. Хотя и всегда свято в это верила. Чего там. Её вере позавидовали бы все святые Библии. С той лишь разницей, что они верили в Бога, а Маруся – в себя и постоянство своих чувств. Что не мешало ей однако со скоростью убегающего от тапка таракана менять субъектов, на которые эти самые чувства были направлены. За всё время знакомства Катя могла с точностью назвать количества пылких влюбленностей Маруси – пять. Это за девять месяцев. И это не считая тех, про кого она ей не рассказывала. Хотя… вряд ли такие имелись. К несчастью, со дня их знакомства Катя была обречена выслушивать все душевные порывы и сердечные терзания подруги. Даже если не хотела. Её скромного мнения никто не спрашивал. Все воздыхания по очередному несчастному парню, заканчивались либо ничем, либо парой свиданий. Либо ещё и закатанными со стороны Маруси сценами. Последний случай был наиболее опасен, ибо грозил парню поломанной психикой и разлетевшимися вдребезги мозгами, в которых угодил вирус «Маруся». Не у всех же бедолаг имелся на него иммунитет…

Когда Марина увлеклась Элом, пусть потом и ставшим реальным человеком, Катя никогда не верила в серьезность её великих чувств. Она называла это очередным «заёбом Маруси» и лишь смеялась над её тупыми восторгами в адрес несравненного детектива. Смеялась над её словами о его непохожести на других людей и прочей кучей восторженной лабуды, которую подруга выливала на неё литрами, как выливаются помои из канализационных труб.

Пока сама, к своему изумлению и неверию, не влюбилась в него. Тогда уже стало не до смеха. Тогда стало хреново и даже стыдно, так как сама вдруг оказалась на месте Маруси. Хотя, о ней тогда она думала меньше всего. Она думала о нем. И тогда впервые поняла, что имела ввиду Марина, когда однажды пыталась объяснить, чем же её так притягивает этот человек. «Он просто другой. В этом одном слове вся суть, понимаешь? Настоящий! Не ложь, не мираж. Не иллюзия. Нас окружает множество серых людей, которые изо всех сил пытаются выделиться. А ему это не нужно. Потому что он великолепен, он не подражаем!»

Да, теперь она понимала. Как никогда раньше. Катя не помнила, чтобы ещё хоть один парень когда-нибудь привлекал её так сильно.

И тем не менее, она испытывала угрызения совести. Она ещё до конца не разобралась, насколько серьезны были чувства Марины к этому человеку. По привычке, конечно, верила, что это просто очередной заеб подруги, увеличенный эффектом от того, что Эл – оживший мега-супер-крутой герой из другой вселенной и тот-самый-великий детектив. Особенно сильно верила вчера. Но кто знает. Кате было неуютно. Наверное, впервые ей было за что-то стыдно перед Марусей.

И почему той угораздило придти прямо в тот момент, когда она взяла его за руку. Катя не была любителем прилюдной демонстрации своих привязанностей и всегда с презрением косилась на обжимающиеся там и сям при всех парочки. И Эл очевидно тоже. Но в тот момент ей отчего-то захотелось прикоснуться к нему. С самого утра он казался ей странным. Если конечно, уместно так сказать о человека, который странен сам по себе. Но что-то ей подсказывало, что с ним что-то не так. Или это просто она уже сломала себе голову за все эти дни, пытаясь хоть немного понять его и то, что твориться у него в голове.