Текст книги "Заблуждение сердца (СИ)"
Автор книги: Natallisha
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)
Рябинин отлично понимал, что впутывается в криминал, однако ему довольно прозрачно намекнули: что следует думать не только о себе, но и о беременной жене, готовящейся родить со дня на день. Луганский был единственным, кто знал о происходящем. В конце концов, партнеры пришли к выводу– упираться бессмысленно и опасно, сделка осуществилась.
Роман и сейчас, спустя столько времени, ощутил холодок вдоль спины, вспомнив о том, что произошло дальше. А дальше начался самый настоящий кошмар, не могущий ему привидится и во сне: сначала пришел неопределенного вида человек и сделал предложение, отказаться от коего не представлялось возможным. Еще бы, всевластное ведомство «просило» об услуге. Роман все же рискнул и в полной мере ощутил на себе способность системы – склонять неразумных к сотрудничеству.
Вместо того, чтобы радоваться рождению сына или наладить отношения с женой, он оказался арестантом, в одиночной камере весьма странной тюрьмы. Судя по всему, там и слыхом не слыхивали: ни о правах заключенных, ни о Женевской конвенции. Человек приходил снова и снова: утром, днем, вечером, ночью. Больше он не просил, он требовал и откровенно угрожал. Если бы «просьба» не относилась к Феликсу, Роман бы скорее всего уступил. Но в данном контексте это могло означать – поставить под угрозу семью. Слишком много он узнал о Борзове, безжалостном во всем, что касалось его преступного бизнеса. Тогда он категорически отказался от компромисса, в очередной раз повторяя дознавателю, что соглашения с федералами не будет. Этим он фактически брал всю ответственность за контрабандный янтарь на себя.
– Вы не увидите ни жену, ни своего недавно родившегося ребенка, – взбешенно орал разозленный посредник, – лишитесь всего состояния и семью оставите без гроша, уж об этом мы позаботимся. К чему проявлять столь очевидную глупость, проводить лучшие годы за решеткой? Соглашайтесь, иначе всю оставшуюся жизнь будете проклинать ту минуту, когда отказались.
Роман уже проклинал, только не минуту отказа, а тот момент, когда сел за карточный стол с очевидным мошенником. Но прошлое не имело обратного времени. Потому, проводив молчаливым взглядом отчаявшегося и, тем не менее, обещавшего возвратиться противника, он просто ждал своей отнюдь не завидной участи.
А человек перестал приходить, обрекая своего заключенного на изматывающие дни в полной изоляции. Постепенно Рябинина охватывала беспредельная, ко всему равнодушная, усталость. Хотелось, чтобы произошло что угодно, лишь бы кончилась бесконечная пытка неизвестностью. Ко всему прочему он предсказуемо простудился, сырость стылого помещения в зимнее время года отнюдь не располагала к поддержанию здоровья. Озноб, сотрясающий тело дрожью, вызывающий смутных страх кашель и опаляющий жар грозили бедой.
В один из таких мучительных утренних часов в камеру вошел Паладин. Его мягкая располагающая манера общения, как небо от земли отличалась от неуемной давящей злости своего коллеги. Он не прятал взгляд, не повышал голос и не грозил узнику всеми кругами ада.
– Когда плохой полицейский терпит фиаско, ему на смену приходит хороший, – невероятно хрипло выговорил Рома, пытаясь этой старой как мир шуткой вернуть себе самообладание.
В ответ серо-зеленые глаза напротив изумленно распахнулись.
– Ко мне, полагаю, относится второе определение, боюсь, что разочарую, но хорошести во мне нет ни на грош, господин Рябинин. Просто я предпочитаю диалог – бесполезным нападкам, договор вместо попыток загнать в угол. Хочу также предупредить: бегать сюда, словно на работу, ежедневно и неуклюже размахивая над вашей головой описанием тюремных ужасов, я не собираюсь. На это у меня нет ни времени, ни, признаюсь, желания. Я предлагаю вам не директиву, а взаимовыгодное партнерство. Как бизнесмен бизнесмену.
– Могу я узнать: какого рода бизнесом вы занимаетесь? – не сумев справиться с внезапным любопытством, спросил Рябинин, несмотря ни на что ему приносила облегчение беседа с этим странным человеком, с пронзительно ясным взором.
– Да ради Бога, у меня собственный автосалон, – доброжелательно отозвался Савицкий.
Любопытство сменилось удивлением.
– Даже так, а это… – Рома бросил отчаянный взгляд на тяжелую железную дверь, в очередной раз подавив приступ надсадного кашля.
– А это, как вы должно быть понимаете, не приносит денег, – легко признался собеседник.
Первая за множество дней, едва уловимая, полуулыбка тронула губы Романа, Паладин улыбнулся в ответ и, откинувшись на спинку стула, произнес:
– Давайте договариваться, я думаю, мы хорошо поймем друг друга.
Улыбка исчезла, словно растаяла под дождливыми серыми тучами, и Рома отрицательно покачал головой, ожидая взрыва негодования в ответ. Должна же была спокойная невозмутимость его оппонента когда-нибудь дать трещину. Но он, как ни странно, ошибался.
– Могу я узнать: в чем причина отказа? – невероятно мягко поинтересовался Паладин, а во внимательном взгляде на мгновенье мелькнуло нечто похожее на сочувствие, – ситуация для вас неприятная, не спорю, но это соглашение имеет определенную выгоду, вы не будете нести ответственность за незаконную сделку по пропавшему янтарю.
– Я признаю свою вину и предпочитаю нести ответственность самому, не хочу, чтобы за мои ошибки отвечали близкие мне люди,– помолчав, отозвался Рябинин.
Он и сейчас до конца не понимал: почему вдруг рискнул откровенничать с тем, кого в ту минуту считал врагом, вероятно просто слишком устал от угроз, попыток открытого давления и одиночества.
– Я обеспечу любой уровень безопасности вашим близким и вам, разумеется, тоже, – мгновенно вникнув в смысл этой отчаянной фразы, ответил Серж, – к тому же, находясь с ними рядом, вам будет легче контролировать ситуацию. Все, что будет предприниматься, останется между нами. На Борзова я выйду по другому. В вашу задачу не входит – подставляться под удар.
– Вы полагаете, что после последних событий я могу довериться вашей системе? – с горечью спросил Рябинин.
Савицкий пристально посмотрел в покрасневшие от бессонных ночей глаза и побледневшее безумно усталое лицо.
– Я не прошу вас довериться системе, доверьтесь мне, – спокойно откликнулся молодой человек, – я сдержу свое слово, независимо ни от чего. Давайте сделаем так: вы даете мне свое согласие, и я прямо сейчас отвезу вас домой или куда вам будет удобно. Вы отдохнете, придете в себя, а позже получите мои инструкции.
– То есть, вы поверите мне на слово? – Рома смотрел на собеседника испытующе, ощущая как в сердце разливается иррациональная глупая надежда – выбраться из капкана, пусть и с помощью этого не похожего на своих коллег законника.
– Как и вы мне, – пожал плечами Сергей, – мне кажется, все справедливо.
– У меня будет просьба, – нерешительно начал Рябинин, – я не хочу контактировать ни с кем из вашего ведомства. Только с вами.
– Принято, – мгновенно отозвался Паладин, и на его сосредоточенно собранном лице явственно проступило облегчение.
Позже, когда они ехали по заснеженным улицам сияющего огнями Петербурга, все происшедшее представлялось Роману – порождением кошмарного сна. К сожалению, он оказался до боли реальным. Как и мужчина, с которым они заключили соглашение.
Паладин слово сдержал и продолжал сдерживать до сих пор, их альянс был не авторитарным, а скорее партнерским. Однако вчерашние события внушали тревогу. Нет, в Серже Рома теперь не сомневался, он сделает все возможное, чтобы помочь, только не нанесет ли вездесущая предательская система удар и по своему непокорному подчиненному?
– Родной, что случилось? –прозвучал совсем рядом встревоженный голос Поли, – почему ты не спишь?
– Ничего, любимая, все в порядке, – с оттенком грусти улыбнулся Рябинин.
Разумеется, ни подобный ответ, ни улыбка девушку убедить не смогли, в неровном мерцании очага она видела бледность и давящую усталость, написанную на до боли родном лице.
– Иди сюда, – протянув руку, Полина увлекла Рому к мягкому ковру с длинным ворсом, растеленному на полу у камина.
Она раскинулась перед ним, утопая в меховой бесконечности, восхитительно теплая, ласковая, желанная. Рома лег рядом, пропуская сквозь пальцы нежный каштановый шелк, он чувствовал, как медленно разжимаются тиски, сжавшие сердце, подобно действию сильного анальгетика на болевую точку.
Непослушные пальцы расстегивали пуговицы на рубашке, прикасаясь к пылающей коже и пробуждая уснувшую страсть.
– Люблю тебя, – шептали трепетные ищущие губы, прокладывая огненные дорожки поцелуев, мгновенно таящих жгучими искрами.
– Ты моя жизнь,– прошептал молодой человек – все, что у меня есть, я прошу тебя только об одном: верь мне, в той ситуации, что сейчас вокруг нас, может случится все, что угодно. Обещай мне, что будешь мне верить.
– Обещаю, – Полина посмотрела мужу прямо в глаза,– я тебе обещаю.
Серж вошел абсолютно неслышно, опустил на ковер чемодан и, скинув пиджак, бросил его на банкетку. Хорошо, что она спала, молодой человек улыбнулся, пристально глядя на миловидное личико в обрамлении золотистых локонов. Сейчас он не смог бы вразумительно объяснить ситуацию, липким маревом навалилась безумная усталость.
Паладин ненавидел это почти позабытое ощущение, больше всего на свете, состояние неуверенности. Сейчас он, как никогда, был близок к тому, чтобы оказаться лжецом и предателем. Разумеется, у него тоже имелся план, надежный процентов на шестьдесят, но этого слишком мало для каких-то гарантий.
Память услужливо вернула Савицкого на несколько лет назад, тогда он получил довольно сложное, но вполне выполнимое задание, как оказалось, лишь на первый очень поверхностный взгляд. Информация о встрече с объектом в камере предварительного заключения царапнула душу нехорошим предчувствием. А на утро, переступив ее мрачный порог, Паладин, считавший себя достаточно хладнокровным человеком, на какой-то момент утратил обычную сдержанность. Помнится, родилось очень сильное желание – придушить неудачливого коллегу, своей топорной работой не оставившего ему никаких шансов на мирный договор с посредником.
Тут то Серж окончательно понял: почему Ермаков выдернул его с другого, казалась, более важного задания, прямо посередине процесса, чего раньше никогда не бывало. Олег Валерьевич, сумевший вмешаться в ход дела в последний момент и перехватить инициативу, сознавал, что начало безнадежно испорчено. Но у него оставалась надежда: Паладин, не похожий ни на кого из его людей, его грозное тайное оружие, обладал магнетическим даром убеждения. При этом он никогда не позволял себе поддаваться злости и использовать грубую провокацию.
Ставка сыграла. Савицкий с Рябининым договорился. Но Боже мой, как же он был зол, когда на следующий день пришел в кабинет шефа. Нет, разумеется, он не кричал и не выражал открытого недовольства, только взгляд потемнел, как океан, пораженный внезапным штормом. Ермаков опасался отказа. Коллеги допустили роковой промах, а отвечать за него придется тому, кто сейчас брал удар на себя, то есть никому иному, как Сержу. Но Паладин остался в игре. Олег Валерьевич абсолютно уверился: сделал он это исключительно по собственным соображениям. И был совершенно прав.
Чем больше Серж узнавал своего невольного партнера, чем больше они сближались под влиянием разных обстоятельств, тем сильнее он рисковал провалить операцию. Холодная голова, отсутствие эмоций, жесткие решения – вот что могло гарантировать успех. Но Савицкий не пытался врать самому себе, все изменилось, решительно и необратимо. А вместе с этими переменами он стал уязвим. Сейчас это имело особенно большое значение, ему предстояла встреча с человеком из прошлого. Человеком осторожным и смертельно опасным. Он не боялся за себя, его специальность допускала любые риски. Маша, Рома, Полина, вот кто его по настоящему беспокоил, их судьбы стояли на кону.
– Все, правда, настолько плохо? – голос Маши прорезал сонную тишину, Серж не сразу сообразил: о чем она говорит, задумавшись, он не заметил, что девушка давно проснулась и смотрит на него знакомым проницательным взглядом.
– Нет, – как можно более спокойно откликнулся он, – ничего, что нельзя было бы исправить.
Мария качнула головой, всего секунду назад она видела на лице Сержа усталую озабоченность, сейчас он смотрел совершенно бесстрастно.
– Со мной не надо этого, Серж, – тихо попросила она, – можешь не объяснять, но пусть будет так, как есть.
– Прости, – слабо выдохнул Савицкий – привычка.
– Чем я могу тебе помочь? – Маша внимательно посмотрела на любимого.
– Завтра вечером я все объясню, – Сергей вернул ей потеплевший искренний взгляд.
– Тогда оставим все проблемы до завтра, – пересев к нему на кровать, шепнула Маша, – помнишь, как во время тех жарких итальянских сиест.
– Когда мы возвратились из Пьемонта, ты сказала: что не желаешь вспоминать ни минуты из того времени, что красивые сны делают жизнь слишком горькой, – отстранено заметил Паладин.
Маша на мгновение замерла, она не предполагала, что Серж дословно помнит эту резкую фразу, она бросила ее в сердцах, в аэропорту, когда любимый объявил ей: что, не дожидаясь полного восстановления, отправляется на очередное задание. Не могла Ольшанская, к ее счастью, знать и того, что вернется он к ней лишь через три бесконечно мучительных года.
– Я хотела… хотела тебя остановить, но понимала: что это невозможно. Мне было тогда так больно и страшно, я поступила эгоистично, думала: может быть, ты тоже почувствуешь эту опустошенность. Но хуже всего было потом, я уже не могла вернуть назад своих слов и не могла объяснить тебе ничего. Мне столько ночей подряд снился тот разговор, я каждый раз пыталась поступить по другому, но ты все равно уходил. А я просыпалась….
– У меня тогда не было выбора, – помолчав, отозвался Серж, – впервые за все годы работы. Это не оправдание, знаю.
– Оправдания мне не нужны, мне необходим ты. И если ты снова исчезнешь… – в глазах девушки расстилалось тоскливое ненастье.
– Нет, – Серж коснулся ладонью ее губ, – не исчезну, если на то не будет совсем других причин.
Маша опустила глаза, пытаясь скрыть обжегшие ресницы слезы, она отлично понимала: какие причины имел в виду Серж. Губы молодого человека приблизились к ее приоткрытым губам осторожно, словно спрашивая разрешения на прикосновение. Девушка подняла голову и встретилась с ним взглядом.
– Я не отдам тебя никаким причинам, – тихие слова прозвучали, как заклинание, – не отдам твоей работе, твоему вездесущему шефу, не отдам никому. Ты только мой.
Серж загадочно тепло улыбнулся и, откинувшись на подушки позади, едва коснулся ее пальцев.
– Тогда владей, любимая – с затаенной лаской в голосе хрипло произнес он.
Во взоре девушки заплясали солнечные искры, она неторопливо подалась вперед, медленно приближаясь. Серж не сделал ни единого движения, он просто ждал, когда манящие губы окажутся в желанных пределах. Потом резко перехватил инициативу, опрокидывая девушку на постель и осыпая ее лицо дождем опьяняющих поцелуев. Но спустя несколько минут Маша вновь оказалась сверху, ощущение было непривычным, оттого в руках появилась странная робость.
– Тебе понравится, – Серж смотрел на нее, и в его глазах серые всполохи сменялись изумрудными волнами.
– Не сомневаюсь, – Маша приникла к его губам, возвращая недавно подаренную эйфорию.
» Глава 10
Юлиану разбудил громкий тревожный лай за окном. На время пребывания в особняке, она переехала в бывшую спальню Полины и сегодня ей было как никогда трудно уснуть. Девушка медленно села на постели, протянула руку к брошенному на кресло халату и, накинув его, вышла на балкон. Лай стал слышен отчетливее, но на лужайке отчего-то царила непроглядная мгла. Перегнувшись через перила, Юля пара минут привыкала к неожиданной темноте, удивляясь тому, что фонари внизу не горели.
– Тема, – приглушенно позвала девушка, едва различив у ступеней силуэт охранника.
– Я здесь, Юль,– мгновенно отозвался молодой человек.
– Почему Лэсси так сильно лает? И что приключилось с освещением? – тревожно поинтересовалась молодая женщина.
– Где-то произошло замыкание, – с готовностью пояснили в ответ, – рано утром приедет электрик.
– Но в доме свет горит и сейчас, – машинально отметила Юлиана.
– Гроза могла повредить наружную проводку, – терпеливо объяснил Артем, наверняка раздосадованный неуместным допросом.
Девушка тихонько вздохнула, принуждая себя удовлетвориться полученной информацией, но под ложечкой сосала тревога. Сама не зная зачем, она отправилась в коридор и, решив было спуститься на кухню за стаканом теплого молока, растерянно замерла. Под дверью спальни Рябинина расстилалась узкая полоса света.
– Ничего не понимаю,– задумчиво пробормотала девушка.
– Что случилось? – из детской предсказуемо выглянул Андрей, дежуривший возле малыша круглосуточно.
– Свет... – Юля растерянно кивнула в сторону плотно закрытых дверей, – горит свет в спальне Ромы. Но ведь я перед сном проверяла....
Привлеченная шумом голосов в коридоре появилась Надежда, на ходу запахивая халат, из под которого виднелся край тонкой ночной сорочки.
– Почему вы не спите? – тревожно уточнила женщина, – что происходит?
– Надежда Аркадьевна, – испытующе взглянув на нее, Юлиана рискнула прояснить ситуацию, – вы с Никиткой не заходили в комнату Романа?
– Нет, – недоуменно ответила мама Полины, – я полагаю: не стоит его понапрасну тревожить, он скучает по родителям очень сильно.
– Понятно, – мрачно подытожил Андрей, – никто никуда не расходится. Артем, – последнюю фразу он произнес поднеся к губам рацию, – у нас похоже проблемы, ситуация категории "С".
Учитывая: с какой быстротой Тема появился внизу и взлетел по устланной ковром лестнице, эта самая ситуация была более чем серьезной. За ним, черной тенью, двигались двое сотрудников внешней охраны. Подтолкнув растерявшихся женщин в сторону детской, он отправил с ними Андрея, бесшумно затворил дверь и, повернувшись к своим людям, отрывисто произнес:
– Возможно, это проникновение. Что-бы не случилось, действуем тихо, оружие применять только в крайнем случае, стрельбы в доме лучше избежать. Будем надеяться на внезапность.
Чуть задержав дыхание, молодой человек подошел к Роминой спальне, резко распахнул дверную створку и тут же отступил к ней боком, плотно прижавшись к стене, остальные молча последовали его примеру. Рука плотнее сжала холодную стальную рукоятку, в то время как цепкий взгляд осматривал комнату. Но в ней не было никого. Лишь тускло горел ночник у изголовья кровати.
18 часов спустя.
Перед взором Сержа, только что ступившего на сверкающий плиточный пол крытого внутреннего дворика "Атланта", раскинулся фешенебельный комплекс: из трех старинных особняков, элегантного ресторана, уютной маленькой гостиницы и ночной летней эстрады для танцующих. Разумеется в этот ранний час их здесь не наблюдалось, лишь ближе к полуночи клуб принимал облик стильного бара с превосходной винной картой и современной музыкой. Новый принцип демократичности. Раньше сюда почти невозможно было попасть со стороны. Но времена изменились, оставляя по прежнему обязательным лишь строгий дресс код: проигнорировать галстук и дорогой классический смокинг возможным не представлялась. Впрочем, Савицкий и не пытался.
Охранник слегка кивнул, разрешая двигаться дальше. Серж направился прямиком к ресторану, прошел в малый зал и, по рекомендации подскочившего официанта, занял свободный столик. Слева от молодого человека расположилась элегантная дама, с медово золотистыми локонами, уложенными в безупречно красивую прическу. Он видел красивую полуобнаженную спину, чью теплую кремовую белизну подчеркивал роскошный наряд, цвета морской волны.
Она медленно обернулась, чуть приподняв тонкую каштановую бровь, и вдруг одарила его ослепительно ясной улыбкой, впрочем, тут же отведя взгляд. Серж пронзил ее внимательным взором, но беспокоиться было не о чем.
Смутные дни канули в лету, ныне местная публика, хоть и чудилась весьма живописной, опасности не представляла. «Атлант» превратился лишь в статусно модную привычку. Савицкий мельком взглянул на часы, ровно через пятнадцать минут он встретиться с тем, ради кого и затеялась вся эта суета.
Юлиана пересадила Никитку на диван, придвинула поближе игрушки и повернулась к Надежде Аркадьевне.
– Мне кажется, – неуверенно предположила последняя, – что ты напрасно волнуешься, Полина очень часто забывает этот ночник включенным. При дневном свете плохо видно, что он горит. А тем более она собиралась в спешке.
– Это возможно, – согласно кивнула девушка, – но Серж дал вполне конкретные инструкции: не игнорировать никакую странность, пусть и самую обыденную. И потом, почему так долго лаяла Лэсси?
– Ночью была гроза, она тревожит Лэсси всегда, единственное, что меня удивляет, так это отключение электричества. Во всем доме и во дворе тоже недавно меняли проводку, что с ней могло произойти?
– Артем считает, что всему виной ливень, – задумчиво ответила Юля, – монтер его версию подтвердил.
– В таком случае у нас нет причин им не верить, – облегченно констатировала Надежда, – не будем впадать в панику на пустом месте и беспокоить Сержа без надобности.
– Тема уже связался с его человеком, в данный момент он за пределами города, но ближе к обеду будет у нас.
– И разумеется решит, что мы пара вздорных особ, волнующихся из-за несущественных пустяков, – пожала плечами Надежда Аркадьевна.
Юлиана невесело улыбнулась:
– В подобных делах не бывает мелочей.
Серж остановился напротив невысокого полноватого человека, в неброском, но очевидно очень дорогом, костюме песочного оттенка. Получив смс от Маши, он, не теряя времени, прошел через смежный с банкетным залом коридор, ведущий в небольшой уютный салон. Обстановка комнаты была самой что ни на есть обыденной: низкий стол из орехового дерева, два кожаных кресла и такой же диван, рядом с ним приютился стеклянный шахматный столик. Приглушенное освещение делало атмосферу мягче, располагая к неторопливой беседе. Собеседник слегка кивнул, приглашая присесть и негромко обратился к замершему у дверей помощнику:
– Николай, бутылку Хеннесси и мою « табакерку».
Серж едва заметно улыбнулся, его визави ответил испытующим взглядом.
– Твои вкусы все те же, Паладин?
– В этом мы всегда были схожи, "Гуркха" это скорее традиция, чем привычка, – мягко отозвался Савицкий.
– Я не изменяю своему "Черному дракону", – согласно кивнул собеседник.
Из-за парчовой тяжелой занавеси материализовался официант, быстро поставил на стол серебряный поднос, с двумя чашечками черного кофе, пузатую ребристую бутылку, по центру коей значилась знакомая гравировка изготовителя, два бокала в стиле «тюльпан», блюдце с черным крафтовым шоколадом и открытую кожаную коробку, в которой на слоях из оранжевого бархата покоились великолепные тонкие сигары, упакованные в матовые трубочки.
– Можешь идти и проследи, чтобы нас не беспокоили, – чуть резковато бросил мужчина.
Николай кивнул в знак согласия и скрылся за мягкими складками портьеры.
– Соffe cognac cigar, так, кажется, говорят в Европе, правило трех "С" – единственное из немногих, что мне нравится соблюдать.
Паладин протянул руку к чашке, окуная губы в густоватую терпкую жидкость и попутно пытаясь собраться с мыслями. Тот, к кому он решил обратиться за помощью, тоже молчал, смакуя свой обжигающий кофе. Затем настала очередь коньяка, а на последок остался поистине неповторимый чуть горьковатый вкус и аромат "Гуркха".
Табачный дым окутал комнату сизыми волнами, навевая обманчивую расслабленность. Серж успел полностью овладеть собой, его непроницаемо искрящийся взгляд останавливался на старом знаком со спокойным вниманием.
– Ты преуспел в своих давних умениях, – чуть усмехнулся мужчина, – я все также не могу угадать твоих мыслей.
– Я размышляю над вашим предложением, – мягко пояснил Серж.
– Вот как? – низкий глубокий голос рассыпался по комнате тягучими нотами, – это приятно меня удивит, а еще мне бы хотелось: чтобы ты не лишал меня удовольствия отыграться, я знаешь ли не люблю ходить в должниках, ты один рискнул быть исключением.
– Партию? – Палладин выразительно приподнял бровь в сторону янтарных фигур, замерших на крупных красивых клетках.
– Сначала расчет за прошлую, и на этот раз у тебя выбора нет, – жестко возвразили в ответ.
Серж вынул из кармана пиджака маленький треугольный листок, на котором было написано всего два слова и протянул его сидящему напротив человеку. Тот лишь окинул записку небрежным взором, однако в надменном самоуверенном профиле что-то неуловимо изменилось.
– И мы в окончательном расчете, – медленно выговорил Савицкий.
Мужчина молчал, сверля Сержа тяжелым задумчивым взором, затем пододвинул чуть ближе шахматный столик, стоящий на небольших колесиках, и развернул доску, предоставив белую флотилию Паладину.
В глубине души Сергей испытал огромное облегчение, но внешне это никак не выражалось.
– Вариант непростой, Паладин, – наконец отозвался его оппонент, – шахматный проигрыш здесь не кроет, но Божена – дело другое. Я принимаю твой расчет.
– Как она? – поневоле вырвалось у Савицкого.
– Выросла. Ты бы ее не узнал.
– Время… – короткое слово упало в безликую тишину салона.
– Время – наш главный враг и союзник, в твоем случае – первое, – владелец "Атланта" внимательно смотрел в глаза Сержу.
– Всего лишь ставка, – помолчав, проговорил молодой человек, – пусть даже и крупная.
– Ставка не решает исход, – покатав на языке глоток коньяка, все же произнес тот, кому однажды Серж оказал неоценимую услугу, – это пререгатива короля, а точнее его ферзя. Вот кто по настоящему важен.
Савицкий поднял с доски фигурку своей королевы.
– Непредсказуемость, в том ее слабость и сила, – как то странно заметил Сергей.
– Удачной партии, Паладин, – в глазах смотрящих на Сержа больше не было и доли иронии,– а советов я не даю, как ты, разумеется, помнишь.
– Помню, – Серж поставил фигуру на место и придвинулся ближе,– главное, чтобы игра стоила свеч.
3 дня спустя.
Рассеянный взгляд Беррингтона скользил по, действительно, чудной панораме, раскинувшейся за окнами исторического отеля Петербурга. Настоящее сердце города – Исаакиевский собор величаво взирал на заморского гостя. Сейчас Томас был как никогда близок к возможности – сдержать данное жене слово.
Будущие партнеры, совсем неожиданно, встретили его в аэропорту и охотно подвезли до гостиницы, произведя впечатление самое что ни на есть положительное. Сержа Том встречал ранее, пару раз пересекаясь с ним в Лондоне, Рябинин же был ему совершенно не знаком. Но отчего-то импонировал философской натуре англичанина. То ли своей удивительно искреннней манерой общения, то ли прямым и открытым взглядом, или же уверенным твердым рукопожатием.
Владелец янтарного холдинга вопросов не вызывал. Чего нельзя было сказать о господине Савицком, с самого первого взгляда вызвавшим у Томаса странное беспокойство. Может быть от того он не сразу согласился на диалог, опасаясь быть невольно обманутым этим холодно-отстраненым молодым визитером из России. И пусть он часто общался с русскими, по долгу службы или просто по зову души, отдавая дань памяти Лауре, несшей в себе частичку их бунтарской природы, Сергей казался иным. Недоверчивым, притягательным и опасным. Надменная сдержанность не покидала его ни на минуту. Вежливая улыбка не затрагивала холодных проницательных глаз, мерцающих колючими искрами. Впрочем, сегодня он выглядел совсем по другому, и перемена была настолько разительной, что Том усомнился в своей собственной памяти, хранящей образ этого красивого, но абсолютно бесстрастного лица, на коем вдруг проявились доброжелательность и теплота.
Беррингтон приятно удивился и успокоился. Лаура всегда говорила, что истинно русский человек живет не столько велением ума, сколько зовом души и мятежного сердца. Тому очень хотелось выстроить именно такое партнерство. Ему импонировали откровенно дружеские отношения между будущими компаньонами. Отчего то хотелось войти в их круг, сблизиться, узнать этих людей лучше, выйти за грань чисто делового общения.
Рябинин прозводил впечатление счастливого мужа и отца, Серж чудился завзятым холостяком, что не могло не казаться странным, при его безупречной внешности. И еще дно обстоятельство настораживало.
Том качнул головой, отгоняя непрошенные сомнения. И все таки не смог отмахнуться от зудящего чувства неопределенности. И сразу же по прилете, и во время поездки в «Англетер», и наконец за легким завтраком в невероятно уютном кафетерии, с романтическим названием «Счастье», он видел озабоченность Романа. Который бросал на своего друга откровенно встревоженные взгляды.
Беседе, располагающей и приятной, это никак не мешало, но Том перенял у жены – привычку внимательно относиться к людям, подмечая малейшие нюансы их настроения. Тревога Рябинина была явной и отнюдь не надуманной. И Беррингтона хотел знать ее причину.
Вот только не было ли это бестакностью, попыткой вторгнуться в личное пространство? Об этом лучше подумать позже, когда он выспится и хорошо отдохнет. С этими мыслями Том направился в сторону кровати.
Том оказался удивительно наблюдателен, у Рябинина были причины волноваться, при том очень серьезные причины. После завтрака с Беррингтоном, водитель повез их в офис, куда они не наведывались уже очень давно. Документация требовала просмотра и подготовки перед поездкой в Янтарный.
– Серж, давай заедем в больницу, Егору можно доверяться, ты же знаешь?– испытующе глядя на Савицкого, предложил Роман.
– Ром, я прошу: не стоит преувеличивать, – с досадой проговорил Сергей, – согласен, приятного в случившемся мало, но это не должно влиять на подготовку к контракту. У нас катастрафически мало времени.
– Боюсь, что я даже преуменьшаю, – нервно пробормотал Рома, покосившись на невозмутимо смотрящего на дорогу водителя.
В этот миг он жалел, что не сел за руль сам, это лишало его возможности говорить открыто.
– Штатная ситуация, – как можно более равнодушно откликнулся Паладин.
– Мне так не кажется, к тому же я обещал Маше, что мы заглянем в клинику, – вздохнул Рябинин, пуская в ход козырную карту, – и не хочу оказаться обманщиком.
– Что? – последнее заявление пробило невозмутимую броню Сержа, резко обернувшегося к сидящему на заднем сидении другу, – Маша взяла с тебя слово?
– Да, – покаянно кивнул Роман, – и я не вижу причины его не исполнить.
– Скажу тебе больше, друг мой, – иронично заметил Савицкий, – я даже боюсь себе представить: что будет, если мы попробуем это сделать.
– Значит, едем к Егору, – в голосе Рябинина скользнуло явное облегчение.
