Текст книги "Порыв (СИ)"
Автор книги: Моник Ти
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц)
Селифан был доволен тем, что старостой остается Эмма. Она ведь и сама не возразила. Но если всё же она попыталась бы сделать это – Селифан что-нибудь придумал бы. Он уже решил для себя, что так должно быть – потому что он так хочет! Он – учитель! (Селифан прямо так и думал, становясь всё более эгоцентричным). Но он виду старался не показывать, что хочет видеть старостой именно Эмму. «Она особенная» – как-то даже подумал Селифан и – она единственная, кто внушает ему особую долю симпатии. Впрочем, он увидел много приятных лиц, которых действительно хотел бы чему-то научить – чему-то нужному им.
– И раз уж староста ты, я бы хотел, чтобы ты пересела поближе ко мне, – сказал Селифан, находя в этих словах некую изюминку всего урока. Наконец-то он проявляет свою власть! И теперь ему – учителю, обязательно подчинятся. Он был просто уверен, что так оно и будет. Сама эта мысль приводила его в восторг – тешило его обиженное сознание тем, что он не имеет достаточно средств, чтобы учиться и даже оплачивать своё существование. Эта «власть над учениками» сейчас так помогала ему забыть о всех неприятностях, что он, действительно, на мгновение ощутил себя счастливым человеком...И ему хотелось – ужасно хотелось командовать над кем-то, после того, как он сам много лет подчинялся кому-то и особенно своему отцу. И за это ведь отец обещал ему образование – карьеру адвоката, – обещал мечту его исполнить..."а сам уйти поспешил" – подумал Селифан тогда, на похоронах, и только тогда он впервые заплакал, что отца его больше нет.
Селифан уже месяц старается не вспоминать отца, но до сего момента у него это плохо получалось. Он ведь почти и не видел его после того, как покинул свой родной город...и Селифан не знал, простил ли его отец за то, что он так плохо отнёсся к своему будущему...Селифан и сам не знал, почему этот вопрос так волнует его? А в мыслях постоянно вертелось: «Разве не всё равно простил – не простил? Какая теперь разница?! Теперь – его нет» Так Селифан старался не слушать свою душу – свою совесть. Ведь, несмотря на все логические доводы о том, что он ни в чём не виноват перед своим отцом, Селифан чувствовал свою вину перед ним. И настолько огромную, что это жить ему не давало. Но сам Селифан не мог вполне разобраться в проблемах своей души – он не понимал её.
И сейчас даже он не осознаёт, насколько глубоки его угрызения совести. Селифан ведь отказался приехать к отцу, когда тот пригласил его в последний раз на рождественские каникулы. И, вероятно, это не давало ему покоя. Ведь Селифан мог бы поехать к отцу, мог бы увидеть его спустя почти три года...но отказался приехать – совсем без причины отказался, а сказал, что работает...Селифан всегда прикрывался работой, если не хотел принимать то или иное приглашение отца навестить его, а если тот приезжал сам – Селифан всё равно находил повод, чтобы видеть его как можно реже. Он-то ведь знал: отец его – очень занятой человек, востребованный адвокат и у него всегда целый список подопечных, он просто не может задержаться долго в чужом городе. Селифан пользовался этим, он игнорировал отца...И на работу летом он устраивался только для того, чтобы не навещать его.
Теперь он сильно винил себя за это. Сожалел.
Эмма пересела на первую парту, прямо перед ним. И в эту самую минуту Селифан впервые почувствовал родство со своим покойным отцом – ведь он уподобляется ему. Фирс Остапович любил власть – ему нравилось чувствовать себя первым и выше остальных, и это могло проявиться в чём угодно. Но Селифан не чувствовал себя таким уж всемогущим и в какой то степени хорошо осознавал: до отца ему ещё очень далеко...и не надо быть таким. Селифан не раз в своей жизни задумывался о том, что не стоит особо подражать своему отцу. Хоть Селифан и видел в нём пример «сильного» человека, он не мог не замечать его недостатков. И, по мнению Селифана, они-то как раз и мешали ему жить – тормозили карьеру. И к этим недостаткам Селифан приписывал неумение сдаваться и проигрывать.
Фирс Остапович, если решался сделать что-нибудь, старался довезти это дело конца. И во многих случаях, описывая его рвения в работе, было бы уместно сказать, что он «выполняет работу, во что бы то ни стало»...сам Фирс Остапович никогда так не говорил, даже если все дела терпели крах, а любые попытки изменить положение к лучшему терпели крах. А у него так случалось, причём частенько. И Селифан, конечно же, чаще всего являлся свидетелем почти всех его неудач и многочисленных «побед».
Селифан всегда восхищался стойкостью отца – его вещной решимостью. Селифан всегда считал, что он есть такой, какой есть (успешный и богатый), только благодаря своей внутренней, душевной доктрине. И она, по его мнению, являлась главным проводником к раскрытию его личности...Словом, много чего о доктрине отца Селифан нафантазировал в детстве. И всё-то ему чудилось, что отец его некто особенный; и не просто потому, что его с детства проинформировали в вопросе генетики и размножения – о невозможности рождения двух одинаковых людей. Просто Селифан так решил, что отец его и он сам, конечно же, люди исключительные, каких больше нет, и уже никогда не будет. Ну, а всех остальных людей он уподоблял друг другу, возвышая себя и отца до невиданных высот– и всё в своих фантазиях!
Теперь уже Селифан являлся отнюдь не фантазёром – он изрядно устал и мечтать, и представлять себя в той или иной роли. Как уже отмечалось, он хотел лишь одного – стабильности. И желание его это крепло с каждым днём, но осуществлялось всё труднее...И Селифан теперь уже не мог не порадоваться тому, что его взяли на работу сюда учителем....И, видя свою схожесть с отцом, он старался чувствовать себя таким же сильным и неуязвимым, заставлял себя радоваться каждому мелкому и значимому событию в жизни – каждой дольке власти, доставшейся ему...но он чувствовал, что грешит...не его это...Но с другой стороны, ему ведь нравится – ужасно сильно нравится видеть, как ему подчиняются, даже если и не хотят этого делать. Он чувствовал себя на высоте – на вершине той горы, в которую решил когда-то взобраться, «жаль только, что вершина эта так низка – над головами простых учеников...»И мысли подобного рода тревожили его расстроенное состояние духа.
– Навилов, ты тоже пересядь поближе, – сказа Селифан, собственно и пытаясь радоваться всякой «дольке власти».
Он указал место, куда должен был сесть Евфимий, и он тут же пересел. Но Селифан уже не чувствовал того первоначального восторга от своей «учительской власти» как тогда, когда пересаживал Эмму! Селифан подумал даже: «неужели недавно он восторгался не положению „учителя-господина“, а чему-то другому?» Впрочем, в своей душе он рыться не хотел.
Селифан вполне доволен своей работой, выхода другого у него просто нет – деньги очень нужны...
Роберта Селифан тоже пересадил на четвёртую парту. Роберт от этого чуть ли в бешенство не пришел. Он ведь сразу же не возлюбил нового учителя, но зато сейчас – почти ненавидел его.
Сабулова Сергея Селифан также потревожил – посадил на первую парту рядом Эммой...И, по выражению некоторых остроумных учеников, сделал «кашу» из мальчиков и девочек, почти не оставив в классе ни одной однополой пары.
И к середине урока почти не осталось никого, кому бы нравился Селифан.
Теперь он, как губка, впитывал в себя всё недовольство класса – негодование, сопряжённое с дикой злостью. Но зато Селифан действительно чувствовал себя тем самым «господином-учителем», которого хотел пробудить его диктаторский ум. Впрочем, это не доставляло ему особого удовольствия, ради которого стоило бы жертвовать чем-либо дорогим. Командовать ему нравилось, но только до поры до времени...к концу этого же урока он понял, что до диктатора ему очень далеко...он никогда не сможет так любить власть и так наслаждаться ею, как его отец. Он человек простой – до крайности «обыкновенный» и очень посредственный. И примерно так Селифан и начал думать о себе. Но ошибается ли он?!
– Откройте теперь учебники на странице сорок два – сказал Селифан сразу же после того, как всех «рассадил по своим местам» Он решил, что всё же следует начать урок. Это всё-таки нарушение – не проводить урок...До звонка оставалось шестнадцать минут. Ровно столько показывали его карманные часы, которые он положил на край своего стола и не стеснялся периодически заглядывать в них.
– Сегодня у нас «Модуль числа. Уравнение и неравенства, содержащие модуль». Запишите в тетрадях название параграфа.
-А как же «Решение систем неравенств», девятый параграф? – спросил Сергей с небольшим уточнением номера параграфа и, не отвлекаясь на то, чтобы спросить разрешение «на слово»...
– Сабулов, выйдите, пожалуйста, – сказал Селифан крайне недовольно и на сей раз, посмотрев его фамилию в журнале.
Селифан помнил его имя, но обратиться решил по фамилии. Ему показалось, что это будет более «эффектнее» и заметнее для остальных учеников...он хотел, чтобы его слова засели в голове как можно глубже у многих учеников – он хотел их всех заставить призадуматься...
-А... Зачем?.. Учебник взять? – неуверенно спросил Сергей, глядя на своего чрезвычайно недовольного учителя. Тогда Сергей как раз держал в руке книжку, открытую на тридцать седьмой станице...но такой пустяк, как номер страницы учебника не волновал его – он был ошеломлён резкостью учителя.
– Нет,– ответил ему быстро Селифан.
И Сергей подумал: «нелёгкий будет год!» Но к тому моменту, когда эти мысли пронеслись в его голове, он уже стоял посреди класса, чувствуя значительную долю неловкости оттого, что все молчали и смотрели исключительно только на него и учителя. Тишина, которая царила в классе, больше всего заставляло его пробудить в себе чувство вины...ведь оказалось, что учитель вызвал его, чтобы сказать:
-Если можно, я бы попросил впредь поднимать руку, прежде чем ответить. Порядок старый – ничего нового я вам не навязываю...И чем быстрее мы научимся понимать друг друга, тем лучше. Я смогу нормально везти урок, в спокойной обстановке, – последние слова Селифан в особенности подчеркнул, так как тишина для него – главное, – и вы сможете осваивать материал лучше. Так, кто не согласен? – произнося последнее предложение, он не стал концентрировать внимание на слове «так», и тем самым он лишил свой вопрос командирского акцента.
Стоило Селифану сделать паузу в речи, так сразу же Роберт поднял руку. И сделал он это так, чтобы Селифану более всего было заметно, то есть вовремя!..
– Ты чего-то хочешь?.. – обратился Селифан к нему, единственному ученику, поднимающему руку столь не вовремя. В мыслях он уже возмущался данному обстоятельству...Селифан даже по имени не захотел обратиться к нему, хотя и помнил, как его зовут, – он же самый назойливый! Первым стал препятствовать его планам...
– Сказать хочу, – ответил Роберт весьма дерзко и с огромной долей сарказма на лице и в интонации.
– Пожалуйста, спрашивай, – тут же разрешил Селифан, стараясь изо всех сил подавить в себе гнев по отношению к этому «маленькому врагу», вредителю!..
-Я доволен, – сказал Роберт твёрдым голосом.
«Этот много чего ещё может выкинуть...»– подумал Селифан сразу же, как услышал ответ Роберта, а вернее после того, как узнал причину, по которой этот Роберт отнял у него почти целых четыре минуты!
Он ведь отвечал на вопрос Селифана: согласны ли они – ученики отвечать на его вопросы предварительно подняв руку? На этот вопрос совсем не нужно было отвечать отдельным лицам. Ведь хватило бы молчаливого согласия. Селифан же задал такой вопрос, на который никто не осмелится ответить отрицательно.
«Это явный вызов...» – подумал он ещё, глядя на Роберта и чувствуя, что с ним у него может быт много хлопот и непониманий...
– Отлично, садись, – сказал Селифан, стараясь быть предельно вежливым и не показывая свою злость из-за его сарказма. Он хотел оставить личные разборки на потом, если они, конечно, будут. Но Селифану зачем-то казалось, что все-таки да, они будут...Роберт ему очень не нравился, и он понял сейчас, что чувства их взаимны.
Но Селифан пока что счёл ненужным конфликтовать с кем-либо из его учеников и тем боле во время урока. Ну что это такое, когда учитель и ученик пикируются друг с другом, показывая это всему классу? Селифан чувствовал, что он – выше этого. Он всё-таки учитель и должен быть мудрее...ну хотя бы должен казаться таковым. Поэтому-то он и решил переключить своё внимание с Роберта на Сергея.
-Напиши на доске: модуль числа, – сказал Селифан, глядя на Сергея и видя, что тот его слушает.
Сергей не стал возражать и что-либо спрашивать. Он только сделал то, о чём его попросили. Он уже больше не хотел оказаться в таком «дурацком положении» «Ведь ни за что ни про что пристыдили» – впрочем, пусть Сергей и думал так, он не очень-то был расстроен тем, что произошло. Сабулов Сергей – это не человек с легко ранимым самолюбием. И вообще, он всегда любил отвечать на доске, ну, или хотя бы писать там что-нибудь....А вопрос, из-за которого он оказался там, уже и забыл.
-Значит, вы утверждаете, что сегодня мы не должны проходить «модули»? – поднял Селифан почти всеми забытую тему разговора. А обращался он преимущественно к Сергею, который, собственно говоря, и спросил, почему же они пропускают предыдущую тему?..
На сей раз Селифану никто даже не кивнул головой. Всё были отчасти злы на него, за эту последнюю выходку с Сергеем...Всем очень не понравилось то, как Селифан обошёлся с их одноклассником – выставил на посмешище, резко упрекая за невинный вопрос... Но молчание это не было «вызовом» со стороны класса. Просто никто действительно не хотел отвечать Селифану, слов у них не было и дорого оно, как выяснилось, стоит!
Никто бы так и не ответил Селифану, если бы не одна девочка, поднявшая руку. Селифан тут же «ухватился за неё», спросив, чего она хочет?
– На последнем уроке мы прошли параграф восемь. Это «Системы неравенств с одним неизвестным» и «Числовые промежутки» – прочла она тему урока с учебника.
– В таком случае... – Селифан задумался и замолчал на мгновение, но зато потом продолжил весьма уверенно, – Знаете, что мы сделаем? Я думаю, что мы сейчас всё-таки поучим модули, а потом, к следующим занятиям, я выясню, надо ли мне объяснять вам и девятый параграф тоже.
Слова Селифана показывали некоторую долю недоверия утверждениям класса. Но Селифан ничего такого не имел в виду, он просто действительно не знал, как быть? Ведь завуч ему сказала, что сегодня он должен объяснить им тему десятого параграфа...Селифан не мог поступить по-своему или так, как велят его ученики. Он хотел удостовериться, что это будет правильно...И потом, Селифан очень не хотел планы менять. Он так не любит это!.. В жизни его всегда события смещаются от распорядка по планам.
Он ведь даже «концепцию» продумал по проведению урока по теме десятого параграфа – именно десятого!.. Селифану же за день вперёд сказали, какой теме будет посвящён его первый урок.
До звонка Селифан успел объяснить им тему. Так что, получается, он зря надеялся везти пустые разговоры в течении всего первого урока алгебры. Да он и сам понял, что мысль его эта была самая глупая и ненужная. Оказалось, что когда что-то кому-то объясняешь – время летит быстро и незаметно, и особенно так случается, если сильно увлекаешься...Селифан, как раз, так и увлекся уроком. Это было первым занятием с учениками, которое он когда-либо имел в своей жизни. Учителем Селифан до этого не работал, а практиковал он в одной маленькой лаборатории – был помощником профессора Крисайского ( это Фирс Остапович постарался устроить его на такую должность к такому человеку...)
Глава 5. Будни
Оказалось, что Селифан ведёт у своего класса два урока алгебры подряд только лишь один раз в неделю – в среду. А в стальные дни, по его мнению, уроки распределены менее удачно. В пятницу у них тоже два урока алгебры, но, однако, между ними стоит урок геометрии.
Селифан радовался уж, что и геометрию ему не поручили. «А-то от директора этой школы чего угодно можно ожидать» – думал Селифан всякий раз, когда злился из-за того, что ему поручили вести алгебру, и у него возникла необходимость повторять школьный материал. Физику-то он определенно знал хорошо. Хотя, у него и по алгебре стояла оценка пять, он считал себя недостаточно грамотным в этой области. И это вероятно оттого, что он долгое время в школе, а потом ещё и в институте «не мог встать на верную позицию» – как бы он ни старался, труды его отчасти оказывались ничтожными. Но в итоге всех «его страданий», он всё же «дотянулся до пятёрки». Впрочем, Селифану показалось, что в школе-то его отец сильно постарался за него...Селифан подозревал его в подкупе некоторых учителей. Но эти подозрения Селифана уже растворились в небытие. Ведь его отец погиб и нет уже теперь никакого смысла подозревать его в чём-либо. Да и зачем? Селифан ведь был и теперь остаётся вполне довольным своими отметками.
Когда Селифан обстоятельно размышлял о коррупции, он даже сам подумывал о том, что вряд ли бы отказался от помощи отца... и пусть он даже подкупает всех учителей. «Это ведь неважно, когда виден результат» – думал Селифан не раз, когда понимал, что ему «чертовски надоело учиться!» Но он всё же не сдался и большинство своих пятерок в школе заработал сам, ну а в учёбу в институте его отец не вмешивался совсем. Селифан знал это наверняка. И не потому, что он просто чувствовал или думал так – отец его сам сказал, что как бы Селифан ни учился, он будет доволен и не предпримет ничего предосудительного. Под словом «предосудительность» Селифан однозначно понимал его продажность и склонность подкупать... и не только учителей.
Но Селифан не особенно судил отца за это. Он понимал его – надо делать всё, чтобы «победить» И всё же Селифан не хотел сам становиться таким же. Он всегда боялся, что отец его как-нибудь да попадется... ему страшно было представлять это.
Сейчас у Селифана такой период в жизни, когда чувство справедливости в нем возрастает. И он не может представить себе, как он – Селифан Фирсович ставит здесь кому-то пятёрки только потому, что ему дали тысячу рублей. Ему это представлялось в высшей степени «гадким». Ведь называя себя по имени и отчеству, Селифан возвеличивал себя до самого честного человека в мире. И он отказывался понимать, что это не так. Ведь между тем он думал: « а тысячу мало, надо хотя бы пять тысяч – минимум пять тысяч рублей» «Аппетиты» его росли с каждой минутой, но Селифан считал, что просто не может так не думать, не может не мечтать, ведь деньги нужны – и он на мили.
Вот так вот Селифан мечтал о том, что когда-нибудь да кто-нибудь из родителей учеников захочет его подкупить и всегда он убеждал себя в том, что он – честный преподаватель! И бесчисленное количество раз Селифан представлял себе, как он отказывается от «просто так летящих ему в карман денег!» Всегда ему было жаль, что так происходит. А в голове его вертелся вещный вопрос; "а кому нужна его честность?! Кто оценит это?! Ведь любят лишь тех, кто добр, а добр тот, кто не привередлив, ну, и не привередлив тот, кто на всё соглашается! в том числе и на подкуп.
Но больше всего Селифан хотел, чтобы его попытались подкупить именно для того, чтобы отказать...он хотел понять, что же чувствует такой человек – честный человек. Чувствует ли он себя героем или просто счастливым?.. Для Селифана всегда было загадкой то, почему одни люди так просто идут на подкуп, другие хотят очень пойти, но боятся, ну а третьи (их мало, считал Селифан) принципиально отказываются участвовать в «нечистом деле».
А Селифан ведь знал такого человека. Это его дядя Тихон Остапович. Отец Селифана уже давно, около десяти лет назад, поссорился с братом. И лишь когда Селифан подрос, отец его стал изредка навещать брата.
Селифан так же стал частенько видеться с дядей и в конце то концов выяснил причину их сильных разногласий. Оказалось, что это из-за его отца они поссорились.
Фирс Остапович тогда в очередной раз участвовал в одном «подлом деле». Тогда он был ещё совсем молод, а карьера его только начиналась. Он, конечно же, не собирался тогда никого подкупать, никому врать. Но вышло так, что это сделал его подопечный – богатый человек с известным именем. Он подозревался в незаконном проникновении в лабораторию морга с целью похищения органа одного из умерших; долго разбирались в этом деле, не ясно было даже причины, по которой этому человеку мог понадобиться какой-либо орган покойника. Со здоровьем у него, как выяснилось позже, оказалось всё нормально, и ни один из его близких также не нуждался ни в какой операции, и в организованной преступной группировке по продажам органов его так же не заподозрили – никаких улик на то не оказалось. Мотив вторжения этого человека в городской морг уходил глубоко в землю и это был один из редчайших дел, которое поручили Фирсу Остаповичу... Да и вообще, оно действительно, казалось, не имеет ни единого шанса к раскрытию. Было известно лишь одно – его подопечный незаметно вторгся в морг и «перепотрошил» тело одного из покойников. Но что самое интересное – пропажи органа так и не обнаружили... и долго шли споры о том, хотел ли его подопечный вырезать ему что-либо или же всё-таки нет. Прокурор настоятельно утверждал, что да, хотел, но не успел лишь потому, что его вовремя обнаружил свидетель Наум Мартьянович. Его то, в конце концов, и обвинили в соучастии в этом преступлении. А всё потому, что подопечный Фирса Остаповича, то есть обвиняемый уговорил этого свидетеля дать показания в суде в его пользу.
Наум бы и отказался делать это, если бы ситуация не позволяла так просто выдать ложь за правду. Ему нужно было лишь сказать, что подозреваемый, когда делил на части тело умершего, был в состоянии невменяемости и плохо соображал – на вопросы ответить никакие не мог, а на угрозу вызова полиции никак не реагировал (это было почти правдой) А ещё Наум должен был подтвердить, что между умершим и этим человеком в прошлом были сильные разногласия...но Фирс Остапович считал глупым выдавать его подопечного за сумасшедшего и тем более после того, как тот продемонстрировал невероятное здравомыслие и сознательность на всех допросах. Никаких сомнений в его ясном уме ни у кого не могло возникнуть.
Фирс Остапович узнал о соглашении Наума Мартьяновича и его подопечного, но он сделал вид, что не в курсе. Ведь ему было выгодно, чтобы его подопечного оправдали, а признание его сумасшедшим помогло бы это сделать. Хоть Фирс Остапович и не верил в реальность этого плана, он не воспрепятствовал выполнению «соглашения». Он просто понял, что иначе ничем не сможет помочь ему: слишком мало фактов в его пользу – их почти нет.
Как и предполагалось, подопечного Фирса Остаповича признали психически нездоровым человеком и поместили в лечебницу, но, увы, ненадолго. Когда этот человек вновь вышел на свободу из психиатрической клиники и уже признанным абсолютно здоровым, дело против него вновь возбудили. Но на сей раз под статью попал ещё и Наум Мартьянович... его задержали как сообщника.
Долго разбирали это дело, а в итоге доказали виновность обоих. Науму Мартьяновичу дали два года условно.
Об этой истории и её деталях узнал Тихон Остапович. Наум Мартьянович оказался его большим другом и коллегой по работе. Фирс Остапович же узнал об этом позже, только тогда, когда он сам поделился с братом «проблемами» Ну а после Тихон Остапович пытался заставить брата дать показания уже в качестве свидетеля против своего бывшего подопечного...Фирс Остапович посмеялся и сказал, что это невозможно – карьера важнее неприятностей каких-то там преступников. А преступником то Фирс Остапович называл Наума Мартьяновича, который решил «нажиться за счет его подопечного и дал ложные показания в суде». И, кстати, Наум Мартьянович получил значительную сумму денег за свои ложные показания... позже только – поплатился за это.
Этот случай сильно обострил чувство справедливости в Тихоне Остаповиче. Он, как уже говорилось, окончательно перессорился с братом и превратился в ярого чтителя законов. И он уже был таким, когда Селифан, будучи подростком, стал с ним общаться.
Селифан тогда не раз восхищался своим дядей; его простота и душевное великолепие, казалось, не могли не притягивать. Но дядя Тихон его был и остаётся до сих пор крайне бедным человеком, всё так же работающим в морге... Это жуткое, как считал Селифан, обстоятельство не могло позволить ему брать пример с дяди. Но он хотел – мечтал попробовать быть таким же правильным и справедливым, как и он.
Сейчас же Селифан понимал, что это детские чаяния заставляют его мечтать быть честным. Ведь он-то раньше думал, что в этом и заключается смысл счастья. Теперь же он мыслил несколько иначе: «счастлив тот, кто позволяет себе быть таким, каков он есть». И дядя его по натуре такой «праведный», а отец его – «немного негодяй». И добавляя такое небольшое уточнение к слову негодяй, он как бы улучшал характеристику отца, облегчал его грехи! Да и зачем ему – Селифану строго судить отца? В конце то концов он достиг чего-то в жизни, за исключением некоторых, в том числе и его дяди. А главное, Фирс Остапович сам выкарабкался из нищеты, без чьей-либо помощи. А вот Тихон Остапович – «он, как вещный ребёнок, всегда ждал помощи от кого то, – ждал, что успех ему принесут на блюдечке с подносом» Так всегда говорил Фирс Остапович, когда речь заходила о его единственном брате Тихоне, который всегда его осуждал.
А ведь Фирс Остапович всегда помогал ему, всегда относился к нему по-братски. Так было даже после того, как они поссорились из-за того запутанного дела. Фирс Остапович не раз выручал его семью материально, когда нужда их возрастала до предела... Но а Тихон Остапович – гордец, он не брал денег у брата, говорил, что они грязные, счастья не принесут и прочее подобное. Но зато жена его – «мудрая женщина» и ради образования сына она оставила мнение мужа в стороне. Они, конечно же, после этого долго ругались, но в итоге у Тихона Остаповича не осталось аргументов против жены. Он признал всё-таки, что образование сына, возможно, стоит дороже его «душевных никчёмных амбиций».
Сегодня понедельник – день особенно тяжёлый для Селифана. Но не оттого он тяжелый, что является первым днём недели, просто у него шесть уроков алгебры с разными классами и плюс ещё один урок физики. Это явно неправильное распределение занятий!.. Ведь в остальные дни "окошко за окошкой "! Ну, или почти так.
Как бы Селифан хотел переместить одну – хотя бы одну алгебру во вторник или даже на четверг, – это его самые свободные дни. И ему приходится по два, а то и по три урока подряд сидеть в пустом классе.
Иногда в одно «окошко» к нему приходит ученик, и он проводит индивидуальное занятие за совершенно частную оплату. И можно даже сказать, что мечта Селифана отчасти сбылась, он ведь хотел иметь дополнительный заработок в школе – получил. Селифан счел это большим везением – меньше чем за неделю найти себе такого ученика... Самое хорошее в этом деле было то, что деньги от этих уроков доставались лично ему целиком и полностью и «никаких налогов»! – дума он.
Селифан проводил эти занятия абсолютно скрытно, или почти так. Он давал частные уроки ученикам тех классов, у которых сам ведет урок.
«Дураков-то хватает» – решил он и предложил родителям малограмотных учеников «подтянуть его сына, или дочь, по алгебре». Поначалу, он собирался это делать безвозмездно, но пожаловался на нехватку денег... Впрочем, Селифан даже и не думал за так учить, из благородных побуждений. Селифану ведь самому нужно учиться. Но хитрый план внушения родителей некоторых учеников о необходимости заниматься с их ребёнком индивидуально сработал.
Ну и попросил он, чтобы это втайне оставалось – правду сказал, да и перед коллегами ему было бы не по себе...Селифан-то почти не общался ни с кем. В свободное от занятий время он, как правило, «занимался с самим собой», то есть, учил предметы, которые ему задали в университете.
– Ребята, у меня к вам просьба сегодня, – сказал Селифан в конце одного из уроков. Это было в пятницу перед физикой. -У кого есть «решебник» к этому учебнику?
Вопрос данный всех ужасно удивил. Никто не ожидал услышать его..."Да какой дурак скажет, я имею?!" – подумали многие и молчали, с важным видом глядя на учителя.
– Ну а вы?.. – обратился он к девушкам, сидящим целым рядом, но в паре с мальчишками.
Все опять молчали и лишь некоторые кивнули головой отрицательно. Эмма тоже была среди них, но она никак не отреагировала. Да, ей и не очень-то требовалось отвечать учителю, ведь она сидела на первой парте, и он не смотрел на неё, когда задавал этот вопрос – Селифан стоял напротив второй парты.
– Да...не думал, что вы такие... – обиженный с досадой заговорил Селифан секунды три спустя.
– Какие? – спросил какой-то смельчак, полный энтузиазма и предвкушения ответа.
– Скучные! – сказал Селифан в духе того парня, который задал ему вопрос, и несколько обиженно.
– Ну, хорошо, – продолжил он после длинной паузы, – тогда другой вопрос: кто согласится купить мне «решебник»?
«Ну и назойливость! – подумали тут же некоторые ученики и решили – Не к добру это».
-Да хватит уж вам, – досадовал Селифан, когда тишина в классе совсем стала раздражать его; сейчас бы он не злился, ели кто-нибудь ответил бы что-либо, не подняв руку, – в самом деле, у кого их сейчас нет?!
Роберт улыбнулся и это не мог не заметить Селифан. Казалось, Роберт специально хотел показать ему, в каком настроении духа он находится. Но Селифан понять не мог до конца суть этой улыбки: толи Роберт иронизировал над его словами; толи радовался тому, что «учитель в проигрыше» – ему все молчат; толи Роберт просто беззлобно соглашался с его мнением...
И трёх секунд не прошло, как Роберт заговорил. Но он, как и положено, сделал это, поднял руку и привлекая этим всеобщее внимание. Никто ведь не решался сказать что-либо и Роберт в некотором смысле становился в их глазах героем! И вообще, Роберт в последнее время стал очень общительным – всех чем-нибудь всегда поражал.
Когда Селифан разрешил ему говорить, Роберт немедля ответил на его риторический вопрос:
– У меня нет!..
-Ну, Яшков! в тебе то я уж точно не сомневаюсь! – сказал Селифан, возмущаясь его наглостью и в то же время восхищаясь его этой «особенной дерзостью» Он уже привыкал к подобным выходкам Роберта. Селифан старался смотреть на это философски: не злился уже почти и даже находил в Роберте нечто особенно привлекательное – способность постоять за себя «на высоком уровне». А «высоким уровнем» Селифан называл методы тонкого воздействия на психику собеседника, то есть манипулирование им...Селифан, конечно же, знал, что Роберт навряд ли знаток психологии, но он говорил себе не раз: «этот парень явно чувствует, как надо правильно резать словом...»
