Текст книги "Порыв (СИ)"
Автор книги: Моник Ти
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)
Он так и сделал, когда вошёл и сел на диван рядом с ней. Зал был светлый и прибранный, а бело-коричневые обои приятно сочетались со всем интерьером комнаты, показывая изысканность вкуса жильцов.
Эмма предложила выпить ему чаю, но он отказался. Селифан поскорее хотел перейти к делу... Они говорили уже полчаса, и он начал недопонимать её. Вопросы типа, зачем же Эмма пригласила его, стали осаждать голову Селифан всё больше и больше. Ему надоело говорить ни о чём. Эмма, казалось, не собиралась рассказывать о себе что-либо, специально путано вспоминала какие-либо несущественные эпизоды своей жизни. Но это он считал их несущественными, и он же обвинял Эмму в том, что она специально избегает серьёзного разговора. На самом же деле Эмма по-своему вела себя естественно, просто была плохо сконцентрирована на реальности.
Селифан не показывал своего недовольства их разговором. Он ждал, когда она сама решит сменить тему на более существенную... Он терпеливо слушал рассказы о её детстве, о том, как она в озере чуть не утонула, когда одна на рыбалку пошла в девять лет. О том, как с отцом вместе ходила туда, к этому озеру. Много чего он ещё услышал от неё. Эмма особенно долго рассказывала о том, как стакан разбила, и как потом её родители ругались сильно.
Всё это было неинтересно Селифану, но уважение проявить к её воспоминаниям он считал необходимым.
– Ну что, рассказывать ещё? – внезапно спросила Эмма, приведя его в особое изумление. Селифан и предположить тогда не мог, что она может так заговорить. Она в буквальном смысле перебила себя саму и вставила этот вопрос в свою речь. Он прозвучал очень некстати.
– Я послушаю, ты можешь рассказать, – заставил он себя силой произнести эти слова. Но подумал, что не вынесет, если Эмма всё же не прекрати о глупостях говорить. Он так и не услышал ничего о её матери, о том, что с ней стало? Не знал даже, что она умерла. Всякое предполагал, но спросить не решался.
– Я не хочу, – сказала она, наконец, правду. – Зачем тебе знать обо мне всё? Ты даже не ответил мне.
– На что не ответил?
– Не бросишь меня?
Селифан отвернулся от неё и посмотрел на беловато-серый линолеум, но отвечать уже не собирался ей. Тогда Эмма добавила одно слово в свое предложение:
– ...быстро?
– Быстро? – переспросил он с удивлением и тут же ответил. – Быстро не брошу. А почему ты думаешь?..
– Все так делают. Я не хочу, чтоб и ты тоже...
– Этого не будет, – заверил Селифан. Теперь уже он лучше стал понимать её (ему так показалось).
– Обещать можешь? – настаивала она.
– Может, могу... – ответил Селифан очень неуверенно и, не желая уступать ей. Он не любил давать какие-либо обещания, хотел быть свободным от всяческих обязательств, быть не связанным с кем-либо... А Эммино требование приводило его в тупик. Селифан не знал, что делать и что говорить, когда она заводила этот разговор. При всём наивном содержании своём, вопрос этот оказывал на него сильнейшее психологическое давление. Казалось ему, что вот он ответит «да, я никогда не брошу тебя», и окажется навечно связанным с нею. А Селифан боялся этого больше всего. Он не хотел ни от кого зависеть психологически. И даже если солжёт, думал он, это всё равно как-то плохо может сказаться на нём. Селифан итак чувствовал, что всё больше и больше привязывается к Эмме. Он не хотел, чтобы его это увлечение школьницей Эммой превратилось в некую манию. Он уже был одержим желанием к ней... Селифан хотел свободы, но сейчас он больше хотел быть с ней, любить её... и это перестало уже казаться ему чем-то невозможным.
– Точно скажи, – велела она. Эмма была недовольна его ответом.
– А ты позволишь?.. – спросил он, проведя рукой по её плечу вниз, до запястья и приблизившись ещё на сантиметров двадцать к ней. До этого они итак сидели на расстоянии около полуметра друг от друга.
– Ответь.
Селифан попытался поцеловать её, но она опять с раздражением уже слегка отпрянула назад и повторила:
– Не так. Ответь сначала.
– Ладно. Чёрт с тобой! Обещаю не бросать тебя быстро, – сдался Селифан и понял тут же, что его предложение прозвучало более чем нелепо, да ещё и грубо очень, ведь он фактически обещал непременно бросить её спустя определённое время. Селифан не хотел так говорить, он решил оправдаться вопросами:
– Но давай не будем ставить срок?.. А если я не захочу бросать тебя вовсе? Я буду обязан?
– Тогда обещай не бросать меня никогда? – принялась Эмма за своё.
– Зачем такие сложности. А нельзя ли просто... – он запнулся немного, так как опять почувствовал, что она сторонится его, не дает приблизиться к себе, – просто любить друг друга и ...
– И что? – требовательно спросила Эмма, заставив его обратить внимание на его же "и".
– Что-нибудь. Не могу же я жениться на тебе, в конце то концов! Сколько можно? – выразил Селифан свою обиду её навязчивостью.
Эмма улыбнулась.
– Этого я не прошу, – сказала она и отложила его руку в сторону со своего колена.
– Тогда что же? Зачем звала?
Эмма стала чувствовать его раздражение и не знала, как себя дальше везти. Она боялась агрессии. Селифан сейчас сказал ей почти то же, что некогда Максим на посадке в их предпоследнюю встречу. И у неё появился повод сравнить их... Эмма итак не любила Селифана, а после последнего вопроса переполнилась к нему сильнейшим отвращением. Ей вдруг захотелось прогнать его и не встречаться с ним больше никогда.
Она решила, что больше не будет тянуть с объяснениями: «Пусть уж он лучше рассердится и уйдет сам или примет условия их любви».
– Поможешь мне, если позволю?.. – спросила она.
– Не понял?
Селифан недовольно и вопросительно взглянул на неё, как бы убеждаясь в том, что правильно всё услышал и понял.
– Я же говорила, что проблемы у меня. И мне помощь нужна, – она замолчала, хотела, чтобы Селифан что-либо сказал, но не дождалась этого и добавила: – материальная.
Стоило ей сказать это, Селифан тут же серьёзно отошёл от неё и сел на стоянии чуть больше одного метра. И спросил:
– Берна знаешь?
Эмма опустила голову, как бы задумавшись, как бы разочарованно сказала:
– Роберт был прав. Нет, не знаю я никакого Берна.
– Не верю. Врёшь ты всё. Хватит тайн.
– Уходи, – велела Эмма. Ей становилось всё более неприятно находиться рядом с ним и слушать его. Может, Эмма боялась услышать что-либо очень неприятное. И услышала следующее:
– Так не пойдёт, Эмма. Никуда я не уйду. Раз уж ты за деньги себя мне предлагать стала, я хочу знать всё. Будь добра объяснить.
– Уходи! – крикнула она ему бешеным голосом, когда он только говорить закончил. – Любовь – не безвозмездная штука! Так что иди вон!
Селифана очень оскорбили её последние слова, особенно то, что она призналась, что лишь ради денег старалась влюбить его в себя. А он чувствовал, что ей это удалось. Селифан ни за что на свете не хотел вот так вот уходить.
Селифан старался везти себя невозмутимо, и он, не обращая никакого внимания на её требование, сказал:
– А я, всё-таки, не откажусь от чая.
– Будешь уходить, запри дверь, – ответила она на это так и пошла включила телевизор.
Она нервно вертела в руке дистанционный пульт управления и бесцельно переключалась от одного канала к другому.
Раздражение Селифана росло. Он понял, что не может заставить её подчиняться ему. А ведь еще только пару секунд назад Селифан был на сто процентов уверен, что заставит её поволноваться, заставит принести ему чай. Он был уверен, что непременно будет повелевать ею, хотя бы некоторое время.
Когда Эмма сказала, что ей его деньги нужны, Селифан не просто оскорбился, почувствовал, что в него бес какой-то вселился. Он вдруг почувствовал власть над ней, такую большую, что стал даже думать какой-то своей недоброй половиной, что может теперь всё. Он быстро осознал ту реальность, которую она описала ему. Эмма предстала в его глазах зависимой от денег, а следовательно – зависимой от него. Селифану очень нравилось такое положение дел. Он не мог этого отрицать. Он хотел, чтобы Эмма подчинялась ему, делала всё, чтобы он ни приказал. Ему вдруг унизить очень захотелось её, заставить в ещё большей степени понять ситуацию и быть с ним вежливой, почтительной, исполнительной. Селифан не мог не воспользоваться этим случаем, чтобы «поставить её на место».
И Селифан забыл на мгновенье, что у него нет денег, а значит, он не может властвовать над ней. Но суть этого вопроса был не в деньгах, Селифан это прекрасно понимал. Дело в том, что он просто ощутил, что по социальной лестнице стоит намного выше её, чуть ли не на самом верху, а она – в самом низу. И это заблуждение не могло не породить в нём низменных инстинктов и желаний.
Он подошёл к телевизору и выдернул вилку из розетки. Затем молча подошёл к ней и попытался забрать пульт.
– Что? – ответила на это Эмма и прямо посмотрела ему в глаза.
– Встань, – велел он ей. И высокомерный и презрительный взгляд Селифана пал на неё со всей тяжестью психологического груза.
Эмма отдала пульт. Но не потому, что он потребовал, а из своих весьма рациональных соображений о том, что он ей больше не нужен. Она не желала смотреть телевизор, а тому, что Селифан выключил его, была только рада. Но её оскорблял его неуважительный тон.
– Ты чего не уходишь? – спросила она. – Я же ответила тебе «нет».
– Нет. Это я должен был ответить тебе. И я не ответил нет. Так что давай, неси мне чай.
Эмма всё-таки принесла ему чай и себе. Когда она села рядом, Селифан принялся медленно пить его и при этом смотрел на неё вопросительными глазами, как бы веля объяснить всё. Но Эмма не торопилась этого делать. Она молча смотрела на него, не зная, что говорить и что делать дальше. Она поняла, что никаких резкостей Селифан не потерпит и от него не так-то просто избавиться. Она решила сказать правду о размере своего долга. Но прежде узнать захотела:
– Откуда ты знаешь Берна? Ты упомянул такое имя.
– Упомянул. Только это ты мне скажи, откуда ты знаешь его? – он преднамеренно подчёркнуто произнёс местоимение «ты» и с лишним повторением, чтобы сконцентрировать её на мысли о том, что сейчас смысл имеют лишь её поступки, её связь с Берном.
– Это неважно. Я должна ему просто, вот и всё. Деньги должна отдать, – пояснила Эмма.
– Я в курсе. И сколько же?
– Это неважно, я не скажу тебе, пока не ответишь?..
Эмма вдруг внезапно передумала рассказывать ему о размере долга, что-то её стали настораживать его расспросы, она восполнилась к нему недоверием.
– На что не отвечу?
– Сколько дать сможешь?
– Я? Тебе? Да нисколько, – презрительно заявил Селифан.
Услышав это, она сбила кружку с горячим чаем с его руки.
– Обалдела что ли? – возмутился он. – Я чуть не ошпарился.
Бокал разбился, и осколки его разлетелись по полу. А на почти белом линолеуме образовалась коричневая лужа, очень неприглядного цвета для столь изысканного интерьера.
– И не того заслуживаешь. Не играй со мной, Селифан, пожалеешь, – сказала она, со злобой глядя на него. И Селифан сейчас мог увидеть в её глазах лишь ненависть, больше ничего.
– Звучит, как угроза. Только вот играю то не я, а ты со мной. Сколько ещё это будет продолжаться?
– Нисколько говоришь? – затронула она тему прежнего своего вопроса и ответила: – Вот и я так скажу: «да нисколько!» Иди отсюда. И прощай на этом.
– Нет уж. Так не получится, – сказал он, схватив её за запястье.
– Что ты собираешься делать, ― спросила Эмма, посмотрев ему в глаза.
– Думаешь, так можно? Соблазнить и бросить? По-твоему это нормально? – начал он её упрекать, так как больше уже ничего не мог сказать. Не знал, что можно даже... И он понял, что стал переходить дозволенную грань грубости в их общении. Селифан увидел страх в её глазах. А он не хотел, чтобы она боялась его.
– Ненормально это, если хочешь знать. Но мне нужно было.
– Да мало ли, что тебе нужно было...
– Деньги нужны были. И сейчас нужны. И немало, – напомнила она ещё раз, бесцеремонно перебив его.
– Так нельзя поступать. Со мной ты...
– Да, конечно, с тобой нельзя так поступать, – опять перебила его Эмма, не желая дослушать, хоть он уже и собирался о другом заговорить, и она почувствовала это. – Со мной только можно так поступать. И вообще, по-всякому можно поступать, как только захочешь.
– Я этого не говорил.
– Но подумал. Это неважно. Уходи. Пожалуйста, уходи.
– Но я люблю тебя и хочу...
– Я знаю, знаю, что ты хочешь меня... – сказала она, внезапно сев на диване и закрыв лицо руками. – Но уходи. Прошу тебя, не трогай меня.
Селифану показалось, что она плачет. Он не знал, что делать, но уйти, не выяснив ничего, не хотел.
– Я хотел лишь узнать...
– Нет, нет. Я знаю, чего ты хотел. И хочешь. Я понимаю. И я думала, что смогу. Но нет. Я ошибалась.
– Почему ты так? Я же не требую, чтобы ты сразу дала мне, – серьёзно объяснил он. – Просто не прогоняй меня.
– Но нет, нет! Ты мне не сможешь дать ничего! Понимаешь?
– А как же любовь, чувства?
– Это ты не понимаешь. Любовь – это привязанность только и ты привык ко мне, вот и думаешь...
– Нет, Эмма, это не только привязанность.
Он дотронулся до её волос, скользнул рукой по их шелковистой поверхности и услышал:
– Прости меня, я просто ошиблась. Ты же учитель только и я не думала, когда начинала... Я сама разберусь со своими долгами.
Они молчали около пяти минут, Селифан настойчиво продолжал сидеть у неё на диване. Но она уже не пыталась прогнать его. Смирилась с его присутствием и потому ещё, что больше не чувствовала никакой опасности от него.
– Давай ты расскажешь мне о Берне и причине своих долгов? – попробовал Селифан вновь узнать у неё что-либо, но теперь уже она наотрез отказала, сказав:
– Нет.
Ответ её прозвучал очень быстро, но точно. Селифан понял, что нет смысла продолжать сидеть у неё. Она, как ему показалось, испытывает некий душевный дискомфорт в его присутствии. И для этого ему необязательно даже приближаться к ней слишком близко. Он решил уйти сейчас и прийти в другой раз. Селифан не сомневался в том, что время изменит и её решение молчать о своих проблемах и её негативное мнение о нём. Но в последнем он сам оказался виноват, Селифан понял это в ту же минуту, как попытался объяснить ей свои желания.
– Давай ещё встретимся?
– Нет. Я не хочу.
– Но почему?
– Не нужно. Не надо ко мне привязываться, потом хуже будет, – объяснила Эмма, нерешительно и робко посмотрев на него.
– Хуже кому? Тебе или мне?
– Тебе, – ответила она, стараясь избегать продолжительного зрительного контакта с ним. Эмме уже стыдно стало за свои прежние деяния, за все попытки влюбить его в себя, ведь они ненужными оказались, не смогли принести ей ничего, кроме дополнительных хлопот. И теперь Эмма не знала, что дальше у них с Селифаном будет? Ведь Роберт сказал ей, что теперь он уже не отстанет от неё. Эмму это сильно пугало. А то, о чём Селифан только что попросил, косвенно доказывало слова Роберта.
– Значит, всё-таки, действительность такова? Ты только использовать меня пыталась? – спросил Селифан, недолго думая, что ответить ей. Пусть они уже говорили на эту тему, он хотел ещё... Селифан в это верить не хотел. Но он уже убедился в искренности её ужасного признания.
Они говорили ещё час с лишним. Эмма не гнала Селифана, хоть и хотела это сделать. Она думала, что если начнёт вдруг просить его уйти, он может опять выкинуть что-либо непредсказуемое. Она чувствовала, в нём таится много жестокости и лишь ждет выхода наружу, толчка какого-либо. И она не хотела сделать этот толчок.
Эмма никогда уже не могла видеть в людях доброе начало, она предпочитала наоборот, искать во всех только проявление дурного. И лишь так она оберегала свою душу и тело от страданий. Иначе не могла.
Эмма подождала, пока Селифан сам не решил уйти. Это произошло не так быстро, как она надеялась и ожидала. Они говорили ни о чем, продолжая обсуждать тему её предательства. Селифан долго высказывал свою обиду, огорчение ею, и где-то сорок минут он «мораль читал» ей. Но это всё ничуть не трогало Эмму, не порождало в ней не то, чтобы чувство вины или раскаяния, – даже мыслей новых.
Глава 16. Смерть Роберта
Прошло уже более двух недель с тех пор, как Селифан виделся с Эммой в её квартире. Но больше им ещё не пришлось поговорить. И Селифане ждал, каждый день ждал, что она придет в школу, и они смогут поговорить. Он увидеть хотя бы хотел её. Но Эммы не было.
Селифан лишь раз за этот период мельком заметил её силуэт, спускающийся с лестницы. И решил, что, вероятно, она ему только привиделась.
Селифан уже не хотел преподавать, начал думать об увольнении. Он решил, что лучше уж на Берна работать, зарплату нормальную получать, нежели «мотаться каждый будний день в школу и собирать долги». И Селифан понял ещё, что Берн действительно не один ведёт дела и не с несколькими компаньонами, а является связанным с некоторой крупной организацией. Селифан не хотел думать, что и она нелегальная.
К тому же, когда он в последний раз виделся с Берном, тот предложил ему весьма допустимую должность в их организации. Это была работа охранника. И привлекла она его лишь потому, что Берн предложил не только работу, но и ночлег с учётом его сложного положения в этом вопросе. И выяснил Селифан ещё и то, что Эмма действительно задолжала именно Берну весьма крупную сумму денег. Он сильно удивился этому и даже верить не хотел в то, что Берн рассказал. Селифан решил сам обо всём расспросить Эмму при их следующей встрече.
Восьмого марта Селифан был чрезвычайно занят не только мыслями о принятии важного решения вскоре уволиться, но и кое-чем другим. Естественно, тут не обошлось без Берна. В очередной раз он предложил Селифану «выгодное дельце, не связанное с криминалом». Берн обещал это Селифану.
..И Селифан направился в посёлок близ города. Это был его первый выход за город. Раньше Селифан если и выезжал куда-то, то только в отцовский дом, чтобы с дядей повидаться или двоюродным братом Демидом.
Селифан не имел точного маршрута, так ему казалось до поры до времени. Берн дал адрес, куда Селифан должен прийти и осмотреть помещение, которое ему предполагается в будущем охранять.
Поначалу такая идея Селифану чрезвычайно не понравилась, ведь она как бы косвенно предполагала его последующее безусловное согласие на предложение Берна. А Селифан ещё думал. Он не только себе так говорил, но и возможному работодателю. А то, что Берн может им стать, Селифана вдвойне не устраивало: он был склонен видеть в этом нечто коварное, какой-то хитрый план Берна. Но Селифан не мог ни на что жаловаться, ведь Берн казался очень искренним другом, пытающимся оказать ему реальную помощь. И Селифан не мог отрицать этого. А вот поверить в его чистые умыслы всё же не решался. Особенно после того, как узнал, что Эмма зависит от него. Селифан и вообразить не мог, что будет, если Эмма не сможет отдать ему деньги. А он знал, что она не сможет этого сделать... Селифан не затрагивал тему долгов Эммы, когда говорил с Берном. Он знал и прекрасно понимал, что ни о каком прощении долга и речи идти не может. Берн дал уже это понять Селифану косвенными намёками. Ведь Берн – здравомыслящий, рациональный человек, да к тому же ещё очень жадный до денег. И он не тот, кто прощает долги. И неважно, что его об этом просит друг. Ведь речь идет о его заработке, его деньгах. Селифан не сомневался в том, что всё на самом деле так и есть.
Перед Селифаном встала задача: дойти до посёлка, найти дом по адресу, поговорить с главным комендантом (так велел Берн и называл комендантом главного управляющего по финансовым вопросам в его Доме) и вернуться уже с готовым решением. Вот Селифан и шёл и думал одновременно, что же ему делать дальше? Селифан не хотел идти против Берна и даже не хотел ему в чём-либо грубо отказывать или вообще отказывать. Он думал, что если испортит отношения с Берном, то потом пожалеть может об этом. К таким выводам Селифан пришёл почти сразу же. Он полагал, что если даже Берн и не простит ей долги, то хотя бы будет более или менее снисходительным и посоветуется с ним, прежде чем предпринять в отношении неё «что-либо нехорошее». Селифан очень хотел этого – более дружеских отношений с Берном и его относительную поддержку.
Селифан не сомневался в том, что пока он общается с Берном и твердит ему чуть ли не на каждой их встрече (а они у них где-то три раза в неделю) о своей любви к Эмме, он не посмеет без предупреждения как-либо навредить ей.
Селифан побаивался Берна и его власти, и его преступного авторитета. И в том, что последнее имеет место быть, он не сомневался. Но Селифан не хотел связывать себя с Берном в его преступных делах, но желал получать от него какую-либо поддержку и психологическую в том числе. Последнее-то как раз и притягивало Селифана к нему. Селифан всегда нуждался в сочувствующем лице. Без этого не мог противостоять жизненным трудностям (ему так казалось, когда он оставался один и начинал испытывать недостаток общения).
На улице стояла типичная весенняя, сырая погода. И Селифан в такое время года в особенности не любил какие-либо походы за город. А то, что он сейчас делал: шел чуть ли не куда глаза глядят без какого-либо точного ориентира, напоминало ему именно поход. Больше всего Селифану не нравилось безлюдность этого места. И тропинка, ведущая в посёлок, была почти незаметной, совсем непротоптанной. Он почти не сомневался, что отсюда редко кто ходит и был уверен, что наверняка есть и другой способ попасть в этот посёлок, в которую он идет. И Селифану не нравились его подозрения на этот счёт, ведь он опять в чём-то хотел обвинить Берна. Впрочем, на сей раз повода не было никакого, Селифан по всяким соображениям приходил лишь к одному выводу: Берн не стал бы заставлять его пройти семь-десять километров, если бы с города имелась другая дорога. И Селифан терпеливо шагал.
Не доходя до посёлка, Селифан вдруг остановился, увидев, как ему показался, знакомый силуэт. Он решил посмотреть, куда же пойдёт этот человек? И Селифан был ещё удивлён, что встретил здесь кого-то: он не рассчитывал на это. И Селифан чувствовал, что идет уже «подозрительно долго», хотел удостовериться в том, что не спутал маршрут.
Незнакомец шёл по грунтовой дороге, проделанной нередко проезжающими автомобилями. И подозрения Селифана в том, что есть и другой способ попасть на этот посёлок, уже рассеялись. И он понял, что ему надо идти прямо туда, до пересечения тропинки с этой дорогой, ну а потом, наверное, решил он, следует по этой главной дороге зайти в посёлок.
Селифан надеялся, что внутри посёлка всё организовано и проставлены номера домов. Приходилось раньше ему посещать некоторые деревни, на которых редко встретишь какую-либо информативную табличку. И поэтому Селифан опасался попасть в «лес домов». Он решил непременно пообщаться с пешеходом. Само его появление здесь казалось неким чудом, как бы предопределяло их разговор.
Все произошло чрезвычайно внезапно. ВАЗ 2112 выехал из посёлка и на ходу сбил пешехода.., того самого, с кем Селифан рассчитывал поговорить. И это не казалось случайной аварией, Селифан был уверен, что его специально сбили. Он находился где-то в шестидесяти метрах от места происшествия, не видел ни лица водителя, ни номера машины, ничего, что могло бы указать на личность преступника в предстоящем расследовании. А Селифан не сомневался в том, что оно должно быть. Преступление было чудовищным, его не просто сбили, а преднамеренно переехали. И Селифан не надеялся застать его в живых, когда подойдёт ближе... Автомобиль уехал тут же, и Селифан не сомневался в том, что водитель заметил его. Селифану показалось, что тот повернул голову в его сторону, когда отъезжал.
Селифан вначале стал приближаться медленно, нерешительно, но затем ускорил шаги, пока, наконец, не побежал. Он очень хотел увидеть лицо сбитого и помощь ему, если сможет чем-либо.
В скорую помощь он позвонил почти сразу же, как увидел аварию и не успев даже подойти к пострадавшему. Селифан понимал, что ему в любом случае понадобится скорая помощь и милиция, чтобы разобраться, свидетелем чьих преступных деяний он стал. Ситуация Селифану эта очень не нравилась, он понимал, что в посёлок он сегодня уже не попадёт да и не хотел он уже идти туда. Селифан был доволен собой, ведь он быстро отреагировал и надеялся, что помощь придет и не опоздает. Ведь от города они не были так уж далеко...
Селифан был поражён увиденным. Тело пострадавшего лежало лицом к небу, и казалось, он доживает последние минуты своей жизни. Он как бы безмолвно говорил об этом. А неподвижные глаза, не моргающий взгляд его внушали Селифану нечеловеческий ужас. Но больше Селифана поразило не то, что он уже лежал полуживым, а то, что он узнал в нём Роберта.., того самого Роберта, в ком неустанно видел соперника за любовь Эммы. Но последнее оказалось глупым, пустым соревнованием между двумя страстно влюблёнными людьми. Селифан только сейчас это осознал в полной мере. А ведь даже когда он узнал, что Эмма не из любви вовсе старалась стать к нему ближе, не понимал, что Роберт такая же жертва, как и он, безответной любви и её холодности. Селифан решил, что Эмма не способна любить, она может только влюблять в себя и уходить. И Селифан знал, почему она такая, знал про Максима... Роберт рассказал ему всю историю её жизни до самых мельчайших подробностей, когда пытался уговорить «оставить её в покое». Но Селифан не собирался этого делать, и не думал он, что она такая, что мстить будет всем своим последующим мужчинам из-за первой неудачной любви... Последнее предположение навсегда, казалось, утвердилось в его сознании. Иначе Селифан уже не думал. А вот Роберта ему жаль стало. Он ведь тоже ни в чем не повинен был, тоже просто любил и хотел отстоять её у него... И Селифану стыдно стало за то, что он плохого желал Роберту, его исчезновения желал. И в глубине души, Селифан не сомневался в том, что он когда-то даже и смерти желал ему, лишь бы он не мешал его отношениям с Эммой. И этот факт сейчас не давал ему покоя. Селифан чувствовал свою вину перед ним, хоть и знал, что авария эта не его вина. Просто Селифан понял, что желания иногда могут сбываться и даже самые дурные... он не хотел, чтобы с Робертом случилось именно это. Селифан понимал, что он уже никогда не оправится и вряд ли даже выживет.
– Это они всё... я за неё... – сказал Роберт, делая всёвозможные усилия со своей стороны, чтобы речь его была разборчивой и понятной Селифану. Но последний не понял его, не знал, что он этим хочет сказать.
– Кто они? – осторожно поинтересовался Селифан. Он не хотел загружать его вопросами, понимая, что каждый ответ и каждая мысль сейчас для него в тягость. Он говорил не громко, ни тихо, а так, чтобы Роберт услышал его и не подумал бы, что ему нет дела до того, что он говорит. Селифан очень хотел знать, что Роберт пытается сказать. Ему показалось, что во второй части своего предложения он хотел объяснить, то он из-за неё что-то... может, даже хотел сказать, что он из-за неё мог пострадать. Теперь уже Селифан допускал любоё событие, связанное с Эммой, любую подлость, любое преступление. Ее связь с Берном лишила Селифана всяческого доверия к ней.
– Заплатить нужное за неё...понимаешь... и увезти её. Ты сделаешь это?
– Нет, я не могу. И денег нет, и не любит она меня. Не любит ни тебя, ни меня, никого, – объяснил Селифан и старался этим показать, что уже не относится к нему враждебно и как к сопернику. Это всё, действительно, осталось в прошлом. Селифан не просто знал об этом, чувствовал... И не потому, что Роберт почти мертв.
– В доме моём возьми, что найдёшь...
– Нет, я не стану никого обкрадывать. Я не вор и не стоит она того. Не надо печься за неё.
Но говоря всё это, Селифан прекрасно понимал, что это в нём сейчас злоба говорит, а не он сам. И она стоит того, Селифан в этом не сомневался и думал, что она достойна и любви, и всяческого понимания, и поддержки, и всего самого хорошего... но перебороть обиду свою он не мог так быстро. И перед Робертом не хотел выглядеть влюбленным до неразумности. Селифан думал, что этим он опустится в глазах Роберта.
– Я люблю её. И я прошу, пожалуйста, помоги ей. Заплати Берну, вылечи её...
– Ей ненужно это.
– Возьми ключ из кармана. В пять родители вернутся, ты должен успеть...
Селифан, казалось, не собирается делать то, о чем попросил Роберт. Он никак не отреагировал на его просьбу. Роберту показалось, что он о чём-то думает, но не был уверен в этом. Роберт попытался убедить его:
– От них не убежишь. Они везде найдут.
– Я знаю, что Эмма влезла, куда не следует... сколько она уже употребляет?
– Найди Берна, заплати, он отпустит потом... – сказал Роберт, не отвечая на его вопрос. Ему сложно было говорить, тяжело, больно, но он о главном сказать хотел, пока время есть. И Роберт чувствовал, что времени у него мало. С каждой следующей секунды боль от травмы, казалось, становится в сильней и сильней, и он не знал, сколько ещё сможет находиться в сознании.
– Я знаю Берна. Он мой друг, – объяснил Селифан. Он понимал, что этими словами немного успокоит Роберта, пусть и ценой не лучших мыслей о нём самом. Но Селифан решил, что сейчас для Роберта главное не волноваться, и он правду сказал.
– Он не отпустит просто так... Возьми ключи... там из антиквариатов поищи часы, они только ценные, остальное игрушки...
Селифан пока не понимал, о чём речь, но догадывался, что, наверное, его отец или другой член семьи коллекционер старинных вещей.
Селифан не хотел ничего ни у кого красть.
– Скорая сейчас приедет. Я сразу позвонил... – сказал ему Селифан.
– Бери ключ и уходи. Тебя не должны видеть.
Селифан взял всё-таки ключ из его кармана. И сказал:
– Я не собираюсь обворовывать ваш дом.
Но не прошло и секунды после того, как Селифан сказал это, он увидел, что глаза Роберта закрылись. Он потерял сознание. Селифан недолго думал. Ушёл. Он внезапно понял, что не хочет выступать свидетелем этой катастрофы, не желает никаких хлопот. Но и в дом Роберта заходить, что-то брать оттуда он не хотел. И Селифан не понимал, зачем взял ключи у Роберта? И, казалось, он сделал это как-то бессознательно, только по велению Роберта, словно его предсмертную волю пытался выполнить... Но Селифан очень хотел, чтобы по справедливости всё было, чтобы «убийцу» нашли.
