Текст книги "Порыв (СИ)"

Автор книги: Моник Ти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)

   Селифан шёл медленно по направлению в город. Он не хотел туда добираться быстро. Ведь там, в его комнате, ему нельзя будет побыть одному. Яна Савельевна опять будет сидеть там, без просу зайдя, с нахальной ухмылкой пытаться унизить его... потребует долг вернуть. Он и её потихонечку ненавидеть начинал. Селифан тяжело прощал обиды, особенно те, которые наносили его самолюбию. Он от неё тоже избавиться хотел в мыслях и сейчас вспоминал об этом... И какими бы чудовищными не представлялись Селифану его мысли, он всё равно решил, что не так бы жалел, если бы она, а не Роберт оказался жертвой его желаний или же просто игр судьбы.

   Селифан и подумать не мог, что может желать кому-то смерти, добиться его абсолютно случайным образом, без вмешательства в криминал, и – быть недовольным, испытывать угрызения совести. «И непонятно за что?» – думал он. Но ему, безусловно, стало тоскливо и тяжело на душе. Он бы предпочёл лучше и дальше соперничать с Робертом, чем вот так вот с ним расквитаться.

   Селифан раскаивался, что мечтал убить Роберта.

   ...

  – Ну что, сходил, куда я просил? – услышал Селифан голос сзади, когда уже добрался до города. Это был Берн. Селифан тут же узнал его.

   Берн был на машине и чтобы сказать это, ему пришлось притормозить. Потом он открыл дверцу автомобиля, так как сквозь тонированные стёкла не мог видеть лица собеседника. А он очень хотел услышать от Селифана как можно более подробный ответ на свой вопрос.

  – Нет ещё, – коротко и неохотно ответил Селифан.

  – Садись, давай, – велел Берн, поначалу делая вид, что не услышал ответа. Селифан подумал, что Берн, действительно, мог не услышать его, но разубедился в этом, когда тот сказал:

  – Значит, не нашёл? Я понимаю, закоулок... – Борн тут внимательно посмотрел на лицо Селифана и, сделав свой вывод о нём, продолжил говорить: – ага, ты не ходил.

  – Да, дела были, – соврал он. Но не мог думать Селифан о том, что делает это сейчас крайне неубедительно. Берн легко свёл концы с концами и выложил указания на его обман:

  – Тогда что ты, чёрт возьми, делаешь здесь?

  – Гуляю. Просто так.

  – Ну-ну.

   Так Берн всегда отвечал, когда не верил человеку. И Селифан понял это. Но его не волновало то, что подумает о нём Берн. Чего он хотел, так это не думать о произошедших событиях и о том, что Роберта, он, возможно, уже никогда не увидит живым. Эти мысли не давали ему покоя.

  – Как хочешь, можешь не рассказывать. Дело твоё. Но ты только скажи, ты собираешься вообще обдумывать моё предложение? Не хочу торопить, и не дай Бог давить ещё на тебя, но человек нужен.

  – Я понял.

  – Понимаешь ведь, бизнес. Охрана важна. И раз ты не ходил, мы не можем говорить сейчас о работе.

  – Я схожу ещё. Завтра, – обещал Селифан. Он действительно хотел посетить этот посёлок, а теперь уже ещё больше. Почему-то, несчастный случай с Робертом заставил его посмотреть на мир иначе. Селифан решил использовать каждый миг своей жизни и здоровья себе во благо. Он не хотел «пропадать»...

   ...

   Это было место, не внушающее ничего, кроме ужаса и отвращения. В коридоре почти везде была разлита желтая жидкость, очень напоминающая воду поверх ржавчины. Селифан и не сомневался в том, что это ржавеют гвозди, забитые на паркет поверх линолеума. А сам жёлто-коричневый линолеум на фоне поблекшей бледно-зеленой окраски стен выглядел ещё боле омерзительным, чем на полу вдоль стены желтая полоса. На потолок Селифан уж и внимания не хотел обращать, пока не заметил, что на отдельных её местах штукатурка посыпалась. И в изрядном количестве. Он не понимал только, почему же её не прибрали, ведь сырость помещения, а также и капли воды на полу указывали на то, что, должно быть, пол недавно мыли?

   «Со стены, вроде, не течёт» – подумал он даже тогда. И никак не мог Селифан отвезти свой усиленный взгляд с пола... уж очень ужасным он был. Даже если плинтус бы присутствовал, он не выглядел бы столь плохо. Но Селифан не заметил в чём основной недостаток их пола...

   Не таким он представлял Дом Берна. И никак понять не мог, зачем же он на визитной карточке своей пишет дом большими буквами?..

  – Вот, на сегодняшний день только эта комната свободная, – сказал ему помощник заведующего по управлению Домом и указывая на помещение.

   Селифан только голову просунул в открытую перед ним дверь. Не хотел заходить, он уже заранее знал и представлял себе, насколько там ужасно. И даже видеть это считал необязательным. Он не хотел жить в таком месте. Не хотел работать в этом Доме. А люди все, кого бы он ни встретил, пока ходил по коридорам и осматривал всё (ему разрешили это сделать по приказу Берна) были какие-то тёмные и странные, всё внушало недоверие.

   Селифан чувствовал, что не способен перебороть своё отвращение. И вызывало не только грязь и запущенность Дома, но и люди, и воздух, – и всё! Невыносимым ему казалось жить в таком месте. А работать тем более.

   Селифан решил, что никогда ни за что не согласится здесь жить, ни за какие деньги. И уж лучше быть бедным и работать в школе и, пусть даже собирая долги. Жил же он раньше как-то, так можно и дальше продолжать жить так же.

   Селифан не собирался отступаться от своего выбора в пользу старого образа жизни. Он даже повторил про себя несколько раз слово «никогда», дополнительно уверяя себе категорический отказ работать в Доме Берна.

   Селифану велели подняться наверх, а потом в подвал спуститься и все этажи показали. Заведующий почти всегда шёл позади него, не отставал и как будто бы следил за ним. Селифан подумал, что его специально поставили, чтобы наблюдать за ним. «Это тоже, вероятно, или даже точно, приказ Берна», – подумал Селифан. Он убедился в этом к концу своей продолжительной и ужаснейшей экскурсии по трущобам старого, полуразвалившегося пятиэтажного дома.

   Селифан не пожелал задерживаться ни минуты вблизи этого Дома. После того, как он по-своему очень внимательно осмотрел все этажи, заведующий предложил осмотреть окрестности Дома и все земли, которые принадлежат Берну. Но Селифан отказался это делать, сослался на то, что у него дела и он спешит. Селифана уже не волновало, что в этом посёлке принадлежит Берну, а что нет. Ему уйти лишь захотелось, побыть одному, подумать. Мысли о Роберте так и не покидали его. Неделя уже миновала с тех пор, как авария произошла, а он никак найти его не мог. Не знал, у кого поинтересоваться местом его нахождения. Селифан не хотел идти к родителям его, не желал показывать повышенный интерес к Роберту и боялся навести подозрения на то, что он один из первых, кто узнал о несчастье с ним.

   Селифан знал, что его увезли в больницу другого города: этот слишком маленький и всё, что могут сделать здесь врачи, так это оказать экстренную помощь, но а лечить... у них оборудований недостаточно. Селифан не сомневался в этом: так обычно говорят и сами врачи маленьких городов, не имея возможности лечить больного должным образом и отправляя его куда-то. И потом, Селифан уже был в единственной больнице этого города, и Роберта там не оказалось.

   Селифан знать очень хотел, жив ли ещё Роберт?

   ...

  – Ну так что ты надумал? – спросил Берн у Селифана, когда тот пришел к нему после осмотра Дома (Селифан пришел лишь спустя неделю) – Длинное же у тебя «завтра» оказалось, – не упустил он возможности упрекнуть его. Берн не любил, когда ему врут. Да и ждал он, когда Селифан придет. Берн имел особый интерес устроить его на работу у себя, но скрывал это.

  – Не мог я раньше. Дела были. Проблемы...

  – Что такое? Опять Эмма твоя непутёвая?..

  – Да нет. С ней всё никак я поговорить даже не могу. Приходит лишь иногда в школу. Избегает.

  – Не думаю, что избегает. Ей же ш деньги нужны. Дашь – и она твоя.

  – Нет. Ты ошибаешься.

   Селифану очень не нравилось то, что говорит о ней Берн. Он бы не хотел, чтобы он даже думал так, не то чтобы произносил это вслух и ему.

  – Совет тебе мой честный, дружеский: хватит тебе маяться с этой любовью.

  – Я не могу, -поспешил он ответить. И голос Селифана был настолько уверенным и в то же время робким и нерешительным, что Берн захотел поскорее посмотреть на лицо его и убедиться в серьёзности услышанных слов. Он поверить не мог, что Селифан так увлёкся Эммой. Он бы не хотел этого. Берн не думал, что Селифан из тех мужчин, которые любят ненормальной, маниакальной любовью. До недавнего времени Берн только таким стал называть любовь Селифана к Эмме. Он не представлял себе, как можно любить наркоманку, столь ужасную в поведении и внешности, такую как Эмма, которая никогда, по-видимому, не следила за собой. В последнем Берн не сомневался, так как видел её в здравии. Она казалась ему отвратительной. А в своей зависимости – ещё более.

  – Оставь! – советовал он восклицательно, и как бы говоря, что Селифан заблуждается, утверждая, что он что-то не может, ибо сам уверен: человек может всё, если захочет. И тем более, может забыть кого-то, разлюбить, ведь это всё дела души – свои личные дела, а с самим собой справиться всегда можно, лишь усилие приложить требуется, – Конченый она человек.

  – Хватит. Не говори о ней плохо, – велел Селифан. Ему было невыносимо слушать любой упрёк в отношении Эммы.

  – Глаза легче закрывать?

  – Нет, но она...

  – ..скоро на панель пойдет, и в другом городе каком-либо, – вставил Берн своё окончание предложения, вместо того, чтобы дослушать Селифана. Его раздражало то, что он Эмму защитить пытается. Ему это нравилось всё меньше и меньше. Берн не хотел себе никаких проблем, связанных с его любовью.

  – Я не позволю тебе...

  – Но-но-но! Как заговорил. Ты смотри, не груби мне, а то и обидеться могу, – предупредил его Берн, и это прозвучало с некоторым оттенком угрозы. – И потом, мое содействие не потребуется. Она сама!.. Ты ж мне первым и сказал о её готовности, – напомнил он сразу же.

   Берн отвернулся, когда выговорил всё это. И Селифан заметил на лице его легкую ироническую усмешку. Но Селифан не стал отвечать на неё, проглотил обиду. Он понимал, что Берн прав, и что бы ни сказал в отношение неё, всё равно будет прав. Теперь уже Селифан не сомневался в том, что Эмму во всём можно заподозрить... она на всё готова пойти, лишь бы дозу получить. Так было, когда он в последний раз с ней говорил. Это был недлинный разговор в школе. Она опять удостовериться хотела, не сможет ли он дать ей хоть небольшую сумму денег? Селифан, естественно, ответил правду – нет.

  – И кстати, охранника я уже нанял, можешь не спешить с обдумкой, – добавил Берн наконец то, о чём хотел сказать уже в начале их разговора.

  – Наверное, она уже не требуется.

   Но Селифану ответ на это утверждение уже почти не требовался. Он ведь сразу решил, что не согласится на такую работу. И он даже облегчение почувствовал некоторое, когда услышал, что Берн уже нашёл охранника.

  – Нет, почему же? – возразил Берн тут же, – если ты решишь работать, я тебя, конечно же, устрою у себя.

  – Понятно.

   Селифан своим последним словом попытался объяснить, что больше не хочет обсуждать что-либо или думать о чём-либо. Он устал и хотел просто подумать о своём и не об увольнении.

  – Смещу я его, в другое место поставлю, если вдруг ты надумаешь работать, – объяснил Берн.

  – Не стоит. И в любом случае, я не уволюсь из школы до конца мая.

  – Ответственный? Ничего, это одобряется.

   Они достаточно долго ещё говорили на несущественные темы. Берн старался уверить его в том, что лучшего охранника ему не найти, опять напомнил о законности предлагаемой им работы, объяснить пытался, что «жуткое состояние Дома» не повод отказываться от работы: ведь зарплату он обещает достойную и плюс ещё и жильё.

   Глава 17. Июньские события

  – Ну что ты ходишь за мной? Не надоело ещё? – сказала Эмма Селифану, с упрёком глядя ему в глаза.

   Они опять находились в её комнате. Одни. Эмма на сей раз не приглашала его, Селифан пришёл сам. Он проследил за ней с улицы, когда вдруг случайно встретил, возвращавшуюся из магазина. Был уже конец июня. Селифан хотел узнать, что она с долгом своим делать собирается, как будет отдавать его? Напомнить решил, что с Берном шутки плохи, и что с ним лучше не играть, не влезать в ещё большие долги. И он убедиться ещё раз хотел в том, что она действительно абсолютно равнодушна к нему.

  – Я давно хотел увидеть тебя. Ждал, – сказал он неуверенно и несколько очарованно глядя на неё. Ведь Селифан и впрямь был прав, когда говорил, что давно не видел ее. Но он не видел её не в буквальном смысле этого слова, он не имел возможности говорить с ней наедине, стоять на расстоянии хотя бы в пол метрах от неё. Для него это было равносильно её отсутствию в его жизни, а он уже не представлял себе такого. Селифан хотел знать и быть уверенным в том, что она всегда будет рядом с ним, даже если не любит его. С последним, он думал, что уже смирился.., но всё же ещё надеялся на что-то. И он не мог допустить того, чтобы она всё время молчала при нём, уходила от него.

  – Это ты напрасно ждал.

  – Нет. Зачем ты так?.. – попытался он упрекнуть её в жестокости и напомнил о своей любви.

  – Как?

  – Избегаешь меня. Дай узнать хотя бы, что ты собираешься делать дальше? ― спросил Селифан.

  – Пока жить, а дальше не знаю что. От обстоятельств зависит. А у тебя что, деньги появились? – спросила она, со злым укором глядя на Селифана. Она находила его поистине влюбленным, и подумала о том, как бы она хотела видеть Максима таким же: внимательным, робким, осторожным в словах, готовым, словно, простить всё что угодно. Но и это Эмме уже не требовалось. Она полностью отказалась от Максима, вычеркнула его из головы как фигуру, когда то существовавшую в её жизни. Она его не любила уже. О себе лишь волновалась. И сейчас она испытывала лишь сильнейшую потребность получить новую дозу.

  – Я же сказал, что не могу заплатить за тебя, даже если хотел бы. Я не располагаю такой суммой, – напомнил Селифан.

  – А какой располагаешь? – с легким кокетством, и в то же время с иронией, спросила она.

  – На данный момент никакой. Хозяйка прижала совсем, выжила всё до копейки.

  – Какая ещё хозяйка? – поинтересовалась Эмма. Ответ на этот вопрос её действительно интересовал.

  – Хозяйка дома, у которой я снимаю жильё. Я уже год, можно сказать, почти бесплатно живу у неё. В последнее время совсем взбесилась.

  – Ну, бывает. Не знала.

  – Знала бы, если хоть немного интересовалась бы моей жизнью, – упрекнул он её. И считал, что абсолютно правильно и справедливо. Ведь если бы она, прежде чем попытаться завезти с ним роман, расспросила бы его о месте жительстве, он не скрыл бы, что снимает жилье, и ей не пришлось бы думать, что у него что-то можно взять. Он это хотел сказать. И Селифан читал, что право теперь имеет как-либо участвовать в её жизни. Ведь это она, не он, первым решила изменить характер их отношений из просто учитель-ученица. И теперь Селифан чувствовал, что не может отказаться от неё. Ему это совсем не нравится, он хотел бы чувствовать свою душу свободным, – не может. Любовь его в бремя превращается постепенно и с этим ничего поделать нельзя. Селифан так чувствовал.

   Селифаны хотел, чтобы она ответила на его чувства, тогда бы он был доволен и тогда бы, может, ему не было так тяжело любить её – не испытывал бы он муки привязанности. А Селифан ведь почти уже забыл, как это чувствовать любовь и привязанность, мучиться от этого и желать встречи лишь с одним человеком.

  – Уходи лучше! Я ничего не смогу тебе дать, – посоветовала Эмма. Взгляд её был серьезный, и даже малое количество иронии или злорадства в нём нельзя было увидеть. Но Селифан уже в начале их разговора начал думать, что ей доставляет удовольствие смотреть, как он мучается своей любовью к ней, как хочет быть рядом, но не может. Каждое слово её, давало ему знать, то всё на самом деле именно так, как он думает.

  – Нет, – уверенно возразил Селифан.

  – Да.

   Селифан отрицательно кивнул и услышал, как она открыто, искренне засмеялась. Не понял он, хотела ли она опять обидеть его или готовилась высказать какую-либо дополнительную колкость? Он решил не размышлять заранее об этом. Неприятно ему было, когда Эмма подшучивала над ним, хитрила как-то или обидеть пыталась. Он-то терпел до этого и чувствовал, что ему и дальше придется это делать. Но он серьёзности от неё ждал и хотел.

  – Любишь меня всё ещё? – спросила она, но взгляд её лишь пару секунд задержался на нём и затем ускользнул куда-то и разошёлся по комнате.

   Селифан не хотел отвечать. Ему неприятно было повторять об одном и том же много раз. И напоминания о его любви к ней только тревожили его сознание. Ему показалось, что она опять как-то посмеяться хочет над ним, подразнить, а затем опять сказать, что она никогда не будет принадлежать ему... и самым ужасным и тяжёлым для осознания ему представлялось то, что она не хочет любить его только из-за отсутствия у него денег. Но Селифан понимал, конечно же, что не только из-за отсутствия денег она отказывает ему, – не любит просто его. Но Селифана оскорбляло то, что она ни разу не сказала ему об этом прямо, всё на деньгах измеряла: и свои чувства и его любовь допустимую.

   Но Селифан всё же ответил:

  – Да.

  – Сильно-сильно?

  – Да.

  – И всегда будешь любить?

   Селифан улыбнулся, когда услышал последний вопрос. Ему уже даже нравиться начинали её несколько детские расспросы. «В этом то и вся Эмма!» – подумал он.

   Селифан не понимал, за что же он так любит её, что готов ходить за ней и добиваться своего, даже если она его гонит. И думал сейчас, что, вероятно, одна из причин этого то, что Эмма не похожа ни на одного человека, ни на одну женщину, с которыми ему когда-либо приходилось иметь дело. Даже вопросы Эмма задавала по-своему, не так, как это делают обычно люди. Но Селифан не мог сослать эту её особенность на дурное влияние наркотиков, просто она такая, другая.

   -Да, всегда буду любить, ― ответил Селифан. ― Тебе нравится, когда я говорю так?

  – Да!

   Эмма опять улыбнулась. Ей действительно нравилось, когда он говорил так, когда соглашался со всем, чего бы она ни захотела.

  – Я могу повторять это, сколько захочешь. Хочешь, каждый день буду говорить о своей любви? Вот буду приходить сюда и говорить?

   Когда Селифан задал этот вопрос, она отстранилась от него и, казалось, не собиралась что-либо отвечать. Эмма молча подошла к комоду, вынула оттуда две маленькие бутылочки и поставила на журнальный столик перед ним. Их разделял сейчас только он, занятый лишь этими двумя бутылочками. И Селифан ещё не знал, что в них налито? Он лишь с изумлением смотрел на неё и уже глазами как бы расспрашивал о них. Её поведение представлялось ему всё более чудным. Он в предвкушении ждал её объяснений и даже не думал сомневаться в том, что вскоре их услышит.

  – Всё готов ради меня сделать?

  – Всё законное готов сделать, – объяснил Селифан. Он всегда старался учитывать нюансы законности, когда обещал что-либо кому-либо и не только ей.

  – Законное!

  – Да, значит готов.

  – Тогда выпей это.

   И Эмма подала ему одну из бутылок.

  – Что это? – тут же спросил Селифан и открыл бутылку, чтобы понюхать запах жидкости.

  – Это? Это яд, – сказала она, невозмутимо и дерзко глядя на него.

  – Ты с ума сошла!

  – Крысиный, – уточнила она.

  – Всё, я уношу это, – сказал Селифан и тут же схватился и за вторую бутылку тоже.

  – Не смей. Положи на место, – велела она.

  – Даже и не подумаю. Лечиться тебе надо, и ты будешь лечиться, хочешь ты того или нет.

   Селифан сейчас уже начал думать о серьёзных вещах. В голове у него пронеслось всё то, о чем они сегодня говорили. Он вспомнил и о том, что было до этого. Он поверить не мог в то, что услышал...

  – Что? Испугался? – спросила она и ответа долго ожидать не стала, продолжила говорить: – Несильно-то и любишь, значит, меня!

  – У тебя уже с головой плохо от этих наркотиков. Не видишь что ли?

  – Тогда что же ты делаешь рядом с сумасшедшей?

  – Найду клинику, отвезу тебя ... и всё будет хорошо.

  – Да к чёрту! Доза мне нужна! Доза! Не больница.

   Эмма замолчала, после того, как высказалась. Она ждала услышать что-либо от Селифана, но он тоже молчал. Они оба стояли, и Эмме неудобно было такое положение. Она хотела сесть, потому и заговорила вновь, чтобы освободиться от недоговорённых мыслей.

  – Пей, – опять велела она.

   Селифан молча сунул бутылки в карман своих брюк.

  – Пей, я сказала, ― требовательно повторила Эмма.

   Он обошёл журнальный столик и стал приближаться к ней ровно до тех пор, пока она не отстранилась. Это произошло тогда, когда они находились приблизительно на расстоянии тридцать сантиметров друг от друга. Селифан обнять её попытался.

  – Не надо, зачем это всё?

  – Надо. Пей.

  – Мы можем ещё быть счастливы. Ты вылечишься, я помогу тебе, и всё будет хорошо.

  – Не хочешь уже быть Ромео?!

   Селифан посмотрел в сторону. Неприятно ему было слышать этот вопрос и тем более отвечать на него. Он не собирался этого делать.

  – А то говорил то как! Каждый день буду приходить! говорить о любви! Ха-ха-ха!

   Он молчал. А Эмма опять с удовольствием продолжила свои нападки:

  – На, пей, – в эту секунду она вынула из его кармана бутылку, открыла его, и, слегка наклонив, преподнесла к его губам. – Докажи, что любишь.

   Селифан резко и со злобой оттолкнул бутылку с ядом от своего рта. Он был уверен, что она сейчас упадет на пол и разобьётся. Он даже не сомневался, что сделает ей больно. Селифан не думал быть осторожным, всю злобу выпустить старался в своём яростном взмахе руки. Он уже не хотел стараться контролировать себя.

   Но оказалось, Эмма крепко держит эту бутылку и всё, что произошло от его резкого удара это то, что с узкой горловины её полилась немного жидкость и потекла по её руке на пол.

  – Всё отлично, жизнь дорога! – сказала Эмма, почти не глядя на него. Она была занята тем, что смотрела, какой ущерб принёс ей этот маленький эпизод из их отношений.

  – Конечно, – согласился он.

  – Ну и чего ты ещё здесь делаешь?

  – Тебе обязательно убить меня, чтобы поверить в мою любовь? – несколько обиженно спросил Селифан.

  – Убить? Ха-ха-ха! А я вот выпью, – сказала она и стремительно сделала пять глотков из бутылки, пока он не остановил её.

  – Ты чего! Ты серьёзно? – он был поражён. Селифан поверить не мог в то, что она не блефует. Но вырвал у неё бутылку.

  – Выпей и ты! – велела она опять.

  – Я не хочу... и вообще, я не верю, что это яд, – высказал он своё предположение. Это только пришло ему на ум. – Иначе не стала бы ты...

  – Уверен? – торопливо спросила Эмма.

  – Нет.

  – То-то! Яд это. Яд на всё сто процентов. Выпей. Ну! Выпей. Я же ведь выпила.

   Она опять, как тогда, поднесла бутылку к его губам, но на сей раз он не стал реагировать на это агрессивно и не оттолкнул в сторону.

  – Нюхать не надо, – велела Эмма, когда Селифан отвел губы с горловины бутылки и поднёс к носу. Всё происходило очень быстро. Селифан знал, что стоит ему хоть чуточку приоткрыть рот, и она вольёт туда содержимое бутылки. А он не хотел этого, не собирался пить яд. И в то же время Селифану вдруг интересно стало, а какой же он на вкус? Горький, как какое-то лекарство или безвкусный. Ну, и убедиться хотел, что Эмма не врёт и что это, действительно, яд. Он уже в это не верил.

  – Отдай сюда, – велел ей Селифан и взял бутылку с её рук. – Я попробую.

  – Попробуй.

  – ..раз ты этого хочешь, – добавил он, несколько вопросительно глядя на неё, а потом и на бутылку.

   Эмма почувствовала, что Селифан с недоверием отнёсся к её словам о том, что это действительно крысиный яд.

  – Да, хочу. Попробуй, – честно призналась Эмма и тут же увидела, как Селифан набрал в рот один глоток. Лицо его ту же приняло мученическое выражение, и он, казалось, вот-вот выплюнет всё изо рта, не вынеся отвращения и страха... Эмма уже не думала, что Селифан сомневается в том, что это настоящий яд (но сама Эмма на этот счёт имела большие сомнения).

  – Глотай, глотай. Чего стоишь? – пыталась она надавить на него психологически и заставить выпить этого яду хотя бы глоток.

   Селифан отмахнулся. Эмма не желала, чтобы он выплюнул всё. Опять стала на своём настаивать, повторять уже сказанное:

  – Давай! Я ж выпила, ты видел. Почему нельзя тебе? А?

   Эмма резко вырвала у него бутылку и неожиданно стукнула кулаком по его груди. Селифан всё-таки сделал этот глоток, толи от внезапности её манёвра, толи оттого, что сам решил «отведать яду». Эмма этого, конечно же, не поняла, но ей и не нужно было. Главное, чего она хотела, так это, чтобы Селифан всё же выпил с ней яду. Ей приятно было видеть его мучения и страхи, сомнения и опасения. Он выпил, и она была довольна.

  – Это что было, скажи мне правду? – спросил тут же Селифан. И теперь Эмма опять прочла недоверие в его глазах, а ведь ещё только полминуты назад она почти не сомневалась в том, что он поверил ей. А она-то ведь не врала, сама думала, надеялась, что не врёт.

  – Яд. Яд. Я ж сказала, не сомневайся.

  – Зачем это? Ты точно с ума сошла...

   И Эмма увидела, как Селифан помчался прочь от неё куда-то. Она потом лишь поняла, куда? Оказалось, что в ванную комнату.

  – Ха-ха-ха! – громко засмеялась она, когда открыла дверь ванной комнаты и увидела, как Селифан всеми силами старается вырвать выпитую жидкость, сидит на коленях у унитаза.

   Селифан с укором и обидой взглянул на неё, но говорить ничего не стал. Но зато Эмма продолжила, посмеиваясь над ним:

  – Так-то любишь меня! Ромео! Не захотел с Джульеттой своей погибать? Ха-ха-ха!

   Селифан медленно встал, когда услышал её последние слова. Он рвал до этого, но не сильно. Селифан знал, что не смог вывезти обратно из своего организма всё то, что он по неосторожности успел глотнуть. Ему не хотелось больше мучить себя и терпеть насмешки Эммы.

  – Хватит уже, – сказал он, и держа её за плечи, вместе с ней покинул помещение ванной комнаты.

  – Ну и?

   Эмма была недовольна произошедшим и даже тем, что она вытворила. Эмма сожалела уже, что попросила его выпить вместе с ней с яд. Она не поняла даже, зачем вдруг решила так поступить, зачем настаивала на этом? Всё произошло под влиянием какого-то сильного, безудержного порыва. Она не желала вреда Селифану. Не хотела даже, чтобы он плохо думала о ней. Но Эмма в то же время знала, что Селифан хорошо о ней уже не подумает. Это невозможно. Ведь она сделала всё, чтобы он вконец разочаровался в ней, бросил её, разлюбил. Она хотела этого, потому что боялась его любви. Она не знала к чему эта любовь может привезти, на какие безумные поступки подтолкнуть. ..И вот поняла, даже на самые безумные... она этого не хотела и боялась таких мужчин.

   Но Селифан всё же не представлялся ей опаснее и страшнее Максима. Потому-то она вела себя с ним бесцеремонно и всегда нетактично, никогда не заботилась о его чувствах и даже не думала подбирать слова, объясняя тот или иной свой дурной поступок и желание.

  – Я так понял: ты не собираешься мне ничего объяснять? – спросил он ещё раз.

  – А что надо-то? Всё про яд ты?

  – Про него.

  – Жидкость специальная. Крысиный яд называется. Насколько яд – я не знаю. Впрочем, мне помогает.

  – Зачем это? Нельзя пить всё, что попало.

  – Это не всё, что попало. Это от ломки меня спасает... Ребята предложили, почти бесплатно, – объяснила Эмма.

  – А мне то, черт возьми, зачем суёшь? – в бешеной злобе спросил он.

  – Хи! Проверить хотела.

  – Что? Что я убить себя ради тебя могу? – не переставал он кричать. Но Эмму это, зачем то, совсем не пугало. Она продолжала невозмутимо стоять возле него и на том же расстоянии, какая установилась между ними, когда они вышли из ванной комнаты.

  – Да. Так.

   Селифан не стал отвечать на её последнее утверждение. Негодование его доросло до предела, и он уже не знал, как еще его можно выразить?

  – Ну, поболел бы чуть-чуть. Ничего страшного. Не опасно.

  – Не опасно говоришь? Нет? А издеваться надо мной тоже не опасно?

   Селифан в эту же секунду схватил её по обеим рукам чуть ниже плеч и попытался поцеловать.

   Она выворачивалась, не хотела уступать ему, но он сделал это насильно.

  – Опасно. Опасно. Уходи. Я не хочу, – сказа она, не поднимая головы. Она видеть его не хотела. Эмма думала, что если она хоть чуть-чуть попытается взглянуть на него, поднимет голову, он опять вопьётся ей в губы... И она не сможет противостоять этому.

   Эмма поняла, что нет смысла сопротивляться каким-либо действиям Селифана. Это бессмысленно, потому что если он чего-то хочет, он этого добивается.

  – Зато я хочу, – сказал Селифан и попытался сделать так, чтобы её руки не мешали ему приблизиться к ней ещё. Но их итак отделяли лишь каких-то двадцать сантиметров.

  – Не надо... – просила она.

   Затем Селифан грубо сдвинул её к стене, одной рукой не позволял препятствовать его действиям, другой поднял её голову за подбородок. Эмма не могла шевельнуть рукой или сдвинуться от него. И в более тяжёлом и неудобном положении ей не приходилось быть, Селифан так раньше никогда не поступал.

   Он недолго смотрел на неё, вновь попытался поцеловать, но на сей раз встретил сильное сопротивление её рта.

  – Ну же, расслабься, – велел он тогда, туда-сюда двигая её голову за подбородок. – Я же всё равно сделаю это.

   На сей раз поцелуй длился настолько долго, насколько этого хотел Селифан. Эмма не стала сопротивляться. Она знала, что это бесполезное дело, но не только поэтому уступила ему. Эмма надеялась, что этим он сегодня сможет довольствоваться и уйти. Эмма поняла уже, какой он: человек терпеливый в вопросах ожидания, но только если это не бессмысленная трата времени. И если ему давать хоть чуть-чуть желаемое, то он готов ждать. Долго ждать.

  – Видишь, всё очень просто, – сказал он потом, глядя на её оскорблённое выражение лица. – Можешь же, если хочешь.

  – Не хочу, – повторила тихо она то, что говорила не раз и не только сегодня.

  – Захочешь. Потом захочешь. В другой раз, – сказал Селифан так, словно она непременно должна захотеть, он как бы обязывал её к этому. Но сам он не думал, что так будет, просто очень хотел этого, вот и говорил так. Он устал от её дерзости, не хотел больше терпеть её странные выходки, грубые по отношению к его чувствам, несправедливые.

  – Пожалуйста... – продолжала она просить, и не имея смелости договорить предложение.

   Это вконец стало раздражать Селифана. Он не выдержал и сказал:

  – А ну смотри на меня, когда говоришь.

   Селифан насильно повернул её голову к себе и приподнял опущенный подбородок.