Текст книги "Порыв (СИ)"
Автор книги: Моник Ти
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)
Эмма мечтала лишь об одном: поскорее бы Адам ушёл. Может быть, тогда ей не придётся ничего делать... они смогут поговорить начистоту. Эмма думала, что так оно и будет.
...
Вторая неделя декабря.
Эмма продолжала ходить на индивидуальные занятия с Селифаном и – никаких результатов. Так она думала, потому что каждый раз, когда бы она ни пришла к Селифану, он был не один. Всегда на их занятиях присутствовал кто-то. Чаще всего этим кто-то являлся Адам. И Эмма уже злиться на него начинала. Не успокаивало её даже то, что Адам стал здороваться с ней, мило кивать головой при встрече и улыбаться, если они одновременно оказывались в столовой, как раньше.
Это был человек удивительно приятной внешности. И Эмма не хотела злиться на него, понимала, что он не виноват ни в чём. И даже если она и поругается с Адамом или попросит его не являться на занятия с Селифаном, или ещё что-то обидное скажет – это ничего не изменит. Селифан, кажется, нарочито избегает сугубо личного общения с ней. Эмма почти что убедилась в этом.
Она уже надежду потеряла добиться чего-либо от Селифана, их встречи оказывались пустыми... она решила больше не мучить себя: «Все равно этот идиот ничего не поймёт, если ему не сказать в лоб» – думала она.
И эти грубые мысли о нём ничуть Эмму не успокаивали, только раздражали. Как бы она хотела, чтобы Селифан оказался более проницательным, более понимающим людей, знающим, кто и чего от него хочет.
Эмма решила больше не терять время на Селифана: «он безнадежен» – решила она про себя, не говоря этого мысленно.
Иногда Эмма страшно удивлялась некоторым поступкам людей, полученному взаимопониманию или же полному отсутствию его. Последнее относилось как раз именно к Селифану. Она не понимала, зачем же всё-таки Селифан так возится с нею? Зачем так настаивает приходить регулярно на его занятия, не пропускать дополнительные уроки? Зачем?! Ведь он избегает разговора с ней. Эмма понять хотела, почему же так происходит? Но больше всего она хотела застать его врасплох и всё-таки поговорить лично, без свидетелей. Она просто мечтала об этом. Решила, что больше не пойдёт ни на один, назначенный им урок: это бесполезно, всё равно на этом занятии будет присутствовать какой-либо мальчик или девочка. Лучше она будет караулить время, когда Селифан остаётся один... очень стало надобным ей поговорить с ним. Эмма больше не могла так жить... Она столько времени потратила на него, не хотела, чтобы всё так окончилось. Она некоторого вознаграждения ждала от жизни, а ещё больше от него, от учителя.
Восемнадцатого декабря Эмма специально пришла в школу на занятие Селифана. Тогда последним уроком была алгебра и она рассчитывала, что после него Селифан освободится. Эмма даже уверена была в этом. Она слышала, что в этот день после восьмого урока у него оканчивается рабочий день.
Как Эмма ждала этого момента! Ей не терпелось поговорить с ним. Она специально пропустила прошлое занятие, и теперь у неё был некий формальный повод на личную беседу с ним. Она как бы оправдаться пришла. Лучшего способа поговорить с ним уже не будет. Эмма это знала.
– Зачем осталась? Иди, никто не заставляет тебя учиться, – обиженно сказал Селифан, когда увидел, что все, после звонка, покинули класс, кроме неё. Селифан не желал общаться с ней. Трудно это давалось ему. Причины были...
– Я поговорить хочу, – честно ответила Эмма. И поняла она в эту секунду, что не может... Она не знает с чего начать и как сказать то, ради чего она осталась здесь?
Селифан встал со своего стола и медленно подошел к ней. И Эмму охватил ужасный дискомфорт. Большей частью так произошло оттого, что Эмма не понимала, зачем он это сделал и чего хочет? Но Селифан не представлялся ей непредсказуемым. Наоборот, она считала его весьма посредственным человеком, чьи поступки всегда находят четкое логическое обоснование и непременный смысл.
Эмма лишь тогда успокоилась, когда разглядела на его хмуром, расстроенном, обиженном и уставшем лице благонамеренное стремление. А в руке Селифана она увидела тетрадь с её домашней работой.
– Вот, я проверил, можешь посмотреть, – сказал он, отдавая тетрадь. Эмме показалось, что он посмотрел на неё с неким презрением, пренебрежением. Ей тяжело стало этого. Она теперь уже совсем не решалось что-либо сказать. Это бы еще больше принизило её в его глазах...
Эмма открыла тетрадь и увидела – ничего. В ней ни строчки не было написано с тех пор, как она писала при нём на отдельном занятии.
Эмма очень робко, с большой долей осторожности повернула голову к нему, а затем опустила. Нечего было ей сказать, оправдываться не хотелось: «что это может дать?» – думала она. И была права. Селифан не хотел её слушать. Он уже устал её в чём-либо убеждать. У него это не получалось и он понял давно, что это бессмысленно. Селифан вопросом стал задаваться: а зачем ему это нужно? Почему он заботится о ком-то, когда почти все забыли о нём? Ему вдруг очень захотелось пожить для себя и не думать ни о ком. Он вспомнил о том, что давно решил уже так поступить, и не понимал, зачем же у него так не получается? Почему отголоски благородства так и просыпаются в нём как прежде, по любому поводу, мешают наслаждаться жизнью?
Всё бы ничего было, если бы кто-то ценил его труды и заботы о ком-либо. Селифан не чувствовал этого, не видел. Единственное Адам подбадривал его своим молчаливым, но чистым и откровенным взглядом. И сияние его души заставляла Селифана так возиться с ним: каждую неделю заниматься и уже второй год. Но теперь у Селифана хотя бы повод был на это: алгебру в их классе вёл он. И ему приятно было учить Адама. Селифана успокаивали отдельные занятия с кем-либо, но только, как правило, с теми, кто был склонен молчать. Адам был такой, больше слушал, чем говорил.
И Селифан всегда в такие моменты думал о чём-то, фантазии его уводили куда-то далеко-далеко от реальности. И он мог оправдаться в своей слабости, в нежелании ничего делать, благородным жестом по отношению к Адаму или ещё к кому-то.
Селифан не мог долго читать. Уставал от слишком большого потока информации, которая шла от его учебников. Но он успевал более или менее учить всё необходимое. Проблем его леность особенных не создавала. И, вероятно, так было потому, что он достаточно быстро осваивал новый материал, обладал хорошей памятью, умением правильно выбирать тактику и порядок чтения своих книг. Он был убеждён в том, что от этого зависит продуктивность чтения.
– Я знаю, – виновато произнесла Эмма некоторое время спустя.
Селифан молчал всё это время, и она чувствовала, что он стоит рядом. Так оно и было, но когда Эмма произнесла свою последнюю фразу... она не оправдывала её, но Селифану, почему то показалось, что да, всё-таки облегчает вину. Он как-то даже не понял, с чего это вдруг он переполнился жалостью по отношению к ней? Но то, что он внезапно почувствовал по отношению к ней, тяготило его.
Селифан сел на стул рядом с ней, а когда подходил, старался делать это как можно тише, осторожно, чтобы не спугнуть её. Он почувствовал некоторую напряжённую атмосферу между ней и собой. Ему показалось, что она вот-вот поспешит уйти. Селифан поговорить с ней захотел. Не знал, с чего начать?
– Извините, я не могу... – сказала Эмма тихо и, продолжая развивать принятую тактику надавить на жалость, выглядеть бедняжкой, и вину свою она ничуть не чувствовала.
– Почему, я не понимаю?– недоумевал Селифан. – Неужели так сложно хоть чуть-чуть проявить уважение?
Последние слова Селифана непредсказуемо подействовали на Эмму. Она вдруг внезапно улыбнулась и скрыть это не хотела и не старалась.
Потом Эмма ненавязчиво, но уверенно вытянула половину верхней части своего туловища к нему и поцеловала его в губы. Она заметила, что он очень робко отвечает ей. Затем она сама же прекратила это, спросив:
– Не сложно... хочешь?
Но Селифан в эти Секунды находился под впечатлением. Он и вообразить не смог бы подобный ход событий. Любое бы предположил, но не это... И всё, что он смог сказать, было:
– Зачем ты?..
Голос его был напряжённый. Он словно заставлял себя говорить. И казалось, он мучается, произнося все это.
– Я ведь учитель. Твой.
– Ладно! – сказала Эмма на это и ушла.
Всё произошло так быстро для Селифана, что он даже не успел ни в чём разобраться. Не понимал он также, как такое возможно? И почему она вдруг?..
Целая куча вопросов вдруг возникла в его голове, и Селифан сожалел, что не смог задать их ей.
И он был некоторое время уверен, что скоро сможет получить ответ хотя бы на часть из них. Селифан надеялся, что раз уж произошло такое, она обязательно захочет поговорить об этом. Но наряду с такими предположениями к нему приходили мысли прямо противоположные: а не будет ли она теперь ещё больше избегать встречи с ним? Не будет ли ей стыдно за свой поступок при встрече с ним? Ведь такое забыть нельзя и она будет вспоминать о том, что произошло между ними всякий раз, кода увидит его.
И как бы Селифан не размышлял об Эмме, он всегда на первый план выставлял её чувства, думал, как же она поведёт себя, не будет ли ей тяжело и прочее? И только изредка вспоминал о своих чувствах и своих трудностях. А ему-то ведь было гораздо сложнее. Он не представлял себе, как переживёт следующую их встречу? Он хотел правильно поступить и поэтому затруднялся во всём. Думал он так же о том, сможет ли говорить с ней так, чтобы она не чувствовала дискомфорт или сможет ли он не оскорбить её чувства?
Селифан так не хотел обижать её, но решил непременно объяснить, что между ними ничего не может быть. Он даже её частое отсутствие именно на его уроках приписал на душевные страдания от молчаливой любви...далеко он ушёл в своих размышлениях.
Глава 13. Продолжение...
На следующий день уже Эмма пришла к нему. Это была пятница, и Селифан обычно проводил с ней индивидуальный урок в присутствии ещё одного ученика Адама.
Эмма знала, что и сегодня он будет на месте. Адам никогда не пропускает ни одно занятие. Эмма не понимает, как так можно, как нервы его выдерживают столь большеного напряжения: в школе целый день слушает уроки по расписанию, да ещё и на вечер остаётся. Эмма считает таких людей слишком озабоченными на учёбе. Она не такая. И Эмма никогда не представляет себе, что сможет так усердно, с таким рвением и огромнейшим желанием осваивать какую-либо науку. Но пришла она. И лишь в надежде поговорить с Селифаном.
Она теперь спокойна была, потому что не сомневалась: Селифан знает, что она не ради учёбы пришла, – для разговора с ним. Это успокаивало Эмму, но не решало её проблемы: Селифан всё равно будет загружать её примерами, заставлять их делать и много и долго объяснять опять, наверное, что-то о дробях и их свойствах. Селифан считает, что их она знает менее всего и нельзя ей объяснять что-либо дальше, пока она не освоит этот начальный материал.
Селифан очень удивился её появлению. Ведь она не была на третьем уроке днём, который вёл у них тоже он. И лишь поразмыслив полминуты, он осознал как бы спрятавшуюся от него истину: она приходит только тогда, когда хочет и никакие жалобы на неё ситуации не меняют.
Эмма как ни в чём не бывало, поздоровалась и села на свою первую парту, которая по-прежнему принадлежала ей. Находилась она прямо напротив Селифана. Он так и не пересадил её и никого другого; все остались сидеть так, как он рассадил их на первом своём уроке. Но Эмме это было даже на руку. Она хотела как можно ближе подойти к Селифану, чтобы лучше видеть его. Она что-то надеялась прочитать на его лице: упрек или одобрение её прихода.
Эмма ждала, когда же, наконец, Адам уйдёт? При нём она ничего не могла сделать или сказать, что хотела.
Ситуация, при которой Эмма должна лишь слушаться, угнетала её. Ей свободы поскорее хотелось, непринуждённого общения.
Селифан не спешил подходить к ней с каким-либо листочком с примерами. Обычно он всегда так поступал в начале их каждого индивидуального занятия.
«И это не просто так», – подумала Эмма. Она даже стала опасаться того, что возможно теперь он старается держаться от неё подальше. Неужели думает, что она позволит себе сделать что-либо недопустимое в присутствии Адама?
Но Эмму не волновали его мысли и опасения. Ей хотелось, чтобы он обратил на неё внимание, подошёл поближе, сел рядом, ну, и занял бы чем-нибудь. Она ненавидит сидеть просто так и признаёт, что лучше уж слушать какие-либо надоедливые объяснения, чем сидеть просто так, в тишине.
Непонятно какое, но очень мучительное волнение охватывало её всякий раз, когда она оставалась в тишине и в присутствии не одного человека. Может быть, так происходило и оттого ещё, что Эмма считала неестественным ситуацию, когда люди сидят в одном помещении, не первый год знают друг друга и молчат. И если эти отношения связаны с какими либо обязательствами – они должны выполняться, считала Эмма.. Тихо не должно быть!
Эмма не могла заговорить первой. Сказать ей было нечего, а задавать какой-либо глупый вопрос только лишь затем, чтобы с ней заговорили, не хотела. Она была уверена, что Селифан рано или поздно всё равно предпримет какое-либо действие в отношении неё. Не может же она и дальше так сидеть и ожидать непонятно чего? И Эмма подозревать стала его в обиде... Она поняла уже, что Селифан человек чрезвычайно обидчивый.
« И как только мужчина так может?» – думала она исходя из того, что таких, как он, никогда не встречала. Все её знакомые мужчины другие, не такие, какие-то гордые и сильные, чаще высокомерные и, кажется, не способные обидеться и уж тем более как-то выявить это. Им не знакомо это человеческое чувство, столь важное и тонкое проявление доброты. Умение обижаться и показывать обиду Эмма всегда связывала с великодушием, умением чувствовать и понимать других людей.
Эмма знала, что задела его, не придя на урок днём. Она собиралась это сделать, но заленилась. Эмма пришла на первое занятие, а второе уже пропустила. Она лишь на перемене решила выйти, подышать свежим воздухом и вернуться не захотела. Затосковала о чём-то, сидя на лавочке детской площадки прямо напротив школы. Долго она там сидела, почти целый час. И не замечала, как время летит.
О чём думала? Эмма и сама не знала этого. Просто думала и всё. Время шло. И в этом странном, безмолвном разговоре с самим собой она не ощущала одиночество. Казалось ей, то её окружает толпа, состоящая из многочисленных мужчин и женщин, детей и подростков. Они как-то мучили её и как-то успокаивали.
Эмма чувствовала, что с рассудком её что-то не так. Она не понимала, почему же ей иногда так приятно бывает сидеть одной, а иногда невыносимо? Это представлялось ей более чем странным. А мысли – они разлетались в её голове непонятным образом, теряли связь с реальностью или становились неразборчивыми, неясными, какими-то путанными. А она, тем не менее, думала, могла это делать, но не чувствовала времени...
Сейчас всё было как раз наоборот. Эмма не могла думать, погрузившись в себя и не замечая окружающих. Ей хотелось, чтобы её видели, ведь она видела их – Селифана и Адама. Последний, она понимала, не заговорит с ней: права такого не имеет, да и незачем ему? А вот от Селифана она большего ждала.
Целых пятнадцать минут он молчал и не предпринимал никаких действий, что-то писал и не смотрел даже в её сторону.
– Посмотри, почитай, – сказал потом Селифан, отдав ей лист бумаги со своего стола. Вставать он не стал, так как мог это сделать прямо со своего места. Настолько она близко к нему сидела.
Эмме ситуация нравилась всё меньше. Ничего, кроме номеров разных примеров, на этом листе написано не было.
– Вы же, вроде, давали уже на этой неделе, – тихо напомнила она ему истину, в которой сама не сомневалась.
Селифан с долей недоумения взглянул на неё, и Эмме показалось, что отвечать он не хочет.
– Когда это?
– В среду, на этой неделе.
– Это был вторник, и те задания уже проделали твои товарищи: они предназначались на эту неделю. Сейчас ты держишь список заданий на следующую неделю, – Селифан помолчал пару секунд, прежде чем договорить мысль; он что-то надеялся прочитать на её лице. – Ты не была у меня на прошлой неделе вообще.
Когда Селифан сказал это, Адам невольно тут же повернулся в их сторону и посмотрел с явным недоверием на учителя. И как бы спрашивал: неужели так? Он не представлял себе, что можно неделями не приходить в школу. Так бы он никогда не смог поступить, не осмелился бы, да и неприятности будут... он знал об этом, постоянно думал о правильности поступков, старался жить по правилам. И Адам поверить не мог, что Эмма, на вид столь послушная, правильная и робкая девочка, может так нарушать дисциплину.
– Товарищи твои, те, кому не всё равно учиться или нет, не должны прийти в понедельник неподготовленными. Поняла? – сказал Селифан очень властно и угрожающе.
Эмме ничего не оставалось, кроме как согласиться с ним. И она сказала:
– Ладно.
Посмотрела на Адама. Эмме стыдно почему-то стало перед ним. До сих пор в его глазах она выглядела безупречной. Эмма не сомневалась в этом никогда. И зачем-то хотела оставаться для него правильной – таким человеком, какие ему нравятся.
Селифан всё испортил. И Эмма в душе, но и в мыслях тоже очень злилась на него за это. Но она не могла винить его в чём-либо: понимала, что права такого просто не имеет. Она сама виновата в том, что о ней говорят и думают. И Селифан нисколько не преувеличил и не преуменьшил истину.
– Сделай пока вот эти упражнения, – сказал Селифан минуту спустя, подавая ей ещё один листок с несколькими примерами, написанными им собственноручно. – Сделай только то, что сможешь. Я посмотрю, как ты освоила материал предыдущих наших занятий.
Эмма неохотно приняла этот листок, и Селифан заметил её сильнейшее нежелание делать что-либо. Но он промолчал в ответ на её недовольное выражение лица. Стал журнал заполнять.
И лишь спустя ещё пятнадцать минут он подошёл к Адаму, проверил его работу и, как показалось Эмме, что-то объяснил... это её не волновало. Она находилась в полнейшем ожидании момента, когда же, наконец, Адам оставит их. Нетерпение её росло с каждой секундой. Лишь задания Селифана, которые она всё же выполняла, чуть-чуть отвлекали её от желания удалиться из почти пустого класса, отказаться от разговора с Селифаном.
– Я посмотрю, – сказал Селифан, подойдя к ней и забирая листок с готовыми ответами её работы. Адам тогда только ушёл.
Эмма посмотрела на него снизу вверх. Он стоял и читал ответы. И Эмма тут же отодвинулась левее от своей двухместной парты, чтобы освободить ему место рядом с собой.
Селифан почувствовал это. Он недоверчиво посмотрел на неё, но всё же сел.
– В целом ничего, но вот тут есть один момент, который заслуживает внимания, – сказал он, категорически отказываясь смотреть на неё. И в то же время Селифан чувствовал её пристальный взгляд на себе. Тяжёлым он казался Селифану, он убежать хотел. Не понимал, зачем же она создаёт столь неловкую ситуацию для них обоих? Но потом понял, что неловкая она только для него.
Он в нерешительности себя обвинил.
Эмма старалась слушать его очень внимательно. Видела, что он на самом деле увлечён своими объяснениями, старается донести ей истину, хочет, чтобы она поняла всё. Чем больше она слушала его, тем сильнее чувство вины охватывало её. Эмма не понимала, почему же так происходи? Совесть её раньше редко тревожила.
– Даже не думай, – резко сказал Селифан, когда Эмма внезапно попыталась дотронуться до его руки. Селифан до этого очень увлечённо объяснял ей один из не пройденных ею параграфов. Он обо всём забыл. Сразу же.
– Не горячись так. Я в другой раз, – предупредила она его и стала укладывать ручки в пенал, спросив правда сначала: – Урок окончен?
– Пожалуй, да, – ответил он. – Я не могу везти урок в подобной атмосфере.
– В какой атмосфере?
– Ты не слушаешь меня.
– Слушаю. Разве ты не заметил: я помню, что ты мне раньше рассказывал?
Селифан со значительной долей укоризны взглянул на неё, ему ужасно не понравилось, что она теперь обращается к нему на ты.
– Иди лучше, – сказал он, стараясь смотреть на неё как можно более беспристрастно.
Эмма ушла, но теперь уже она старалась везти себя так, как он того хотел. Каждый раз приходила на занятия, если Селифан вёл урок. И это ему нравилось. Эмма чувствовала это, но ближе, чем на метр, он старался не подпускать её к себе. Селифан сторонился её не только в присутствии кого-то, – даже когда они были одни.
Эмма убеждала себя набраться терпения. Она была уверена в том, что Селифан неравнодушен к ней, и, следовательно, из её стараний может что-то и получиться. Она не хотела так быстро сдаться и оставить его в покое. Но он почти это и велел ей сделать. Но только глазами и поведением.
Эмма хотела заставить его говорить. Язык жестов она не любит. Плохо понимает его.
...
– Ничего не надо? – спросила она Селифана, в очередной раз зайдя к нему просто так, без повода. Селифан не должен был в этот день везти их урок или проводить с ней индивидуальный... в последнюю неделю он вообще виделся с ней неохотно, избегал разговоров наедине.
– Нет, – ответил он сухо и, недовольно и быстро взглянув сначала на неё, а затем на переполненный различными тетрадями и учебниками стол.
– Хотите, тетради сама раздам или куплю вам что-нибудь?
– Что?!
Селифан произнёс вытянуто свой вопрос, но придал ей такой смысл, который показывал не его недовольство её навязчивостью, а скорее указал на глупость её предложения. И спрашивал именно как раз о том, что она может купить для него? Ведь ему ничего не нужно, да и денег лишних у него нету. Но о последнем Селифан любому человеку предпочитал молчать.
– Ну, что-нибудь. Мелки, например, – продолжала она настаивать.
– Гечина, идите Вы лучше домой, – сказал он членораздельно и делая значительную паузу между каждым словом.
Эмма ушла, но она не почувствовала обиду и даже наоборот, ей показалось, что настал период некоторой оттепели в их отношениях. Предпоследний его короткий вопрос «что» зачем-то позволил ей сделать именно такой вывод. Может быть, она и ошиблась в его чувствах...
...
– Зачем ты избегаешь меня?
Услышала Эмма вопрос, который звучал откуда-то из-за деревьев на знакомой ей давным-давно посадке. Теперь здесь был зимний пейзаж. Мороз не позволял вздохнуть полной грудью, и Эмма не решалась оглянуться вокруг со свойственной ей решительностью. Но голос этот показался ей знакомым.
– Уже месяц, месяц прошёл с тех пор, как мы поссорились. Это же глупо, Эмма.
В десяти метрах Эмма увидела знакомую фигуру Роберта. Он был укутан в тёмно-зелёный шерстяной шарф с волнистым узором из четырёх тонких чёрных полос. А на голову, поверх шапки цвета лягушки, как она говорила, он по обыкновению натянул капюшон.
Это был ясный, зимний день, когда один лишь взгляд на небо заставлял думать о чём-то светлом и хорошем, призывал мечтать или радоваться. И Эмма тоже хотела бы прислушаться велению природы и своей души. Ей надоело быть в ссоре с Робертом. Он так был ей нужен... она поделиться с кем-либо хотела своими неприятностями, ведь они с каждым днём у неё только росли.
– Я знаю, – сказала она, когда наконец Роберт подошёл к ней достаточно близко, чтобы услышать любое её слово беспрепятственно.
Эмма посмотрела ему в глаза и не увидела в них ни капли враждебности или даже какого-либо малого упрёка по отношению к ней. А ведь на последнем их разговоре всё было иначе. Роберт упрекал её, поучал, требовал покончить с наркотиками... но он не понимал тогда, что Эмма не может уже этого сделать.
Сейчас Роберт пришёл не спорить. Он просто поговорить хотел с ней, помириться.
– Тогда, может, расскажешь? – сказал Роберт и на лице выразил толи сочувствие, толи ожидание услышать что-либо нехорошее. Эмма так и не поняла, что же хотели сказать его слегка прищуренные глаза?
– Мне деньги нужны, чего рассказывать?– ответила Эмма, стараясь не смотреть на него. Она словно чувствовала, что сейчас сможет что-то прочитать на его лице. И Эмма ужасно не хотела этого делать. Значительная доля стыда вкралось в её сознание, стало мучить её, но заставить замолчать не могла.
Эмма понимала, что хочет невозможного... И как только она у Роберта может просить денег? Как же в всё так вышло?.. Она только-только стала осознавать, насколько тяжёлое у неё положение и на что она способна ради денег... это пугало её и приводило в отчаяние. И сейчас ей было уже всё равно, откуда она денег возьмёт: главное с Берном расплатиться, нужно хотя бы часть долга ему отдать.
– А что ещё нового?
– А ещё... – Эмма смотрела в снежную даль, когда начала говорить то, чего боялась больше всего: – ещё мне придётся отработать долг, если я не смогу вернуть его.
Наступило молчание. Эмма не могла посмотреть в сторону Роберта. Так ей было стыдно и тяжело при мысли о том, какую же реакцию может она прочитать на его лице?
– И что ты делать собираешься? – спросил Роберт минуты две спустя.
– Не знаю. Попробую достать денег.
– Откуда?! – громко спросил Роберт.– Я тебе не дам! Ты знаешь, не проси даже: это впустую, ты всё равно пустишь их на наркоту, на новые долги, да и нет у меня. Нет!
– Понимаю. Не надо так... – попросила тихо Эмма. – Я же не прошу у тебя, я знаю всё, ты не можешь... и я не осмелилась бы брать у тебя.
– Осмелилась бы, – уверенно возразил Роберт. – Я уже не представляю, на что ты теперь вообще способна, ради денег? ..и ,похоже, что на всё.
– Ну не надо, Роберт, не начинай! И без того голова трещит. Ты же сам спросил, я ответила.
– До каких пор же это будет продолжаться? И до чего это тебя доведёт? Ты мне ответь сначала, потом я и отстану.
– Я же сказала, не знаю... Мне деньги нужны, и сейчас это главное.
– Это не главное. Ты не понимаешь, что только хуже себе делаешь. Допустим, заплатила ты долг ему. Что дальше? Опять просить...
– Нет, я не заплатила, – прервала она его, опять указывая на важность отдачи долга.
– Ну, сколько тебе надо? Десять? Пятнадцать?
– Семьдесят восемь, – сказала она.
Роберт отвернулся в эту секунду от неё, как бы показывая безнадёжность её положения. И потом сказал:
– Всё, я тебе не помощник. Десять я, может, и смог бы достать...
– Достань, а?! – тут же ухватилась Эмма за тонкую ниточку надежды, которую он ещё даже не протянул ей.
-... и это доставило бы мне массу неприятностей, – продолжил он объяснять, не обращая никакого внимания на её неспокойный, полный ожидания взгляд, ― но теперь я вижу, что это бесполезно.
– Нет, нет, Роберт. Это поможет мне...
– Не поможет. И я не помогу тебе. Я не могу позволить тебе ещё больше увязнуть в этом.
Роберт говорил уверенно и, казалось, что решение его уже ничто не может изменить.
– Пожалуйста, Роберт, не бросай меня. Я не смогу без тебя. Ну, хочешь... хочешь я всё сделаю, что ты только захочешь?
Роберт посмотрел на неё чрезвычайно презрительно и высокомерно отвернулся. Эмма не могла не заметить этого. Он очень демонстративно умел изъясняться телодвижением, и говорить ему сейчас не нужно было, потому что его Эмма прекрасно понимала.
Роберт уходить стал, но Эмма догнала его, преградила ему путь и стала ожидать ответа на её безмолвный вопрос и требование объяснить всё... И она дождалась от него следующих слов:
– Значит, вот зачем ты за учителем-то бегаешь? А я, дурак, понять не мог, для чего это тебе понадобилось? – говорил всё это Роберт более или менее сдержанно, не в спешке, но затем его ровная речь стала стремительно превращаться в неспокойную, волнение заметно овладевало им, заставляло быть резким: – Давайте это сделаю? Давайте то? А можно в среду приду? А можно ли в пятницу?.. Достало уже это всё меня. Нищий твой Селифан! Нищий! Не веришь? Спроси сама?!
– Не верю... – с заметным сожалением и в тоже время с недоверием сказала Эмма. Она уверена была, что Роберт это всё специально говорит, чтобы она от учителя отстала, ревнует потому что. В последнем Эмма уже не сомневалась. Ей стало казаться, что теперь она уже больше понимает людей, лучше чувствует человеческую душу, видит указания на любовь... правда, ни в чём она не была уверена, особенно если то касалось Селифана или даже Дементия, которого она никак забыть не могла.
– Да ты только попробуй попросить у него денег, – сразу отстанет! – продолжал Роберт настаивать на своём, вновь и вновь говорить на самую неприятную для Эммы тему.
– Ну, что ты? Прекрати. Я же сказала, что не верю... я проверю. Он не может оказаться нищим...
– Может и ещё как. В опасные игры играешь. Ты знаешь?
Роберт с упрёком посмотрел на неё, а глаза его преисполнились внимания и ожидания ответа. И нельзя было понять, о чём же он думает в эти минуты, какой приблизительно ответ ожидает услышать? И Эмма не понимала его чувства даже чуть-чуть, её мысли целиком были посвящены Селифану, а вернее сказать, новой, сомнительной информации о нём. Эмма была уверена, что Селифан достаточно обеспечен, чтобы суметь вытащить её из тяжёлой ситуации... она рассчитывала на это.
– Хватит намёками говорить. По существу скажи, что ты знаешь о Селифане? ― потребовала Эмма.
– Я то – многое знаю. Хотя бы то, что теперь он от тебя не отстанет. Что ты сделала, Эмма?
Её имя Роберт произнёс особенно жалостливо, и Эмма не могла не заметить этого.
– Ничего ещё, совсем-совсем ничего, поверь, – сказала она и по-своему была искренна. Она ведь ещё только собиралась...
– Не так всё. Врёшь.
– Не томи же! Что тебе известно? Ты говорил с ним? Или что ты вообще знаешь?.. – в нетерпении спросила она.
– Говорил. И не раз.
– Ну!..
– Ничего хорошего.
Роберт медлил с объяснениями, хоть и видел нетерпение Эммы. Он размышлял ещё, стоит ли ей говорить то, что он выяснил, или же нет? Он не вполне ещё был уверен в абсолютной правильности выводов, которые он сделал относительно Селифана.
– Я потребовал оставить тебя в покое, пригрозил даже, что если он и дальше будет продолжать с тобой тесно общаться, об этом узнают...
– Зачем?! Зачем ты это сделал и когда?! – в волнении спросила Эмма. Ведь только теперь она узнала, почему же Селифан вел себя с ней крайне нерешительно, а ведь она уверена была, что он не такой... Она чувствовала всегда, что он хочет ответить на её чувства... теперь она уже не сомневалась в том, что всё было именно так. И это Роберт виноват, что Селифан к ней холоден. Он, вероятно, на самом деле боится быть обвинённым в связи с ней, она понимала, что ему это запрещено.
