Текст книги "Порыв (СИ)"
Автор книги: Моник Ти
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 24 страниц)
– Да нет же! – сказал Берн, сменив интонацию своего голоса с недовольного, на более понимающую и дружески подбадривающую. – Чего разволновался так?
– Я просто это так, с приезду сразу не адаптируюсь, – попытался он оправдать свою нервозность.
– Ничего с твоей Эммой не случилось. А бежать... ну ты и спросил! – ехидно и в то же время самодовольно заговорил Берн, – Отсюда сам дьявол не убежит: стены моего дома надежнее всякой тюрьмы!
Селифан заметно помрачнел, когда услышал последние слова Берна. Ему не хотелось думать о том, что Эмма живёт, как в тюрьме, а иногда даже в более худших условиях. Он в последнее время особенно сильно стал осознавать свою вину перед ней, всеми силами старался исправить положение дел. Он надеялся на то, что она хотя бы попытается понять его, даже если и не сможет простить. И думал он о ней сейчас, мысленно перемещаясь в прошлое и обратно. А когда вспоминал обо всём, что было, не мог сдержать печаль от страшного осознания того, как много он всего сотворил над ней, сколько счастливых дней жизни отнял у Эммы. Селифан вспомнил взгляд Эммы, которым она провожала его в дорогу, и в нём увидел столько всего, что не был в состоянии со спокойной душой не вспоминать о ней, ни забыть её глаз. Тогда Эмма улыбнулась ему приятной и нежной улыбкой, но увидел он в этом не фальшь, не попытку угодить ему и, конечно же, не симпатию по отношению к нему, а вынужденное действие. И это не давало ему покоя. Селифан понял, что она счастлива где угодно, с кем угодно и живя в каких угодно условиях, лишь бы на свободе и не рядом с ним. От обиды и разочарования у него перехватывало дыхание, но он не хотел сдаваться. Селифан чувствовал свою духовную слабость, а именно – неспособность отказаться от неё. И он решил не делать этого.
Теперь Селифан стоял рядом с Берном, и как только они заговорили о ней, мысли его перемешались в голове. Селифан переживал о том, как она встретит его? С каким настроением? Очень боялся, что она могла совершить что-то нехорошее, попытку бегства или ещё что-то в этом роде в его отсутствие. А ведь Берн предупредил его, что в этом случае проблемы будут у него... и он переживал, потому что знал: в его отсутствие Эмме приходилось нелегко.
Как только Берн перестал говорить о том, как крепки стены его дома, Селифан тут же, не глядя по сторонам, направился к лестничной площадке. Он хотел первым же делом навестить Эмму.
– Подожди-ка, Селифан, я не всё ещё сказал, – остановил его Берн.
– Я к Эмме.
– Чтобы не было сюрпризов, скажу тебе сразу (и я этим очень не доволен), Эмма беременна.
На мгновение Селифан застыл в удивлении, он не знал, что говорить и как реагировать?
Берн помолчал секунды десять и спросил:
– Что делать будешь?
– Аборт...– твёрдо произнёс Селифан, глядя на него сквозь воздух. Он очень серьёзно размышлял, но и сам не знал, о чём? Селифану вдруг захотелось побыть одному и не слышать от Берна больше ничего. И к Эмме он идти уже не хотел.
– Не, с этим ты опоздал! – тут же проинформировал его Берн.
– Ещё посмотрим.
И в лице Селифана наряду с негодованием и удивлением, выразился гнев.
– На третьем месяце она уже. Чего смотреть-то?
Селифан прошёл три шага вперёд и три назад, провел свою правую руку по волосам и серьёзно посмотрел на Берна. Но он не знал, что говорить?
– Долго гулял! – объяснил Берн, напоминая причину сложившейся ситуации самым неутешительным образом. – И что? Предохранятся было нельзя что ли?
– Мы предохранялись...
Селифан опять впал в раздумья и словно уходил от реальности.
– Оно и ясно! – посмеялся Берн, но всё же упрекнул ещё раз: – Осип же оставлял нужные таблетки. Надо было давать их ей. И всё.
– Она это специально, – сказал Селифан и тут же направился к Эмме. И он находился в таком яростном состоянии духа, что Берн немедленно остановил его, резко поверну лицом к себе.
– Ты куда это в таком состоянии? Даже не думай идти к ней, – предупредил он его. Берн боялся за последствия его визита к Эмме, но больше беспокоился не за её здоровье, не хотел дополнительных проблем с ней.
– Я хочу, – возразил Селифан.
– Мало ли. Она беременна, покой, спокойствие ей нужны.
Слова покой и спокойствие Берн произносил особенно растягивая по слогам и в такт своей речи повёл левой рукой вниз и вверх. Он старался охладить пыл Селифана, не позволить ему совершить глупость.
Они поговорили ещё некоторое время, и Селифан всё же пошёл к Эмме. Берн больше не стал препятствовать ему, так как в ходе их беседы понял, что Селифан всё-таки способен сдерживать свое негодование в нужном русле. Да и везти себя он стал более спокойно, не особенно сильно выражал недовольство, когда в очередной раз слышал о беременности Эммы.
Берн знал, что Селифан терпеть не может детей. Именно это, пожалуй, больше всего заставляло его волноваться по поводу того, что бы Селифан не совершил какую-либо глупость.
...
Селифан достаточно нервно засунул ключ в замочную скважину и безуспешно пытался отворить дверь. Пока он поднимался к комнате Эммы на второй этаже, его видимое спокойствие и мудрое хладнокровие, словно сквозь землю провалилось. Селифан не мог не злиться на Эмму. Он чувствовал себя совершенно неспособным смириться со сложившейся ситуацией.
Когда Селифан с большим усилием повернул ключ в нужную сторону, он застыл в некотором странном и даже неуместном ожидании непонятно чего? Потом он приложил лоб к двери, и ему показалось, что он слышит дыхание.
«Это, конечно, Эмма, она там стоит и ждёт...» – подумал Селифан и тут же с прежним беспокойством начал отворять дверь.
Селифан вошёл с присущей ему медлительностью, встал перед ней лицом и не спешил закрывать за собой дверь. Молчал. Но стоило Эмме сделать полшага вперёд и склонить голову к выходу, так он сразу же гневно оттолкнул дверь ногой, и она шумно захлопнулась.
Эмма вздрогнула, и от неожиданного испуга отпрянула назад на полшага, на которые так недавно осмелилась приблизиться к нему. Эмма поняла, что он уже в курсе её беременности. И она не представляла, что делать?
Эмма, как узнала о своей беременности, долгое время гадала, какой же будет реакция Селифана? Ведь она никогда даже случайно не заводила с ним разговор на эту тему, не имела возможности представить, попробовать предвидеть его действия... сейчас только Эмма поняла, что самые худшие представления и есть истина. И теперь, скорее всего, Селифан уготовил ей много чего, в связи с её беременностью... Эмма поняла это не только по его угрожающему взгляду и нервному поведению, но и по враждебной позе, которую он принял. Эмма больше всего не хотела, чтобы он приблизился к ней, не желала ни о чём разговаривать.
– Ты чего задумала? – спросил Селифан, схватив её обоими руками за предплечья. – Надеешься, что живот поможет тебе сбежать от меня?
Эмма закрыла глаза, усиленно морща нос. Но из-за этой её реакции он не думал отпускать её. Селифан хотел доказать Эмме, что беременность не позволит ей выбраться из этой комнаты, и что выпустить её может лишь он один.
– Да чёрта с два! Теперь, из-за твоей беременности нам придётся отложить поездку, – объяснил Селифан и когда произнёс последние слова вместо злости, его лицо выразило обиду и даже расстройство. – Выждем, пока родишь.
Селифан отпустил её руки, и она направилась усталой походкой к кровати и села. Спустя полминуты молчания Эмма сказала, опустив голову:
– Я не хочу.
Голос её звучал тихо и сама Эмма казалась чрезвычайно расстроенной. Она знала, что от Селифана сейчас она не сможет услышать ничего такого, что может её утешить. Она очень хотела уехать или хотя бы выйти на улицу, хоть и боялась, что там может оказаться хуже... ведь она даже не знала, куда он собирается её увезти и как будет с ней обращаться там? Эмма пришла к выводу, что его отношение к ней меняется в зависимости оттого, где и в каких условиях они находятся.
Однако Эмма не могла радоваться тому, что весь период её беременности ей придётся находиться в этой комнате. Она не представляла себе, как вытерпит всё это.
– А что делать?! Надо было меня слушаться, – сказал Селифан, стараясь больше не злиться на неё. Он был спокоен, так как её подавленное настроение воспринимал, как раскаяние.
...
Спустя четыре месяца.
– Ты скоро там уже решишь приехать? Мы изрядно замучались с твоей... а вернее сказать, это она замучилась без тебя, – объяснял Берн, разговаривая с Селифаном по телефону.
– Брось, Берн, не надо меня утешать: Эмма никогда не будет скучать без меня.
«Только и ждёт моего исчезновения» – подумал он, грустными глазами глядя в землю.
– Я тебе правду говорю. Как ты уехал, она стала везти себе чрезвычайно странно. Будто не слышит, на вопросы некстати отвечает.
– И что ты думаешь?
– Что, что! Депрессия у неё глубокая. Приезжай. Утешай. Осип в отъезде, так что врача нет.
– Как нет, совсем нет? – несколько взволнованно спросил Селифан, когда услышал последние слова Берна.
– А вот так вот, нету и всё. Другим врачам я не доверяю. А Осип свой, он это мне давно доказал.
– А если...
– Никакого если быть не должно, – рассерженным и приказным тоном перебил его Берн, ведь даже малейшее предположение о возможных неприятностях приводило его в раздражение. – Не хватало ещё, чтобы были преждевременные роды. Я ничем помощь не смогу, учти это.
Селифан молча слушал, представляя себе самую худшую ситуацию из всех возможных. Берн продолжил объяснять:
– В таком случае, Осип либо успеет, либо нет. И вряд ли он захочет бросить все свои дела и примчаться к нам. Настоятельно советую тебе, приезжай и увози её.
– Но ты же был против, – оправдался Селифан.
– Это было полгода назад! Тогда о её беременности и речи не шло. А сейчас совсем другое дело. Ей в больницу нужно.
– Я постараюсь приехать... – сказал Селифан подавленным голосом, словно отменял очень важные планы.
– Будь тут завтра же, крайний срок пятница тебе. Понял?
– Да я даже билеты не смогу...
– Меня это не волнует. Я звоню тебе, что бы сказать, если хочешь, что бы с твоей Эммой и вашим ребёнком всё было хорошо и прекрасно, приезжай и отвези её в больницу.
– А ты не боишься, что она всё расскажет...
– Какое это сейчас имеет значение? – рассерженно спросил Берн. – Я что-то не пойму, ты не хочешь везти её в больницу, потому что боишься, что она расскажет кому-то о похищении? А ты не боишься, что она не сможет родить без серьёзной медицинской помощи и умрет в этой комнате?!
– Боюсь, – тихо произнёс Селифан и усиленно выдохнул.
– Короче, бросай всё и сюда. Могу успокоить тебя, по-моему, ей вообще всё равно сейчас, где быть. Или она действительно не соображает ничего или просто претворяется... будто бы и не знает, где находится, – произнёс он последние слова тихо, с особенной осторожностью и жалостью к Эмме. – Но в любом случае, она нуждается в медицинском осмотре.
...
Селифан прислушался к совету Берна, но только спустя четыре дня с момента их разговора вернулся. Состояние Эммы оказалось именно таким, каким описывал его Берн. И Селифан очень испугался... в этот же день он и Берн отвезли Эмму в больницу, где от врачей им посыпалась целая куча вопросов... Впрочем, на все Селифан отвечал кое-как и коротко, стараясь казаться конкретным и искренним. По-своему, правдоподобно объяснил, почему же до этого она не наблюдалась у них. И Селифану показалось, что его ответы не заставили никого заподозрить его в чём-либо дурном.
...
Как только Эмма оказалась в больнице, Селифана тут же охватило какое-то странное волнение. Он и сам не мог понять, что же его беспокоит? Ведь Эмма находится под присмотром врачей, её жизни теперь уж точно ничего не угрожает (он не сомневался в этом), да и сбегать она вряд ли станет. Уверенность в последнем особенно подбадривало его, но что-то всё же было не так...Селифан стоял возле открытой двери, ведущей к палатам беременных женщин, и он знал, что в какой-то из них лежит Эмма. В голову его лезли всякого рода дурные мысли, и он смотрел на длинный пустой коридор печальными, уставшими глазами. Селифана не впускали туда, а он так хотел увидеть Эмму...
На следующий день туда, в больницу, зачем-то наведался Берн. Селифан не знал, зачем он пришел и был этому крайне удивлён. Селифан хотел знать, для чего же это понадобилось Берну? Тут же он начал делать свои предположения, угадывая в его визите то положительные моменты, то отрицательные. И в конце то концов, воображение Селифана разыгралось настолько сильно, что он пришёл к выводу, что всё-таки Берн затеял что-то очень нехорошее против них. Но даже на мгновение он не допустил мысль о том, что, возможно, Берн пришёл лишь затем, чтобы узнать о состоянии здоровья Эммы...
Как только Селифан увидел в конце коридора силуэт Берна, сразу же подошёл поближе, чтобы убедиться в том, что он не ошибся. И только потом, зачем-то решил не показываться Берну на глаза. Селифан сам не понял, почему же он вдруг решил так поступить, но на мгновение это показалось ему правильным...Селифан не сомневался в том, что Берн не заметил его, ведь тот о чём-то настоятельно беседовал с врачом.
Селифан очень хотел знать, о чём же они разговаривают? Он не сомневался, конечно, что об Эмме, но хотел услышать их разговор. Селифан тут же с украдкой подошёл к ним поближе, всё своё внимание сконцентрировал на них, но, однако практически ничего не услышал, кроме «до свидания», которое Берн произнёс весьма громко и отчётливо перед уходом.
Когда Берн уходил, Селифан несколько задумчиво проводил его глазами. Он остался собой очень недоволен, ведь так и не узнал, что же врач сказал ему об Эмме? А ему , если он спрашивал, всегда отвечали, что к ней нельзя пока или вообще не отвечали, а только обнадёживающе кивали головой, показывая этим, что пока они не могут ничего сказать...И это тоже очень обижало Селифана, ведь с Берном никто так никогда не поступает...Почему-то, Селифан был уверен в последнем, злился на Берна за это.
Глава – 27. Решение
Селифан взволнованно стоял в гостиной Берна и ждал, когда же тот освободится. Он очень хотел обсудить с ним вопрос, который его очень беспокоил. Селифан уже месяц переживал по этому поводу, никак не мог успокоиться...и , конечно же, он хотел поговорить об Эмме. Ведь она уже давно превратилось и в его переживание, и в его радость.
Берн обсуждал по телефону вопросы, связанные с его бизнесом. Селифан старался не слушать и даже не слышать, о чём эти разговоры. Но Берн никогда не отходил в сторону, когда вёл переговоры...и много раз Селифан слышал, как Берн отдаёт приказы своим подчинённым и очень часто не те, которые соответствуют принципам гуманности, морали и не вполне законные. Всё это неприятно было Селифану, но он старался виду не подавать. В течение последнего месяца Берн особенно помогал ему, оказывал и материальную, и психологическую поддержку. И он не мог уже не признавать в нём друга, порою даже чувствовал с ним какое-то духовное родство. Селифан не сомневался теперь, что он правильно поступает, если советуется с Берном. Ведь почти любое предприятие Берн может поддержать, даже пусть и незаконное...
Селифан волновался, потому что задумал кое-что, и ему срочно понадобилась дополнительная поддержка Берна.
Как только Берн положил телефон на журнальный столик возле неочищенной стеклянной пепельницы, Селифан тут же заходил по гостиной. Он кинул мимолетный взгляд на эту пепельницу и, зачем-то, она пробудила в нём какие-то тяжёлые, неприятные воспоминания. Тревога его возросла. И ему показалось, что похожую ситуацию он уже переживал когда-то раньше...и с Берном в тот день они не очень поладили.
– Что опять случилось? – спросил Берн, как только увидел Селифана, уверенно шагающего взад да вперед вдоль комнаты.
– Да всё тоже...переживаю я.
В голосе Селифана послышалась некоторая грусть, и Берн понял, что он и сейчас о чём-то настоятельно думает. Берн, конечно, знал, что мысли Селифана почти всегда только об Эмме, но, как обычно, хотел проявить понимание.
– Хуже стало ей?
– Нет! – с весьма радостным восклицанием ответил Селифан. – Даже наоборот, ей гораздо лучше. Я с врачом говорил, он сказал, что дня через три-четыре выпишет её.
Берн пожал плечами от удивления и тут же поинтересовался:
– Тогда в чём же дело?
– Я боюсь, что вспомнит она меня...вспомнит же, как увидит комнату, сразу и вспомнит... – голос Селифана звучал подавлено, а на лице выразилось страдание, может, это даже была жалость к самому себе, нежели к Эмме.
– Ты что, собрался вновь запирать её там?
– Нет...ну, я не знаю, – признался Селифан. – Я не хочу, чтобы она ребёнка оставила...понимаешь, она кормит его, видит каждые день, привязывается...я боюсь, что не забудет она его, даже если я отниму его у неё, когда она выпишётся...а я так хочу этого...
Пока Селифан говорил всё это, Берн смотрел на него неподвижными, суровыми глазами. Он явно не одобрял недобрые замыслы Селифана.
– Хочешь чего, отнять у неё ребёнка? И мечтаешь, чтобы она забыла его? А потом ещё любила тебя? – спросил Берн, делая значительную паузу между каждым вопросом. И Селифан понимал прекрасно, что Берн упрекает его и не напрасно... эти вопросы давили на его психику, заставляли мучиться, стыдиться.
– Да, я хочу, чтобы она любила меня...только меня. Я не желаю, чтобы она думала ещё о ком-то, заботилась о нём...
– Ты что, сам головой тронулся? Ревнуешь её к собственному сыну?
– Нет, ну, нет, не в этом же дело...
– В чём?
– Я просто не люблю детей, я не хочу...
– Полюбишь, – уверенно сказал Берн.
Селифан тут же поморщил лоб, и, помолчав секунды десять, сказал:
– Я думал, а что если подержать её ещё месяца два-три взаперти...тогда и молоко кончится, если кормить не будет...и если ребёнка потом не показывать ей, забыть должна же...врачи сказали, что если амнезия у неё произошла из-за переживания какой-то стрессовой ситуации, то лучше эту историю не напоминать ей, а надо стараться вернуть хорошие воспоминания, а иначе у неё может опять начаться обострение...
– Ты этого хочешь? – недовольно спросил Берн, глядя на Селифана укоризненно, как на преступника, высокомерно как-то...он еле дослушал то, что Селифан говорил. Уже с первого предложения хотел перебить его и обругать.
– Нет...я не знаю... – протянул Селифан. – Но если так, то может же она вновь забудет обо всём...или, наоборот, вспомнит...
Селифан глубоко задумался.
– Ты точно больной, Селифан, – упрекнул его Берн, и говорил он именно то, о чём подумал. – Что ты пристал к ребёнку-то, пусть живёт счастливо, пусть воспитывает его... Жизнь дала тебе прямо-таки чудо-шанс, а ты не знаешь, как испортить всё поскорее. Она же не помнит тебя! Скажи, что жених ты её, что жениться вы собирались. И живите счастливой семьёй.
Селифан приподнял голову, и некоторую радость можно было разглядеть на его лице. То, что сказал Берн, явно нравилось ему, успокаивало и подбадривало его. Он даже мечтать начал тут же о той счастливой жизни, которая не казалась уже такой уж несбыточной мечтой. Но всё же в его мыслях что-то не давало ему покоя, и он вновь думал о другом...
Берн, не услышав в ответ ничего и помолчав секунды пять, добавил:
– Вот, женишься на ней. И всё будет отлично! И запирать не придётся.
– Да нет, бред это всё, она никогда за меня замуж не пойдёт, – пожаловался Селифан, уже немного недовольный словами Берна. Хоть мысль о том, что они с Эммой могут зажить семьей нравилась Селифану, он всё же поверить не мог, что такое возможно. Ему надоело напрасно мечтать и планировать.
– Не осложняй ты всё, не ищи неприятности, – посоветовал Берн. – Скажи, что она уже согласие дала выйти за тебя замуж. Ребёнок же твой, любая мать хочет, чтобы ребёнок жил в полноценной семье.
– Но она же не любит меня, я противен ей... – жалобно произнёс Селифан.
– Недавно тебя это не беспокоило, – упрекнул его Берн, но затем тут же обнадёжил: – Полюбит!
– Нет...
-Ты просто не насилуй её и всё. Дождись, пока сама захочет, – объяснил Берн.
– Не захочет она, – тихо упрямствовал Селифан.
– Так сделай так, что б захотела! Не мне ж тебя учить...Терпи и жди, ухаживай за ней, как подобает. У вас же ребёнок, всё равно захочет, вот увидишь! Главное, чтобы не вспомнила она, как ты издевался над ней. Вот и приложи усилия, чтобы память её так и осталась стёртой.
Селифан вздохнул и не знал, что ответить. Он понимал, что Берн прав, умные советы даёт и всё, что говорит – реально осуществимо. Только Селифан, почему-то, всё по-своему хотел поступить, но ещё не придумал, как именно? Мучился в бесполезных размышлениях.
– И нечего её больше приводить в Дом Ли.
– Ну, я понимаю, что глупость сказал, – признал Селифан правоту Берна. – Но я не знаю, что делать...
– Я же сказал уже тебе, как надо поступить.
– Да ты просто не всё ещё знаешь...
– Что ты опять успел натворить? – с упрёком поинтересовался Берн, и ему уже надоело разговаривать с Селифаном, потому что он считал его беспокойство напрасным. Удивлялся глупости Селифана. Ведь Берну ситуация казалась ясной и простой.
– Ничего не натворил, просто Эмма...так, получилось, случайно... – Селифан замолчал на мгновение в нерешительности, боялся, что Берн ругать, упрекать его будет за то, что случилось... – короче, она думает, что я её отец. Вот.
Берн тут же приподнял брови от удивления, но, казалось, сразу даже не поверил словам Селифана. И пока он полностью ещё не осознал неожиданную информацию, Селифан быстро добавил:
– И я не знаю, что делать? Это медсестра сказала Эмме, что в коридоре её отец ожидает. Она не знала просто. – Селифан опять замолчал на пару секунд после этих слов, но затем продолжил говорить: – А когда я вошёл, Эмма смотрела на меня, такими нежными глазами...я присел рядом, она взяла меня за руку и что-то долго-долго смотрела на ладонь. Я испугался даже, может, она вспомнила меня...а потом случилось совершенно неожиданно, она улыбнулась и назвала меня отцом. Сказала, что помнит эти руки, пятно белое под большим пальцем...и лицо тоже...и она уже не сомневалась, что видела меня раньше.
– А ты так просто и согласился быть её отцом? – в недоумении спросил Берн.
– Я был тронут...она не ненавидела меня, с нежностью смотрела, с любовью...и я почувствовал, что нужен ей. Эмма попросила меня не уходить быстро, побыть рядом с ней подольше...
– Ну, вот видишь, а ты говорил, что она ненавидит тебя.
– Но как отца она может любить меня...
– Хе-х, а не слишком ли молод ты для её отца? – начал Берн ехидствовать, садясь на кресло.
– Мне всё равно, главное, чтобы любила...хоть как-нибудь, да любила меня.
– Не глупи, Селифан. Скажи ей правду и всё.
– Не могу я, она верит мне теперь, доверять перестанет, если узнает, что я не отец её...я не хочу вновь потерять Эмму, не хочу, чтобы она опять возненавидела меня.
– Ты только что сказал, что она расположена к тебе, значит, не возненавидит.
– Доверять перестанет, – повторил Селифан уже сказанное.
– Нормально будет всё! Куда денется, у неё всё равно больше никого нету, кроме тебя.
Селифан задумался, но что ответить, не знал. Он не хотел поступать так, как велит Берн, хоть и мечтал зажить с Эммой одной семьёй.
– Боюсь, что гнать начнёт меня, как раньше. Я не могу без неё...опять заставлю...
– Давай-ка ты забудь про заставлю, пора уже за ум браться, – рассерженно сказал Берн, осуждая его толи из жалости к Эмме, толи оттого, что понял, как легко ему удается пробуждать в нём пороки и не получается обратно сделать из него нормального человека. Берну стало неприятно слушать Селифана, ведь сам-то он всегда старался знать во всём меру, терпеть не мог напрасную жестокость.
– Я назвался Матвеем, – сказал Селифан, когда Берн замолчал. – Имя хочу вот поменять...
Берн захихикал, немного прикрыв рот ладонью, и спросил:
– А возраст что, тоже поменяешь?
– Ну...я не знаю...а ты мог бы помочь? – решился спросить Селифан, несмотря на то, что ехидство Берна обижало его и сбивало мысли. – Ты же говорил, что знакомые есть у тебя такие, которые могут...
Селифан замолчал, затаив дыхание и со страхом, что Берн сейчас опять скажет что-нибудь нехорошее, неприятное для него, упрекнёт или опять обсмеёт. Так и произошло:
– О-о-о...какие просьбы! – тут же воскликнул Берн. – Ты что, совсем не понимаешь, что сам осложняешь ситуацию? Никаких бы проблем не было, если правду сказал бы, что любишь её, что сожительствовали вы больше года. Не стала бы она долго препираться. А теперь что? Собрался быть её отцом, пока она себе жениха не найдёт, а потом опять изнасилуешь и запрёшь в подвале? Так что ли?
– Да нет же... – в печали сказал Селифан.
– Что нет? Надеешься, что долго проживёт одна? Да чёрта-с два! И полгода не пройдёт, как она найдёт себе другого. А ты и останешься для неё любимым отцом.
– Я не хочу так, – тихо произнёс Селифан.
Глава 28. Роковая затея
Селифан в бодром настроении и со спокойной душой направился в Дом Ли. Он остался очень доволен тем, что поговорил с Берном, ведь тот дружески пообещал ему выполнить его просьбу – самую безумную из всех, на которую только можно было решиться.
К полудню Эмму выписали из роддома, и вместе с ребенком Селифан повёл её в новое жилище – то, которым его временно обеспечил Берн после продолжительных уговоров.
Это была светлая просторная комната, с большими окнами и новой мебелью. Всё в ней было шикарно и красиво. Серебристые занавески приятно сочетались с беловато-жёлтыми обоями и серым линолеумом. А шкафы из натурального дерева говорили о достатке даже больше, чем площадь помещения и блеск полов.
Сервант располагался близ окна, наполненный посудой из различного фарфора и хрусталя, и так как светило солнце, можно было заметить, как оттуда отражается свет необычайной красоты. Он явно поднимал настроение и давал некоторое облегчение уставшей душе.
На единственном столе можно было заметить вазу с белыми розами. Селифан специально купил их для Эммы, чтобы показать важность её прибытия домой. Он хотел навсегда смыть из её головы воспоминания о прошлом и оставить новые, совершенно противоположные прежним, – добрые и светлые, как сама комната, куда он привёл её жить.
На противоположной стороне от серванта, стоял кожаный диван пастельного оттенка, и имел такой вид, словно был чрезмерно набитый поролоном. Но, несмотря на это, он великолепно сочетался со всем дизайном комнаты, и только что прибывшим гостям понравился своим роскошным видом и необычайной мягкостью.
Когда Селифан и Эмма вошли в комнату, то тут же присели. Внимательно осмотрели всё вокруг. И Селифан в том числе, ведь и он до этого момента никогда раньше здесь не бывал.
Потом он принялся незаметно и в то же время пристально осматривать Эмму. Хотел понять, как же она себя чувствует в этой комнате? Нравятся ли ей эти новшества или чувствует ли она, что вся эта роскошь впервые вошла в её жизнь? Селифан хотел ответить на эти вопросы, но всё-таки не мог сделать это с уверенностью. Он заметил, что Эмма явно удивилась увиденным апартаментам, но внешне старалась не проявлять этого.
Эмма почти ничего не помнила о своём прошлом, как о недавнем, так и о далёком. Она боялась везти себя глупо и по-детски, удивляясь и восхищаясь тем, что, возможно, видела много раз и каждый день. Чувствовала душевный дискомфорт.
...
Вечером, когда Эмма уснула, к ним неожиданно наведался гость. Это был Берн. И Селифан надеялся на его приход, ведь некоторое время назад сожалел о том, что они не договорились о встрече заранее. Селифану очень хотелось обсудить с ним некоторые вопросы относительно Эммы, сроках и условиях их проживания в выделенной им комнате.
Когда Берн вошёл в комнату, Селифан сразу же почувствовал уверенность в правильности своих последних поступков.
– Ну, и как она восприняла атмосферу? – спросил Берн, немного помолчав после того, как вошёл и осмотрелся. В этой комнате он был полгода назад, но никаких изменений не заметил. Это его очень обрадовало, состояние помещения было просто великолепным.
– Вроде, хорошо. Впрочем, я не до конца понял... – признался Селифан, говоря шёпотом, чтобы не разбудить Эмму.
Берн пожал плечами, не зная, что ответить.
– Но её что-то насторожило, это точно. Только виду старалась не подать, – объяснил Селифан ситуацию такой, какой понял её сам.
– Ничего, адаптируется ещё! Главное, что теперь она здесь, а не там. – Берн направил указательный палец на пол, когда произнёс последние слова. И Селифан понял, что он сравнивал нынешние условия её жизни с прежними, как рай и ад соответственно. И не отрицал справедливость предположения Берна.
– Это уж точно.
Они молча посидели пару минут, как будто бы не зная, что сказать друг другу, что обсудить. Хотя на самом деле тема основного вопроса вертелась у них в голове беспрестанно. Просто они сохраняли молчание для более тщательного обдумывания плана...Селифану особенно это нужно было, ведь это он затеял очередной подлый поступок в отношение Эммы.
– И что теперь? – начал Селифан разговор первым.
– Если уверен, что правильно поступаешь, тогда всё по плану. Я принёс уколы.
Когда Селифан услышал последние слова Берна, некий холодок прошёлся по всему его телу – это и было сомнение... Ему не было жалко вновь мучить Эмму психотропными, наркотическими препаратами, но он боялся, что результат их стараний не будет соответствовать ожидаемому. А хотел он, чтобы Эмма забыла ещё кое о чём, а именно, о Кирилле – своём сыне.
– Я уверен, – твёрдо ответил Селифан, недолго думая. – Так будет лучше.
– Не для неё, – напомнил Берн. Теперь он уже частенько упрекал Селифана за глупые поступки, напрасные страдания, которые он причиняет Эмме из-за своих эгоистичных соображений. Несмотря на то, что Берн не представлял собой пример добропорядочного человека, но всё же знал цену семьи и отцовства. Он не хотел, чтобы Селифан лишился всего этого, толком и не обретя, и не поняв до конца, от какой земной ценности отказывается. Берн до последнего старался переубедить Селифана от ошибки. Он не сомневался, Селифан обязательно пожалеет о том, что натворил, только позже...и поздно будет.
...
– Сколько она спать теперь будет? – спросил Селифан, когда Берн вколол Эмме несколько уколов, которые принёс.
– Долго, – коротко ответил Берн. И у него не было никакого настроения дальше оставаться рядом с ними. Ведь теперь даже его роскошная и большая комната не могла принести ему душевный покой и поднять настроение. Наоборот, она его угнетала. А раньше Берн всегда радовался тому, что имеет...
