Текст книги "Последствия одного решения (СИ)"
Автор книги: Метамаг
Жанр:
Фанфик
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 27 страниц)
Откуда–то он знал, что делать. Надо всего лишь пожелать, и выбранный цвет будет твоим. Только один? Нет, он мог принять хоть все. Но вот хотел ли? Безусловно, фиолетовый, белый, оранжевый и зелёный – его цвета. Повинуясь желанию, пропали, став цветами его магии. Но вот чёрный…
Гарри замер. Чёрный, угрожающий цвет был перед ним. Он мог выбрать его – а мог и отвергнуть. Как там говорил дедушка? «Цвет магии – это не повод считать волшебника злым. Тёмный маг может быть добрым. Светлый маг – злым. Давным–давно на опыте я убедился в этом». Но говорил он и другое: «каждая магия по–своему опасна. Тёмная магия – опасна вдвойне, в первую очередь – для самого мага».
Гарри Поттер неуверенно смотрел черноту, переливающуюся на сером фоне. Потом спросил:
– Ты же не причинишь мне вреда?
Чернота насмешливо колыхнулась. Если будешь осторожен – таков был ответ.
– Тогда я принимаю тебя.
Чёрный растворился. Остался только… серый? Окружающая серость – она тоже была цветом. Абсолютно ненаправленная, ничем не сформированная, магия, принадлежащая каждому волшебнику, каждому магическому существу, даже каждому живому существу – такой она была. Серый цвет не надо было принимать. Он всегда был вместе с ним. Стоило это осознать, как серость исчезла, унося с собой бодрствующее сознание.
* * *
Альбус Дамблдор наблюдал, как магия покинула Гарри, чтобы взвиться вокруг него невидимым обычным взглядом коконом. Пять цветов. Вместе они составляли тёмно–фиолетовую ауру. Если фиолетовый, как догадывался директор Хогвартса, – это его влияние, то тёмный оттенок…
И вот сейчас пятицветное сияние в сером ореоле. Вот четыре цвета втянулись, а фиолетовый перекрыл собой остальные. Осталась чернота. Альбус не знал, что выберет мальчик. Пожалуй, любой его выбор будет верным. Когда чёрный цвет втянулся в ауру, затемняя её, Дамблдор осознал, что Гарри сделал свой выбор.
Два года спустя.
– Тёмная магия… – вздохнув, произнёс Дамблдор. – Тёмная магия – древнейшее искусство, Гарри. Древнее магии светлой и, в чём–то, могущественней неё. Можешь дать определение тёмной магии?
– Конечно, дедушка, – уверенно ответил Гарри. – Тёмная магия – это магия, прямо причиняющая вред человеку против его воли.
– Человеку? – приподнял бровь старый маг.
– Телу или душе человека, – уточнил Гарри. – Это важно?
– Очень, – Дамблдор смотрел в камин, и языки пламени поблёскивали на его очках. – Видишь ли, мальчик мой, любая магия, направленная на человека, меняет его. Я могу поднять тебя «вингардиум левиоса». При этом, разумеется, я повлияю на тебя, на твоё расположение. Я могу оглушить «ступефаем». При этом я тоже повлияю на тебя, даже – против твоей воли. Но я всего лишь отброшу и лишу сознания, ничего больше. Тёмная же магия… Назови любое тёмное заклинание.
– «Авада Кедавра»?
– Это уже не просто тёмное, это – чёрное заклятие. Чёрная магия – это та тёмная, что меняет и душу заклинателя.
– Что делает «авада» с душой жертвы? – тихо спросил Гарри. Он уже знал, как погибли его родители. Именно это заклятье. Зелёный луч.
– Остановка нервной деятельности. Всей, – тяжело произнёс Альбус. – Одновременно с этим душа исторгается из тела. Но, думаю, нам пока стоит оставить эту тему. Чёрная магия – отдельный разговор. Приведи пример просто тёмного заклинания.
– «Секо»? – не сразу ответил Гарри, пытающийся избавиться от навязчивой картинки – зелёной вспышки и крика своей матери.
– Да, «секо». Заклятье, наносящее сильную рану. При должной силе может даже разрезать насквозь. Эти чары несут особую, тёмную энергию. Тело человека упорно сопротивляется прямому разрушению. То же «диффиндо» нанесёт лишь маленькую ранку. Его энергия нейтральна, и человек успешно сопротивляется ей. Энергия «секо» специально такая, чтобы эту защиту преодолевать.
– Деда, а как же «конфундус»? Или «петрификус тоталус»?
– Для первого требуется много сил, и оно относится к магии разума. Магия разума более тонкая, она не вредит, а всего лишь создаёт мост между разумами, чтобы заклинатель мог через него нанести удар. Удар не магией, а своей волей. Второе… Второе не наносит вреда, оно мягко обходит защитные барьеры противника, но энергия его – не разрушительная. Более того, созидательная – тело мага под «петрификусом» почти не поддаётся слабой магии.
– Хорошо, а как тогда быть с «фурункулюс»? – Гарри нашёл неопровержимый пример – магию, вызывающую на теле множественные нарывы.
– Никакого вреда, – улыбнулся Дамблдор. – Капелька неприятных ощущений, немного менталистики, чтобы их усилить, и видимость. Аналогично дело обстоит с большинством атакующих чар: менталистика, простые физические воздействия, видимость. Даже трансфигурация человека – это всего лишь видимость, иллюзия, но иллюзия высшего качества, как, впрочем, и любая обратимая трансфигурация. Тёмная же магия – это вред, исцелить который далеко не всегда легко.
– И только? – Гарри был разочарован. Тёмная магия представлялась чем–то сложным, таинственным, пусть и опасным.
– Я привёл общепринятую точку зрения, – невозмутимо сказал старый волшебник. – На самом деле всё обстоит гораздо сложнее. Тёмная магия – это определённый тип энергии. Её очень удобно использовать для боевых заклинаний, разрушающих энергетику. Это и защитные чары, и боевые. Также тёмная магия используется для проклятий. На этом большинство тёмных магов и останавливаются.
Гарри молча ждал продолжения – за столько лет общения с дедушкой Альбусом он научился внимательно слушать.
– Теоретически тёмная магия может быть направлена на созидание, – продолжил Дамблдор. – Но это всё равно, что разрушать магией светлой. Бессмысленная трата сил, – ещё одна пауза.
– Изменения, – не выдержав, вставил Гарри.
– Всё правильно, – подтвердил Альбус. – Изменения. Тёмная магия способна менять в самых широких пределах, как и магия светлая. Бессмысленно применять тёмную магию для изменения неживого – здесь светлая будет более эффективна, ведь она действует, сливаясь с предметом, подменяя его суть, в то время как тёмная будет насильно эту суть искажать, наталкиваясь на ожидаемое сопротивление. Зато тёмная способна на то, что непосильно светлой – изменение живых существ, в том числе – человека.
– Но это же…
– Незаконно? – риторически спросил Альбус. – Да. Опасно? Да. Сложно? Очень. Но это, пожалуй, одни из самых величайших чудес магии, чудес злых и чудес добрых. Оборотни. Вейлы. Русалки. Вампиры. Вот они, плоды тёмной магии! Принадлежать одной из магический рас – это и дар, и проклятие. Очень сложно сделать чистый дар, не взяв чего–то взамен. Теперь ты осознаёшь, Гарри, насколько могущественна тёмная магия? Её сила – это не только смертоносные чары, с лёгкостью разрушающие замки и уносящие жизни. Её сила – это тонкое, едва заметное волшебство, которое обращает человека в магическое существо.
– Ты будешь учить меня тёмной магии, деда? – тихо, с едва заметным предвкушением в голосе, задал вопрос мальчик.
– Нет, Гарри. В тёмной магии я откровенно слаб. У тебя будет другой учитель.
* * *
Месяц спустя.
– Повтори! – жёстко раздался голос учителя.
– Делерет! – рука, направленная на каменный валун, чертит в воздухе петлю ритуала усиления. Невидимый обычному взору, но вполне явный для того, кто прошёл Ритуал Полного Слияния, летит в цель сгусток тёмной магии. Камень трескается и распадается горой щебня.
– Неверно, – строго прокомментировала женщина с яркой внешностью: невысокая, смуглая и белокурая. – На чём ты сосредоточился?
– На образе разрушения, – заметив угрожающий взгляд учителя, Гарри поправился. – На разрыве химических связей.
Недоверчивый хмык.
– Легилименс.
Гарри попытался защищаться, но тщетно. В конце концов, сопротивляться ей не мог и его дедушка.
– Ясно, – задумчиво произнесла женщина. – Как я и думала, преобразование энергии идёт немного не так. Без палочки правильно у тебя получаются только простые заклинания. Сложные надо адаптировать индивидуально. Пора бы тебе купить свою волшебную палочку.
– Палочку? – переспросил Гарри. – Кажется, ученики Хогвартса покупают палочки примерно в это время.
– Мне всё равно, – отмахнулась женщина, задумчиво глядя на остатки валуна. – К Олливандеру обращаться не стоит. Нам нужен особенный проводник.
– Почему особенный, учитель Атика?
– Твой проводник не должен вызывать привыкания, – молвила та. – Ты же не хочешь разучиться творить магию без палочки?
– Конечно, нет!
– Тогда идём. Берись за руку.
* * *
– Альбус!
– Учитель? – старый маг смотрел на неё, в который раз удивляясь, как хорошо она выглядит.
– Скажи мне, кто для тебя Гарри?
– Внук, – без заминки ответил Дамблдор. – Ученик. Возможно, преемник.
– Как я и думала. Преемник. Альбус, ты сознаёшь, что это – не его путь?
– Не его. Но есть ещё пророчество Трелони. Я рассказывал подоплёку дела.
– Пророчество… – усмехнулась волшебница. – Все пророчества – прах.
– Это истинное пророчество. Я знаю признаки.
– Все пророчества – прах, – с той же интонацией повторила Атика. – Все, Альбус. Пророчества лишь направляют события, не более того. Достаточно сильный человек опрокинет любое предсказание, будь оно хоть трижды истинным. И для этого совсем не обязательно быть магом. Достаточно избрать иной путь и следовать ему.
– Ты уверена в своих словах?
– Да, ученик. Пророчества описывают наибольшую вероятность. Пророчества – это своего рода растянутые во времени заклинания, склоняющие к определённым действиям. Конечно, их природа на самом деле не магическая, но аналогию провести можно. Гарри Поттер не обязан быть победителем Волдеморта.
– Но если не он, то кто?
– Например, ты. Ты обладаешь достаточной силой, чтобы его победить.
– Один раз – да. Я рассказывал тебе о хоркруксах. После каждого возрождения он будет всё сильнее и сильнее. А найти все хоркруксы уже невозможно. Я слишком поторопился с Ритуалом Полного Слияния.
– Что ж… Я помогу тебе. Оттягивай его возрождение как можно дольше. Я подготовлюсь.
– Я… не рассчитывал на твою помощь. Спасибо. Ты говорила, что никогда не вмешиваешься. Почему?..
– Мальчик. Это не его путь. Тем более, не ему становиться твоим преемником. Ты – уникум, Альбус. Сочетать политику и магию такого уровня… Мой ученик, – гордая улыбка. – Но путь власти – это не путь Гарри Поттера. Дай ему выбрать свой путь.
– Учитель, а не выбираешь ли ты за него?
– Нет. Я лишь учу. Он сам выбирает, чему учиться. Ты много рассказал ему о последствиях любого выбора. Продолжай в том же духе, но не перекладывай на него ответственность. Проблема угасания магии – только твоя.
– Не думал, что ты пробьёшься так быстро.
– Твои ментальные щиты стали, наконец, по–настоящему интересными. Но – недостаточно хорошими. Я практиковалась больше двух веков. Кстати, ты собираешься знакомить мальчика с его сверстниками–магами?
– Нет. Пока рано.
– Я тоже так думаю. Как ты смотришь на небольшое приключение для Гарри?
– Небольшое приключение? – недоверчиво переспросил Дамблдор, вспоминая, что называла Атика этим словом.
– Ничего по–настоящему опасного. Для него опасного, а не для меня. Да, читаю – не думай так громко и смени, наконец, щиты. Безопасность ребёнка я гарантирую. Должен же кто–то показать ему мир? Да, дела в Министерстве и МКМ тебя извиняют, но кроме тебя у него есть я. Уверена, ему понравится!
* * *
Деревянный дом был большим. Очень большим. Он стоял на опушке леса, и прямо–таки искрился волшебством. Над домом сияла объёмная иллюзия слов на английском, французском, русском и ещё нескольких языках.
– «Грефронт и Этьен, лучшие артефакты на заказ», – прочитал Гарри. – Здесь мы купим палочку?
– Ну, сначала надо её заказать, – Атика уверенно направилась к деревянному же крыльцу. – Я уже обо всём договорилась, осталось только провести измерения.
За широкой дверью располагался магазин артефактов. Гарри с любопытством разглядывал кинжалы, мечи, палочки, медальоны, всевозможные украшения и совершенно невзрачные вещи вроде скорлупки от грецкого ореха. Каждый артефакт ярко светился в магическом зрении. Ценники поражали – ниже четырёхсот галлеонов ничего не было. Зато выше… Скорлупка стоила всю тысячу.
– Рад тебя видеть, Атика, – Гарри отвлёкся от разглядывания, чтобы послушать разговор вышедшего навстречу покупателям гоблина и своего учителя. – Давно не виделись.
– И ещё век не встречаться, Греф, – поморщилась в ответ женщина. – С тебя – замеры.
– Разумеется, – вежливо кивнул гоблин. В его поведении Гарри чувствовалась скрытая враждебность, такая же, какую открыто демонстрировала Атика. – Прошу сюда, юноша.
Замеры продлились от силы минут десять. Гоблин подносил артефакты, напоминающие лабораторные приборы с уроков физики, что–то замерял, записывал. Наконец, он сообщил:
– Завтра в восемь утра можете забирать заказ.
– Прекрасно, – сухо ответила Атика.
– До встречи, старый враг, – попрощался гоблин.
Атика, а вслед за ней и Гарри, промолчала.
– Кто он? – поинтересовался мальчик, когда они отошли за радиус действия антиаппарационных чар.
– Мой старый враг. Жаль, что обслуживал он, а не Этьен.
– И ты доверила ему делать мою палочку? – возмутился Гарри.
– Он – гоблин. Свой кодекс чести. Сегодня мы – его клиенты. Вот когда будем соперниками…
– Соперниками?
– Позже расскажу.
Рывок аппарации.
* * *
– Ещё раз! – язвительно выкрикнула Атика. – Я даже не замечаю твоих атак!
– Делерет!
Шаг в сторону. Женщина даже не поставила щит.
– Таранталегра, делерет, секо! – все три заклятия были направлены, как и учила Атика, по–разному, снижая вероятность, что противник увернётся.
– Протего, – спокойно сказала Атика, шагнув в сторону. Щит принял на себя только «таранталегру», и его вполне хватило.
– Секо, эльро, ступефай!
Атика улыбалась, не сходя с места, непринуждённо держала щит.
– Я не использую сил, превосходящих твои.
– Секо, секо, секо, секо! – рука Гарри выписывает ритуалы усиления. Невидимые лезвия впиваются в щит, разрывая, и вот последнее добирается до…
Шаг в сторону. Улыбка.
– Уже лучше. Но недостаточно. Прости, но это поможет. Эл – Фриго Эринус сио, – Атика даже не указала на Гарри, кажется, заклятье подействовало на площадь. На неё тоже?
Впрочем, Гарри стало не до отстранённых размышлений. Мысли вдруг захватил гнев, потом – ярость, причём не горячая, а ледяная. Мальчика охватило чувство, которое постигает далеко не каждый взрослый. Расчётливый гнев. Упорядоченная жажда преодоления. Ум стал работать по–другому. Осталась только цель, ярость и стремление.
– Секо! – и шаг в сторону. Правильно – мелькнул «ступефай». – Эльро, секо, ступефай, протего! – следующий луч «ступефая» разбился о невидимый щит. Атика явно действовала не в полную силу, Гарри помнил, как она взорвала «ступефаем» валун не хуже, чем «редукто». – Протего, – щит чуть в стороне. – Ступефай, секо, делерет, делерет, делерет! – как только неподдерживаемый «протего» истощился, Гарри сделал шаг в сторону, за предусмотрительно выстроенный щит. Очередной красный луч разбился об него, в то время как последние три заклятья Гарри пробили щит Атики, бессильно соскользнув с неё самой.
– Финита Эл–ментис, – широкий жест, и мальчик без сил упал на песок. Будто из него что–то вынули, что–то важное, что–то поддерживающее.
Когда сознание вернулась, Гарри обнаружил себя лежащим на мягком покрывале, в тени белого тента. Рядом сидела учитель. Стоило ему прийти в себя, как учитель повернулась. На привычно спокойном лице мелькнула тень беспокойства.
– Как себя чувствуешь, Гарри?
– Нормально, – и это действительно было так. Тело было будто бы невесомым. Мальчик сел, заметив, что сознание странным образом стало яснее и чётче, чем обычно. – Даже превосходно. Что ты сделала?
– Немного лечебной магии и чары ясного сознания, – ответила та. – Думаю, ты хочешь узнать, что это было?
– Я не знаю, что ты сделала, но я словно стал тем воином из скандинавских саг, берсеркером.
– Чары холодной ярости. Прости за них, но это был лучший способ.
– Зачем? – немного грустно спросил Гарри. На душе было неприятно.
– Ты должен почувствовать это состояние хотя бы раз, чтобы потом учиться вызывать сознательно. В дуэли оно позволяет игнорировать ментальные атаки, чтобы его сбить, нужно иметь немалую ментальную силу. И ещё: разве ты не заметил, насколько сильнее стал?
– Состояние аффекта… – Гарри употребил вычитанную где–то фразу.
– И это тоже. Только управляемого аффекта. Эти чары созданы специально для воинов, – Атика деликатно не упомянула, как сложно было адаптировать их к местной системе заклинаний. – Думаю, ты сражался на уровне плохонького аврора.
– Правда? – удивление и недоверие в глазах.
– Да. Ты молодец.
Атика настолько редко хвалила Гарри, что тот моментально поверил и, наконец, расслабился. А когда женщина достала роскошный перекус, мальчик окончательно пришёл в себя.
* * *
– Зачем ты учишь его дуэлям? – строго вопросил Дамблдор.
– Это будет полезно, – безмятежно ответила Атика.
– Ты не находишь, что Гарри слишком мал для подобного?
– Это так и не так, – безмятежность сменилась серьёзностью. – Я привыкла к другому отношению. Маг не может быть ребёнком. Если обладаешь даром – то отвечаешь за последствия его применения как взрослый – так было у нас испокон веков. Поэтому к детям с восьми лет относились так же, как и к взрослым. Вызовы на дуэль, помощь родителям в ритуалах, обучение этикету… Учитывая, кем считают Гарри европейские маги, ему будет полезно такое отношение с моей стороны.
– В то время как я буду ему добрым дедушкой… – задумчиво сказал Альбус. – Всё равно, мне кажется, что ты слишком сурова с ним.
– Жизнь будет ещё суровей, – пожала плечами Атика. – Ты всегда можешь отказаться от моих услуг и учить Гарри самостоятельно. Твоё право.
– Не стоит впадать в крайности, – примиряюще молвил директор Хогвартса. – И всё же, будь поаккуратней. Гарри – ещё совсем ребёнок.
– Он принял магию, – возразила женщина. – И тёмную, и светлую. Сознательно. Гарри знает тёмные заклятия и уверенно их применяет. Он не ребёнок.
Альбус буравил своего учителя строгим взглядом, пока та произнесла:
– Ладно. Я не привыкла работать с детьми, тут у тебя больше опыта. Буду помягче.
– Вот и хорошо. Что там со спланированным тобой приключением?
– Пока ничего. Кое–что не получилось. Всё будет – но немного позднее.
* * *
Утром Гарри разбудило не напоминание домовиха Дайна, зовущая на завтрак, но строгая наставница. Волей–неволей мальчику пришлось просыпаться в ускоренном темпе, поскольку понятие «аморальные методы воспитания» значило для учителя отнюдь не то, что для деда.
Одевшись и умывшись, Гарри направился в столовую, где уже ждал ранний завтрак, приготовленный домовихой. Атика и Дамблдор уже поели и негромко беседовали, сидя за столом. При этом то он, то она периодически направляли палочку на шар, сотканный из золотого свечения, выстреливая туда какими–то чарами. Сияние колыхалось, но не исчезало.
– Доброе утро, Гарри, – повернулся к нему директор Хогвартса.
– Ешь поскорее, – да уж, Атика всегда отличалась особой «вежливостью». – У нас сегодня много дел.
После завтрака взрослые попросили подойти, и Атика сообщила:
– Надо сказать, наш знакомый гоблин весьма удивил. Сделал заказ даже раньше, чем должен был. Этьен передал мне палочку в семь утра, укрытую личным защитным заклятьем Грефа. Мы проверили – под заклятьем только палочка, ничего опасного. Защита настроена на тебя. Можешь забирать, – и указала на то самое золотое сияние.
– Это она? – Гарри недоверчиво посмотрел на сияние, принявшее на себя не один десяток заклятий от деда и учителя.
– Бери и не бойся, мой мальчик, – улыбнулся Альбус.
Гарри протянул руку. По мере приближения ладони к сиянию, то утрачивало свой вид, уплотняясь в знакомую форму. В центре места, где висело сияние, мальчик взял за конец палочку, радостно брызнувшую золотыми искрами. Гарри почувствовал приятную прохладу, разливающуюся по руке. Не выдержав, он выписал палочкой ритуал воплощения мыслей, воскликнув про себя: «Авис!». Фигурка колибри сорвалась с конца палочки и вылетела из комнаты. Гарри радостно рассмеялся.
– Посмотри магическим зрением, – посоветовала Атика.
Мальчик всмотрелся. Тёмно–фиолетовая аура на руке переплеталась, не смешиваясь, как это было у деда или учителя, с золотой аурой палочки.
– Агуаменти, – и ровно столько силы, чтобы хватило на капельку воды. Гарри отчётливо видел, как кусочек фиолетового превратился в золотой и, обретая по пути форму призывающего воду заклинания, пропал из магического зрения. Красиво. И, главное, невероятно точно! Раньше вместо капли появилась бы струйка или, напротив, ничего.
– Что ж, палочка работает отлично, – молвила Атика. – Думаю, нам пора на полигон, устроим небольшую тренировку, а затем… Помнишь, я обещала тебе приключение?
– Помню, учитель, – поймать её глаза своим взглядом. Короткий ментальный посыл: «спасибо».
Глава вторая: ловушка
– Почему портключ, учитель? – спросил Гарри.
– То место закрыто от аппарации, – объяснила та. – Закрыто давно и качественно.
– Как Хогвартс?
– Не совсем. Портус, – палочка направлена на первый попавшийся камень. – Хогвартс закрыт с помощью особого ритуала, мешающего аппарирующему или заклинающему портключ найти место перемещения. Можно сказать, Хогвартс невидим для пространственного чутья магов и поисковых чар. Ну а люди на территории замка и окрестностей вообще слепнут в этом смысле. Зато директору Хогвартс разрешает создавать порталы и даже аппарировать, но об этом мало кто знает.
– Тебе рассказал дедушка?
– В своё время мы вместе изучали защиту школы. Очень познавательно. Берись за камень.
Рывок в районе пупка, короткий полёт по пробитому портключом пространственному коридору, и мальчик со своей наставницей оказались… в пустыне! Точно такая же пустыня, как та, где располагался полигон, только без камней, перемещённых учителем для тренировок. Куда ни смотри – песчаные холмы.
– Это место незаметно издали, – Атика ответила на немой вопрос.
– Так что с этой защитой от аппарации? – Гарри продолжил расспрашивать учителя. Его любознательность и упорство в добыче новых знаний поражала женщину.
– Здесь используется более… прямой способ. Сама аппарация мгновенна, но нужно немного времени, чтобы поймать образ места, позволить магии найти его с помощью твоих воспоминаний. Хогвартская защита не даёт этой поисковому волшебству аппарируещего сработать. А здешняя защита засекает точку аппарации и активирует специальные чары, искажающие пространство. Волшебник перемещается, только выглядит он после этого, как тот камень после твоего «делерет».
– Брр, – мальчик поёжился, не в силах представить такое. – А почему тогда сработал твой портал?
– Я уже знаю координаты, и поисковые чары не нужны. Защита просто не знает, что мы переместились.
Они шли под жарким солнцем, оставляя цепочку следов на песке, грозившем забиться в предназначенную совсем не для пустыни обувь. Впрочем, обувь, одежду от песка и тело от перегрева Атика защитила. Как именно, мальчик в очередной раз не понял, хотя видел подобные чары далеко не в первый раз.
Обелиск появился неожиданно. Вот голубизна небес и солнечное пекло – а шаг спустя они стоят в глубокой тени громадного сооружения. Треугольное основание длиной в добрые сто метров, вздымающаяся вверх пирамидальная громадина громада – не иначе как в километр высотой. Габариты современного небоскрёба, а не древней постройки. Обелиск был словно бы выточен из цельной серовато–коричневой каменной глыбы.
– Вау! – только и смог выдавить Гарри. – Кто же это построил?
– Древние маги, – улыбнулась такой реакции женщина. – Раньше умели многое. Идём, я покажу, что внутри.
По мере приближения к виднеющемуся в центре основания арке, Гарри всё сильнее ощущал давление древнего волшебства. Магическое зрение воспринимало это как чёрную с тёмно–жёлтыми прожилками ауру, исходящую от здания. Гарри интерпретировал это как смесь тёмной и нейтральной магии, если бы не общее ощущение, исходящее от энергетики. Могучая светлая магия будто бы отдаёт благожелательной мощью, тёмная – исходит угрозой, враждебностью, нейтральная проявляет себя ощущением безразличной энергии. С чувством давления Гарри никогда не сталкивался. Что это за волшебство?
– Древняя магия, – ответила Атика на сумбурный вопрос. – Полагаю, это магия жертвы. Когда древним магам не хватало силы или искусства, они приносили в жертву животных, людей и даже друг друга. Это страшные, кровавые ритуалы, – по коже Гарри пробежали мурашки. – Именно такой чувствуется магия, ими полученная.
– Это не опасно, учитель? – робко спросил мальчик, когда они подошли к арке, зияющей чернотой. – Может, вы покажете это место в Омуте Памяти?
– Ну, тут была кое–какая защита, – уклончиво сказала волшебница, благоразумно не уточняя, сколько ловушек и охранной магии пришлось взламывать, – но я её убрала. Обелиск абсолютно безопасен, если не перемещаться прямо к нему, – вдвоём они ступили во тьму за аркой. – Вот аппарация и бескоординатные порталы на милю вокруг противопоказаны. Идём. Люмос Эл–тирио, – стало светло: чары Атики будто бы создали множество невидимых фонарей, равномерно освещающих широкий круг около неё.
Пустой, без единой песчинки или пылинки коридор в три метра шириной. Гулко отдающиеся шаги. Чуть подрагивающий круг двухметровый света, за пределами которого неясно виднеются стены и совсем невидим потолок. Собственное бешено стучащее сердце, давление древней магии и успокаивающая рука учителя, за которую хватаешься, как за соломинку. Да, это приключение Гарри запомнит на всю жизнь!
Наконец, они вошли в какое–то помещение. Атика подняла палочку вверх, произнося:
– Нокс! Люмос стелла! – как и всегда, женщина исполнила заклятья вслух, позволяя Гарри следить и запоминать. Круг света начал медленно гаснуть, а с кончика палочки вверх устремился яркий, под стать электрической лампочке, огонёк. Одним огоньком волшебница не ограничилась: невербальная магия воплотила более сотни маленьких звёзд. Они усеяли потолок гигантского зала, будто настоящие звёзды.
– Какой огромный! – воскликнул Гарри. – Как он здесь поместился?
– Строители этого обелиска были не так просты. Пространственную магию они знали не хуже современных волшебников. Обрати внимание на статую в центре. Её я и хотела тебе показать.
Мальчик и женщина подошли ближе. Гарри содрогнулся, когда увидел, что изображает статуя. Четырёхрукий гуманоид, опутанный не то цепью, не то стеблем растения, стоял на коленях. Лицо его замерло в выражении невыносимой боли и отчаяния, руки воздеты вверх, спина сгибается под неведомым гнётом. Столько эмоций было в этой фигуре, что мальчик едва не побежал от неё. Останавливал спокойный, лекторский тон учителя, которая, к тому же, крепко держала за руку.
– Этот человек, как ты видишь, был изменён тёмной магией. Не знаю, кто и зачем это сделал, но впоследствии его принесли в жертву. Именно он своей болью и отчаянием генерировал энергию для пространственной защиты. Судя по всему, под конец его обратили в камень, причём настолько мучительно, что энергия, питающая защитные ритуалы, до сих пор не иссякла.
– У-учитель, – дрожащим голосом прервал её Гарри. – М-может мы в-всё же уйдём отсюда?
– Вы никуда не уйдёте! – разнёсся по залу звучный голос. Атика рывком развернулась к выходу. Гарри едва не упал, когда она выдёргивала руку. Палочка выписала в воздухе конструкцию непонятного ритуала. Гарри содрогнулся от используемой мощи, обернувшейся неясной защитой.
– Греф, – констатировала волшебница, не отрывая глаз от группы гоблинов возле входа в зал. – Говори.
– Хранящиеся здесь артефакты – мои, – ухмыльнулся гоблин. – Ты опоздала. Благодарю за разрушение защиты. Можешь устраиваться на постоянное место жительства или умереть. Мне всё равно, – гоблин достал волшебную палочку (!) и произнёс прежде, чем Атика его остановила. – Агере–те ильмос!
– Археа Мотус! – крикнула волшебница.
Сложный взмах палочки, и в группу гоблинов полетел рой стальных стрел. Одновременно волшебница делала что–то невербально и беспалочково: Гарри видел, как её магия обращается заклятьями, но какими – не понимал.
Сзади послышалось громкое шипение. Гарри обернулся, и успел заметить, как из верха статуи гейзером забил поток чёрной дымки. С огромной скоростью он сформировался в чёрный купол, отсёкший статую и мальчика с женщиной от внешнего мира. Атика подняла было палочку, но осеклась, с видимым изумлением рассматривая купол. В магическом зрении он представлял то же самое, что и в обычном – полная, абсолютная чернота.
– Люмос, – молвила чародейка, разгоняя мрак.
– Что произошло? – после нескольких секунд молчания Гарри решил разогнать угнетающую тишину.
– Ловушка, – короткий ответ с горьким привкусом. – Грефронт взломал защитные чары. Какой–то гоблинский артефакт. Старую защиту он бы не снял. Мою – смог. Вероятно, он узнал об обелиске неделю назад. Я приглашала одного знакомого специалиста по древним чарам… он–то и сдал это место. Ублюдок, – спокойствие быстро возвращалось к Атике. Оскорбление она произнесла почти равнодушно.
– И что нам теперь делать?
– Думать и исследовать, – ответила волшебница, невербально рассылая сложные чары. – Магия познания нам поможет. Эта тьма – определённо чёрное волшебство, смешанное с магией крови. Но как ему удаётся поддерживать такую мощь, не рассеиваясь?
Атика неспешно пошла по кругу тьмы, чуть пригибаясь, внимательно всматриваясь, прислушиваясь к себе. Несколько раз она выпускала заклятья познания, в одном из которых угадывалась какая–то форма «Специалис Ревелио», идентифицирующего тип и структуру чар. Спустя пять минут интенсивной работы Атика шепнула «Археа», материализовав два стула, и устало присела на один из них. Гарри забрался на другой и поинтересовался, что она обнаружила.
– Всё довольно просто, – не стала юлить чародейка. – Греф активировал одну из защитных функций обелиска. До этого я убрала у той защиты спусковой и направляющий механизм. Греф добавил свой спуск и направление – на нас, если говорить конкретно. Он ждал, когда мы подойдём достаточно близко к вместилищу силы – этой вот статуе.
– Э… и как мы отсюда выберемся? – спросил Гарри, которому было, мягко говоря, неуютно сидеть при свете волшебной палочки, в окружении концентрированной чёрной магии, да ещё и рядом с пугающей статуей.
– Ну, Греф думает, что никак, Настолько самоуверен, что показал, как владеет запретной гоблинам волшебной палочкой, – усмехнулась Атика. – В чём–то он прав. Порталами и аппарацией пользоваться нельзя – защита перемелет нас в фарш, как только засечёт пространственную магию. Пытаться пробить защиту не рискну – думаю, ты понимаешь, что никакой доступный здесь ритуал не сумеет защитить от такого количества разрушительной энергии. От рассеивания энергию удерживает статуя, в неё же включена защита от аппарации. Предвосхищая твой вопрос, статую разрушить нельзя – тогда в фарш перемелет не только нас, но и весь обелиск. Гоблины, скорей всего, уже ушли, ну, те из них, что выжили. Пожалуй, я немного переборщила… всегда была вспыльчивой, – лёгкая улыбка. Пара минут молчания, и Атика продолжила. – Способы выбраться есть, и даже не один. Однако каждый из них – рискованный. Будь я одна, было бы тяжелее.