Текст книги "Туата Дэ (СИ)"

Автор книги: Mary Renhaid

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 31 страниц)

Всего месяц назад эти машины сошли с аппарелей огромных танковозов. Этих монстров невозможно выгрузить в обычном порту – и турбины корабля нагнетают воздух под днище, чтобы уменьшить океанскую осадку транспортных судов. И с рёвом, по одному, танкодесантные амфибии, чья палуба выше самых высоких пальм, как доисторические плезиозавры, выползают прямо на пляж, раскрывая пасти высадочных порталов...

Глава X

– Я считаю, тут должна быть ещё одна история, – заявил Авиагрэ, закутываясь плотнее в жёлтый халат. – Вот смотри, Вайви. Идёт история, сцена за сценой, и внезапно обрывается переходом на более близкий план. А дальше что? А дальше у тебя ничего. Понял?

– Нет, – ответил Вайви. – Так что, "Мир Боллитры" отклоняется или как? Скажи прямо, не томи.

– Я и говорю прямо, – возразил Авиагрэ. – Ты с таким же успехом мог назвать свой сборник отрывков Миром Успешных Писателей. Мог бы сделать меня главным героем, а не просто упоминать мою фамилию где-то там на задворках.

Вайви Горческу посмотрел на часы.

– Ну так ты мне расскажешь, как стать успешным писателем? – спросил он Авиагрэ.

– Расскажу, Вайви, без проблем, – ответил Авиагрэ. – Но это ведь не то за чем ты гоняешься.

– Я гоняюсь за книгами, написанными королевским языком, – признался Вайви, подавшись вперёд и положив руки на стол. – Их всего несколько штук, и сейчас они – предмет обширных поисков.

– Да ты стебёшься, м-мать твою, – тепло сбежало с лица Авиагрэ. – Ты ведь никакой не писатель, чтоб тебя!

– Верно, Куаш, – Вайви Горческу достал из-за пазухи записную книжку и открыл на неопределённой странице. – Я эту хуйню написал для привлечения твоего внимания. А сейчас мне нужен дневник полковника Жданова, руководителя экспедиции на Фортуне. Подлинная версия из твоей коллекции.

Куаш Авиагрэ посмотрел по сторонам, подыскивая выход из ситуации. Вайви неотрывно следил за ним.

– Ты шайперфимский шпик? – спросил Куаш своего подозрительного посетителя. – Или безумец с Брайдебошта, рыскающий ради своей любимой, давно мёртвой королевы?

– Бери круче, – сказал Вайви. – Я с самого Виктайрингедосса.

Авиагрэ усмехнулся. Напряжение ситуации немного спало.

– Это выдумки лесных реквингшорских безумцев, косящих под старых аристократов со своими дурацкими масками и "приёмами", – ответил он. – Меняющийся, вечно мрачный город декаданса с двумя туманными лесами? Сохранившийся призрак древнего Реквингшора, той части где теперь только лес и болота? Хуйня для романтиков-спиритуалистов.

– Особо не лазил по городу, – признался скучающим тоном Вайви. – Я большую часть времени провёл на окраине Серого Леса, в поместье леди Хедвиг. И немного полазил по болотам недалеко от Серого Леса. Это всё окраины Виктайрингедосса, сам город небезопасен. Там обитают исключительно отбитые личности.

– Выходец из самого Виктайрингедосса, значит? – Авиагрэ поднял бровь. – Интересно. Так что вам известно о королевском языке?

– Я убил его создательницу, пока слонялся по задворкам Виктайрингедосса, – без всяких эмоций ответил Вайви.

В кабинете повисла тишина.

– Так, вы... – начал было Авиагрэ.

– Она была совершенно невменяемой на момент нашей встречи, – сообщил Вайви Горческу. – Хоть и королева Брайдебошта. До того, как он превратился в промёрзлую дыру для идиотов-выживальщиков...

– Откуда вы узнали про созданный ею язык? – спросил Авиагрэ столь необычного гостя.

– Это у вас здесь он является раритетом, – заявил Вайви, ухмыляясь. – Секретом под замками. Правдой забытой, ставшей вымыслом. В Виктайрингедоссе все пользуются королевским языком.

– Ну надо же, – пробормотал Авиагрэ. – Так если вы знакомы с королевским языком, зачем вам находящиеся "здесь" рукописи?

– Наказание за убийство королевы, – ответил Вайви. – Вернуться обратно, на землю, и не вернуть всё что осталось у Вас от Её наследства. Грязная работа, но кто-то должен был бы сделать это, дорогой мой Авиагрэ. Но никто мне не запрещал поделиться личными знаниями с подходящими, на мой взгляд, кандидатами. Вы меня понимаете?

– Вполне, – произнёс Авиагрэ и достал из-за стола припасённую бутылку. – Вполне понимаю.

– Погоди-ка, – Авиагрэ умолк и замер. Взгляд его устремился в потолок. Сам он весь обратился в слух. – Ты слышишь?Вайви прислушался, уставившись на бутылку Непогрешимости. Та наполовину опустела.– Что-то взорвалось? – спросил он, встретившись глазами с Авиагрэ.– Взрывается, – с тревогой уточнил Куаш. – Что-то взрывается. С интервалом в несколько секунд. Фейерверки? Но сегодня нет никаких праздников...Он встал из-за стола и в два мига оказался в коридоре, смотря в окно. Лицо известного литературоведа мерцало, отражая разноцветные вспышки, разрывающие небеса снаружи. Вайви приподнялся, но дальше не двигался. Сторонние обстоятельства не должны были помешать ему исполнить последнюю волю королевы-дурынды, до недавних пор непрерывно разлагавшейся ментально. И эта морозная ёболь, называющаяся Веноктунфортом, ему уже осточертела.– Но сегодня нет никаких праздников, – бубнил себе под нос Авиагрэ, вопросительно вглядываясь за окно. – Мы что, весь мир захватили, пока я тут беседы вёл?– Не знаю, – ответил Вайви, усаживаясь обратно. – Так или иначе, всё скоро станет ясно.

– Сколько всего этих, хм, манускриптов вашей королевы?– Не моей королевы, – признался Вайви. – Не нашей. Её предвосхитительство, Леди Мэрижанн, не была королевой Виктайрингедосса. Лишь Брайдебошта. И то недолго. Вот такая, блин, королева.– Я правильно понимаю, вы не из Брайдебошта? – осторожно спросил Авиагрэ. – Как эта... Леди Мэрижанн оказалась в Виктайрингедосса?– Она сама оттуда прибыла в Брайдебошт, – сообщил Вайви. – Променяла тёплый и уютный мрачняк на ледяную жопу, как только нашла способ поразить недотёп-выживальщиков. Что до меня, – я точно не из Брайдебошта, как и она.– Интересно, – произнёс Куаш Авиагрэ. – Ну допустим. А в чём смысл всего этого королевского языка? Мне известно лишь, что это какой-то "ритуальный" язык, что-то вроде "Шифра Безумца", используемым в нашей заграничной разведке.– Универсальность, – сказал Вайви. – Её предвосхитительство желала двух вещей – знать наперёд и чтоб её несвязный бред был понятен всем и каждому. Вне зависимости от ума и личности. С первым всё понятно. А "королевский" язык – это её единственное, в общем-то, достижение. Обитатели Виктайрингедосса и не такие штуки создают. Просто не делятся, считают бесполезными и забывают.– Хм, но... – Авиагрэ задумался. – И зачем вам... или кому либо ещё... записи королевы-идиотки? Тем более с её мыслями. Там же совершенно ничего полезного не может быть.– Ищите мою мотивацию? – Вайви засмеялся. – Вам определённо надо попасть в Виктайрингедосс. Там таких, как я, подавляющее большинство. Тысячи придурков что-то ищут, сами не зная что. И ведь находят.Авиагрэ долил остатки Непогрешимости в рюмку.– Это всё не объясняет, каким образом манускрипты этой "Леди Мэрижанн" могли оказаться на Фортуне. Это же околополюсный континент, ничуть не теплее Брайдебошта. Практически необитаемый.– Тупорылая "королева" перепутала место назначения, – нахмурился Вайви. – Сначала оказалась на Фортуне. Чуть не сдохла. Пока пряталась по пещерам, успела настрочить свою "королевскую" писанину. Которую спустя много лет нашли люди из ваших экспедиций в этот ледяной ад.– Как же она выжила? – спросил Авиагрэ.– Она? Выжила?! – Вайви внезапно заржал. – Она и выживание – вещи несовместимые. Это я её спас! Прибыл в тот самый момент, когда она хуец какого-то снежного йети насасывала.– Ну-у, – Авиагрэ потёр свой лоб ладонью. – Кто-то считает, что "насасывание хуя" – это тоже что-то типа выживания.– Вот эту самую теорию она и проверяла на своей шкуре, постоянно, – язвительно произнёс Вайви. – Вечная попытка преодолеть всё на одной лишь персональной красоте, в ущерб всему остальному. Ей просто везло немногочисленными доброжелателями. Когда их число сократилось до нуля, она сдохла. Вот так всё просто.

– Секундочку! – воскликнул Авиагрэ, возвращаясь со второй бутылкой попроще и новыми закусками. – Мэрижанн, это... Что-то из вашей "книги"? Это она?– Нет, – ответил Вайви Горческу. – Она – королева Брайдебошта.– А вы – Джеймс?– Нет, – покачал головой Вайви. – Но хотел бы быть им. Персонажем. Набором букв. Не существовать в реальности. Не страдать, делать тупые выборы, гоняться за сомнительными целями, непрерывно терять время, сходить с ума и умирать.Авиагрэ поковырял ножиком в зубах.– То есть это – ваша фантазия? – спросил он. – Выдумки.– Разумеется, – признался Вайви. – Это ведь всё текст. Буквы. Символы. Будь это написано на королевском языке – могло бы обладать хоть толикой реальности. А так – нет, увы. Но тем не менее, что-то от моего характера могло передаться Джеймсу. А от Леди Мэрижанн – её тёзке. Однако на деле все мы гораздо хуже, чем это может быть как-либо отражено в символах.

– Я едва не утонул, пока гнался за лесными безумцами, – гордо произнёс лорд Кейран. – Вот это история, а не какие-то там Дейтирианы, Риафгенты, Райстершафты и прочие выдумки.– Но я помню лорда Дейтириана! – воскликнула мадмуазель, имени которой Кейран не знал. – Мы были у него на приёме. Все мы. Регулярно.– А я помню леди Вельфривету, – сказал лорд Кейран и совершил ещё несколько глотков. – Даже какого-то Лжека. Даже мистера Рейнхарда. Всё это призраки. Приведения. Нам всем просто показалось.– Да быть того не может, – возразила Кристель Тимач. – Я помню Лжека.– Господа, господа! – лорд Кейран сделал жест, чтобы привлечь внимание всех к своим словам. – Никаких доказательств всего этого нету. Нас обманули. Нас всех! И чья злая воля стоит за этим? Кто может обладать такими силами, чтобы создать для нас призраков?– Лесные безумцы!– Брайдебоштские дураки!– Виктайрингедосские выродки! – ответил лорд Кейран. – Только они способны на это, со своими таинственными символами, эти мезкие призраки прежнего Рекингшора. Но вопрос – зачем они сделали это? Зачем они стёрли из нашей жизни различных выдающихся личностей? Страх, мои дорогие гости! Они боятся нас. Боятся нашей смелости и... выживаемости.Он допил кружку свежетравяного чая.– Эти мерзопаконстные ублюдки создают обманки для нас. Ложную опору, которую можно по мановению пальца выбить у нас из-под ног. Но мы не останавливаемся на одном месте. Никто из вас не утонет в трясине, потому что все ваши лучшие друзья и знакомые вдруг бесследно исчезли. Нет, вы быстро найдёте новых. Виктайрингедосс беспринципен, но мы... Мы куда беспринципнее...

– Двести пятьдесят один килограмм солёной рыбы, из Мойнтига, седьмое февраля, тридцать семь ящиков, «Путеводник», заказ номер один-четыре-девять-семь-пять.– Есть.– Одиннадцать экземпляров реквиншорских растений вместе с грунтом, из Мойнтига, двадцать четвёртое февраля, два ящика, «Людоед», заказ номер один-четыре-девять-девять... восемь.– Есть. Два растения сгнили по пути.– Что в итоге?– Оплата была произведена в полном объёме.– А заказчик?– Результатом удовлетворён, счёл инцидент собственной недальновидностью, к нам претензий не имеет и готов к дальнейшему сотрудничеству.– Хорошо, – Рэйсим добавил ещё одну заметку в свой блокнот. – Так, я не понял. «Людоед» ходил в Мойнтиг только за растениями?– Заказ Веноктунфортской Академии, по условиям которого растения должен был доставить один корабль без каких-либо посторонних грузов.– Накладно выходит, – недовольно отметил Рэйсим, рассматривая собственные записи. – Двадцать две тысячи хрусталей, это по две тысячи хрусталей на одно растение. Путевые расходы – тринадцать тысяч семьсот двадцать хрусталей. Портовый налог – три тысячи двести восемнадцать хрусталей. Расходы на ремонт – две тысячи хрусталей. Доход – три тысячи хрусталей с сухарями.– А что рыба?– А что рыба? – переспросил Рэйсим. – Рыба нам обошлась, по совокупности всех издержек... хм... Триста восемьдесят одну тысячу хрусталей с сухарями. За один рейс, Нока! На следующем заседании внесу предложение по увеличению стоимости заказов для лиц Академии. Скажем, на... двести пятьдесят процентов. Официальная причина: тщательность выполнения научного заказа.– Поддерживаю, – согласился Нока. – Что там дальше?– Сто тридцать шесть единиц мебели от «Шайперфур», из Агалайо-Ийка, двенадцатое марта, сто четыре ящика, «Мироходец», заказ номер один-пять-ноль-пять-ноль.– Есть.

– Голос Миму Остеваку! – воскликнул главный председатель общего совета Веноктунфорта.– Голос! Голос! – вскричали со всех сторон остальные советники.Повинуясь всеобщим ожиданиям, Мим Остевак встал из-за общего стола и перешёл за на трибуну. Всё было готово. Постучав пять раз молоточком по дощечке, требуя внимания и тишины, он обвёл весь совет своим взглядом, затем начал речь. В дальнем углу защёлкали механизмы печатных машинок, вписывая текущий момент– Я не стану ходить вокруг-да-около! – громогласно произнёс Мим. – Сватрофан, наш сюзерен – пропал. Целый островной континент исчез! Вместе с нашими войсками, вместе со странными созданиями, населявшими его, вместе с пляжными курортами, – он был словно стёрт из книги неведомого творца нашего мира. Теперь там только глубокие воды Всеобщего Океана. Мы потеряли сорок четыре тысячи человек: женщин, мужчин, стариков, детей. Всё они были выдающимися гражданами Веноктунфорта, вставшими на защиту Сватрофана от наглой, подлой и бесчувственной экспансии Шайперфима! Мы не можем их вернуть. Но мы должны приложить все усилия, чтобы их совершенно безвременная гибель не должна быть напрасной!В зале поднялись аплодисменты. Подождав, пока громогласный поток рукоплесканий стихнет, Мим Остевак продолжил.– Не только Сватрофан канул в бездну, в ходе некоего неизвестного нам инцидента! По данным разведки, Шайперфим потерял всякий контакт с космическими цивилизациями. Небесные Наблюдатели исчезли! Никаких странно мигающих звёзд, никаких таинственных комплексов наблюдения на Светлых Горах Реквиншора. Всё это растворилось, будто никогда и не существовало! Ровно как и все документы Шайперфима, все ключевые персоны их правительства и тайных служб, имевших дело с Небесными Наблюдателями, – всё это было изничтожено неизвестными силами!Мим сделал риторическую паузу, требуя от присутствующих тщательного осознания новой картины мира.– Мы, – все мы, добрые граждане Веноктунфорта, – не были избраны Небесными Наблюдателями. Этот "изоляционизм", которым Шайперфимские политиканы вечно нас понукают, не дал нам стать жертвой столь жестокого инцидента переделки мира! Шайперфим был впереди всех – и он первым упал с утёса в пучины океана истории! Там, где мы потеряли многих, Шайперфим потерял всё! Выжили только мы! И теперь, на ваших глазах наступает новая эра нового мира! И эта эра, дорогие соотечественники, – эра Веноктунфорта!Стукнув молочком со всей силы по столу, Мим прервался в ожидании завершения новой волны аплодисментов.– Перед нами – новый мир, – продолжал Остевак. – И теперь его судьба лежит на нас. Никаких Небесных Наблюдателей! Никакой Шайперфимской экспансии! Наша обязанность – завершить исторический разгром шайперфимских любителей якшаться с инопланетянами! Наша обязанность – позволить человечской цивилизации развиваться самой! Мы, – мы все, дорогие соотечественники, – единственные, не затронутые инцидентом переписи мира Творцом! Да, единственные! В Реквингшоре и Брайдебоште попало много людей, действующих активно и представляющих угрозу. Часть горнодобывающих комплексов Шайперфима на Фортуне также стёрлась из истории. Только мы, граждане Веноктунфорта, были чисты, правильны, искренни и благодушны, – и нам выпал шанс ступить первыми в новый, Переписанный Мир!Сделав паузу, Мим добавил:– Так давайте не проебём этот шанс, и откроем новую великую главу в истории мира, посвящённую нам и только нам!Провозгласив это, Мим Остевак слез с трибуны под апокалиптические аплодисменты.

Глава XI

– Вам не следует идти дальше объявленной линии Вильямарка – Хосе– Ортегас. Согласитесь на переговоры с Республикой. Североамериканские Штаты уже заявляли в ООН об угрозе мирному судоходству через Канал и продвигает вопрос о введении ограниченного контингента.

Коженёвский продолжает говорить, стоя позади генерала, приветствующего танки.

– Слышите меня, де Ланда? Осталось всего десять миль – и каждый джон уэйн к северу от Панамы не остановится, пока не окажется к югу от Панамы. Десять миль от Гонсуэльяса на северо-восток к границе – и Тихоокеанский флот САСШ начнёт блокаду. Даже то, что “Лас Умбрас” перешёл на сторону Фронта Освобождения вам не поможет. Один крейсер английской довоенной постройки – против пяти десятков современных кораблей…

– Коженьевски, – перебивает его генерал, – Даже сегодня вы не можете не надоедать.

– А что изменилось – сегодня, – генерал? – спрашивает его русский

Указывая рукой, казалось бы , на проходящие мимо тысячетонные громады, де Ланда задаёт вопрос:

– Что вы видите, советник?

Его открыты рот закрывается. Коженёвский забывает о чём хотел говорить дальше. Но берет себя в руки и отвечает на мой вопрос:

– Танки.

Грохот похожий на горный обвал или звук рушащихся зданий. Коженёвский почти кричит разговаривая со мной.

– Я вижу танки, генерал де Ланда! Ваши танки...

– Коженьвски, вы мне нравитесь, – отвечает он ему. Точно также, на ухо, – Поэтому дам ещё одну попытку!

Он пожимает плечами. Ему надоело. В этом самый большой недостаток Коженёвского -он скучен:

-Я не знаю как ответить на этот вопрос, – говорит он.

Тысячетонники прошли и стало возможно разговаривать не повышая голоса. Мимо Дворца Правосудия, грузовики “Джи– Эм-Си” волокут по раздробленному гусеницами асфальтту огромные 210-мм пушки. Колёса, высотой в человеческий рост на которых покоятся огромные стволы подпрыгивают, наезжая на следы траков, их шины шипят как разбуженные змеи, давя наметенный с пляжа на асфальт океанским ветром песок.

– Армию? Вашу силу? Море? Вы хотите указать на то, что порт Гонсуэльяса, способный пропускать через себя миллионы тонн грузов, теперь принадлежит Фронту Освобождения? Я не знаю. Скажите сами, генерал.

– Коженьевски, вы дурак! – кричит де Ланда и ударяет со всей силы по вздрогнувшим перилам. Военный советник аж вздрагивает. Это приносит генералу некоторое удовольствие. Он улыбается,– Вы замечательный человек, комиссар, но не видите того,что находится прямо перед вашими глазами. И оно куда больше любого из ваших тысячетонников!

Тот виновато разводит руками, явно не понимая на что ему указывают:

– Это же Королевская Дорога! Эта улица– часть Королевской Дороги! Гонсуэльяс лежит на Королевской Дороге! Вы ведь не знаете что это такое, Коженьевски?

Лицо русского скупо на реакцию. Нет, он не знает и ему всё равно.

– Её начал строить ещё Старый Кортец, Коженьевски! Конечно, он не смог пройти её всю до конца, но эта тропа, каменная, широкая как скоростное шоссе – это его дорога. Дорога Кортеца...

– Как римские? – отвечает он, – Я слышал о них, но мне не довелось увидеть их вживую. Буду хоть знать как выглядят -отвечает он, ничуть не впечатленный, смотря на ползущие мимо пушки,– Спасибо, генерал.

Никогда не понятно по его мимике, когда он серьезен, а когда смеётся.

– Коженьевски, -терпеливо продолжает генерал, -Когда вы уже поймёте? Королевская Дорога идёт от через всю Новую Испанию, от Мехико до Санта-Фе, – лежащие на гладком дереве балконной ограды руки сжимаются в кулаки, – Все бывшие владения испанского короля...

Скрип кожи перчаток, словно бы будит русского советника.

– Я знаю, что вы ездили в Мехико, Коженьевски, -он вздрагивает,– Это хорошо. Значит, вы знаете,где этот город.И вы видели Королевскую Дорогу. Но знаете ли вы где находится Санта-Фе?

– Не мучьтесь. Я вам скажу. Санта-Фе находится в Северной Америке. В Штатах.

Русский вздрагивает.

– Чем вы меня пугаете? Тем, что янки начнут войну? Они опоздали – я её уже начал! Вы говорите,что поставок морем не будет из-за блокады? Я буду воевать оставшимся. Коженьевски, я соберу всё золото, все картины, все, по самой высокой ставке, я обменяю их на китайские пушки и французские ракеты... Наконец, когда я перейду Вильямарке – Хосе-Ортегас, они сами принесут мне оружие. Своё, американское. Что там ещё ты мне говорил? Вчера или позавчера? Пугал радиоактивными «Талосами», да? Как огненные двухтонные ракеты рухнут на пляжи и портовые кварталы Гонсуэльяса? Отлично, они сами не смогут пользоваться этим портом. Леса не сгорят и гор много. Людей – ещё больше. Я просто оттащу батареи подальше, только и всего. И у нас есть ваши огромные серые танки. Пока от атомного огня не прогорит их серая броня – двенадцатидюймовки в башнях не дадут высадить десант ...

Глаза генерала полыхают яростным жёлтым огнём.

– Но зачем...

– Что – «зачем»? – Генерал вроде бы даже удивился бессмысленности вопроса.

– Зачем вам всё это? Все вооружённые силы окончательно перешли на сторону Фронта Освобождения. Эта страна – теперь тоже ваша. Гонсуэльяс, бывшая столица. Вся промышленность, полезные ископаемые, железные дороги – тоже ваши. Республика представляет теперь собой всего лишь несколько pueblos на юго-западе, защищаемые остатками президентской гвардии, окопавшимися на перевалах. Что вам ещё надо? Власть? Из Дворца Правосудия вы можете править всей страной по телефону. Континент уже остался позади. Женщин? Стоит вам щёлкнуть пальцем – и ваши бойцы вырвут из толпы приглянувшуюся вам одалиску.

Де Ланда с интересом глядит на него. Коженёвский сглатывает слюну, но продолжает:

-Щёлкните ещё раз – и они убьют того, кто посмеет заступиться – вам даже не понадобиться доставать свой автоматический пистолет. А если уж вам так захочется застрелить дерзкого дурака лично, то и тут вам даже не надо излишне напрягаться – под ствольной коробкой есть отличный рычажок, удобно ложащийся в ладонь. Не надо даже напрягать вторую руку, чтобы загнать патрон и взвести затвор. Что же вам ещё надо, де Ланда?

– Коженьевски,– спрашивает генерал, – А вас-то что не устраивает? Хорошо, я смирился, что Союз оставит меня. Но почему вы-то, сами, пытаетесь переубедить меня -да ещё с таким жаром? Боитесь умереть? Думаете, что я вас убью? Не отпущу? – генерал резко оборачивается, взмахивает рукой, как бы указывая куда-то на юго-восток, – Пожалуйста! Аргентина до сих пор нейтральна. Я дам вам самолёт, я дам вам бензин. Хоть у меня мало топлива – но я дам! Поверьте ! Я даже прекращу на этот день стрельбу и отведу войска от южных границ и запрошу перемирие – чтобы они точно не стреляли по вашей «Дакоте». Вы долетите, Коженьевски, не сомневайтесь. Сможете даже убежище попросить. Или советского консула найдете… Хотите? Я устрою!

– Не хочу, – твердо и четко произнес военный советник, – Не надо, генерал.

Генерал рассмеялся:

-Что вам за всего до этого дело, комиссар? Ну вот придут янки… Вас-то, вас – давно здесь не будет!

-За эту войну я несу такую же ответственность, как и вы, де Ланда, – Я помог её вам начать, – Он, как и другие, и другие советские офицеры, появились здесь одновременно с этими танками, тысячетонными ТГ-1 , – И останусь здесь до конца. Но и вы останетесь. Без поддержки, в торговой блокаде – потому что их корабли уже появились в море. Да и у Политбюро желания отправлять вам помощь всё меньше и меньше. И для всего мира вы уже давно из борца превратились в преступника. В каждом газетном киоске, на каждом перекрестке – одни и те же фото с плохо закопанными ямами и раздробленными черепами.

– Всех на нож, – бормочет командующий. Парад заканчивается. От праздничного настроения по случаю взятия портовой конурбации без боя – не осталось и следа. Чёртов Коженёвский.

– Кто вы в России? – звучит вопрос из-под козырька низко опустившейся фуражки

– Простите, генерал, я не понял вопроса -пожимает плечами русский военный советник. Он непонимающе глядит на золотого орла, что сидит на огромной тулье, сжимая в когтях змею.

– Кто вы в России? Что вы делаете дома, Коженьевски? – повторяет вопрос генерал по-русски.

– Дома я делаю кормушки для птиц,– неужели в голосе этого истукана слышно раздражение? Это радует генерала, – И гуляю с дочкой. Но дома я бываю редко. Я – подполковник вооруженных сил Советского Союза, генерал.

-Всего лишь подполковник! – генерал позволил себе едва заметно рассмеяться. Он, оказывается, отлично говорит по-русски. Даже акцент не особенно заметен, – Коженьевски, да вам же давно пора быть генералом!

Советник никак не отвечает на слова болезненный укол де Ланды.

– Скучно живёте, Фердинанд Франциевич, – де Ланда вдруг произнес его имя правильно, без акцента, – И человек вы скучный. Впрочем, это ваше дело. Поезжайте к себе. К дочке. Предоставьте этот континент самому себе. Ваши дела здесь уже завершены. Вы ведь коммунист?– Коженёвский послушно кивает, -Так радуйтесь, что здесь убивают капиталистов, этих проклятых янки…. Всех на нож, Коженьевски! Всех на нож…

Советский подполковник вздрагивает – и от нового удара кулаком по перилам, и от тона которым произнесены эти слова.

– Генерал, может вам это покажется смешным, но для меня слова, которые произносят с высоких трибун, – говорит в белую спину шинели Коженёвский, – О борьбе за мир. Они для меня….– Ему становится тяжело говорить. Он не хочет вспоминать закопченные и засыпанные обломками зданий улицы Варшавы. Вернее даже не улицы, а заваленные строительным мусором горелые пустыри заместо улиц, – Они для меня имеют весьма большое значение.

– Вы правы.

Военный советник не ждал такого быстрого триумфа.

– Вы правы, – соглашается де Ланда,– Мне покажется это смешным.

Поскольку,Коженёвский молчит де Ланда уточняет свою позицию:

-Коженёвский, скажите мне ещё, что вы верите в Бога! – он резко оборачивается к к напуганному ,в само деле, напуганному полковнику, – Ну, давай, скажи это, комиссар!

Холодный пот проступает на лбу военного советника– несмотря на жару и веселье де Ланды. Он слишком хорошо знает цену такому веселью генерала. Цена измеряется в количестве стреляных гильз его автоматического пистолета.

-А вы !? – голос Коженёвского срывается в истерику.

Если де Ланда опять, как у Мехико, вздумал разносить ударами своего оружия аппараты связи, а после – стрелять по всем, кто окажется рядом.

У генерала очень хорошо поставленный красивый музыкальный баритон. Как у оперного Мефистофеля. Очень легко представить, как он, звеня металлом, слегка прихрамывая( Осколок мины до сих пор царапает бедренную кость генерала). выходит на затемнённую сцену. Луч прожектора выхватывает его из темноты. Он простирает руку – и зал замирает, слыша…

"Тот кумир,

Всех сильней богов

Волю неба презирает,

Насмехаясь изменяет

Он небес закон святой!"

А дальше – поётся про тяжелый испанский меч в руке генерала. По прямому лезвию катились огромные и вязкие, как мазутные слезы из ржавой портовой цистерны – тёмно-багровые капли. И смятая, деформированная так, словно состоит из глины и в ней нет костей голова со страшно выпученным кровавым пузырём слизи – глазом. Вся щека – черное, хрустящее от песка пятно и налипшие, свалившиеся в черные морковки, длинные волосы. И из разрубленных одним страшным косым ударом каких-то белых трубочек которой льется что-то чёрное, поганя белизну его кавалерийских штанов с красной, выцветшей полосой лампаса… Голова с закатившимися белками, которую он держит за волосы, наступив на тело радиста, тёмно-зелёная форма которого, от несуществующей шеи, от плеч – пропитана чем-то чёрным. Он пытался убежать от своего страшного, гневного господина...

– Совееетник!

Это совершенно неподходящий костюм для роли очаровательного беса-соблазнителя.

– Коженьееевски! – отрубленная голова связиста, брошенная им, шлёпается на мокрую землю как плевок кровавой чахоточной мокроты, – Клянусь кровью, текущей из дырки Богоматери – я извёл на этого дуракаа последний патрон!

Но что бесы рядом с ним есть -это точно. Потому что если бесы есть -то, значит, должны быть и грохочущие громами, разгоняющие маленьких поганцев молниями Небеса. Такое есть правило. Должно быть…

Так и с де Ландой. Рядом с де Ландой невозможно не верить в Бога.

Ведь должна быть противоположность де Ланде. Должно кто-то или что-то однажды остановить де Ланду.

Есть же граница, которую не в силах пересечь его мерзости. А кто может положить эту грань, быть этой самой границей и силой, если не…

Широкие, мясистые, как холёные ладони богача-плантатора, колючие зелёные листья нопалей отвешивали пощёчины убегающему военному советнику.

– Мой поляаак! – дышавший яблочным духом кактусовой водки и кислым гнилым запахом перегоревшего внутри алкоголя, – Коженьеееевски!

Он ведь не вышел к звавшему его генералу. Он ждал целые сутки, скрываясь от него в какой-то яме полной мутной белёсой воды и пиявок – прежде чем услышал гортанные и даже веселые голоса солдат. Тогда он вышел. Выполз, весь в желтой глине. Она быстро высохла, даже в здешнем воздухе, который даже напитанный влагой, продолжал сосать её отовсюду, собирать её как губка с которой уже течёт…

Пусть и потерявший своё оружие -он не боялся. Солдаты смеялись и были веселы. И солдаты, чьи угодно – это не де Ланда.

Что к этому моменту прошло ровно двадцать три часа и тринадцать минут – он знал точно. Потому что читал, без конца читал, про себя “Отче наш”. В том числе и для того, чтобы знать сколько времени прошло. Но, на самом деле, ему хотелось хоть чем-то занять мозг, чтобы не вздрагивать от каждого звука. Ведь кто знает? Может, пума – здешний опасный ночной хищник. Они и в мирное время таскали индейских детей и мулов. А сейчас и вовсе осмелели– отожравшись на вкусно и железно пахнущей человечине. Или это хуже пумы… Генерал – пришедший и за его головой?

Или он срежет с него кожу? Натянет,еще влажную, не отмездрённую, и будет носить вместо одежды – чтобы бы никто не заподозрил,что военный советник умер. Или просто сделает из неё себе кожаные штаны – или плащ, с пляшущими как кастаньеты высушенными кистями рук, подражая здешним каменным богам, чьи отрубленные Кортецем головы, валяются тут и там по джунглям?

Мысли – одна страшней другой, – рассыпались искрами осветительных ракет в во влажной и жаркой темноте ночи.

– А вы!? Неужели – нет?!

Генерал оглядывает советского военного советника сверху до низу, прежде чем ответить. У Коженёвского создается впечатление, будто он стоит в строю перед училищем. Кто-то большой, страшный,заметил непорядок, грязь. И в ответе будет именно он.

Он так же смотрел, когда его привели. И даже извинился за свою выходку.

И подарил ему… Да, часы. Вот эти вот золотые часы. Не побрезговал взять его руку. Холодную и бледную, всю в липкой глине – и, сняв со своей руки, нацепить тяжёлые как золотой слиток…