Текст книги "Туата Дэ (СИ)"

Автор книги: Mary Renhaid

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 31 страниц)

Ноейс замолчал, ожидая, когда уже официанты принесут сливки в фарфоровом молочнике и, наконец, уйдут навсегда.

А почему бы и нет?, – неожиданно заговорил, прикуривая новую сигару полковник,– Там, говорят, есть города из чистого золота… Не слышали? Я бы мог скупить половину Европы,вернувшись оттуда…

Ноейс расхохотался:

И вы верите всем этим кушанским сказкам? – Тампест разом перестал быть ему страшен. Суеверный, ограниченный дурак, думающий, что стрельба…– Тампест, вы дикарь! Варвар! Мы более полувека как живем в эпоху аэронавтики! Самолёты летают на тысячи километров. Му десятки раз раз сфотографирован, вдоль и поперёк. Нету там ничего кроме покрытых высохших степей, заросших каменной травой базальтовых руин. Если вы не заделались одним из этих не учёных сухарей, забывших о том как выглядит жизнь за пределами кабинета,– он откинулся подчёркивая всем своим видом равенство с полковником. Что и он -то тоже знает – какова на вкус пробивающая щеку пуля, – И вас не особенно интересуют, чем же атланты отличаются от хайборейцев и почему там осталась только примитивная черная раса, эти потомки обезьян… Вас же не интересует вся эта их пустая болтовня, верно? – он развел ладонями и изобразил дуновение ветра, – Это проклятое и высушенное место. Золотые города, надо же выдумать такое…

Полковник, взломал вилкой хрустящую корочку и теперь с аппетитом жевал сладкое воздушное слоеное тесто, поглядывая на Ноейса. Он молчал, ожидая, когда он уже выскажет всё,что у него на уме

Вот так. Но вы не расстраивайтесь, полковник! – продолжал улыбаться тот, – Если однажды Америке понадобится привозной песок – вы будете первым на рассмотрении в списке кандидатур у Агентства и Управления. Я уж обязательно похлопочу, чтобы вас и именно вас отправили завоевывать эти безводные степи – до самых гор Каштак! Всё, как вы хотите – с горчичным газом и солями радия.

– Благодарю, – улыбнулся полковник одним уголком губ,– В очередной раз убеждаюсь – как же славно иметь везде добрых друзей.

Глава XXIII

Ноейс принял его слова за шутку, улыбнулся в ответ и продолжил:

А сейчас, это не нужно. Горнообогатительный комбинат и шахты находятся в полосе влажных пассатов. И вообще, давно уже было пора прекратить эту практику, – он глотнул кофе, – Загаживать мало-мальски пригодные для жилья земли на Му…

Он поправил соскользнувшую салфетку и положил обратно на колени.

Ресторан они покидали вместе. Если быть точнее, Тампест вышел первым.

Ноейсу пришлось уступить.

“У Зайца” располагался в подвале старинного дома и попасть туда можно было спустившись по узкому каменному проходу, будто бы высеченному в старинном песчанннике древность которого не маскировали даже стеклянные двери и радостно встречающий каждого нового посетителя колокольчик из солнечной латуни.

Проход этот был до того узок, что там, где второй секретарь посольства США, служащий Разведывательного управления, ответственный за европейскую часть этой операции или просто Роберт Дж. Ноейс проходил без труда, то обладавшему могучим телосложением и немалым ростом полковнику Реджинальду Тампесту приходилось пригибаться и идти боком, слегка развернувшись, чтобы не задевать плечами за древние камни и не обсыпать побелку с выглаженных временем сводов на свою пижонистую британскую фуражку.

Поэтому всемогущий Куратор поднимался,вперив ненавистный взгляд в широкую спину Тампеста,с нетерпением ожидая, когда же он сможет полной грудью, вдохнуть влажный после дождя городской воздух -свободный от присутствия полковника.

… Он едва успел отскочить,– ограниченный в манёвре, - узким проходом в древнем камне , – увидев дуло невероятного калибра, и выставить руки, падая на влажный асфальт. Черный зрачок ствола выступавшего примерно на четверть дюйма из серебряного цилиндра… Только придя в себя он понял, что полковник целился не в него. Конечно, этого не могло быть. Ведь деньги, деньги Селестину и… Этому чертовому Тампесту идут через него! Если Тампест убьёт его, если Тампест убьёт его!

И тут Ноейс понял, что полковник может убить его так же легко как надоедливую муху.

Что это всего лишь его немного замедлит на пути в Тяжёлый Континент, задержит в Европе на неделю или, может, даже всего лишь на пару дней.

Что он, Роберт Ноейс, в этом странном и огромном, уже завращавшемся, механизме операции значит меньше полковника Реджинальда Тампеста – ведь,в крайнем, есть Селестин и с ним Управление может работать напрямую…

А потом он понял,что полковник не собирался стрелять в него. Иначе бы он до сих пор не целился в проход из которого они вышли. И вообще, врядли бы оставался живым.

Для этого совершенно не нужен был этот монструозный пистолет, никак не могущее существовать в нормальном мире, порождение чьего-то гангренозного мозга. Что это такое вообще?!

Ноейс кое-что знал об оружии – всё-таки он работал на Управление. Но такого видеть ему не доводилось.

Подняв грязное, исцарапанное лицо, он попытался дрожащими губами сформулировать вопрос, сказать что-то… Как тут же….

В руке полковника, будто отлитой из металла и полностью поглотившей своими толстыми костями удар отдачи… Ноейс не был уверен, что он что-то услышал. Но то, что его черепную коробку схватили великанские ладони и сильно сжали -после чего налитый кровью, раненый и помятый мозг внутри распрямился как резина. Куратор даже вскрикнул от невыносимой, давящей боли, растягивающей мгновения в вечность.

И тут он посмотрел на оружие Тампеста…

Серебристый цилиндр пошёл назад, открывая дымящийся пороховыми газами, будто подожженное осиное гнездо, участок ствола. Артиллерийский монстр в его руке разломился пополам и дымящаяся гильза – Ноейс вперился глазами, и, несмотря на поврежденные сосуды и тёкшую из уха кровь в его голове проносились тысячи мыслей – со звоном выпала на брусчатку и покатилась, докуривая остатки своей ярости.

И тут грохнуло. Из прохода пошёл белый дым, щиплющий в носу.

Рыча так, что его голос казался продолжением выстрела, полковник, зубами, как дикий зверь, скорее,выгрыз, чем достал из пришитой к подкладке его щегольской шинели кожаной петли ещё один такой же огромный патрон. Он был явно, изначально, предназначен для стрельбы из какой-то пушки – Ноейс понял это сразу.

Тампест всё же умудрился попасть куда надо и даже вставить его в камору.. Ударив о левое плечо, он даже смог закрыть свое оружие, хотя американец надеялся, что у него не выйдет.

“У Зайца” горел. Сигнальный патрон – это серьёзно.Несмотря на название. Фосфорный плевок в тампаковой оболочке, вспыхивающий и разлетающийся яркими горящими звёздами после нескольких секунд полёта.

Плевок из серого металла вышиб закрытые двери из стекла, бронзы и лакированной фанеры. Тонкие занозистые обломки посыпались , полетели. Хрустальные ножи стеклянных осколков резали, втыкались в живую трепещущую кожу …. Полковнику было интересно -успел ли звякнуть приветствовавший его весёлый колокольчик?

А потом грохнул заряд и разлетелись фосфорные звёздочки.

От звука выстрела посыпались стёкла в окружающих домах – будто в город снова согрешил. Так страшно, что Господь прислал и за ним из Ада все “Ланкастеры”.

Внутри раздались крики -это какой-то дурак пробовал тушить горящие и разлетающиеся фосфорные звёздочки спешно набранной на кухне водой.

И тут Тампест добавил ещё огня в разгоравшийся внизу ад .

Ноейса вырвало недавним ужином. Он поклялся, что больше не возьмёт жаренной свинины в рот. Теплое мясо, лежавшее на его тарелке пахло как … В общем, как дым из оттуда.

Ноейс снова увидел этих одетых в лучшие вечерние платья из тёмного бархата и увешанных сами дорогими украшениями – как все ещё молодых, так и жирных старых дев, похожих на мамочек из борделя. Детей в коротких шортиках, оживленно болтающих ногами и пристающих к взрослым. Мужчин в адвокатских пиджаках, деловых костюмах, серых кителях – кстати, неодобрительно смотревших Тампесту в спину…

Всё пылало. Всё и так исчезло в клубах бело-серого дыма.

Полковник выстрелил ещё раз.

И тут Ноейс понял. Это было внезапное озарение, похожее на то, которое испытывали библейские пророки

Он понял,какой единственный вопрос хотел задать полковнику. И какой, вообще, стоило бы.

“Зачем?”

Мимо, второго секретаря посольства Америки, стоящего на коленях на мокром асфальте, с измазанными в грязи, исцарапанными ладонями, грохоча и звеня на стыках рельс, прокатил трамвай .

Полковник кинул бесполезным, но тяжёлым «тампером» в замершего секретаря и, хохоча над тем как тот удирает вверх по улице, размазывая кровь из разбитой губы, догнал трамвай и вскочил на сцепку между вагонами.

Берлин– округ Вестенд – Хеерштрассе 12/14.

Они убивали и умирали спокойно.

Они не были набожны (что им глупые суеверия!), жизнь приучила их уважать только силу и волю.

Приписываемый им диалект, их грубый, вульгарный стих – это дело людей из города.

Они не искали себе приключений, это кони несли их вдаль.

Далеко-далеко, к войне.

У них нет одного вождя. Они были людьми Рамиреса, Лопеса, Артигаса, Кироги, Бустоса, Педро Кампбеллы, Росаса, Пеналосы, Саравии, Уркезы, и того Рикардо Лопеса Джордана, который убил Уркезу.

Они не за родину умирали, это только пустое слово, они умирали вслед за своим случайным вождем, либо если опасность зазывала их в гости, либо просто так получалось.

Их прах затерялся в разных краях Америки, на полях знаменитых сражений.

Хиларио Аскасуби видел их драки и слышал их песни.

Они прожили жизнь во сне, не зная кем или чем они были.

Когда-нибудь это случится и с нами.

Хорхе Луис Борхес, “Гаучо”.

Зло кому угодно дается без труда, оно многолико, а вот у добра почти всегда один и тот же лик. Но существует разновидность зла, столь же редкая, как то, что мы именуем добром, – вот почему этот особый вид зла нередко слывет добром. Более того, совершающий подобное зло должен обладать не меньшим величием души, нежели творящий истинное добро.

Блез Паскаль, “Мысли”.

По всей Германии и Европе вдруг начали открываться десятки мелких контор, вербующих моряков для работы. Чисто формально, все они принадлежали одной и той же судоходной компании. С точки зрения бизнеса, это выглядело как безумная попытка конкурировать с домом Блумбергов, смогшим пережить ад, серу и фосфор. Они потеряли все корабли – но получили за них большую страховку, которую вложили в восстановление семейных брутто-тонн водоизмещения. У них было на это десять лет – и то, что они их не потеряли даром говорит уже то, что о них упоминал Айк. А это значило, что они получают армейские контракты – что само по себе золотое дно. Они прочно держат в своих руках поводья и не собираются их выпускать.

Но всегда находятся те, кто желает ...

Да так, всё это выглядело со стороны. Кто-то удачливый, сколотивший свой первый капитал – и решивший, что деньги быстро обернутся, если вложить их в старые и дешёвые «либерти», набитые сбродом с моряцкой книжкой в кармане.

Но работа на Тяжелом Континенте, упоминание о которой отталкивает обычного немца или голландца, служит верным сигналом – для тех, кто знает что здесь и к чему.

Конечно, двенадцать человек,что поедут в Пирмазен и которые будут приставлены к пушкам на Му были известны заранее. Это опытные и знающие люди.

Но есть ещё те, кто стоит над этими двенадцатью, должен был быть тот, кто будет командовать артиллерийскими автопоездами. Старшие артиллерийские офицеры, знающие как наводить и управляться с такими стотонными железками.

Этих людей полковник Тампест и Гришем знали уже давно и знали лично.

Во-первых, это Даллесон, Мячик Даллесон. Он уверял, что всё это ерунда – по сравнению с орудиями Королевского Флота. Скучающие глаза Капельки, которому давно надоели эти россказни...

– Я всадил полубронебойный – точно в форштевень “Ла Сюрприз”, идущего на прорыв полным курсом! А этот мерзавец мог бы дать фору иной гоночной машине! И сделал это с десяти миль!

... оттеняла улыбка. Вполне искренняя – и Мячик ему верил.

– Я бы дал миллион фунтов, чтобы пережить этот день снова!

Просто каждый из них радовался по своим причинам.

– Фунты нынче стоят мало – почти как германские оккупационные талоны. Миллиона, наверно, было бы мало.

– Это да, – вздыхал Даллесон, будущий командир артиллерийского автопоезда “А”.

Он даже не поставил стакан с отдающей дубом янтарной жидкостью внутри, он был ещё в вязаном домашнем свитере, надетом поверх шерстяной рубахи -от ревматизма. Но он уже согласился, он уже знал куда прибыть и он был командиром артиллерийского автопоезда. И как же Мячик хотел увидеть его!

Насколько он врал про свой день за миллион фунтов– не знал никто. Но Гришем помнил как он наводил из двадцатипятифунтовой безоткатки, когда их прижали со скал пулемёты и было не встать. Только щебень летел из выбеленного пористого древнего известняка. И Мячик, – словно бы отпрыгивающий в сторону от летящей пули -на которой уже написано,в сотый раз, его имя!, – всегда был при наших безоткатках, бивших с разбитого – и уже горевшего, севшего на дно – джипа.

В комнату, где они пили, вспоминали и хохотали, сидя в мягких креслах вокруг низкого полированного стола, неслышно вошла женщина. В какой уже раз.

Ещё не старая, но морщинки уже были видны в уголках поджатых пухлых губ.

Она и в молодости не была красоткой – но подобные ей редко остаются без пары на танцах. Оловянные рыбьи глаза смотрели на Тампеста без страха.

И конечно же это не была какая-нибудь кухарка из агентства по найму, готовящая Мячику диетическую пищу и сейчас пришедшая напомнить ему о приеме лекарств.

Пусть она даже протирала пыль с каминной полки и поправляла там фарфоровые безделушки – она убиралась это так, как убираются только в своем доме.

Она смотрела на то, как Тампест с Гришемом пьют, считая сколько ушло на незванных гостей доброго джина из её запасов.

Она считала, сколько выпил Даллесон – и сегодня тот позволял себе больше чем, скажем, ещё вчера, для доброго и крепкого сна.

Она приходила сюда слушать – о чем они говорят. И ей не нравились эти разговоры. Не нравилась армейская форма Тампеста. Не нравилась его единственная рука.

А Даллесон будто бы только заметил её.

А, Мэри! – воскликнул он, – Иди же к нам сюда, к нашим гостям. Господа, позвольте вам представить мою жену.

Конечно же, это была жена.

Прислуга могла быть и постарше, любовница могла быть и покрасивее. Хотя, Даллесон так сдал…

Он вскочил и, самым настоящим каучуковым мячиком покатился по мягкому ковру, по доскам пола – и взял её за руку

Она вырвала у него запястье.

У меня нет никакого желания, Джон!

Но Мэри… – буквально, всплакнул Мячик.

Гости? Я не вижу здесь гостей! Гости, обычно, уведомляют о своем приходе заранее – а не лезут через забор, ломая и топча мои петунии! Гости приходят в назначенное время – и это время приличное, а не когда все уже все собираются отходить ко сну!

Он попытался снова схватить её за руку, по получил лишь звонкий шлепок по своей жирной ладони.

-И за столом ведутся приличные разговоры! А не … Они, – женщина указала на вошедших, – Они хоть поинтересовались как ты теперь живёшь?

– Милая…– попытался вставить хоть слово Даллесон.

– Что, что они о тебе знают? Что у нас сын – в частной школе за которую дерут непомерные деньги? Что ты счетовод, счетовод, счетовод! – кричала она,– Какие, к черту, « те самые хорошие времена»?

Скрипнуло кресло.

Женщина замолчала, повернувшись на звук, будто бы и не было неожиданно прорвавшейся истерики.

Бесцеремонно раздвинув блокнотом аккуратно расставленные Мэри фарфоровые фигурки, полковник что-то быстро писал в нем огромным карандашом, не обращая внимания ни на кого

С ружейным треском, заглушившим новые возгласы протеста жены Даллесона, он вырвал из прошитого нитями офицерского блокнота, широкий белый лист.

Полковник прочел написанное, кивнул – и сунул в карман.

Лишь только после этого он обратил внимание на женщину

Мадам, – подойдя, взял её за плечо Тампест, – Можете не верить, но мы только и обсуждали, что ваше крайне крайне бедственное положение.

Неизвестный офицер, без значков своего полка, возвышался над Мэри Даллесон, в девичестве Мэри Оуэн, как скала над прогулочным яликом. Там, где его загорелые ( Явно только что из колоний) похожие на чёрные древесные сучья пальцы сейчас впивались в её мягкое, как набухшее белое тесто тело с силой орехоколки – назавтра появятся синие пятна, так трудно исчезающие в её возрасте.

Ещё неделю её плечо будет как у ведьмы, которую черт лапал.

Мы только об этом и говорили…

Она боялась даже пошевелиться. Но глаза скользили по его горячему, словно бы обуглившимся под нездешним солнечным жаром, красивому лицу.

Это лицо не принадлежало тому, кто его сейчас носит.

Муж называл его «полковником». Не называя имени. Но глаза и цвет кожи – не могли принадлежать англичанину. Значит, и имя у него не могло быть…

И я как раз хотел сделать вашему мужу чрезвычайно выгодное предложение…

Глаза Мэри Оуэн, до того как её выставили в красивом платьице и чулках на витрину кукольного магазина – откуда её забрали маменька и папенька, – были отлиты для неё детским кукольным мастером из тусклого, быстро посеревшего после остывания олова. Надо ли удивляться тому, что они быстро засеребрились, расплавились, наткнувшись желтый огонь глаз полковника.

Она ещё раз вдохнула запах его кожи, оружейного масла и горячего металла – и со стоном сползла на пол.

Она непременно упала бы, но Тампест нежно, как на танцах, подхватил её под талию -и прижал её к себе своей огромной лапой. Приподняв и устроив её голову у себя на плече, он отнёс тихонько, едва слышно, простонавшую Мэри Даллесон.

Душно тут у тебя, Даллесон, – ворчал он, усаживая поудобнее неповоротливое, тяжёлое, почти что неживое тело в кресло.

Камин, сэр, – оправдывался тот, – Это всё камин.

Камин… – ворчал полковник, складывая руки Мэри на коленях, – Как же! А, впрочем, у тебя тут и вправду, жарко, – он сунул в руку бывшему флотскому артиллеристу тот самый смятый лист бумаги, неизвестно как оказавшийся в его руке, – Дай ей отлежаться. Не буди.

Глава XXIV

Катрикейт оторвалась от стенки и отправилась в буфет за закусками. Какая-то горничная уступила ей дорогу. Внутри Катрикейт разливалось тепло, на устах её висела улыбка. Позади продолжались ахуительные истории лорда Кейграффа, стоящего в окружении двух десятков ненасытных слушателей.

– Горящие огни на Светлых Горах я лично видел! – возбуждённо рассказывал своим гостям лорд Кейграфф. – Размером с меня в толщину, высотой... ох, высотой тоже с меня, только в толщину. Там, где они проходили, таял снег. Целые дорожки образовывались!

В буфете Катрикейт нашла целых две толстых и объёмных тарелки праздничных конфет с фруктами. Четыре служанки работали на кухне, одна из них поглядывала на непрошенную гостью. Маска сидела великолепно. Набив карманы, Катрикейт вернулась обратно. Во рту у неё уже болтался шоколадный сгусток.

– Более двадцати дней путешествия, дорогие мои! – верещал лорд Кейграфф. – Знаю, знаю, – экспедиция Риафгентов длилась более пятидесяти дней. Но то Риафгенты. Целое семейство достопочтенных господ, прирождённые исследователи и картографы. Выдающиеся люди. Но я, как вам всем известно, – человек-одиночка. Если я хочу что-то совершить, если я что-то совершаю – то лишь собственными силами, друзья мои. Не возлагаю свою ношу ни на кого, даже на леди Кейграфф, – которой вообще-то суждено разделять любую мою ношу. Что? Дети? Не смешите меня. Дети – это обуза для любого исследователя, достаточно искушённого в своём ремесле! Вспомните хотя бы судьбу рода Горийгацких. Они также считали, что детям следует оставаться со всем семейством, – и что же с ними стало? Они целиком пропали в болотистых Лесах! Поэтому правило должно быть твёрдым, как Светлые горы, и чётким, как моя маска на приёме Чирыкартов, – никаких детей в серьёзных делах!

Лорд прервался промочить горло. Катрикейт с интересом слушала. Все вокруг Кейграффа кивали в знак согласия. Четверо детишек лет одиннадцати, – три мальчика и одна девочка, – играли с какими-то игрушками на диване в дальней гостиной. На них были самодельные маски низкого качества. Лица были видны слишком хорошо.

– А теперь – самое главное, – возвестил лорд Кейграфф, возвращая кружку с вином на место. – Возвращаясь со Светлых Гор, я наткнулся на сэра Виконта! Я понятия не имею, зачем достопочтенному сэру Виконту захотелось забраться в ледяные пустоши по ту сторону от Светлых Гор. Он до сих пор ничего мне не сказал. И да, я знаю прекрасно, – дражайший сэр вправе молчать. Но вот же он, с нами! Так пусть расскажет нам о своих целях!

Кейграфф указал на неизвестного Катрикейт юношу. Юношу на первый взгляд. Слишком уж здоровенный был сэр Виконт. Камзол был явно маловат ему, из-за маски показывалась плотная щетина. Он скромно поклонился, подошёл к лорду Кейграффу и обратился к собравшейся публике. Послышалось женское хихиканье. "Нет, это я чудовище!", послышалось со стороны играющих поодаль детей.

– На самом деле, дамы и господа, мои цели отнюдь не являются каким-то уж прям таким секретом, – начал свою речь сэр Виконт. Он кивнул в сторону хозяина поместья. – Ему я не рассказал, потому что знал прекрасно, что он расскажет всё за меня!

Публика засмеялась. Лорд Кейграфф скорчил печальную рожицу, но довольно быстро продолжил стоять и слушать своего нового гостя, с совершенно серьёзным лицом.

– То, что лежит за Светлыми горами, неизвестно никому в Реквингшоре, – продолжал сэр Виконт. – Неизвестное никому – это моя компетенция, мой главный интерес. Всё рано или поздно становится явным, и мне хочется быть первым узревшим истину, дабы донести её до всех остальных. Мне пришлось сначала собирать информацию, коей было весьма и весьма премного. Я слышал странные слухи о крылатых людях, о горящем полене камина на небе, о падающих звёздах. Кто-то утверждал даже, что снежная пустыня обрывается грандиозным бурлящем морем, поглощающем каждого, кто узрит всю правду на границе нашего мира.

Катрикейт усмехнулась. Экспериментальная популяция была всё ещё в своём репертуаре. Идеальная площадка для того, чтобы жить и скинуть вдали от всех. Бурлящий океан, как же. Впрочем, на границе Реквингшора и не такие штуки видывали. Ужасающие галлюцинации накрывали всех желающих смотаться из зоны искусственной истории. К сожалению, саму себя Катрикейт Райстерршаффт забыть всё ещё не смогла. Всё, что было в её силах, – затеряться в вечном аристократическом бредовом маскараде, из которого и состоял Реквингшор. Лучший подарок от родителей на пятнадцатилетие.

Потеряв всякий интерес к дальнейшим историям сэра Виконта, Катрикейт вышла из особняка. Ей внезапно стало крайне душно. Время уходило без пользы. Всё было весело и реально, но как-то неправильно. Экспериментальную популяцию ещё следовало доработать, вместе со всем Реквингшором. Впрочем, шестой ребёнок Дейктириана Райстерршаффта уже видел всю эту увеселительную затею несостоятельной. Уже сегодня можно было бы вычистить зону подчистую и выдумать что-то новое. Но что это будет? Катрикейт не представляла себе.

На территории поместья никого не было. В небольшой беседке у сада дёргались подозрительные тени. Небо сгущалось коричнево-серыми облаками, как и над всем Реквингшором. Мрачный горизонт бежево-земляного цвета тянулся с одного конца уютного мирка до другого. Лишь с четвёртой стороны вместо горизонта были горы, ярко освещаемые в вечной реквингшорской ночи. Из-за дверей поместья до ушей Катрикейт донёсся смех. Видимо, сэр Виконт выдал какую-то поразительную шутку. Долбанный снежный шар, подумала Катрикейт.

Послышались шаги. Двери особняка распахнулись, и перед Катрикейт возникло две дамы. Леди Кейграфф и мадмуазель Вайперфилд. Они с подозрением взглянули на Катрикейт. Очевидно, сочтя незнакомку за проблему малого порядка, они уселись на резную каменную скамью и принялись обсуждать какие-то свои делишки.

– Я послала им камень, – сказала леди Кейграфф. – Идеальный подарок, с намёком. Как думаешь, они догадаются?

– Что, сломать его? – спросила мадмуазель Вайперфилд. – Нет, ни за что на свете. Кроштеды крайне туповаты. Ты не следила за новостями? Они спалили собственное поместье! Теперь бродят по всему Реквингшору, как подлинные идиоты. Поскорее бы утопились в дальних Лесах, вот уж что!

– Какая ты злая! – махнула рукой леди Кейграфф и засмеялась.

На этом моменте Катрикейт кончилось терпение. Этот идиотский смех подопытных, выращенных коров разрушительно действовал на её нервы. Она выхватила лежащий в кармане нож для закусок и два прыжка достигла сидящих на скамье женщин. Она уже было хотела вбить нож в ухо сидящей слева леди Кейграфф, но вспомнила, что в предыдущий раз ей банально не хватило силёнок на это действие. Жертва убежала с криками в глубокие заросли, держась за окровавленное ухо. В этот раз она просто пронзила лезвием горло жены лорда Кейграффа, одной рукой держась за её плечо. Раздался хрип. Пальцы Катрикейт стали вязкими. Сидящая рядом женщина вскрикнула. Катрикейт повернулась к ней, со всей силы ударив мадмуазель Вайперфилд освободившейся рукой по голове. Эффекта не последовало, но вторая жертва достаточно отвлеклась на попытку отражения удара, чтобы второй рукой Катрикейт нанесла ей удар ножом для закусок. Ранение пришлось на левую сторону шеи, – результат чересчур скоротечного удара. Катрикейт произвела ещё несколько попыток, превратив шею мадмуазель Вайперфилд в кровавую кашицу. Насколько кровавую – она не знала. Было темновато. В глазах Катрикейт мелькали разноцветные вспышки. Руки дрожали, все они теперь были целиком вязкими. Сердце отбивало громкие ритмы, дробью доходя до ушей. В висках что-то звенело. По телу юной девушки растекался адреналин.

Она ещё пару минут любовалась на два трупа, полулежащих на скамье. Левая нога Катрикейт тряслась от возбуждения. "Он тащил меня за волосы аж до самого берега!", звучит из-за дверей голос лорда Кейграффа. Внизу, у границы сада, что-то шелестит. Наверное, просто ветер. Паранойя нарастает.

Спрятав нож обратно в карман камзола, Катрикейт одним рывком преодолела десять метров навстречу подозрительным теням в беседке. Однако это оказалась лишь игра света из верхнего окна поместья Кейграффа и веток дерева под ним. Всё было тихо и спокойно. Удостоверившись в стабильности происходящего, Катрикейт добралась до кромки воды у сада. Ноги в ботинках уже были мокрые от нахлынувшего пота. Аккуратно перебравшись через наименее низкую точку ограждения внутреннего двора, Катрикейт очутилась в речных зарослях. Убедившись, что её ничто не видит, она вытащила из кармана брюк навигационный маячок. Нажав одну из кнопок, по совместительству являющейся сканнером отпечатков пальцев, она отправилась дальше, в длинные томные злаковые поля. До прибытия команды эвакуации оставалось минут двадцать-тридцать.

На территории злаковых полей тоже всё было неспокойна. Вся сегодняшняя ночь в Реквингшоре была беспокойной. Однако лишь тут кучки безумцев вычерчивали некие символы, раскладывали по их контуру горючие предметы и разжигали замысловатые костры. В надежде, что им что-то достанется из мира сверху. Этот этап симуляции реалистичных условий уже давно был пройден. Нынче ревингшорским оккультистам ничего не светило. Катрикейт вновь убедилась в бессмысленности происходящего. Раньше это было весело. Но это, как теперь стало очевидно, отнюдь не тот тип веселья, в котором она готова пребывать. Но и возвращаться к стандартной райстерршаффтовской возне с обезумевшими от лицемерия братьями и сёстрами ей не хотелось. Требовалось что-то новое. Какой-то любопытный проект. К сожалению, всех людей с идеями в головах разбирали как горячие пряности на приёме у Шормленгов. Скучающей Катрикейт приходилось в очередной раз прятаться в Реквингшоре, в надежде, что вот теперь её мозги пришибёт окончательно и она забудет сама себя. Но нет, ничего подобного не происходило. Воспоминания о реальном положении вещей приходили сами собой. Какие ещё могут быть пути? Объединиться с кем-нибудь столь же бесполезным и не желающим приносить вклад в общее дело? Катрикейт задумалась. На эту роль подходил только Киндигглер, и только по слухам. По тем же самым слухам, согласно которым он крайне сильно зависел от своей ближайшей сестры, Белладольфии. Перспективы общения с такими людьми не очень радостные, но всяко лучше попыток гниения заживо в Реквингшоре. Да и никаких обязательств с её стороны это не несло. С этими мыслями Катрикейт слонялась по злаковым полям точки В – сто сорок шесть. Она знала Реквингшор как свои пять пальцев, легко ориентируясь на пересечённой местности. Как-никак, последние сорок с лишним лет у неё ушло на исследования окрестностей. Подлинный детский восторг, безвозвратно потерянный за массой времени. Потеря каких-то призрачных возможностей. Чужое презрение, плохо скрываемое за маской покровительства.

Поглощённая этими мыслями, Катрикейт не заметила, как над её головой повис тёмный силуэт. Более тёмный, чем самые злачные потёмки подвалов некоторых опустевших особняков. Мрачная громадина беззвучно спускалась к земле. Катрикейт почувствовала резко потемневшие цвета и некий бесшумный гул. Оглянувшись наверх, она ахнула. Здоровый кусок осязаемой тьмы размером с поместье средней площади некоторое время повисел над ней, а затем спустился чуть поодаль на свои гигантского размера ноги. Катрикейт за прошедшие три года уже забыла, как выглядели КЛА последних версий. Вероятно, это был тот самый "Призрак", о котором ей рассказывал Рудольф. Только на словах он представлялся ей не столь жутким и опасным, как в реальности. Бесшумность впечатляющая.

Возле ног громадной махины её ожидал мужчина. Рудольф Рейнхард, вспомнила Катрикейт. Свет он не включал. То ли по старой привычке, то ли по старым инструкциям.

– Ты один? – спросила Катрикейт, всматриваясь в черты лица предположительно знакомого ей пилота.

– Как всегда, мисс Райстерршаффт, – ответил ей знакомый голос. По телу прошла волна радости. Сколько ещё вещей ей придётся вспомнить? Удивительно.

– Рудольф? – уточнила Катрикейт на всякий случай. – Это ты?

– А кто же ещё? – Рудольф улыбнулся, Катрикейт знала это. – Давно не виделись, мисс. Ну так что, куда отправляемся?

"Райтумир", пришло ей на ум. Она не знала, что это. Но что-то важное. Обязательный этап переброски из зоны испытания экспериментальной популяции "Реквингшор" в остальные, более естественные и интересные места.

– На "Райтумир", а там посмотрим, – ответила Катрикейт. – Не желаю больше сюда возвращаться когда-либо. Но прежде чем мы отправимся, расскажи, как там дела? Во внешнем мире, я имею ввиду.