Текст книги "Туата Дэ (СИ)"

Автор книги: Mary Renhaid

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 31 страниц)

Горизонт был чист и ясен. Небо вдали начинало темнеть. Ощущения возвращаться не спешили. Грязная вода из волос норовила пробраться сквозь границу из бровей и протечь в глаза. Одежда ощущалась раз в десять тяжелее.

– Ноотропные копии, значит... – пробормотал себе под нос Филлин, пялясь тупым взглядом на никак не изменившийся труп. – Ха! Неплохо, неплохо. Но куда тебе, чудовище ебаное, до меня. Мистера Ледокола!

Ничто не остановит маленький ледокол, подумал Филлин «Ледокол» Каффтан и заржал смехом умалишённого, попутно вынимая из кармана брюк КПУ и снимая с него невидимый режим.

Глава XXI

Сверкнуло золото портсигара, раздался щелчок крышки – и оно снова исчезло в глубоком кармане

-Остались? – Тампест, вновь застёгнутый на все пуговицы, положил ”гуркху” на стол, соря на идеально белую скатерть табачными крошками, – А они – остались?

Он был противен Роберту Ноейсу. Он слишком много возомнил о себе, этот глупый человек, которого, по воле случая, сегодня пустили на порог его любимого, – совершенно не скрывающего поистине сорочьей любви своего хозяина ко всем бронзовым и позолочёным мелочам. Но именно эта страсть и позволила натаскать в этот уютный подвальчик, крепкие своды которого не сложились от разрывов бомб, всё самое старинное и красивое -в те времена, когда никто не думал ни о чём кроме еды. Выкопать из руин. Выменять и отчистить – то, что ценилось всеми меньше, чем галеты, тушёнка и американское кофе.

С любовью, воссозданный старинный интерьер “У зайца”, где он отдыхал душой – и мог себе позволить это не каждый выходной, – на Тампеста не производил никакого впечатления.

Он даже не притронулся ни к мясному хлебу , ни к остывшим и покрывающим прозрачной пленкой жира тарелкам с ребрышкам

Это злило невероятно.

Неужели этот калиф на час, проданный Америке гессенский солдат, думает, что он первый – и последний! – кто ест с руки Управления? Кого его жалкая судьба, на долю секунды, вознесла его до возможности сидеть здесь, должен благодарить Бога за возможность сытно пожрать сегодня… А он позволяет себе!

Разговор с ним должен был протекать совсем не так.

Второй секретарь всего лишь собирался передать инструкции по поводу миссии на Тяжёлом Континенте. Обсуждение бюджета и безумных требований полковника не входило и не должно было входить в круг его обязанностей. Он должен был просто поставить его в известность…

Собственно, почему он называет его полковником?

Есть в его лице что-то такое.. Хотя, смуглость кожи. Испанский коммунист? Итальянец? Француз – южанин? Один чёрт, он такой же, как и остальные люди Селестина. Все они – отбросы общества, перегоревший шлак прошлой войны.

Но полковником его, впервые, назвал Селестин. И так его потом называл его этот боров из интендантской службы( Как его там… Айк, кажется)– в телефонном разговоре. Ноейс вдруг вспомнил всё,что знал о нём. Вспомнил даже его имя – Реджинальд Тампест. Но она казалось ему таким же фальшивым, как и его английская форма.

На встречу с ним он – приперся! – в английской шинели без знаков полка и офицерской фуражке. Словно в актерском костюме – придерживаясь заданной роли.

Пора было вернуть всё на места.

Этот самозванный полковник(Наверное, он так и приказывает, чтобы его называли «полковник»... Или даже «ГОСПОДИН полковник»!),нагло напяливший английскую офицерскую форму, сияющий ворованным золотом , не озаботившись даже спороть знаки отличия – при том, что никаких права на них не имеет и иметь не может,– немного не понимает своё положение. Насколько он мал и незначителен.

То, что у Разведывательного Управления есть какие-то дела на юге Тяжёлого Континента – не означает, что вести их можно только с зверями -англичанами из Агентства. А даже если сейчас и нужно непременно Агентство – то лже-полковников у него в запасе хватает. Как и долларов у Управления – на которые их можно купить.

Управление выделило на эту операцию определенные фонды – и время… – начал Нойес, – Не далее как позавчера мы получили через Селестина новое требование Айка о полумиллионе – и это только на …

Всю его тираду можно было бы, при желании, уложить в семь слов. “Я главный. И ты тратишь мои деньги.”

Это солидная такая пачка долларов, Тампест.

Ноейс казался себе очень значительным. Хотя, решение о выделение денег Тампесту принимать будет, конечно, не он. Но именно пред ним будут выворачиваться, объяснять…

Тампест откусил кончик своей сигары и цыкнул полупрожёванным табаком меж зубов – удивительно метко. Коричневый плевок попал прямо в тарелку второму секретарю посольства.

Брезгливая гримаса возникла на холёной морде ами. Куратор вздрогнул от отвращения и медленно положил вилку с куском.как ему казалось, так же осквернённого мяса и, лёгким касанием отодвинул от себя серебряную тарелку.

Что вы себе…. – начал он.

Тампест достал лежавшую на коленях фуражку и сбил с дождезащитного чехла какие-то одному ему видимые капельки. Он собирался уходить. Нойес его больше не интересовал! Нахлобучив, головной убор на положенное место,и вдоволь пошарив по карманам, “фальшивый” полковник соизволил, наконец, заговорить:

Никогда не видел полумиллиона долларов, – пробурчал он, прикуривая . наконец, сигару, – Вживую. Должно быть, здоровенная куча денег.

Полковник выпустил из сложенных трубочкой тонких бледных аристократических губ облако ледяного, похожего на бензиновый, дыма -прямо ему в лицо.

И пахнет как утренняя газета, -продолжил он, – Свежей типографской краской, – произнес он мечтательно.

Дым дешёвых сигар наёмника в Зелёном Зале был так же неуместен, как и сам Тампест.

– Я уже объяснял всё Селестину, – сказал он повернувшись к секретарю посольства

Но … – начал Нойес

-Когда сорок тысяч кубинцев снова попрут, господин Джон Доу, – Полковник отмерял свои слова затяжками, – Одна пушка не остановит их.

– Даже если это будет армейская безоткатная мортира, – За окном что-то проревело. Нойес аж вздрогнул – совпадение со словами полковника было за пределами обычной удачи. Нет, взять себя в руки. Тут ходит трамвай. Это вовсе те не армейские гусеничные самоходки с бронированными кабинами, что тащат на себе пятисотмиллиметровые атомные монстры, чьи фугасные мины оставляли на полигонах кратеры, подобные Везувию или Этне. Им просто нечего делать в городе.

-Нужна батарея, – не замечая его волнения, продолжал говорить Тампест.

– Вы можете попробовать найти дурака. И такой будет воевать за вас с одной пушкой. Вы его найдёте. Вы можете найти других дураков. Ещё более дешёвых – для вас. Они согласятся воевать хоть со всем Тяжелым Континентом разом. Даже не имея за спиной никаких пушек – включая те безоткатки смешного, но разрешённого калибра.

Готовых служить… Нет, не за за паёк. Но жалованье матроса торгового флота, даже без прибавок за риск, и возможность покинуть Европу их устроят. Более того – Агентство поможет вам найти таких. За свои комиссионные. Мы на таких и держимся. Да вы и сами можете покопаться. Среди уголовников. Или в вашем любимом помойном ведре – ИРО, организации репатриантов. Если там ещё остались достаточно вкусные объедки, конечно…

Но батареи… -попытался вклиниться Ноейс.

Верно, – спокойно согласился Тампест, – Батареи нет и не будет. Но сейчас здесь есть хотя бы ДВЕ… Они остановят кубинцев, вроют и разобьют их танки – если что. Эти системы – устарели. Они не безотканые. Но они -смогут. Они не способны передвигаться самостоятельно, без тягачей. Значит, они разрешены, – Нойес усомнился в такой трактовке положений мирных договоров, – У вас нет полумиллиона? Телефонируйте Айку, разбирайтесь с ним. Это, – он воткнул тлеющую “гуркху” в свиной жир на чужой тарелке,– Ваши проблемы.

Вы думаете,что кубинцы опять рискнут? И будет регулярная армия Южной? – робко спросил Нойес. Он теперь не был здесь ни самым грозным ни главным.

Полковник даже не соизволил ему ответить. Просто посмотрел как на идиота.

– Даже, Агентство не может сразу решить вопросы с переводом таких денег, Тампест, тихо сказал секретарь, – И это сверх запланированных контрактных выплат. Придется использовать резервные фонды…

С улицы снова донёсся шум трамвайного электромотора .

Тампест аккуратно, но излишне медленно принялся управляться с мясными кушаньями своей единственной рукой. Срывая с рёбер , буквально наматывая на вилку мягкие мясные волокна. Впрочем, теперь, когда всё завершилось и были обговорены детали относительно перевода денег на счета подставных контор Агентства и деталей вербовки и у тоже Ноейса снова появился аппетит.

Он потребовал заменить оскверненное плевком полковника блюдо и принести ему рейнвейн.

Густое, тягучее как загущённый иприт, темное вино лилось в бокал… Глядя на него, Ноейс вспомнил, что должен непременно был сказать.

Мин с радиологическим наполнением , которые вы запрашивали, не будет, полковник, – собравшись с духом , произнес он,– В любом случае.

Тампест даже отвлекся от еды,к которой он вроде бы обрел некоторый интерес, удивленный смелостью Куратора. Кончик губы под аккуратно завитым усом задёргался, словно бы от нервного тика

Я не дам вам эту дрянь Тампест! – завизжал он как поросенок под ножом он, будто бы решение оставить полковника без радиоактивной жидкости принималось исключительно им.

Глаза гессенца вперились в него как два раскалённых до желтизны железных стержня.

Ввезти их невозможно. Британский губернатор перекрыл Бремен и Гамбург! Англичане стали очень трепетно относятся ко всякой гадости в своей Германии Поэтому даже химических выстрелов к безоткатным у вас тоже не будет.

Как, – только и произнес наёмник.

Никак! – выдохнул он, – Химическое оружие стало трудно провозить в Европу.

Какая. Жалость.– раздельно произнёс Тампест. Лицо, такое же выразительное как у механической куклы, выговаривающей счастливые предсказания за брошенные в щель десять центов, не выражало ровным счетом никакого расстройства.

Немецкое? – спросил он, уже заранее зная ответ.

Затоплено.

Полковник понимающе усмехнулся.

По-настоящему,Тампест, – отрезал Ноейс, – . Вы сами англичанин и должны понимать как ваше командование, – он едва не удержался,чтобы не добавить “бывшее”, – Дрожит над каждым граммом химии – даже если это полицейские рвотные, – после того, как “Накам” отравило воду в Кельне, – Куратора аж перекосило, – Столько теперь проблем только из-за того, что какие-то идиоты сами же прозевали, а то и сами допустили к насосным станциям пятерых…!

Ноейс поглядел на полковника. Да будут прокляты все англичане! Королевская нация – с истинно королевским пристрастием к различным дьявольским ядам! Неужели нет другого способа воевать, кроме как, раз за разом, окунать окопы противника в плавящий тело и душу котёл бихимических реакций? Но, надо признать, всё-таки это у них получается. Имперские войска давят любое сопротивление весьма эффективно…

Опустив взгляд, снова принялся ковыряться в своей тарелке безо всякого аппетита

Даже хочется поздравить евреев, – сказал наконец он, – Что у них получилось отравить ипритом и этого идиота – английского губернатора(Не обижайтесь, полковник). Они, конечно, подписали приговор завершению мандата и всему своему государству, но нам всё-таки помогли. Правда, на немецкую химию вы равно рассчитывайте, Тампест. Нам её пришлось затопить. Тут без дураков. Три сухогруза забили под завязку и отбуксировали. Впрочем, в Омане вы, говорят, прекрасно размазали черномазых и безо всякой ядовитой гадости…

Тампест внимательно поглядел на Ноейса,как бы отмечая где-то в мысленной записной книжечке – где-то существуют записи о том, что в Дофар британцы не ограничились постройкой госпиталей и водяных скважин.

-Хорошее было тогда время, – кивнул он, наконец, и кинул через весь стол свою длинную руку за бутылкой вина, – Я тогда султану палец рубил…

Ноейс вздрагивает.

Он в меня кривым ножиком бросил – когда мы к нему вошли, – уточнил Тампест, – Хотел руку ему за это отрубить. Но старому хрычу нужно было ещё отречение подписать… Разборчиво. Поэтому позволили отрезать только палец. Да ещё и на левой.

Полковник оценивает его реакцию. Вот так. Может, ему что-то известно. Может, он кое-что знает и про то,как Тампест появился в Салале. Но уж врядли всё.

Он был твёрдый, вязкий – как просмолёный канат, – сообщает американцу,кое-чего, что не было в досье, – Целую минуту ему сустав пилил…

Случайные люди не режут султанам пальцы. Вот что ему сказали. Тампеста, возможно, знал Джек Флетчер – де-юре, военный советник султаната,а де-факто – британский губернатор этой колонии.

Или это было в Калькутте? На мосту Хорах? Мусульман было столько,что не успевали набивать ленты и доходило до рукопашной… Может быть, это тогда кому-то срубил несколько пальцев? – полковник морщится,– Не помню.

Он, это он уходил в дышащую теплом раскалённого песка ночь, за рубежи, хлипкую границу из нескольких сотен белых, отгородивших стенами из ржавых нефтяных бочек последний островок цивилизации, свой последний аэродром от песчаных бурь и бунтующих кочевников – “аду” …

И там было… Там было. Там что-то было – чего нет в досье.

Но Салала была деблокирована.

Может ли быть такое, что это вовсе не дофарские “аду” разгромили тогда войсковые колонны султана?

Вполне. Слишком хорошо получилось. Слишком глубокий и отчаянный рейд – для этих оборванцев. Даже с советским и китайским оружием – слишком рискованный. И – никаких выживших. И … так вовремя показанная слабость старого правителя. Убеждая всех несогласных. Отгораживая султана в одиночестве – его же собственной слабостью. Даря удобный повод для его сыночка – этой жирной говорящей куклы с английской рукой в заднице…

Душа Тампеста, которую он видел, полыхала, поджариваемая на вязком, исходящим липким чёрным дымом жарком огне горящей восточной нефти.

“Дайте газ – и всё будет сделано”.

“Плевал я на вас, вы не поняли? Мне платит Англия”

– Я не дам вам газ, Тампест – спокойно и тихо произнёс Куратор. От его , будто посыпанных мелом щёк отлила вся кровь, – не дам и всё.

Мгновение спустя, он понял, что так всё и будет. Он сделает всё,чтобы в руки полковника не попали ни немецкая зажигательная жидкость, ни останавливающий дыхание ньюпортский янтарь. Он запрашивал их, он очень настоятельно просил их… Конечно же, он просил! Но он, Ноейс, именем своего предка, клянется – эта ведьмовская тварь их не получит! И, однажды – он его повесит…

На мгновение, сладкая как отравленный сироп, слизанный с матово блестящего зачерненного лезвия, внутрь Нойеса скользнула ядовитая мысль… В самом деле, а даже интересно – что если дать полковнику то,что он просит? Во что превратится Му, если дать Тампесту вещество, равное по мерзости пылевому оружию?

Секрет синтеза стойкого соединения, микроколичеств которого было достаточно, чтобы выгорела любая нервная система, был равноценен американским атомным секретам – по крайней мере так считали те, кто передавал Империи документацию и помогал наладить промышленные процессы изготовления радиоактивных веществ.

Тампест и его люди – и эти самые пушки из-за которых он вынужден лично вправлять мозги зарвавшемуся имперцу, – часть соглашения, наравне с газом. Империя уже три года, как не может выполнить квоту по поставкам урана, согласно атомному договору. Сначала из-за истощения прежних месторождений. Потом, когда были отобраны пробы в отвалах старых медных рудников и вскрыты взрывами глубинные пласты – но помешала война с южанами и остановившееся строительство горнорудного комплекса. Тампест и его люди должны обеспечить охрану всего горнообогатительного комбината и вывоз всего добытого металла и руды – в случае прямой угрозы комбинату.

Он об этом знает не хуже его. Так же он понимает как нужен уран прямо сейчас. Поэтому он, Ноейс, передаст все слова полковника – и, скорее всего, все требования этого коротко подстриженного брюнета, херувима, с искусственной бледной кожей, приклееной на его гладкий как фарфоровое яйцо череп, будут удовлетворены.

Нет, он был несправедлив к нему. Этот гаденыш лучше него самого понимал – какое сейчас время. И что пока Америка и Англия готовы выполнить все его желания, надо ловить момент.

Но газ он не получит -в этом Ноейс клянется могилой своего прадеда.

Хотя…

Говорят, под водораздельными горами Каштак спит огромное существо, которому поклоняются негры, кушанцы и прочие язычники... Страшное. Настолько, что перед ним каменело всё живое -если верить легендам. Даже влага муссонов осыпалась океанской солью увидев его.

К чёрту! Раз оно живёт, спит, дышит и гадит – значит, у него есть нервы.

И есть кровь, которую можно заставить гнить – подходящим газом.

И там посмотрим -выстоит ли древняя тварь против кипящего холодным огнём английского синтетического тумана.

Заодно, и узнаем правдивы ли эти слухи . Если это и в самом деле так – значит, Му и есть самая настоящая преисподняя. И Тампесту, вместе со всеми химическими минами, которых он так жаждет, там самое место.

И совесть Куратора будет чиста.

Глава XXII

Какая разница, чем жечь уже и так горящий серным пламенем Дит – и пылающие в нём души заодно?

В конце концов, это будет даже весело…

Вне всякого сомнения, Бог захочет смотреть – как быстро сгорят отвергнувшие его язычники в нежном, пахнущем пряностями, ледяном пламени …

Ноейс зажмурил глаза и помотал головой,отгоняя соблазн.

Тампест удивлённо смотрел на его терзания.

Он не совсем понимал что ему хочет сказать этот ами.

В Омане у него, конечно, не было химии.

Но она была у имперских ВВС. Прямо в бомболюках и транспортниках, её, нерастраченную при подавлении волнений индуистов, везли через океан. Но неужели, ами станет жалеть бородатых полуголых арабов? Врядли. Скорее, представил безвольно открытый рот из которого вытекает вязкая черная слюна – в которой английского лиомнита из пятидесятифунтовых авиабомб было больше чем телесных соков. Хотя, где бы он мог это видеть…. Неужели, вспомнил фотографии? Если таковые существуют – несмотря на все предосторожности?

Нет. Если бы он точно знал о стальных яйцах, наполненных чёрным трупным соком, заставлявшим арабов падать без сил от того, что кровь в их телах гнила превращаясь в лимфоподобную, дурно пахнущую жидкость, похожую на разведённое молоко – не наигрывал бы на его нервах и костях свой джаз. “Как хорошо, что вы обошлись без всего этого, полковник!” поёт саксофон…

Или… он не просто так упомянул о еврейских боевиках -и английском… губернаторе?

Когда-то, полковник, в самом деле, взорвал те два корабля “Хаганы”, отбуксированных к Криту. Незаконные, по всем морским и сухопутным мандатам, пассажиры отказались сойти на берег. И, конечно они, они пошли на дно, якобы, из-за открывшейся течи в ослабленном старом корпусе, непогоды, перегруза и упрямства экипажей – хотя некоторое время газеты, особенно принадлежавшие коммунистическим партиям и смаковали “пиратское нападение”, и радиосообщения с парохода перехваченные кем-то на берегу, и якобы замеченные кем-то из греческих рыбаков пара эсминцев, стоявших менее чем в миле от пузатых пароходов, задыхающихся, погибающих в волнах пены … Но потом всё как-то увяло.

Там-то,и вправду, не было военной химии.

В другое время и в другой обстановке, полковника, может быть, и заинтересовало бы , насколько версия Куратора отличается от того, что он видел. На какое количество солдат.

Он с большим удовольствием прочитал как, например, в “Правде” русский журналист живописал бой безоружных женщин со штыками целого взвода морской пехоты -хотя Тампесту лучше всех было известно, что чтобы загнать их всех в грузовые трюмы,вместе с командой, потребовалось всего десять солдат.

Пламя хлестнуло тогда в сталерезиновую морду Тампеста, прыгнувшего первым, приплавив противогаз к губам – на корме судна была путаница из металлических кишок -целая топливная система из водопроводных труб, идущая от топливных цистерн.

Трое успевших, вскочить за ним через леера, покатились по настилу, пытаясь сбить пламя, путаясь повсюду разбросанным клубкам спирали Бруно….

Газовыми горелками, они подожгли вязкий мазут на котором работали древние котлы – и только вовремя скинутая толстая шинель спасла его от того, чтобы превратится в уголь.

Подцепив пальцами, он начал срывать прямо по живому по живому мясу прикипевшие к его лицу, обрывки, пахнущего как палёные кости, противоосколочного материала химической маски. Мутные, запачканные сажей линзы не давали ему ничего увидеть, полковник рычал, выбрасывая из себя всю боль. Он как бы находился где-то над собой, толкая себя вперёд, сжигая себя, горящий, разогревающий кровь в мышцах – как радиоактивный материал разогревает теплоноситель в реакторе,– превращая свою душу волю, а волю – в работу мышц, рвавших резину, вместе с кожей и волосами, швырявших, будто брошенное огромной ладонью, к рубке что-то страшное, нечеловеческое – чей вопль, горящей рвавшийся из наполовину обугленной, красной пасти был не слышен за грохотом постоянно работающего автомата.

Толстая офицерская шинель горела на ЭТОМ жёлтым пламенем – а оно продолжало стрелять. Словно не чуя боли. Или, наоборот – радуясь ей.

Затвор, отбрасываемый раз за разом, силой пороха, бил, раз за разом, сминая острый, блестящий краешек окошка для гильз. Радость от того, что живой, злость и боль летели вперёд и били по насосам и ржавому, слегка подкрашенному железу надстройки вместе с пулями. Два автомата в руках полковника, избивали надстройку ударами “парабеллумов”, сшибая каждым попаданием вниз целые потоки бурой железной трухи и чешуек облупившейся краски – как боксёр с рассеченным лицом, зашедшийся в кровавом раже, молотит готового упасть противника, уже не атакующего, а только защищающего толстыми костями рук от сыплющихся сверху тяжёлых стальных ударов разбитое в кровь лицо. И прервать бой, превратившийся в избиение никак нельзя – ведь к тому,чье лицо залито потом и кровью из рассеченной брови из-под которой вываливаются белые, как готовые лопнуть болезненные наросты, безумные глаза, никак не может и просто боится подойти даже рефери, предпочитая оставаться в стороне, чтобы не стать ещё одной красной массой, хлюпающей, поглощающей удары как влажная глина, упавшим на ринг со звуком брошенной на пол мокрой тряпки

Отстукивая не то какую-то бешеную музыку, не то ритм в котором сейчас билось огромное, зашедшееся от напряженной, запредельной работы сердце полковника, прокачивающее тонны эндоморфинов и адреналина через горящий от радиоактивного, болезненного тепла крови мозг – пули били как кулаки-молоты, ломая кости, металл, разбивая стекло и мясо в кровавые водяные брызги.

Хитроумное противоштурмовое устройство заливало вязким огнём от силы пять футов от борта… “Не пробежать”, – думали они, когда жаркий химически пахнущий красно-жёлтый огонь.

Они были правы.

Пять футов не смог пробежать даже Тампест. Пламя выжгло весь кислород.

Но – из самой границы дыма. Из дыма на границе между двумя линиями химических протуберанцев, то и дело выныривавших из мрака, протянулась чёрная, нечеловечески длинная рука с невероятно длинными пальцами суставов в которых было больше, чем дано природой людям. Он держала квадратный, тоже чёрный -но уже от мазутной сажи автомат с почти пустым, как новый гроб, магазином.

С лязгом, мёртвое железо упало на обугленные доски -и выстрелило от удара о палубу в последний раз. Пуля со звоном ушла в рикошет от причальной тумбы, вспоров прозрачную корочку резинового ожога на щеке Тампеста совершенно незаметной, ощутимой не более чем случайный порез при бритье, болью.

Тогда у полковника было ещё две руки.

Второй автомат принадлежал не ему, он его подобрал, нащупал в жирном дыму, вставая с колен

Стрелял ли он тогда или мазутная гарь забила его механизмы?

Стрелял – полковник вспомнил, как он оттягивал его левое плечо.

Он выпустил по насосам и стоявшим рядом с ним людям всё,что у него было. Сломал ли он что-то неизвестно – водяной насос массивная и надежная штука. Там толстая бронза и хорошая сталь, на которой даже огромные пули, дробящие урановую керамику и самые толстые кости, оставляют только вмятины – как от хорошего удара кувалдой.

Если бы евреи и сочувствующие им иностранцы начали стрелять в эту секунду – может, они бы и убили полковника. Но они слишком надеялись на свои импровизированные крепостные огнемёты из просверленных водопроводных труб. Кроме того, надо иметь определённый опыт -чтобы высунуться и стрелять в ответ, когда лупят по тебе и когда рядом вопит упавший рядом твой знакомый, которому восьмиграммовый горячий кусок металла разворотил живот до самого вонючего и синего нутра…

Да ещё и надо быть уверенным, что пуля остановит того, чёрного, мёртвого, кричавшего из дыма и огня – и стрелявшего, не желая гореть в мазутном жаре, сколько бы его не добавляли, выкручивая краны насосов.

Имея самое отдаленное, заметное только глазу антрополога, сродство с родом Адама и Евы, эта короткомордая тварь, обозначала свою принадлежность к роду человеческому кусками резины на опалёненой коже, а так же полусгоревшими остатками английской офицерской формы и ремней “Сэм Браун” – и человеческим же, почему-то, огнестрельным оружием. А не чешуйчатым панцирем, оскаленной чеканной боевой маской и зазубренным, изогнутым лезвием.

Впрочем, дьявол их разбери, может они бы и решились ответить стрельбой на стрельбу ! Раз осмелились выйти в море – видя английский миноносец. Да и на борту нашли потом несколько партизанских самодельных автоматов. И даже древний французский пулемёт с полукруглым магазином.

Но было поздно.

Полковник купил время. Сломал подававшие топливо насосы – и волю к сопротивлению, раньше, чем заработали зенитные автоматы и пулеметы с миноносца, разбивая неуклюжие, грубые постройки на корме, а ветер, отнёс в сторону дым, принёс воздух, охладил горящую резиновую кожу и окислил его кровь, даря жизнь умирающему мозгу.

Никому не было дела до самих евреев – но потом был очень сильно изменивший жизнь Тампеста официальный запрос от МИДа США, перенаправленный французами в Форейн Офис. Якобы, так и и так, такого-то года числа пропал гражданин Америки, выехавший во Францию… Намёк был ясен и понятен. Американцы требовали выдать, тех кто положил на известняковое ложе Ионического моря сразу два парохода, с дном, буквально, вывернутым наружу установленными в районе машинного отделения шестью двадцатипятифунтовыми зарядами с химическими запалами. Выдать и судить, публично.

Зарвавшихся янки, Империя тогда быстро поставила на место.

Но неужели Ноейс осведомлён и об этом факте его биографии? И хочет показать, что надо быть паинькой,а не то…

Полковник всего лишь напомнил ему о том, что он вне его политической и военной юрисдикции, на случай если Куратор, и в самом деле, по каким-то каналам получил сведения о том, что одним из разыскиваемых до сих пор Управлением убийц является он, Тампест – упоминанием английского губернатора султаната.

Но нет, не может быть.

Значит, и от не Тампеста он об этом не услышит. Пусть дальше пытается разговорить его – зачем бы ему это ни было надо. Просто полковник будет говорить только о деле. И всё.

– Ну и прекрасно – произнёс Тампест, наматывая на двузубую вилку из толстого серебра. В этот момент, Ноейсу показалось, что он будто бы знал заранее -каким будет ответ и не особенно вслушивался во всё остальное, лишь убедился в своей правоте, – Тогда, вместо обещанных мин, вы мне выдадите – он сделал глоток вина,– Ещё сорок комплектов пехотных факелов. И две “Саламандры”.

Торгуетесь, Тампест? – воздел бровь Куратор.

Ну что вы! – улыбнулся тот остатками губ, – Всего лишь забочусь о том, чтобы даже такая досадная случайность не помешала внашем деле, ограничив меня в полевом манёвре.

Вяжущий сладкий вкус был просто великолепен, а запах катался по носоглотке Ноейса, как собранные поздние яблоки – потревоженные на полке в кладовке.

Даже присутствие этого урода теперь не портило ему настроения. Вопросы были улажены, а ужин и вино– прекрасны и оплачены.

Ещё пара поколений немцев– и американская оккупационная зона исчезнет! – вещал он, расслабившись от обильной еды и теплого вина, – Только добропорядочные американские граждане. Будет ещё один штат…

Представляю немца – президента США, – пригубив вино, сказал Тампест.

Ноейс немедленно попался на его удочку.

Ну, я думаю, – угрюмо произнес он, и как-то сразу стал похож на старого больного голубя, прячущегося под скатом крыши от дождя. Угрюмый, с отстраненным взглядом, обиженный на весь глупый водяной мир. Нахохлившийся и ставший вдвое толще от того, что распушил влажные перышки в надежде их хоть немного согреться и обсушить оперение, – Я думаю, некоторое поражение в правах пойдет населению бывшей Германии только на пользу.

Вы, безусловно, правы, – улыбнувшись, согласился Тампест. Ноейс посмотрел на его аккуратные усики, будто ища скрытую за ними издевательскую ухмылку. Но полковник только поморщился, приложив руку потревоженному нечаянным движением обрубленному плечу и, спокойно и даже немного недоуменно поглядев на внимательно всматривающегося в него куратора, снова положил в рот кусок мяса и начал жевать.

Как мне кажется, – произнес он запив проглоченное мясо дарами Рейна, – Не стоит лишать немцев лишать всех прав гражданина Америки. Ноейс напрягся, – Например, я бы оставил им право служить в армии США…. Тем более, что тевтонская раса проявляет извечную склонность к варварству и насилию. Неплохо бы оставить их, культивировать…. Они могли бы служить неплохим щитом против Востока.

ДА! – глаза второго секретаря зажглись, – Именно так. Англосаксонская белая раса – правит миром, занимается возвышенным умственным трудом. Азиаты, негры и прочие монголоиды – занимаются черным трудом. Тевтоны и гунны – прореживают их поголовье и держат их в повиновении. Прореживают поголовье – нашим же лучшим оружием.

Ну, гляжу вы все обдумали! – рассмеялся Тампест, – Остаётся только пожелать вам удачи.

А вы против?– резко спросил разгоряченный, разговором и вином Нойес.

Жёлтые глаза полковника как-то странно сверкали и он сразу понял, что угодил в какую-то его ловушку. Но пока не очень понимал в чем она состоит.

А я, – произнес, наконец, благодушно, Тампест, – Положу себе ещё свинины с горошком.

Зачем вам вся эта дрянь была нужна, Тампест? – полковник взглянул на задавшего вопрос мрачного куратора, – Задумали завоевать весь Тяжёлый Континент? С вашими двумя сотнями? Так это никому не удавалось, даже тысячным армиям сипаев королевы Виктории – и это когда все думали, что там из ценного есть только алмазы, чёрные девки да кость мастодонтов…

Им принесли десерт с кофе.