Текст книги "Проснуться ото сна (СИ)"
Автор книги: Maiyonaka
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц)
Слыша его безумные речи, я потихоньку отползал, молясь, чтобы сюда кто-то пришел. Страшно было оставаться с этим безумцем наедине.
Я не понимал сам себя; я не понимал, что происходит; совершенно не знал, сколько прошло времени и как мне найти выход из этой ситуации. Я надеялся только на случай.
– Вы сказали, что ответите на мои вопросы.
– Вновь эта официальность? Ты думаешь, что сильнее меня раз моложе. Это глупое заблуждение. Я больше не старею, моя сила превышает твою в несколько раз. Жаль, что я не так красив, но я могу околдовать, и для тебя не будет в целом свете прекрасней меня. Я могу казнить, могу миловать. Кто же я, как не Бог? И ты, жалкий человек, в моей власти. Если будет моя воля, то завтра для тебя не наступит никогда.
Для меня стало ясно, что человек, находящийся передо мной, безумец. Не видя смысла в бегстве, я кинулся на него.
Схватка была недолгой. Его сила буквально смела меня, не давая возможности опомниться. Я еще сопротивлялся, когда мои руки скрутили за спиной и повалили на землю. Рука графа сдавила горло. Свет ночи, который я и так почти не улавливал, практически погас. Перед глазами появились разноцветные круги, расплываясь и возникая вновь и вновь.
– Я тебе сжал сонную артерию, ты отключишься ненадолго, – слова прозвучали нежно, почти с любовью.
Очнулся я от своего собственного смеха. Как я мог смеяться? Тут же закашлялся, попытался сесть. От перенапряжения мышц выступил холодный липкий пот, пропитав рубашку. Невыносимая слабость присутствовала во всем теле, обезоруживая.
Он сидел в нескольких метрах на скамейке, не моргая, глядя в пустоту, словно статуя. Живая статуя.
– Теперь, либо мы будем вместе, либо тебя не будет совсем. – Его голос, тихий и спокойный, с легкой усмешкой словно подводил черту под всей моей жизнью.
Его слова никак не укладывались в голове.
Шею щипало, рубашка оказалась порванной, и один рукав небрежно свисал. Я протянул руку к шее, пальцы тут же стали влажными и слегка липкими на ощупь. В тени деревьев, которые закрывали даже лунный свет, мне не удалось разглядеть что-то конкретное. Под ложечкой засосало, к горлу подкатила тошнота.
– Что ты со мной сделал?
– Ты – мой бокал вина, я всего лишь испил тебя.
Смысл сказанного ускользал. Я сидел потерянный.
– Спрашивать, согласен ли ты, мне не обязательно. – Граф нависал надо мной, как скала. – Ты хочешь жить? Или ты готов умереть прямо здесь и сейчас? – Все это была игра, игра от скуки.
Он слегка толкнул меня ногой, я, как кукла, завалился на бок. Блеклый свет упал на мою руку, она заблестела.
«Это кровь?»
– Это твоя прошлая жизнь, друг мой. Знаешь, все прочие до тебя только убегали, ни один не осмелился противостоять мне. Они были в не менее безвыходной ситуации. Почему ты напал на меня? Ты же понимал, что я не тот, кем кажусь.
– Нет.
– К чему ты это говоришь? – Граф сел рядом, мне с трудом удавалось сконцентрировать на нем взгляд.
– Я лучше умру, чем останусь с тобой.
Граф рассмеялся, вся ночь наполнилась его неприятным смехом.
– Ты уже так слаб. Может, помнишь, но я говорил, что твой ответ не имеет значение. Ты уже дал согласие, чтобы стать вампиром.
Я попытался подняться. Он без труда меня посадил, будто я и не весил ничего. На злость и борьбу сил не осталось, поэтому я еле слышно произнес:
– Ты не можешь быть вампиром.
– Ха, ты думаешь, что они вымысел? Думаешь, вампир – это труп, просыпающийся ночью только для того, чтобы пить кровь. Спешу тебя удивить: эта цель не многим важнее, чем ваш прием пищи. Но люди ведь живут не только ради еды, правда? У нас в руках может находиться безграничная власть, а люди, лишь заняты своими мелкими делами. Люди алчны, но им никогда не добиться того, что можем мы. У нас больше времени и больше возможностей.
– А графиня? – перебил я его путаные размышления.
– Я любил ее раньше, но она отказалась быть со мной. Слишком верит в Бога, в Рай и Ад. Я не хочу ее убивать, она обещала молчать о моей сущности. По большому счету, и ей невыгодна правда.
– Что же тогда правда?
– Легенды…, – задумчиво протянул он, – Ты тянешь время Алекс. Пора. Ночь близиться к завершению. Ты сильный. Я уверен, ты справишься.
Я смотрел вверх, на листве играли чуть заметные блики от звезд и луны. Я не хотел принимать его предложение, но как с ним бороться?
Граф сел на колени возле меня и, легко удерживая вес моего тела одной рукой, повернул чуть на бок. Я лишь краем глаза увидел слегка удлиненные зубы в полуоткрытом рту.
Больше всего я боялся стать таким, как в легендах: безжалостным убийцей.
Во мне боролось множество чувств, но я так хотел жить. Я захныкал как ребенок, сжав пальцы, отчего почувствовал неприятные ощущения от засохшей на ладони крови.
Граф нагнулся так низко ко мне, что я уловил его еле заметное дыхание, словно раскаленным клеймом обжегшее мою шею.
– Завтра ты станешь другим, – это скорее были мысли мучившего меня вампира, чем слова.
Боль. Я почувствовал, как из меня утекает кровь, словно открыли кран у бочки с вином. Меня начало подташнивать, голова кружилась. Звезды, ветви, листья, луна заплясали по кругу, постепенно ускоряясь под неслышную музыку в бешеном вальсе.
– Я затуманил тебе сознание, чтобы ты ненароком не навредил себе, – этот шепот в голове сводил с ума, мне казалось, я кричал.
Не знаю, что в действительности происходило. Было такое чувство, будто я выпил вино, много вина.
Далее последовало сплетение из снов. Я видел бессвязные картины из памяти графа и его эмоции: первый прием, на котором он меня увидел; почувствовал его заинтересованность и острое желание обладать мной, словно вещью; череда его раздумий, пронесшихся мимо меня как стайка испуганных птиц; окно моей комнаты и его жадный изучающий взгляд; какое-то письмо в руках и настолько жгучую радость, от которой я невольно поморщился; то самое приглашение на этот самый бал; в нем, уверенной рукой он дописывал, что я могу прийти не один.
Понял, что граф несколько раз посещал меня во сне, создавая иллюзии, выгодные для него, постоянно наблюдая, и все время находясь рядом.
Он следил за мной, караулил меня, изучал, подготавливал и пас, словно овцу для предстоящего пира.
Даже тот случай в ванной, когда я задремал. Ведь мне снился сон:
Граф стоял в лодке, постепенно отплывающей от берега, и звал меня. Его черные глаза затягивали как омут. Чуть заметный жест рукой «к себе», как будто потянул за невидимую нить. Забывая даже инстинкт самосохранения, я шагнул в воду по щиколотку, по талию, по грудь. Я шел, и прохладная вода медленно поедала меня. Даже сейчас я помнил те ощущения намокшей и прилипшей к телу ткани. Становилось тяжелее идти, преодолевая сопротивление воды. Но когда я приближался к лодке, она отдалялась от меня. Твердое дно резко ушло вниз, я погрузился с головой под воду, ставшей мутно-алой.
Вкус железа, характерный для крови, наполнил рот, когда я попытался закричать, погружаясь на дно, не в силах всплыть.
Я отчаянно хватался за край ванны, и он проминался под моими пальцами. С запозданием осознал, что это рука графа.
Все мысли, сны, моя и его жизнь сплелись в моей голове в тугой клубок. Я не знал, что из них принадлежит мне. Я не понимал, кто я.
Глупые мысли, глупые видения.
«Тебе слишком поздно наверх, с этого дня твое место здесь, в этой тьме, с этими завораживающими звуками, которые будешь слышать и видеть только ты».
Я кричал, в отчаянии выпуская последний воздух. Как только воздух закончился, кровавая вода хлынула внутрь. Тело безвольно погружалось все ниже в бездонную бездну. Руки как поплавки устремились следом на глубину. Глаза закрылись, надежда погасла.
Я постепенно опустился на твердую почву. Ноги, коснувшись дна, подняли вверх ил, на мгновение скрывший всего меня своей пеленой и тут же рассеявшись.
После неприятного пробуждения в гробу, я не знал чего ожидать, мысли путались, даже из-за небольших усилий тело отзывалось болью.
«Я очнулся в настоящем кошмаре, от которого не проснуться» – мелькнула мысль.
Задумавшись, даже позабыл о графе, а он уже стоял рядом с дверью. Я не заметил, как он там очутился.
На нем была коричневая свободная рубаха и прямого кроя штаны, от былого богатого одеяния не осталось и следа.
Только сейчас я осознал, что вижу в темноте, а ведь в помещении не было ни одного источника света, кроме маленькой свечки в углублении стены.
– Ты проголодался?
– А разве у тебя с собой есть еда? – я в недоумении вытянул шею, стараясь ее увидеть.
– Сейчас принесу.
Граф открыл деревянную дверь и одной рукой выволок за шиворот мужика, связанного по рукам и ногам, одетого в простую крестьянскую одежду. Я непонимающе смотрел на них обоих.
– Иди, ешь!
Он отшвырнул его от себя. Бедняга перекувырнулся и неуклюже растянулся на каменном полу, застонав.
Я повиновался, подошел, осмотрел бедолагу, но никакой еды не обнаружил.
– У него ничего нет. – Желудок до боли сжался. Я осознал, что зверски голоден, на лице выступил пот.
– Он – еда. Вампиры другого не едят, разве ты не знал?
– Что? – Я ощупал себя, потрогал зубы, но они были совершенно обычные. Каких-либо изменений я не обнаружил. – Я остался прежний, у тебя не получилось.
Издевательская усмешка в ответ.
– Ты хочешь обычной еды? Держи! – Граф достал руку из-за спины и кинул мне красный помидор. – Ешь!
Мастерски поймав его, я вонзил зубы в мясистый бок. Проглотил кусочек. Возникший рядом граф отобрал остатки помидора и кинул его в стену, помидор разлетелся, оставив влажный след и небольшие сочные крупицы.
– Не хочу, чтобы ты умер в первый же день.
Смысл его слов и запрета мне стали ясны через несколько минут. Меня согнуло пополам от спазмов, в которых сжимались, казалось, все органы. Рухнув, как подкошенный, на пол, застонал, не в силах кричать. Гримаса боли исказила мое лицо.
Граф зло рассмеялся.
– Видишь, чего ты добился своим упрямством. Съев полностью этот красный помидор, ты бы умирал долго и мучительно, но тот кусочек, проглоченный тобой, не смертелен даже для новообращенного.
Наконец я смог подняться с пола и сесть на колени. Оттого, что внутри все органы сокращались в спазмах, вновь согнулся к самому полу, меня стошнило. Вытерев рот тыльной стороной руки, я отполз к стене.
– Тебе нужно поесть, – граф грубо толкнул дрожащего бедолагу в мою сторону. – Испробуй его кровь, она сладкая как мед. Человеческая еда покажется тебе пресной и даже безвкусной, и очень скоро ее вкус останется только в твоих воспоминаниях.
– Пей! – Это был, безусловно, приказ. – Пей упрямец!
Граф Экшелен подтащил жертву еще ближе и извлек небольшой скальпель, металлическим блеском сверкнуло лезвие. Только руки мужчины оказались освобожденными от веревок, он сразу начал отчаянно сопротивляться. Граф схватил и с хрустом сломал его запястье. Белая кость, как обломленное дерево, торчала наружу. Крик, полный боли и отчаяния, наполнил подвал, голова безвольно упала на грудь, и человек потерял сознание. Резко перевернув жертву на спину и сделав надрез на другом запястье, чуть ли не ткнул меня носом в образовавшуюся рану. Я поморщился. От резкого неприятного запаха, исходившего от крестьянина, меня начало мутить с новой силой.
Насильно притянув меня к сочившейся крови, потыкал в рану, словно котенка в миску с молоком. Как только хватка графа ослабла, я, испытывая неприятные ощущения, поспешил отстранился, машинально облизав влажные губы.
Тут же по телу пробежал разряд тока. От неожиданности я уставился на графа, не совсем понимая, что произошло. Если честно, в ту минуту я совершенно не осознавал случившегося недавней ночью. Все чувства и ощущения почти не отличались от прежних, и еще я так сильно был взбудоражен происходящим, что не желал ничего замечать и понимать.
– Пей, эти ощущения лишь малая доля от тех, которые ты испытаешь, в первый раз испив крови. – Его фигура возвышалась надо мной как скала. Он ждал, когда я сам приму решение и добровольно сделаю это. Его задачей было подтолкнуть меня к первому шагу, а не напоить силой, вливая кровь в рот.
Мне было страшно. Вообще, за последние пару дней страх преследовал меня постоянно, прячась в самых потаенных уголках. Необъяснимый страх.
Передо мной лежал крестьянин, раскинув руки в разные стороны. Весь его расслабленный вид кричал о его беспомощности.
Голод схватил меня за живот, скрутив внутренности, поднимаясь вверх, словно сдавливая тиски.
– Пей, станет легче.
Обезумев от ощущений, неспособный думать, я припал к запястью. Первый глоток дался с большим трудом. Заставить себя, понимая мозгом, что перед тобой человек и что ты собираешься сделать, казалось безумием. Разве можно вместо еды питаться человеческой кровью? Это аномально. Но голос графа, раздававшийся в голове, беспрестанно твердил: пей, пей, пей… и я подчинился.
Первый глоток, как ключевая вода в день палящего солнца, освежил меня. Далее я почувствовал слегка сладковатый вкус, с приятным послевкусием. Наконец я отклонился назад, дыша ровно. Боль ушла.
Позже я много раз вспоминал эти первые ощущения. Каждая трапеза имела свой неповторимый привкус, но никогда больше я не вкушал таких восхитительных, волнующих и будоражащих все тело сочетаний. Словно одновременно ешь все свои любимые блюда и можешь почувствовать вкус каждого в отдельности, в любое время и в любой последовательности. Если бы я пережил такое человеком, то мозг бы не выдержал подобного состояния эйфории и экстаза, испытанного мной.
Я плыл в своих ощущениях как по реке, купаясь и наслаждаясь ее нежными объятьями. Я – человек, не евший несколько дней, которому поднесли яства, подаваемые к столу самих царей.
Должно быть, прошло немало времени, прежде чем я смог прийти в себя, находясь во власти необычайно сильных впечатлений. Расставаться с ними совершенно не было желания, и я как наркоман хотел еще.
Наконец открыл глаза, и передо мной возникла невиданная картина: ранее обычные каменные стены приобрели фантастический вид: столько оттенков серого я не видел никогда, даже не хватило бы фантазии придумать им названия. Кое-где камни поросли изумрудным мхом с желтыми вкраплениями. В воздухе летали яркие искры. Столь прекрасные и чистые цвета я не видел в жизни. Я посмотрел на графа, после на человека, лежавшего рядом со мной, и смог уловить разницу между ними: в крестьянине теплился огонек жизни, у графа он тоже присутствовал, но поблекший и синеватый. Сразу на ум пришло сравнение: яркий и привлекающий внимание ночной светлячок и он же, но днем – серый и невзрачный.
Я не мог поверить глазам:
– Как я могу видеть столько цветов в такой темноте?
Мой собственный голос напомнил мне раскат грома.
– Первые впечатления всегда сильны. Наслаждайся, пока есть возможность так по-человечески удивляться всему.
Я зажал уши руками. Стон пришедшего в себя несчастного оглушал.
– Это невозможно терпеть!
– Ты не умеешь управлять еще своими обострившимися чувствами, но непременно научишься это делать. Со временем. – Он ударил несчастного по голове.
Пока я сидел, закрывая глаза и уши, послышался слабый шорох. Когда все же отважился открыть глаза, графа в подвале уже не было. Тяжелая деревянная дверь с грохотом закрылась, щелкнул засов.
Глава 3
В подвале я, казалось, провел целую вечность. Наконец лег поспать, совершенно не зная, чем заняться, но не смог сомкнуть глаз. Все стены, потолок, пол, каждый выступ были изучены. Четкое, словно чрезмерно объемное видение предметов, давало надежду на открытие внезапного выхода из этой каменной тюрьмы. Но его не оказалось. Помещение представляло собой герметичный прямоугольник примерно двенадцать на восемь метров.
От безделья я уже несколько раз измерил шагами подвал, стучал в дверь, кричал, все безрезультатно. Я оказался пленником в руках безумца, который уверял что теперь мы оба вампиры. Мне до сих пор не верилось: сердце билось, я дышал, хотя немного реже, чем обычно. Но как объяснить такое хорошее зрение и слух, и как могла настолько понравилась кровь? Может граф что-то подсыпал мне и это все галлюцинации?
Неожиданно я содрогнулся всем телом:
«Что стало с тем крестьянином? Жив ли он? Или моя минутная слабость стоила ему жизни? Где Тимми? Как давно я здесь?».
Мысли не давали покоя. Они кружились, беспрестанно сменяя друг друга, в любой момент готовые вылететь наружу, оставив меня опустошенного, как ненужный сосуд.
Все те воспоминания графа, его слежки, интриги, возникшая череда лиц, как хоровод промчавшихся мимо. Старые, молодые, красивые и не очень. Все это оказалось страшнее кошмаров, снившихся мне в детстве. Я не мог их прогнать. Стоило зарыть глаза, они обретали краски.
Лишь один образ я постарался удержать: мужчина с черными волосами, несвойственными тонкими и ровными бровями, зелеными глазами. С первого взгляда бросалось то, что этот горделивый, мужественный и сильный человек не мог быть очередной жертвой. Кто же он тогда?
Только подобная мысль посетила меня, образ растаял светлой дымкой.
Когда дверь открылась, я был не в себе от радости. Граф, будто важная птица высокого полета, свысока смотрел на меня.
– Сколько я здесь нахожусь? Меня уже ищут!
– Вторые сутки. Для остального мира ты умер, не надейся вернуть прежнюю семью и друзей.
Я облизал высохшие губы:
– Но ты живешь в том же доме и общаешься с теми же людьми, что и раньше. – Я все еще до конца не верил в случившееся, надеясь, что со мной играют и мне удастся вырваться их этой паутины. – Что стало с тем крестьянином?
– Не твоя забота. Потрать лучше силы, чтобы начать новую жизнь.
Графа с ног до головы закрывала черная накидка. Он весь был словно окутан саваном, виднелось только лицо.
– Как ты себя чувствуешь? Голоден?
– Нет, – ужаснулся я, отшатнувшись. – Я не такой как ты и не хочу причинять боль людям.
– У тебя нет выбора, ты же смог причинить боль помидору, – коротко возразил граф, не давая вставить и слово, продолжил: – В чем разница? Он так же рос, зрел, а его безжалостно сорвали. Не воспринимай все так буквально.
Растерявшись, я не знал, что ответить.
– Держи, – машинально поймал, что было брошено в мою сторону. – Накинь на себя, а то ты выглядишь, как босяк. Следуй за мной и без глупостей.
Набросив плащ, я подошел к графу.
– А что потом? Опять закроешь меня здесь?
– Посмотрим на твое поведение. В планах, хочу, чтоб ты увидел мир новыми взглядом. Но вначале смоем с тебя остатки белесой маски и снимем грязную одежду.
Везде, где мы проходили, окна оказались занавешены. Я не пытался бежать и молчал.
У графа Экшелена, как выяснилось, было достаточно много слуг. Меня вымыли в одно мгновение, с теплой водой вновь нахлынули воспоминания.
Время в ванне я провел с закрытыми глазами, граф лично завязал их черной лентой. Есть почти не хотелось, но запах присутствующих людей начинал сводить с ума. Я чувствовал графа, он смотрел, следил за каждым действием слуг и каким-то невиданным мне образом не давал поддаться этому чудесному человеческому запаху.
Меня вымыли, одели, причесали. Белоснежная рубашка без жабо, свободные рукава и широкие манжеты на пуговицах, синие штаны и синий камзол, великолепная обувь из очень мягкой натуральной кожи высшего качества выделки. Все оказалось удобным и приятным телу. Я всегда носил одежду попроще, хоть и выглядела она отлично, но не была настолько приятна наощупь.
«На улице давно стемнело», – эта мысль пришла сама собой. Я вспомнил о Тимми. Как он? Наверняка волнуется и сбился с ног в моих поисках.
Но эти мысли прошлось оставить на потом. Мы продолжили путь.
Дом был восхитителен: богатое убранство помещений, позолота на выступах, роспись на потолках в комнатах, в достатке дорогой мебели. Пока мы шли через проходные помещений, я крутил головой по сторонам любуясь. Никогда не был в подобных домах, в тех местах, которые не были предназначены для приемов.
Около самой двери у выхода я оглянулся и увидел в боковом проеме графиню. Сейчас она была достаточно просто одета: в бежевое с мелкими цветами платье. Сложив руки вместе, графиня внимательно смотрела на нас. Глаза слегка прищурены, легкое напряжение на лице. Супруге графа чуть более тридцати лет, еле заметные первые морщинки появились на лице, делая ее кругленькое личико только привлекательнее.
– Нам пора, – голос его стал очень сух. Граф подтолкнул меня в спину, не удостоив взглядом супругу.
Графиня не проронила ни слова.
К моему удивлению, кроме тех слуг, которые помогали мыться, других я в доме не встречал. У самых дверей граф повелел:
– Закрой глаза, сейчас ты будешь использовать только слух, без зрения, чтобы научиться контролировать то, что слышишь и что хочешь услышать. Отдели определенный голос и слушай только его. – Граф придержал меня за локоть.
Погода изменилась до неузнаваемости. Как только открыли дверь, сильный ветер заставил зажмуриться. Я успел заметить черного цвета экипаж, ожидающий у ворот.
Сконцентрироваться оказалось сложно.
– А если не получится?
– Ты сойдешь с ума или, в лучшем случае, забьешься в непроходимую глушь, сделавшись навсегда отшельником, пугаясь и ненавидя себя и весь мир. Разве такая перспектива тебя устраивает?
Ответ был очевиден. У меня всегда присутствовала непреодолимая жажда к жизни, но безумцем я не был.
Все так же поддерживая меня под локоть, граф двинулся к воротам. Я шел вслепую, спотыкаясь и лишь благодаря помощи не падая.
Всю дорогу в экипаже я усердно старался отделять определенные звуки и речь людей, мимо которых мы проезжали. Особенно приятная оказалось трель сверчка, стрекочущего где-то в высокой траве. Откуда-то я точно знал, что мы выехали за город и двигались по пыльной дороге, петляющей по полю.
Наконец нас перестало трясти, экипаж замер. В недоумении я посмотрел на своего спутника. Тот молча провел рукой, запрещая смотреть. Закрыв глаза, я вышел и грохочущий, удаляющийся звук указал мне, что мы остались вдвоем.
– Мы избавились от лишнего шума, – Нехотя пояснил граф. Вопрос нашего пребывания здесь упорно вертелся в голове. – Множество шума, звуков и голосов могут сделать твою жизнь невыносимой. Теперь расслабься. А сейчас выдели самый ближайший источник звука, внимательно послушай его, то же самое попробуй с самым дальним.
Он сделал паузу, давая мне время.
– Получается?
Я кивнул, неописуемо радостно стало слышать конкретные звуки.
– Приятно ощущать, что слух в твоей власти? – Я каким-то странным образом чувствовал, что он ухмыляется. – Можешь открыть глаза.
Так и сделал. Я ждал таких же необычных явлений, как и со слухом. Когда получилось, стало страшно и захватывающе одновременно.
На улице казалось не так уж и темно, это я понял, слегка приоткрыв левый глаз. Первое, что я увидел, были звезды. Они сверкали так ярко, что почудилось, что я могу дотянуться до них. Небо то и дело подмигивало этими яркими точками, месяц улыбался с высоты.
Повернувшись, я заметил лес. Ближайшие деревья виделись так четко, словно стояли в нескольких метрах. Темная шершавая кара украшена лабиринтом неровностей. Не было и привычной темноты, царившей обычно между деревьями и уходившей вглубь леса, смыкаясь стеной. К моему удивлению, между деревьями мелькнул силуэт оленя.
В траве мне удалось разглядеть жуков, сидящих на листьях, и кузнечиков, прыгающих с травинки на травинку.
Я, полный восторга, медленно поворачиваясь, оглядывался вокруг. Кто бы мог подумать, что мир настолько полон жизни. Она царит всюду: ночные мотыльки, жучки, паучки. Я даже слышал и знал, где схоронилась полевая мышка, как недовольно взъерошила перышки, ухая, сова.
В эту ночь мир наполнился огромным количеством разнообразных звуков. Этот живой оркестр, во много раз лучше, чем любые мелодии, с таким усердием выводимые музыкантами.
– Это все не может быть правдой! Вы видите и слышите так же?
– Я же просил, не нужно обращаться ко мне так официально, – граф скривился в непонятной гримасе. – Каждый видит свое, так же как и люди могут один и тот же цвет называть по-разному. Нет одинаковых людей, тем более с одинаковыми возможностями и способностями, запомни это. Вскоре ты проголодаешься. Пойдем ближе к опушке леса.
Мне показались странными его слова, тем более что голода я совершенно не ощущал. Легкость и свобода готовы были поднять меня в воздух. О своих друзьях мне даже не хотелось вспоминать, настолько потрясающие ощущения испытывал я в данный момент.
Мы свернули с дороги и пошли по траве. Будучи человеком, я шел осторожно, высоко поднимая ноги, особо не разбирая дороги, но сейчас я шагал уверенно, не прилагая особых усилий. Граф, ушел в себя, то ли, прислушиваясь, то ли, размышляя над чем-то.
Неожиданно он замер, сел в траву, которая скрыла его живой изгородью, и потянул меня следом за собой. Я подчинился. Он указал куда-то, я не сразу увидел, на что он указывает. Граф вновь прислушался, я же не знал, на чем конкретном следует сосредоточить свой слух. Звуков вокруг по-прежнему оставалось много, хоть я и старался убрать ненужные.
Приложив палец к губам, показывая, чтобы я не выдавал нас лишними расспросами, граф сместился левее на метров десять. Я последовал его примеру, ощущая себя охотником в засаде, что оказалось почти чистой правдой. От этого понимания кровь начинала бурлить, подстегивая двигаться вперед.
Внезапно граф встал, отряхнулся и как ни в чем не бывало пошел вперед. Я оказался сбит с толку, не понимая, для чего были проделаны эти манипуляции. Оказавшись почти у самых деревьев, мы словно чего-то ждали.
И вдруг навстречу нам из-за деревьев вышла девушка. Я раскрыл рот от увиденного, настолько красивых просто не бывает: гладкая кожа, длинные ресницы, по плечам косы цвета ржи, фигуру «песочные часы» скрывало простое длинное платье, венок из подвявших васильков и ромашек украшал голову, в руках те же полевые цветы. Идет и бормочет себе что-то под нос, словно молится.
Я опешил. Жил я в этих местах уже давно, но такой красавицы не встречал. Не верилось даже, что это реальность, а не игра собственного воображения.
Девушка заметила нас не сразу. Рассматривая цветы, она, наконец, подняла глаза и, вздрогнув, замедлила шаг. Я даже с такого расстояния услышал долетевшие до нас обрывки молитвы.
Как она оказалась в столь позднее время в лесу, для меня было загадкой. Рассмотрев нас получше: нашу одежду и лица, девушка натянуто улыбнулась, узнав графа Экшелена. Это узнавание читалось на ее лице легким недоумением: почему граф здесь, да еще и пешком?
Поравнявшись с нами и немного осмелев, она произнесла:
– Добрый вечер граф. – И в нерешительности, не зная, что делать дальше: то ли идти, то ли остановиться и ждать пока первым уйдет граф, она замерла, как грациозная лань.
– Здравствуй, дитя мое, что так поздно ты делаешь в лесу?
– Я шла из соседней деревни и немного заблудилась.
Я услышал легкую стайку ее мыслей, словно взлетели белые лебеди: «сама не понимаю, как такое могло произойти, я же ходила этой дорогой много раз. Хорошо хоть нашла выход и не осталась в этом темном лесу на ночь».
Я почувствовал ее непонимание от произошедшего, ее легкий страх, осязаемой дымкой все еще следовавший за ней, будто бы шелковый платок, развивающийся шлейфом по ветру.
Она посмотрела на меня, и легкая дрожь пробежала по моему телу от самой макушки до пят. Такой искренний и открытый взгляд.
– Не стоит ходить одной, в этих лесах бродят не только голодные звери, – граф широко улыбнулся, и в этой улыбке что-то напугало прекрасное создание.
– Я лучше пойду, дома уже заждались. – Не теряя больше времени и чуть ли не переходя на бег, она поспешила в сторону деревни.
Я тут же повернулся к графу:
– Что ты сделал? – ветер дул в сторону леса и наш разговор для удаляющейся девушки слышен не был.
– Это твой первый урок или опыт, называй как хочешь. Голод вскоре возьмет свое, – терпеливо ответил граф.
Я не шелохнулся. Смысл того, что придется сделать, парализовал меня.
– Нет, я не стану, – я воззрился на графа с немым призывом, но тот был не преклонен. – Ты же видел ее, она само совершенство! – взмолился я, – У меня должен быть какой-то выбор.
Мысли вновь вернулись к тому крестьянину, которого притащил ко мне в подвал граф прошлой ночью.
– Он мертв. Если ты найдешь человека, который будет тебе давать кровь добровольно, хотя бы иногда, и не разгласит твою тайну… – он сделал многозначительную паузу, – а пока что придется довольствоваться тем, что есть.
– Каждый человек будет умирать? – В моих глазах читался ужас и где-то внутри начинал зарождаться гнев.
– Нет, конечно они не умирают, но в целях самосохранения и для того чтобы не раскрыть тайну нашего существования, не стоит их отпускать, – ответил граф с насмешливым раздражением.
– Но люди и так знают о вампирах!
– Просто некто с такими же рассуждениями, как у тебя, не смог скрыть наши тайны. Таких вампиров не оставляют в живых, если им не удастся все исправить. А разглашенную информацию превращают в легенды, – терпеливо пояснил он.
– А если сделать так, чтоб человек просто не помнил ничего?
– Ударить его по голове? – Он надсмехался над моим невежеством. – Хотя ты скорее не об этом. Поясню. Любое внушение временно и рано или поздно потеряет свою силу. Так сказать, все имеет свой срок, лишь смерть бессрочна. – Граф говорил не спеша, упиваясь своим превосходством. – Даже красота той девушки, лишь твой самообман. Ты видел перед уходом графиню, разве она была столь же прекрасна? – Убедившись, что я внимательно слушаю, хоть и готов кричать во весь голос от негодования, продолжил: – Первые впечатления самые сильные. Привыкая, ты не станешь обращать внимания на зрение, слух, новое восприятие мира, ты будешь принимать их как данность.
– Что-то не сходится.
– В доме я сдерживал твои чувства, держа их под своим контролем и оставляя лишь малую их часть. Но сейчас постепенно я возвращаю таланты, дарованные тебе. Впереди еще длинная жизнь, за которую ты научишься делать все, что пожелаешь, и осуществишь то, о чем мог лишь мечтать. Ты станешь воспринимать все в мире как должное. Согласись, то, что восхищало тебя в детстве не вызывает уже тех чувств, так будет и сейчас. – Неожиданно его голос обрел небывалую силу и мощь. – Иди, она твоя первая жертва.
От графа веяло холодом, как от каменной статуи. Его безразличие к живому пугало меня.
– Нет. Так нельзя, я не смогу каждый день убивать.
Граф усмехнулся, губы неприятно искривились, глаза вдруг блеснули в свете звезд:
– Когда научишься самоконтролю, есть каждый день станет не обязательно, а сейчас ты, как оголодавший детеныш, не сможешь удержаться, как только я сниму ограничение. Потом, ты станешь питаться раз в два, а иногда и в три дня. Но это будет позже. – Голос его стал очень спокоен, голова слегка склонилась на бок, глаза прищурились, словно он к чему-то готовился.
