Текст книги "Проснуться ото сна (СИ)"
Автор книги: Maiyonaka
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 24 страниц)
Проснуться ото сна
Часть 1 Мой мир
ПрологЯ открыл глаза.
Все еще находясь в этой тьме, я начал различать цвета: сперва очень блеклые оттенки, смешанные с самой тьмой, затем они становились все ярче, появлялись и возникали там, где их просто не могло быть. Когда это чудо завершилась, я смог увидеть множество цветов, хотя не настолько насыщенных, как днем.
Я совершенно не понимал, как я могу дышать в этой черной воде. Приглядевшись, я осознал, что вокруг меня нет воды, это просто пустота, черное небо, черная земля, и начинающие проступать цветные образы деревьев, кустов, бабочек, травы, как полупрозрачный мираж, окрашенный в краски не соответствующие реальности. Все словно отражало невидимый глазу радужный цвет.
Из этой темноты отделилась совершенно черная фигура, поглощая в себя черноту вокруг. Фон становился темно серым, затем начал светлеть с самых дальних концов, которые только мог охватить взгляд. Постепенно все приобрело четкость, очертания и обычные цвета.
Тьма ушла.
Но и привычным для взгляда мир не стал. Пока что я не мог понять, что изменилось.
Я лежал на чем-то твердом, все тело одеревенело, не слушалось. Я едва моргал, лежа в каком-то ящике. Что это были за видения?
– Помогите! Выпустите меня! – Голос прозвучал слабо и жалобно.
Словно по волшебству крышка отодвинулась. С трудом сев, я понял, что никакого волшебства не было. Граф стоял чуть в стороне, внимательно наблюдая за мной.
Я было обрадовался, что все те пережитые ужасы, мне всего лишь приснились. Но кошмар, неожиданно, начал становиться явью, приобретая черты и образ графа Экшелена.
Страха не возникло, только недоумение. Это тоже казалось мне странным.
«Я в незнакомом месте, рядом вампир, и я лежу… да, где я лежу?».
Оглядел кругом темное подвальное помещение: каменные стены, выложенные из разного размера камня, гладкие и твердые, как гранит. Ровный потолок. На пустом полу лежат два ящика, в одном из них я. Приглядевшись повнимательнее, я завопил:
– Это гроб, Боже мой, гроб.
Не знаю, откуда взялись силы, но я тут же выскочил из него, чуть не врезавшись в ближнюю стену.
– Не упоминай его больше в этих стенах! – его громкий голос эхом отразился от камня. Он подошел ближе. – Какие видел сны? – Приторно-сладкий голос стал неприятным контрастом обстановке. Он не стал дожидаться ответа. – Впереди новая жизнь, прежняя была лишь сном, ночным кошмаром от которого ты очнулся.
Глава 1
Девятнадцатый век, чудесное время балов и светских раутов, изящных танцев и наигранного этикета, красивых нарядов и многозначительных взмахов веером. В то же время все это великолепие было недоступно беднякам, отделенных от высшего света непреодолимой пропастью.
В то время я был еще беззаботным ребенком. В те далекие времена взрослеть приходилось гораздо быстрее и не только телом, как привыкла молодежь сейчас, а в первую очередь разумом. Это не значит, что тогда мечтали быстрее возмужать, ведь в пятнадцать лет каждый молодой человек должен был вести себя, как джентльмен, галантный мужчина, будущий хозяин своего дома. Такое выходило скорее не по воле самого взрослеющего ребенка, а так было принято обществом, ты должен был стать таким, как все, вести себя так, как требовал этикет, невзирая на то, что иногда это становилось настолько противным и невыносимым, что хотелось убежать проч.
Конечно, не все и не всегда соблюдали установленные обществом правила, но каждое нарушение могло повлечь слишком серьезные последствия, поэтому с виду старались выглядеть идеально, чтоб никто не догадался, какая под его игрой скрыта гниль.
Моя семья жила в собственном доме. Не обладая большим богатством и влиянием, все-таки старалась не отказывать себе ни в чем.
Двухэтажный дом достался по наследству моей матери. Ее родители были достаточно зажиточными, в отличие от семьи отца, которые заложили пприторноочти все имущество в уплату долгов за желание слишком красиво жить. По сути, их брак был только по расчету, о любви и речи не шло: богатство – с одной стороны, плюс фамилия и влияние – с другой. Хотя все связи, которые раньше были у семьи, уже потеряны, ведь ими обладало только старшее поколение, а не дети. Пока подрастал их сын Дениэл (мой отец), многие знакомые, влиятельные люди канули в лету.
Он рос избалованным мальчиком, единственным ребенком в семье. Мать тряслась над ним, исполняя все прихоти, не позволяя ругать их любимого отпрыска за любые шалости. С таким воспитанием каждый бы вырос собственником и самолюбом.
Но в мои юные годы мои мать и отец казались мне самыми лучшими и любящими. Я часто гулял с Луизой, моей мамой, и старался сделать все, чтобы отец меня похвалил и уделил внимание, которого очень не хватало. Дениэл уходил рано утром и приходил часто поздним вечером. Даже порой в свой выходной, когда он обещал мне, что проведет этот день только со мной, он уезжал, а я убегал к себе в комнату и плакал, раздосадованный и теряющийся в догадках и предположениях о причине его ухода.
В такие дни я был настолько несчастен, что даже отказывался есть. Конечно, первым подозрением ребенка, когда на него не обращают внимания, является то, что его не любят, но отец не любил не столько меня, сколько свою супругу, но об это я узнал позже, не будем забегать вперед, я расскажу все по порядку.
Когда я проснулся, меня уже ждали завтрак и свежая одежда. Я, как обычно, поздоровался с Луизой; на ней было светлое платье в мелкий разноцветный цветочек, такое нежное и свежее, что не обратить на него взгляд просто невозможно:
– Красивое платье, мам! – крикнул я, уже выбегая из дверей на солнечный двор, не реагируя на ее оклик побыть с ней.
Я поражался ее доброте, она всегда внимательно и учтиво относилась как к равным ей по положению, так и к прислуге. Луиза была воплощением самой доброты. Казалось, даже самый чахлый цветок в ее руках, одаренный заботой, оживет. Ее светло-серые глаза светились любовью, а темные волосы всегда умело уложены в простую прическу. Иногда сквозь ее оптимизм проскальзывала какая-то грусть, но только я ее замечал и старался рассмотреть, как мама преображалась вновь.
Любовь к заметным нарядам у нее с детства. В ее с виду простых платьях всегда была та изюминка, на которой хотелось задержать взгляд. Честно сказать, с трудом могу вспомнить, когда на ней было платье темных тонов, пожалуй, только на похоронах ее родителей и несколько дней после, а потом, наперекор нормам, она надела вновь яркий наряд, даже не дождавшись окончания «дней скорби».
Я как-то спросил, почему ее предпочтение отдается таким тканям, ответ был прост: «красивое платье радует, а яркое еще создает хорошее настроение». Этот простой ответ запомнился мне навсегда, хотя я сам редко надеваю цветные вещи.
Я выбежал из дома, все еще продолжая кричать: «я вернусь к обеду». Сейчас у нас гостила старшая сестра Луизы Доминика, очень похожая на мою маму, лишь глаза карие, словно бездонный колодец. Ее трое сыновей: Дин старше меня на год, второй – Томас, мой погодка и Тимми на год младше, уже ждали меня во дворе, прячась от солнца под навесом зеленых листьев старого дуба.
Дин, мой старший брат, щурился, когда свет солнца все-таки попадал на его лицо, и старался отмахнуться от него, Тимми сидел прямо на земле под самым деревом, смеясь над старшим братом и хлопая рукой рядом с собой, приглашал сесть рядом. Томас был самым непоседливым из троицы, его всегда тянуло на приключения, вот и сейчас он умудрился взобраться на нижнюю ветку дерева, которая находилась на высоте двух Томасов. Как он туда забрался, мне было неизвестно.
Они гостили в доме уже неделю, и каждый день мы возвращались с прогулки чумазые и получали порцию недовольства от Доминики, и если попадались в таком виде на глаза моему отцу Дениэлу, то оплеуху. Это не останавливало, и мы вновь убегали, стремясь навстречу приключениям.
Увидев меня, Дин топнул ногой по земле, показывая, как недоволен:
– Почему так долго? Уже полчаса ждем тебя.
Я, извиняясь, пожал плечами:
– Так-то вчера я вас ждал.
Томас спрыгнул с дерева, приземлившись у меня за спиной, я, вздрогнув, обернулся, тот довольный засмеялся:
– Ну, ты и трусишка Алекс.
Том тряхнул головой. Пряди волос мешали, падая на глаза – подстригался он редко, – а в последние несколько раз вообще устроил целый спектакль, Доминика не выдержала и сдалась. Сейчас руки у него были оцарапаны о шершавую кору дерева, но его это мало беспокоило.
На крыльце показалась Доминика в бежевом платье, этот цвет красиво сочетался с ее волосами. Она, в отличие от сестры, всегда предпочитала строгие, однотонные наряды. Повелительно напоминая, что вскоре прибудет приглашенный парикмахер, а Тимми не помешало бы подстричься. Его волосы спускались ниже ушей и постоянно лезли в глаза.
– Но мам, я тоже хочу пойти с ними. – Тоненький голосок Тимми упрашивал мать отпустить его гулять, получив отказ, он захныкал, не зная, что мы будем рады уйти без постоянно путающегося под ногами Тимми. Доминика повела его в дом, неодобрительно глянув на нас из-за донесшихся с нашей стороны веселых улюлюканий.
– Отлично, нытика забрали, – высказался Дин.
– Он просто маленький, – зачем-то возразил я.
– Ну да, нытик, я так и сказал, – брат рассмеялся, отмахнувшись и не позволяя больше вставить ни слова.
Наш дом находился за городом, и нам принадлежало достаточное количество земли. Но мы все ж убегали дальше, чем дозволялось, и играли, бегая по соседнему полю. Оказавшись за воротами и добежав до конца забора, где нас уже ждал мой друг детства Ларион, мы все дружно вприпрыжку, то обгоняя друг друга, то останавливаясь передохнуть, понеслись прочь от родного гнезда.
Пару часов подурачившись, мы расположились на траве отдохнуть. Лежа на мягкой сочной траве, словно на самой дорогой кровати, и вдыхая ароматы растущих вокруг нас цветов, мы рассказывали наперебой разные истории. Одни из жизни, другие услышанные или подслушанные где-то.
Конечно, уходить далеко нам не разрешалась, но, считая себя уже достаточно взрослыми – мне на тот момент было десять, – мы постоянно нарушали это правило, за что и получали нагоняй от родителей. Зато было так весело преодолевать новые вершины, залезать на разные деревья, карабкаясь вверх и с каждым днем приближаясь к взрослой жизни.
Томас, вскочив на ноги, воскликнул:
– Какое дерево! Так высоко я еще не забирался! Алекс подсади меня.
Дерево было старым, верхушка обломилась, но ветви далеко раскидывались в стороны. Ствол такой ширины, что даже все мы с трудом обхватили б его руками. Листья размером с ладошку предостерегающе шелестели на ветру. Нижняя сломанная ветка находилась на высоте полутора метров от земли.
Томас подбежал ближе и только тогда увидел эту ветку:
– Ну вот, это слишком просто.
Он словно маленькая обезьянка вскорабкался на ветку, цепляясь за невидимые выпуклости на коре, перескочил на следующую, расположенную еще выше, легко выпрямился в полный рост, ни капли не боясь упасть. Мы все дружно хохотали, валяясь в траве, пока Томас корчил из себя повелителя вершин. Наконец он вгляделся вдаль, где протекала река, дальше которой мы никогда еще не заходили.
– Кто со мной за новыми открытиями? – воскликнул храбрейший из нас и почти кубарем полетел с дерева. Я испугался, почти сумев вскочить на ноги, понимая, что не успеваю подбежать к корням дерева, застывшими змеями торчащими из земли. Ларион ахнул и зажмурил глаза. Но, к всеобщему удивлению, Томас умудрился приземлиться на ноги, и все-таки потеряв равновесие, завалился на бок.
– Допрыгаешься, когда-нибудь, – подходя к нему, сказал Дин. – И так всегда в синяках и царапинах ходишь. Ты как? Ничего не сломал?
Перевернувшись на спину, Томас засмеялся, глядя в небо сквозь густую листву. Его сердце бешено билось. Облака в виде какого-то зверя медленно плыло по небу, лениво перебирая лапками.
– На мне все как на собаке заживает, ты же знаешь. А ты, Алекс, трусишка! С высоты я отлично видел выражение твоего лица.
– Вовсе нет, – возразил я, задетый его словами.
«У меня чуть сердце не остановилось, когда ты прыгнул вниз», – подумал я, но побоялся произнести это вслух.
– Тогда докажи! Давайте сегодня уйдем за реку.
Ларион нахмурил брови, эта идея не казалась ему столь заманчивой:
– Там опасно, нас предупреждали. Обладатель тех земель сумасшедший, и люди, живущие там, тоже. Даже прислуга перешептывается, что в этих владениях часто случаются нападения и были даже убийства.
– Неужели вы не понимаете, что все это лишь слухи и сплетни, которые распускают специально, чтоб напугать нас! Я видел с дерева, недалеко есть мост. – Томас встал, уперев руки в бока. – Если там так опасно, кто бы остался там жить? Я не верю, что все настолько плохо.
Все в замешательстве смотрели на Томаса. Такой бесшабашный, ни о чем и ни о ком не думающий, готовый влезть в любую авантюру, он напоминал нахохлившегося попугая.
Молчание затянулось, Томас нахмурился.
– Вы как хотите, я пойду домой, не хочу опаздывать на обед. Ты со мной, Алекс? – Лари вопросительно поднял брови, желая изо всех сил, чтоб я сказал «да».
Я колебался. Во мне боролось нежелание быть наказанным и возможность увидеть то новое, что крылось за той речкой; желание угодить и не быть осмеянным братьями и боязнь поссориться с лучшим другом.
– Трус! Трус! Трус! – с вызовом закричал Томас, прыгая вокруг меня и Лари и тыкая в каждого из нас пальцем. – А ты, Дин, что думаешь? Пойдешь со мной?
– Да, – брат довольно заулыбался, заручившись поддержкой, – но не по тем же самым причинам, что и ты, просто тебя нельзя отпускать одного.
– Так что, Алекс? Даже Дин пойдет, уверен в том, что и Тимми пошел бы, будь он здесь. Неужели ты самый трусливый из нас? Похоже, ты нашел себе друга под стать себе, такого же зайца. Ему не место среди истинных охотников, за прошедшую неделю он нам всем это доказал.
– Мне все это надоело! И вы надоели! А ты, – Лари пристально глянул на меня. – Если пойдешь с ними, ты мне больше не друг!
– Да, выбирай, братец, с кем тебе дружить: с жалким травоядным трусом или с нами, – произнося эти слова, Томас схватил пучок травы, вырвав ее с корнем и землей, и сунул в лицо Лариона. Тот выставил руку, защищая лицо от комочков земли, полетевших с корней. Том швырнул в его сторону траву.
Лари отшатнулся, не ожидая такой наглости и с испугом обходя Томаса, побежал прочь, крикнув:
– Этой выходкой вы навлечете на себя беду!
Томас вдогонку залился веселым смехом, держась за живот, рухнул на землю, продолжая смеяться.
– Ты, братец, иногда меня пугаешь, – тихо вымолвил Дин, глядя на почти исчезнувшего с поля зрения Лари, тот даже ни разу не остановился. – Хороший малый, зря с ним так. А тебя, Алекс, он считал за друга, так чего ты врос в землю и ничего не ответил, когда оскорбляли его? Я бы не простил подобного в отношении своих друзей. О тебе у меня было лучшее мнение, стоило хотя бы попытаться.
Томас раскинул руки и ноги в разные стороны и, сорвав полевой цветок, с интересом ученого разглядывал его. И не отрываясь от своего занятия, возразил Дину:
– Да он не сможет подобного сделать. Его слишком избаловали: мать с прислугой бегает за ним целый день подтирая сопли. То ли дело у нас! Трое братьев и каждый учится друг у друга защищаться, драться, врать, даже порой подражать. Помнишь, как ты притворялся мной? Мы, словно дополняем друг друга. А ему с кого брать пример? С отца, который за неделю приходил домой только пару раз? А с кого еще? Вот ответь мне Дин?
Дин молчал, и я тоже молчал, к горлу подкатывал ком обиды и слез.
– Что, сейчас заплачешь и убежишь прятаться за мамкину юбку? – Прямолинейность Томаса угадила в самое больное место.
Я упрямо замотал головой, стараясь изо всех сил, чтоб предательские слезы не появились на глазах.
– Нет! – с вызовом выкрикнул я. – Я пойду с вами за ручей. Я не трус! Я докажу это.
Томас подошел и потрепал меня по почти черным волосам, подмигнув брату, стоявшему напротив. Тот покачал головой, зная о подобных выходках Томаса.
Молча мы шли по полю, пробираясь сквозь траву, доходившую нам почти до самого пояса, около водоема трава приобрела почти салатовый цвет, а земля стала более рыхлой и влажной, слышался шум бегущей и разбивающихся о камни брызг.
Река текла извилистой змеей, огибая невидимые преграды. Вода оказалась прозрачной до самого дна, и можно с легкостью было разглядеть каждый камешек и мелкие водоросли, росшие между камнями и стелившиеся вдоль них из-за пытающейся унести их потока.
Несмотря на то, что уже наступила середина лета, вода оказалась почти ледяной, обжигающей кожу, как огонь. Мы прошли на мостик и несколько минут стояли на нем и смотрели по сторонам.
Мне казалось, что, уходя столь далеко, мы совершаем ошибку, нарушаем какой-то негласный закон. Возможно, меня пугал страх перед чем-то неизведанным. Много раз за прошедшую неделю мы убегали за пределы владений нашей семьи, и ни разу таких смешанных чувств я не испытывал, а еще вспоминался осуждающий взгляд Лари.
– Пойдем, мы почти на другой стороне. – Энергия Томаса била ключом, он зашагал впереди всех, специально выкидывая перед собой прямые ноги на манер марша солдат. – Это чувство внутри… ммм… не знаю как объяснить. Словно открываешь новый мир, бесстрашно шагая навстречу опасности.
– Да хватит уже, – взмолился Дин. – Наслышали.
– Да, я бесстрашен, – не унимался брат. – Хоть на высокую гору, хоть в жерло вулкана, мне все нипочем. Жизнь для того и нужна, я против спокойной и размеренной жизни затворника. Разве я смог бы прозябать в монастыре: работать и молиться? – Он не стал ждать ответа. – Конечно, нет.
Так бродили мы не один час, издали наблюдая за людьми, работающими на поле, и обсуждая нескольких девушек, попавшихся на пути.
Иногда мы играли в догонялки. Томас как угорелый носился по полю, совершенно не видя, куда бежит. Порой он подскакивал, влетев в муравейник, и с воплями мчался прочь, стряхивая с себя невольных пассажиров.
Мы опоздали на обед, и я точно знал, что мама волнуется и отец, если узнает о том, что я гулял полдня и совершенно не занимался, будет недоволен. Уже возвращаясь к реке и идя мимо опушки леса, никто из нас не заметил приближающуюся опасность.
За это время обида моя притупилась, и мы весело переговаривались между собой. Мы шли, совсем не глядя под ноги, и наша компания чуть не споткнулась об трех подвыпивших мужиков, развалившихся в траве. Те недовольно заворчали, что их посмели потревожить. Дин, отступая, задел бутыль, стоявшую тут же. Она опрокинулась на бок и ее содержимое с хлюпаньем начало выливаться на землю.
Они уставились на нас опухшими и слегка замутненными глазами.
– Вы опять лазали по садам и воровали яблоки?
Я тут же узнал одного, несколько дней назад мы еле от него сумели удрать, когда нас обнаружили за этим преступлением. Конечно, мы их крали для забавы, еще до дома выкинули те, которые не успели съесть.
У явно подвыпивших мужиков сузились от гнева глаза. Один из них, самый старший с виду, взревел от негодования.
– Живут на всем готовом, еще и честных людей обворовывают. Знаешь, сколько мы горбатимся?
Самый молодой, с маленькой бородкой и усами, вскочил так резво, что мы опешили. Двое других, с виду более пьяных, двигались не менее проворно, должно быть, протрезвев от одной только мысли, что перед ними не только воры, но и те, кто лишил их заветной жидкости.
– Сейчас вы получите урок на всю жизнь. – Мужик обнажил желтые зубы в подобии улыбки.
Наконец-то, отойдя от шока, мы побежали. Но далеко уйти не удалось. Дин споткнулся и, распластавшись на животе, был схвачен одним из них. Брыкаясь и пинаясь ногами и молотя руками, пленник изо всех сил старался вырваться. Томас, как только услышал крик брата о помощи, резко развернувшись, побежал назад. Я тем временем уже достиг первых деревьев, растущих на холме, и, чуть не задыхаясь, упал на колени в центр густого куста. Радость того, что я спасен, накрыла с головой, и осознание, что братья не со мной, пришло не сразу.
Я слышал отчаянный крик Дина и последующие удары, наносимые ему. Далее голос Томаса, звонкий и громкий, он что-то кричал, но кровь настолько сильно пульсировала в ушах, что четко слышалось только собственное сердцебиение.
Наконец, я оглянулся.
Дина, все еще брыкающегося, держали двое. Третий ударил его кулаком в лицо, другой рукой в живот. Тот закричал и обвис у них в руках. Все еще не схваченный никем юркий Томас бегал вокруг них и старался всеми силами вызволить брата. Но его сил явно не хватало. Все, на что он был способен, это пнуть обидчиков или ударить их палкой. Тем явно надоела эта назойливая муха. Выпустив из рук Дина, который сразу рухнул на землю, они бросились за Томасом.
– Вставай, Дин! – крикнул Том на бегу брату.
Но тот даже не пошевелился. Томас долго петлял, пытаясь увести их подальше, и не заметил, что из погони осталось только двое, и чуть не сбил третьего, караулившего его. Раздался резкий протяжный крик Тома и тишина…
– Где третий гаденыш?
– Удрал, как заяц, только пятки сверкали.
– Он нас выдаст.
– Мы их так напугали, что они нескоро еще заговорят. – Он пнул одного из мальчишек ногой. – Мне кажется, они мертвы. Глянь, а?
– Да ну их. Из-за них теперь идти за новой бутылкой. У меня ни в одном глазу.
Мужики притащили Томаса, и положили рядом с Дином, прикрыв их сверху травой, наподобие шалаша.
Я сидел за деревьями, и когда все стихло, долго не осмеливался выйти. Я не знал, что с братьями, и опасался самого худшего, ведь до сих пор ни звука не донеслось с той стороны.
Наконец, пересилив себя, я, не торопясь, стал спускаться с холма. Теперь то и дело сердце замирало от предчувствий. Постоянно прислушиваясь, крадучись подошел к месту, где виднелся «шалаш».
– Том, Дин? – Мой слабый голос еле звучал.
Не услышав ответа, я в панике начал раскидывать траву, закрывавшую их. Зеленые стебли полетели в разные стороны, у меня по щекам текли слезы.
Схватив Дина, лежавшего вниз лицом, я затряс его и рывком перевернул на спину. И замер, уронив его поднятое тело. Одежда в области живота окрасилась в почти бордовый цвет, голова безжизненно рухнула на землю, и тут я увидел его взгляд, устремленный прямо на меня, но больше не видящий ничего. Словно стеклянные, кукольные глаза смотрели вверх, но это были глаза Дина. Того рассудительного и жизнерадостного Дина, глаза которого всегда смеялись, сейчас же они остановились навсегда, словно сломанные часы. В траве, рядом с ним, блеснул отброшенный осколок бутылки.
Я в ужасе попятился и упал назад. Так сидел и смотрел, не в силах отвести взгляд, пока не высохли дорожки от слез.
Слабый стон заставил прийти в себя, вздрогнуть от неожиданности. Я уже и забыл про Томаса. Дрожащими руками отодвинув тело Дина и стараясь на него больше не смотреть, занялся средним братом. Он был еще жив. Положив его голову на колени, я что-то лепетал, что именно, не мог понять даже сам. Том смотрел на меня, корчась от боли, из уголка рта текла струйка крови. Я попытался его поднять, но брат так закричал, что от неожиданности я чуть не уронил его.
За нами оставалась полоса примятой телом травы. Я волок его, держа за руки.
– Хватит, – еле слышный шепот.
Смысл услышанных слов я понял не сразу.
Я отпустил его руки и сел рядом, находясь в полной растерянности: что дальше?
– Хватит, – повторил Том, будто обращаясь к кому-то невидимому для меня. – Так больно, не могу больше терпеть эту боль.
Его лицо обращено к небу, но глаза словно видели нечто другое. От боли их цвет стал мутный.
– Все будет хорошо, мы сейчас придем домой и тебе помогут. Все будет хорошо, все будет хорошо, – словно загипнотизированный повторял я.
Говоря слова «все будет хорошо», не мог сдержать слез, чтоб не показывать, насколько я не верю сам себе.
– Алекс, – Томас закашлялся, мне пришлось наклониться к нему как можно ниже. – Ты везунчик. Как я ошибался… жизнь, она бесконечно прекрасна. – Том закрыл глаза и глубоко вздохнул. – Так красиво кругом.
– Том, Том, – я толкал его, стараясь разбудить, но это было бесполезно. Том лежал такой умиротворенный, с легкой улыбкой, словно только что увидел нечто невообразимо-чудесное.
Я ударил его в грудь, закричав от бессилия. Слезы, брызнувшие из глаз, сделали все кругом расплывчатым и непонятным. Я кричал, а капли текли по моим щекам и падали на безжизненное лицо Томаса. Зарыдав, и не в силах остановиться, я потерял счет времени. Наконец, силы покинули меня, руки и ноги стали ватными. Упав рядом на траву, я провалился в забытье.
Мне снились кошмары, я убегал от преследователей и никак не мог найти, где спрятаться. Я бежал и бежал, а людей, бегущих за мной, становилось все больше. Оглянувшись на них, я не заметил, как влетел в дерево, тут же открыв глаза.
Я находился на том же месте – в поле. Приближался рассвет. На траве блестела роса. Весь мокрый от пота, я попытался подняться, и тут же виски пронзила боль. Застонав, пришлось уткнуться лбом в прохладную мокрую траву. Воспоминания настигли меня моментально.
– Я трус, какой же я трус.
Не имело смысла здесь лежать. Стараясь подняться, я задел руку Тома. Тело пронзила дрожь. В полусумраке утра мне даже показалось, что он шевельнулся. Его бледное с оттенком синего лицо пугало. Некоторые травинки выпрямились, но еще виднелся след, по которому я тащил брата. Даже угадывалось то место, на котором остался лежать Дин.
Я отвернулся. Меня начинало мутить от воспоминаний и от голода, вчерашний завтрак был последним, что я ел.
Я поплелся прочь. Под порывами ветра по коже побежали мурашки. Только сейчас я почувствовал, как сильно замерз. Думать о том, что произошло, было невыносимо, но и переключиться на другие мысли оказалось очень сложно. Я отошел от места преступления так далеко, как только смог. Волосы прилипли ко лбу, одежда почти просохла. Чувствовалось, что глаза опухли от вчерашних слез и вместо них остались щелки.
Во рту пересохло, но я слишком далеко ушел от реки, чтоб возвращаться. Увидев на листьях сохранившиеся капли росы, прильнул к ним и начал жадно слизывать. Побрел дальше в поисках еды, в животе урчало и начинало спазмом сводить желудок.
Домой идти не хотелось. Мысль вернуться домой одному пугала сильнее голодной смерти. Что я скажу маме, Доминике и Тимми? Как сказать, что Дина и Тома больше нет?
– Трус, ты всего боишься, – эти слова были обращены к самому себе. – Что сейчас делать? Как принять правильное решение?
Глубоко в лес я предпочел не уходить, блуждая там, откуда виден просвет поляны. Наткнувшись на куст шиповника, жадно начал поедать сладковатые ягоды. Найденный гриб пришлось рассматривать долго и тщательно. Он точно был съедобный, но вспомнить название мне так и не удалось. Гриб так заманчиво пах, втягивая этот аромат, внутри все сжалось, и, не в силах удержаться, я откусил кусок. Но стоило только посмотреть на большую часть, оставшуюся в руке и увидеть половину жирного белого червя, извивающегося и корчащегося. Меня стошнило.
Помню только, как я вышел из леса и побрел куда-то, падая, поднимаясь и вновь падая от усталости, голода и страха. Все словно в тумане. Сам не зная как, я дошел до моста (хорошо сколоченный, но без перил) и, стоя уже на середине, увидел вдалеке размытые образы людей, они приближались и что-то кричали, лаяли бегущие впереди них собаки.
– Там кто-то стоит! – слышались крики. – Это мальчик!
– Одного нашли!!
Голоса так безжалостно раздирали ушные перепонки, что их слышать было невыносимо. В полном непонимании происходящего, я шагнул вперед и оказался на самом краю моста. Балансируя, неуклюже замахал руками. Это не слишком то помогло. Потеряв равновесие, я сорвался вниз. Падение, занявшее несколько секунд, показалось настоящим полетом. Все происходило, как в замедленной съемке: лай собак, крик, зеленая трава, деревянный мост, небо и удар об воду, словно огнем обжегшей меня и сомкнувшейся надо мной ледяными объятьями. Даже сквозь воду я видел высокое голубое небо. Так странно было осознавать, что вот сейчас я уйду из этого мира и встречу братьев. Мне даже показалось, что я увидел их. Они тянули ко мне руки оттуда, сверху, желая обнять, притянуть к себе, помочь…
Как ни странно, но страха не было, я был счастлив, они простят, что я их бросил и не попытался сразу помочь. «Удрал, как заяц» – безжалостные слова, они больнее удара.
«Да, я заяц. И что толку в том, что убежал, ведь сейчас и я уйду вслед за ними. Я лишь отсрочил смерть».
Столько мыслей за столь короткий срок. Но пока я тянул руки к Дину и Томасу, они в действительности схватили меня. Холодные руки тянули меня к себе… Закричав, я начал отбиваться и тут же хлебнул речной воды. Все потемнело, теперь сквозь воду невозможно стало разглядеть даже собственных протянутых вверх рук.
