Текст книги "Проснуться ото сна (СИ)"
Автор книги: Maiyonaka
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 24 страниц)
В середине следующей ночьи я прошел к Адису и положил на пол связанного мужчину, находящегося без сознания. Он был давно отмечен смертью, я лишь немного приблизил срок их встречи. Из-за тяжелой ночи его сон продлился дольше обычного. Оценив самочувствие новообращенного вампира как нормальное, я вышел, заперев дверь.
Переезд пришлось отложить на несколько дней. Тимми перевез больше половины вещей в новообретенный дом и сейчас нетерпеливо ожидал меня для подписания необходимых бумаг. Он сидел в кресле, его взгляд скользил по созданному Николасом интерьеру, восхищение читалось в его глазах.
Тимми хоть и был самым младшим, но и самым целеустремленным. Помню, когда еще был жив его брат, он часто служил объектом насмешек. Из-за слишком прилежного усердия он дольше остальных засиживался, выполняя и изучая необходимый материал. Я и тогда знал, что брат непременно добьется чего-то в жизни, такой человек не может пропасть.
А что стало с нами тремя, с теми, кто стремился избежать обучения, используя всевозможные уловки? Двое, отдавшиеся полностью во власть своего необузданного, вспыльчивого характера, исчезли. Один покинул этот мир, не оставив после себя никаких следов, только в памяти хранятся обрывки воспоминаний и боль, которая откликается в душе. Второй стал ярым фанатиком, посвятив свою жизнь служению Богу. И моя судьба оказалась далека от мечтаний.
Безусловно, сейчас я не думаю, что на мою долю выпали самый тяжелые переживания. Даже Доминика, потеряв и мужа, и ребенка, и сестру, испытала большее потрясений, чем я. Те воспоминания оживают у меня внутри все реже, их перекрыли события и эмоции последующей жизни: мое новое видение мира, мои путешествия в обществе Николаса и Еланы, вечера, празднования, представления, прогулки в их обществе.
А что осталось Доминике, свернувшейся в созданной ею же скорлупе, закрывшейся от всего мира и посвятившей смысл своей жизни сыну? Лучшие репетиторы, лучшая одежда, выгодные знакомства, все это только благодаря ей, боль ослепила ее, забрав с собой прочие радости жизни, кроме сына. И вполне понятна ее ревность к молодой супруге Тимати, ведь ей казалось, что у нее отнимут это сокровище, этот сверкающий бриллиант, сделанный ей собственноручно из не настолько значимого камня.
Привязанность Тимми также была сильной, однако он никогда не ограничивал ее в действиях и искренне радовался ее успехам.
Я какое-то время стоял, глядя на него, и лишь когда он повернул голову в мою сторону, вздрогнув от неожиданности, поздоровался.
– Приступим сразу к делу, – я подошел и сел напротив, положил на стол необходимые для подписания документы.
Тимми пододвинул один из листов к себе и замер в нерешительности.
– Можешь прочитать их, если хочешь. – Я почти лег на диване, показывая, что никуда не тороплюсь, искоса глянул на него. – Чай, кофе? – спросил я, проявляя любезность.
– Чай, если можно, – Тимми облизал высохшие губы, его глаза безостановочно бегали по строчкам.
Распорядившись, чтобы принесли чая, я молча смотрел на брата, не отвлекая его разговорами.
Тихо зашла прислуга, поставив с подноса на столик белый пузатый чайник с изображенными на нем розами, две кружки из этого же сервиза с золотой каймой, сахарницу и тарелочку со свежеиспеченным печеньем и сладостями. Приятный запах цветочного чая одурманивал.
Тимми отвлекся и наполнил себе кружку ароматной жидкостью, взял щипцами кусочек сахара и опустил его в чай, туда же последовали еще два белых сладких кусочка.
– Ты по-прежнему любишь сладкое? – Я сдержанно улыбнулся.
– Как я могу отказаться от такой вкуснятины? – Тимми макнул печенье в чай, откусил. – Помню, и ты никогда не отказывался от угощений. – Братишка немного расслабился после нашей первой встречи, перестав сжиматься, как пружина, готовая в любой момент выстрелить.
– Я еще помню потрясающий вкус любимых конфет, признаюсь, скучаю по ним. Я даже могу съесть немного, но это уже не то. – Я сделал глоток чая, горячая жидкость немного обожгла горло, я осознал, что запах волновал и ощущался намного ярче вкуса, растворившегося в воде.
– Я прочитал достаточно много литературы про вампиров, чтобы с уверенностью сказать: в каждой есть вымысел, не одной полностью правдивой. Люди заблуждаются, люди бояться. – Тимми допил чай и с удовольствием, прицокнув языком, дочитал первый лист.
– Правильно делают, эти существа не несут ничего хорошего для людей, какие к ним можно испытывать чувства?
Тимми пожал плечами на мои слова:
– А разве то, что ты предложил обмен, а не просто забрал дом – не благородный поступок? – Он выставил вперед руку, чтобы я не перебивал его. – Я не считаю тебя злом, просто не ожидал, что увижу тебя прежним, это немного шокировало. Но я рад нашей встрече. Теперь ты в праве говорить что хочешь, не стану тебя переубеждать.
Тимми подписал бумаги, поставив размашистую подпись, и протянул их мне.
– Что тут сказать, тебе я причиню вред в последнюю очередь, в тоже время прежнего меня давно нет, поэтому не советую заблуждаться на мой счет.
Он поднял брови, глядя на меня чистым взором.
В ответ я подал уму подготовленные пакеты документов на оба дома, доверенность и деньги на дорогу и непредвиденные расходы, которые могли возникнуть при продаже недвижимости. Он согласился выполнить мое поручение сразу же после переезда.
– Понимаю, о чем ты. Сам знаешь, насколько память сильная штука, и для меня ты остался братом, этого не изменить. Кажется, все улажено. – Он наклонился вперед и протянул мне руку для рукопожатия, без капли сомнения я принял ее, сжав лишь слегка. Тимми почувствовал мою прохладную кожу, очень постаравшись не показать вида.
Я дружелюбно улыбнулся в ответ, искренне надеясь, что он никогда не встанет на моем пути, когда я буду охвачен голодным безумием.
Все проходы в нижние комнаты, где мы спали днем, я решил запечатать, будет нехорошо, если на них случайно наткнутся. Однако ход, ведущий из них наружу в лес, оставил.
Под самое утро я последний раз вернулся в этот дом, чтобы забрать Адиса в наше новое убежище. Он лежал на животе на испачканной кровью простыне, одеяло с подушками были скинуты и внушительной кучей тряпья прикрывали бездыханное тело.
– Людей не обязательно убивать, – произнес я с порога, испытывая отвращение к его несдержанности и последующим словам.
– Мне плевать, я буду убивать каждого, а не надеяться, что преступление не раскроют, – он даже не поднял голову, чтобы посмотреть на меня. – Если я и попал в эту западню, – Адис усмехнулся, подразумевая меня, – то не думай, что я безропотно стану исполнять все твои приказы.
Я подошел к нему и с легкостью перевернул матрасы. Его тело оказалось на полу, он вскочил на ноги, явно не поняв, как такое могло произойти.
– Я не питаю по поводу тебя никаких иллюзий, но и ты, юный бунтарь, поумерь свой пыл. Станешь жить не по правилам, придется отвечать. Первое правило, – я схватил его за волосы и швырнул на кучу тряпья. – Прибери за собой, уничтожь все улики, избавься от трупа и приведи себя в порядок. Второе правило: к дорогим мне людям, с которыми я общаюсь, не подходи и близко. Правил, которые придется запомнить, будет немало.
– Мне придется сдавать зачеты, как при обучении? – процедил он, однако в голосе пропали нотки сарказма.
– Ты станешь делать то, что я сочту нужным. Идем, нам пора.
Я подождал, пока Адис взвалит на плечо безжизненное тело, завернутое в алое от крови покрывало, из-под которого выглядывали свисающие неприкрытые бело-синие руки.
Я нехотя учил его новой жизни.
Получив превосходное образование в детстве, он хорошо умел формулировать свои мысли, поэтому мне часто приходилось отвечать на разного рода вопросы, порою ставящие меня в тупик. Хорошая дикция и умение убеждать помогало ему в общении с высокопоставленными людьми и открывало дорогу к богатству и власти. Я никогда не стремился к подобным вещам, чаще всего, предпочитая оставаться незамеченным и руководить из тени моей марионетки. Адис был не таким, он желал находиться в первых рядах, прочие же, как его тени, исполняли навязанные им желания.
Слишком часто мой обращенный ходил по краю обрыва, находясь на грани нарушения договора, но предусмотрительно не совершая последний шаг. Меня это не устраивало.
Моей главной целью стало не допустить, чтобы Адис начал рьяно проявлять самостоятельность в решениях, не посоветовавшись или не поставив в известность меня. Только один раз он ослушался и лишил жизни человека, оказавшегося близким родственником Адиса, по его словам, случайно.
Тогда-то в памяти и всплыли странные слова моего подопечного относительно родни. Я усмехнулся, поняв, что он и не планировал долго убиваться о них. Вне себя от ярости я налетел на него:
– Ты больше не убьешь ни одного родственника! Ни дай Бог до меня дойдет слухи об еще одной случайности.
– Отшлепаешь меня? – Усмешка в голосе.
Я прижал его к стене и проговорил, цедя каждое слово:
– Я запру тебя в подвале заставив пройти все круги Ада вместе со своими жертвами бессердечный мерзавец. – Произнося это в моих глазах читалось презрение, в его – неприязнь. – Уверяю тебя муки твоего обращения покажутся тебе детской забавой.
Он неприятно расхохотался, я подавил соблазн вытереть кожу в тех местах, где мои руки соприкоснулись с ним.
Чувствительно сжав ему горло добавил:
– Твое безумие и одержимость выйдут тебе боком. – Презрительно выдал я, сжав пальцы. Он захрипел, но и сейчас не стал сопротивляться или пытаться освободиться.
Наказание Адис отбывал в подвале прикованный за руки и ноги к стене, на шею был надет железный ошейник, цепи от которого тянулись к рукам, ограничивая движения и не оставляя ни малейшей возможности оказаться на свободе. Спустя три дня я пришел освободить его, тело Адиса повисло на держащих его оковах.
– Еще подобные выходки будут? – Я потянул за волосы назад, поднимая его голову. Голодные глаза смотрели прямо на меня. – Хватит притворяться, что не слышишь меня.
Адис даже не моргнул, прислушиваясь к стуку копыт приведенного мной барана. Животное забилось в дальний угол, чувствуя мощный выброс негативной энергии, жалобно заблеяло. Я хмыкнул, разговаривать с Адисом сейчас было действительно бесполезно, слишком молод, слишком сильно завладела им жажда. Я освободил левую ногу и почувствовал, что его тело стало твердым и холодным, кожа превратилась в безжизненную бумагу.
Он из последних сил рвался вперед, не чувствуя, насколько сильно железные кольца ранят его кожу, запах бегущей крови под пушистой шерстью сводил с ума. Я освободил ему правую ногу и снял железный ошейник, и с легкостью удерживая его обезумевшее обессиленное тело, открыл тиски, сковывающие запястья, поднял и швырнул его на середину комнаты.
Распластавшись на полу, Адис не стал тратить время, чтобы подняться, а сразу пополз вперед по холодному, камню, с холодящим звуком ногти скребли по нему, пальцы скрючены, тело словно вообще не имело костей и изгибалось из стороны в сторону. Баран выпучил испуганные глаза и жалобно заблеял. Страх, обуявший животного, окутывал его плотным коконом. Адис медленно, словно охотящийся зверь, приближался к жертве, в последний рывок он вложил все силы, прижав к полу барана и зажав морду, наклонился ниже, полностью накрыв своим телом. Копыта заскребли по полу, как будто животное пыталось убежать. Последний жалобный стон, и подвал заполнил только звук трапезы Адиса. Он жадно, большими глотками глотал кровь. Я слышал, как сердце животного, этот чудесный, природный механизм готов остановиться, и Адис втянул в себя кровь, желая поглотить ее всю, и с придыханием выпустив воздух, упал на белую, кудрявую тушку.
– Прошу, не делай больше так. Ломка организма, наступившее бессилие и возрастающий с каждой минутой страх от бесконечности минут может свести с ума. – Его голос звучал жалко, полученная кровь затушила костер голода, но угли продолжали гореть, силясь вспыхнуть новым пламенем.
– Тебе известны мои требования, выполняй их. – Я помнил, что значит для молодого вампира голод, неумение замедлить все процессы, введя себя в подобие спячки и с каждой минутой ощущать усиливающуюся жажду, разъедающую тебя изнутри и сжигающую сознание и мысли.
– Извини за мою выходку, – он слизал с губ начавшую засыхать кровь. – Я постараюсь, но не обещаю быть послушным учеником, слишком уж я вспыльчив и непостоянен.
Адис прекрасно понимал, прикинься он безропотной куклой, я не поверил бы. Мне и так было предельно ясно, что как только Адис сможет противостоять мне по силе, сразу попытается избавиться от не желаемого надсмотрщика. Постоянно быть начеку и опережать его на шаг стоит в приоритете в последующие годы увеличения его силы.
– В этом доме с нами станет жить Энджил. – Он кивнул, сев и облокотившись о стену. – Прислугу и людей, остающихся на ночь и приходящих сюда, не рассматривать в качестве пропитания. Если возникнут какие-то сомнения, сразу обращаться ко мне.
– Как долго я буду жить здесь? – Он приходил в себя, взгляд приобрел четкость и ясность.
– Это зависит от тебя, а присматривать за тобой я буду всегда.
– О, я тронут, ты готов посвятить мне свою жизнь, быть моей личной нянькой, – к Адису вернулась прежняя манера общения, он пытался стереть рукавом с ткани на груди кровь, размазывая еще больше.
Наконец, осознав, насколько это бессмысленное дело, сорвал с себя рубаху, разорвав на несколько частей:
– Я всю жизнь был самостоятельным и всегда сам принимал решения. Меня, как и многих в наше время, воспитывали гувернантки с няньками. Родителей я видел не чаше одного раза в месяц, поэтому особой привязанности к ним не испытывал. Единственное что я любил тогда, это учиться. Я прочитал все книги в домашней библиотеке, любезно пополняемой моими родителями. – Я был удивлен откровениями Адиса. – Клянусь, что ты – маменькин сынок. – У меня дернулся правый уголок рта. – Не обижайся на мои слова, но жить самостоятельно ты начал не так давно. Я всегда ставил цель и достигал ее и, если желаемая цель сейчас недостижима, она откладывалась на время. Я реалист и покорить нереальные заоблачные вершины никогда не стремился.
– К чему эта исповедь? – Мне и так все сказанное открылось при обращении.
– То, что ты обещаешь, не значит, что это исполнится в реальной жизни. Ты стал таким не по собственному желанию, я узнавал, обращение было почти насильственным, ты не ставил перед собой цели на такой длинный период жизни. Ответь, эта цель у тебя вообще есть? – Он смотрел мимо меня, голый торс с коричневато-бордовыми разводами от крови, стройный и мускулистый вздымался при каждом вздохе, в руке все еще зажаты клочья рубахи.
Его слова не тронули.
– Основных целей в жизни не так много: деньги, власть, замужество, любовь или страсть, прочие являются ветвлениями от этих. Деньги приводят к власти, путешествиям, дорогой одежде, страсти. То же самое можешь обрести, заполучив власть. Замужество принесет детей, любовь. Любовь и замужество вместе встречаются редко, скорее любовь заменяет уважение. Зачастую страсть подменяет любовь, я считаю, что это чувство очень опасно, однако именно оно может помочь добиться многого. Ты выбрал власть и деньги. Денег у тебя недостаточно, чтобы получить власть, поэтому твои дальнейшие шаги предвидеть не так сложно.
– Я так и знал, что услышу нечто подобное, и ты уйдешь от ответа. Если попросишь, я поведаю о своих планах, своими же ты делиться отказываешься.
– Достаточно, – оборвал я его затянувшиеся речи. – Учитывая, при каких обстоятельствах ты вынудил себя обратить, странно ждать от меня бесед по душам.
Через месяц после этого разговора Энджил переехал в мой дом. Все имущество их семьи было распродано, деньги пошли на уплату долгов. Для удобства я устроил для него комнату на первом этаже.
– Тебе нравится дом? – Я занес его в комнату на руках и опустил на кровать.
– Нормальный, – его безжизненный голос навевал тоску.
– А комната как? – Энджил даже не поднял головы, чтобы осмотреться вокруг. – Светлая, поднимающая настроение.
– Угу, – он лег, уткнувшись лицом в подушку. – Не против, если я побуду один.
– Конечно, – я бросил на него последний взгляд, только от одного его вида внутри все сжималось, как же он отличается сейчас от того прекрасного ангела по образу которого я сотворил статую. Сейчас он выглядел похудевшим с впалыми щеками и безжизненным взглядом, без цели и желания на будущее.
Вся его великолепная жизнь рухнула в один момент, и виновник всего этого живет с ним под одной крышей. Конечно, Энджилу ничего не известно о произошедшем между мной и Адисом и о моем решении, принятом слишком поздно. Каюсь, я виню себя в случившемся с братом, это отчасти подтолкнуло меня забрать его из отчего дома.
Я вышел и закрыл дверь комнаты, интерьер которой столько дней разрабатывал сам. Если не закрывать плотные белые шторы с оранжевым рисунком, то весь день спальню заполнял солнечный свет. Все помещение будто начинало светиться, пропитываясь безграничным теплом.
Я развернулся, все еще представляя комнату до мельчайших деталей, и только сейчас осознал, что не побеспокоился о наличии шкафа для одежды. После небольшого промедления я пошел дальше, глупо было возвращаться из-за такой ерунды.
– Все обернулось как нельзя лучше. Теперь ты не будешь один и станешь значительно спокойней. У тебя появилась домашняя зверушка. – Адис лежал поперек кресла, тело его изогнулось, волосы задевали ковер, он смотрел на меня, прищурившись, и улыбался. Типичная защитная реакция, когда чувствуешь себя не в своей тарелке.
– Не понимаю, о чем ты, – я снял с себя плащ и кинул его в сторону. Он упал на ковер, образовав бесформенную кучу. Адис перевернулся на живот и медленно выпрямился в кресле, сев как подобает.
– Передо мной можешь не прикидываться, я повидал много разных людей за свою жизнь. Не поверю, что ты не рад такому исходу.
– Разве можно радоваться тому, что случилось с Энджилом?
– Тебе только бы поспорить. Я не это имел ввиду, а то, что получилось из всего этого. Энджил с тобой, он нуждается в тебе, а тебе нужен он. Все пришло в равновесие.
– Хватит, я без настроения, чтобы выслушивать твои речи. Мне противно разговаривать на эту тему с виновником случившегося.
– Ты меня презираешь? Ненавидишь? – Его голос взлетел вверх, оборвавшись. – Что ж, пусть так, я совсем не против. Как понимаю, разговор окончен. Пожалуй, тогда я пойду к себе, – я услышал, как он встал и, уже выйдя из комнаты, произнес так тихо, что кроме меня его никто не мог услышать: – Других судить легко, тоже мне святой нашелся.
Я закрыл лицо руками и замер, так простоял достаточно продолжительное время. Мое отчаяние заполняло мою человеческую оболочку и было готово выплеснуться через край. Я зарыдал, свернувшись в кресле, вздрагивая при каждом вздохе. Слезы алыми ручейками скользили по коже. Сделав глубокий вдох, я взял себя в руки, размазав по щекам алую жидкость, оставившую неравномерные разводы.
В тот период времени мне казалось, я один выступаю против всего мира. Графиня избегала встреч со мной, в ее мыслях читалось желание и любовь, которые она больше не могла себе позволить по отношению ко мне. Ее новым увлечением стали поездки в детские приюты, помощь им и участие в их жизни. В присутствии детей она вновь ощущала себя молодой и хотя бы на время забывала о вспыхивающей страсти, подогреваемой образами, возникающими каждый раз при воспоминаниях о совместно проведенных днях. Я оставил ее в покое, уважая ее выбор и не желая еще больше бередить и так неспокойное состояние наших душ.
Энджил ушел в себя и не замечал остальной мир. Я искренне пытался заинтересовать его, водил на представления, на прогулки в парк. Его сильно раздражали любопытные и полные сочувствия взгляды прохожих, их перешептывания между собой и косые, брошенные как бы невзначай, взгляды. Одной девушке, сложившей руки словно в молитве и смотрящей на него с полными слез глазами, Энджил ответил довольно грубо: «Калеку ни разу не видели? Не задерживайтесь, это вам не представление, проходите». Помню, как девушка вздрогнула, закрыв глаза и уронив себе под ноги слезу, и быстро зашла в ближайший магазинчик.
Энджил был безжалостен, его резкие, а иногда и грубые слова отталкивали даже искренне желающих помочь людей. Ему не нужна была помощь. С очень раннего возраста отец приучал его к самостоятельности, и я не удивлен этим. Зная характер Дениэла, Энджил сам выбирал себе одежду, увлечения, книги, настоял на комнате, в которой я видел множество приспособлений, горшков и ваз, изготовленных собственноручно моим братом. Его «я», протестующее против ситуации, в которую он попал, все еще не могло смириться. Ему необходимо было время, чтобы принять все и научиться жить по новым правилам. Я его понимал и старался лишний раз не беспокоить по пустякам. Часто по ночам я мысленно следил за ним, пытаясь уловить изменения настроения и чувствовал лишь отрешенную отстраненность Энджила от всего мира.
Не взирая на то, что Энджилу за это время стало значительно лучше, я страдал. Я страдал оттого, что мне не с кем было разделить свою жизнь, я был окружен людьми, но чувство одиночества не покидало меня ни на миг. Мне так хотелось кому-то рассказать, кто я, поведать о моей жизни, излить боль, таящуюся внутри, однако теперь эту роль исполнить было некому.
Адис искал любой повод, чтобы пойти мне наперекор. Искал в моих словах лазейку, для того чтобы выйти из узких рамок, которыми я его ограничивал, и иногда, когда я терял бдительность, ему это удавалось. Не стоит и говорить, что беседы по душам у нас никогда не получались. Любой разговор заканчивался колкостями и раздражением. Мне не с кем было поговорить, и я отчаянно искал выход.
После неожиданного известия, сделанного Адисом, я был шокирован как никогда за последнее время.
Дело в том, что примерно полгода назад мы начали выбираться из дома и посещать светские приемы. Адис влился в атмосферу праздника, как будто и не покидал ее, а я, чаще наблюдал за всем со стороны, избегая долгого пребывания и общения с большим количеством людей. Когда я смотрел на эту роскошь, на разодетых людей, тогда начинал осознавать, что являюсь частью общества, не находясь в нем.
По залу кружились пышные разноцветные платья, волосы украшены цветами, драгоценными камнями, перьями, лентами те, кто хотел особенно выделиться, безвкусно надевали на себя сразу несколько украшений. Молодые птички, отчаянно стремящиеся узнать жизнь, большинство из них еще так молоды.
В те предрассветные сумерки я вернулся с приема раньше Адиса и думал, чем занять себя. В голове уже построился план действий на следующую неделю. Медленно, но верно я возвращался к жизни. Когда птицы уже начали петь предутренние песни, ко мне степенно подошел Адис.
– Ты должен быть счастлив от слов, которые услышишь сейчас. – Я развернулся к нему, без особого интереса отметив озаряющую его лицо улыбку. – Это тебе. – Я повертел в руках переданный мне конверт, достал из него плотный лист бумаги, смял и бросил конверт в черную пасть незажженного камина. Перевернул лист лицевой стороной, прочитав: «приглашение на свадьбу».
Я поднял на него глаза, не скрывая удивления:
– Что это значит? – Я опустил руку, не дочитав до конца.
– А что, по-твоему, может означать приглашение на свадьбу? – Спросил он, тут же дав ответ. – Только то, что ты будешь почетным гостем на этом торжестве… и то, что я стану более свободным. Ты ведь не сможешь так же, как сейчас контролировать меня в МОЕМ доме. Свадьба назначена через месяц, приходить или нет дело твое.
Адис, довольный произведенным эффектом, несколько секунд наслаждался, глядя на меня. Наконец, промолвил:
– Столько всего нужно подготовить, – и ленивой походкой вышел из комнаты, оставив меня в полном недоумении.
Через некоторое время я поймал себя на мысли, что рукой нещадно сминаю недочитанное приглашение. В нем было написано следующее:
«Дорогой Алекс, граф Альендэ, приглашаем Вас на торжество в честь заключения брака между маркизом Адисом Найтом и Изабеллой Слуцкой».
«Что это за девушка? Когда они познакомились и давно ли общаются?»
Мой диалог с самим собой оказался прерван.
– О чем задумался? – В дверном проеме в коляске на колесиках, специально выписанной мной из-за границы, сидел Энджил.
Я многое бы отдал, чтобы восстановление его внутреннего состояния проходило быстрее. Энджил по-прежнему без особого желания раскрывал свою душу и категорически отказывался выходить в людные места, гуляя только по моим владениям. Особенно ему нравился небольшой пруд, начинающий зарастать с дальнего берега зеленью кувшинок и тиной. Он мог часами сидеть на берегу и смотреть на голубую гладь воды. Когда он засиживался в саду до позднего вечера, я видел, как его золотые волосы перебирал ветер, то отбрасывая их назад, то закрывая лицо.
Это место и он словно дополняли друг друга, напитывая все вокруг волшебством, которое пробегало по одежде и нежными искрами касалось кожи. Я пытался представить, насколько эта картины выглядит чарующе при свете дня, в нежных, искрящихся лучах солнца, играющего бликами на воде и как все утопает в яркой и сочной зелени. Мне подумалось, что будь сейчас день, я бы ослеп от буйства и неимоверной чистоты и ясности красок.
В такие дни я приходил за ним, и мы молча направлялись к дому. Иногда Энджил делился впечатлениями, задавал интересующие его вопросы.
Спустя несколько дней мы вышли из дома. Мой ангел завел разговор о предстоящей свадьбе Адиса и Изабеллы. Оказалось несносный вампир успел и ему разболтать о столь важном для него событии. Вздохнув, он высказался о неожиданности данной новости для него и спросил, что собой представляет эта девушка.
Я искренне пожал плечами, понимая, что сказать мне особо нечего.
– Хорошая девушка из хорошей семьи. Адис не удосужился представить нас, – я сорвал цветок почти закрывшейся ромашки, покрутил его за стебелек, ромашка превратилась в солнышко, со смазанным светлым ореолом вокруг.
– Мне казалось, вы друзья, – Энджил поднял голову, посмотрев на меня, идущего чуть позади, везущего его.
– У каждого свои секреты, – я еще раз пожал плечами, выпустив из рук сорванный цветок.
Интерес Энджила тут же пропал, когда он видел, что собеседник уходит от ответа, понимал, что информацию скрывают от него не просто так.
Я чувствовал себя обманутым. Не скрою, что завидовал целеустремленности и упорству Адиса, которые я давно утратил. Низменные чувства обуяли меня, заставляя совершать необдуманные поступки. Помню, Николас часто смеялся и подшучивал надо мной, когда я вытворял очередную глупость. Он говорил, что я должен быть более сдержан, прежде чем что-то говорить или делать. Необходимо предугадать последствия, которые повлекут мои действия. Да, раньше я часто забавлял его своей несдержанностью. По его словам, с возрастом передо мной откроется мудрость, я ждал ее с нетерпением, а пока эпопея глупости продолжалась.
– Как твои дела? – Мой брат переключился на другую тему разговора.
Услышав в очередной раз этот невинный вопрос, я не сдержался. Мне так сильно хотелось с кем-то поделиться и поговорить по душам, слова сами собой слетели с моих губ:
– Я открою тебе тайну, если пообещаешь держать это в секрете, – я сам не понимал, что делаю.
– Мне некому будет рассказать, родственники и почти все друзья предпочитают меня не замечать, – он скривился в улыбке, глядя себе под ноги, и вдруг резко поднял голову – я как раз встал напротив него, – обезоружив меня ярко-голубым взглядом. – У нас будет общая тайна? Я согласен.
Его искренняя речь окончательно снесла все запреты, ранее существовавшие между мной и остальным миром, между мной и моим братом. Я был полон решимости открыться ему. Ничего не объясняя и избежав долгих вступлений, я сказал:
– Я не совсем человек Энджил, я вампир. – Только слова сорвались с моих губ, я замер, внутри все дрожало в предчувствии реакции, которую эти слова обычно вызывают у человека. Но Энджил молчал, его ясные серьезные глаза без страха смотрели на меня, я не знал, что и думать.
К моему удивлению его губы расплылись в улыбке, после чего последовал веселый смех. Пребывая в полном недоумении от его реакции, я отпрянул на шаг назад и хотел уже сказать первое, что придет в голову, когда Энджил опередил меня:
– Благодарю за откровенные слова и выказанное мне доверие и прошу прощение за столь бурную реакцию, но я догадывался об этом, – он прищурил глаза, стараясь лучше разглядеть меня в полутьме.
– Ты знал и не испугался меня? – Недоумение сменило любопытство.
– Страх уже прошел. Если тебе интересна моя версия происходящего, то добро пожаловать в мою комнату.
