Текст книги "Проснуться ото сна (СИ)"
Автор книги: Maiyonaka
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)
Николас взял меня за руку, дальше мы пошли рядом, плечом к плечу. Я чувствовал прикосновения через ткань. Рука, сжимающая мою, была теплой, такой приятной, такой родной. Я сжал пальцы чуть сильнее, не желая потерять это ощущение. В детстве мы часто гуляли с мамой, держась за руки, детское чувство защищенности нахлынуло на меня.
Неожиданно я произнес слова, давно теплым огоньком греющие меня изнутри:
– Я не хочу, чтобы мы расстались.
– И я не хочу, – коротко ответил он нежным голосом. От его руки моей передалась легкая дрожь. – Знаешь, я так и не смог найти автора этой картины. Когда увидел в первый раз его произведение «Девушка в кроссовках», долго не мог отвести взгляд. Сам не знаю почему, мысли постоянно возвращались к этому произведению. Дом с картиной сгорел, но я продолжил поиски самого автора и его произведений. Из картин удалось найти всего две: портрет улыбающегося с холста автора, держащего за связанные веревки эту необычную обувь, и вторую, ту самую, что мы украли сегодня.
Я отметил, что слово «украли» он произнес, чуть ли не в первый раз, ранее избегая его.
– Так тебе не удалось встретиться с автором? И я не совсем понимаю, зачем ты его искал?
– Я и сам не знаю зачем, – Николас посмотрел на меня. На улочках, где мы проходили, не было ни души. – Возможно, это связано с его произведениями. Они странным образом притягивали меня.
– Тебя постоянно не было дома, – выдохнул я с накатившей грустью.
– Да, я искал, искал встречи с ним, как обезумевший, но не нашел. Я знаю, что есть четвертая картина, к сожалению, встречал только ее копию. На ней изображалась деревня, место ее расположения мне хорошо знакомо, там никогда не было деревни.
– А что, если эта картина плод его воображения, придуманное им место? – На улицах появлялись первые звуки просыпающихся недовольных жизнью рабочих людей. Да и чему быть довольным, если люди делятся на бедняков и зажиточных. Одни работают от рассвета и до позднего вечера, другие, наоборот, не знают, чем занять себя. Прослойка среднего класса была не велика в данной местности.
– Нет, – наконец ответил Николас. – Я отчего-то уверен, что картины правдивы. Та странная обувь, девушка, деревня, все это взаимосвязано. Я нашел ту деревню, где жил этот юноша Ян. Никто не знает, откуда он пришел и в один из дней он просто исчез. О нем почти ничего неизвестно и самим жителям деревни, его соседям и знакомым. Мне удалось выведать, что, находясь в подпитии, Ян рассказывал преинтереснейшую историю. Уверен, что ты не поверишь ни единому моему слову. Я и сам не сразу поверил в услышанное тогда.
Мы зашли в парк и, гуляя – до рассвета еще оставалось полтора часа, – продолжили наш разговор.
– Как я уже говорил, мне так и не удалось поговорить с Яном, он исчез из деревни, где проживал около двух лет, буквально за неделю до моего появления. Оказалось, все жители хорошо отзывались о нем, но вот мало кто знал что-то о его прошлой жизни. Один старик поведал мне такую историю: в тот вечер Ян пришел в местный кабак чем-то опечаленный. За кружечкой они разговорились, и, изрядно выпив, Ян поведал старику следующее.
Последние пять лет Ян жил вместе с мамой и сестрой в деревне, расположенной недалеко отсюда. Вся семья переехала туда, благодаря незнакомке, случайно появившейся в их в убогом доме. Девушка оказалась из богатой семьи и, в благодарность за помощь, ее родители дали деньги, на которые и удалось приобрести небольшой дом.
Однажды, задремав в поле и проснувшись несколько часов спустя, Ян не обнаружил на прежнем месте своей деревни. Территория была пустой, не осталось даже и следа домов и живших в них людей. «Мне пришлось долго скитаться, а когда узнал, что каким-то невиданным образом оказался в прошлом, а моя деревня еще не была построена, то испугался не на шутку». Ему удалось перебороть себя и приспособиться к новой жизни. Небольшие картины, нарисованные им всего за пару дней, раскупались с большой охотой, принося хорошие деньги. О нем, как о чудо – художнике, пошел слух среди зажиточных семей. Лишь над пятью творениями Ян трудился по месяцу, забывая о сне и еде. Ян заявил, что в последнюю неделю его что-то тревожит, он должен вернуться к своей семье.
Николас остановился и потянул меня в узкую аллею, с обеих сторон которой росли аккуратно подстриженные кусты.
– Выходит, что Яну удалось вернуться. Его след обрывался именно у того места, где должна находиться его деревня.
– Может, ты ошибся?
– Может, и ошибся, ведь с подобным раньше не сталкивался. Мир более сложный и интересный, чем мы о нем думаем. Когда-нибудь наши пути разойдутся, и ты выберешь свой путь, это будет один из самых печальных дней для меня.
Он, слегка растянув губы, улыбнулся, обнял меня за плечи. Среди всей этой осенней суеты падающих листьев мы заметили скамейку. Николас смахнул с нее разноцветные листья, они нарядным ковром посыпались на землю. Друг сел и рукой указал на место рядом с собой, приглашая сесть рядом.
– Ты говоришь, что не веришь в мой рассказ, но до недавнего времени не верил в существование вампиров и ведьм, уверен, что народные сказания имеют под собой определенную почву. К сожалению, эту картину мне придется отдать, за нее заплатят неплохие деньги. – Я поймал себя на мысли, что Николас давно не разговаривал вот так откровенно, не прикрываясь своего рода ширмой. – Ты не думай, я не просто вор, все это не только ради наживы. Много денег я вкладываю в недвижимость, производство, развитие новых технологий, медицину, часть идет на пожертвования.
Николас никогда раньше не говорил мне об этом.
– Ты все еще осуждаешь меня?
– Нет, что ты. Вижу у тебя благородные цели, хоть путь их достижения… – я не смог подобрать корректных слов, которые можно было бы понять правильно.
– Очень рад. Я никогда не мечтал жить подобным образом. В далеком прошлом, таком далеком, что оно кажется сном, мои стремления были направлены на обычные человеческие радости: любовь, семья, дети, достойная жизнь. Но все поменялось, сейчас самое большое желание – это не потерять последние крохи человеческих чувств. Возможно, для тебя мое высказывание не совсем понятно, но испытывать эмоции с каждым прожитым годом все сложнее. Став вампиром, что я только не делал: предпринимал рискованные авантюры, дрался на улице с пьяными мужиками, вступал в сомнительные связи. И знание того, что я другой, придавало моим ощущениям особую остроту. Я и сам не заметил, как чувства, которыми я так восхищался, утратили свою новизну. Поэтому советую тебе ни в чем не торопиться, растягивая удовольствие.
– Хочешь сказать, что в будущем меня ждет существование без эмоций и целей? – не поверил я.
– Я такого не говорил, просто хочу предостеречь тебя от такой участи. Сегодня ты испытал нечто новое, я видел по твоему напряженному лицу и дрожащим рукам. – Я поднял руку в протестующем жесте, он коснулся губами моих пальцев, я замер. – Запомни эти ощущения, сохрани их. Елана была бы счастлива, не скитаться подобным образом, и как только я найду выход, ее мечта исполниться, и она станет немного счастливей.
Я кивнул, не зная, что ответить. Его внезапные откровения обескуражили меня.
– Вижу, слишком много информации ты получил за один день. На сегодня достаточно. Мы переезжаем уже на следующей неделе, – сообщил он как бы между прочим. – Не думаю, что эта новость тебя обрадует.
Отвернувшись от Николаса, я посмотрел вдаль уходящей за поворот тропинке. Не услышал ни малейшего движения, только ощутил прикосновение его рук, обнявших меня и прижавшись к моей спине, он положил голову и закрыл глаза. Я, за столько лет привыкнув к подобным выходкам, расслабился, удовлетворяя его внезапный порыв.
– Пойдем домой, Алекс, – через несколько минут Николас встал, в одной руке держа картину, и пошел вперед, пришлось догонять его, ускорив шаг.
Мы вернулись в дом почти на рассвете. Обеспокоенная нашим поздним возвращением Елана кивнула мне и, взяв под руку Николаса, проводила его в спальню.
Я вернулся в свою комнату и в первый раз закрыл дверь на замок, не желая, чтобы кто-либо беспокоил меня. Ночь выдалась настолько насыщенной ощущениями, да еще и неожиданные откровения со стороны Николаса.
Чувствуя, как наступает рассвет, я не мог себя заставить лечь спать. Словно наяву я видел, как лучи солнца нежно касаются горизонта, окрашивая недостижимую границу в розовые и золотые тона, небо вокруг постепенно просветляется. Серые краски приобретают яркие цвета. Я задрожал от этих образов, так внезапно подаренных памятью. Уже давно мне не доводилось вспоминать их. Я рухнул на кровать, окна были наглухо закрыты ставнями, задернуты шторами, и воспоминание того, что за ними оживает мир людей, отзывались болью. Я поймал себя на мысли: как было бы прекрасно увидеть почти забытый мир красок.
– Алекс, – голос прозвучал с грустью и настойчивостью, в нем чувствовалось волнение. От неожиданности я вздрогнул, очнувшись от забвения.
Не знаю, что сделал Николась, но, не успев даже встать, я уснул.
Глава 8Мне снился дом, в котором мы были недавно, казалось, прошло уже много лет. Он был старый, весь прогнивший, с дырявой крышей, ветхим полом, потускневший, заброшенный. На нижней ступени лестницы лежала, уронив одну руку на пол, девушка с картины. Она подняла голову и посмотрела прямо на меня, но лица не было, протянула руку в мою сторону. Меня будто парализовало видом этого безликого существа. В темном коридоре слева стояла Анита, растрепанные волосы свисали спутанными прядями. Почти полностью скрываемая тенями дома она напоминала приведение.
– Помоги ей, чего же ты медлишь!
Я испугался, сам не знаю чего, как ребенок, которого заперли в темном помещении. На моих глазах волосы Аниты начали светлеть, она шагнула вперед, сейчас я ее отчетливо мог видеть. Кожа начала сморщиваться, обтягивая кости и, в конце концов, лицо молодой девушки превратилось в старушечье. Старуха стояла, слегка сгорбившись, на плечи свисали седые пряди. Она улыбалась, глядя в мое полное ужаса лицо.
Шагнув назад, отступая, я бросил взгляд на лестницу. На полу под последней ступенькой образовалась лужа крови, черной гладью блестевшая в темноте. Девушка тяжело дышала.
– Помоги ей, иначе будет поздно, – голос старухи звучал безжизненно и пусто.
Я сделал еще один шаг назад, отступая к проему, где раньше была дверь. Взгляд метался из стороны в сторону: разрушенные стены, старуха, наполовину обвалившийся потолок, лестница, девушка, кусочек проглядывающего неба, ангел лишь на половину вырезанный из камня, и взгляд вновь возвращался к стенам.
Самое страшное, что я не мог проснуться, я закричал, голова кружилась.
Неизвестно как возникшая рядом со мной, чуть сгорбленная от старости старуха сухо произнесла:
– Помоги ей, – она коснулась своей рукой моей.
Развернувшись, я побежал к двери и задел выступающие из стены обломанные части кирпичей. Место соприкосновения горело как ожог. Я резко открыл глаза и уставился на бежевые шторы, свисавшие плотным занавесом складок до самого пола. Странно было осознавать, но проснулся я среди дня. Раньше подобного не случалось. Боясь пошевелиться, я пытался собраться с мыслями.
В голове прокручивался сон. Перевернувшись на живот, я уткнулся лицом в подушку и тут же вспомнил статую ангела, тут же весь кошмар поглотила дымка. Я подскочил от восторга, ведь вырезанная верхняя часть тела полностью воплощала собой придуманный мной образ, который так и не удавалось воссоздать мне.
Соскочив с кровати – сна, как и ни бывало, – начал делать зарисовки: позу, положение рук, мимику лица, волосы. Его образ в камне стоял перед глазами как живой. Спустя полчаса несколько набросков были готовы. Я выбрал один, остальные скинул на пол и принялся детально прорисовывать будущую скульптуру. Я работал, как одержимый, когда пришел в себя, то время близилось к ночи. Эскиз, который я так долго представлял в мечтах, наконец-то воплотился в жизнь.
В дверь чуть слышно постучали. Сразу узнав этот аккуратный, чуть застенчивый стук, отозвался:
– Я скоро спущусь к вам.
Елана, подождав минуту, ожидая возможного продолжения, кивнула, и ее шаги начали удаляться.
Меня переполняло огромное желание продолжить работу, взявшись за инструменты, и воплотить мое творение в жизнь. Но проигнорировать приглашение Николаса не получится, придется одеться и составить ему компанию.
Надев голубую рубашку, серые штаны, на пальцы пару колец с камнями, заколов золотой булавкой воротник, я послушно спустился в столовую.
Николас сидел в бордовом кресле с высокой спинкой, держа в руках газету, и удостоил меня только быстрым взглядом поверх нее. В помещении он был один. Его лицо не выражало ничего. Я точно знал, что это недобрый знак.
– Здравствуй, – я был уверен, что произносить в этот раз «добрый вечер» не стоит. – Где все?
– Елана отправилась спать, а Фернандо пошел на прогулку.
– Что случилось? – не выдержал я затянувшейся паузы.
Николас повернул голову в сторону двери и прислушался:
– Закрой двери. – После этого отложил газету и с серьезным видом произнес: – помнишь, полгода назад мы посещали цирк? Я заранее договорился о его прибытии и знал место стоянки. Ты удивлен?
– Не понимаю, зачем это нужно было скрывать. – Повертев в руках подсвечник, поставил его обратно на столик. – Или это не вся правда?
Вместо ответа Николас задал странный вопрос:
– Как спалось сегодня?
Я смотрел ему в глаза не моргая. Долго его взгляд было вынести сложно, он словно пригвождал тебя к месту. Пришлось отвернуться.
– Почти не спал. К чему такие сложности?
– Ясно, – Николас сделал вид, что не услышал мой вопрос. – Не ожидал, что даже ты что-то почувствуешь.
Он пересел на диван. Я сел близко к нему. Друг, к моему удивлению, подавил желание отодвинуться. От меня не укрылось его мимолетное желание, проявившееся в еле заметном порыве.
– Так в чем дело? Ты начал этот разговор, а теперь не хочешь ничего объяснять? Я тебя не понимаю. Может тебе чем-то помочь? – вкрадчиво спросил я.
Николас встал, прошелся по комнате, остановился около картины, отодвинул штору, выглянув в окно. Он тянул время.
– Хорошо, расскажу, хотя эта ситуация тебя и не касается. Я вчера узнал новость, Елане не успел сказать, честно, даже боюсь начинать с ней этот разговор, опасаясь ее реакции. Мы с ней каждые полгода посещали цирк. Вижу, что ты смутился от моих слов. – Николас опустил глаза в пол.
– Я чувствовал, что мы там оказались неслучайно, – попытался я поддержать разговор.
– Не против подняться и поговорить в твоей комнате?
Он подал мне руку и повел меня, я был смущен. В комнате Николас целенаправленно подошел к столу и окинул взглядом мои эскизы и легкий беспорядок разбросанных по полу бумаг.
– Думаю это то, что нужно. Ты продолжай, я полежу. – Не спросив у меня, он развалился на кровати, улыбаясь и щурясь, точно довольный кот.
Я сел на стул и, стараясь не обращать на него внимания, принялся за рисунок. Под его присмотром сосредоточиться оказалось почти невозможно.
– Сам цирк и его жители стали для нас семьей, это произошло не по нашей инициативе. Я никогда не считал себя в чем-то хуже людей или неполноценным, мы просто другие, Алекс. Мой учитель олицетворял себя с божеством, какие мы боги? Глупости это, гордыня. – Тяжело вздохнув, он выдал то, что камнем легло на его сердце: – В том месте скопления необычных людей жил наш ребенок.
После этих слов в нутрии у меня словно что-то оборвалось, сердце с удвоенной силой ударилось в грудную клетку и замерло, в животе до боли свело мышцы. Я сам не заметил, как сломал грифель карандаша, слишком сильно надавив на него. Николас сел, обняв декоративную подушку с вышитыми белыми цветами. Настолько потерянным я его не помнил.
– Не ожидал? Да, у нас был ребенок. Дети у подобных нам большая редкость, а здоровыми они рождаются еще реже. Елана молилась о малыше, но, не став исключением, он родился не таким, как все. После того случая моя дорогая не произнесла слова молитвы ни разу. Отдать его в цирк была моя инициатива, Елана была против. Тогда я поступил очень жестоко, закрыл ее в комнате и не выпускал из дома почти месяц. Постепенно она смирилась. Никому не пожелаю такого. После этого мы каждые полгода посещали Цирк, и я регулярно отправлял им деньги, чтобы наш сын ни в чем не нуждался. Ты спросишь, зачем мы отдали его? Ответ очень прост. Мы не смогли бы обеспечить ему достойный уход. И мне бы не хотелось, чтобы мой ребенок оказался изгоем в этом мире, а там его окружали подобные ему.
Он не спрашивал совета, лишь хотел избавиться от этой ноши.
– Печальная судьба, мне очень жаль его.
– Мы жалеем покинувших нас чаще, чем живых, странно это, ведь разве не должно быть наоборот? Посмотри на себя, ты тоже жалеешь о своих утратах, а как же то, что ты приобрел?
Я молчал, так как никогда не задумывался об этом. Отложив карандаш, я смотрел на свой рисунок.
– Иди ко мне, ляг рядом. – Его вкрадчивый голос не оставлял возможности сопротивляться.
Покорно встав, я подошел к кровати. Мне с детства нравились большие двуспальные кровати, и в каждый дом, где мы останавливались, я покупал такую. Высокая, не слишком мягкая, застеленная красивым алым бельем с множеством подушек, большинство которых сейчас валялись на полу. О подобном я и мечтал в детстве.
Николас потянулся и лег наискосок в центре кровати. В голове мелькнула мысль, что его игривое настроение не что иное, как защитная реакция, возможность уйти от проблем. Я сел на край, чувствуя себя без сил. Николас что-то промурлыкал на ухо, и я не успел заметить, как уже полулежал рядом с ним.
– Ты дрожишь. Не бойся, я не стану пользоваться своим положением.
В моих глазах застыл непроизнесенный вопрос.
– Один раз я пошел на поводу своих желаний и, получив, что желал, потерял навсегда. Знаешь, порою лучший выход, это видеть кого-то когда пожелаешь, зная, что он не станет твоим никогда. – Его взор словно затуманился и смотрел сквозь меня. – Ты настолько прекрасен, Алекс. Я думал, ты ошибка, а оказалось – лучшее из творений.
Я замер, позволяя ему прикасаться кончиками пальцев к лицу, нежно гладить по шее. Нащупав ленту, держащую мои волосы, он нетерпеливо развязал ее, отбросив в сторону, запустил пальцы в волосы перебирая их. Закрыв глаза от удовольствия, я наконец-то расслабился, забыв обо всем. Николас долго мурлыкал мне на ухо песенки, пока я не начал погружаться в сон. И вот я почувствовал, как, качаясь на волнах, плыву по течению, стало так приятно и хорошо.
Не знаю, сколько я провел в забытье, но, открыв глаза, первое, что увидел, оказались рюши на рубашке Николаса. Рукой он обнимал меня, моя голова лежала у него на плече.
– Не говори ничего, мой милый Алекс, позволь мне побыть счастливым еще немного.
До наступления утра оставалось не больше трех часов, когда Николас вздохнул и, поцеловав меня в лоб, произнес:
– Пора, Елана проснулась. – Очередной вздох его был полон рвущегося наружу несчастья. – Приближается день, когда мы посещали Цирк, но в этот раз туда идти незачем.
Через минуту он стоял около двери, глаза потеряли магический свет, став вновь зелеными.
– До завтра, – шепотом произнес я, не в силах поднять головы.
– Буду с нетерпением ждать, – его голос эхом отозвался у меня в голове, отчего я задрожал.
Часы до рассвета показались целой вечностью. В голове вертелось множество мыслей, не давая покоя.
«Зачем Николас со мной играет? – задал я себе вопрос. – Возможно, это защитная реакция, он пытается хоть ненадолго уйти от навалившихся проблем. Жестокий способ».
Я не понимал и никогда не признавал отношений между мужчинами, но позволял Николасу прикасаться к себе, и не скрою мне это было немного приятно. Почему друг так поступает со мной? Испытывает какие-то чувства или это лишь фальшь? Устав думать над этими вопросами, я сел за письменный стол, заставить себя продолжить рисовать эскиз. Не вышло, я развалился в кресле, глядя в потолок. Уже перед самым рассветом я загасил догорающую свечу на столе, открыл шкаф, раздвинув находящиеся в нем вещи, открыл ключом заднюю стенку – потайной вход в мое дневное убежище и шагнул внутрь.
Глава 9
Спал я на удивление спокойно, вот только был разбужен звуками падающих и бьющихся предметов.
В «спальне» стояла обычная большая кровать, по настоянию Николаса в углу у самой стены стоял гроб. С момента моего обращения в нем я спал всего пару раз, мне было тесно и неуютно в закрытом пространстве. Я спрашивал у Николаса зачем спать в гробу, если в помещении кромешная тьма? Он улыбался и пожимал плечами, отвечая: легенды, будь они неладны. У Николаса были случаи, когда этот неприятный объект спасал ему жизнь.
В общем, каждый выбирает сам: где, на чем и как спать, в зависимости от ситуации.
Я затряс головой, приходя в чувства, голова была словно чугунной. Будь я человеком, то вчера должен был изрядно выпить.
Шум повторился, я отчетливо услышал звук бьющейся посуды. Не став больше медлить, поспешил на верх.
– Я ненавижу тебя, ненавижу всех, – Елана билась в истерике, разрушая все, что попадалось под руку. Глаза ее блестели яростью, но в голосе чувствовалось отчаяние. Увидев меня, она закричала: – И тебя ненавижу! Вы все знали и молчали!
Николас стоял почти в углу с виноватым видом, ловко уклоняясь от летящих предметов. Перо для письма, брошенное в мою сторону, вонзилось мне в руку. Я поморщился, сдержав стон.
– Елана, прекрати! – как гром среди ясного неба прозвучал голос Николоса, он подошел к никак не успокаивающейся девушке и дал пощечину. – Возьми себя в руки!
Она всхлипнула, выронив из рук большое блюдо, и, уткнувшись ему в грудь, заревела навзрыд.
– Пойдем моя дорогая, я провожу тебя в комнату, ты поспишь. – Николас щелкнул пальцами, и я уловил некую мысль, умчавшуюся в темный коридор. – Ты подожди меня и никуда не уходи с этого места, – шепнул он, проходя мимо меня, держа на руках вздрагивающую девушку.
Не знаю, почему я действительно не шелохнулся с места, будто прирос и лишь крутил головой, окидывая взглядом напоминающую помойку комнату. Разломанный стул, битая фарфоровая и стеклянная посуда, разбросанные цветы, перевернутый стол – это только часть хаоса, в который превратилось помещение. Я не знал, что и думать. Пульсирующая в руке боль мешала сосредоточиться, я опустился на пол, сев в дверном проеме.
– Как ты? – поинтересовался Николас. Я заметил, что Фернандо выскользнул во входную дверь. – Я дал ему поручение.
– Как Елана?
Николас сел на корточки и выдернул перо. Ткань рукава успела пропитаться кровью.
– Не в себе. Отреагировала так, как я и ожидал: очень эмоционально. Сейчас она спит, проснется не раньше завтрашнего вечера. Я напоил ее крепким настоем из трав. – Он разорвал рукав, колотая рана темно бордовым пятном выделялась на светлой коже. – Промой водой, через пару дней рана полностью затянется. Я понимаю состояние Еланы. Жаль, что она отказывается понимать мое, обезумев от горя.
– Слушай, что это было за непонятное ощущение… – я не успел договорить, Николас меня перебил.
– Я передал Фернандо приказ сварить настой, время на слова просто не оставалось. С тобой такой фокус будет затруднителен, чем крепче связь, тем проще делать подобное. Под связью я понимаю не отношения, ты мыслишь, как человек. – Он усмехнулся, так как первой моей мыслью было именно это. – А связь в плане «обративший и обращенный», чем дальше эта связь, тем необходимо больше затратить сил. Между нами утрачена часть цепочки. Ну и беспорядок устроили. – Николас моментально сменил тему, мне и так было ясно, о ком шла речь.
– С сегодняшнего дня все измениться, да? – Я перевернул кресло, вытрясая попавший в него мусор, от напряжения мышц из раны вновь начала сочиться кровь.
– Разреши, я тебе помогу.
– Ты такой внимательный. – Вдохнув воздуха и набравшись мужества, я спросил: – Кто я для тебя?
Он поставил кресло, взглядом дав понять, чтобы я сел, сам устроился рядом на подлокотнике:
– Помнишь нашу первую встречу? Тогда я испытывал к тебе неприязнь, ведь я увидел в тебе отражения себя. Я решил рискнуть, оставив тебя в живых. Изменилось ли мое отношение к тебе… а разве ты не видишь?
– Ты специально уходишь от ответа, а твои знаки внимания пропустить невозможно. Я никогда не сопротивлялся тебе, так как внутренне чувствую твою силу и знаю, насколько это бесполезное занятие.
Усталость сквозила в его голосе:
– Я никогда не переходил ту грань, после которой знание о твоем проигрыше будет для тебя ровным счетом ничего не значить, когда решишь лучше умереть, чем подчиниться. Один раз обладать кем-то, после потеряв его навсегда, разве что-то может быть страшнее?
Память, как по волшебству, преподнесла мне воспоминания с графом Экшеленом, мое чувство злости и желание не подчиняться, идти наперекор его приказам.
– Граф был никчемным учителем, не зная ничего сам, он хотел научить незнанию тебя. – Уловив мое движение заметил. – Ты дотронулся рукой до шеи. Превращая, мы кусаем именно туда, таким образом, мы создаем связь. Если же не хочешь обращать человека, то это необходимо делать крайне осторожно. Одно неверное движение и, повредив вены, его уже будет не спасти. Самый лучший выход – не оставлять следов.
Я поменял позу на более раскованную:
– Порою оставаться наедине с тобой страшно, ты читаешь меня, словно книгу.
Николас усмехнулся:
– Это не так, если бы я понимал тебя настолько хорошо, мне непременно б стало скучно. Твое жеманство и порой непонятные действия, как с открыванием двери в доме Торрентов, меня сильно забавляют. Мне доставляет огромное удовольствие учить и видеть, что уроки не проходят даром. – Он встал и, разломав валяющийся стул на части, отправил его в камин, сам зажег огонь, начал ходить по комнате и бросать туда все что горит. Николас стоял ко мне спиной, но почувствовал мой порыв встать. – Сиди. Иногда появляется желание сделать то, что обычно делают другие. Ты считаешь, это странным?
– Нет. Я часто приносил маме чай, – на секунду погрузился в воспоминания. – Радовался ее счастливому, улыбающемуся лицу, она всегда улыбалась в такие моменты. Когда мы уезжаем?
– Мне сейчас хотелось поговорить на другую тему, еще есть то, чему я могу научить тебя. Один секрет передается в строжайшей тайне и о нем знает только узкий круг избранных. У нас есть много секретов (под «нас» он имел в виду нам подобных), также есть те, кто следит за неразглашением этих сведений широкому кругу.
Николас неожиданно быстро оказался возле меня и сжал мою руку, вновь открыв рану. На поверхность выступило немного крови. Я ойкнул от неожиданности, совсем как человек.
– Иллюзия, это все иллюзия, все мои молниеносные движения. Ты увидел только то, что позволил я.
Следующие его действия оказались настолько неожиданными, я даже не представлял, что такое можно делать.
Николас наклонился и впился ртом в рану, высасывая кровь. Я оттолкнул его и, слетев с кресла, бросился прочь, обернувшись, запнулся за часть сломанного стула и плашмя упал на пол. Белки глаз Николаса приобрели красноватый оттенок, он мне напомнил обезумевшего дикого зверя.
Друг расхохотался оглушительно громко, отшвырнув попавшийся на пути столик в стену и шагнул ближе ко мне. Деревянный столик с неприятным звуком разлетелся на несколько частей.
– Твое сердце бьется как у загнанного зверя. Ты настолько напуган?
– Ты ненормальный. – Его глаза пугали меня больше всего.
– Да. Пить кровь себе подобным запрещено, ты знаешь об этом? Вижу, что слышал и о наказании. За это следует наказание, вплоть до смертного приговора.
– Зачем? Ты хочешь умереть? – мой голос дрогнул, сорвавшись на жалкий крик.
– Иногда такие мысли посещают меня… но нет, сейчас мое желание другое. Тебе еще стоит многое узнать, и ты даже не представляешь, насколько многогранна жизнь и какие случаются чудеса.
– Ты ни разу не ответил прямо на вопрос: кто я тебе? – повторил я, меняя тему и инстинктивно прижимаясь к полу, стараясь укрыться от возможной угрозы.
Николас встал, возвышаясь надо мной:
– Мой милый мальчик, я даже не знаю, кого из вас люблю больше.
Не знаю почему, я чуть не расплакался от его слов. Оказывается, настолько важно мне было услышать это. Огонь в камине съел все подброшенные деревянные обломки мебели и принялся шипеть, возмущаясь и выпрашивая добавки.
– Правила и запреты делают не случайно. – Его взгляд стал хитрым, он прикоснулся указательным пальцем к губам, делая вид, что целует, поводил им по нижней губе. – Так приятно, кожа губ мягкая. – Слова прозвучали с еле заметной страстью в голосе, все-таки получив отголосок в моей душе.
– Не делай так. Даже не предполагал, что ты такое ко мне чувствуешь, – с горечью признался я, но я лукавил.
– По этому поводу все сказано, мне хотелось предложить тебе нечто иное – знания, которые непременно пригодятся в дальнейшей жизни. Я устал от жизни, которой живу. Сейчас я понимаю ценность непродолжительной человеческой. Чтобы это понять потребовалось так много времени. – Николас отшвырнул ногой цветные кусочки разбитой вазы и сел на пол рядом со мной. Деревянный пол ничем не был застелен, я любил сидеть на нем, привычка осталась еще с детства, поэтому для удобства в большинстве комнат лежали или ковры, или небольшие меховые коврики. – Сегодня я расчувствовался. Не бойся из-за того, что я попробовал твоей крови, небеса не обрушатся на землю. Фернандо уже далеко и не узнает.
Я не понимал, к чему он клонит. Мое тело устав от напряжения начинало болеть.
– Существует совет избранных, большинство входящих в него намного старше, чем можно представить. Мне дали официальное разрешение на разглашение этой информации Алексу Альендэ и на возможность нарушить установленный запрет, не страшась наказания. Это будет последний урок тебе, последующие знания ты получишь самостоятельно.
– Значит, основное я уже знаю?
– Важно все, никогда не забывай про это. Если ты решишь, что это тебе никогда не пригодиться, в будущем за такое заблуждение можно заплатить большую цену. Жизнь меняется каждый день, и где ты окажешься завтра, никто не знает. – Николас облизал губы, согнул одну ногу и подпер рукой подбородок. – Кровь в себе несет определенную информацию, помнишь, тот день, когда ты в первый раз попробовал кровь Еланы? Тебе открылись видения ее жизни. Позже, когда ты научился не пускать их в себя, пить кровь стало гораздо легче. Эти образы, эмоции, неприятные события всегда сложно выбросить из головы. Проживать чужую, тем более неблагополучную жизнь, мало приятно.
– Ответь, почему же в последующие два раза картины из жизни Еланы больше не возникали?
– Ты плохо слушал меня, а я упоминал, что люди также могут научиться «не выпускать» свою память. Елана это и тогда умела, просто я попросил ее не ставить запрет, чтобы ты увидел различие. Другое дело, что смертным этого не нужно, многие не верят в вампиров, да и не знают о таких особенностях. Наша кровь также несет информацию, ее в разы больше. Для доступа в нашу память достаточно одного глотка. Ты спросишь: от чего же запрет? Во-первых, этот акт не может быть насильственный, во-вторых, получение знаний и чужого опыта не имеют должной ценности. Попробовав твою кровь, я узнал твои мечты и слабости и причинил вред себе. Да-да, ты не ослышался. Запрет возник не на пустом месте. Я получил информацию, но наша кровь не несет жизни, она губительна. Это равноценно тому, если человек съест протухший кусок мяса, отравив организм. Не умрешь, но самочувствие будет отвратительное.
