Текст книги "Эффект бабочки, Цикл: Охотник (СИ)"

Автор книги: Люук Найтгест

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)

у неё почти получалось, если не учитывать только того, что шарм и обаяние сменяли

капризность и стервозность. Тем не менее, своя толика привлекательности была и у

неё. Амели была до черта откровенной во всём, даже если ложь могла бы принести ей

пользу – в ней не было ни капли тщеславия и самодурства. Может, повзрослей она чуть

раньше, девушка осталась бы одна-одинёшенька, ненавистная всем, зато со своей

правдой. Однако мне нравилось, что она никогда не пыталась использовать своё

положение так, как могла бы на самом деле.

Следом явились и остатки компании – Ричард, Лиззи и Риса. Последние две держались

рядом, на грани приличия, и тыльные стороны их ладоней едва не касались друг друга.

Пусть ни о чём и никому сказано не было, но всем уже давно было понятно, что

девушки заняты, даже если они просто сидели по разные стороны стола в кафе и пили

кофе. Ричард выглядел, как и всегда, по-шалопайски, был взъерошенным и довольным.

Что бы ни происходило, с его лица улыбка не сходила ни за что, и мне казалось, что

он навсегда останется мальчишкой – из тех, что любят запускать бумажные кораблики в

ручейках после дождя. Пожалуй, для него бы так было даже лучше.

– Ричи-Рич. – Я хлопнул ему по плечу, а затем отступил на шаг и слегка развёл руки

в стороны. Элизабет посмотрела на меня высокомерно и раздражённо, а затем

расхохоталась и с разбегу прыгнула в мои объятия. – Привет, крошка Лиз. Как салон?

Процветает?

– Иди ты, придурок, – фыркнула она, отпуская мою шею и показывая мне кольцо на

среднем пальце, чтобы затем надеть его на безымянный.

– Серьёзно? – я поглядел на безмолвно улыбающуюся Рису и с почтением кивнул. – Мои

поздравления, дамы. Не припас для вас подарков, уж извините.

– Ты так часто и надолго исчезаешь с наших радаров, что мы потеряли всякую надежду

найти тебя, – обвинительно заметил Ричард, хватая из-за стойки бутылку пива и

открывая её одним лёгким движением мозолистой руки.

Он помогал отцу в автомобильном сервисе, но сам всегда мечтал заниматься пирсингом

и татуировками. И, насколько мне было известно, их совместная работа с Лиззи дала

свои плоды. Нет, девушка ни в коем случае не лезла во внутренности машин. Пожалуй, в них она разбиралась хуже меня, если такое вообще было возможно: по не совсем

понятным причинам я в машинах сразу же засыпал, а потому за руль не торопился. Как-

то Лиз поделилась своей мечтой: ей хотелось, чтобы люди добровольно приходили к

ней, раскладывались в красивом кожаном кресле, возможно, даже обнажённые, и вместе

с тем вопили от боли. Но химию девушка нередко прогуливала в школе, а потому

дантистом стать не получилось, да и за физическое насилие люди почему-то сажали в

тюрьму. Так что маньяк-кромсатель тоже отвалился как-то сам собой. И в один из дней

Ричард имел глупость заикнуться о том, что хочет заниматься пирсингом и

татуировками. «Это больно?», – с лёгким недоверием поинтересовалась Элизабет, а

получив положительный ответ, будто засияла. Кажется, некоторые особо чувствительные

кричат даже от самых простых татуировок. Ричард и Лиззи договорились откладывать

потихоньку на открытие собственного салона, и если последние новости о них были

верны, то им это всё же удалось.

– Я даже рад, что вы нашли меня только сейчас. Последний год выдался на редкость

гадким. – Я взгромоздился на барную стойку. – Не поймите меня неправильно, я рад

вас видеть, но к чему весь этот сбор?

– Вы только поглядите на него, – возмутилась Амели, изогнув брови и поставив руки в

бока так, как умела только она – здесь я почувствовал себя ни больше ни меньше как

котёнок, напрудивший «лужу» на хозяйские тапки, – ещё и делает вид, что ничего не

понимает. – Я распахнул глаза шире, надеясь, что это убедит друзей в том, что я

полностью потерял связь с реальностью и мало соображаю. – Ну, хорошо, садись и

внимательно слушай. Только не пропусти ни слова. – И прежде чем я успел сделать

хоть шаг к ближайшему креслу, она закричала: – Мы волновались о тебе, идиот

белобрысый! Или тебе с пигментами забыли мозги выдать?! Ты пропадаешь почти на два

года, исчезаешь отовсюду, дома тебя не видят, где ты учишься или работаешь —

неясно. А теперь вдруг выясняется, что ты сбежал из дома. Этого мало, чтобы мы

примчались сюда, только увидев звонок от Мика?! Существует такое понятие, как

«друзья», и вот мы эти самые дорогие люди, которые заставляют тебя жить. Я не

Микаэлис, и если ты ещё хоть один раз вот так пропадёшь, то клянусь, я позвоню дяде

и скажу, что ты украл у меня сумочку. Тебя из-под земли в тот же час достанут. Ты

меня понял, Акио?

Я ошарашенно кивнул. Как тут было не понять и что ещё оставалось делать?

❃ ❃ ❃

Остатки времени до открытия бара они выпытывали ниточку за ниточкой, выясняя, что

происходит в моей жизни, что успело случиться и как я в целом. Надо сказать, подобное внимание было для меня внове. И в первую очередь мне было не приятно, что

есть такие люди, а неловко, что из-за моих тараканов страдает кто-то ещё. Тогда я

понял одну немаловажную и достаточно простую вещь: если ты собрался что-то делать, то проверь трижды, прежде чем начинать, не повредит ли это кому-нибудь. Потом начал

стекаться народ, и наши задушевные разговоры пришлось ненадолго прекратить. Мик

поставил меня за стойку, сказав, что это – моя аттестация. Жаль, конечно, что он не

дал мне времени на подготовку, но так было даже лучше. Я пока не мог жонглировать

бутылками, крутить шейкер на пальце, да и вряд ли когда-нибудь смог бы. Чёрт

возьми, я даже названия коктейлей не знал, и спасала меня лишь небольшая памятка, буквы на которой были столь крохотными, что прочесть их не помогали даже очки, если

только не лупа! После нескольких обслуженных посетителей Мик прогнал меня на кухню, а сам занял своё законное место.

– Кажется, у вас всё наладилось. – Лиззи рядом со мной тщательно промывала мяту.

– Давно не видела Мика таким счастливым и довольным.

– Надолго ли это, – вздохнул я, следя за приготовлением чесночных гренок. Рассеянно

оглядывая шкафчики, я открывал их один за другим, изучая содержимое, запоминая, прикидывая, где и что лежит, для чего можно было бы использовать. Поглядев на пару

пакетиков специй, я высыпал немного в плошку, где вяло поблёскивало масло с

чесноком. – Я впервые себя таким счастливым почувствовал, знаешь? Как будто более-

менее на своём месте оказался.

– Более-менее? – Элизабет ничем не вы

е казала своё удивление, а только слегка

приподняла брови, откладывая мяту в сторону и доставая из холодильника пакет

лаймов.

– Не сочти меня за дурака или психа, – начал я, оперевшись на столешницу и глядя на

сковородку, – но меня вечно преследует чувство, что всё идёт не так. Что я не там и

не с тем, с кем бы ни был в этот момент, что вокруг всё не то. Мне кажется, что

кто-то безумно тяжело болен, и мне становится плохо от этого.

От нервов я начинал путать слова, молоть чепуху, глаза будто резало от сильного

запаха специй, и я поспешил закурить. Лиззи смотрела на меня пару мгновений

абсолютно безразлично, затем пожала плечами, нарезая лаймы.

– Вселенная бесконечна. Может, однажды ты найдёшь, что ищешь. Из меня тот ещё

советник, но пока что тебе и сейчас неплохо.

Тут я с ней был полностью согласен. Да я был счастлив, как никогда в жизни: началась череда дней, когда я был влюблён! Столь страстно и неистово, что это даже

немного пугало. Почти три месяца пролетели, а я всё не мог надышаться своим

спокойным тёплым счастьем. Днём и вечером я занимался баром вместе с Миком. И

ничего не было лучше ощущения того, что ты занимаешься, наконец-то, чем-то не один.

Более того, что это дело тебе нравится. Но что самое важное – рядом, всего лишь

руку протяни, и коснёшься, стоит близкий, важный человек. И он делит с тобой эти

суетные дни. Мне нравилось готовить закуски и более плотные блюда, включая на

плеере французский рок и забываясь. Иногда Микаэлису приходилось силком вытаскивать

меня оттуда, если я слишком сильно увлекался и начинал кулинарные эксперименты.

Приятнее всего было после, когда перед сном я мыл оставшуюся после нашего ужина

посуду, а Мик просто льнул ко мне и обнимал сзади. Потом, конечно, компенсировал

это в постели, но уют был непередаваемый.

❃ ❃ ❃

Этот закулисный, но тёплый «ламповый» роман неожиданно закончился жаркой июньской

ночью. Духота была невероятная, от стр кота вездесущих цикад пухла голова, и в тот

е

вечер особенным успехом пользовались холодное пиво и иные прохладительные напитки, а также всё, что содержало мороженое. Осталась всего пара посетителей, Мик был в

ванной: совсем напившийся мужчина позволил своему ужину вывернуться на хозяина

заведения, когда тот решился проводить его до вызванного такси. Я был занят

анализом остатков и движений денежных средств бара, уставив взгляд болящих глаз в

экран ноутбука. Припомнив, что во время открытия наведалась пара инкассаторов, занёс данные в нужной вкладке, готовясь подводить итоги смены. В первый день я

перепутал всю документацию, не мог свести итоги и жутко разозлился, но теперь уже

мог бы закрывать день с завязанными глазами. Заказы на ближайшие даты были сделаны, средств на счету было достаточно, и я прикидывал, что будет следующим дополнением к

нашему (как же тепло звучит это слово!) бару. Колокольчик звякнул, а я не стал пока

поднимать голову, боясь перепутать цифры и начать всё сначала. Человек сел напротив

меня.

– Пиво.

– Светлое? Тёмное? Охлаждённое? Безалкогольное? – подведя итог и сохранив всё, я

убрал карандаш, который вдумчиво грыз, за ухо и наконец выпрямился.

– Холодное светлое. Какое там у вас есть.

Я уже потянулся к холодильнику, но замер, взглянув на пришедшего. Казалось бы, много лет назад, в другой жизни, в другом мире, это был улыбчивый лучезарный

мальчишка, обладавший доверчивым взглядом. Недалёкий, беззаботный, неусидчивый.

Молодой мужчина передо мной выглядел усталым, осунувшимся. Губа его была разбита в

нескольких местах, на скуле красовался свежий кровоподтёк. Белоснежные волосы были

аккуратно, изысканно зачёсаны назад, но несколько прядок, вопреки всему

педантичному виду, упрямо падали на усталое лицо.

– Сэто? – Я не узнал собственный охрипший голос, когда заговорил.

Молодой человек поднял голову, посмотрел на меня алыми, как у лабораторного

кролика, глазами. Всего мгновение непонимание царило на его лице, а затем он вдруг

заулыбался:

– Артемис? – На этом я вздрогнул, сжимая пальцы на краю барной стойки. – Арти, это

ты? – И молчал, глядя на выступившую на губе кровь. На впавшие щёки и синяки под

глазами. – Бог мой, мы думали, ты умер. Ты так пропал тогда!

Я смотрел на него. И вспоминал занавешенные зеркала в собственной комнате. То, что

я боялся увидеть в них, всегда находилось на шаг ближе, чем потусторонний мир.

Глядя на брата, я видел в нём прежнего себя – несчастного, забитого, уставшего и

отчаянного. В груди стало тесно от боли, голова едва не взрывалась от нахлынувших

мыслей, и я пропустил, когда ушли последние посетители, пожелав мне спокойной ночи.

«Это моя вина, – мне хотелось закурить, и я не стал отказывать себе в этом

удовольствии. Пришлось несколько раз щёлкать кремнем зажигалки, чтобы высечь искру, и от этого палец болел. – Если бы ты думал не только о себе, но и о нём, этого бы

ничего не случилось. Если бы ты не выказывал свою любовь, отец бы и не подумал

нападать на тебя. Если бы ты не сбежал тогда как трус, он бы никогда не поднял руку

на Сэто. Видишь, что ты натворил? Исправляй теперь!»…

– Арти, ну скажи же хоть что-нибудь, – почти прошептал брат, укладывая свою

прохладную ладонь поверх моих разгорячённых пальцев.

– За что он тебя ударил? – Я испугался холода и ненависти в своём голосе.

– А, это. – Сэто прикоснулся к своей щеке, словно успел забыть. – Я обвинил его в

том, что ты пропал. Сказал, что, если ты мёртв, это будет его вина. Он как с

катушек слетел.

– Подожди здесь. – Я ткнул сигарету в пепельницу слишком резко и так сильно, что

она переломилась, обжигая палец, но мне было плевать. – Я сейчас.

Выйдя на кухню и преодолев её в два счёта, я поднялся в спальню и принялся собирать

собственные вещи. Меня трясло от злости и боли, мне хотелось сесть и закричать, выругаться, но на губах осталась лишь пустота.

– Артемис? Что случилось? Что происходит? Куда ты собираешься?

Мик вышел из ванной в одном полотенце. Дальше по коридору усердно ворочала кое-чьё

грязное бельё стиральная машинка да ворчала так шумно, что Мика едва ли можно было

расслышать.

– Сэто пришёл. Я должен ехать домой. – Я бросил несколько вещей в рюкзак, затем

пнул его с яростным криком: – Дьявол!

Я сел на кровать, закрыл лицо руками, пытаясь унять собственную дрожь. Микаэлис

стоял напротив, затем присел на корточки и коснулся моих колен по-прежнему тёплыми

и влажными ладонями.

– Ты всегда можешь вернуться, – уверенно сообщил он, когда я убрал руки от лица и

посмотрел на него. – И я буду тут. Ждать. Одно твоё слово – и заберу тебя оттуда.

Это же не навсегда?

Я улыбнулся ему. Тут он был абсолютно прав. Вызвав такси, я сунул телефон в карман

и тут же обнял Микаэлиса, крепко поцеловав его, и жалел, что внизу ждёт брат, и мы

не можем прямо сейчас заняться друг другом. Когда раздалось отдалённое гудение

машины и пришло оповещение, мол, «Милорд, карета подана», мы отлепились друг от

друга. Подхватив рюкзак, я бегом спустился вниз и, махнув Сэто, вышел на улицу. Всю

дорогу мы провели в тягостном молчании. Я не рассчитывал возвращаться туда. Я не

желал этого. Но после всего это было моим долгом.

Несколько окон на первом этаже мягко светились, предупреждая, что кто-то ещё не

спит. И я молился о том, чтобы это была мать. Когда Сэто прошёл в прихожую, а я

перешагнул порог родного дома, мрачная тень выплыла нам навстречу. Отец казался

лишь куда угрюмее, чем обычно. Жёстче. Опаснее. И я почувствовал то, что почти

забыл – страх. Желание забиться в угол, закрыв уши руками и крепко зажмурившись от

ощущения абсолютной безысходности.

– Что за грязь ты притащил? – его спокойный, ледяной голос был страшнее смерти, а я

тем временем стоял, обмирая от ужаса и чувствуя, как сердце сжимается в груди.

– Или я тебе не говорил, что тащить домой биомусор и бродяжных вшивых животных

запрещается?

Мик был тёплым, мягким, нежным. Он заставил меня расслабиться и узнать много

нового. Хорошего. Я вылез из своей толстой шкуры, и теперь чувствовал себя

беззащитным слизняком перед отцом. Знал, что примерно так всё и будет, но почему-то

всё равно не был готов.

– Замолкни. – Мой голос напоминал после Рафаэля безликую тень, остаток робкой

неокрепшей гордости. – Я не желаю тебя слышать.

На лестнице раздались торопливые шаги, и вскоре показалась мать. Андреа испуганно

глядела то на меня, то на брата, то на мужа, придерживая на себя махровый халат.

Однако она явилась слишком поздно.

– Если ты хоть раз снова тронешь Сэто, хоть одним пальцем, – начал было я, набирая

воздух в лёгкие да пытаясь ощутить уверенность.

Тот вдруг метнулся вперёд, схватил меня за грудки и прижал к стене:

– Ещё хоть раз выйдешь из дома без моего ведома, и я выпущу из него дух, ты понял

меня?

– Я сбегу, не переживай. – Судя по всему, на моей душе не было больше ни страха, ни

беспокойства. – Сбегу вместе с ним так далеко, что ты не найдёшь нас за всю жизнь.

Он тряхнул меня, и голова жёстко встретилась со стеной. От затылка по всему телу

поползли острые иглы боли.

– Ты меня понял? – повторил он почти ласково.

Стоило мне кивнуть, как железная хватка исчезла. Рафаэль удалился, уведя за собой

жену. Медленно спинав с себя кеды и подняв упавший рюкзак, я двинулся было к себе, но передо мной встал Сэто, что выглядел расстроенным, виноватым и подавленным:

– Арти, прости, я…

– Всё в порядке, братик. – Я прикоснулся к его плечу и, обойдя, направился к себе.

– Теперь я дома и всё будет в порядке.

В комнате было холодно. Как и во всём этом доме. Незавешенные зеркала отражали меня

столь любезно, с такой готовностью, что я не нашёл в себе сил закрыть их. В комнате

было тихо и пусто. Не было слышно похрапывания Мика, внизу не пели песни уличные

музыканты. От холодной постели ломило кости, и я смотрел в потолок, пытаясь понять, где и когда я свернул не туда. Вытащив телефон, я набрал Мику и сказал, что

задержусь здесь на какое-то время, но буду рад, если он заскочит. Он сказал, что

вскоре выкроит для меня время. И ещё полночи мы разговаривали, планируя, как

перестроим бар, что добавим, а что нет. Говорили, пока на том конце трубки я не

услышал размеренное, спокойное дыхание. Телефон пиликнул и выключился в руках. В

комнате всё ещё витала прохлада.

                      Пульс

есть, бьётся сердце в груди, силы есть ещё.

                      Нам

не решать, но нам выбирать и нам с этим жить.

                      Слишком

долго я пытался понять, для чего

                      Мы

родились на свет и кто в праве его выключать.

                      Что

скрывает дверь: войну или мир?

                      Сколько

нужно сил, чтобы я её отворил?

                      Может

быть, ещё успеешь меня остановить.

                      Может

быть, ещё успеешь сказать:

                      «Стой,

тебе не стоит уходить».

Комментарий к Глава 1: Мои оковы

* Сёдзи – окно, дверь или перегородка, разделяющая внутреннее пространство

помещения, из прозрачной или полупрозрачной бумаги, крепящейся к деревянной раме.

** Салют. (фр.)

*** Кагэма – японские юноши-проститутки.

========== Глава 2: Точка невозврата ==========

                          Всё

12 секунд назад было другим.

                          Взрыв

ярко-алым цветком пророс за окном,

                          Разрушая

мой дом.

                          Всё

12 секунд назад было другим, родным, живым.

                          Взрыв

ярко-алым цветком пророс за окном,

                          Разрушая

всё своим лепестком.

                          И

  все вопросы «Зачем?», «Ради чего?!»,

                          «Кому

это нужно?!» —

                          Уж

точно не мне.

                          Я

  не один такой – нас много.

                          Мы

просто устали ждать очередного цветка за окном.

                          Взрыв!

Смерть!

Когда каждый божий день ты проводишь своё никчёмное время, тупо пялясь в экран

компьютера либо залипая на задрипанные страницы мемуарной книги, и коим образом

пытаешься найти себе применение, все твои чувства притупляются и остывают. И то же

самое происходило со мной: ещё немного – и я просто-напросто готов был стать

овощем. В первый день своего «домашнего ареста» я попробовал отправиться в

университет, но на выходе из дома столкнулся с Рафаэлем. Отец прислонился плечом к

стене и посмотрел на меня с едва заметной ухмылкой:

– Ты куда-то собрался?

– На учёбу, – честно отозвался я без понятия того, что ещё можно от него ждать.

– Ты разве не в курсе? – Вскинув бровь, мужчина отклеился от своего места и

направился ко мне вальяжным наступательным темпом. Я только в этот момент понял, что он был хоть и не выше меня, но плечист, крепок и ему ничего не стоило

переломить меня пополам. Вопрос здесь крылся только в том, почему он этого до сих

пор не сделал. – Тебя отчислили. Отовсюду.

– Надо полагать, ты постарался? – ощетинившись, я всё же не выдержал и сделал шаг

назад, чувствуя, как всё тело напрягается, подобно сжатой пружине.

– Ты и сам отлично постарался. Три месяца вроде бы нигде не появлялся? Так что вряд

ли тебя где-либо ждут.

– Поверь, в отличие от тебя, я умею подать себя перед людьми и не вести как дерьмо

последнее. Так что ещё есть места, где мне рады.

Я провоцировал его. Резко, неумело, с гневом и отчаянием, и он прекрасно это

понимал, а оттого по губам его расползлась довольная усмешка. Мужчина чуть сощурил

тёмные глаза и без слов прошёл мимо меня к лестнице. Ладони у меня взмокли, а

пальцы дрожали от желания впиться в горло Рафаэля, сжать до хруста и боли, пока его

безвольное тело не обмякнет.

Тогда я провёл в интернете остатки дня: просто взял в ближайшем магазине модем и

теперь с ним почти не расставался. Конечно, скорость его оставляла желать лучшего, но я довольствовался тем, что было. В конце концов, не идти же к отцу с просьбой

пустить Wi-Fi по всему дому. Должно быть, он бы удивился. А я бы удавился. Особенно

заняться мне было нечем, в конце концов, я никогда не был любителем социальных

сетей или одним из тех молодых ребят, что тратят свою жизнь на онлайн-игры.

Но чем дольше длилось моё заключение, тем больше я склонялся к тому, что это, в

принципе, не такое уж и плохое времяпровождение. На носу вешались экзамены, и, когда горы домашнего задания и куча материалов к изучению не заваливали Сэто, братец приходил ко мне почти каждый день. Чем мог, тем я ему и помогал, когда знал, что это ему не пригодится в будущем. Брат мой желал заниматься медициной, на что я

только иронично вскидывал брови и молчал, не собираясь портить его радужные мечты.

Не то чтобы он был глуп или не подавал абсолютно никаких надежд, но скажем так: будь у меня нужда лечь на операционный стол, я бы ни за что не допустил к себе

Сэто. Каждому надо дать шанс – это я усвоил с самого раннего детства, а потому

старался помочь любимому младшему и знал наперёд, что ни отец, ни мать не будут

этим заниматься. Они, конечно же, заплатили бы, если бы такая надобность появилась, но на этом их вмешательство и закончилось бы. Забавно, что всю свою жизнь мы были

фактически предоставлены самим себе, занимались всем самостоятельно. Именно поэтому

наша с Сэто братская связь была крепче, чем в остальных семьях. По крайней мере, я

объяснял это именно так. Да, временами он доводил меня до состояния зелёных

пузырьков, да, я сам никогда не был подарком. Но мы никогда не ругались, не

ссорились и держались друг за друга как можно крепче.

После очередного дня, в течение которого я бездумно тыкал ссылки и загружал в себя

всевозможный шлак, я чувствовал себя буквально изничтоженным. Сэто спал на моей

кровати в обнимку с энциклопедией по анатомии, уткнувшись в страницы лицом. Забрав

у него книгу и поставив на её законное место в шкафу, я осторожно раздел брата, укутал его и решил спуститься за кофе. Первым звоночком стало то, когда я, спустившись, увидел из кухни тусклый, как-то исходящий от лампочки, встроенной в

вытяжку над печью, и падающий на гостиную свет. Решив, что это мать забыла

выключить, измотанная очередной болезнью, я продолжил свой путь, но замер на нижней

ступеньке.

– Рафаэль, нам надо уехать, – голос Андреа был наполнен страхом и беспокойством —

непонятным мне и странным. – Сегодня я видела уже двоих в городе. Они ищут новых

людей, рано или поздно они придут сюда.

– Пусть приходят, – раздражённо рявкнул мужчина в ответ, и на стол что-то шумно

опустилось. Наверняка стакан с бренди. – Пусть только подойдут к моему дому хоть на

шаг, и я их всех убью.

– Ты помнишь уговор, дорогой. – А она говорила всё тише, в голосе её едва не

появились слёзы. – Я не хочу отдавать собственных детей, Рафаэль. Пожалуйста, я

знаю, что в глубине души ты их тоже любишь. – Он проворчал что-то раздражённое и

слишком неразборчивое, но я только безмолвно ухмыльнулся. Если у этого подонка и

есть душа, то вряд ли он кого-либо ей любит. Но тут я вздрогнул: – Артемис уже

взрослый, скоро его заметят. Не смогут не заметить. Ты же видел, какой он.

– Весь в твоего чёртового отца! – гаркнул Рафаэль, снова стукнув стаканом по столу.

– И если его заберут, то я только порадуюсь!

– Чш-ш, не кричи, ты их разбудишь, – голос женщины дрогнул. – Такова наша семья. Ты

знал, на что шёл, когда уговорил меня убежать из дома. Я с тех пор ничуть не

изменилась, Рафаэль, я всё ещё люблю тебя, но мои дети… Это всё, что у меня

осталось. Отец… он жестокий, да, я никогда не знаю, что от него ждать, но если он, не дай бог, увидит Артемиса… Я не хочу ему такой судьбы, дорогой. Ты не сможешь

вечно держать их рядом, даже я не смогу. Мальчиков так не обезопасить. Пожалуйста,

давай уедем ненадолго отсюда, пока не закончится жатва.

– Куда ты предлагаешь ехать? – после нескольких минут тишины поинтересовался отец, и я услышал вздох матери, полный облегчения.

– Я что-нибудь придумаю. Идём спать.

Услышав, как отодвигаются стулья, я стрелой метнулся в свою комнату, хотя сердце

громко и быстро стучало в груди, сводя с ума этим звуком. Мне было непонятно, о чём

они говорили. «Какая жатва? – рухнув на постель рядом с братом, обняв его и

уткнувшись лицом в лилейные волосы, подумал я. – Кто нас ищет? Кто может забрать?

Для чего? Что, чёрт побери, происходит? При чём тут дед?». Мысли были одна

тревожнее другой, голова от которых беспощадно пухла, а страх закрадывался в самые

глубокие и далёкие уголки сознания, сковывая ледяной дрожью всю мою сущность. Но я

боялся не за себя и уж конечно не за родителей. Покосившись на мирно спящего Сэто, я осторожно убрал с его лица волосы и поцеловал в лоб. Мне не хотелось, чтобы с ним

произошло нечто ужасное, а, судя по словам и тону матери, встреча с теми, кто

проводит так называемую жатву, ничем хорошим не кончится. Звучало это всё самым

настоящим бредом про секты и прочее, но в свете недавних событий – вполне

убедительным бредом. Не только в Токио, но и по всей Японии, во всём мире пропадали

люди. Могли пропасть из своих постелей совсем крохотные дети, исчезали из машин

взрослые люди, а потому вокруг царила напряжённая атмосфера, близившаяся к панике, которую СМИ тщательно пытались унять. Это не афишировали, старались подавить

информацию на корню, не позволить ей просочиться в сеть. Но за всеми не уследить, а

потому то и дело на разных форумах я натыкался на истеричные темы, посвящённые

пропажам и поискам. И оттого мне становилось всё тревожнее: родители явно знали о

происходящем, но отчего-то ни о чём никому не говорили.

Ночь прошла в тяжких размышлениях: я вертелся, поворачивался туда-сюда и пытался

забыться сном, но получалось из рук вон плохо. Когда же у брата зазвонил будильник

и он принялся просыпаться, я пересел за стол и уткнулся лицом в ладони, пытаясь

прийти в себя, взять в руки. Делать вид, что ты ничего не знаешь (хотя, по сути, я

ничего и не знал) и ничего не слышишь, было трудно. Более того, я чувствовал в себе

острую потребность выговориться или сбежать куда подальше. Но останавливало лишь

то, что не хотелось бросать Сэто. Он и так натерпелся из-за моего прошлого побега, и подставлять его снова было бы неразумно.

– Арти? Ты не спал? – брат приподнялся на локтях, и я обернулся к нему.

– Да, насмотрелся ужастиков, всю ночь колобродил, – повинился я и, улыбнувшись, вернулся к постели. Склонившись, я коснулся его губ собственными, наслаждаясь

прикосновением мягкой тёплой после сна кожи. – Давай, подъём, в душ и на завтрак. Я

сейчас соображу для тебя что-нибудь.

Сладко вздохнув, отчего у меня мурашки побежали по спине, брат прихватил с собой

вещи и направился в ванную. Некоторое время я всё сидел на постели, рассеянно

накручивал собственные волосы на ладонь, а затем одёрнул простыню, накрыл это

безобразие одеялом и только после этого спустился вниз. На кухне шумела вода, потрескивало масло на сковородке, и я невольно напрягся. За плитой сразу

нарисовалась мать, на которую я глянул несколько изумлённо: Андреа выглядела

бодрой, отдохнувшей и весьма довольной жизнью, словно вчера не мучилась с

температурой. Особенно это сказывалось на её лучезарной улыбке, озарявшей лицо

каким-то внутренним светом. Лёгкое тёмное платье на её фигуристом теле смотрелось

просто великолепно, длинные волосы были подобраны сзади серебристой заколкой, которая на фоне белесоватых волос смотрелась уныло и почти блекло. Блик на её

обнажённых зубах так и поймал мой взгляд, и она обернулась.

– Арти, доброе утро. – Уголки её губ потянулись ещё выше, и эти же губки она

устремила в обе мои щёки, окрашивая моё бледное лицо не только персиковыми штампами

материнской привязанности, но и чертами удивлённой мины. – Сэто уже встал? Хорошо.

Я почти закончила с завтраком.

– Мам, ты в порядке? – Я присел на край стула, глядя на женщину, легко и уверенно

порхающую по углам кухни, в то же время добавляющую что-то на сковородку и

проверяющую, готово ли в турке кофе, что изредка помешивался длинной серебряной

ложкой. – Температура спала?

– Что? Да, малыш, спасибо, я прекрасно себя чувствую. Сэто, дорогой, доброе утро.

Осчастливив и второго сына поцелуями, она вернулась к готовке. Брат присел рядом со

мной, как можно более выразительно изогнув брови и явно ожидая, что я отвечу на все

его вопросы, а также раскрою тайны человечества.

– А где папа? – наконец поинтересовался Сэто, снимая с меня необходимость говорить

о нашем домашнем монстре, оглядываясь по сторонам.

– Рафаэль… отошёл ненадолго, договориться насчёт тебя, – после недолгого молчания

призналась Андреа, одновременно раскладывая на стол тарелки с яичницей и тостами.

Лицо младшего брата вытянулось. – Нам надо будет уехать, малыш, на некоторое время, и ты сдашь экзамены досрочно.

– Что? – Он аж подскочил, а я осторожно накрыл его ладонь своей рукой в знак

добродушного жеста и после перевёл взгляд на мать:

– Я помогу тебе подготовиться. Куда мы уезжаем?

– Надо навестить старого друга, – отрезала та и задержала на мне свой взгляд на

несколько мгновений, словно прикидывала что-то, чуть сощурилась, а затем вернулась

к турке с кофе. – Это только на лето, не переживайте.

– Я и не переживаю, – огрызнулся я невольно, ложкой вскрывая желток яичницы и

слизывая его. – Какая мне разница, если меня заперли в четырёх стенах.

– Ох, дорогой, – вздохнула она и, сев напротив меня, подняла такой сочувствующий

взгляд, что мне немедленно захотелось встать и уйти обратно в комнату. – Поверь, Рафаэль вовсе не хотел… стеснять тебя или сделать плохо. Это… своеобразная забота.

– Серьёзно? Ты в это веришь? – я приподнял бровь, но решил на этом ссору закончить

и только покачал головой, уткнувшись в тарелку. – Когда мы уезжаем?

– Полагаю, что через неделю, как только у Сэто закончатся экзамены.

Брат рядом со мной вздрогнул, но ничего по этому поводу не промолвил и лишь

взглянул на меня полными надежды глазами.

❃ ❃ ❃

Сказано – сделано. Вся последующая неделя у меня прошла куда более активно, чем все

предшествующие ей месяцы. Сэто буквально на ушах стоял, ходил, прыгал, в общем, делал абсолютно всё, что не помогало ему сосредоточиться на подготовке к экзаменам

и их непосредственной сдаче. Я же был за него абсолютно спокоен, зная, что он всё

необходимое вспомнит, а то, что не знает, всегда может прочитать на шпаргалках, которые я ему любезно сделал. И чем больше он нервничал, тем меньше спал и, как