Текст книги "Эффект бабочки, Цикл: Охотник (СИ)"

Автор книги: Люук Найтгест

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)

следствие, чаще забирался на меня, требуя успокоительного в виде ласк и поцелуев.

Кто я такой, чтобы отказывать в проявлениях любви к собственному брату? И хотя Мик

нередко заглядывал ко мне, умудряясь профессионально выкрадывать из-под носа у отца

и возвращать обратно так, что пропажу даже не замечали, однако это не мешало мне

поддаваться брату. Прежней любви во мне, наверное, осталось лишь чуть, и я уже не

мог с уверенностью сказать, что ради Сэто пошёл бы на всё. Чёрт возьми, да его

прикосновения уже мало что значили для меня! Но с упорством горного осла я не

переставал время от времени лобзать его да ненавязчиво нежить. Притом такая сладкая

довольная улыбка, расцветающая на его губах, явно шептала: мне больше ничего нужно

и не было.

В роковой день нас разбудили ни свет ни заря. Точнее, разбудили Сэто, который спал

у меня на плече, умаявшись после всех экзаменов и зубрёжки. От стука он вздрогнул, застонал, приподнял встрёпанную голову и поглядел на меня опухшими, заспанными

глазами.

– Мальчики, вставайте. – Андреа заглянула в комнату, и я едва успел натянуть на нас

одеяло, уставившись на мать с возмущением. Она с пониманием увела взгляд в сторону, щадя «юношескую стыдливость». – Завтрак готов и ждёт на кухне. Помойте за собой

тарелки. Мы с отцом дождёмся в машине.

Закрыв за собой дверь, она спешно и легко удалилась. Сэто со стоном откинулся на

подушки и повернулся к ним лицом, пытаясь натянуть одеяло на голову:

– И вот приспичило же им.

– Поднимайся, ворчун, в машине поспишь, – ухмыльнулся я, осторожно стягивая с него

одеяло и целуя в плечо. – Ну что, мне тебя с собой в ванную тащить?

Сэто тут же оживился, завозился, сел в постели, потёр глаза и тут же вылупил на

меня:

– А что, можно?

– Можно, конечно, но тогда мы застрянем тут на два часа. Бегом в душ, я пока

перепроверю сумку.

Брат с тихим ворчанием ушёл, я же неторопливо застелил постель, напялил на себя

одежду, одним глазом проверил сумки, а затем позвонил Микаэлису. Некоторое время

ответ всё не раздавался, и мне было совестно, что я ему столь рано звоню, ведь

наверняка он только недавно уснул. Но всё же гудки прекратились.

– Артемис? Что-то случилось? – Голос мужчины был хриплым, но таким сексуальным, что

я невольно забыл, зачем звоню и что вообще хотел сказать. – …Арти?

– Прости, что разбудил, – повинился я негромко, боясь, что меня услышат, – мы

сейчас уезжаем.

– Так рано? – Здесь я услышал шелест одеяла и тихий скрип кровати: видимо, Мик сел, чтобы не уснуть. – Очень похоже на спешный побег.

– Это он и есть. Я не знаю, куда мы и к кому едем, но на всякий случай включил GPS

на телефоне. Считай меня параноиком, но это всё дурно пахнет. – С этими словами я

проверил ноутбук, зарядники, модем, а затем, прихватив сумки, двинулся в сторону

кухни. – Постараюсь отписаться или позвонить пораньше. Если пропаду – знай: я тебя

люблю.

– Идиот, – Мик ухмыльнулся, а кровать вновь скрипнула. – Всё будет в порядке.

– Я попытался посмотреть, как связаны пропавшие люди. Пока что не нашёл никаких

сведений и совпадений.

– Ты точно параноик. – В голосе Мика сквозила благодушная усталость, и лицо моё

невольно искривилось в дурной улыбке. – Не думай об этом, Артемис, серьёзно.

– А если пропадёт Сэто? Если я вдруг пропаду, ты так же будешь говорить? – плеснув

кипяток в растворимый кофе, а затем залив его молоком, я тихо вздохнул. – Как

скажешь, Мик, но я… Слушай, я уже говорил, что слышал.

– Да, дело – дрянь. Но представь, что едешь отдохнуть за город. Вдруг там шикарный

особняк, горничные в коротких платьях. – Мик пустился в размышления о том, что там

может быть за друг, и вскоре уже рисовал яхту на заднем дворе. – По-моему, неплохо

после духоты Токио и голимого бара.

– Иди к чёрту, – буркнул я и вяло прожевал бутерброд с плавленным сыром, следом

запивая его остатками кофе. – Брат идёт. До созвона.

Мик угукнул, а я выключил телефон, а после убрал его в карман. Почти тут же зашёл

Сэто, зевая и ругаясь на чём свет стоит, что подогрев воды уже отключили, и ему

пришлось дрожать под ледяным душем. Сделав как можно более сочувствующий вид, я

подпихнул ему его бутерброды:

– Хватай и вперёд в машину. Ты и так там засиделся.

Брат усиленно забурчал, но, сжав один бутерброд зубами и другой осторожно подхватив

кончиками пальцев, двинулся на выход. Я же вымыл посуду и последовал за ним, всего

на мгновение замерев у выхода. У меня было стойкое ощущение того, что этот дом

снова я увижу не скоро. И хотя пропитался к нему глубокой ненавистью, хотя мечтал

убраться прочь, но всё равно чувство неясной тревоги провожало меня до самых

дверей. Выключив свет в прихожей и вдев ноги в кеды, я вышел на улицу.

Рассвет только занимался над городом, было морозно, свежо, и после душных дней это

было самым настоящим благословением. Поборов желание усесться на холодную траву в

росе, надышаться свободой и тишиной, я подошёл к белой хонде и забрался на заднее

сидение, где, шумно сопя носом, жевал Сэто.

– Ты закрыл двери? – бросил отец, заводя машину.

– Нет, оставил открытыми нараспашку, а ещё снял сигнализацию с твоей любимой

рапиры, – огрызнулся я, понимая, что меня ждут худшие дни в этой чёртовой жизни, —

так что беги скорее закрывать сам.

– Артемис, Рафаэль, – строго и устало произнесла Андреа, не давая нам с отцом

сцепиться в сладостной ругани, – давайте проведём этот отпуск, как… семья. Прошу

вас, хоть ненадолго побудьте сыном и отцом.

– Как же, – в один голос отозвались мы, и я насупился, отвернувшись к окну.

Не прошло и десяти минут, как размеренный гул мотора машины в томной езде усыпил

меня, и я уснул, уронив голову на плечо брату. Конечно, после этого обязательно

будут болеть спина и шея, глаза и голова будут раскалываться от боли, но бороться с

этим я совершенно не мог. Отец и мать никогда не включали радио в машине, у них не

играла музыка, а потому особых развлечений тут никогда не было. Несколько раз я

просыпался, но засыпал снова, Сэто был со мной абсолютно солидарен, вдохновлённо

похрапывая. Очнулся я уже в ночь, словно от удара, и незаметно приоткрыл глаза. И

снова стал свидетелем того разговора, который, скорее всего, не должен был слышать.

– Ты уверена, что это разумное решение? – кажется, уже в сотый раз поинтересовался

отец, не отвлекаясь от дороги, куски которой вырывал из темноты яркий свет фар. – Я

не говорю, что не доверяю Акире, но идти к нему в такой ситуации…

– Не понимаю, о чём ты говоришь. – Я впервые слышал такой раздражённый голос у

матери, а потому невольно удивился, но прикрыл глаза, просто слушая и усердно

глубоко дыша. – Он уже скрывал нас после рождения Сэто и ничего плохого нам не

сделал. Так почему теперь это тебя беспокоит?

– Ты знаешь его, – отрезал Рафаэль, приоткрывая окно и раскуривая одну из своих

вонючих дымных сигар. – Акира тот ещё подонок. Зная его, тащить к нему Сэто и

Артемиса…

– Что он сделает? – Мать говорила с каждым разом всё злобнее, голос её набирал

обороты, и Сэто рядом со мной напрягся, но я беззвучно поцеловал его, и он вновь

умиротворённо засопел, теснее прижавшись ко мне. – Он не станет делать ничего из

ряда вон, иначе его заметят в первую очередь и именно за ним явятся. Ну, а

переманивать мальчишек ему нечем.

– Ты так уверена? – в голосе отца засквозила такая откровенная ирония, что я едва

сдержал улыбку.

– Ох, хватит об этом. Просто давай расслабимся и немного отдохнём. Не хочу думать

ни про отца, ни про Акиру. И, если ты будешь снова давить на Артемиса, клянусь, Рафаэль, я оторву тебе всё, до чего дотянусь.

– Иными словами, я могу не переживать, даже если ты попытаешься.

Мать хлопнула его по плечу, и мужчина тихо ухмыльнулся, пуская прежний вонючий

густой дым в салон. Он забивал горло и нос, и я всё же закашлялся, садясь, выпрямляясь и пытаясь продышаться. Открыв окно, я судорожно вдохнул ударивший

внутрь машины свежий воздух, но тут же снова закашлялся.

– Курить меньше надо, – рыкнул на меня отец, срезая подожжённую часть сигары во

встроенную пепельницу, а остаток укладывая на приборную панель. Дым тут же

выветрился.

– Иди… – Я поймал предупреждающий взгляд матери в зеркале заднего вида, отвёл

взгляд в окно и сквозь зубы продолжил: – Кто бы говорил.

Довольно улыбнувшись, Андреа откинулась на спинку сидения и, достав из небольшой

сумки вязание, принялась ловко орудовать спицами, что-то мурлыкая себе под нос.

Сэто повалился ко мне на колени, захрапел чуть громче, и я, не выдержав, прикрыл

ему рот, чтобы совсем уж не разорялся. Некоторое время царило напряжённое молчание, я ловил на себе несколько странные взгляды – точно родители пытались понять, слышал

я что-нибудь или нет. Я усердно делал вид, что только проснулся и занят

исключительно тем, чтобы выгнать боль из мышц.

– Долго нам ещё ехать? – наконец задал я волнующий меня вопрос.

– К утру будем на месте. – проворковала мать, не отвлекаясь от своего дела, и я со

стоном растёкся по сидению, пытаясь придумать себе занятие.

– К утру?! Мы что, едем на другой конец Японии?

– Нет, нужное нам место в нескольких километрах от Кавасаки.

– До Кавасаки ехать от силы четыре часа, – заметил я с укоризной, покосившись на

неё. – Мы уже почти сутки в дороге.

– Была пробка, – вместо матери отозвался Рафаэль. – И мы заехали по дороге в пару

мест. А если ты закончил ныть, перестань отвлекать меня от дороги. Благодарю.

Чувствуя, что вскипаю, я включил телефон и загрузил карту. GPS радушно оповестил

меня, что мы удаляемся от Хокуто. Чтобы вам было понятно, объясню вкратце: это было

совершенно не по пути к Кавасаки. Но это всё равно не пролило бы свет на подобную

задержку в дороге. Иными словами, всё было похоже на то, что отец с матерью

тщательно пытались скрыть следы собственного присутствия. Отчаяние моё росло в

геометрической прогрессии, спать я больше не хотел, Сэто пребывал во власти Морфея, мать вязала, а отец никогда не был для меня приоритетно интересным собеседником.

Звонить Мику при них я не торопился, а лезть за ноутбуком в багажник не

представлялось возможным. Казалось, что ещё чуть-чуть и я взвою на луну, зависшую в

разрыве бледных облаков над тёмным далёким небосклоном и только так в сей же час

бесстыдно озарявшую свидетелей самого что ни на есть истинного незамысловатого

семейного счастья во всей округе – нас.

– Хватит пыхтеть, – первым нарушил молчание Рафаэль и стрельнул в меня режущим

взглядом, на мгновение, пригвоздив к заднему сидению. – Почитай что-нибудь.

– Тогда останови эту чёртову таратайку и дай мне взять книгу, – отразив атаку, прошипел я, скрестив на груди руки.

– Читай. На. Телефоне.

Что ж, несмотря на моё полное презрения фырканье, совет был дельным. Телефон был

заряжен под завязку, а страдать от ничегонеделания остаток пути казалось мне глупым

в высшей степени занятием. И хотя мудрость «Свобода даруется лишь тому, кто

отрекается от мирских благ», или «Недеяние не означает бездеятельность», так и

просилась на язык – я проглотил и её. Чтобы найти на телефоне нечто интересное, пришлось постараться, ведь, по моему мнению, исключительно всё там было интересно и

выбрать среди тщательно скопленных мною богатств особую жемчужину было

проблематично. Но вскоре недра итальянских фразеологизмов полностью поглотили моё

внимание. Они же и усыпили меня уже через пару часов. Впрочем, такое монотонное

занятие в машине, что мерно двигалась в неизвестном мне направлении, не могло не

убаюкать.

Разбудил меня снова резкий толчок. Но на сей раз не толчок в яму семейного краха, а

задние колёса, зацепившие какую-то неровность и заставившие тачку ощутимо

подпрыгнуть, встряхнув пассажиров – и меня в том числе. Осознав себя вновь

задремавшим, я даже несколько поёжился: снаружи уже было утро. Снова. Шея и спина

болели нещадно, едва не заставляя меня шипеть от иголок, пробегающихся под кожей, однако я удержался от комментариев. Густой, почти молочный туман стелился низко к

земле, и за его покровом было сложно что-то различить. Впрочем, мы ехали так

медленно, судя по всему, вовсе не из-за тумана. Похоже, мы, наконец, прибыли.

Тяжёлые кованые ворота распахнулись, и отец принялся заруливать вовнутрь. Колёса

глухо шуршали по гравийной дорожке. Если бы я не был уверен в том, что из Японии мы

никуда не девались, я бы предположил, что мы заглянули на огонёк к английскому

аристократу. Полукруглая мраморная лестница огибала крыльцо с двух сторон, высокие

колонны поддерживали крышу над входом, откуда скалились горгульи – страшные, как

моя жизнь. Высокие окна были задёрнуты тяжёлым бархатом тёмно-бордовых штор, и

толком не было дано понять, что же происходит за их границей. Тот, кто

спроектировал это здание, явно плохо дружил с какими бы то ни было понятиями о

внешнем виде домов и как таковых усадеб: несколько труб торчало в самых неожиданных

местах, а потому крыша казалась очень злым ежом, почти что дикобразом. Но, несмотря

на всю нелепость, выглядело это место как-то угрюмо и почти что зловеще. «Вот тебе

и отпуск, – мысленно вздохнул я, первым выкатываясь из машины и принимаясь

потягиваться, гнуться во все стороны, разминая затёкшее тело. – Здравствуй, семейка

Аддамс».

Оглядевшись по сторонам, я передёрнул плечами: дымки тумана обступали всё вокруг, подобно стае голодных призрачных ворон-падальщиков, которые пока лишь наблюдали и

не торопились накидываться. Морок пытался протягивать прозрачные щупальца за

высокий забор, но точно обжигался и рассеивался, а потому аккуратно подстриженная

лужайка, распахнутые двери дома казались лишь более жуткими. Из машины со стонами

выполз Сэто, вытирая со щеки следы слюней и оглядываясь вокруг абсолютно осоловелым

от сна взглядом. Ещё бы! То он не спал сутками, готовясь к экзаменам, то вдруг спал

едва не втрое больше положенного. Вытащив из багажника наши сумки, я неуверенно

замер перед подножием лестницы, не зная, стоит ли туда подниматься и стоит ли

пересекать границу дома вообще.

Первой вперёд двинулась мать, воздушно поднимаясь по ступеням и задорно цокая

высокими каблуками, то и дело останавливаясь да поглядывая на нас с братом: мы

едва-едва переставляли ноги и не переставали зевать ни на секунду. Как только мы

добрались до верха, наш взор, медленно покатившись по полу, поймал чьи-то брюки —

навстречу вышел незнакомец преклонного возраста и в строгом костюме. Что ж, этого

худощавого седовласого старика в круглых старомодных окулярах можно было

запечатлеть натурой для портретов дворецких, какими их видели несколько десятков

лет назад.

– Добрый день, госпожа Акио, – чинно поклонился он, следом отступая в сторону и

пропуская нас внутрь. – Хозяин вынужден был вчера отправиться в срочный рейс в

Германию, но велел принять вас по высшему разряду. Он вернётся через несколько дней

и лично поприветствует вас. Позвольте показать вам комнаты?

Голос прислуги был сухой, как хворост, но при этом гладкий, абсолютно лишённый

каких-либо эмоций, если, конечно, можно было не считать глубокой неперевариваемой

усталости. Она читалась в каждом его отточенном жесте, в серых водянистых глазах и

приопущенных уголках губ. Мать добродушно кивнула сначала дворецкому, которого

взяла под руку, а затем нам – чтобы мы следовали за ней.

– В это время года мы стараемся не топить. Но коль вам будет угодно, вы всегда

можете воспользоваться камином, так, по крайней мере, предпочитает делать господин

Гото, – монотонно вещал мужчина, ведя нас через холл к лестнице, убегающей на

второй этаж. Каждый шаг отдавался глухим эхом ровно до тех пор, пока мы не ступили

на дорогущий и, как было несомненно, качественный ковёр, покрывающий ступени. – Для

вас и господина Рафаэля мы подготовили комнату на западной стороне дома, на втором

этаже. Там по соседству не так давно обустроили ванную, которой вы можете

пользоваться в любое время суток. Молодые люди желают получить раздельные комнаты

или совместную? – Он обернулся к нам, не сбавляя шаг.

– Совместную, – в тон ему отозвался я, демонстративно обнимая брата за плечо и

притягивая к себе, чтобы не потерялся.

– Как будет угодно господину Артемису, – устало кивнул дворецкий и отвернулся. – На

этот случай мы приготовили апартаменты на северной стороне: солнце там не мешает

интимному уединению по вечерам, а с утра не портит сладкий юношеский сон. Там так

же имеется ванная комната, и вы так же вправе использовать её, когда вам будет

угодно. Завтрак проходит в девять часов ровно, обед – в три часа пополудни, ужин

назначен на семь часов вечера. Господин Гото не одобряет, когда к трапезе

опаздывают и мешают остальным насладиться едой, поэтому постарайтесь приходить

вовремя. В случае если вы не желаете разделять стол с кем-либо, то вы всегда можете

обратиться за отдельной порцией на кухню. У вас есть какие-то вопросы?

– А не удосужился ли господин Гото обустроить в своём доме библиотеку, соответствующую внешнему виду дома? – как можно более занудно поинтересовался я, хотя брат и пихнул меня под рёбра, ухмыляясь во всю ширь лица.

– Читальный зал расположен на западной стороне дома, на четвёртом этаже, дабы можно

было наслаждаться литературными произведениями и в самое позднее время. После

заката вы можете воспользоваться либо кабинками для чтения, либо унести книгу в

свою комнату, но с тем лишь условием, что занесёте это в журнал пользования, а

затем, конечно же, вернёте на положенное место. Наша библиотека обустроена

электронным каталогом, снабжённым несколькими системами: хронологической, тематической и алфавитной в каждом интересующем вас разделе. А ещё в библиотеке

можно получить доступ в интернет, но учитывайте, что компьютеры пока что не могут

справиться с высокой нагрузкой новых игр. Ещё вопросы?

Мне казалось, что лицо моё растягивали, как пластилин, что меня, как

небезызвестного кота, тянули за хвост со штор, что этим своим занудным голосом

старик убил не меньше людей, чем кокосы на тропических островах. Дождавшись конца

его речи, я хотел было свредничать и полюбопытничать, чем же снабжены компьютеры, но брат ущипнул меня за бедро, заставляя заткнуться.

– Благодарю, господин… э…

– Тадаши.

– Благодарю за подробную информацию, Тадаши-сан, я обязательно возьму её на

вооружение.

Дворецкий благосклонно кивнул и остановился, открывая перед матерью двери её

комнаты и чуть склоняясь, выражая тем самым своё глубокое уважение.

– Скажите, Тадаши-сан, а здесь поблизости имеются какие-нибудь, ну… не знаю, места

для развлечений? – поинтересовался Сэто по пути в нашу комнату.

– На первом этаже рядом со столовой расположен бар, но, к несчастью, именно вам, господин Сэто, там не смогут предложить ничего, что бы соответствовало вашему

возрасту. Но там имеется бильярдный стол и несколько игровых автоматов, буде это

вас интересует. В подвальном помещении находится зал для занятий спортом, в котором

вы можете найти беговые дорожки, шведские стенки и многие другие оздоровительные

комплексы. По выходным, за два часа до ужина и после него до полуночи, на третьем

этаже в обустроенном домашнем кинотеатре показывают недавно вышедшие фильмы, в

остальное время комплекс закрыт. Помимо прочего, на территории усадьбы находится

конюшня, в которой содержится двенадцать лошадей, а также четверо жеребят. Господин

Гото предпочитает конные прогулки за час до завтрака и час после него, и вы всегда

можете взять у него пару уроков. Или же обратиться за помощью к господину Хикару, который занимается этим профессионально и всегда рад поделиться своим опытом с

подрастающим поколением. Также в паре километров отсюда протекает река. Течение в

ней не слишком бурное, что может позволить насладиться её водой, но задерживаться

там опосля заката я не советую: места здесь дикие. Ещё убедительно прошу вас не

устраивать игры в коридорах и иных помещениях дома: здесь хранится множество

антикварных ценностей и вещей, существующих в единственном экземпляре. Если вы что-

то разобьёте или повредите, никто вас за это не поблагодарит. Для активных занятий

отведены другие места. А вот и ваша комната, господа Акио. Коль я вам понадоблюсь, вы всегда можете вызвать меня с помощью коммуникатора, который найдёте возле двери.

Через два часа состоится завтрак, и мы будем рады видеть вас за столом.

– Скажите, Тадаши-сан, – с трудом дождавшись конца его речи, произнёс я, замерев в

дверях и всё же обернувшись к дворецкому, который слегка заинтересованно приподнял

жидкие брови, – Гото-сан живёт здесь один? По вашему описанию складывается

ощущение, что каждый день у него гостит не меньше двадцати человек.

– Господин Гото человек занятой и весьма коммуникабельный, – начал было дворецкий, и я сжал челюсти, готовясь к очередной лекции, от которых меня уже тошнило. – Его

работа не позволяет ему надолго отлучаться из дома исключительно за развлечениями.

Помимо прочего, он имеет обычай принимать у себя дома коллег и подчинённых, что

благотворно сказывается на его компании и укрепляет его несомненный авторитет. Мы

каждый день ждём новых гостей, однако столпотворение здесь случается крайне редко, поэтому вы можете не переживать: вас не побеспокоят. Это всё?

– Нет, – я качнул головой. – Здесь есть музыкальная комната? Я бы хотел уделять

время музыке и не мешать никому при этом.

– На третьем этаже с восточной стороны. В том крыле это единственное помещение. Вам

оно придётся по вкусу. – С этими словами Тадаши поклонился и удалился, а я вошёл в

комнату и прикрыл за собой дверь.

– Ну и тип, – передёрнул плечами Сэто, стаскивая с себя толстовку и брюки, а затем

заваливаясь на кровать, – у меня от него мурашки.

– Славный малый, – осклабился я, кинув сумки рядом с кроватью, и оглянулся по

сторонам. Светлая комната не резала глаза, не пестрила, но действовала

умиротворяюще. Приоткрытые шторы разгоняли приятную полумглу, и едва достающие сюда

лучи солнца начинали подсвечивать мерно кружащиеся в воздухе пылинки. Комод с

зеркалом стоял ровно напротив кровати, выполненной в лучшем стиле: её высокие

столбики поддерживали балдахин, который Сэто беспардонно закинул наверх, смяв своим

телом изящно уложенные покрывало и подушки. На прикроватных столиках стояли вазы, снабжённые искусственными цветами, что, впрочем, не расстраивало, ведь от настоящих

я бы уже расчихался. Мягкий ковёр так и манил растянуться на нём в обнимку с книгой

и большой чашкой кофе. В стену подле двери был встроен прибор, названный «дворецким

коммуникатором». Подойдя к нему и осторожно нажав на кнопку, обозначенную значком

питания, я поглядел на экран. На нём были прописаны номера комнат и их

предназначение, как до них добраться. В дополнительном меню располагался чертёж

дома с подробным объяснением того, как выбраться из той или иной комнаты в

аварийной ситуации. Также имелся телефон дворецкого, но я не стал развлекаться, выбив из головы дрянную мысль его вызвать. Просто поверил на слово и выключил

коммуникатор.

– Кем бы ни был этот тип, он явно страдает манией величия, – протянул мой брат

откуда-то из завалов подушек. – Представляешь, сколько денег надо влить в то, чтобы

отстроить такой дворец? А этот «дворецкий»? Да таких уже не найти нигде! «Коль вам

будет угодно», «господин Гото имеет обычай»…

– Но, согласись, ты ожидал другого. – Я стянул с себя рубашку и наконец вздохнул

свободно, уже мечтая о том, чтобы смыть с себя пот. Пальцы были липкими, голова

казалась чугунной, но мне почему-то было хорошо. – И ты же первым кинешься

исследовать тут всё.

– Конечно. Я же не собираюсь до самого завтрака сидеть в ванной.

– Свинья.

– Брюзга.

– Только ляг со мной в одну кровать, не приняв при этом душ, – пригрозил я.

❃ ❃ ❃

Надо сказать, ожидания мои не оправдывались с завидным успехом. Боги, мне казалось, что обратно меня вытащить из этого места будет нельзя. Конечно, всё ощущение его

идеальности пропадало, стоило мне выйти с территории усадьбы и добраться до полосы

леса. Оборачиваясь, я смотрел на завешенные глазницы окон, на торчащие, как зубы, трубы, на острые пики забора и не желал приближаться к этому месту ни на шаг.

Впрочем, более чем приятное времяпровождение скрашивало то, чего у меня давно не

было.

Во-первых, расписание: запертый отцом дома, я совершенно потерял режим и занимался

чем угодно, лишь бы забыть про тоску и обиду, однако теперь всё было подчинено

почти что гипнотическому ритму. Подняться после рассвета, принять душ, добраться до

конюшни, проехаться до реки и обратно, вернуться к завтраку. Вечно в доме

оказывались новые люди, и они смотрели на нас с братом исключительно странно, но

без злости или недоброжелательности. Сэто мою любовь к лошадям не разделил ни на

грамм, а я вот прикипел к этим животным всем сердцем. Чёрт побери, мне казалось, что более приятных собеседников у меня в жизни не было: мы никогда не

разговаривали. И хотя Хикару-сан, оказавшийся бойким мужчиной средних лет, убеждал

меня не заниматься верховой ездой самостоятельно, но всё получалось на удивление

гладко. Надо сказать, в седле я ощущал себя как нигде и никогда уместно, хотя после

продолжительных поездок задница и ноги болели нещадно, но это было даже на радость.

Особенно мне полюбилась серая крапчатая кобыла с гривой, тщательно заплетённой в

косички. Звали её Фламе. Она так старательно пыталась сбросить меня со своей спины, что я понял: чёрта с два она от меня отвяжется. Через пару дней она, правда, смирилась со своей судьбой.

А какая тут была библиотека? Едва оказавшись в джунглях книжных стеллажей, я с

трудом сдержал порыв схватить столько книг, сколько влезет в мои руки, и запереться

в ближайшей читальной комнате. Но в первую очередь я взял тяжёлый талмуд, в котором

собрались многие произведения Рю Мураками*. В отличие от Харуки, я считал его

истинным классиком японской литературы нашего времени и был удивлён, когда

обнаружил эту книгу едва ли не на центральном стеллаже. Корешок книги был истёртым, слегка потрепался, страницы же потеряли свой лоск, но не были порваны или

изуродованы заметками, что говорило о том, что её часто читали и уважали. Пусть от

некоторых вещей и описаний мне становилось мерзко, но оторваться от этого жуткого

реализма я не мог. Следом за Мураками я взялся за «Толкование сновидений» Фрейда.

Не пошло. Настолько сильно не пошло, что я уснул над раскрытой книгой, а затем

убрал от греха подальше.

Что ж, теперь во-вторых. Помимо прекрасного отдыха, в огромном доме мои шансы

столкнуться с Рафаэлем и получить взбучку стремились к нулю столь уверенно, что в

груди разливалось тепло. Это было как дар небес – насладиться своей жизнью, насладиться тем, что тебе всё же предоставили. Хотя… слукавлю, если скажу, что

именно так я бы и поступил пару лет назад. Нет, скорее бы заперся в отдельной

комнате и выходил бы исключительно на завтрак. Понимание того, что это рано или

поздно закончится, подстёгивало меня, и я жадно брался за всё, что только мог. По

чести сказать, я порой забывал про музыку, но всё же посещал музыкальную комнату и

вспоминал всё то, что помогало поддерживать себя в нужной колее. Но порой

становилось жутко. И это самое «порой» приходилось исключительно на ночное время

суток, когда б льшая часть обитателей и гостей поместья погружалась в сон. В эти

оо

часы кромешной незыблемой тьмы страшно было не то что в коридор выйти, но и

спустить ногу с кровати, хотя я никогда не страдал трусостью. Это случилось на

четвёртый день нашего пребывания в доме Гото. Приятно уставший после погружения в

прохладную реку, я брёл обратно к усадьбе, готовый завалиться на постель и уснуть

без всяких уговоров своей персоны. А это, надо сказать, было исключительно редким

состоянием, которое я старался не упускать. До того я сделал отчётный звонок Мику, но скорее из желания насладиться его голосом и ехидными замечаниями, чем на самом

деле рассказать про свой день. Бар процветал. Мик воспользовался оставленной мною

схемой перестройки, и новый вариант пришёлся заядлым посетителям по вкусу. Я знал, что пройдёт немного времени и о нём будут знать в каждом уголке Токио. Мне лишь

хотелось, как и прежде, быть рядом с ним, слушать его байки и следить за

мастерской, слаженной работой его рук.

Вдохновлённый, приятно уставший, я плёлся по лесу босиком, держа кеды в руках.

Опавшие сухие листья приятно кололи ступни, прохладная трава успокаивала своими

прикосновениями, и оттого мне было хорошо. Когда же в подлеске раздался треск, я

замер, как кролик перед удавом. Именно тогда до меня дошло, что такого особенно

неприятного было в поместье и прилежащих к нему территориях. Тишина. Как человек, живший в городе, одном из самых шумных и густонаселённых, я привык к гомону на

улице в любое время суток. Машины, кондиционеры, проезжающий где-то под землёй

поезд метро, люди – от них всегда исходит шум. Но, оказавшись далеко за городом, я

погрузился в тишину. И мне бы радоваться, наслаждаться, отдыхать. Да, здесь шуршал

ветер, да, возле реки можно было услышать её шумливый, болтливый поток, да, внутри

поместья разговаривали люди. Но ни птиц, ни сверчков, ни цикад. Словно они не

собирались здесь находиться и обходили это место стороной. И внезапно раздавшийся в

ветвях шум напугал меня тогда безумно. Несколько секунд я надеялся, что брат

вздумал надо мной пошутить и с хохотом свалиться мне на голову, но какой-то другой

инстинкт, надо полагать, самосохранения, заставил моё тело рвануться с места и

броситься прочь из леса. Меня трясло от ужаса, и я вовсе не желал знать, что

гонится за мной. А ведь за мной гнались: было явно слышно, как нечто огромное с

силой опускает лапы на землю, как выдыхает и вдыхает с рычанием. Я готов был даже

поклясться, что чувствую горячее дыхание на собственном затылке, но не торопился

оборачиваться и смотреть, что это была за дьявольщина. Когда я споткнулся о корень

и кубарем полетел по земле, то уже был морально готов к смерти, но всё равно

подорвался на ноги и бросился наутёк прямо к воротам, где и остановился убедившись, что, вроде бы как, за мной больше не последуют. Прислонившись спиной к воротам, я

попытался перевести дыхание. В боку кололо, голова шла кругом – спортсменом я

никогда не был и понимал, что сигареты меня рано или поздно убьют. Выдохнув, я

посмотрел в сторону леса и невольно почувствовал: по спине побежали мурашки и потёк

ледяной пот. Последние лучи заходящего солнца мазнули по корням деревьев, вдоль

которых металась тень. Тряхнув головой, я прижал очки к самой переносице, напряжённо вглядываясь в странный, совершенно точно нелюдской силуэт. Скорее это

было похоже на очень большого льва. «Окстись, Арти, какие, на хер, львы в Японии?!