Текст книги "КИНФ, БЛУЖДАЮЩИЕ ЗВЕЗДЫ. КНИГА ПЕРВАЯ: ПЛЕЯДА ЭШЕБИИ (СИ)"
Автор книги: Квилессе
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 32 страниц)
Сегодня ей повезло – она пробилась в первые ряды и теперь в нетерпении и диком экстазе колотила кулачками по плечам рослых блюстителей порядка, поедая – нет, пожирая глазами приближающееся Божество. О, эти синие, бездонные глаза под длинными ресницами! Эти каштановые длинные волосы, разметавшиеся по ветру! Эта неземная улыбка! Как красив Бог! (Да простит мне Всевышний мое богохульство, типун мне на язык за такие слова, но… она так видела этого человека. И я ещё раз прошу прощения у Всевышнего – я слишком многим ему обязан, чтоб так охаять его имя и не поморщиться. Ой, ой, какие мы благочестивые. Ты еще псалом пропой.).
В самый последний момент она кинула под колеса «ягуара» свой бедненький флакончик с шарфом, и яркая голубая вспышка взметнулась над тротуаром… Невероятно!!! Подруги с визгом полезли к ней целоваться, а она, ошарашенная, растерянная…
Бог коснулся её!!!
Коснулся – и засмеялся; он увидел её счастье и был рад , что доставил его… Какой чудесный смех, какие добрые глаза!!! В этот момент она растворилась в своем благоговении и безграничной, преданной любви – о, как она любила! И исчезли из её сознания и работа, и любимица-катана, и даже псих, обещавший её убить, да что–то так и не собравшийся.
Она – неудачница! – была выбрана Богом!
Ей повезло. Впервые. Она любила.
**************************************
Н-да. Это, оказывается, еще хуже.
Хуже сна?
Во сто раз.
Ну, и что было потом?
Потом? Ну, все было нудно и скучно. Она попала на концерт (редкостное везение!), слушала любимый голос, видела любимое лицо – все, как положено. Потом ей удалось попасть за кулисы, к его гримерной – опять повезло…
И..?
Ну, и …
*************************************
Дверь открылась резко, и Бог буквально выскочил на неё, гневный и прекрасный.
– Подпишите, – она, растерянная, сияющая и немного испуганная, протянула ему карточку и авторучку, но сильный удар руки, от которого безвольно повисла кисть, выбил протянутую ему карточку.
– Как сюда попала эта девица?! – голос Странника был резкий, страшный, и она замерла от ужаса и … отвращения. Любимое лицо было искажено омерзением и было вовсе не добрым, а у глаз залегли издевательские морщины. – Уведите её сию секунду! – Но я всего лишь хотела… – дюжие охранники, примчавшиеся на его крик, схватили её под руки.
Он резко перебил её:
– Вы все чего-то хотите! Надоели! Никого не пускать – я же приказал!
И он со злостью растоптал карточку, валяющуюся на полу, и захлопнул дверь.
Её вытолкали на пустую улицу; двери снова зло хлопнули за её спиной, и она, едва не упав от толчка, осталась одна.
Слезы жгли ей лицо, и душа была растоптана, как карточка.
Вот и все.
Здесь ей тоже не повезло. Неудачница.
Влюбилась в яркую обертку, картинку, искусственную улыбку и искусный макияж; а потом узнала, что он – мерзость.
Может, он просто устал? Был обижен, раздражен? А не все ли равно? Он ведь оттолкнул, выгнал, выбросил… Но потому записывать любимого человека в мерзавцы? А он стоит того. Она ведь видела его лицо – лицо человека, который ел яблоко и вдруг увидел в нем, в его нежной мякоти, мерзкого слизняка. Увидел – и с наслаждением раздавил, порадовавшись предсмертной агонии. Таких лиц не бывает у людей, у добрых людей.
– Где, где этот идиот, что хотел убить меня, – всхлипывала она, размазывая слезы по горящему от стыда лицу. – Пусть убивает…скорее, скорее!
Действительно, пусть убьет. Скорее.
А иначе она умрет сама.
********************************************
Она хотела умереть?
Да; ну, знаешь, когда рушатся идеалы…
А у неё рушились?
Черный, ты идиот! Ты когда-нибудь влюблялся? Безответно?
Нет.
Ну, конечно. Это же ты!
Да ладно! Я же вру, сам знаешь. Не знаю, почему. Может, потому что прекрасно понял. Ну, будем дальше повествовать?
Замучил! Ладно…
********************************************
Она брела по улице. Было темно – фонари были погашены, деревья чуть волновались под ветром, свежим, холодным, принесенным с моря розовеющими рассветными облаками. Зажигались первые огоньки утренних ларьков, выскакивали из магазинов первые расторопные мороженщики…А она брела и брела, не думая ни о чем. Просто шла.
О её ногу мягко ткнулся пластиковый бок игрального автомата, того, что предсказывает судьбу за деньги. Стоя на белом тротуаре, он дружески подмигивал ей красным глазком и она, машинально опустив монетку в копилку, взяла розовую бумажку. Развернула.
« Вам суждено стать Странницей».
Горькая морщинка залегла у её губ. Странницей… Подругой и спутницей Странника. Обняв его, мчаться по миру на его мотоцикле…Раньше это обрадовало бы её. Но не теперь. Теперь она ненавидела его прекрасные синие глаза и сильные руки. Его голос. Она скомкала бумажку и швырнула её на дорогу. Мышь-уборщик тут же съела её и скрылась в своей «норе» под тротуаром. А она пошла дальше.
Над городом разгорался рассвет нового дня.
====== 1.НОЧЬ. ======
Да, Белый, зря мы хорохорились.
Ой, зря! Ой, зря! А что, собственно, ты имеешь в виду?
Как это – что? Мы с тобой чем заняты?
Ну, пишем.
Пишем о чем?
О Кинф.
О куче народа мы с тобой пишем, болван! И всех сразу описать не можем! И скачем с места на место, и путаемся! Зря мы хорохорились.
Ой, зря! Ой, зря-а!
Да ладно тебе, хватит ныть! Лучше продолжим. Чего там у нас следующее?
Вот в чем вопрос.
Белый, лентяй! Думай сию же минуту!
Да ладно. В Городе – утро. В Мунивер – ночь. Чет с Первосвященником…
Стоп – стоп! Об этом мы еще не упоминали!
Да? Ну, так упомянем.
*******************************
Чет, подобрав под себя ноги, восседал на троне, усердно угрызая собственные ногти. Пир давно кончился, столы были убраны, и в полутемном зале остались лишь Первосвященник, первый советник да царь – задумчивый, полупьяный и злой.
Тиерн безмолвно стоял за колонной и потирал ручки – да, да, это случилось! Чет чужестранцем заинтересовался. А это хорошо.
Тиерн был сонком. И родиной его была Пакефида. И он хорошо знал, что такое есть пакефидский принц… но далеко не всякий пакефидский принц знал, что такое есть сонк.
В хитрющей головенке Тиерна прекрасно рисовалась такая картинка: принц – Дракон – сокровища.
Это всегда приходило в голову любому из сонков, хотя, сказать по чести, им мало что приходило в голову в общем; но Тиерн был словно слеплен из другого теста, наиглавнейший Первосвященник Эшебии ныне.
Со своей дикостью племя покончило всего десять лет назад – теперь оно было полудиким. Вслед за Четом, который нашел их и приобщил к благам цивилизации, они перешли через горы Мокоа в Эшебию, завоевали её и осели здесь. Кто-то остался на службе у Чета, кто-то (половчее и похитрее) стал новой знатью – силой или хитростью отняв у менее удачливых соплеменников их часть добычи, они выкупили у Чета земли и замки, принадлежавшие когда-то древним карянским родам, и мирно жили там.
Менее честолюбивые завоеватели, тоже утомленные бесконечной войной, подались в крестьяне – почти в любом городе можно было увидеть прилежного коренастого ушастого торговца, выкладывающего на прилавок на рынке свежий сыр или яйца со своей фермы. Остальные сонки так и остались солдатами, послушными и сильными.
Но не Тиерн.
Тиерн всегда довольно четко представлял, что ему нужно от жизни, и был он далеко не туп, словно его не Чиши сотворил, а какой другой, дееспособный, бог. А иногда он бывал и похитрее самого царя.
Вот и теперь, при виде пакефидца, странствующего принца, ему вдруг горячо захотелось обратно в леса у долины Лекх, во времена, когда командовал он, и четверо таких же дикарей, как и он, прыгали по его приказу с деревьев на проезжающего мимо принца и убивали его, и грабили, и вырывали из груди сердце, и отсылали, издеваясь, Дракону.
А потом шли в кнент, где был траур, и ели там бесплатно раздаваемые поминальные лепешки, и, продав награбленные вещи и оружие, пьянствовали потом в пещере, увешанной драгоценной зеленью, которую нигде продать было нельзя – ведь все драгоценности принцев были украшены их вензелями, а переплавить Драконий металл они не умели – этим искусством владели только специально обученные придворные ювелиры. Расплющить молотком было и жаль, и практически невозможно…
Если быть честным до конца, то можно сказать, что дурной славой племя сонков обязано лично Тиерну, придумавшему такую охоту на принцев.
Их выследил Лекхский Дракон самолично и уничтожил пещеру, выжег лес, словно язву, словно скверну на лице земли, а драгоценности потом собрали на пожарище его люди и отослали по кнентам.
Сонки потом долго не могли найти себе приюта – их гнали и из монастырей, и из лесных приютов, ворота кнентов закрывались перед ними, даже если к ним подходил всего лишь один сонк, и в небо поднимались правящие Драконьи семьи и плевались огнем.
Люди кидали в сонков камнями, и лишь изредка, в большие праздники, когда все были счастливы и забывали все обиды ради того, чтобы побыть беззаботными и радостными, сонков привечали и давали им поесть – как и прежде бесплатно, – но проходил праздник, и старые обиды вспоминались вновь, а прощение так и не приходило. И их не принимали нигде, и никто… кроме Чета.
Ну да ладно. Это дело давно минувших дней.
Итак, Тиерн наблюдал за нерешительно топчущимся первым советником, за обозленным Четом, и хитрые мыслишки шевелились в его голове.
– Все, достаточно! – рявкнул царь, долбанув очередной раз кулаком по подлокотнику. – Советнички… И за что ты носишь звание первого советника?
– Позволь мне, великий Царь, – сладко пропел Тиерн, возникая из темноты, и Чет подпрыгнул, едва не лопнув от злости.
– И ты тут же! Потрошитель трупов! Ну, какого черта тебе надо? По твоей гадкой физиономии вижу – ты что-то задумал.
Тиерн гадко улыбнулся; царь знал о его хитрости и не доверял ему, но и не гнал его – ценил. Потому Тиерн мог позволить себе несравнимо больше, нежели другие сонки.
– Царь, мой ум – ничто по сравнению с твоим, – сладко запел он, кланяясь, чтобы скрыть недобрый огонь в глазах. – Но мне кажется…
– Что? Ну, говори, не тяни осла за хвост!
«Может лягнуть», – мысленно злорадно закончил Тиерн и снова улыбнулся, пририсовывая Чету в своем воображении ослиные уши.
– Он нужен нам, царь, – твердо произнес Тиерн, скосив глаза на ободранную статую Чиши. – Мы можем вернуться в Мирные Королевства, если заручимся его дружбой. Подумай, царь, зачем тебе эта северная неласковая страна?
Здесь длинная холодная зима и люди, замерзшие за длинную зимнюю ночь, злые и молчаливые, упрямые и фанатичные. Их легко убивать, но толку от этого не прибывает. Работать и приносить нам богатства они не желают.
А золото? Здесь золото мягкое и желтое, его и в руках-то держать неприятно.
Нравы и обычаи тут дикие, нам чуждые и непонятные.
А Пакефида… Да в Мирных Королевствах я лучше буду нищим, чем здесь Первосвященником! Там тепло; люди послушны и робки; а если бы мы еще и заручились дружбой такого богатого государя, как этот…
– Хм, – Чет сменил гнев на милость и, подсунув ногу под зад, удобно устроил голову, опершись подбородком о кулак. – Это почему?
– Он богат, – глаза Тиерна разгорелись, он нервно облизнул внезапно пересохшие губы. – Очень богат. А значит, и очень влиятелен.
– Почему ты так решил? Принц как принц… – задумчиво протянул Чет, но видно было, что он заинтересовался.
– Вензеля! Его вензеля! – Тиерн уже не мог скрывать злобно–жадной дрожи. – Это приемный сын Алкиноста Натх Ченского, у него же на лбу… тьфу! На диадеме это написано! А род Натх – один из богатейших в Мирных Королевствах, и на принцев он не скупится.
– Ну, конечно, – усмехнулся Чет, – тебе-то, грабителю, лучше знать. Сколько принцев Ченских ты убил?
– Трое, – Тиерн улыбнулся так радостно и просто, словно речь шла о каком-то приятном и легком развлечении. В памяти его снова пронеслись сцены прошлого – крик, удар, небо над качающимися деревьями, нож, камень в поднятой руке, кровь, стиснутые зубы, злобные, горящие зеленью глаза… удары, еще и еще, кровь..!
– Ну, ну, – насмешливый голос Чета вырвал Тиерна из злобных мечтаний и тот заметил, очнувшись, что его трясет, и ногти впились в ладони. – Ты так и меня раздерешь, священник… А здесь тебе не леса Пакефиды, это уж точно. Так что ты там говорил об этом щенке?
– Он богат! А если мы заполучим его – заручимся его поддержкой, дружбой, – мы заполучим всю Пакефиду! Теперь ты не какой-то незаконный самозваный Император из крохотного кнента, и на тебя никто не будет показывать пальцами и говорить, что ты должен звать на трон Летающего! Ты – царь соседней огромной страны, большей, чем любой из кнентов. Любой Летающий захочет наладить с тобой торговые связи; а если ты будешь зван в дом к этому Натх Ченскому, то ты будешь зван ко всем! А там уж твоя забота, как завоевать любовь и расположение Летающего…
– Да ну? – Чет устроился ещё удобнее, подперев голову рукой. Мысль о возвращении еще больше манила его. – Ну, так расскажи мне подробнее о Натх Ченских наследниках – ты ведь много о них знаешь?
Ой, лукавил Чет! И сам он путешествовал не меньше – когда-то угольщик из южных кнентов пришел на восток, перейдя Великую пустыню. Принятый в племя всеми отвергнутых сонков, он повел его против кнента с незадачливым обедневшим Императором – человеком, но и трех лет не продержался на троне – выгнали его братья Натх Ченские.
Не мог он забыть их, такое не забывается. До сих пор задница на погоду ноет…
– Двое их, – послушно начал Тиерн, – старший Алкиност Натх. Моя праматерь помнила его еще совсем молодым… Впрочем, он еще не вошел в зрелость, но уже полон сил, не скоро еще окаменеет его чешуя.
Если б он был человеком, можно было бы сказать, что он мужчина в расцвете лет. Младший – Давр Натх, злобная тварь, Ярость Небес… Кнент его рядом с Алкиностовым, и куда меньше. Принцев у него, вроде, нету еще. Я, по крайней мере, ни одного не припомню. Он сильно молод еще, не то сто или даже всего пятьдесят лет тому назад он терял молочные зубы. Нам он не интересен, так как заезжий принц Алкиностов наместник, и, возможно, наследник. У него буква «аль» на диадеме отлита, – это означает, что предыдущий принц не давал о себе знать лет пять, видели? И татуировка на руке опять же Алкиностова. Алкиност – второй по богатству в восточных кнентах. Ему доверяют Драконы, его уважают, хоть он и не самый старший. Вот если б мы..!
– Достаточно! Я понял, – Чет подскочил и заметался по залу, словно черная птица. – Я знаю, знаю, где Алкиностов кнент – рядом с моим бывшим царством?
– Верно, – подтвердил Тиерн.
– О, если бы мы тогда захватили не его брата, а его самого… Да ведь мой кнент отошел этому, Ярость Небес который?!
Тиерн кивнул:
– И это верно.
– А почему бы это его звали Ярость Небес? – заинтересовался Чет.
– Потому, что он, ящер, Вах его раздери, как только летать выучился, так начал нас от своих владений отгонять – точнее, от владений, которые теперь принадлежат его брату. То отряд где разгонит, то, опять же, вождя сожрет или красавицу…
– Сонских?
– А то чьих же?!
У главной лестницы грянул церемониальный гонг, и Чет обернулся на звук.
– Её наимудрейшество, великая, прекраснейшая из прекрас…– льстивый голос захлебнулся, словно говорившего ткнули ногой в живот, и закончил он уже булькая и хныча. – Принцесса Тийна…
И принцесса появилась где-то высоко, на площадке лестницы, по которой когда-то спускались короли из династии Андлолоров на важные церемонии.
Словно ледяной водой плеснули в царя – он впился глазами в неясную фигуру, виднеющуюся в темноте, и какая-то мысль родилась в его голове…
Может, на эту удочку ловить иноземца? Говорят же, что пакефидские принцы влюбчивы?
Тийна медленно спускалась по лестнице, и даже при тусклом свете можно было увидеть, как она хороша собой – высока, стройна. Для сонской принцессы она была очень хороша, что показывало, что и из сонка при надлежащем уходе возможно сделать человека.
Друг мой, о чем это ты? Она же не сонк, а регейка!
Но, наверное, не красота её и не белизна кожи была более всего примечательнее – на Тийне было платье, принадлежащее когда-то принцессе карян Кинф. Это платье цвета меда мягко и свободно облегало фигуру Тийны, словно сам мед, если б она им облилась. Переливаясь, истекало в складки, украшенные тысячью искр бисера, нитки которого, свисающего с талии Тийны, покачивались и танцевали при каждом движении женщины… И вуали – драгоценные вуали, которые так и не надела царственная Кинф.
– Дочь моя! – довольный своими замыслами, Чет рысцой побежал ей навстречу и поцеловал её в лоб. – О, какая почетная миссия ложится на твои плечи!
– Какая? – предчувствуя недоброе, поинтересовалась она. Отец не стал браниться на неё (что обычно не забывал делать при любой возможности), и это более всего сбивало с толку.
– Принц! Приезжий! – Чет всячески подмигивал и изображал какие-то загадочные знаки бровями. – Не хочешь ли выйти за него замуж? За пакефидского принца!
Тийна ахнула и зарделась; и вспыхнул безобразный кривой шрам в виде завитка Даврова знака на её щеке, такой, что горит и на моем запястье, на руке принца Давра.
Неправда; на твоей руке это выглядит куда эстетичнее, чем на её физиономии. Можно сказать, что Давр опробовал свой талант живописца на её щеке, надеясь снискать славу старика Леонардо, но понял, что тянет только на Пикассо… в плане стиля, конечно, а не славы.
– Как – замуж? – в смятении пробормотала она, и сердце бешено заколотилось в её груди. Самая заветная мечта Тийны – выйти замуж за пакефидского принца, и все равно за какого, но…
– Он разве приехал сватать меня?
Чет поморщился; радужные мечты его словно ветром сдуло; вот вредная баба, вечно все портит!
– А, забудь... – махнул он рукой. – Конечно, он не за этим приехал сюда! И тем более не станет этого делать, если узнает, кто расписался на твоей роже…
– А как же тогда… Я же его не видела, и он меня…
– В том-то и дело. Околдуй его! Он богат, его покровитель богаче всех в Пакефиде. А это – самый богатый человек в Мирных Королевствах, – Чет слегка соврал.
Но лишь очень слегка.
Ой, лицемер! Давай-ка вспомним, что самый богатый человек – это не «принц Зар», а один наш общий знакомый, которого Алкиност и объявил своим наследником, и имя ему – Зед, Черный Алмаз!
Но тогда, в тот вечер, об этом не мог знать ни Чет, ни тем более Тиерн. О принце Черном Алмазе в Эшебии вообще тогда никто ничего не знал.
Принимается.
– Представляешь, как ты заживешь?
– А он хорош собой? – с надеждой спросила Тийна.
– Да какой там! – Чет махнул рукой, бестактно начихав на её чувства, и плюнул бы, если б речь шла не о принце. – Тощий, маленький, бледненький, хлипкий молокосос, пятнадцать ему, что ли… Даже не знаю, достанет ли у него сил любить тебя как следует, такую кобылу… Да не это главное! Ну?
Маленький и бледный мальчишка! Тийна кусала губы, нервно сжимая тонкие пальцы. С одной стороны – принц, мечта. А с другой стороны…
– Он нам нужен, – голос Чета стал угрожающим, а глаза злы. – Околдуй его. Мне все равно, на кого он вскарабкается, на тебя или на судомойку, но он должен будет ходит за мной по пятам и умолять меня принять его в нашу семью. Я должен стать для него важным человеком, ясно? Найди в своей Варковой (Варк её раздери!) книге подходящее заклинание, а иначе я сожгу её, клянусь!
– А если он мне не понравится? – голос Тийны плаксиво дрогнул и Чет нахмурился, как грозовая туча.
– Понравится – понравится, – сурово сказал он. – Эй, что это ещё такое?!
На темной лестнице, откуда только что спустилась Тийна, появились какие-то неясные силуэты и послышалась какая-то возня и тяжкое сопение уставшего и измучившегося существа, готового бросить все к едрени фени и уйти, а они пусть сами возятся, если им так нравится!
– В чем там дело? – гаркнул Чет, и несчастный, дрожащий и измученный голосок ответил ему под аккомпанемент шаркающих ног и натужного сипения:
– О, великий…царь, – поток грязной брани и тяжелое шкрябанье железа о камни ступенек. – Мы поймали вчера это… – смачный шлепок, словно кто-то влепился физиономией в пол. – Карянина, о, царь!
– Рыцаря?! – ахнул Чет, когда вымокшие и усталые, грязные ушастые сонки в количестве шести человек опустили перед ним тушу, спеленатую в плащи. – А почему я только сейчас об этом узнаю?
– Так мы его это… – сонки, переминаясь с ноги на ногу, потирали распухшие носы и подбитые глаза, и Чета передернуло от мысли о том, что было бы, если бы этот человек вдруг стал сопротивляться. – Волокли же сюда!
Этот сконфуженный ответ разъярил Чета.
– Убили?! – взревел он, порываясь кинуться на шмыгающих расквашенными носами сонков и разодрать их сразу всех. Те испуганно попятились:
– Да нет же, нет, – один из усердных носильщиков даже загородился руками. – Пьян он в стельку!
Белый, откуда у сонков стельки?! Они и трусов-то не носили!
Чет мигом остыл и с интересом склонился над свертком – и тут же отпрянул, брезгливо сморщившись.
– Фу! Ну и вонь! Пьян как свинья и храпит как буйвол…
Но, несмотря на вышеуказанные зоологические сравнения, Чет рассматривал рыцаря с благоговейным интересом. И было на что посмотреть. Точнее, на кого.
Человек сей был громаден; даже рослые сонки в своих лохматых меховых куртках, сонки, которых природа словно специально для войны создала крепкими и плечистыми, смотрелись рядом с ним, мягко говоря, мелковато. В его огромную лапищу свободно уместилась бы любая ушастая сонская голова, как яблоко-переросток или свекла средних размеров. Однако очевидно было, что человек этот никогда не утруждал себя уборкой овощей – руки его, огромные, сильные, далеко не изнеженные и даже немного… э-э… грязноватые, я бы сказал, были красивы и даже с ухоженными (насколько это тогда было возможно) ногтями и цепкой, хорошо развитой кистью.
Это были руки профессионального воина.
Лицо его, чуть ассиметричное от стягивающего правую щеку шрама, выдавало особу породистых, благородных кровей. В его рубашку, обтягивающую могучую грудь и плечи, можно было бы впихнуть четыре Чета, в каждый сапог влезло бы по две сонских ноги.
Карянская одежда отличается от строгой пакефидской с её наглухо застегнутыми воротниками, длиннополыми кафтанами и широкими штанами (нифига себе – отличалась! Да каряне одевались в точности наоборот: кафтан до пупа, обтягивающие ноги трико как женские колготки, прости господи), и рыцарь лежал, можно сказать, чуть ли не голышом. Под одеждой бугрились мышцы (не бесполезная груда мяса, и не обросшая жирком туша, а сильное здоровое тело), и Тийна откровенно рассматривала его, прикрыв зарозовевшее лицо покрывалом. О, вот это действительно мужчина! Не принц-задохлик, а настоящий, красивый рыцарь (впрочем, тут вопрос, конечно, спорный, Нат никогда не славился красотой. Но после сонка… да, после сонков он казался первым красавцем!).
Много раз она венчала склоненные головы венцами Смельчаков, но видела ли она рыцарей? Ни единого!
Те люди, что называли себя рыцарями её отца, были всего лишь голозадыми дикарями, в дикости своей люто убившими кого-нибудь как-нибудь изощренно, а потом требовавшие за это награду и похваляющиеся на каждом углу своим жутким преступлением.
А этот человек… Тийна с тоской разглядывала великана, испытывая жгучее желание велеть перенести его в свою комнату.
– А ну, пошла вон, бесстыдница! – Чет, перехватив её нескромный взгляд, топнул ногой. Тийна, закрыв лицо, метнулась прочь, и Чет снова обернулся к храпящему человеку. – Ну и буйвол. Когда вы изловили его?
– Ну, вчера вечером, – нерешительно ответил их храбрый предводитель. О том, что вчера вечером они стояли в карауле и, заскучав, решили прогуляться, бросив пост, он смолчал, как смолчал и о том, что, гуляя, они забрели в крохотное поселение (его построили те из карян, кто лояльно относился к захватчикам и не видел ничего дурного в том, чтобы сытно кормить и сладко поить сонских солдат). Там вечно ошивался всякий сброд, и сонки-солдаты, и сонки-фермеры; захаживали и совсем уж никчемные люди – разбойники, головорезы и те из хитрецов, кто привык жить за чужой счет, добывая себе хлеб с маслом из запертых чужих домов (это называется воры, Белый).
И всем там были рады; по двору бегали ребятишки-полукровки, рослые, как каряне, и с медальончиками Чиши на шейках. Словом, местечко славное.
Там-то, перебрав, славные дозорные решили докопаться до одного из посетителей – ну, просто так, чтоб знал, кто тут сделан богами правильно! Им-то и оказался вышеупомянутый рыцарь.
О том, что в ходе спора рыцарь наглядно доказал, что боги более правильно сделали именно его, сонки смолчали. Как и о том, что потом, после оживленной дискуссии, когда хозяйка, ворча, сгребала с пола осколки огромной метлой, правильно и неправильно сделанные сидели вместе за одним уцелевшим столом и распевали песни, те, которые желал слышать правильно сделанный господин, и пили столько, сколько этот же самый господин им велел. Впрочем, их об этом ведь и не спрашивали, ведь так?
Словом, на время сна они расстались добрыми знакомыми, и такого коварства от новоиспеченных друзей рыцарь явно не ожидал, а потому спал сладко и безмятежно. Сонки же, которых мучило жестокое похмелье, а пуще того – сверлила мысль о том, какое наказание придумает им царь за то, что они бросили свой пост, решили сделать вид, что они и вовсе не в самоволку ходили, а преследовали данного человека. Притом придумали они это все хором, не обсуждая и не сговариваясь, и, даже словом не обмолвившись друг с другом, закатали новоиспеченного друга с утра в плащи и потащили его к Чету. Телепаты, не иначе.
Так рыцарь Натаниэль попал в столицу.
****************************
====== 2.НОЧЬ. Немного о сексуальных пристрастиях принцессы Тийны. ======
Лед тронулся!
Ну, наконец-то!
Катушка разматывается со страшной силой!
События летят, как искры из-под точила!
Итак, Черный: кто сей замечательный образчик творения божия?
Это беглый рыцарь Натаниэль. У которого Этим Один. Это именно он.
А чего это он тут делает?
Этого и я не знаю наверняка; он потом говорил о каких-то видения, зовущих его с таким видом, с каким хитрые мальчишки всех времен и народов уверяют маму, что «все убежали с уроков, а я немножко подождал и ушел, когда уже никого не было».
Словом, он придумал какую-то глупую отмазку и врал при этом грубо и неубедительно?
Вроде того; в общем, я так понял, что он где-то хлебнул лишнего – ну, не то, чтобы до беспамятства, но достаточно, чтобы понять, что страна остро нуждается в его помощи, – и тут же рванул в столицу убивать ненавистного тирана. Вроде, как и раньше это у него случалось, только он встречал на своем пути более многочисленные отряды сонков, бил их, успокаивая тем свою ярость, и на том дело и кончалось.
А еще, ещё что ты о нем знаешь?
Да как же – что?! Все! В общем:
Еще будучи шестилетним сопляком, он, один из придворной шпаны, слишком родовитый, чтобы быть сеченым за свои постоянные злодеяния, самый сильный и рослый из всех придворных выкормышей (я не осмеливаюсь сказать «воспитанников», потому что воспитанием там и не пахло), возглавлял шайки таких же, как он, учеников – при дворе высокородных лоботрясов пытались выучить кого на пажа, кого на камердинера, кого ещё на кого…Ну и смешно же, наверное, он смотрелся в пажеских кружевных штанишках!).
Они пробирались в рыцарский зал и стаскивали боевой посох придворного учителя Савари, причем каждый раз их появления ожидали, и на каждый раз у предводителя-Ната была выработана новая тактика и стратегия.
Посошок был тяжелым, и опасно острым, и обычный карапуз-графчик вряд ли мог поднять его, окованный железом, но только не Натаниэль.
Возвышаясь над одногодками, как дуб над кустами, он спокойно взваливал на развитое не по годам плечо палку и, посвистывая, топал со свей боевой добычей по коридору, раздавая щелчки семенящим за ним дружкам.
Знал бы он, какая длинная память у слабых, у тех, кому приходилось довольствоваться вторым местом!
Потом, в полутемном зале они кололи посохом орехи, покуда их не находил разъяренный Савари.
Много позже, когда стало окончательно ясно, что приличного пажа и придворного, знающего утонченный дворцовый этикет в мельчайших подробностях и деталях, из Ната не получится, а его талант стратега и полководца прямо-таки пер из него, как опара из бадьи, когда он начал не только для орехов использовать краденный посох – да, иногда им приходилось и отбиваться от назойливой дворцовой охраны, которая думала, что к придворным дамам негоже проникать в окна, тем паче, что они не всегда были рады этим визитам (повторюсь, что Нат не блистал небесной красой, и лицо его весьма походило на злую рожу льва), – словом, когда Нат немного подрос, наступило время все-таки дать ему меч в руки на законных основаниях.
В свои четырнадцать он был силен настолько, что о нем ходили легенды. Нат нажил себе состояние, переламывая клинки мечей руками и пристукивая коров кулаком меж рогов.
Ну да?! Врешь!
Я тебе говорю, не собака лает. Словом, такой редкостный талант не мог остаться без внимания, и Ната отдали в армию…
Ты хочешь сказать, что за очередную провинность, несмотря на его высокородность и знатность, его просто отдали в солдаты, в простые солдаты, обрив наголо и нарядив в форму пехотинца, поставив рядом в строю со вчерашними лесорубами и сыновьями землепашцев?
Именно так. Не в то окно залез, как обычно. Зато в строю он был первый с начала!
Строевая служба пошла ему на пользу; у него и в самом деле оказался талант военного в хорошем смысле этого слова – за год военных действий многие варвары, покушающиеся на границы королевства, повстречали Создателя, и благодаря усилиям Ната несколько гордых землевладельцев, по какой-то причине пытающихся оспорить власть короля Андлолора, распрощались со своими замками, до того считающимися неприступными.
Нат дошел до младшего офицера, показал себя блестящим стратегом на поле боя и был зван ко двору и обласкан.
Им стали гордиться; и красотки уже не верещали, если он лез к ним в окна внезапно, без приглашения.
Слава его простиралась с поля боя на поле, из одного распахнутого окна в другое, и он готов уже был получить маршальский жезл, как какой-то придворный вдруг вспомнил старые обиды – ну, один из тех, кто получал щелчки. Еще бы! Нат был молод, богат – при том, что большую часть своих сокровищ он добыл в боях, разоряя караваны и обозы поверженных врагов, мародерствуя в горящих дворцах.
Экий бравый парень!
Да; это придавало его фигуре в глазах двора определенный романтический ореол – он был этаким жестоким, циничным, хладнокровным повелителем, который считал, что ему принадлежит все, что он видит, а если и не принадлежит – что же, это всегда можно взять. И не берет он только потому, что сейчас ему этого не хочется.
