Текст книги "КИНФ, БЛУЖДАЮЩИЕ ЗВЕЗДЫ. КНИГА ПЕРВАЯ: ПЛЕЯДА ЭШЕБИИ (СИ)"
Автор книги: Квилессе
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 32 страниц)
Преодолев последний пролет, Тиерн почувствовал, как изменился воздух. Он был очень холодный. На самом верху башни был настоящий ураган. Тиерн вынужден был ухватиться за перила, окружающие круглую площадку на верху башни, чтобы его воздушным потоком не снесло в круглый люк, расположенный посередине. Казалось, какой-то сказочный великан спит там, и втягивает могучими легкими воздух. Ветер то прекращался, то поднимался с удвоенной силой, увлекая все в загадочную дыру.
– Что за напасть, – пробормотал Тиерн. Желание сию же секунду перейти по тонкому шаткому мостику в темноту замка было огромным – от верхней площадки башни, еле освещенной все теми же полупотухшими кристаллами, как лучи, тянулись длинные, хрупкие на вид мосты, заканчивающиеся темными провалами в стенах. За ними, возможно, была свобода. А что за этим таинственным люком? Искушение разузнать это было еще сильнее. Тиерн, перебирая руками по перилам, осторожно прошел прямо к таинственному лазу и заглянул вовнутрь. Ничего; пустота и чернота. И ветер воет.
Тиерн опустился на колени; так стоять было гораздо устойчивее, ветер уже не сбивал с ног. Он присмотрелся, напрягая зрение – нет, ничего не видно. Однако…
– Что это?!
Почти у самого верха люка была вбита в стену железная скоба, и к ней привязана веревка. Толстая, крепкая и новая. Тиерн ухватил её, подтянул к себе – так и есть, дальше был узел, чтобы удобнее было держаться и не съезжать… Значит, кто-то пользуется этим ходом! А что там? Логово великанов-Палачей? Или серых теней? Крепче сжав рукоять Кривого, Тиерн ухватил веревку и подергал, проверяя на прочность. Хорошо привязана.
– Только гляну и наверх, – пообещал себе Тиерн. – Не думаю, что на середине пути меня будет поджидать Палач… а если и будет то я уж сумею постоять за себя!
Внутри лаза, который, наверное, пронизывал всю башню насквозь, до самого основания, было еще холоднее. Ветер давил на плечи спускающемуся, бил, трепал полы одежды, и пару раз Тиерн оскальзывался, ободрав ладони. Изнутри лаз порос каким-то странным мохом, мягким, упругим и пушистым. Он обнимал Тиерна мягкими лохматыми лапами, и ходил волнами, отчего голова кружилась. Башня казалась зыбкой, словно болото, и спуск показался Тиерну еще дольше, чем восхождение.
Чем ниже спускался Тиерн, тем сильнее был ветер, и тем, как ни странно, светлее становилось. Но свет тот был не солнечный и даже не от пламени. Это был свет мягкий, как бы от далекой спящей звезды. Вскоре меж расступающихся лап мха Тиерн увидел землю, и, разжав руки, спрыгнул вниз.
Ветер столкнул его, прижал к земле, и растаял, словно и не было его вовсе. Тиерн, кряхтя, поднялся на ноги, и огляделся.
– Боги мои, – пробормотал он, – да это же самое настоящее Сердце Эшебии!
Башня, полая внутри, вела еще ниже, на целый ярус. Еще один подземный город! Свод, каменный потолок, поддерживали колонны – в голубовато-зеленом свечении этого странного мира, обвитые со всех сторон плетьми мха, усеянные белыми и зеленоватыми цветами, похожими на болотные огоньки, они больше походили на деревья. Над стелющимся под ногами ковром из моха и каких-то бледных трав поднимался туман, и очертания мира было неясно и расплывчато. Где-то далеко виднелись фигуры людей – они двигались в светлой мути, подобные призракам, и больше походили на приведения, на зыбкий сон, чем не настоящих людей. Тонкими руками собирали они травы, целые охапки загадочных трав, которые и в их руках дарили свой призрачный свет. Свет – тот бледный, спокойный, загадочный свет, что царил над неясными полями, – исходил ото всего. От фосфорицирующих цветов, от пышного мха, от диковинных грибов, что были здесь вместо настоящих растений. Дома, виднеющиеся то тут, то там за колоннами, казались накрытыми шапками зеленовато-голубого снега – то лежал на их крышах густой туман; окна их светились приветливыми мягкими теплыми пятнышками, словно свет свечей был растворен в этом нежном тумане. Свежий ветер, что врывался сюда через длинный тоннель в башне, оставив на пышном мхе вонь смерти, катался над мистическими полями, перебирая мох, и качались бледные цветы, разбегались болотные огоньки. И не понятно было – жуткие подземелья ли охраняют этот рай от вторжения людей, от их грубых чувств и низких страстей, или же наоборот, этот рай преграждает своею чистотой дорогу всему злу, всей грязи, что заключены в подземелье и не дает им выплеснуться наружу и отравить своим смрадом землю.
И музыка – стучали в барабаны, отбивали ритм, словно где-то недалеко билось большое сердце Эшебии; играли флейты и простенькие гудки, подпевала деревенская скрипка, и били в многочисленные бубны, заливались бубенцы и колокольчики, время от времени солидно и многозначительно крякала труба. Где-то был праздник; теплилась простая и чистая радость, и отчего-то Тиерну вдруг стало так хорошо, что голова закружилась, и он, разорвав душащий его ворот плаща, уселся на мягкий мох. Над лицом его кружились болотные огни, тихий прекрасный женский голос пел о спокойствии и радости, вся сила мира, все его величие и красота были в нем, и Тиерн, не в силах побороть свою слабость, упал лицом во влажную землю и уснул.
…Проснулся он в темноте, влажной и мягкой, как бархат. Голова его все еще кружилась, словно после хорошей пирушки, и даже казалось, что он немного пьян.
Он находился в доме, это было совершенно точно. Лежал на лежанке печи, за занавесью. Над ним, прямо над лицом, висели пучки сушеных пахучих трав, и где-то рядом гремела посуда, пахло огнем и очень вкусным хлебом – печь топили добрыми дровами, и тесто ставили на самой белой муке.
Было тихо; но, как ни странно, он все еще ощущал биение большого сердца. Словно гудела от ударов в барабаны земля.
– Это оттого, что тебе непривычен наш воздух, – сказал невидимый собеседник. – Наш воздух чище и лучше, чем ваш. Он проходит через много тоннелей, оставляя во мхе всю грязь и вонь, и сюда поступает уже кристально чистый. Еще пара дней, и ты совсем привыкнешь. Если, конечно, останешься. Но ты не останешься. Ты не похож на человека, которому нужен покой.
– Покой, – пробормотал Тиерн. – Да, здесь покой… Что это за место?
– Кто как его называет, – ответил не видимый собеседник. – Земля Вечного Ветра, Долина Сумерек – кому что подсказывает сердце. Всяк тут находит то, что ищет. Вы, наверху, называете наш город Сердцем Эшебии.
– А ты кто? И как тут оказался?
Невидимый собеседник помолчал, словно пожал плечами.
– Как и многие другие. Однажды мне был вынесен приговор, – ответил он, наконец. – И приведен в исполнение. Я должен был умереть, как и прочие приговоренные, мучительно и долго я должен был помирать. Но иногда Палачи соглашаются уйти в могилу вместо приговоренного, и в склепе с именем преступника и его приговором остается тело Палача. Так случилось и в моем случае.
Тиерн, потрясенный, молчал. Перед глазами его стояла страшная картина – раскачивающийся на цепях мертвый Палач.
– Как на такое можно согласиться?! Тем более – Палач? Ни один из них не производит впечатление человека милосердного, а чтобы пожертвовать своею жизнью ради другого, надо быть весьма человеколюбивым. Чем ты пронял того, кто согласился занять твое место?– изумился Тиерн. Собеседник его усмехнулся:
– Каждый Палач в своей жизни проходит через такие муки, что еще одна, последняя, кажется им не такой уж страшной. Может, соглашаются самые усталые? Потому что потом, если жизнь его продолжится, мук будет еще очень много. Кроме того, преступник может быть не так уж и виновен – здесь не только убийцы и воры, о, нет. Есть и весельчаки, которые пошутили не в добрый час, и дерзкие смельчаки, переступившие запрет, и честные путешественники, которые прошли много дорог, и знают, что мир не заканчивается за Мокскими горами… Их всех приговорили за то, что они нарушили какие-то табу и догмы верхнего мира. И карянина была страшна и несравнимо более ужасная, чем вина, но по-другому тут и не карают. И вот вместо таких Палачи и соглашаются сойти в могилы. В конце концов, что ты о них знаешь? Что о них знаю я? Возможно, как это ни странно, они самые милосердные создания в наших мирах!
– Думаю, что все они были рады тому, что произошло, – пробормотал Тиерн, думая о Палачах, но собеседник его услышал.
– А что произошло? – резко спросил он.
– А разве ты не слышал? И вы ничего не знаете?
– Да что же стряслось?!
– Палачей больше нет.
Невидимый собеседник даже дышать перестал.
– Нет, – как эхо, повторил он через некоторое время. – Их нет. Значит, у Камней больше нет слуг.
– У каких Камней? О чем ты говоришь?!– Тиерн резко отдернул занавесь и лицом к лицу оказался с собеседником.
У него было очень тихое, небесно спокойное лицо. Такое, словно и не было в его жизни того, о чем он сейчас говорил. И вместе с тем безобразный шрам пересекал его чело, словно кто-то попытался распилить его голову пополам, вырвав орудием своим глаз, раздробив кости и растерзав лоб. Тиерн представлял, что это была за пытка, и прекрасно понимал, что после этого выжить невозможно. Однако, человек был жив!
– Здесь живут самые великие знахари в мире, – пояснил человек, увидев изумление Тиерна. – Так что, говоришь, случилось с Палачами?
– Принцесса пошла на них войной и убила их всех, за исключением тех, что заперлись в своих катакомбах, – сказал Тиерн. – Но, кажется, они не смогут выйти оттуда?
Собеседник задумчиво покачал головой:
– О, да. Несчастные!
– Несчастные? И ты жалеешь их после того, что они сделали с тобой?!
– Моими муками они всего лишь продлевали мир и покой в верхнем мире, – спокойно ответил Собеседник. – Не думай, что им нравилось делать то, что они делали. Они вынуждены были это делать. Они были рабами Камней. Теперь все кончено – или кончится через пару-другую недель. Они заперлись не для того, чтобы сохранить свою жизнь. Они спрятались для того, чтобы продлить свою смерть. Они будут долго умирать от голода, и их страдания будут временно спасать верхний мир от войн. После того, как последний из них испустит свой последний вздох, Камни потребуют жертвы от людей.
– Да что за Камни-то такие?! – в смятении вскричал Тиерн.
– Камни Власти, магические Камни. Разве ты не видел их? Ими украшены подземные тоннели. Это они велят убивать и мучить людей. Палачи насыщали их голод, принося им в жертву преступников, и, как ни странно, удерживая людей от преступлений. Когда мучить было некого, они пытали друг друга, чтобы утолить голод Камней и чтобы они не касались своими чарами других людей – оттого я говорю, что Палачи, возможно, самые милосердные из всех живущих. Теперь людей ничто не будет сдерживать; бояться больше некого, не так ли? Ну, не бояться же каких-то там Камней, которых и видеть-то никто не видел! Камни будут заставлять их кровь быстрее бежать, и ярость будет чаще посещать их сердца. Наверху начнется хаос. Я не завидую твоему миру, пришелец. Скоро там будет не безопасно.
Тиерн криво усмехнулся:
– Ты так говоришь, словно твой мир чем-то отличается от моего! Можно подумать, у вас не будет литься кровь! Вы такие же люди, как и мы. Ваша кровь будет кипеть так же яростно, как и наша!
Собеседник покачал головой:
– Ты не прав, странник. Мы уже не люди. Мы остались живы, но мы перестали быть людьми. Мы Сильфы – духи. Ты разве не заметил? Нашу землю еще называют Город Духов. Ничто уже не сможет заставить наше сердце гореть яростью, потому что мы испытали покой и благодать этого места. Нас никто не защищает от Камней – но они на нас не действуют. Для них мы мертвы.
– Палачи обманули их, написав на могилах ваши имена?
– Камни не умеют читать; это всего лишь Камни. И они никогда не поймут, как это возможно – шагнуть и отдать свою жизнь за кого-то другого. Да, ты прав, странник. Палачи их обманули.
Тиерн недовольно скривился. «Вот как, – подумал он, – значит, за Шутом и в самом деле никто и никогда не пришел бы! Только отчего-то он вовсе не похож на одного из Сильфов. Снова загадка! И почему все не может быть простым и понятным?»
– Хочешь есть? – спросил Тиерна хозяин; только сейчас Тиерн заметил, что поверх его домотканой простой одежды был повязан фартук пекаря, а руки его выпачканы в муке. Сглотнув слюну, Тиерн вытянул шею, выглянув из-за своей занавески, и увидел стол, на котором лежал свежевыпеченный каравай. Рядом стояла бадья из белых гладких дощечек; тесто подошло. Рыхлое, желтое и мягкое, оно норовило вылезти их бадьи.
– Праздник сегодня, – пояснил хозяин. – Я пеку особенный хлеб. Хочешь попробовать?
– Пожалуй, – согласился Тиерн, проворно соскочив с лежанки на пол.
Хозяин оказался отличным пекарем; хлеб его, такой красивый на вид, на вкус оказался совершенно невообразимым. Видно, в свою сдобу пекарь не пожалел ни яиц, ни масла, ни сметаны. Ноздреватый теплый ломоть длиной в две ладони в момент исчез в прожорливой пасти Тиерна, который так торопился, что прикусил язык и подавился.
– Не спеши, – усмехнулся хозяин, – отрежь себе еще. Вкусно?
– Угу, – промычал Тиерн, терзая следующий кусок.
Наверное, хлеб получался таким вкусным оттого, что выпечка его походила на какой-то прекрасный ритуал, подумал Тиерн, наблюдая за действиями пекаря. И сил у него, как ни странно, прибавилось – кровь скорее побежала по жилам, сердце быстрее забилось, и глаза стали видеть четче, словно не было всех этих дней скитаний, не было ни голода, ни изматывающей жажды. Что-то похожее произошло с ним и тогда, в городе Палачей, когда он съел сухарь, найденный в покинутом жилище.
«Да, верно, в хлеб подмешаны какие-то травы, как и в питье, что поддерживает в приговоренных жизнь и продлевает их муки! – сообразил Тиерн, сверля взглядом пекаря. – Здесь живут великие целители… Подлые твари! Верно, они сговорились с Палачами, и за свою свободу варили им свои зелья, помогая им творить их жуткие дела… И зачем я съел это?! Вдруг он отравит меня?» Он поспешно отложил недоеденный кусок, хоть и сделал это с явным сожалением, и отвернулся от него, чтобы не рождалось искушения еще раз попробовать его.
Пекарь, не замечая злобного взгляда Тиерна, продолжал свое дело. Освещенное ярким светом печи пространство для его работы было абсолютно чистым. Не было ни просыпанной муки, ни пятен влаги ни на столе, ни на полу. Стол был выскоблен, и даже солонки на нем не стояло – только тесто, желтое и жирное, лежало посередине на противне. Пекарь уже придал ему нужную форму, и от прикосновения его рук будущий каравай блестел масляным блеском. Пахло чем-то пряным; кто знает, что за порошки и травы добавил он в свою бадью, чтобы хлеб его так сводил с ума голодных? Сам пекарь трудился над бадьей – он с таким тщанием и удовольствием месил тесто, так шлепал его, что Тиерну невольно самому захотелось закатать рукава и помять мягкую съедобную массу.
Вымесив, пекарь вывалил тесто на стол, тщательно соскребая все, даже самые маленькие частички; проворные его руки блестели от масла в отблесках пламени, машинально он выцепил из вязкой массы изюминку и сунул её в рот. Хлеб его рождался в тепле, в любви мастера к своему делу, в чистоте, в ярком свете чистого пламени, во вкусных запахах и щедром блеске масла. Смотреть на это было приятно, так, что сердце радовалось.
– А что за праздник у вас сегодня? – спросил Тиерн, не отрывая взгляда от священнодействия. Один за другим пекарь отправлял караваи в печь, и по комнате прокатился легкий сытный запах слегка припеченного теста, охваченного первым жаром.
– Сегодня день Колыбельной Песни, – ответил пекарь, вытирая руки о передник.
– Странный повод для веселья, – заметил Тиерн.
– Ничуть, – возразил пекарь. – Ты же слышал Песню?
– Кажется, – неуверенно ответил Тиерн.
– Слышал! Ты же уснул в поле, где мы тебя нашли. Мы поем её Большому Камню каждый год, и он спит ровно год, до следующей Песни.
– Большой Камень! О, боги! А он-то что значит?
– Этого не знает никто. И, надеюсь, никогда не узнает – если маленькие так смертоносны, то что же такое большой?
====== 4.ТАЙНЫ ПОДЗЕМЕЛИЙ. ======
– И ты так просто об этом говоришь?! – Тиерн даже подскочил, но хлеб все-таки дожевал. – После всего того, что я рассказал тебе, ты месишь свое тесто и ничего не предпринимаешь?! А что, если смерть Палачей как-то повлияет на сон этого Камня?! А если он проснется?! Что будет тогда?
Пекарь спокойно пожал плечами.
– А что я смогу сделать? Я не воскрешу Палачей. И никто этого сделать не сможет. Мы можем лишь пропеть Колыбельную.
Тиерн заметался по кухне; мысли его вновь превратились в хаотичную кучу обрывков.
«Да какое мне дело до этого камня и до того, что произойдет после смерти Палачей?!»
«А если настанет Конец Всего?! Если Камень заставит всех обезуметь и поубивать друг друга?!»
«Что вообще происходит?! Что натворила эта безумная?!»
– О, боги, как страшно!
Пекарь спокойно наблюдал за его метаниями.
– Пожалуй, тебе нужно сходить в Венлан, – сказал, наконец, он.
– Венлан? Что такое – Венлан?!
– Не бойся. Это всего лишь имя дома. Венлан – дом, где живет человек, который сможет дать тебе ответы на все вопросы. Возможно, тебя выведут отсюда. Тебе здесь не место.
– Что это за человек?!
– Говорю же – не бойся! Это женщина; она знает ответы на твои вопросы. Она не была казнена, и все же она тут. Это глава нашего города. Только и всего. Идем, я провожу тебя.
Пока Тиерн спал, ветер немного разогнал туман, и теперь, выйдя из маленькой пекарни, Тиерн мог разглядеть загадочный город получше.
Город Сильфов не был похож ни на один виденный Тиерном. Во-первых, дороги – и дорожка, ведущая на улицу от пекарни, и сама улица, были вымощены ровной плиткой яркого кирпичного цвета и выметены так чисто, словно их вымыли щеткой, все плитки, одну за другой.
Черные кованые ограды, окружающие дома, почти полностью были затканы пышно разросшимся мхом, и плети его, взобравшиеся вверх по колоннам, поддерживающим каменный свод, по обломкам скал, были похожи на деревья, на лес, поглотивший город. И если наверху весна лишь робко напоминала о том, что пришло её время, то тут было уже полноправное лето. Туман все еще поднимался над землей, и зеленоватой шапкой окутывал дома, высокие и добротные, похожие на маленькие стройные башенки из темного кирпича. Пекарь говорил что-то о том, что кровь Сильфов не волнует более ярость, но чем больше домов видел Тиерн, тем больше убеждался, что многие тут отлично знают, за какой конец держится меч. Точнее – лук; Сильфы, вероятно, были верными поклонниками быстрых стрел. На острые наконечники были похожи крыши домов, окна сплошь все были стрельчатыми, и ограды домов воинственно топорщились пиками, и то и дело, примостившись на выступах в скалах, встречались Тиерну дозорные с луками и полными колчанами.
– Вы опасаетесь кого-то? – спросил Тиерн, и провожатый его неопределенно пожал плечами.
– Да как сказать, – нехотя ответил он. Видно было, что это своего рода секрет, который не открывают первому встречному; но и врать пекарь не хотел. – Спросишь в Венлане.
…Венлан, дом у скалы, почти ничем не отличался от прочих домов города Сильфов. К нему так же вела расчищенная дорожка, и его так же окружала черная ограда, оплетенная густо зеленью. Только вот болотных огней над ним было больше, да белых цветов во дворе, поросшем мягкой сочной травой, было не счесть. Тиерн вдруг ощутил легкое головокружение, и на него спокойствие навалилось внезапно, глуша страх в сердце. Словно во сне или в видении увидел, как в темную ночь, под танцующими над крышей Венлана болотными огнями, словно под далекими звездами, гуляет прекрасная дама. Ноги её ступают по сочным травам, и она собирает белые, пахучие цветы, чтобы сварить свое волшебное зелье. Ветер нес сюда лепестки и опадающие листья, и осень здесь встречалась с весной. Здесь жило счастье; и глаза, глядя на ночную темноту над головой, были радостны всегда. Такое чудо могла сотворить только безграничная любовь и покой в душе.
– Что со мной? Ты отравил меня? – невнятно пробормотал Тиерн; ноги его подгибались, и пекарю пришлось поддержать его под руку, чтобы он не упал. Тиерн опустился в траву, и над его запрокинутым лицом вновь закружились далекие манящие огни. Дремота неумолимо наваливалась на него, и он не сдвинулся бы с места, даже если бы это наступала смерть. «Если это – смерть, то она прекрасна», – умиротворенно подумал Тиерн.
– Ты снова слышишь Песню, – пояснил пекарь,– если бы ты не ел моего хлеба, поддерживающего сердце, то ты бы уже снова уснул. Борись! Потерпи немного, и наваждение спадет.
Тиерн чуть кивнул; век его касался самый нежный, ласковый ветер, и земля, к которой он прислонился щекой, была теплой, словно бок животного.
– Я помогу тебе подняться, – сказал пекарь, – и дойти до беседки. Там тебя примут. Идем!
Скала, отесанная временем, так щедро была оплетена мхом, так заросла грибами и так богато была заткана травами, что казалась многовековым деревом, могучим дубом или старой липой с кряжистым стволом, в цвету. Вся эта зеленая пышная масса нависала над Венланом, погружая его в приветливые мягкие вечные сумерки, которые не могли прогнать даже сотни маленьких фонариков, вплетенных в зеленые косы мха и светящихся над крышей дома. Сделав несколько шагов по дорожке, Тиерн увидел цель его путешествия – маленькую беседку с колокольцами над входом, беленькую и хрупкую настолько, что поначалу она тоже показалась ему сном или галлюцинацией, вызванной хлебом.
– Мы пришли, – сказал пекарь, останавливаясь. – Дальше ты пойдешь один.
– Тебе разве нельзя со мной? – удивился Тиерн.
– Не сегодня, – ответил пекарь, отступая на шаг. Темнота тотчас поглотила его, словно его и не было никогда. А может, он привиделся усталому Тиерну, как и вся эта волшебная земля?
– Так значит, вот он, вестник из верхнего мира? И какие вести он нам принес?
Тиерн перевел взгляд на говорившего. То была женщина; простая земная женщина, и не исходило от неё никакого свечения, словно от видения. Но, глядя на неё, Тиерн понимал, что он чужд этому миру. Её миру – ибо этот мир сотворила она.
– Палачи мертвы, – не дожидаясь его ответа, произнесла она. – И еще что-то? Что?
Губы засыпающего Тиерна еле шевельнулись, он и сам не расслышал и не понял, что он сказал, но она поняла.
– Серые тени в капюшонах? Кровавые Учителя… Кто-то послал их на поиски новых Палачей. Ты уверен, что это не простые мародеры или воры? Учителя слушаются лишь одного человека в этом мире.
Тиерн что-то простонал; глаза его закатывались.
– Они гнались за тобой? И почему не поймали? Ты укрылся в склепе? А чем они ловили тебя?
Сквозь сладкую дрему и прекрасный зеленоватый туман Тиерн вдруг увидел свой кошмар – растянутую раскаленную металлическую сеть и багор, которым серые тени безжалостно протыкали всякое подозрительное им место, и забился, застонав. Женщина внимательно смотрела на его лицо, ничего не говоря.
– Так и есть, – глухо произнесла она. – Они вновь вышли на охоту! Договор нарушен. Мы больше не можем бездействовать. Песни больше не будет.
Дальше на голову Тиерна опустилось благодатное небытие.
Пришел в себя он уже в беседке – над головой его звенели, покачиваясь, колокольчики.
Кроме него в беседке было еще несколько людей. Сквозь полуопущенные ресницы он посчитал – всего их было восемь. Все они восседали на небольших скамеечках вокруг круглого камня, расположенного посередине беседки, и на нем горел яркий огонь. Пламя освещало суровые лица, и он смог получше рассмотреть их.
Одним из присутствующих была та женщина, что разговаривала с Тиерном, хозяйка дома. Ничто не выдавало в ней важную персону, её ноги по-прежнему были босы, и она даже не переменила своего простого светлого платья, в котором собирала в саду цветы. Но, видимо, того и не нужно было делать – собравшиеся и без того оказывали ей небывалое почтение. И пусть её темноволосую голову не украшала корона – она была их королевой.
Прямо около неё, по левую руку, сидел кряжистый суровый старик с совершенно белыми волосами и длинной бородой, одетый в светлую домотканую рубашку и такие же светлые, чуть окрашенные в коричневый цвет каким-нибудь соком растений штаны. Его темные морщинистые руки лежали на палке-посохе. Рукоять этой сучковатой, отполированной его пальцами палки украшали красивые красные ягоды и целый букет из листьев, так, что непонятно было – то ли он собрал их, чтобы украсить себя немного, то ли для того, чтобы сварить потом какой отвар.
Второй, молодой, с быстрыми глазами, похожими на глаза смелого оленя, сидящий рядом, одетый так же, как и старик, с той лишь разницей, что его одежду украшал яркий, насыщенный узор-вышивка, сжимал вместо посоха меч. Третий, тоже молодой, в простом зеленом костюме охотника, пришел на эту поляну с луком и колчаном стрел.
Странно, подумал Тиерн, молодые люди, присутствующие на этом странном сборище, чем-то неуловимо были похожи меж собой. Они не были родственниками; лица их носили четкие свидетельства принадлежности даже к разным расам – например, лучник был кар, а мечник – несомненно, айк. Но было что-то неуловимое, какой-то признак, по которому Тиерн узнал бы их среди жителей верхнего мира…
Сидели еще три человека – молчаливые, какие-то незаметные, словно три куска тени, существующие сами по себе. И, наконец, еще одна женщина, явно знатная дама – её роскошное платье из алого бархата, спускалось до самой земли, ушитое жемчугом, и красивая богатая накидка укрывала её плечи. Кажется, у неё не было руки; но за это Тиерн не поручился бы, возможно, это лишь казалось ему, а точнее сказать он не мог, потому что вся она была укрыта своей роскошной накидкой.
– Я созвала вас для того, чтобы держать совет, – начала хозяйка Венлана, увидев, что Тиерн открыл глаза. – Этот человек из верхнего мира, который мы так давно покинули, и он принес недобрые вести. Палачи мертвы; но Кровавые Учителя снова вышли на охоту.
Ропот пронесся над головами маленького общества.
– И это означает, – продолжила женщина, – что вскоре не только Палачи появятся снова, молодые, злые, еще не уставшие от крови и не постигшие ценность жизни, но и возродится Учительствование. А безумные Учителя не слушают никого. И если они начнут рыскать по округе, то они найдут нас, и наша спокойная земля перестанет быть убежищем для уставших. Отступник, Предатель и Убийца жив, все еще жив. Только он мог выпустить Учителей. И нам нужно быть наготове.
– Закроем проход! – горячо предложил лучник. – Пусть те, кто живет в верхнем мире, сами позаботятся о себе! Достаточно зла мы видели от Верхнего Мира!
– Закроем непременно. Ни один из этих монстров не должен и ступить в Землю Вечной Благодати, – серьезно ответила королева. – Но мы не должны отгораживаться словами, и не должны говорить, что Верхний Мир – не наша забота. Что станет с нами, если наверху некому будет выращивать пшеницу? У нас не будет хлеба. А ты, Орлис, если вдруг сын твой поднимется однажды на поверхность и захочет остаться там, полюбив женщину – сможешь ли ты быть спокоен, зная, что там ходят Учителя? Нет; нам нужно изничтожить корень всех зол, и найти Отступника, чтобы никогда он больше не вызывал из небытия своих грязных прислужников.
– О чем идет речь, – слабо произнес Тиерн; несколько пар глаз уставились на него. – Я не понимаю.
– Завоеватель, – насмешливо произнес старик с посохом. – Один из тех, кого так любили приводить Палачи.
– Должно быть, Отступник один из них, коли в жилах этих чужестранцев течет такая ядовитая кровь! – воскликнул мечник, горячо сжимая рукоять своего меча. Видно было, что он с удовольствием отрубил бы Тиерну голову. Ничего себе – не кипит их кровь, подумал Тиерн, холодея от ужаса.
– Тише, тише! – вступилась за него королева. – Он здесь не как обвиняемый, а как свидетель. Что же, он, безусловно, виновен во многих преступлениях, но он то зло, что присуще любому миру. И с его преступлениями пусть разбираются наверху. Я хотела лишь, чтобы он рассказал о том, что видел у Мертвого Озера.
Тиерн совершенно потерялся от взглядов собравшихся.
– Я… – пробормотал он. – Я всего лишь хотел выбраться наверх… когда я был в подземелье Палачей, я услышал чьи-то шаги, и пошел за этим человеком. Я хотел его догнать. Он вывел меня к Озеру. Я видел, как от острова посередине отплыл какой-то корабль. Там были эти люди… Они гнались за мной!
– А ты не разглядел того, кто вывел тебя к Озеру? – спросил седовласый старик. Тиерн замотал головой:
– Нет! Он не хотел быть узнанным. Он убегал от меня. Трижды мне казалось, что вот сейчас-то я его настигну, и трижды он прятался от меня. Потом я вовсе его потерял из виду.
Королева обвела всех присутствующих взглядом.
– То был Отступник, – произнесла она.
– Да что за беда случилась?! – вскричал Тиерн. – Ваши речи пугают меня! Что происходит?!
Королева перевела свой взгляд на него, и он затих, испуганный.
– Я расскажу тебе, – медленно произнесла она. – Ты ведь пришел из-за гор, завоеватель? Вы думали, что просто завоевываете огромную богатую страну, не так ли? Больше вы о ней ничего не знали. А нужно было бы!
Эта история началась давным-давно, наверху её не помнят, потому что она давно превратилась в легенду. Наверху от неё осталась лишь жестокость Палачей и смерть. А для нас она – вся жизнь. И начали её не люди, а Камни.
Было два камня – два Глаза Жестокого Бога. Один был расколот; так получились Камни – все по-разному их называют, но суть оттого не меняется. Многие века они, наделенные силой, правили людьми и велели им вести кровопролитные войны. Однажды нашелся человек, первый из Андлолоров – он сумел укротить их, заточить их силу в подземелье. Но он был не один; с ним были помощники, которых он наделил силой, и которые помогали ему. И один из них предал его.
Предатель обманул Андлолора. Андлолор хотел совсем лишить силы Камни, хотел изничтожить зло, которое они в себе несли. Предатель должен был сделать это; ему одному Андлолор доверил тайну заклятья, потому что верил ему более других своих учеников, оттого, что он более рьяно собирал по свету Камни. Предатель не прочел его; более того – он пробудил Камни, заточенные в стены подземелья, и заключил с ними договор. Он обещал им подпитывать их силой, а они должны были сдерживать силу второго Глаза Бога, что покоится здесь, в нашем мире.
И он выполнил свое обещание.
Сначала в Каменном Городе казнили королей, тех, что Андлолор поверг в битвах и у кого отнял Камни Власти. Ты видел их могилы; они умирали ужасной смертью. Предатель сказал Андлолору, что разум королей помутнен, и что они все еще слышат приказы дремлющих Камней убивать.
Королей было немного; немного для того, чтобы насытить Камни. И тогда сюда начали свозить преступников со всей страны и казнить. Тогда была основана Гильдия Палачей; они жили в подземном городе и казнили виновных, но то были просто Палачи. Они могли лишь убить; а Предателю необходимо было, чтобы Камни были вечно сыты. И тогда он сам, тайно, основал Гильдию Кровавых Учителей.
