Текст книги "КИНФ, БЛУЖДАЮЩИЕ ЗВЕЗДЫ. КНИГА ПЕРВАЯ: ПЛЕЯДА ЭШЕБИИ (СИ)"
Автор книги: Квилессе
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 32 страниц)
– Царь! Слушай меня – это принцесса Кинф! Я убеждаюсь в этом раз от раза; её обучал бою её брат Крифа, я не могу спутать его манеру драться ни с какой другой, потому что в свое время сам обучал его! И выиграть она смогла лишь оттого, что точно знала, как я буду действовать – и исправила ошибку, которую всегда совершал её брат!
– Достаточно! Я не верю тебе больше! И знаешь, почему? Посмотри на этих людей, на тех, кто сидит с нами за одним столом, – Чет кивнул на веселящихся. – Посмотри на советника, посмотри на Первосвященника – их рыла я вижу каждый день, и никогда еще не видел в них такой одержимости. Они хотят мою дочь; я не знаю, что за колдовство она свершила, но они жаждут её. Все, все до единого! И ты, думаю, не исключение. Но ты гаже и подлее любого их них, потому что в своей ревности хочешь устранить соперника таким образом, пороча его и наговаривая на него чудовищные вещи, и пускаешься на такие изощренные уловки, что делаешь это на моих глазах, а я иду у тебя на поводу! Признайся, что и этот поединок ты затеял, чтобы просто ненароком убить женишка! Но он молодец, уел тебя!
– Нет, о, нет!!!
– О да.
– Да говорю тебе! – воскликнул Шут. – О, боги… мне трудно признаться в этом, но… Когда-то я был влюблен в эту женщину, ты это знаешь. И страсть моя не погасла во мне до сих пор, несмотря ни на что. Я не мог удержаться!
– О чем ты?!
– Я был у неё этой ночью, царь. Я целовал и ласкал её. Я гладил её грудь, я еще помню вкус её соска на своих губах, – по лицу Шута пошла мучительная судорога, он вспомнил страстную и жаркую возню в темной комнате, задыхающиеся от страсти губы, спутанные волосы под своими руками, напряженную шею… – Я знал, что это за женщина. Я солгал тебе, когда сказал, что мне просто знакомо её лицо, я знал наверняка, кто это.
– Вот демон! – Чет вновь моментально взмок и вжался в свой трон. – Блудливый кобель! Тогда какого… она тоже выглядит влюбленной в Тийну! Или она родилась истинной кинф?
– Не думаю, – усмехнулся Шут. – По крайней мере, сегодня ночью она была не против моих ласк. Нет, думаю, все же она любит мужчин.
– Притворяется?
– Нет. Принцесса Тийна приколдовала её – именно на неё направлена эта магия.
– Так чего же ты мня пугаешь тогда? Кинф это или нет, а она сделает то, что прикажет ей моя дочь!
– Эта палка о двух концах. Твоя дочь сделает то, о чем попросит её Кинф. И это не мои догадки. Я слышал, о чем они уговаривались в саду. Впрочем, мне надоело повторять тебе одно и тоже. Решай, наконец, сам что делать.
Чет замолчал, мучительно потирая виски. Да, что-то нужно делать. До каких пор можно следовать чужим советам и речам, как телок на поводу?
– Скажи, – спросил он, наконец, – а отчего ты выдал эту женщину? Странно это; ты сам говорил, что любил её, и страсть твоя свежа. Отчего ты выдал её на верную смерть?
– Не знаю, царь, – глухо ответил Шут. – Я люблю её, люблю неистово, но что-то заставляет меня отделиться, отталкивает, словно какое-то проклятье! Должно быть, я безумен, и во мне живут два человека. Я знаю, что буду страдать, когда ты убьешь её, возможно, я не смогу жить без неё, но я должен… И поэтому я просил тебя, чтобы ты всего лишь выгнал её из страны.
Чет испытующе глянул на Шута, но не нашел и следа притворства или лжи в его страдающих глазах.
– Хорошо, – медленно произнес Чет. – Я верю тебе. Верю. И я попытаюсь помочь. Я придумаю способ не убивать её!
Странный праздник продолжался; обливающиеся потом слуги тащили громадные блюда с зажаренными барашками и телятами, красиво обложенными запеченными яблоками, виночерпии в мятых замызганных колпаках выкатывали бочки с вином – их, в отличие от жаркого, встречали дружным восторженным ревом. Провозглашали тосты – в основном за прекрасную невесту, не придумывая ничего нового, а повторяя многократно то, что уже говорил прежний нетрезвый, но очень искренний оратор, и за смелого жениха – теперь в смелости его не сомневался никто, особенно после того, как принц, смело высосав увесистую чашу с самым крепким вином, еще раз принял вызов, уже от кого-то из гостей. Сонка принц одолел быстро и легко, и отделал его жестоко и безжалостно: рев человека, лишившегося уха и части скальпа, потонул в скотском хохоте и грохоте, который устроили восторженные сонки – чашами своими (которые, судя по их виду, пережили уже не одну подобную попойку) колотили они по столу, да так, что подпрыгивала утварь. Вот это принц! Вот это мужчина! Принц, хладнокровно вытерев меч об одежду скулящего у его ног побежденного, оттолкнул его со своей дороги ногой и быстро взбежал к своему месту, чтобы под общий одобрительный рев выпить еще вина. У него был вид победителя; глядя на гостей странным ледяным взглядом, он словно торжествовал. Он упивался своим успехом у этих никчемных пьяниц (по весьма понятным нам причинам) и их одобрением его победы над их собратом.
Он смеялся над ними – так будет точнее.
Плеча Тийны коснулась чья-то рука; она обернулась и увидела сладкую и вместе с тем похотливую улыбку. То был советник. Видно, странная, колдовская страсть, что зажглась в нем, не давала ему покоя, и он пришел, приполз, как голодная издыхающая собака на запах мяса. Странно, усмехнулась про себя Тийна, раньше он подходил к ней запросто, и всегда с неизменным вежливым поклоном. И глаза при этом у него были равнодушные и пустые, словно он смотрел на скучную белую стену. А теперь… у него был взгляд сумасшедшего, и он боялся подойти к ней, и не мог не подойти. За то небольшое время, что он видел её, преображенную, страсть иссушила его. Его чинное и вечно спокойное лицо пылало пунцовыми пятнами, скулы заострились, и все тело как-то скрючилось и сжалось, словно невидимая внутренняя борьба связала все внутри него в тугой узел. Даже его вечно подчеркнуто-прямая спина как-то надломилась в раболепском унизительном поклоне, и он то пытался распрямить её, то снова сгибался в страхе, что его богиня расценит эту вольность как оскорбление. Его унижение дико понравилось Тийне, и она нарочно протянула ему руку для поцелуя, держа её так, что ему пришлось нагнуться еще ниже.
– Прекраснейшая, – пропел с обожанием советник, припав к её руке. Губы его, холодные, как лед, дрожали, и Тийна с брезгливостью отняла у него свою руку, не дожидаясь пока он закончит свои лобызания. – Позволь поздравить тебя, прекраснейшая…
– Да, да, благодарю тебя, – небрежно ответила она, вытирая руку о полу платья. Советник запыхтел громко, багровея, и Тийна, едва скрывая отвращение, отвернулась от его пожирающего взгляда, от его маслянистых толстых губ, от его дрожи… Веселый бесшабашный принц, громко хохочущий над сонками (теперь они вызвали его втроем, и одолеть не могли, бестолково толклись, тыча в его сторону мечами, а он играючи отбивался, одной рукой удерживая следующую чашу) заставлял её трепетать, и, глядя на него, она благоговела перед ним, и сонки были ей все более противны.
– Я посмел, – произнес советник, неловко роясь у себя за пазухой, – я… я приготовил тебе свадебный подарок, несравненная. Я знаю – такая ничтожная вещь не может выразить тебе всего моего уважения и всего того, что у меня в душе… мое восхищение тобою безмерно, но все же… ты достойна большего, о, богиня…
Мельком взглянув на протянутую ей вещицу, Тийна едва не вскрикнула от изумления: советник, жалко содрогаясь, словно какой уродец или немощный старец, пытающийся купить юную деву, выкладывал на стол перед нею чудесный жемчуг. Такой прекрасной и богатой вещи Тийна не видела никогда – жемчужины были сплошь все ровные, идеально круглые, молочно-белые, и среди них подвеска из золота со вставленным в тонкую оправу кроваво-красным рубином. Видно, при дележе добычи тогда, пять лет назад, советник ушами не хлопал. Может, и убил кого. Еле сдержалась она, чтобы не схватить грубо и жадно подарок – видят боги, ей хотелось тут же нацепить его на себя и захохотать от распирающего её восторга. Вот! Настал её час – ей и просить не придется, сами все положат к её ногам! Но она лишь величественно кивнула советнику и небрежно придвинула к себе жемчуг.
– Я приму твой дар, – сказала она, протягивая ему руку сама. – Ты очень щедр, благодарю тебя.
Он ухватил её пальцы с небывалой страстью. Дрожь, которая так раздражала Тийну, усилилась; теперь все его тело, страшно напряженное, словно бил озноб, и он покрывал её руку поцелуями, уже непристойными и жадными, жалко постанывая, елозя мокрым жадным ртом по её белой атласной коже.
– Но, но! Достаточно! – воскликнула Тийна, отнимая руку снова; советник проводил её взглядом совершенно безумным и исступленным, и Тийна почувствовала жуткое наслаждение, которое ранее ей было неведомо. Это было наслаждение от безграничной власти – пусть над одним человеком, но она могла велеть ему исполнить все, что ей заблагорассудилось бы, и он исполнил бы в точности. И он знал, что все это Тийна читает в его рабски преданных глазах, и не в силах был скрывать своего вожделения. А почему бы на нем не опробовать свою силу, мелькнула шальная мысль в голове у Тийны. На что способен человек, подвластный мне?
– Моя госпожа! – жалко взвизгнул советник, когда она запустила острые коготки в его шевелюру и толкнула его голову вниз, к своим ногам. Он упал на колени и его жаркие жадные губы припали к её ступням. Он чуть ли не вылизал каждый пальчик, и Тийна рассмеялась – ей стало щекотно.
– Ты, жалкий червь,– произнесла она, так же за волосы рывком, отняв его от своих ног. – Ты и ног моих целовать не достоин! Ценишь ли ты то благо, которое я даровала тебе?
– Да, о, да!
– И что ты готов сделать, чтобы порадовать свою госпожу? – Тийна крепче сжала его волосы, запрокидывая к себе его лицо и нарочно причиняя ему боль.
– Я готов на все! – хрипло проговорил он; Тийна с садистским удовольствием наблюдала муку в его глазах – странно, а почему он попался на заклятье, которое она читала специально для Зара? Одно дело – просто хотеть красивую, нет – прекрасную женщину; и другое – неистово её вожделеть.
– На все? – поинтересовалась Тийна, и её нога тихонько коснулась его паха. Несчастный вздрогнул, словно она ожгла его кнутом, дернулся было вновь к её ногам, но её рука удержала его.
– Не так быстро, хитрец. Сначала ты кое-что сделаешь для меня, а уж потом…
– Госпожа!!!
– Дай подумать. Возможно, я разрешу тебе коснуться меня. Или даже подарю тебе час, целый час. Но это зависит…
– Я сделаю все! – хрипло проговорил советник, стрельнув недобрым взглядом в сторону принца Зара. Уж он-то сумеет выслужиться, он сумеет сделать все, чтобы отодвинуть этого иноземца на второй план, растоптать, убрать его, занять его место..! Тийна уловила этот взгляд и грубо отпихнула от себя мужчину.
– Даже не думай, – резко сказала она. – Неужели ты, несчастный, вообразил, что сумеешь занять его место? Никогда; и даже если я и подарю тебе час, то только за работу, что ты для меня сделаешь. А ты её сделаешь, не то я велю казнить тебя за то, что ты недоброе замыслил против моего жениха. Слышишь ты меня? Так вот; дело твое – убить царя.
– Принцесса?!
– Не кричи, идиот. Я не шучу и не испытываю твою верность. Мне она известна.
– Я верен лишь тебе, прекрасная!
– В этом я и не сомневаюсь. Потому и говорю столь открыто. Я ли не заслуживаю трон и власть? Но отец не отдаст мне их по доброй воле. И меня он уже подозревает. А ты вне подозрений. Значит, сможешь сделать это. И как только ты это сделаешь, – Тийна, жестоко смяв рукой его лицо, развернула его и приблизила свои губы к его оттопыренному и багровому уху, и зашептала, почти касаясь его,– я ненадолго стану твоей. Я буду принадлежать тебе вся, от кончиков волос до пяток, – советник издал какой-то сдавленный стон, и Тийна, ухмыльнувшись, коварно и развратно укусила его за пылающее ухо. – Ну, иди же, мой герой! Только постарайся не попасться – мне будет очень одиноко ночью.
Советник, как безумный, кинулся прочь; уже у самого выхода он остановился, чтобы оглянуться, чтобы еще раз глянуть на своего идола, и Тийна увидела в толпе его погибающий, умоляющий взгляд. Отчего-то он отрезвил её, и она, через силу улыбнувшись, лихорадочно оглянулась по сторонам. Конечно, все не так просто! Убей этот редкостный дуралей царя, и она станет царицей; или не станет? Кто позволит сесть на трон ей, женщине?! И будет еще Суд Правящих, этого советнику не миновать, коли он попадется. Как бы ни был влюблен этот человек, когда за него возьмутся дюжие королевские Палачи, он укажет на того, кто надоумил его на этот шаг и зачем… или не скажет? Можно, конечно, снова и снова прибегать к своему оружию, обвораживать одного Палача за другим, и они не тронут её, но… Тийна внутренне содрогнулась, вспомнив подземелье, каменный мешок, где даже тишина угнетающая, такая мертвая, что… И раз за разом спускаться туда, каждый раз смотреть в глаза новому мучителю, и улыбаться ему, обольщать, трясясь всем нутром от страха, и не знать наверняка, что её чары подействуют? А что он, обольщаемый, потребует взамен? Возможно, он потребует того же, что и советник. И раз за разом… о, боги! А не будет ли это еще более мучительно, чем пытки? В этом душном подземелье, на каком-нибудь грязном пыточном столе, залитом засохшей кровью, с потным грубым Палачом, у которого бог знает какие жестокие причуды на уме?! А вдруг он, этот Палач, окажется безумцем – в народе ходили о них легенды. И самом деле, кто, в своем уме, согласится жить в подземелье, не видя годами света белого, не разговаривая с людьми, и не видя ничего, кроме крови, чужих страданий и боли? Говорили, что все они когда-то были убийцами и безумными маньяками, которых держали на цепях, под замками, пока великий колдун не наложил на них заклятья и не принудил их слушаться правителя. Что, если они и в самом деле таковы? А если, не дай бог, при Инквизиции Палач распорет на ней кожу, и все увидят, как духи залечивают её раны – что тогда? Не миновать тогда ей огня и столба, сожгут живьем. А что, если и в огне будут лечить её духи? Тогда она будет вечно гореть и мучиться! Ах, как она поспешила!
Нет, нет, не нужны такие «или». Нужно наверняка знать, что он не выдаст. Лучше было бы, если выдавать некому было.
Тийне эта мысль придала немного сил и она, слегка успокоившись, снова огляделась по сторонам. Странный пир продолжался; пожалуй, трезв был один Чет – ах, нет, гости принца Зара тоже. Вон, сидят, злобно зыркают глазами. Среди гостей Тийны не осталось ни одного здорового – по мере опустошения бочек с вином каждый из них возомнял себя героем и вступал в бой с принцем, и тот быстро и безжалостно калечил смельчака. Впрочем, это было уже не так уж и трудно – сонки, итак не отличающиеся трезвостью, напились в дымину, и держать оружие в руках уже практически не могли. Теперь победитель и побежденные вопили песни, собравшись посреди зала и уткнувшись головами. За столом остались лишь те, кого ноги уже не держали совершенно да те, кто попросту уснул. Ну, и сам царь – он сидел бледный и молчаливый, глядя безучастно на вакханалию, и позади него стоял Шут – вот еще головная боль! Он был спокоен; смотрит на Зара, не отводит глаз. Тем лучше – может, удастся выскользнуть незамеченной, перехватить этого дурака-советника?
На её удачу, в толпе празднующих снова возникла свалка, и принца сшибли с ног. Правда, он тотчас же поднялся и плечом отпихнул своего обидчика, снова вытащив свой меч, но одного этого эпизода хватило, чтоб Шут – почему-то его внимания Тийна боялась больше всего, – дернулся и прыгнул вперед, словно хотел принца защитить. Глядя в спину Шута, Тийна ужом соскользнула с трона и отступила назад. В свалке раздался хохот, обидчик принца получил оплеуху и покатился по полу, и Шут сделал еще один шаг вперед, а Тийна – назад. Если ей удастся выйти в тень, за арки, отделяющие зал от коридоров, она сумеет догнать советника, и …
– Моя госпожа куда-то собралась?
Сладкий ядовитый голос этого зародыша крокодила настиг её почти у самого выхода, когда ей казалось, что спасение уже рядом, и сердце её вновь гулко бухнуло о ребра. Первосвященник! Как она о нем забыла?! Его горячее дыхание опалило ей шею, и Тийна скорее почувствовала его черные мысли, чем угадала их. Он все это время прятался где-то в темноте и наблюдал за ней, кровожадный паук! Именно за ней; он видел, как она разговаривала с советником – от него не укрылось и то, как она мучила его. И, возможно, этот гаденыш испытал своеобразное удовольствие, такое, какое испытывают дурные извращенцы, подглядывая… Тиерн стоял тихо, даже не касаясь её, но ей казалось – он тискает, мнет её.
– Ты кого-то искала, моя госпожа? – продолжал он. – Может, советника? Я видел, как он ушел от тебя с каким-то поручением. Зачем утруждать себя, принцесса? Скажи мне, и я передам ему.
Догадался, гаденыш!
Чувствуя, как земля рушится, уходит у неё из-под ног, Тийна даже дышать перестала. Что он потребует взамен своего молчания? И будет ли он молчать – он не позволит убить царя, он будет теперь шантажировать её, это не глупец-советник.
– Так что передать советнику? – коварно повторил Тиерн.
Поганец, подумала Тийна, тебе это даром не пройдет.
– Ничего, – ответила она, обернувшись к Первосвященнику. – Отчего ты решил, что я ищу советника?
Лицо Тиерна непроизвольно дернулось, на миг, только на краткий миг на нем отразилось нечто гадкое и возвышенное одновременно – то была страсть, но страсть порочная, такая, которая лишь рушит и калечит, но столь сильная, что калечит обоих, и он уже был её жертвой. Затем он совладал с собой, и лицо его вновь приобрело обычное выражение, угодливое и сладкое.
«И этот тоже, – удивилась Тийна. – Моё заклятье подействовало и на него тоже. Так какого же демона я боюсь? Я всесильна; да, лучше в это верить. Я знаю, он бы сломал меня, он уничтожил бы меня, это я вижу в его глазах, но такова его любовь. Такая же, как и у меня… А ведь он похож на меня, и его-то я должна понимать лучше всех. И что, неужто я не смогу победить этого маленького человечка?»
Собрав все свое умение, она чуть улыбнулась одним только уголком губ, но от этой улыбки Тиерн затрясся, словно в лихорадке. Еще немного – возможно, если бы не так близко был принц, такой опасный и свирепый, – Тиерн, возможно, не вынес бы взгляда этих прекрасных, словно бы тающих, влажных, затуманенных глаз и накинулся бы на неё прямо здесь. Эта мысль приятно пощекотала нервы, и Тийна вдруг подумала, что, возможно, нужно как-нибудь позвать его к себе в спальню и как следует подразнить…
– Думаю, – медленно произнесла она, – что советник недоброе задумал. Проследил бы ты за ним, а? В один прекрасный момент он может натворить нечто такое, отчего… трон останется без правителя, и тогда… ну, ты понимаешь? Я не смогу сесть на трон, Суд Правящих мне этого не позволит; но я могу уехать с моим женихом в Пакефиду, и тогда…
– Еще раньше ты можешь выйти за него замуж, и тогда царем станет он, – возразил Тиерн, улыбнувшись, – и ни один суд не сможет отрицать законности его правления.
А ведь он прав, сообразила Тийна. А еще… Суд Правящих! А что, если не будет никакого Суда Правящих? И некому будет оспаривать законность её правления! Что, если ..?
– Так проследи же за советником, – сладко пропела Тийна.
«И убей его, как только этот дурак убьет царя, – сказали её глаза. – Тогда ты будешь выглядеть героем, который пытался спасти правителя и вступил в схватку с убийцей».
– Непременно, – в тон ей ответил Тиерн, чуть поклонившись.
«Конечно, я убью его, – ответили его глаза. – А потом приду к тебе, девочка моя, и не думай, что ты сможешь от меня отвертеться».
Тиерн скользнул в темноту, и его не стало видно, словно он слился с нею… Паук! Он вообразил, что всевластен! На Тийну накатила веселая волна ярости, вместе с которой должен был прийти и приступ, но приступа не последовало, и это еще больше развеселило её. Неужели духи исцелили её и от этой напасти?! Это было бы замечательно…
Но прочь мысли!
Тиерн тоже дурак; он все знает, и думает, что она будет сидеть, сложа руки и ждать, пока он явится к ней со своими гадкими притязаниями? По нему видно, что он задумал – нацепил бы на неё ошейник и заставил бы ползать перед ним на коленях. Только в своих скотских мечтаниях он не заметил того, что задумала она.
Пусть советник убьет царя! Пусть Тиерн убьет советника и явится к ней за оплатой его молчания – к тому времени он будет ей не страшен. Чем он может пригрозить ей? Судом Правящих? Не будет никакого Суда!
Пусть безумные, пусть страшные и сильные, но Палачи тоже смертны; не раз звонил Страшный Колокол, и в ночи выносили тело почившего. Отчего ночью? Не оттого ли, что боялись, что при свете дня люди увидят высохшее тело немощного старца и перестанут бояться?
– По-моему будет, – тихо прошептала Тийна. – Коли хочу я, чтоб наступил Век Тийны Великой, надобно и стать великой. Были в древности королевы, что вдохновляли простых смертных на великие подвиги, и те сражались, словно были равны богам! Неужто я не смогу?! Боги при рождении обделили меня всем, кроме разума. Теперь же я прекрасна, и одного моего взгляда достаточно, чтобы обворожить кого угодно. Я смогу поднять солдат за собой! Я чувствую, как ярость накатывает на меня, но она не принесет мне припадка и не разрушит моего тела, как прежде. Она выжигает все слабости во мне, горит, как пламя. Я смогу зажечь такую же ярость в сердцах людей, и они пойдут за мной! А если нет – что ж, тогда смерть мне, и поделом. Лучше умереть, чем дальше оставаться таким же ничтожеством, как и прежде.
**************************************
…Утро. Ворота в казармы открылись так, словно в них ударили тараном, и возникло смятение. Полуодетые люди вскакивали со своих лежанок, беспорядочно хватаясь за что попало, лишь бы иметь в руке хоть что-то, палку ли, камень, саблю, чем можно было б защитить свою жизнь.
Но драться им не пришлось – во двор казарм вошла процессия, странная и величественная одновременно. Четверо дюжих сонков несли паланкин – раньше его украшали цветные яркие занавеси, которых теперь не было. Был лишь голый стул, лишенный безжалостной рукой всяческих украшений. Главным его украшением была Тийна, облаченная в подобранные наспех латы (наверняка их нашли в сокровищнице, ранее принадлежащей Андлолорам, а может, и самому юному принцу Крифе) – она сидела прямо, возвышаясь над толпой, гордо подняв голову, увенчанную гривастым шлемом, и в руке её было знамя, наскоро смастеренное из яркого белого атласа, обшитого золотой тесьмой. Грубо и неряшливо на белом фоне был нарисован желтый яркий цветок, схожий с цветком на щеке Тийны, и в этом небрежном рисунке было столько величия и угрозы, что солдаты замолкали, опускали вооруженные руки, в суеверном страхе глядя на страшную свою госпожу. Такие знамена взвивались над великими пожарами! Под них вставали великие герои, еще не зная того, что будут великими; и грубые голоса труб пели о том же, трубачи изо всех сил надували щеки, славя прекрасную воительницу.
Тийна поднялась и взмахом руки велела трубачам умолкнуть; гомонящая толпа затихала, еле сдерживая возбуждение.
– Братья мои! – страшно прокричала Тийна, выше подняв свой флаг. – Пришел наш час! Сегодня я нарушила законы предков и взяла в руки меч, – она вытянула из ножен узкий легкий клинок и простерла его над толпой, – и я не таюсь. Я готова идти на Суд и заплатить своею жизнью за свой грех, – она повысила голос, и он гремел, отдаваясь от стен эхом, – но на чей Суд я пойду?!
Солдаты недоуменно переглядывались, не понимая, куда клонит их прекрасная госпожа. А она и в самом деле была прекрасна – высокая, стройная, в блестящих в свете факелов доспехах, с горящими глазами, с рассыпавшимися по плечам смоляными кудрями.
– На Суд Правящих?! – выкрикнула она страшно, и толпа отхлынула от неё в суеверном ужасе. – Что, боитесь? А до каких пор, спрашиваю я, в стране, нами завоеванной, будет все решать Суд Правящих? По какому праву они вершат наши судьбы?! Старый Король Андлолор мертв; отчего мы, умертвив короля, не убили и его Палачей?! До каких пор они будут судить нас?!
– Они… – несмело выкрикнули из толпы. – Они издревле стояли у врат справедливости, и, говорят, они могучи настолько, что победить их невозможно…
– Чушь! – выкрикнула Тийна. – И Палачи смертны! И издревле они стояли у врат Справедливости в неподвластной нам стране! Но отчего они смеют сейчас приходить в наши дома и забирать в свое логово того, кого им заблагорассудится?! Отчего мы ничего не знаем о преступлениях тех, кого они судят? Отчего одного их слова достаточно, чтобы отдать человека на смерть? Кто они такие? Отчего не говорят с нами? Или они считают себя выше вас, выше любого из вас, славных завоевателей?!
Люди загомонили, возбужденные пылкой речью, и Тийна сочла это хорошим знаком.
– Они являются ночью и уводят того, кого хотят осудить, как трусливые воры – не оттого ли, что при свете дня они не такие уж страшные и могучие? И не оттого ли, что днем все мы бодрствуем и можем оказать им сопротивление? – продолжала Тийна. – Так или иначе, я собираюсь проверить это! Я не боюсь; я первая спущусь в подземелье и брошу им вызов. Пусть я погибну – но хоть один из них да ответит мне за кровь наших воинов, погибших на их плахах! Пусть дадут мне ответ, или умолкнут навеки! Теперь спрашиваю вас – пойдет ли кто-то со мной? Кто из вас не побоится?
– Да в расход их! – выкрикнул чей-то развязный голос из толпы. И сотни могучих глоток поддержали его:
– Смерть им! Смерть Палачам!
Солдаты орали и потрясали оружием, и Тийна, молча глядя на свою паству, торжествовала.
– Я сама поведу вас в бой, – продолжила она, когда все стихли. – И первая спущусь в подземелья! Этот бой историки впишут в священные книги золотыми буквами, потому что теперь вы – армия Золотого Цветка Девы, и биться вы будете за святое дело! Освободим же друг друга от страха, который гнетет нас, которому не место в нашей стране!
– Да!
– Соберем все силы и ударим прямо сейчас, пока они не закрыли своих штолен на замки и не подняли тревоги!
– Да!!
– Установим свой суд, Суд Людской, и свою справедливость!
– Да!!!
Толпа гудела, как разворошенный улей; рога пели о наступлении, и воодушевленные, словно бы околдованные своей госпожой, словно пораженные тем же яростным безумством, что и она, солдаты поспешно вооружались, наспех нацепляя доспехи, хватали крепкими руками сабли и копья, взнуздывали храпящих коней.
– Что там происходит?! – удивился Чет; звуки военных рогов проникли и в пиршественный зал, их не смогли заглушить даже пьяные вопли веселящихся. Шут ринулся к окну; где-то далеко внизу увидел он всадников и пехотинцев, наскоро покидающих замок – все они двигались по направлению к Забытой Дороге… странно.
– Наша армия уходит из дворца, царь!– пораженный увиденным, произнес Шут. – Они уходят по Старой Забытой Дороге… Клянусь честью, они направляются к Палачам!
– Что?!
– Это недобрый знак!
– Кто ведет их?!
– Я не узнаю этого рыцаря. Но кто бы это ни был, он не твой друг, царь!
…Солдатами словно овладело безумие; страшно кричали они, и Тийна, несущаяся верхом впереди всех, кричала вместе с ними. Её голос словно вливал в их кровь все новые порции бесстрашия, и они смело прошли тот путь, который не прошли бы ранее, не умерев от страха. Забытая Дорога, поросшая бурьяном, была проторена вновь, и скоро сабли и боевые топоры прорубали проход к Воротам Суда, заросшим терновником. Скоро они были отчищены, и взорам наступающих открылись массивные каменные створки, грубо вырубленные из скальной породы, лишенные каких-либо украшений, резьбы. Почему-то это простое и аскетичное зрелище охладило пыл наступающих, и они отступили на миг, и замолкли гневные голоса. Но Тийна подскочила к воротам и воскликнула:
– Видите?! Их ворота заросли колючкой и тернием, они не пользовались ими уже сотню лет! Они являются к нам как крысы, из тайных подземных нор! Так заставим их обратно уйти поглубже в их норы, так глубоко, чтобы они не посмели больше выбраться оттуда!
Это придало людям смелости; ворота были слишком массивны, и к кольцам-ручкам были привязаны лошади. Взвился кнут над упряжкой, и створки со скрипом подались, открылись, осыпая тучи песка, чертя на земле широкие полукружия. Из темноты пахнуло влагой и теплом, застоявшимся старым запахом, и целый рой летучих мышей, которых никто не тревожил, наверное, десятилетия, с жалобным писком вылетел на свет божий. Открылся проход в самое сердце замка, в его тайные лабиринты.
– Смелее, мои воины! – воскликнула Тийна, горяча лошадь. Странное дело – она и в самом деле ничуть не боялась, и предвкушение предстоящей бойни приятно щекотало её нервы. Да, сегодня прольется много крови! – Смотрите, какие развалины! Нам ли, победившим смелых каров, бояться пустой темноты?! За мной, смельчаки!
Лошадь заупрямилась, не захотела идти в темноту, пахнущую кровью – да, Тийна теперь тоже узнала этот навязчивый сладковатый запах, щекочущий ноздри, – но наездница жестоко огрела испуганное животное кнутом, и лошадь, всхрапнув, рванула вперед, и сонки с радостными воплями помчались вслед за своей госпожой.
Лошадей, однако, пришлось оставить на небольшой, совершенно пустой площадке – дальше вели ступени, много ступеней совершенно непостижимой, очень длинной лестницы. Люди притихли; и пусть жажда убийств все еще волновала их кровь – эти монументальные сооружения заставили их притихнуть и относиться с большим почтением к подземному городу.
А это был именно город, самое сердце древней Мунивер, вырытый под землей.
Десятки факелов осветили изнутри величественную пещеру, вырубленную какими-то титанам в скале. Потолок её поддерживали такие высокие колонны, что дух захватывало, и вершины их терялись в темноте, а потолок разглядеть вовсе не представлялось никакой возможности. И арки, образовывающие коридоры, были словно созданы для того, чтобы под ними ходили лишь великаны. А рядом с этими тяжеловесными, гнетущими своей громадностью постройками возвышались башенки, прекрасные и словно бы невесомые, такие изящные и прекрасные, словно созданные для того, чтобы короли отдыхали в них после прогулок по летней жаре. Люди, оглядываясь по сторонам, оробели и терялись от величия и чувствовали себя маленькими и ничтожными среди каменных громад.
– Кто раньше жил здесь? – прошептал рядом с Тийной сотенный в большом шлеме, сползающем ему на глаза, задрал голову к невидимому потолку. – Почему они ушли отсюда?
– Не знаю солдат, – ответила она. – Знаю только, что здесь лежат древние сокровища, сокровища великих королей, а мы …
