Текст книги "КИНФ, БЛУЖДАЮЩИЕ ЗВЕЗДЫ. КНИГА ПЕРВАЯ: ПЛЕЯДА ЭШЕБИИ (СИ)"

Автор книги: Квилессе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 32 страниц)

Мы собирали целые армии и прочесывали все земли, шли из города в город, предавая их огню. Мы повергали наземь монархов и вынимали из их венцов эти Камни – о, это был тяжкий труд и великий подвиг, вынуть камень! Но мало было вынуть его – нужно было еще подавить его сопротивление, не пасть жертвой его чар. Для этого мы сооружали саркофаги, где помещали камень и запечатывали его заклятьем. Потом мы несли их сюда, в этот замок, и замуровывали в этих стенах.

И вот сегодня я вижу силу, которая когда-то побеждала целые народы, в теле маленькой женщины. Этой силой были покорены многие Камни, сильные и беспощадные – разве можно так просто делиться ею?! Разве можно доверять безумцу факел и пороховую бочку? Но само по себе это не так опасно: опасно лишь для самой принцессы. Худо другое: как эта сила удерживается в ней? Что её сдерживает? Это может сделать лишь сильный камень, очень сильный! И я даже догадываюсь, какой, но в ужасе отгоняю от себя эту мысль… но напрасно!

Восклицание старика было горестным; он остановился у стены, залитой ярким светом Камней, и рука его легла в выбоину.

– Да, я прав, – прошептал он, – это она! Эльвира жива – но что же она натворила!

– Что случилось, Старший? – осторожно произнес Нат, видя отчаянье старика.

– А ты разве не видишь? – тяжело произнес Савари, так тяжело, словно непомерный груз давил на его плечи. – Она вынула камень. Вынула сильнейший камень в этом крыле замка! Его звали Ролл, это был твой камень. Твои предки, много мужчин твоего рода, все сплошь подобные тебе, Рыцари – Красные Львы, под предводительством этой чародейки добыли его в великой сече. Их смерти напоследок напоили его силой твоего рода, великого рода! Они же привезли его сюда и помогли Эльвире вставить его – это тоже страшное и тяжкое дело. Поэтому ты тут сейчас – камень связан с тобой и свободен, сейчас – свободен, и он позвал тебя…

В каменном коридоре раздались гулкие удары, отдающиеся многократно от стен, стук копыт лошади, и, обернувшись на звук, Савари с Натаниэлем увидели приближающегося всадника.

– Это еще кто? – удивился Нат.

– Тот, – ответил Савари недобро, – кого Камни зовут не меньше тебя.

Это был Шут; осадив всхрапнувшую лошадь, он спрыгнул на землю и утер свое разгоряченное лицо полой плаща.

– Приветствую тебя, Старший! И ты здравствуй, Красный Лев!

– Ты?! – в изумлении выдохнул Натаниэль. – Но как такое возможно?!

– Ты еще можешь сомневаться и удивляться после всего, что увидел и узнал? – произнес Савари. – Счастливец!

– Я объехал этой ночью замок, – сказал Шут, не обращая внимания на Натаниэля, – я проверил все Камни – так вот нет еще парочки. И знаете, каких? Камней Рода: Камень Рода Натаниэля исчез, Камень рода Андлолоров тоже – притом недавно, Камни вокруг говорят, что стена еще помнит его силу, – и камень моего Рода тоже исчез.

– Вот как? – с нажимом произнес Савари. – Вот как? Твоего рода? И как давно ты узнал, что твой род..?

– Я всегда это знал, – сухо произнес Шут. – В нашей семье чтят традиции и помнят предков. Я, может, и лишен имени, и мне никто не напомнит его, но я всегда знал, что равен королю Андлолору и что мои предки когда-то делили с ним кров и называли его братом. Этого-то я не забыл. Эти знания вколотили в мою голову крепко.

– Что?! – взревел Нат в ярости. – В моей семье тоже чтят память предков, и это означает… это означает, что я – побратим с этим…с этим…

– С кем, высокородный? – злым голосом произнес Шут, и меч его зазвенел, покидая ножны. – С кем ты не хотел бы быть побратимом?

– С таким горным чучелом, как ты! – выпалил Нат, расходясь. – Я помню прекрасно, как тебя казнили, и помню, за что! Чудом ты вернул себе здоровье, но старый Король ошибся, тебе сразу нужно было отрубить голову!

– Так попробуй исправить это, – произнес Шут страшно и яростно. – Какая собачья преданность! Какое раболепие! И это – потомок людей, которые не боялись ни смерти, ни проклятий! Тебя самого Король пинал ногами и казнил столько раз, и ты молча все сносил и приползал на брюхе снова, посеченный, униженно принимая из его рук какую-нибудь подачку!

– Я присягал королю! – заорал Нат, топнув ногой. – Я присягал ему, и сохранил ему верность, несмотря ни на что! Да, я предан, как собака! Может, это и унизительно, но любой человек скажет – Натаниэлю, князю Ардсену, можно верить, и он не предаст!

– А кого предал я?! – заорал Шут, и его меч со звоном скрестился с эспадоном Ната. – Кого предал я? Никого! Я лишь хотел жениться на принцессе, я лишь полюбил, вот в чем моя вина!

Рыцари в ярости сцепились, и их оружие скрестилось снова и снова, как когда-то давно, когда они были друзьями и озоровали, хвалились друг другу своей молодой силой и мастерством… только тогда не было такой злости, не было ненавидящих взглядов горящих глаз и злобных оскалов.

– А ну, прекратите, мальчишки! – посох Савари безжалостно и точно треснул каждого, прекращая бой, и Нат с Шутом, ахнув, оказались стоящими рядышком на четвереньках, кое-как переводя дух от боли. – Ин знает что… мне не нужно, чтоб вы поубивали друг друга – этого хотят они, проклятые стекляшки! Прекратите драться и оскорблять друг друга! Это ни к чему не приведет. А сейчас наступают такие времена, когда мне понадобится любой человек. Вы оба нужны королеве…

– Королеве? – насмешливо фыркнул Шут. – Кто это произвел её в королевы?

– Последний из Андлолоров, Король Крифа – помнишь такого? Мне думается, ему ты обязан своей жизнью. Принц стоял передо мной на коленях, умоляя, чтобы я вылечил тебя! За свой поступок я расплатился ссылкой и плачу до сих пор, страдая от твоей черной неблагодарности – да что с тобой, рыцарь?! Можно ли мужчине так раскисать и ныть вот уж сколько лет?!

– Ныть? – глухо переспросил Шут. – Ныть? Я не помню звука своего имени, я не слышал его все эти годы – вот мука! В моей голое вместо памяти – черные дыры, рваные края, и это сводит меня с ума! Я начинаю вспоминать одно – и тут же натыкаюсь на другое, чего вспомнить не могу! И так все время! Я схожу с ума, и лишь чудом мой рассудок все еще со мной. Это еще больнее, чем казнь. Я не имею права считаться человеком – разве этого мало? Я, знатный человек, высокородный настолько, что мои предки были на короткой ноге с богами – я Чи, человек без имени!

– Что за беда! Получишь ты обратно свое имя. Это я тебе могу обещать. Пойдем с нами; я примирю вас с королевой, и она вспомнит твое имя.

– Нет, – сухо ответил Шут, поднимаясь. – О Шуте тоже говорят, что на него можно положиться. Я присягнул на верность Чету, более того – он мне друг. Пусть он дурак и низкого происхождения, но он мне друг. Я не пойду с вами; более того – в силе мое требование о том, чтобы вы убрались отсюда к рассвету.

– Это невозможно, – ответил Савари. – принцесса Тийна околдовала королеву, и та теперь влюблена в неё. Королева умрет, но не уедет из замка. И я не смогу её увезти – она убьет меня. Или ты в знак благодарности велишь мне пойти под её меч?

– Что за глупость ты говоришь, старик?! Как это женщина может любить женщину?! – воскликнул Шут, и щеки его запылали багровым румянцем. Савари усмехнулся в усы.

– Ну, ну, не ревнуй, – произнес он. – И не такое случается. Так ты дашь мне отсрочку? Мне нужно снять заклятье с королевы. Потом мы уедем; да она давала согласие на то, чтобы уехать.

– Хорошо, старик. На это я согласен – но только если ты мне соврал, ты горько пожалеешь об этом. Обещаю – я не скажу Чету, кто его дорогой гость еще дня три. Этого времени тебе должно хватить, чтоб привести её в чувство. Прощай.

Шут, прихрамывая, подошел к своей лошади и влез в седло. Он не смотрел ни на Савари, ни на Ната. Развернув свою лошадь, он пришпорил её, и вскоре перестал быть слышен даже стук её копыт.

– Шут был лишен имени? Что за нелепость?! – с удивлением переспросил Нат, когда Шут исчез в темноте и смолк стук копыт его лошади. – А я-то думал, он свихнулся! Его всего лишь следовало позорно высечь! Правда, как следует, но это уж его проблема!

Савари нервно дернул плечом.

– Это не в нашей власти – понять, почему Король вынес такой жестокий приговор. Возможно, то письмо… ты читал его?

– Я помогал писать его, – ответил Нат, – и там ничего такого не было, чего бы мужчина не мог сделать с женщиной и не прослыть при этом извращенцем. За что.?! И казнь… что с ним сделали на самом деле?

– Не спрашивай меня. Я не знаю.

– Ты лжешь! Ты только что сказал, что лечил его – от чего? Признавайся, старик!

Савари опустил глаза.

– За его письмо, – ответил он зло, – которое ты, кстати, помогал ему писать, ему было велено отрубить руки по самый локоть. И их отрубили.

Нат выпучил в удивлении глаза.

– Этого быть не может! Отчего же Палачи не пришли за мной?

– Он не назвал твоего имени.

– А имя! – не отставал Нат. – Отчего ты не напомнил его ему?!

– Я не имею права, – сухо ответил Савари. – Возможно, сама королева…

– Не имеешь права?! – взревел в ярости Нат. – Теперь, когда мир стоит вверх тормашками и каждый имеет такте права, о которых раньше и не помышлял – ты не имеешь права?! О, демоны! Хорошо же, – Нат свирепо усмехнулся, – если так, то я достаточно высокороден, чтобы иметь всякие разные права. Я сам скажу ему, кто он таков, когда встречу в следующий раз!

Савари с горечью покачал головой:

– А что скажет на то госпожа? Это её он оскорбил, и её отец наказал его – одобрит ли она твое самоуправство?

Нат лишь дернул плечом. Он принял решение.

– И что теперь? – спросил Нат.

– У нас мало времени, – с досадой в голосе произнес Савари. – Пойдем. Разыщем Эльвиру – думаю, она все-таки не пожелает мне зла и скажет, как справиться с её заклятьем…

– Ты знаешь, где её искать?

– У меня только догадки, друг мой, только догадки. Но, думаю, они верны – маленькая юродивая еще в начале ночи не была одержима Болотными духами, которыми когда-то повелевала Эльвира. Значит, до убежища Эльвиры не так далеко… Неужто все эти годы она не покидала его?

К домику Эльвиры Савари шел тем же путем, что и Тийна, так же уверенно ориентируясь среди разломанных улиц и как попало настряпанных домишек.

– Вот её убежище, Нат, – произнес он, остановившись у порога маленького домика. – Не думаю, что тебе стоит входить туда. Кто знает, как она встретит меня? Но я еще не растерял своих сил, и могу постоять за себя, но ты… силы твоего тела может оказаться маловато. Жди меня здесь.

Он тихонько постучал в дверь и, не дожидаясь ответа, шагнул в комнатку, пригнув голову, чтоб не удариться об косяк.

Похоже, его ждали. Ярко горел огонь в камине, на маленьком изящном резном столике, совсем не вяжущемся с нищенской обстановкой комнаты, был приготовлен ужин – хороший кусок мяса на золотом, ярко блестящем блюде, и свежие фрукты в хрустальной вазе. Сама хозяйка – она сидела, прикрыв ноги клетчатым пледом, в полуразвалившемся кресле лицом к огню и покуривала свою трубочку, – к пришедшему даже не повернулась. Савари увидел лишь её руку, нежную и гибкую, и сердце его который раз за этот день тревожно сжалось.

– Приветствую тебя, Эльвира Великая, – произнес он и поклонился. Рука сделала царственный жест, приглашая пришедшего сесть, и Савари, обернувшись, нашел маленькую удобную скамеечку, оббитую зеленым бархатом, подле стола.

– Я ждала тебя, – произнесла она медленно и выпустила в темноту клуб сизого ароматного дыма. – И я даже удивлена, что ты пришел так поздно.

– Эльвира, – как можно мягче произнес Савари, присаживаясь к столу, но в голосе его все же был упрек, – что же ты натворила? Зачем ты отдала свою силу этой злой юродивой? Зачем вынула Камни – я понял, что это ты их вынула, хотя и не понимаю, как тебе это удалось, ведь кое-какие из них вставляла не ты! Зачем? Ты нарушила Великое Равновесие, и ты знала, что нарушишь его. Жертвой твоих чар стала моя королева – наша с тобой королева, которую мы должны бы охранять и беречь. Это именно она представилась принцем Заром, и…

Эльвира помолчала.

– Зачем? – повторила она спокойным голосом и тихонько вздохнула. – Зачем… как вы неблагодарны и эгоистичны, люди! Ты пришел ко мне через столетия разлуки и даже не спросил, как я жила, и где скрывалась – ты сразу начал говорить о своем Равновесии, которое, кстати, ни разу не поддержал за все эти годы! Этим занималась я; этому я посвятила всю свою долгую жизнь, все эти годы и столетия – и теперь, когда мне это стало не по силам, когда я устала и изнемогла, ты приходишь и спрашиваешь меня: «Эльвира, зачем?» А какое ты имеешь право меня спрашивать об этом?

На губах Савари заиграла горькая улыбка.

– Но почему, Эльвира, ты не попросила помощи у меня? Я всегда был рядом; я никогда не покидал столицу. Я даже не знал, где ты! А ты… Ты могла прийти и …

– Не могла, – перебила его Эльвира. – Моя сила утекла и это уничтожило меня. Скоро, очень скоро я превратилась в чудовище, настолько мерзкое и противное, что мне самой страшно было смотреть в зеркала. Ты знаешь, что такое для женщины быть вечно молодой и при этом быть отвратительно старой? Да, я состарилась, состарилась на все свои сотни лет. Так я оплатила свою силу. Я вижу, ты состарился тоже, да, но даже в старости ты красив. У тебя густые седые благородные кудри, и прямая спина, целы зубы – ты себе не представляешь, какое это мучение, когда они сгнивают и ломаются, а потом начинают истираться челюсти, и кости становятся все тоньше и меньше, и жевать практически невозможно.

Твое лицо, хоть и покрыто морщинами, не несет маску старческого безумия и приятно. А моя старость лишила меня благообразия.

Я заплатила слишком дорого за силу и долгую жизнь; и я сделала для Равновесия больше вас с Фениксом. Я хочу уйти, и я уйду. Я отдала молодую принцессу в жертву Болотным духам, и моя молодость постепенно вернется ко мне. Не сразу, не сейчас, но я еще успею ею насладиться.

– Ты припомнила сейчас Феникса, – произнес Савари, – а ведь он оплатил куда большую цену! Он отдал жизнь, когда ему пришлось защищать Равновесие. Ты этого не помнишь? Или старость коснулась и твоего разума?

– С моим разумом все в порядке, старик, – ответила Эльвира. – Это я помню. С твоим разумом что-то не так. Разве ты сам не припоминаешь, что такое – Феникс? Он умеет возрождаться из пепла; он и возродился. Он до сих пор молод и красив, полон сил, и таких, какие нам с тобой и не снились, – Эльвира задумчиво и мечтательно замолчала, словно вспоминая что-то такое же свежее, как наступающая весна.

– Что?! – воскликнул Савари; её мечтательное настроение было ему безразлично.

– Да, именно так. Это он вынул Камень Рода Андлолоров, который он и вставлял, и помог мне вынуть камень, который вставил ты. Да, в свое время, когда он не знал, что бессмертен, он пожертвовал жизнью, чтоб спасти Равновесие, но, увидев меня сейчас, он сжалился и сам помог мне его нарушить, чтобы спасти меня.

– И это снова стоило ему жизни, – пробормотал Савари.

– Да. Он погиб ужасной смертью. И он знал, что так и будет, предвидел все муки, которые ему предстоят, и годы смерти. Он возродится только в следующее полнолуние, ах, нет, за два дня до него. Ты знаешь, что такое – три года смерти? А он знает. Что вообще ты знаешь о нас, которые все это время сами заботились о себе и о твоем Равновесии, которое нужно твоим королям – которые, кстати, кормили тебя, а не нас! Мог бы и сам расстараться для них! Мы были стражами совершено бескорыстно и несли это бремя веками. А ты? Что ты хоть знаешь о Страже Равновесия? Ты ничего не знаешь. И я не хочу тебе объяснять.

– Ну, хорошо, – согласился Савари, – я не в праве оспаривать ваших с Фениксом дел; сделанного не исправишь. Но моя королева – как мне спасти её? Это меня волнует теперь; её цель – месть, и в этом наши пути совпадают.

– Ну так что же? – насмешливо произнесла Эльвира. – Насколько я припоминаю, заклятье касалось принца Зара, но не королевы Кинф.

– И это означает…

– Это означает, что как только Зар станет Кинф, заклятье уйдет. Твоей маленькой принцессе придется выступать открыто, не таясь, только и всего.

– Это будет означать смерть для неё, – напомнил Савари. Эльвира равнодушно пожала плечами:

– Вспомни Феникса – его это никогда не останавливало. Даже когда он был простым смертным.

– Но тогда, – осторожно произнес Савари, – насколько я помню, худо будет Тийне?

– Угу, – промычала Эльвира, потягивая свою трубку. – Она скоро погибнет, коли её возлюбленный покинет её. И, чем скорее Тийна будет разрушаться, тем скорее буду возрождаться я.

Савари поджал губы сурово.

– Теперь я верю, что Феникс жив, – произнес он. – Только он мог подсказать тебе такой жестокий и простой способ.

– Думаю, когда ему надоест бесконечно умирать, он сам прибегнет к нему, – ответила Эльвира. – А ты, старик? Тебя ничто не гнетет?

– Возможно, – ответил Савари, – только я сам буду отвечать за свои грехи. Спасибо, что хоть как-то помогла мне и… не стала драться со мной. Я чувствую, ты не всю силу отдала маленькой юродивой? И того, что осталось, вполне хватило бы, чтобы как следует намять мне бока?

Эльвира промолчала.

– У меня последний вопрос, – произнес Савари, словно только вспомнил об этом. – Камни, вынутые Камни – куда вы дели их с Фениксом? Или это ваш секрет?

– Один я положила в могилу Феникса, – просто ответила Эльвира, – чтобы он охранял его, и чтобы мародеры не растащили кости Феникса – ему, знаешь ли, не нравится потом собирать по всему белому свету свои ноги и руки. Один в виде осколков украшает шею Тийны – он не вынес той силы, что я отдала ей, и рассыпался. Третий… он у Тийны. Я заключила с ним мир, и он в обмен на помощь попросил власти – той, о которой еще помнит. Думаешь, почему Эшебия все еще в огне? Он снова пьет силу.

– Ты с ума сошла! Как ты могла допустить это!

– Это было платой за мою свободу, – спокойно ответила Эльвира. – Свободу и безопасность.

– Ты…

– Что – я, старик? Ты пришел обвинять меня в эгоизме? Только позволь заметить, ты сам более эгоистичен, чем я. Ты сердишься, что я нарушила Равновесие, которое сейчас нужно одному лишь тебе, и пропускаешь мимо ушей то, что это было нужно мне. Уходи и не смей грозить мне. Ты, конечно, можешь убить меня, чтобы выместить на мне свою злобу и бессилие, но знай – когда воскреснет Феникс… У тебя не будет шансов прожить еще хоть сколько-нибудь, и даже если ты победишь – что ж, он подождет до следующего раза, ибо он после всякой смерти воскресает, а ты – нет.

– Твой разум и вправду подточен старостью, – с ненавистью произнес Савари. – Да, ты права – только имя Феникса удерживает меня от того, чтобы сию же минуту не свернуть тебе шею! Но знай – когда я найду способ окончательно умертвить его, я приду за тобой, и ты ответишь мне за все свои злодеяния!

– Вот как ты заговорил! Разве такого желают старым друзьям? – она хрипло хихикнула. – И как ты собираешься расправиться с двоими, если и с одним не управишься? Скажи мне честно, старик: отчего тебе важно, чтоб твоя молодая королева взошла на престол снова? Здесь кроется какая-то тайна. Тебе давно пора бы разучиться хотеть чего-либо, а ты страстно желаешь. Какая выгода заставляет так горячо биться твое сердце?

– Тебя это не касается, – сухо ответил Савари. Эльвира задумчиво пожала плечами.

– Возможно. Только рано или поздно это все-таки вылезет на поверхность, если уже не вылезло. Ну же, Савари, что ты натворил такого, отчего нарушение Равновесия так страшит тебя? Я не могу придумать ничего правдоподобного; скажи мне сам, и, возможно, я помогу тебе решить проблему. Скажи! Ты будешь спать спокойнее, и угрызения совести не будут терзать тебя.

– Мне нечего сказать тебе, Эльвира, – сухо произнес Савари. – Для тебя существуют лишь проступки, которые как-то нужно исправить, а для меня – еще и честь, и присяга. За них я сражаюсь; и совесть моя чиста. Спасибо за прием и угощение, и прощай! – он встал, гневно оттолкнув от себя стол с нетронутым угощением, и быстро шагнул к двери. Эльвира, полуобернувшись к нему, чуть слышно хихикнула.

– Я передам от тебя привет Фениксу, – произнесла она.

Савари вышел, громко хлопнув дверью, и Эльвира тихонечко рассмеялась.

– Старый лис, – пробормотала она, выпуская облачко дыма. – Так я тебе и поверила! Можешь кому угодно рассказывать о своей чести и присяге, но не мне. Я-то знаю тебя. Нет у тебя ни чести, ни привязанностей… интересно, что все-таки он такое натворил, что теперь так извивается, пыжась все исправить? М-м, как интересно! Но скоро мы все это узнаем…

Эльвира подняла с груди блестящий черный локон и с удовольствием стала рассматривать волосы на свет, которые, казалось, темнели прямо на глазах, и отрастали все длиннее и гуще…

*****************************************

====== 5.НОЧЬ. ======

Наступающая весна была какая-то мертвая. Гудели свежие ветры, теплые ветры, съедающие по ночам потемневшие тяжелые слежавшиеся снега, капало с крыш. В заморозки тропинки покрывались блестящим, гладким, как зеркало льдом, шумели ветки деревьев, которые теперь, не отгоняемые усердными садовниками, наступали на замок со всех сторон, но весна не чувствовалась. Не пахло весной; не пахла свежей влагой легкая капель, не пах сыростью и теплом последний снег, и птицами не пахло, не пахло просыпающимися ото сна деревьями – обычно от веток шел такой острый, такой свежий живой запах, но не теперь… И только ветер гудел, задувая в замковый двор, сшибая с ног людей, если те вдруг выбегали по своим делам не на долго.

В саду было теплее; в дальнем углу сада разросшиеся деревья сплели непроницаемый для порывов ветра купол над полуразрушенной беседкой, и снег, нападавший на него, образовал словно бы вторую крышу. Над аллейкой, по которой можно было пройти к беседке, ветви деревьев тоже сплелись, и накрепко, и образовался тоннель, в котором было совершенно по-весеннему тепло и темно. Только… мертво, мертво было, и тепло не тревожило сердца.

Под ногами хлюпало; но в аллейке было абсолютно сухо, и даже листва, нападавшая с осени, тонкая и высохшая, как пергамент, шуршала под ногами. Темный и спокойный, как черные воды, был путь к заброшенной беседке… Прекрасные статуи вдоль дорожки давно растрескались, поросли мхом и теперь стояли черные и страшные, как какие-то дьявольские стражи; фонтаны, красотой и величием которых когда-то славился дворец, были теперь безмолвными и бесполезными развалинами, просто грудами камней; беломраморные колонны были сломаны и похожи на обгорелые головешки, куски их, разбитые, медленно вытаивали из снега, и всюду был тлен и запустение.

Но принцу Зару, идущему вслед за Тийной, казалось, что он в раю. Вместо грязноватого снега он видел округлые бурые кочки, поросшие мягкой низкой травой, и не закопченные куски мрамора были у него под ногами, а округлые, влажно блестящие камешки, и где-то капала в пруд вода, гулко отзываясь эхом. Ноги его ступали по хрустящим ломким листьям, покрывающим мелкими черными чешуйками нарядные сапоги – а ему казалось, что он ступает по мягкому ковру из трав и мелких белых цветов, и тонкий нежный аромат их наполняет воздух… И рядом была его Тийна – подобно чистому ангелу, белоснежному облаку, скользила она по блестящей влажной траве, и стебли сочно хрустели под её ногами. Рой золотых искр наполнял сиянием воздух вокруг неё и вышивал неслыханной прелестью все вокруг – трава, на которую она ступала, деревья, которых она касалась, словно прорастали на миг её волшебной кровью, и видно было, как она бежит, струится по их мертвым пустым жилкам под корой на стволе, прорастая до самых кончиков спутанных веток, рисуя прекрасные диковинные сплетения и узоры…

Тийна опустилась на низенькую каменную скамеечку – спутнику её она виделась как мягкая травяная кочка, – и завороженный присел рядом, держа за руку свою богиню. Сознание Кинф больше ей не принадлежало, и зеленоватый свет в её глазах померк, и зрачки засветились нездоровым красноватым отблеском.

Перегрелась!

Тийна, словно гипнотизируя, глядела в лицо Кинф, и наваждению не было конца. Горячие волны пламени охватывали Кинф вновь и вновь и испепеляли её, сжигали изнутри (побочные эффекты? Ничего себе, влюбилась!), страшные голоса звучали в её голове, словно все демоны хохотали над нею, и желание – нечеловеческое, дикое желание! – обладать Тийной сейчас же, сию минуту, но…

Но отсутствие инструмента обладания, конечно же, тормозило её, и Тийна, напрягая все свои силы, чтобы навлечь как можно больше чар, недоумевала – отчего это избранник противится ей? И как он может противиться, если любит?

Кто-то чужой и страшный овладевал её волей, говорил её голосом, двигал её руками; а под кожей словно кипяток налит, и перекатывается, и ладони налиты горящей кровью так, что вот-вот лопнут…

Слушай, Черный, это похоже на позднюю стадию сифилиса. С чего бы это, а?

А ты откуда знаешь, Беленький?! Болел, что ли? И вообще – ты чем, гад, занимаешься?!

Разряжаю обстановку; а то уж сильно страшно ты поёшь, твой голос на мамин совсем не похож…

Цыц, негодник! Страшно и должно быть!

Цыцу, цыцу.

«Савари! Спаси!» – хотела крикнуть она, но вместо этого чужой улыбался её губами и говорил её голосом, и звенели колокольчики из хрусталя, и плыл туман, и волновалось болото, в прозрачных водах которого покоились прекрасные утопленницы с развевающимися волосами, и невероятная мука была подобна неземному наслаждению. Капала вода, так настойчиво и беспрестанно, время свивалось в бесконечную петлю, и так же бесконечно улыбался Тийне чужой…

Ни хрена себе, улыбочка! И что, ей нравилось?! Ты фильм «Чужой» видел? Его улыбку себе представляешь? Два ряда зубов и обаяния.

Цыц, подлец!

Ну все, цыцу, цыцу…

– Любимая, – Кинф взяла руку Тийны и демон, закравшийся в её душу, заворочался и захохотал. – Как ты прекрасна!

Тийна жадно потянулась к Кинф, горячие губы раскрылись, но хитрый демон отстранил её.

Раскатала губу как у теленка!

– Нет, нет… я не могу к тебе прикасаться.

– Но почему? – Тийна от досады прикусила губу, нахмурившись. Что за напасть? Отчего он сопротивляется? Видно же, что он влюблен – что его сдерживает? Смех демона заглушил капанье воды, и время стало сворачиваться в замысловатую бесконечную петлю…

Слушай, а может, они просто обкурились? Ты описываешь прямо-таки похожие симптомы… И вообще – а чем плох этот бедный демон (он, кстати, тоже ржет без передыху. Точно обкурились. Это демон-повелитель торчков)? Он только ржет, и ничего антиобщественного не делает… Ну, не считая напущенного на Тийну затмения – улыбки «чужих» ей вдруг стали нравиться. Но, опять же, вспомним её личико – она сама не красавица, ей не выбирать, кто ей улыбаться будет. А с другой стороны, нельзя же так себя недооценивать, чтоб балдеть от «чужого», у неё всего-то моська распластана, подумаешь, трагедия, я знал такую клевую девчонку, что… все, цыцу, цыцу.

– Я боюсь, – прошептала Кинф непослушными губами. – Я боюсь, что ты оттолкнешь, и разочаруешься, и тогда…

– Никогда!! – горячо вскричала Тийна. – Я знаю, чего ты боишься: ты думаешь, мой отец будет против тебя? Нет, нет, он не будет противиться нашему союзу! Раньше – да, но не теперь!

– Даже если узнает, что я пришел за его головой? – глухо произнесла Кинф.

– Что?! – воскликнула Тийна. – Но отчего..?

– Оттого, что замок этот – мой. Оттого, что твой отец истребил мою семью. Вот отчего. И если он узнает, кто я… Он прикажет меня казнить.

По красивому лицу Тийны пошла судорога, золотые духи ожили и вместе с кровью проросли, проникли в кожу щек, делая их ослепительно сияющими, и звездным дождем осыпались, достигнув волос. За одно это невероятное зрелище волнения Кинф готова была тут же отдать жизнь; и мимолетное сожаление о том, что она открылась Тийне, испарилось, как туман на солнце.

– Наследник Андлолоров! – глухо произнесла Тийна, и выражение неудовольствия на её лице заставило Кинф страдать. – Мне стоило догадаться! Пакефидские принцы все сплошь из черни, а ты слишком породист… Отец непременно велит тебя убить.

– Мне не страшна смерть! – воскликнула Кинф. – Мне страшны лишь твой гнев и твоя немилость! Вели убить меня сейчас же, но не хмурь брови, луноликая!

– Нет! – вскричала Тийна, подскочив. Демон ворвался в её душу…

… как в общественный туалет!

…и вцепился острыми когтями в её мозг. Убить его? О, нет! Что говорила старуха? Если их разлучит смерть, то что станет с красотой, которую подарили ей щедрые духи? Она подняла к лицу руки и пригляделась – показалось ей, что вместо золотой крови там, под кожей, течет уже неживая, гнилая кровь, и просвечивает сквозь кожу тлен. Она почувствовала себя червивым яблоком…

…какое богатое воображение!

…которое снаружи еще прекрасно, и кожица его румяная и глянцевая, но внутри оно уже черное и горькое. Руки её задрожали, и она резко опустила их, спрятала в складках платья, чтобы не видеть, чтобы не позволять воображению рисовать такие ужасные картины..!

– А если… если я помогу тебе убить моего отца – что тогда? Ты возьмешь меня к себе в страну? Я родом оттуда; и я не хочу тут больше жить. Здесь твоя родина, но здесь остались лишь руины. А там ты будешь царем, а я твоей царицей.

– Нет, ты не сможешь стать моей царицей, ведь царь в моей стране Дракон.

Зло двух умов соединилось, и Тийна придвинулась, обвила горячими руками шею Кинф и зашептала горячо…

…обжигая уши…

– А если я… если я принесу голову отца своего тебе, ты подаришь мне голову твоего Дракона? Убей его, а я убью отца! Что тебе твой господин, если я убью отца, если я пролью родную кровь? Но тогда у нас будет не одно, а два государства! Зимой, когда в Мирных Королевствах тепло, падает мягкий снег и поют красивые птицы с красными грудками на заснеженных ветвях, мы будем жить в Пакефиде, во дворце, построенном где-нибудь среди горячих ключей и вечнозеленых деревьев; и он будет стоять вечно заиндевевший, белый и тихий. А летом, когда яростная зима уйдет из Эшебии, и когда будет жарко, когда будут распускаться цветы в саду, мы переедем сюда. Разве не прекрасно? Мы будем богаты, очень богаты! Кто нам помешает? Что держит нас от счастья вдали? Какой-то летающий ящер и глупый старик? Избавимся от них; обещаю, ты не пожалеешь ни на миг!

Тийна смотрела своими прекрасными глазами в глаза Кинф, очаровывая, проникая взглядом в самую душу, и ей было страшно интересно – поддастся ли её поклонник на её чары, предаст ли Драконью кровь?

И что сильнее – сила прекрасной женщины или истинная верность?

И сила женщины побеждала в этом поединке…

«О, великие боги! – стучало в висках плененной Кинф, заблудившейся в лабиринтах безумия. – Как я люблю её! Но как это возможно?! Я же женщина! Что со мной происходит? Это безумие… Но какое сладостное! Если бы я была мужчиной, мы бы навсегда поселились на этом берегу – какая тут тишь… как хорошо с ней… Почему же я не мужчина? Что за проклятье?! А если она узнает, что я женщина?! О, ужас! Даже думать об этом не хочется! Какую любовь я могу дать ей? Никакой; только власть – уж это я смогу раздобыть! Убить Дракона; подарив ей его кнент, я смогу удержать её рядом. Я кину к её ногам все его сокровища. Я завалю её золотом и подарками, и это поможет хоть на миг, хоть на день удержать её рядом! А потом… Савари… я заставлю его превратить меня в мужчину. И если он не сможет, я велю казнить его самой изощренной казнью, какая только существует. Он долго будет страдать от своего невежества, старый дурак!»