Текст книги "1792e1018cadb53c9ba14f1bda33b2ec"

Автор книги: Kuras

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 32 страниц)

Странно то, что земляной самец попал именно сюда, когда был, ещё не умевшим летать, детёнышем. Но может, он ещё вспомнит, как оно было. Имя отца же вспомнил. Передохнув дракон снова взлетел держа самку всеми лапами. Последний рывок, если он не выберется сейчас, то придётся ночевать в этом белом лабиринте. Этого лучше было не допускать, здесь за ночь он не сможет набраться столь необходимых сил. Поэтому он летел, летел, не обращая уже внимания на манящий горизонт, на время, сосредоточившись только на ближайшем окружении. А оно становилось всё более спокойным, менее живым, более обычным, менее активным. Дракон сморгнул, местность стала просторной, горы встречались всё реже и заметно помельчали, а лететь стало совсем легко. Снега ещё хватало, но он толстым слоем покрывал землю и не думая подниматься вверх. Нужда в магическом щите отпала, и он с облегчением распустил своё волшебство, чувствуя неимоверную усталость. Впереди замаячила последняя горная гряда, отгораживающая этот мир от прочего. Трефалкир еле взмахнул крыльями, вновь набирая высоту, чтобы перелететь её. Казалось, они весили с целую груду камней, но он, плотно сжав челюсти, не останавливался. Они пролетели над последним препятствием и наконец оказались по ту сторону снежных пиков. Живые и свободные.

Комментарий к 21. Связи между нами.

Снежные пики остаются позади, как и эта арка. Ура, на самом деле я рад, что удалось завершить её хорошо, потому что грусти хватает и в реальной жизни. У меня уже есть мысли чем вас порадовать дальше, но стоит всё продумать. Тщательно и вдумчиво, так чтобы это было органично.

Вот значение фраз, коими обменялись Трефалкир и Норрейвэтраз: склоняюсь перед отцом и отцы помнят своих чад. Не буду вас мучить этой шарадой:3 Хотя обычно они совсем простенькие.

Спасибо читателям!)

========== 22. Вкрапления льда. ==========

Природа за горным хребтом оставалось почти такой же безжизненной и пустой как и до этого, но в тот момент она выглядела очень прекрасной. Голая, грубая земля, в которой виднелись скалистые выступы и их острые обломки. На мили вперёд не росло ни единой травинки, ни одного куста, лишь кое-где мох отстаивал своё право на жизнь. Небольшая гряда огораживала эти земли от ветров и буранов, летящих со снежных пиков. И это делало погоду в этом месте более мягкой и тёплой. Снег остался позади, а вместе с ним и опасная территория ледяных драконов. Воздух стал более разряженным, лететь стало проще, но усталость давала о себе знать. Дракон не мог продолжать свой путь. Спина, мышцы, несущие плечевые суставы крыльев, всё начинало стремительно набирать каменную тяжесть. Отпустив контроль над температурой тела и бегом крови, он начал снижаться, стараясь удерживать равновесие. Ни о каком плавном планировании речи и не шло, со стороны это больше напоминало управляемое падение. Мёртвый груз в виде Азайлас не предавал манёвренности, они снижались фактически по прямой. Если бы Трефалкир не был так обеспокоен целостностью оледеневших частей тела своей возлюбленной, то не слишком бы старался осторожно приземлится – сил почти не осталось. Но кое-как сумел плавно опустить её на землю, а сам почти рухнул чуть впереди на пыльную землю. Вокруг кроме них не было никого живого, поэтому тёмно-зелёный самец позволил себе полежать без движения какое-то время. Он впервые больше чем за три года находился с Азайлас в относительной безопасности. Мысль о состоянии своей возлюбленной – вот, что заставило его всё же сдвинуться с места. Кое-как дракон встал на подрагивающие лапы и подошёл к безвольно лежащей драконице. Её сознание плутало где-то очень далеко, может даже, в чернильном небытие. В любом случае, сейчас у Трефалкира просто не осталось ни сил, ни сосредоточенности чтобы попытаться что-то с этим сделать. Любая ошибка в этом тонком деле могла стать непоправимой. Главное, что самка была жива. Он осмотрел её, особых повреждений кроме оледенения и сломанного крыла не нашёл. «Наверное, из-за особенности спячки оно не успело срастись», решил чернокнижник, когда перекладывал тело Азайлас поудобнее для сна. Сам он лёг сзади неё, накрывая одним крылом, положив морду ей на область лопаток, охраняя от всех бед, что ещё могут выпасть им. Вряд ли кто-то решится приблизится к двум драконом в этом месте, но дракон не собирался терять последние крохи бдительности. Чувствуя, как Азайлас медленно согревается рядом с ним, он дремал периодически вскидывая голову и принюхиваясь, иногда впадая всё же впадая в сон на короткое время. А над ними, в вышине, пролетали облака, гонимые ветром куда-то на запад, в сторону, откуда выбрались отдыхающие драконы. На земле же двигались только проплывающие тени от ползущих облаков и ничего больше. Здесь не было тепло, но из-за того, что ветер не гулял на этом плато, прохлада являлась вполне терпимой. Пара тел издалека выглядела как какая-то замшелая, неровная скала, и некому было подходить и рассматривать разноцветность этого «камня». Тёмно-зелёное чудным образом сплеталось с белым, бледно-голубым и синим. Неуместное обилие краски на серо-коричневой земле. Непривычная тишина редко перебивалась порывами ветра, доносящимися откуда-то сверху. Как будто бы они были где-то глубоко на дне прозрачного озера, скрытые ото всех. После многих часов снежной бури Трефалкиру казалось, что они могут так пролежать вдвоём многие десятилетия, если не больше. Главное, что они были рядом и его душа наполнялась давно забытым покоем, всепоглощающим чувством правильности всего происходящего даже в таком пустынном месте. Солнце постепенно меняло своё положение и клонилось к западу, напоследок окрашивая плато оранжевыми всполохами. Небо теряло свою синеву и становилось более фиолетовым, приходили сумерки, а вместе с ними и звёзды, благословляющие своим особенным, тонким и таким далёким светом. Откуда-то оттуда давным давно прибыли фениксы в этот мир, изменяя его раз и навсегда.

Давно нет ни самих фениксов, ни древних ящеров, а звёзды до сих пор взирают на их потомков. Трефалкир сел на земле, расслабляя крылья, позволяя им висеть, и поднял морду к стремительно темнеющему небу, вечно присматривающему за всеми ними. Если хотя бы первые драконы застали своих венценосных предков, то как бы всё сложилось? Может, драконы смогли бы покорить и родину фениксов. Он слышал истории, что рождение первых драконов было сродни явлению огненных птиц – новым катаклизмом. Что тогда мир, который процветал многие века после громадных ящеров, снова претерпел непростые перемены и что многие цивилизации, в том числе и людей, были обращены в пепел. Дракону вспомнился живой огонь гибридной драконицы. Что-то старое и забытое столетиями назад вернулось в этот мир. «Быть может, прибудут те, кто потеснит и нас?», Трефалкиру этого не хотелось, ровно как и становится свидетелем очередной смены эпох. Хотелось насладиться миром и покоем. И свет звёзд сегодня больше успокаивал, чем вселял уверенность в том, что судьба готовит очередные сюрпризы. Он потряс головой на вытянутой шеей. За полдня дрёмы много сил не прибавилось, но хватит на перелёт или на какое-то колдовство. В этом месте неоткуда было черпать жизненную силу, дракон решил сначала пролететь плато в поисках более оживлённого места, чтобы там попытаться что-то сделать со спячкой своей возлюбленной. Он посмотрел на неё и прежняя решимость растворилась – а если её лапы потрескаются или начнут таять от смены температуры? Здесь ещё было холодно, но если они пролетят к югу, то температура определённо поднимется, пускай и на пару градусов. Не нанесёт ли это больше вреда, чем пользы в виде источника энергии? В таком случае, лучше ему поспать, чтобы набраться сил для колдовства, подумать, как лучше обратить процесс оледенения. Признаков жизни Азайлас, кроме мерного сердцебиения, всё ещё не подавала. Спячка сама по себе очень сложный процесс, без чёткого понимания принципов его работы и влияние на организм. А ледяные драконы и без того ревностно оберегали свои секреты, не доверяя незнакомцем. Все знали, что ледяные могут впадать в спячку, но вот как из неё выйти никто что-то не знал Трефалкир. Азайлас неохотно делилась рассказами и легендами ледяных, отчасти из-за черты характера, отчасти потому что ей не хотелось вспоминать о снежном доме. Земляной самец никогда не настаивал. Сейчас же он, устроившись на прежнее место подле своей пары, думал, что стоило подготовиться к такому случаю заранее. Но всё время после войны хотелось верить, что впереди ждёт только хорошее. Сначала они просто наслаждались миром и друг другом, затем прибавилась забота о яйцах, и ледяные пики позвали нежданно, негаданно. Это было одновременно и долгом ледяных драконов перед домом и проклятьем. Это была их природа, какой бы странной она не казалась и какими бы не были первопричины. Трефалкир, стараясь удерживать спокойствие как доминирующее чувство, осмотрел заледеневшую переднюю лапу. Местами замутнённый лёд, местами прозрачный. От костей, вен, мышц, жил не осталось ничего даже в переплетениях замёрзшей воды. Дракон выдохнул через ноздри и прикрыл глаза: скверно, значит придётся всё восстанавливать от незамёрзших участков. А создавать в разы сложнее, чем вдохнуть жизнь во что-то неживое. С чего стоит начать? Как не навредить в такой ситуации? Чернокнижник опустил голову на мерно вздымающийся и опускающийся бок Азайлас, пользы будет больше, если он сумеет поспать и наберётся достаточно сил и бодрости. Сколько дней он провёл в поисках? Дракон не знал и не хотел задумываться – они в безопасности, как и их дети. Наверняка, те исследуют мир Скрытой Долины или же просто знакомятся со старшими родичами. Главное: там за ними есть кому приглядеть, Нивервир точно за этим проследит. За всеми этими волнениями Трефалкир даже не ощущал толком голода, хотя желудок укоризненно сообщал о том, что он пуст не первый день. Но этот вопрос мог подождать, самец ни за что не оставит Азайлас ради того, чтобы добыть себе пропитание. Не отойдёт от неё дольше чем на двадцать метров, хоть вокруг них никого не было. Ведь она сейчас так беспомощна и уязвима, нуждается в его опеке как, пожалуй, никогда раньше.

Ночь тёмно-зелёный дракон провёл так же как и день до этого: в дежурной полудрёме. Тихий рассвет они встретили на том же плато.

– Вместе второй рассвет за почти четыре года, моя Азайлас, – сказал чернокнижник вслух и улыбнулся, надеясь, что она услышит его даже на границе сознания.

Начинать с чего-то всё же надо было, разговор успокаивал его и внушал смутную веру в то, что ему хватит сил всё поправить, вернуть в прежнее русло. Он встал, потянулся, разминая лапы и спину, взмахнул хвостом, разгоняя пыль подле них. Не сказать, что он полностью восстановил свои силы, но концентрации и усилий ему хватит хотя бы осмотреть мёртвые конечности детальней, попытаться понять их природу и принцип продвижения льда вверх по телу драконицы. И, как следствие, подобрать обратное. Земляной самец широко зевнул, наблюдая за тем, как горделивое солнце неспешно показывается из-за горизонта, затем обошёл Азайлас и осторожно провёл кончикам когтей по краю заледеневшей лапы. Раздался чистый, негромкий звенящий звук. Трефалкир выдохнул положил лапу на плечо сине-белой самки там, где лёд и плоть соединялись, и направил внутрь небольшой сгусток энергии, обследуя стыки и состояние. Из-за особенностей своего рода и связи с водной стихией, тело самки само медленно распадалось, а остатки превращались в лёд. Организм, чтобы спасти основные и важные органы, постепенно отсоединял лишний «груз». Если провести в такой спячке много лет, то рано или поздно процесс убьёт дракона, превратив того всего в ледяную глыбу. Трефалкир решил, что если соберёт много энергии и будет тщательно направлять процесс формирования отмерших конечностей, то сможет вернуть поочерёдно лапы. За раз вернуть всё ему просто не хватит сил. Он выдохнул и закрыл глаза, стараясь очистить разум от лишних, мешающих эмоций – для этого дело нужна чёткая сосредоточенность и полное хладнокровие. Ошибки недопустимы. Когда чернокнижник раскрыл тёмно-оранжевые глаза, в них светились бледно-зелёные огни.

Дракон поднял лапу с плеча своей возлюбленной, под кистью сформировалось свечение, которое казалось сотней шевелящихся, сплетающихся нитей. Через секунду они устремились к безвольно лежащей драконице, будто впитываясь или же просачиваясь внутрь, как какие-то черви. Самка никак не среагировала, даже не дёрнулась. Чернокнижник направил их в переднюю лапу, заставляя попутно пронестись по костям, уловить их структуру, затем начал образовывать новые, выталкивая и ломая собой крепкий лёд. Кости формировались долго и тяжело, но Трефалкир с завидным упорством продолжал своё дело. Через полтора часа он закончил со скелетом одной лапы. Тот причудливо смотрелся внутри ледяной оболочки, которая местами начала трескаться. Дракон перевёл дыхание, остался более сложный этап: сухожилия, мышцы, связки, вены, всё прочее, что он может воссоздать лишь по зрительной памяти, ориентируясь на своё тело. Вновь собрав сгусток своей энергии, он начал наращивание мягких тканей. С этим дела обстояли труднее, твёрдый лёд напрямую мешал ему, поэтому пришлось его подтапливать изнутри, чтобы освобождать место. Вокруг них стояла неправдоподобная тишина, самцу казалось, что он может слышать, как тает внутри лёд, как вырастают из его магии ткани, которые послужат его Азайлас не хуже тех, что были до этого. Ему хотелось в это верить, поэтому он продолжал осторожно вливать энергию и создавать из неё новую лапу. Когда он дошёл примерно до локтя, драконица как-то пошевелила плечами, от чего ледяная конечность, над которой трудился всё это время Трефалкир, дёрнулась. Он остановился, не уверенный, как стоит поступить дальше.

– Азайлас, ты… просыпаешься? – спросил дракон вслух.

Ответа не последовало, он наклонился и потёрся носом о её морду, тоскливо заурчав. Чтобы это не было: первые признаки пробуждения или случайные судороги от его махинаций; ему стоит продолжить. Но как только он вернулся к локтевой связке, самка вновь дёрнулась, на этот раз, пытаясь сквозь сон, поднять голову. Мышцы на шее будто бы неумело шевелились и не могли справиться со своей задачей. Трефалкир положил ей на грудь свободную лапу, стараясь удержать от лишних движений, которые мешали ему восстанавливать ткани опорного сустава. Чернокнижник начал было подтапливать лёд, как тут драконица распахнула свои светло-зелёные глаза и заревела. Мощный рёв, преисполненный невероятной дикой боли, сотряс плато. Казалось, он мог сокрушить лежащие неподалёку камни. Массивный хвост взметнулся и с силой опустился на землю, туловище забилось в конвульсиях, голова моталась из стороны в сторону. Не прерывая колдовства, Трефалкир постарался придавить самку, превосходящую его размером, своим телом к земле, прикосновениями дать ей знать, что он рядом, что всё хорошо, что всё самое страшное уже позади. Он крепко зажмурился, потому что в глазах, которые обычно источали невероятную любовь, было ничего осознанного. Только отголосок безумия. Дракон вжался в основание шеи Азайлас мордой, мысленно умоляя её вернуться. Заставить себя смотреть в её пустые глаза он не мог. Собравшись с духом, он продолжил своё занятие, не обращая внимания на вопли и рёвы, раз за разом вырывающиеся из глотки драконицы. Маг почти дошёл до костяной кисти, всё что было выше уже выглядело как полноценная лапа, только без кожи, наростов и чешуйчатых пластин.

– Тре… фал… ки-ир?

От этого хриплого, неуверенного, но такого знакомого голоса волшебство мигом распалось. Дракон поднял голову и заглянул в морду самке. Искривлённая от боли, оскаленная, но без всяких сомнений, принадлежавшая его возлюбленной. Его сердце пропустило удар, сперва исполнившись мукой, затем любовью.

– Я здесь, Азайлас. Всё хорошо, теперь всё в порядке, – зашептал дракон, прижимаясь лбом ко лбу пробудившейся драконицы, – потерпи немного.

Её измученный взгляд зацепился за него и она, тяжело дыша, сипло застонала.

– Мне больно.

– Знаю, – извиняющие сказал Трефалкир, – потерпи ещё немного, я скоро закончу.

Азайлас опустила морду на землю, не в силах более её держать. Дракон, что-то успокаивающе бормоча, вновь собрал остатки магии и продолжил. Самое сложное осталось позади.

Комментарий к 22. Вкрапления льда.

Надеюсь, что вышло не слишком растянуто, но с другой стороны это начало новой сюжетной арки. Хотелось сделать красиво:3 Ну и куда же без сомнений, в любой момент всё могло свернуть на путь драмы!

Я всё ещё в размышлениях как органичней пристыковать следующую задумку, но по-потихоньку в голове вырисовывается картина…и мне она нравится. Правда происходит это не быстро. Да и я могу передумать)

Хотел назвать эту главу значением имени Азайлас, но передумал. Узнаете его позже, так будет правильней:3 Кстати никто не задавался как читается имя Трефалкира?XD Я его знаю с первой главы, но для вас пока это тайна.

Спасибо, дорогие читатели, мне очень приятно:3

========== 23. Возвращаясь на юг. ==========

Вскоре с передней лапой было закончено. На протяжении всего действа Азайлас сдерживала болезненные рыки, гулко разлетавшиеся по всему плато. И не из-за того, что чернокнижник восстанавливал ей конечность заново и наполнял жизнью, и не потому, что процесс этот весьма болезнен сам по себе. Дело заключалось в том, что она напрочь не чувствовала остальные лапы, часть хвоста, одно крыло ощущалось не полностью, некоторые органы отзывались внутри острой, режущей болью, будто бы живот набили колотым льдом вперемешку с острыми камнями. Тело, практически вырванное из спячки, протестовало и пыталось наладить прежнюю работу. Получалось это с переменным успехом. Волны боли то накатывали, заставляя корчиться на пыльной земле, то отпускали. Но даже в такие моменты сознание уплывало куда-то и не могло сосредоточиться на конкретной мысли. Ни о том, как здесь оказался Трефалкир, ни о том, что они вдвоём делают здесь, ни о том сколько лет прошло, ни о яйцах, которые она отложила за полгода до начала буйства, ни о том, что творилось в снегах, она думать не могла. Единственно на что хоть как-то удалось собраться, так это сдерживать по возможности утробное рычание, стоны и вскрики, потому что они отвлекали дракона от тонкой работы и царапали тому душу, делали больно почти так же как и ей самой. От этого ей делалось тошно, хотя, казалось, куда уж хуже? Сине-белая драконица была абсолютно уверена, что столь паршиво она себя никогда ни раньше, ни потом чувствовать не будет. Будто бы жива, но на самом деле процесс смерти уже был запущен и вовсю трудился, обращая тело в недвижимую воду. Вроде бы здесь вместе со своим возлюбленным, но вроде где-то далеко во мраке спячки. Веки самка старалась держать закрытыми, так как от солнечного света резало и слепило глаза, хоть вид Трефалкира успокаивал её. Его негромкий, в чём-то решительный голос помогал ей справляться с внутренней агонией. Даже от его простого присутствия рядом становилось легче с каждой минутой, проведённой вместе. Она ещё находилась в своём тёмном, вязком кошмаре, но дракон медленно вытягивал её оттуда.

И вот боль, идущая от передней лапы, почти что мгновенно прекратилась. Азайлас сипло выдохнула, разжав длинные челюсти. В тишине окружающего её пространства где-то вдалеке слышалось слабое завывание ветра, а совсем рядом тяжёлое, частое дыхание Трефалкира. Он сел на каменистую землю, прикрыл потускневшие оранжевые глаза и задрал тупую морду к небу. Голова гудела, любое движение отдавалось предательской слабостью. Чародейство утомило его – отдавать и создавать в несколько раз сложней чем забирать и крушить. Ко всему, здесь ему было неоткуда черпать магическую силу, приходилось рассчитывать только на внутренний запас. Земляной дракон очень боялся что его не хватит, чтобы закончить хотя бы с одной лапой и что придётся процесс разделять, что не очень хорошо и для самки, и для него. К счастью, эти опасения остались напрасными. Чернокнижник смог восстановить всю лапу такой, какой её помнил: от массивного плеча до кончиков крепких когтей. Оставалось надеяться, что и для Азайлас она будет точно такой же. Он ласково боднул её голову лбом. Драконица осторожно приоткрыла один светло-зелёный глаз, ощутив это прикосновение. Дракон заслонял собой солнце, отбрасывая тем самым тень на возлюбленную, так что она могла смутно видеть его силуэт и проступающие черты. Наросты, гребни мембраны на голове. Благо такое видение без ярких красок или их обилия не напрягало зрения.

– Как себя чувствуешь? – с волнением спросил Трефалкир, не обращая внимания на собственную усталость.

– Не очень, но, – самка вновь прикрыла глаз, потому что её начало мутить, – полагаю это нормально для ледяного дракона, выпавшего из спячки.

Её голос звучал слабо, хрипло и до жути неуверенно. Но самое главное: она говорила осмысленно, она слышала его и могла отвечать. Тёмно-зелёный самец бережно провёл кончиками когтей по восстановленной лапе.

– Можешь пошевелить?

Азайлас чуть сжала пальцы, скребя когтями по твёрдой земле. Они оставили тонкие, неглубокие бороздки. Движение вышло слабым и вялым.

– Я её чувствую, в отличии от прочих, – сообщила ледяная драконица и зажмурилась ещё крепче прежде, чем спросить. – Трефалкир, что с ними?

Он не стал сразу отвечать, прикидывая, как сказанное может повлиять на возлюбленную, пребывавшую не в лучшем состоянии, как тела, так и духа. Оглядел три оставшихся заледеневших, мёртвых конечности. Пришёл к выводу, что смысла утаивать нет, к тому же, она наверняка догадывается. Ещё бы, ведь от неё сквозь боль и некое непонимание разит страхом. Самый простой, первобытный страх за самого себя. Такой какой уже не сможет придать сил, потому что сильнее всякой решимости. Однако разве можно в такой ситуации требовать большего? Одни на безжизненном, каменистом и холодном плато, но вдвоём и только это могло иметь реальное значение. Самое трудное уже позади.

– Они уже обратились в лёд, я не смогу их вернуть, – он покачал мордой, – только создать новые.

– Ясно, – она попыталась согнуть локтевой сустав, без особого успеха, – не осталось даже костей, так?

– Не осталось даже их очертаний, – дракон тоскующе накрыл бело-синее тело самки крылом, желая обнять, но опасаясь лишний раз шевелить её.

Мембраной крыла он мог ощущать еле идущее от её туловища тепло, перемежаемое с холодом льда. Без всяких сомнений, тот скоро начнёт таять, теперь после пробуждения это лишь вопрос времени. Кроме них двоих за этой печальной картиной могло наблюдать лишь солнце, висевшее высоко в небе и прямыми лучами озарявшее эту тихую низину. Единственный, равнодушный и молчаливый свидетель. Какое-то время даже ветер не прерывал тишину. Наконец Азайлас решилась задать следующий, куда более важный вопрос.

– Трефалкир, сколько же лет прошло?

– Почти четыре года, – без запинки ответил дракон, с нежностью смотря на свою пару.

Самка, несмотря на боль, безуспешно попыталась приподняться на лапе, оторвала от земли шею и изогнула её, чтобы смотреть прямо прямо в глаза любимому.

– Что с нашими детьми, Трефалкир? Что с ними?

В её светло-зелёных очах светилась неподдельная тревога. Как будто это не она, ведомая буйством, покинула их. Но ведь тогда она словно не принадлежала себе, и нельзя её в этом винить.

– У нас трое сыновей, Азайлас. И все живы, здоровы, – он ободряюще улыбнулся ей.

О некоторых дефектах и странностях дракон предпочёл умолчать. Какая разница: для него их дети были прекрасными и очаровательными. Такими же будут и для драконицы, в которой, несмотря на последствия спячки, ещё теплился материнский инстинкт.

Хотя едва ли их встреча будет такой лёгкой и простой, как ожидают, например, их отпрыски. Она их мать, кровное родство будет ощутимо, но первое время прежде всего она будет новым взрослым драконом в их небольшом мире. Само по себе подавляющее число родичей территориальные животные, и если на присвоенных землях начинает жить новая особь, то это действует на нервы, даже если эта особь прямой родственник. Некоторые драконы живут небольшими, до двадцати голов, стаями, например морские и лавовые, но даже в них они выдерживают кое-какое личное пространство. К тому же, мать со своей опекой, коей не было на протяжении четырёх лет, может мешать установленным ранее порядкам и образу жизни драконят. А они должны расти быстро и без препятствий: примерно лет через восемь станут самостоятельными и начнут искать себе свои земли, чтобы обосноваться там. Это неизбежно и правильно. К тому моменту охотничьи угодья Трефалкира не смогут прокармливать пять взрослых драконов, да и сам он перестанет испытывать эту трогательную необходимость в заботе о сыновьях. Такая модель позволяет драконам постепенно расширять свою территорию и доминировать над прочими видами. Если бы детёныши не высиживались два года, а потом первые пять лет не были бы самыми уязвимыми в их жизни, то, вероятно, драконы уже распространились бы на весь мир. К тому же, ещё и недавно прошедшая война нанесла значительный урон по численности популяции многих остальных существ. Азайлас уронила голову обратно на землю, вытянув шею. В сомкнутых глазах заблестели слёзы радости, облегчения.

– Вот как. Я знала, что ты сможешь за ними присмотреть. Какие они, Трефалкир?

– Они прекрасные и такие разные, моя Азайлас, – тёмно-зелёный дракон осторожно, чтобы не потревожить её измученное тело, лёг рядом с ней. – Я дал им подобающие имена. Сардолас, Фангрэнэ, Бэйлфар. Они вырастут сильными и умными драконами.

– Коготь грома? – драконица спросила, слабо посмеиваясь.

– Да, – гордо ответил чернокнижник, – в твою честь, мой коготь белого льда. Он вырастет таким же сильным, крепким, как и ты.

– Мне уже не терпится их всех увидеть, – самка тяжело задышала, раздувая небольшие ноздри, очевидно её изнутри скручивал новый приступ боли.

– Мы скоро отправимся на юг, я оставил их под присмотром Нивервира.

Дракон вовремя оборвал себя, чтобы не затрагивать тему времени. Он сам не знал сколько дней прошло с тех пор как он покинул Скрытую Долину. Истекли ли установленные им две недели или же нет. Это заставляло его тревожиться, и лучше Азайлас не чувствовать его неуверенность, только не сейчас, только не в такой обстановке. Пускай спокойной, но не совсем надёжной. И Трефалкир не мог точно сказать, когда они вдвоём прибудут в безопасную Долину и увидятся с детёнышами. Поэтому решил избежать большей конкретики в этой теме.

– Ты выглядишь очень измотанным, любимый мой, – заметила драконица, приоткрыв один глаз.

– Это пройдёт, – уверил он её, не беспокоясь о себе, – мне нужно успеть восстановить одну заднюю лапу до того как лёд истает и потеряет форму.

– Он уже тает, – самка опустила сине-белые веки, – во всяком случае, тот, что внутри. Если бы холод и стихия не тронули бы кости, то начался бы обратный процесс, но для лап уже слишком поздно.

Трефалкир приподнялся на предплечьях и с тревогой оглядел ледяные конечности. Сейчас у него просто не хватит магии, чтобы продолжить работу. Они пока источали холод и вроде не таяли, влажного блеска не было заметно. А вот у живота виднелась тёмная земля, впитывающая воду.

– Я займусь этим как только смогу, – он вернулся в лежачее положение и смотрел прямо на её морду, разглядывая все изгибы, пластинчатые наросты, – сейчас обоим нужно поспать и набраться сил.

– Ты можешь полететь на охоту, – спокойно отметила Азайлас, – быстрее восстановишься.

– Я не оставлю тебя ни на минуту, – сразу отрезал дракон, фыркнув и прищурив тёмно-оранжевые глаза, – не сейчас. Или ты голодна?

– Нет, я пока не чувствую ничего такого, только поломанное тело. Это нормально, не переживай, – поспешила она успокоить его, затем попыталась переубедить. – Вряд ли здесь кто-то захочет мне навредить в твоё отсутствие.

– Я не буду рисковать лишний раз. Только не теперь, когда вернул тебя.

Земляной дракон встал на четыре лапы, потянулся, расправил оба крыла, свернул их. За всё это время самка практически не сдвинулась, лишь тяжело и мерно дышала. Сил переубеждать Трефалкира у неё не было. Да и голову начинало кружить, что только спутывало идущие сигналы боли по остававшемуся телу, делая их невыносимыми. Боком она чувствовала жёсткую землю, но сменить позу не смогла бы. Она попыталась вспомнить, с какой стороны от северных пиков находится этот небольшой безжизненный, бесснежный участок. Не получилось. Драконица слышала, как её спутник обходит вокруг неё и ложится к её спине, почувствовала как он вновь заботливо накрывает её крылом.

– Нам нужно поспать, – дракон вытягивает шею параллельно её шее и устраивается ко сну, – завтра я восстановлю тебе заднюю лапу, и мы перелетим в ближайший лес.

Азайлас, уже чувствуя, как проваливается в небытие, лишь что-то пробурчала в знак согласия. Близость земляного дракона действовала самым благоприятным образом, успокаивала, казалось, даже ослабляла боль и позволила ей скорее уснуть. Даже в таком ужасном состоянии казалось, что можно так пролежать рядом с ним вечность.

На следующий день высокое небо заволокло туманными, густыми облаками. Сквозь их пелену ровным, золотым диском просвечивало солнце. Но иллюзия того, что они находятся в глубокой чаще или на дне озера, пропала. Азайлас просыпалась несколько раз за прошедший день и ночь, первые моменты терялась в пространстве и не могла понять, где находится. Несмотря на смятый сон, с утра ей было каплю лучше. Во всяком случае, новой лапой она шевелила уверенней. У Трефалкира же вид остался измождённым, но он как только проснулся, не тратя времени, принялся за работу над второй конечностью. Это заняло долгих шесть часов. Драконица стойко терпела болезненный процесс отращивания задней лапы, лишь иногда в судорогах подрагивало целое крыло, да сжимались когти. Погода продолжала портиться, с востока, откуда они прибыли, надвигалась снежная туча. Поэтому когда чернокнижник закончил восстанавливать лапу, то, не давая себе передышки, взял Азайлас всеми четырьмя лапами и молча полетел на юг, где по его прикидкам они смогли бы найти лес, а следовательно и еду. Возвращение в более тёплый и яркий мир носило и символичный характер – они отступали от опасных снежных гор, и жизнь возвращалась в правильное русло. Через три часа лёта пейзажи стали меняться, становились более живыми, и вскоре самец решил сделать перерыв. Они опустились к редкими, лысоватыми соснам, упрямо цеплявшиеся корнями за скудную почву. Там от смены температур лёд на теле Азайлас начал трескаться и таять, благо это было неопасным для самки. Она пыталась шевелить новыми лапами, каким-то образом ей удалось приподняться и сесть. Самка принюхивалась, стараясь отделить запахи друг от друга. Зрение к тому моменту перестало неприятно реагировать на солнечный свет и обилие красок. Однако, несмотря на эти улучшения, Трефалкир отказался идти на охоту и покидать возлюбленную. Вместо этого он лежал, положив подбородок на землю, и медленно восстанавливал свою магию, периодически подпитываясь жизненной силой деревьев и земли. Сил ему потребуется ещё много. Если он восстановит перебитое крыло Азайлас, то та может сможет лететь самостоятельно. Для ровного полёта не нужны все четыре лапы, тяжёлый хвост вполне справляется с ролью балансира. Драконице нужно восстанавливаться. По его прикидкам в Долину они попадут через дней девять, к тому моменту самка уже вернёт себе часть прежних сил. Впервые за долгие лета вернутся туда вдвоём.