Текст книги "Пыль"

Автор книги: Катя Каллен2001

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 25 страниц)

– О, слыхала? – Вика тихонько дернула меня. – Ирэн розы любит. Какие мы нежные!

– Нежная… – насмешливо протянул Влад. – Да эта нежная лес бензином сожжет, дай ей волю!

– Да ладно тебе с этим лесом, – махнула я рукой. – Ляпнула и ляпнула, ничего такого.

– Что такого, Миронов? – растерялась Аметистова. – Я хотела, чтобы костёр горел быстрее. А ты, Влад, враг научно-технического прогресса! – засмеялась она.

– А ты, Ира, враг леса! – усмехнулась Вика. – Гореть будет быстрее, но пожар начнется! Ладно, извини, шучу, – махнула она рукой.

– А представляете… – вдруг задумчиво сказала Ирка. – В будущем не будет лесов и деревень? Только города из небоскрёбов, стали и бетона.

– Это возможно! – кивнула Вика. – Но как без лесов? Деревья, природа, ягоды-грибы… Да и охота, животные всякие!

– Плюс, Вик! – подключился Женька к разговору.

– Да-да! – подхватила Князева.

– И все же это природа. Ягоды там всякие, зайцы там и так далее! Как им всем в городах то жить, Аметистова? Плюс к тому же в лесах и погулять можно, насладиться природой, отдохнуть отдохнуть от шума городов. В деревне – тоже! – уверенно заключила Вика

– И цветов не будет, – добавила Лена. – Так, клумбы редкие. Всё!

– Будут ботаническое сады и парки… хлопнула ресницами Ирка. – Там и зайцы будут жить, и деревья.

– Так они не во всех городах будут. Что ж, без природы совсем? Плюс в лесу все по-натуральному, без украшений, человека и так далее… Тоже интересно! Парки то они и есть парки, они всегда будут! – покачала головой Маша. – Тут другое! Да и зверям в лесу большая свобода, привыкли ведь уже! А парки это уже другое, городское, приукрашенное!

– Ты, Маша, прямо защитник зверей! – засмеялся Алекс, подбросив дрова в костёр.

– Ну, а что? – вскинул брови Женька. – Мы сюда попали через ельники! Получается если все это убрать и везде одни города то где сейчас мы бы сидели? Нашего лагеря бы не было! Тут бы тоже какой-то город стоял, получается, Ир! Куда б мы тогда приехали? Где б сидели-то? Вот сейчас!

Маша согласно закивала. Женька осторожно положил палку, а костёр, но случайно задел «шалаш» из досок.

– Но-но-но! – воскликнул Влад. – Поаккуртнее! Как слоны.

– Сам ты слон, – закатил глаза Женька. – Бу-бу да бу-бу с этим костром целый день! Ничего твоему «шалашу» не будет. Извиняюсь, извиняюсь…

– Надо будет в газету нарисовать карикатуру, – предложил Алекс. – Дом комиссара Миронова в Мелитополе после весёлого налета махновцев!

– Можно, можно! – быстро подхватила Вика. – Весело!

– А как изобразим этот дом после налета? – сверкнула глазами Янова. Ей, кажется, тоже приглянулась эта идея. А правда весело! Но правда – Влад своим ворчанием достал даже Женьку.

– Махновцы, весёлые и пьяные, разгромили весь дом Влада. А тот орал: «Ах, мерзавцы, ах негодяи…»

– А похоже! – закивала Вика. – Очень весело! И гармонично!

Я была согласна. Отлично подходит! Влада было немного жаль, но в самом то деле – ну сколько же можно ворчать? Так что сейчас я поддерживала идею Алекса – оригинально и интересно.

– А когда будет готова картошка? – жалобно спросил Витька Петухов.

– Тебе лишь бы пожрать! – закатил глаза Влад.

– Будто ты сам не ешь никогда, – проворчал в ответ Витька. – Все хотят картошки, я просто спросил, когда она будет готова! Да, я хочу есть!

Я удивленно вскинула брови. Ничего себе! Даже Петухов закипать начал! Ну и денек сегодня, ворчание Влада пробудило возмущение даже всегда тихого Петухова!

– Мы все хотим, – равнодушно бросила Маша. – А в здоровом теле здоровый дух. И где они, кстати?

– И кладите аккуратно, – бросил Влад. – Шалаш не разрушьте! Он опора костра!

– Да слышала я про шалаш, уже сутки как слышу! – не сдержалась я. – Готовятся сосиски, готовятся. Их Вика готовит.

– Вика, – Влад повернулся к Гришковой. – Где сосиски?!

– У козла на бороде! Почти готовы!

При словах «у козла на бороде» Женька посмотрел на Влада и показал рукой бороду. Ирка с Машей прыснули. Самой при этом стало весело.

– Влад кстати и по дате рождения с бородой! – тоном мудреца заявила Вика. – Первое января!

– Очень смешно! – фыркнул Влад. – А ты, Майорова, лишена чувства ответственности.

– Ну, значит, буду исправляться, – отозвалась я. Что произошло с Владом?! Раньше он не был таким ворчуном, точно помню!

Скоро еда была готова. Наконец то! Я успела проголодаться. Готовила Вика довольно хорошо – сосиски оказались очень вкусными. Мы весело съели их, а затем Влад осторожно, словно колдун из сказки, придушил костер до тлеющего пламени. Мы засыпали в золу картошку и стали ждать. Мне показалось что-то ужасно теплое в том, как мы все вместе сидим и смотрим на яркое пламя…

– Лёш, а какой твой любимый поэт? – спросила Ира. Сейчас она снова показалась мне тихой и мечтательной, словно мы вернулись во второй класс.

– А я люблю Есенина, – протянула задумчиво Лена, даже не дождавшись ответа Алекса. – У него очень мелодичные стихи. И очень красивые. Четкое описание ощущений и чувств.

Какая ночь! Я не могу.

Не спится мне. Такая лунность.

Еще как будто берегу

В душе утраченную юность.

Подруга охладевших лет,

Не называй игру любовью,

Пусть лучше этот лунный свет

Ко мне струится к изголовью.

Я посмотрела, как шипели угли на почти обгоревших дровах. Все-таки Лена умела читать стихи с выражением – так, что никто не смеялся.

– А я вот никогда не любил Есенина, – вздохнул Алекс. – Начинал, но не получилось читать…

– Даже «Дай, Джим, на счастье лапу мне?» – С удивлением спросила Лена. – А почему?

– Думаю… – Алекс положил в костер пару веток. – Вот эта его слащавость деревни… Не знаю, по чему он там так переживает? Что кончилась эта вековая деревенская отсталость?

– Видимо, привык к ней, – предположила, задумавшись, Маша.

– Так надо радоваться, что пришел прогресс! – сказал Алекс. – Вот, помню, ехали мы с родителями на поезде на море. Под мостом мелькали такие убогие покошенные домики, чердаки, забитые гнилыми досками, разбитые деревья… Где-то бревна пилили вручную, опилки валялись. Ветхость вся эта противная! – не сдержался он. – А потом выезжаем – огромный вокзал, залитый морем огней, составы с коксом, домны… И Есенин за первое, за эту гниль и затхлость? Не понимаю, – покачал он головой.

– Но не все ведь деревни такие, – пожала плечами Лена. – В деревнях тоже есть своя прелесть…

– Мечтаешь о любви? – усмехнулась Ира. – Не рановато ли?

– А у тебя какой любимый поэт? – перебила я. Лишь бы повод был у них для петушиных боев!

– Анненский, – кивнула Ира. – Иннокентий Аненский, – пояснила она, заметив, что Маша смотрит на нее с изумлением.

– А почему? – уточнила я. Интересно. Не особо слышала о таком поэте,

– У него очень утонченный стиль, – мягко ответила Ира. – Мне очень понравилась его книга «Кипарисовый ларец». «Август» – один любимый стих

– Я его пробовала читать, – задумчиво проговорила Маша. – Но как-то не пошло. Не очень поняла его. Вычурный слишком, на мой взгляд.

– Между прочим, Анненский упаднический поэт, – отчеканила Лена. – Странно, что пионерка так тянется к упаднический поэзии!

– Анненского у нас никто не запрещал, – пожал плечами Алекс. Со стороны реки повеяло свежестью, от котороя слегка поежилась. «Тина…» – почему-то шмыгнула я носом.

– Не запрещал, а упаднический… – Ленка весело показала кончик язык. – Ой… Надеюсь, госпожа графиня не разревется? – прищурилась она.

– Нет, не разревется! – я закатила глаза. Ну сколько можно то? – Вы можете не ссориться хотя бы пять минут?! Сейчас у вас опять война начнется, уже из-за поэтов! Относительно любви – так не Лена влюбилась, стих такой! – как же надоело.Весь год воюют и воюют, уже и год то учебный кончился – нет, не действует!

– Да и Есенин, знаешь ли, не поэт прогресса, – съязвил Алекс.

Женька, Маша и Вика прыснули. Влад осторожно подул на золу и сообщил, что картошка готова.

– Вы уже и к поэтам лезете! Можно без ссор хоть поэтов то обсудить? Просто.мы ведь все один класс, весь год бушуют, даже летом не замолчат.

– А они не хотят, – развел руками Влад. – А пора бы.

Пёченая картошка оказалась очень вкусной. Золотистая – весьма симпатично на вид, да и вкус – оближешь пальчики. Хрустящая, вкусная, вот ела бы и ела!

– Что, Миронов: обалдеть картошка с салом, и без сала обалдеть? – съязвил Женька, глядя, как Влад посыпает солью картошку.

– А ты, Стрела, про свою картошку видимо забыл! Ешь быстрее, Маша судя по взгляду хочет ее стащить!

Влад оказался прав. Пока Женька изображал козлиную бороду, Маша открыто стянула у него с ладони половиру картошки. Все засмеялись.

– Грабеж среди бела дня! – возмутился Женька.

– Так посадите же меня в тюрьму, – засмеялась Маша, с довольным видом поедая Женькину картошку.

– Козёл, говоришь… С бородой, говоришь… – насмешливо сказал Влад, и на глазах у Женьки стал торжествующе есть картошку.

– Я Рак! – отозвался Женька.

– А я вот Пушкина люблю, – наконец выдала я. – Такой лёгкий слог, так правдиво. И «товарищ верь взойдет она, звезда пленительного счастья». И верится, что она действительно взойдет! У любого человека.

– Так, Майорова хочет звезды пленительного счастья! – засмеялся Женька.

– А вот Алекс, наверное, что-то жесткое любит… Бодрое… Типа Маяковского… – съязвила Вика. – Да, Алекс?

– Маяковского люблю… Но больше Михаила Светлова, – сказал Алекс. – Он много в Харькове написал. Я его книги дома нашел и зачитался, – пояснил он.

– Кажется… Он «Гренаду» написал? – спросила Маша.

– Да, ее… «Я хату покинул, пошел воевать, что б землю в Гренаде крестьянам отдать!» – продекламировал Алекс.

– В Испании сейчас неспокойно… – вдруг сказала Ира. – Там три года назад короля свергли, в ничего не ясно.

– А вдруг и правда придется там воевать, а? – посмотрел на нас Алекс

Я задумалась. Война и правда близко.Я посмотрела на одноклассников. Сейчас мы сидим, поэтов обсуждаем, но вдруг спустя время наступит война? Мы сможем защитить Родину, но вдруг кто-то не сможет вернуться живым?

– Влад, зажигай костер! – засмеялся Женька. – Пора!

– Ну что там еще… – проворчал он.

Мы обернулись. По тропинке шли Незнам и Антон, неся ведро с рыбой.

====== Глава 17 ======

Алексей

От отца у меня осталось одно необычное воспоминание. Мне было, наверное, лет пять, когда он взял меня с собой на лотерею. В те времена активно работало издательство «Всемирная литература», и при заводских клубах проводились розыгрыши собраний сочинений. Помню, мы с отцом долго ехали на трамвае, и я с интересом смотрел то на киоски со сладкой водой, то на весело махавших регулировщиков. Затем мы ехали мимо большого зеленого забора, после которого пошли железнодорожные пути.

Заводской сквер, наверное, был, небольшим, но мне в то время он казался просто необъятным. В центре был маленький светло-зелёный дом с куполом – заводской клуб. У входа на террасе сидела толпа народа: помню, что многие были в кепках от жаркого дня. Весёлая девушка вращала барабан, выкрикивая номера. У отца номер был нарисован чернилами на ладони, и он ждал своей очереди. Мне вскоре ужасно все надоело.

– Папа… а мы выиграем? – дёрнул я отца за рукав.

– Не обязательно. – сказал он. – Видишь, сколько народу?

– Я насупился. Ведь я был уверен, что мы хоть что-то выбираем! Но оказалось, что можем и не выиграть. От нечего делать я побежал к маленькому забору, где росла густая трава.

Присев на корточки, я начал играть, пытаясь что-то смастерить. До меня доносились голоса, словно из другого мира. Невдалеке слышались гудки паровозов. К моему удивлению на куст села небольшая и очень красивая птичка. Я смотрел на неё во все глаза – она казалась мне настоящим чудом из сказки, залетевшим к нам. Чирикая, она поскакала вперёд с ветки на ветку, и я побежал за ней вдоль серого кирпичного забора. Я ужасно боялся упустить такое диво. Но птица, не обращая на меня внимание, полетела за забор.

Взволнованный, я побежал к отцу рассказать о чудесной птахе. Толпа в сквере шумела. Аукцион шел сам собой, но народ уже рассосался по скверу: кто-то курил, кто-то пил «Нарзан» и кофе, кто-то кричал… Отец стоял возле круглого фонаря, беседуя с незнакомым мне плотным коренастым человеком в кепке. Я не очень хорошо запомнил его лицо, но помню, что он был в белой рубашке и подтяжках. Оба они курили, и о чем-то болтали.

– Папа!

Я дернул его за рукав и начал взахлеб рассказывать о птице. Я описывал ее как умел. Отец, смеясь, сказал, что это была иволга. Но я сразу понял, что он сам не был в этом уверен, и говорил скорее так, чтобы отвязаться от меня. Человек в кепке тоже улыбался, но как-то натянуто и неискренне. Я чувствовал, что у них был какой-то важный разговор, и он был не рад, что я им помешал,

– Ладно, нам пора… – отец улыбнулся.

– Пойдем птицу ловить?

– Не сегодня… – мы осторожно пошли к выходу. Толпа спешила к аллее, и летний зной делал воздух тяжелым.

– Папа, ну пойдем! – дернул я его за рукав.

– Тссс! – приложил он палец к губам. – Сегодня толпа народа, как поймаем птицу? А в следующие выходные, – подмигнул он мне, – обязательно пойдем!

Мы быстро пошли к трамвайной остановке. Вечером я радостно мастерил силки для птицы. Что это была за птица, я так и не узнал: то ли иволга, то ли сойка, то ли кто-то другой. А вот того человека в кепке я однажды все-таки нашел. Правда, при совсем других обстоятельствах.

Настя

С Суворовского проспекта я свернула на 4-ю Советскую улицу. Здесь, в Третьем доме Советов, здании, выложенном из серого гранита, жили Аметистовы. Дом был старым, дореволюционным, и с тех пор практически не изменился. У входа в подъезд были разбиты газоны с садовыми ромашками и звездочками. В доме был прозрачный лифт: пока он мчался, можно было видеть лестничные пролеты. Я быстро поднялась на четвертый этаж и нажала на кнопку звонка.

Мне открыла женщина, и я сразу узнала в ней мать Иры. Дочь была очень похожа на нее. Женщина оказалась довольно симпатичной – высокая, стройная, с тонкими чертами и очень похожая на Иру – даже цветом глаз! Эти самые глаза смотрели пронзительно, будто изучали тебя, и было в них что-то такое… гордое. Графиня! Белокурые волосы, доходящие до лопаток, плавно струились по прямой спине. Женщина была одета в зеленое платье чуть ниже колен.

– Здравствуйте, – кивнула я. – Я к Ире. Меня зовут Настя.

– Приятно познакомиться, – мягко улыбнулась мама Иры. У нее был мелодичный высокий голос. – Ольга Викторовна. Ира о тебе рассказывала, вы хорошие подруги. Проходи.

Низкая прихожая со старомодной черной галошницей и высоким зеркалом в резной оправе меня не сильно удивила. Куда больше меня изумил длинный коридор между комнатами, а которой выходили высокие черные двери. В каждой из них было стекло с каким-то узором из цветов. В самом коридоре висели картины, изображавшие морские пейзажи: от пенящихся волн возле утеса до парусника во время морского штиля. Ольга Викторовна показала мне рукой на дверь в большую комнату, куда я сразу нырнула.

Войдя, я чуть не прыснула от смеха. Ира сидела на стуле прямо напротив окна. Их домработница Таня проворными движениями пальцев заплетала косу девочки, не прикасаясь к ней.

– Да не дергаюсь я, – надула губки девочка.

Сейчас Ирка казалась мне милым ребенком. Высокая, хрупкая, зеленоглазая девочка, чьи пшеничные локоны сейчас укладывались в прическу, сидела на старинном стуле из черного ореха. Пока Татьяна колдовала с ее косой, девочка покачивала стройными ножками в лакированных белых туфлях, словно подобранных по цвету под ее вычурное платье до колен. Ирка была удивительно похожа на мать. Те же тонкие черты лица и длинные ресницы, светлые волосы, вздернутый носик, придающий девочке сходство с лисой. Даже изумрудно-зеленые глаза достались ей от матери.

Я, не раздумывая, села на соседний черный стул и посмотрела на их темно-синие обои с белым узором. В центре просторной комнаты стоял черный полированный стол в виде вытянутого круга, напоминавший те, что я видела в музее.

– Привет! – не смогла я подавить улыбку. Все же я была рада видеть Иру, хотя мы только что поболтали по телефону.

– Тссс… – приложила Ирка заговорщицки пальчик к губам. – Сейчас поговорим про отца Ленки. Могу тебе многое сообщить.

– Готово! – объявила Татьяна.

– Спасибо! Ты не допускаешь, – обернулась Ирка, когда домработница вышла, – что отец Ленки работает на фашистскую Германию?

– С чего ты взяла?

– Настя, ты политически наивна! – сказала Ирка. – Отец Ленки повторяет фашистскую пропаганду про голод на Украине. С чего бы это? Ленка выступает за побег людей в фашистские страны. А почему?

– Ну так Маша все объяснила. Она не думала что это пропаганда, просто поверила. Ничего ведь не доказано. Мишку так поддерживала искренне, не считала его врагом. Просто мягкая в душе, вот и ляпнула, считает что казнь это жестоко и не удержалась.

– Ничего Маша не объяснила! – отрезала Ира, подойдя к высокому окну. – Ленка не мягкая, а наглая и агрессивная. И почему ее отец треплется про голод на Украине, который придумали фашисты? Это все случайности, да?

– Слушайте, вы обе петушитесь каждые пять секунд! И в тебе и в ней есть и плохое и хорошее! Не доказано что это выдумка, хотя… Едва ли в нашем государстве произойдет такой ужас.

– Вот! – подняла Ира тонкий пальчик. – Ленка распространяет клеветнические слухи про нашу страну, ты это понимаешь?

– Наверное, это клевета, но – а что ты предлагаешь делать дальше?

Ира подошла к чёрному столу, на котором сияли граммофон и небольшое

перламутровое зеркало.

– А ты вообще знаешь, что отец Тумановой на просто так болтает за фашистами про голод? Его обвиняют по линии «Главхимпрома» в неправильном использовании денег. Ты понимаешь, что это значит!

– Значит, махинации, – я и не думала что все настолько серьезно! Неужто это правда пропаганда немцев, а отец Ленки шпион? Ну почему опять повторяется история с матерью Мишки? Или я ошибаюсь?

– А вдруг, – понизила голос Ира, когда мы вышли в длинный коридор. – отец Ленки – переодетый немецкий офицер?

– Вряд ли… – засмеялалсь я. – Ленка бы поняла, отец это или кто-то чужой, переодетый.

– А если Туманова сама им сочувствует? – спросила Ирка. Для прогулки она надела следки и белые босоножки на шпильках, и сейчас, сидя на стульчике, возилась с ремешками. Я видела такие босоножки только на витрине модного магазине.

– Серьезное обвинение. У нас нет особых доказательств, что Ленка – поклонник фашизма.

– А кто говорил, что побег, а фашистские страны норма? Кто распространяет фашисткие выдумки про голод? – не унималась Аместистова.

– Но она не говорила: побег норма. Просто думала что казнь жёстоко и не удержалась, ляпнула, не подумав. Вот и все.

– Главное, – засмеялась Ира, – чтобы отец Ленки, почувствовав провал, не сбежал в фашистскую Германию. Может, он еще и отстреливаться из пистолета начнет.

Когда мы собирались на прогулку, Ирен вертелась у зеркала и трещала, что ей скоро сошьют платье из бархата.

– Отлично! – восхитилась я.

Ира расплылась в улыбке. Какая же все-таки воображала! А ещё большая модница. Платье из бархата – прекрасно! Я представила, как Ира гордо входит в нем в класс, ловя взгляды девчонок.

Мы вышли из квартиры. Лифт подошел мгновенно, и, спустя пару минут, мы обе весело выбежали из подъезда. Из открытого окна патефон весело играл:

Tango, Pariser Tango

Ich schenke dir mein Herz beim Tango.

Die Nacht ist blau und süß der Wein,

Wir tanzen in das Glück hinein

– Какая нелепость, – сказала я. – Парижское танго на немецком языке!

– Ничего ты не понимаешь! – замахала длинными руками Ира. – Сейчас это писк моды: парижское танго по-немецки. Это же… Очень весело, согласись!

– А ведь правда, – кивнула я, задумавшись. – Очень забавно!

–”Голубая ночь и сладкое вино; Мы танцуем к счастью…» – перевела Ирка и тут же подпрыгнула и закружилась. Я хотела бы хоть раз в жизни побывать в Париже… А ты?

– Конечно! Там очень красиво. Знаменитая Эйфелева башня, город любви! – Я представила, как мы с Ирой стоим там, в Париже, у этой самой башни. На небе ни единого облачка! Тепло, светло, хорошо… А мы любуемся.

– Еще Собор Парижской Богоматери, парк Монсо, много дворцов, – мечтательно улыбнулась Ира. – Да, очень красиво!

Столица Франции… Сразу вспомнился Алекс. Какая же красивая, роскошная страна, столько достопримечательностей! Жутко захотелось попасть туда, а особенно в Париж! Так интересно… Но вдруг я когда-нибудь смогу туда поехать? Кто знает… Но почему бы и нет?

Ein Leben lang so schön wie heut’

Mit dir und mir für alle Zeit.

Продолжало весело звучать танго. Нам было веселело, и странное немецкое танго, казалось, навевало ритм Парижа. В августовском воздухе появилась предосенняя дымка, которой, казалось, пахли даже цветущие кремовые звёздочки.

– Хочешь, скажу тайну? – прошептала Ирка, – Отец Миши пишет письмо Крупской. Жене Ленина!

– Чьей жене? – я просто не могла поверить своим ушам. Это надо же, человек жене самого Ленина пишет! Ничего себе! Я даже не подозревала. Ну и ну – жена самого Ленина!

– Просит защитить, – фыркнула Ирка. – Только зря он делает это. Зря!

– Наверно и правда зря. Но забудь ты про Мишкину семью хоть на пять секунд!

Я посмотрела задумчиво на убегавшую вдаль брусчатку проспекта Суворова. Предосеннее августовское золото уже тронуло кроны лип, и мелкие листочки валялись на земле. Рядом высилась темно-зеленая пирамида ели, под которой лежала аккуратная вытянутая шишка. «Скоро осень», – подумала я.

– Погоди, ты не поняла… – сказала нетерпеливо моя подруга. – Я от родителей узнала, что в письме он что-то против партии написал. Вот так!

– Ничего себе! – Выходит, с родителями Мишки правда что-то неладно, но с другой стороны. Понять его действия было можно, он хотел чтобы его жену освободили, о чем я и сказала

– Отец Мишки как был зиновьевцем, так и остался! – посмотрела на меня Ирка. – Настя, ну ты как ребёнок маленький, правда! – нетерпеливо дёрнула она рукой.

– Знаю, – пожала я плечами.

Выходит, это правда, все это время родители и Ира были правы – с семьей Мишки действительно неладно! Я и подумать не могла! Но самого Мишку, чья семья рушится у него на глазах, было жалко, надо будет обязательно увидеться.

Зиновьевец, зиновьевец. А кто это такие, зиновьевцы-то? Нет, я слышала, что был Григорий Зиновьев и сейчас попал в опалу, но подробностей не знала. Чего именно он хотел, этот Зиновьев, за что в опале? Кажется, да – Ленин был зол, что он чуть не выдал план революции. Вопросы, вопросы, вопросы… Хотелось бы найти на них ответы…

– Как думаешь, – отвлекла меня от Ирка, рассматривая газетный киоск на повороте. – Чем сейчас Алекс занимается?

– Ну откуда я знаю!

– А давай пофантазируем!

– Ир, ну не знаю… Может с Владом или Незнамом бродят где… Может, сам пошёл куда.

– Настя, терпи! Ира же влюблена в него по уши! Тили-тили-тесто, жених и невеста! – раздался знакомый звонкий голос.

Мы с Ирой обернулись и только тут заметили Машу… на велосипеде!

После лагеря Ира казалась мне несколько неженкой. Определенно в деревне ей делать было бы нечего – Ира выдрала бы не только сорняки, но и всю капусту! Впрочем и над сорняками она работала с большим трудом.

Маша оказалась довольно ленивой, а ещё ехидной! Правда Лиса Патракеевна! И про медведя стих рассказала, когда Вика сказала что Влад был медведем в прошлой жизни, и уключиной назвала, и картошку у Женьки стащила! Ленивая, но веселая.

– Привет! – Маша с гордым видом отбросила на спину золотистую косичку.

Велосипед был хорош – яркий, в красных цветах! Ручки красные, колеса красные, все практически красное! Только седло чёрное, а одна рама – золотая! Наверняка такой велосипед стоил немало… У меня тоже был, но старый, одна педаль вообще отвалилась. А тут – яркий, новенький, богатый!

– Вот это даа, – протянула я, обхаживая вокруг транспорта Маши. – У меня просто… просто слов нет!

– Маша… ты… ты умеешь ездить на велосипеде? – пролепетала не менее изумлённая Ира.

– Да, а что? – усмехнулась Маша. – Ничего особенного – жмешь педали, вот и все. А почему ты так удивляешься? А ты умеешь?

– Я только давно пробовала… а у тебя настоящий! – Ирка смотрела как на чудо.

– А то! – гордо улыбнулась Маша. – А ты, Настя, умеешь?

– Умею! – кивнула я. – Только он у меня старый уже, педаль отвалилась.

– Ничего, не проблема! Ездить можно! Помой его да педаль купите – как новенький будет! – махнула Маша рукой.

– А у тебя совсем новый, немецкий… откуда? – пролепетала Ира.

– Нравится? – Маша сейчас напоминала кошку, которой дали молоко – такой счастливой она казалась. – Это мне Серый подарил.

– Какой такой Серый? – хлопнула длинными ресницами Ира.

– Незнам, конечно, – проговорила Маша с удивленным видом и прыснула, заметив недоверие в наших лицах. – Да брат подарил, черт возьми! Серый его звать, Сергей!

Значит, брат! Я иногда видела Машу с высоким кареглазым парнем, очень похожим на нее. Те же светлые волосы, пронзительные карие глаза и гордая улыбка, а также военная форма. Думала, какой-то родственник. Угадала практически – брат родной!

– А он кто? Танкист, летчик? – размышляла, нахмурив тонкие брови, Ира. – Кавалерист?

– Второе!

– А где он служит? – спросила Ира.

– На Дальнем Востоке, – ответила Маша. – В Забайкалье, точнее.

– Как бы я мечтала поехать на Дальний Восток… – мечтательно протянула Аметистова. – Это ведь как интересно: почти две недели на поезде! Станции, узлы, леса сибирские…

– А говорила, что леса не нужны, – усмехнулась Маша. – Вот они – леса! Сибирские!

– А еще необычнее – дальневосточные! – кивнула Ира. – Там и тигры живут, и растения удивительные.

– Да, интересно! – подтвердила Маша с легкой снисходительностью. – Долговато на мой взгляд правда… Но с другой стороны результат того стоит.

– Интересно! – протянула я. – Это же даль то какая! – Так хотелось бы попасть на Дальний Восток, как и Ире – сибирские леса, красота, далеко… А в этих лесах еще и медведи с лисами живут! Так интересно!

К тому же горы, красота, озеро Байкал – самое глубокое и чистое озеро во всей России! Давно хотелось бы там искупаться.

– Если мать Мишки не расстреляют, то сошлют в лагеря в Сибирь, – горько сказала Маша.

Я ахнула. С лагерем я совсем забыла что мать Мишки сейчас в тюрьме! Что ему трудно.Что не только в лагерь не поехал, но и матери у него практически нет! Надо будет срочно увидеться с Мишкой – если не сегодня то завтра! Может, смогу как-то поддержать, отвлечь от грустных мыслей хоть как-нибудь, не бросать же в такой ситуации. Отвлечь полностью я его не смогу – твою родную мать могут убить или отправить работать в такую даль, что ты больше никогда не увидишь ее… Но хоть как-нибудь! Ну почему, почему все так сложилось, ведь и я, и Машка, и Лена Туманова, мы до последнего верили что все будет хорошо, а Екатерина невиновна! А тут вот как вышло – эта милая приветливая женщина оказалась шпионом и теперь ее ждет жуткое наказание… Бедный Мишка. Семья рушится прямо на глазах и он ничего не может с этим поделать… Это ужасно.

– Девочки, давайте хоть чем-то попробуем Мишки помочь? Может, письмо куда-то напишем? – предложила Маша.

– Я бы тоже хотела, но кто нас где будет слушать? Там и заморачиваться на просьбы каких-то школьников не будут, – грустно вздохнула я, опустив голову. – Но с другой стороны я могу ошибаться! А что ты предлагаешь? Куда писать? Интересная идея! Может, у нас все-таки получится ему помочь?

– Вы ненормальные? – посмотрела на нас с изумлением Ира. – Кому, кому вы собираетесь писать? В НКВД, как теперь ОГПУ называется? Вы больные! Чекисты шпионов настоящих ловят, а мы куда полезем? Да нас насмех поднимут! Или заинтересуются, почему это мы, пионеры, врага защищаем!

– И проблемы начнутся, – задумалась Маша. – Хотя.кто нас там вообще слушать то будет – школьников, малышню? Не будут и заморачиваться наверно… Чем тут помочь? Разве что поддержкой… Но неужели ничего нельзя сделать, совсем ничего?

– Согласна! Вдруг что-то еще получится изменить?

Я не хотела сдаваться до последнего, вдруг что-то придумаем, чем-то поможем? Но в глубине души я чувствовала – судьба Екатерины уже практически решена. Я постараюсь поддержать Мишку, отвлечь от грустных мыслей, но как действительно ему помочь? Твою мать убьют или отправят в дали дальние – какая тут поддержка, если действия нужны? Но какие? Неужели ничего не можем сделать? Зато Ирка смотрела на меня так, словно я была тропической анакондой.

– Насть, никуда мы не напишем, – покачала головой Маша. – Точнее не только никудА, нам еще и нЕкуда. Нас и слушать то не станут – малолеток каких-то, – грустно покачала она головой. – Ир, ну что смотришь? Вроде порошок из ушей у Насти не сыпется! Переживает человек за друга, помочь хочет, все же понятно!

– Давайте хотя бы не бросать Мишку в одиночестве… – сказала Маша.

– Так я разве говорю что буду его бросать? – удивилась я. – Конечно, не будем! Хоть какая-то поддержка, хотя бы несколько отвлечем от грустных мыслей… По крайней мере не один!

– Ладно, до встречи, – Маша снова вскочила на велосипед и быстро поехала вперёд. Ира смотрела как завороженная, да и я не открывала глаз – так быстро! Только что была тут, а теперь уже там!

Обернувшись, Маша помахала нам рукой и начала ездить кругами.

– О выпендривается то, а? – протянула я.

Маша гарцевала на велосипеде как всадница на коне, сверкая карими глазами. О как радуется то, прямо торжествует! Постепенно Маша скрылась за поворотом, но перед этим вытворяла всякие выкрутасы – и кругами ехала, и прямо, и с руками и без ру. Я удивлялась ее ловкости – сто раз могла упасть, а нет, не упала.

Алексей

Несмотря на отсветы костра и работу в огороде, я часто думал в лагере о тезисах отца. С ними снова вышел прокол. Эх, мы-то с Владом и Викой думали, что там разгадка тайны, а оказалось, что мы толком не понимаем о чем они. Отец утверждал, что революционная волна на Западе временно сошла. Битва за Мировую революцию переместилась на Восток, и сейчас на передовой – индийское и китайское направления. В Индии потенциал тоже исчерпывается, зато в Китае он нарастает день за днем. Дальше шли довольно туманные фразы, что кризис Мировой революции наступил не от новой политики руководства СССР (как утверждал Суварин), а по естественным причинам, и «щеголяние левизной» только поставит европейских коммунистов в невыгодные условия, вбив клин между ними и национальными движениями Востока. Вот, собственно, и все.

«Из-за этой бурды убили отца? – думал я, глядя на темно-зеленый лист лотоса в реке. – Не верю!» Что там не так? И почему отец утверждал, что тезисы опубликовали не совсем верно? Что в них не так?

– Слушай, – спросил я как-то Влада, когда мы корчевали тот самый пень из огорода. – А что за бумаги твоя мачеха должна была передать Щебинину, Серову или Звездинскому?