Текст книги "Пыль"

Автор книги: Катя Каллен2001

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 25 страниц)

– Насть, – тихо начал Мишка. – Я не могу так сказать, что осуждаю. Все же мать. Но не забывай меня.

– И ты меня не забывай, – проговорила я уверенно. – Но, может, еще не все потеряно? Вдруг кто заступится?

– Кто? – вскинул брови Мишка. Он, казалось, был удивлен. – Ну кто?

– Не знаю, – я пожала плечами. – Может, директор или кто еще.

– Вряд ли, – махнул Иванов рукой. – Зачем директору лишние проблемы?

– Не могу понять – почему тебя должны исключать? Ты же не шпион! Думаю, я не единственная, кто это поймет.

– Возможно, – тихо проговорил Мишка. – Ты хороший друг. Вы с Леной.

– Спасибо, – все же в Мишке Иванове было что-то трогательное и я немного понимала Лену.

Ире говорить легко, нежный он или не нежный – она же не была в его ситуации и вряд ли окажется в ней. Кто знает, как дальше сложится Мишкина судьба? В ВУЗ ему путь закрыт, везде будут говорить: «Сын шпионки», «Сын шпионки»… Никому не пожелала бы такой ужасной жизни – ему ведь терпеть все это! Но в то же время решительность Мишки вызывала уважение – человек все же важнее ВУЗа, каким бы ни был, и Мишка это понимал. Неужели никто кроме нас с Леной этого не понимает? Я не могла видеть, что обычно гордый Мишка теперь ходил бледный и закрытый, всегда молчал, словно это не Мишка, а его двойник! Ну почему, почему все так сложилось? Я была уверена, что его мать невиновна, а тут вот как вышло…

Я положила ему руку на плечо. Кажется, Мишке стало чуть полегче, судя по легкой улыбке. Хоть немного, но легче! Отлично.

Скоро все собрались и собрание началось. Волошина и Аметистова сели за стол, накрытый темно-зеленым сукном. Для торжественности сзади стоял бюст Ленина.

– Последний шанс, Иванов, – звонко начала Волошина. Сейчас она казалась мне очень жесткой и холодной. – Осудишь ли ты взгляды своей матери, как честный человек и настоящий пионер?

– Нет… – тихо, но уверенно отозвался Мишка.

– Опомнись! – бросила ему Лера. – Ты ведь понимаешь, как тогда сложится твоя жизнь!

– Понимаю, – кивнул Мишка. – Но человек все же важнее ВУЗа.

– Вот так человек! – усмехнулась Ира. – Шпионка, враг народа!

– Знаешь, не тебе об этом судить, – холодно произнес Влад, на что Аметистова уже приготовилась возразить, но Волошина ее опередила.

– Миронов, следи за словами, иногда твое поведение заставляет серьезно задуматься. Ты не изменишь своего решения, Иванов?

– Не изменю, – уверенно и четко ответил Мишка.

– Но мать это одно, а Миша – другое! – вдруг сказала Лена.

Я ожидала, что Волошина взорвется, но она улыбнулась и достала какую-то синюю папку. Я не выдержала и вытянула шею: интересно, что в ней?

– Туманова так полагает? – мягко спросила она – Туманова думает, что мы, как в буржуазных странах преследуем невиновного за родственные связи? Она сильно ошибается. – Волошина открыла папку. – Скажи, Иванов, ты обращался за помощью к секретарю Горкома Рипольскому?

– Нет… – пролепетал потерянный Мишка. Он, кажется, ожидал голосования, но что-то пошло не так. За окном уже начинался чудесный весенний вечер, и ветерок трепал ветки лип, на которых наклевывался зеленый пух.

– А в Москву к Ядову в Централтную контрольную комиссию? – прищурилась Волошина.

– Тоже нет… – выдавил из себя Мишка.

– Почему же в таком случае эти люди просят директора школы за тебя? – спросила Волошина.

Женька даже присвистнул. Волошина постучала карандашом по столу.

– Не знаю… Только отец знает… – пролепетал Мишка. – Я ему говорил…

– Иванов рассчитывал на безнаказанность. Рассчитывал на высоких покровителей. Был уверен, что комсомольская и пионерская организации школы спасует перед их именами. Но для комсомольской организации дело партии, выше любого имени, любого авторитета… – строго сказала она.

Странно… Я сомневалась, что Мишка рассчитывал на покровительство. Иначе не был бы таким взволнованным и бледным. Неужели я надеялась не напрасно и какие-то высокие люди наверху решили ему помочь? Неужели у нас с Леной есть единомышленники и Мишку не исключат? Значит, я не зря надеялась, есть шанс! Даже Москва просит за него! Это удивительно, но это…это факт! Что же теперь решит директор? Я надеялась, что он примет просьбы руководства и Мишка останется.

– Впрочем, обращение к высоким покровителям – это еще не все, – сказала Волошина. – К нам поступил сигнал от одного из честных пионеров, что Иванов ведет откровенно контрреволюционные разговоры. В частных беседах он извращает ленинское «Письмо к съезду», утверждая, что Владимир Ильич предлагал снять с поста товарища Сталина!

Лера ахнула. Маша изумленно посмотрела на Ирку, затем на меня.

Я удивленно хлопала ресницами. Как она узнала? Откуда? От кого? Что же это за пионер такой, который рассказал Волошиной? Мишка рассказывал мне, что Ленин перед смертью критиковал Сталина, но я ведь никому, никому об этом не говорила! Неужели кто-то услышал и передал Маринке? Но кто? И зачем?

– Интересная картина: мать обвинена в шпионаже, сестра сочувствовала опрозициии Одиннадцатого съезда, а сам Иванов выступает против товарища Сталина! Иванов, мы ждём объяснений! – сказала Волошина.

– Я только сказал, что Владимир Ильич писал письмо товарищам, и его зачитали на съезде! Это правда!

– Это может кто-то подтвердить? – холодно спросила Волошина.

– Я могу, – хотелось это сказать как можно увереннее. – Мы вместе шли домой в тот момент.

– Выкручивается! – вдруг раздался голос Вовки Солцева.

– А тебе что? – усмехнулась Вика. – Ты сам всегда всех сдаешь и выходишь сухим из воды! А как тебе в ответ дают так сразу пищишь. Так что от выкручивающегося слышим!

Волошина хмыкнула и кивнула.

– Хорошо. Не будем отвлекаться. От кого вы узнали это, Иванов?

– Но это же не преступление! Ильич действительно писал письмо и зачитал на съезде – что же в этом такого?

Теперь Мишке приходится выкручиваться из-за некоего «честного пионера», он ведь не может сказать, что все знает от отца! Кто же оказался этим «честным пионером»? Кто побежал бы все рассказывать Маринке, зная, что Мишку точно исключат за такое? Этот человек наверно радовался сейчас, получил покровительство Волошиной. Но кто же это, кому понадобилось это самое покровительство? И кого она считала бы.честным? Под все это подходил один человек – Солнцев! Сейчас он выглядел несколько довольным. Но почему? Зачем ему понадобилось выдавать Маринке Мишку? Неужели ради покровительства и похвалы? И он же знал, что Иванову в таком случае грозит исключение – зачем же так? Что плохого Мишка ему сделал? Или это не Вовка? Но кто же еще? Ну не Алекс же с Ирой, ну точно!

Вовка, помнится, сдал Волошиной Юлю, которая писала стихи в стенгазету, была целая разборка из-за слова «Бог», но нас всех спас Алекс! Неужели это повторяется?

Неожиданно распахнулась дверь и вошел сам директор Антон Юрьевич, а сопровождении какого-то человека.

– Сидите, – бросил он. – Итак, мы сейчас мы ограничимся временным исключением Михаила Иванова из пионеров, но в школе он останется. Пока что.

– Но, но… Антон Юрьевич, – залепетала Волошина, но на нее уже никто не обращал особого внимания.

– У Иванова есть шанс подумать о своем поведении, изменить его, – кивнул Антон Юрьевич.

Он всегда был упакован в безупречный темно-синий костюм «бостон», который вкупе с блеском очком придавал ему строгий вид. Я знала о нем, что прежде, в революцию, он уже был большевиком и дружил чуть ли не с самим Иоффе. Во всяком случае его авторитет как «старого большевика» был всегда высок.

– Ура! – радостно воскликнула Лена. – Остаешься в школе!

– Отлично! – подхватила я. – Я верила! Я верила!

Неужели я угадала? Неужели у меня есть единомышленники среди взрослых и Мишку оставят в школе? Жаль, что его исключат из пионеров, но ведь это временно, временно, а не навсегда! Плюс к тому же он останется с нами, в школе! Вовка помрачнел, но ничего, пусть мрачнеет дальше. Ничего у Солнцева не вышло!

Хотя Солнцев ли это? Но кому еще так понадобилось бы покровительство Волошиной? Ну не Соньке же Петренко – доброй душе и тихоне из тихонь? Я не знала. Но какая теперь разница, ведь Мишка в классе! Но все же хотелось понять, кто же этот «честный», из-за кого пришлось так оправдываться.

Я только сейчас обратила внимание, что рядом с наши директором стоял невысокий суховатый человек в сером косюме. Он казался забавным из-за короткой рыжей шевелюры и множества веснушек у носа, однако я заметила, что при одном его виде Волошина сразу напряглась. Интересно, что же это за человек такой? Ввел Волошину в такое напряжение! Мне казадось, будто она смотрит на него с почтением и подобострастием.

– Всем молчать! – неожиданно прикрикнула Волошина. Что еще ей надо?

– Хорошо, Иванов, на этот раз школа и пионерская организация проявили к тебе милость. Но учти, что ты, хоть и временно, исключаешься из пионеров! Запомни это и постарайся исправиться. Исключение Иванова, – рубила Маринка фразами, должно доказать, что мы будем беспощадны к врагам и никто не сможет уйти от ответа! Дело партии для нас выше любого имени, любого авторитета… А для партии выше всего народ и его благополучие, мы, школа, осознаём это и должны быть беспощадны к любым контрреволюционным разговорам и врагам.

Я вздохнула. Хотя я была рада, что Мишка остался с нами, нечто изменилось навсегда. Мы знали, что кто-то из нас доносит на других и надо быть осторожным с каждым сказанным словом. Вовец? А, может вовсе не Вовец. Соня Петренко? Не может быть. Хотя кто ее знает? Кто знает, что на душе у Леры, Вики, Марины… Да и у Иры тоже… Вон как она призывает быть беспощадной к врагам! А ведь кто-то, наверное, также думает обо мне…

– Марина, Ира, идёмте, – мягко улыбнулся рыжий Волошиной и Аметистовой. Интересно, что у него с ними за дела?

– Сейчас, Альберт Николаевич, – бодро отеликнулась Волошина.

– Не спешите. Я пока покурю у входа… – улыбнулся странный человек.

Мне казалось, что от него исходит странная смесь мягкости и власти. «Надо будет узнать у Иры, кто он такой», – подумала я.

Алексей

Наивные дети, мы полагали, что Мишку спасло заступничество друзей его отца в Москве. Мы ошибались. На самом деле Мишку спас следователь ОГПУ Никольский: тот самый рыжий человек, вызвавший улыбку у нашего класса. Исключение Иванова из школы не входило в его планы: Никольский решил оставить Мишку в качестве приманки. Отныне любой, защищавший Мишку, попадал на карандаш к Никольскому. Это придавало делу Екатерины Ивановой объемность, вовлекая в него все новых и новых людей. Отец Мишки в самом деле позвонил в Горком своему старому приятелю Рипольскому, а тот в ЦКК Ядову. Значит, оба они попали в поле зрения Никольского, а за ним и самого всесильного Молчанова: теперь на них появился серьезный компромат, и он мог докладывать Ягоде, что дело по Ленинградской парторганизации движется вперед. А поскольку Рипольского рекомендовал на работу в Горком сам Аметистов, в его биографии тоже появлялась неприятная заноза.

К концу мая пришло известие, что наш пионерский отряд отправляется на полтора месяца в лагерь. Было решено разбить палатки в области – где-нибудь на берегах красивого озера или реки. Ребята сразу определили, что сначала надо послать разведчиков – подобрать место для будущего лагеря. После недолгих споров, решили, что такими разведчиками будем мы с Владом. Незнам горевал, потому как очень хотел поехать со мной, но ребята были непреклонны – только мы с Владом. Мы сразу же решили, что в районе пятнадцатого июня приступим к делу, а через несколько дней дадим Ирке телеграмму, куда именно следует приезжать.

Пережидая проливные дожди в начале июня, я не мог дождаться дня, когда наконец начнется наше путешествие. Собираться начал буквально за два дня: осторожно упаковывать взятую на прокат палатку, котелок, приспособления для жарки и варки пищи на костре. Мама все пыталась дать мне побольше всякой еды, и я никак не мог объяснить ей, что еды нам надо как раз поменьше: лучше, пусть даст денег, чтобы мы закупились продуктами поближе к месту. Ситуация была тем более противная, что у меня вскочил гнойный фурункул, и мама все говорила, что с болезнью не надо ехать. Кое-как проткнул его сам цыганской иголкой, сделав вид, будто он лопнул.

Утром в день отъезда я проснулся поздно. Спешить было некуда: к Владу я мог приехать в любой момент, так что не спеша позавтракал дома. Мамы же не было, но она оставила мне записку, чтобв я не забыл проверить перед отъездом воду. Затем, прихватив рюкзак, поехал на Финляндский вокзал. Небо совсем затянуло тучами, но на душе было удивительно хорошо от начинающегося большого путешествия. Гришковы арендовали дачу под Сестрорецком, и я поскорее сел в пригородный поезд на север.

Сначала поезд шел через центр. За ними пошли заводы, а от станции Удельная начались мелкие домики. Здесь кругом росли садовые ромашки, ирисы и желтые цветы, напоминавшие подсолнухи, с претенциозным названием «рудбекия». Цветы, впрочем, были очень красивые. Глядя на мелькавший за окном пригород, я не мог понять, зачем Мишка все время «лезет в бутылку». Ну что ему, правда, стоит сказать, что осуждает деятельность матери? Ведь не просто так ее обвинили, да в чем – шпионаже! Вот сидят два веселых рыбака с удочкой – никто их в шпионаже не обвиняет, как и вот эту веселую торговку пирожками. Мать передавала какие-то наши секреты врагам, а Мишка правда в дурачка играется – делает вид, что мол ничего и не было.

Я сошел на маленькой станции и пошел по асфальтированной дороге мимо дач. Дача, где жили Гришковы, находилась в глубине леса. Пока я шел мимо домиков, в полисадниках которых росли

Я присмотрелся получше. Мачеха Влада была невысокой белокурой женщиной лет тридцати пяти, не худой, но достаточно изящной и гибкой. Короткие белые волосы рассыпались легкими кудряшками. Голубые глаза смотрели холодно и немного… то ли властно, то ли жестко, точного слова я подобрать не мог. Во всем ее облике была порывистость и четкость, хотя при этом она чем-то напоминала веселую, хотя и самоуверенную, девчонку. Во всяком случае короткое бежевое платье и красные туфли ей хорошо шли. Эх, рискну!

– Елена Андреевна! – окликнул ее я.

– Да? – резко повернулась женщина, но тотчас почему-то улыбнулась. У нее был мелодичный, хотя и жесткий голос.

– Елена Андр…

– Ты, наверное, Алексей Суховский? – уже тепло улыбнулась она.

Я кивнул. Невдалеке послышался стук дятла.

– Влад с Викой мне много рассказывали о тебе. А внешне: да, ты правда очень похож на отца! – в ее холодных глазах вдруг вспыхнула веселая искра.

– Спасибо, – улыбнулся я. – Елена Андреевна, у меня к вам дело, – сказал я.

– Что же, идем к станции. По дороге обсудим, – охотно сказала женщина.

Невдалеке виднелся песчаный косогор, заросший невысоким ельником. Песок был при этом не желтым, а каким-то совсем грязно-серым. На обрывах росли кусты полыни и еще какая-то неизвестная мне трава. Глядя на полынь, у меня что-то екнуло внутри: я вспомнил полынные поля возле станции Чаплино в то утро, когда мы последний раз ехали всей семьей на море. Женщина, однако, свернула к сосновому бору и быстро пошла вперед.

– Здесь на станцию быстрее, – сказала она, словно мы были приятелями.

– Елена Андреевна, я слышал, что Вы хорошо знали моего отца, – начал я без подготовки. Прогонит – и черт с ним, значит прогонит. Но дама только находу поправила маленькую белую сумочку,

– Это Влад, паршивец, проболтался? – нахмурилась женщина. Меня снова удивил ее голос: смесь детской капризности и жесткости.

– Елена Андреевна, не ругайте его, пожалуйста, – выпалил я. – Он меня поддерживал. И дело важное… Понимаете, я не верю, что папа покончил с собой! – выпалил я.

Мать Вики ничуть не смутилась моей бессвязной речи, а только снова поправила сумочку.

– Знаешь, Леша… Ты не против, если я буду тебя так звать?

– Нет, только за! – Ветка сосны шелохнулась, словно на нее села какая-то крупная птица.

– Так вот, Леша, я тоже не верю. Не такой он был человек, чтобы покончить с собой. Мы познакомились с ним в двадцать первом, на Третьем конгрессе Коминтерна. Я была переводчицей, поскольку знаю немецкий и польский. И тоже потихоньку ищу нити.

– А я знаю, что против отца плел интриги некий поляк Варский. На Пятом конгрессе, – уточнил я на всякий случай. – Там дело Суварина было как раз. Вы не знаете случайно этого Варского?

Я думал, что она смутиться, но женщина кивнула, словно я говорил прописные истины.

– Ежи Адольфа Варскрго? Знаю. Неплохой человек, хотя и очень горячий. Да, размолвка из-за дела Суварина у них была. Но, поверь, она не была фатальной! Твой отец очень расстроился, что Варского исключили из ЦК Польской коммунистической партии. Едва ли он бы расстроился, будь Варский его врагом.

– Но Варский, я слышал, делал кое-какие пакости отцу…

Женщина остановилась и дернула замок сумочки. Затем ее холеная белая рука с острыми красными ногтями достала оттуда пачку дамских сигарет и зажигалку.

– Ты не против, если я закурю? – спросила она. – Давай начистоту: ты подозреваешь Варского?

Отпираться было бессмысленно. Синие глаза Елены Андреевы смеялись, глядя на меня. Я ожидал чего угодно, но не такого поворота беседы.

– Честно – да, – вдруг выпалил я.

– Ценю откровенность и смелость, – снова улыбнулась женщина. – Но, поверь, Леша, ты на ложном пути. Варский сам пострадал из-за того дела, – выпустила она струйку табачного дыма. – И никакой выгоды Варский, кроме позора, не получил.

– Но, говорят, он выкрал у отца какие-то важные тезисы его речи против Суварина? Или сочинил их, чтобы его опорочить… – сказал я.

– Тезисы правда были, – выпустила Елена Андреевна струйку табачного дыма. – Я слышала их разговор на Конгрессе.

– В кулуарах? – спросил я. Стук дятла становился все отчетливее.

– Нет, прямо в зале, – покачала головой женщина. – Они говорили о них открыто. Отец твой, как обычно, шутил, – тепло улыбнулась она. – «Вот тебе тезисы моей речи: ходим e2-e4, а потом конем!»

– Он очень любил шахматы! – сказал я. – Все мечтал мат конем и королем поставить.

– Игрок он был блестящий, – подтвердила женщина. – Но я не о том. Понимаешь, он сам отдал тезисы Варскому. И не тихо, тайком, а в зале со смехом. То есть, не видел никакой опасности.

– А Варский говорит, я слышал, что эти тезисы выкрала какая-то женщина… – прищурился я.

– Может быть. – Пристально посмотрела на меня женщина. Елена Андреевна казалось милой, но, глядя на стальной блеск ее глаз и резкие движения, я подумал, что не хотел бы встать у нее на пути.

– Но подумай вот над чем… Варскому не было резона играть против твоего отца. Зачем ему менять тезисы? Что получил от этого Варский?

Женщина снова затянулась, и мы осторожно пошли дальше по тропинке в бор. Кое-где уже виднелись скворешницы – свидетельства приближавшегося дачного поселка.

– Может, Варский хотел избавиться от моего отца в силу каких-то причин? – предположил я.

– Может быть, – пожала плечами женщина. – Но тогда, согласись, Варский подменил бы их тихо и незаметно, а не у всех на виду. А так… Теперь что ни случись – все знают, что виноват именно он.

Я потупился, действительно сраженный этим доводом. Высокая трава, в которой вертелись мухи и осы, казалась мне сейчас невероятно дикой.

– Выходит… Варский думал, что виноват отец, а отец – что виноват Варский? – потер я лоб.

– Так, – кивнула женщина. – А ведь они были близкими друзьями по Польской войне! Кому-то не нравилась их дружба…

– Скажите, а что было дальше с теми тезисами? – спросил я.

– А! Вот это уже целая история. Сначала они ходили в списках. Потом их опубликовали осенью двадцать четвертого года, когда шла борьба с Троцким. Твой отец был не очень доволен, что это сделали без его разрешения. Поползли слухи, что текст тезисов не совсем верный… Вот тогда он и ушел из Исполкома Коминтерна… – грустно вздохнула женщина.

– А почему?

– Вокруг него начались скандалы, подозрения… А в двадцать седьмом накануне Пленума его в прессе чуть ли не обвинили в троцкизме… Потом извинились, конечно, но остались.

Я внимательно слушал, стараясь понять. Сосны еле попадались, но уже пошли фруктовые деревья с запекшейся горячей смолой. Возле деревянных домиков стали попадаться газоны из ромашек и так похожих на них белых и кремовых звездочек. Сейчас эти цветы росли почти везде возле маленьких домиков. Замшелая крыша полуразрушенного дома изрядно поросла мхом.

– А где опубликовали его тезисы? – спросил я, прислушиваясь к веселому щебету воробьев. Напротив стоял колодец, аккуратно обитый досками

– В журнале «Большевик», – охотно ответила Елена. – Накануне Пятнадцатого съезда они помогли Валериану.

– А кто выступал против него?

– Некий Мишколин, но по слухам за этим стоял сам Вардин… Но это только слухи, – женщина предупредительно подняла вверх белую ладонь.

– Отцу это помогло?

– Отчасти да… Но подозрение там, – указала она вверх, – остались.

Невдалеке послышался быстрый стук колес: мы в самом деле приближалась к станции. Ближе к платформе пошли уже настоящие, хотя и полуразваленные домики, с яблочными садами. В воздухе крепко пахло смородиной.

– Ладно, мне пора, – кивнула женщина. – Рада была с тобой познакомится. Заходи к ним в гости.

– Спасибо, – кивнул я.

– Заходи, заходи… Мы с Владом и Викой будем тебе рады.

Женщина махнула рукой и быстро побежала к платформе. Глядя, как Бойко стучат ее каблуки, я подумал, словно девчонка, готовая вместе с мальчишками начать лазать по крышам и деревьям.

====== Глава 15 ======

Алексей

– Общий привет! – бросил я, войдя в маленький деревянный домик.

Дверь была не заперта. Ответом мне была тишина. Я оглянулся и пошел дальше.

Дача, которую снимали Гришковы, оказалась в самом деле не плоха. Домик был сложен из акуратно приставленных друг к другу сосновых бревен, словно сошел с картин Поленова или Васнецова. У самого крыльца бурно росли лопухи, закрывая песчаную горку. В самом домике были кухня и три комнаты. На плите весело кипел чайник, о котором, похоже, все забыли. От кухни шли два входа.

– Ау! – позвал я. Затем заглянул в дальний и сразу оказалась в маленькой комнате с кроватью, столиком и стулом. Влад лежал на кровати, покрытой шинельной тканью, и задумчиво смотрел в потолок,

– Я уж думал, ты сегодня не придешь, – лениво покосился он на часы. – Обед уже.

– Прости, я с твоей мачехой встретился, поговорили и до станции дошли. Классная она у тебя, кстати! – выпалил я.

Влад приподнялся и с интересом посмотрел на меня. На его лице было написано искренне удивление.

– О чем же вы с ней говорили? – спросил он.

– Да так. Об отце моем… У тебя чайник кипит, забыл? – улыбнулся я.

– А этим пусть Вика занимается, – прыснул Влад.

– Ну ты и лежебока… – дружелюбно сказал я.

– Еще какой! – раздался с кухни звонкий голос Вики. – Он же не ты, чтобы путешествовать с утра. Встает к десяти, а то и половине одиннадцатого.

– Да ты сама храпишь, как сурок, – фыркнул Влад.

– Бе-бе-бе! – насмешливо передразнила его сестра… Или кем она, собственно, ему была?

– Ладно, ты готов? Пошли.

– Погодите. Я тоже с вами хочу на разведку! – сказала Вика.

– Ты? Да ты до вечера собираться будешь… – проворчал мой товарищ. – А у нас времени нет. Алекс только к обеду приплелся…

– Нет, я мигом, быстро… Всё равно вы обедать пока будете, а я соберусь. Ну возьмите, правда… Я очень хочу! – Вика говорила тоном капризной девочки, все желания которой сразу исполняются.

– А, может, правда возьмем? – сказал я. – Втроем все легче, чем вдвоем.

– Ну давай… Только не говори, что не дружите с Викусиком после этого, – проворчал Влад и сокрушенно поднял глаза.

Я вышел на кухню: ожидать их сборы. На душе было неприятное чувство, словно рухнула детская сказка. Вот вбил я себе в голову, что во всем виноват Варский. А этот Варский, может, непричастен к этому всему, как неродившееся дитя. Подумаешь какое дело – поругались боевые товарищи, кто с кем не ругался хоть раз в жизни? Ответ должен быть в тезисах… Надо бы поскорее их прочитать…

Стоп! Я заметил большую этажерку со старыми книгами и журналами. Я поскорее открыл гибкую дверку. Журналы… Да, есть и «Большевик»! И есть за двадцать четвертый год… Осенью… Я схватил девятый номер и стряхнул пыль… Ничего… Десятый… Есть! У меня словно отлегло от сердца. Суховский В.С. «О новейшей тактике Коминтерна в борьбе за Мировую революцию». Я старательно сдул пыль и покрутил в руках номер, словно какое-то чудо.

– Ты не против, если я возьму почитать? – бросил я, когда Влад вошел на кухню.

– Да бери… – Махнул он. – Хозяйка к этому добру не подходит.

– Вот спасибо! – Я бросил журнал в рюкзак. – А это что? – я посмотрел на серую алюминевую кастрюлю, которую открывала Вика.

– Суп… – Влад как-то странно посмотрел на меня.

– Суп? – переспросил я. – Его едят так?

– Ну да. Вот чудик… Ты что, супа не видел, Фра…

Он осекся. Вика повернулась к нам и, рассмеявшись, постучала себя по лбу. Мама правда никогда не готовила мне первое, и я смотрел на него, как на чудо.

– У французов супа нет, да? – спросила Вика.

– Ага… – ответил я и тоже весело фыркнул.

– Ну вот и поешь. Попробуешь, – насмешливо, но дружелюбно, сказала Вика. – Кстати, куда пойдем лагерь ставить?

– Представляете: на Валдай! – сказал я весело. – Посмотрим истоки Волги и Вазузу!

– Ты что? – изумленно посмотрел на меня Влад. – Какой Валдай? Это же за тридевять земель!

– Так уж и за тридевять? – удивленно поднял я брови. – Всего-то в соседней области, – суп с сухими грибами оказался, правда, очень вкусным.

– И как мы туда поедем? – пожал плечами Влад.

– Да просто. Сначала на пригородном поезде до Малой Вишеры, оттуда до Бологое, а там за день пешком дойдем. – Я давно продумал этот маршрут и просчитал все необходимые варианты пути.

– И как мы туда сегодня поедем? Уже третий час, – прикусил губу Миронов.

– Ну, а что тут особенного? Сейчас на станцию и в Ленинград. Там на трамвай – и на Московский вокзал. Часов в шесть будем там. Заночуем в Вишере, а завтра с утра поедем в Бологое. Если получится – завтра к вечеру будем там, на месте.

– А вдруг ругать будут, что мы далеко ушли? – гнул свое Влад.

– Так область у нас тоже огромная. До Мги или до Ладоги ехать почти столько же, – убеждал я. – Да и Мга одни болота – нас там гнус сожрет. И потом: мы отметимся в комсомоле Малой Вишеры и Бологое – какие проблемы? – хлопнул я себя по коленке.

– Ну французы! Предприимчивые, как мушкетеры! – засмеялась Вика. – Это же правда замечательно: Валдай посмотрим! – протянула она.

– Тогда быстрее! – проворчал Влад, но, судя по его выражению лица, ему тоже ужасно хотелось на Валдай.

– Что ворчишь? – ехидно уточнила Вика, скрестив тонкие руки на груди. – Вот что ты ворчишь? Всё успеем, можешь не волноваться! – усмехнулась она. Все таки в их перепалке было что-то милое, домашнее.

Викусик провозилась со сборами еще часа полтора. Все это время я сначала смотрел в окно, а затем изучал участок: за дачей был ручеек, возле которого виднелся полуразбитый сарай. В воде жила даже водяная крыса ондатра, важно проплывавшая в заводи. Вышли мы только в половине пятого, и все дорогу до станции Влад препирался с Викой, кто виноват и успеем ли мы на пригородный поезд. Сколько я не пытался их урезонить, все было напрасно. На Финляндский вокзал мы приехали только около семи.

– Может, у меня переночуем, а завтра в путь? – предложил я.

Вика и вправду забавно смотрелась в наряде туриста: в семей футболке, черных брюках и кепке. За ее спиной был маленький импортный рюкзак, похоже, купленный где-то мамой. «Наверное, в Польше или в Германии», – подумал я. А вот Влад был одет в очень старую футболку и совсем потертый пиджак.

– Нет, поехали скорее. Итак много времени потеряли, – проворчал Влад.

– Слушай, ты куда так спешишь? – закатила Викусик глаза. – Говорю тебе – всё успеем, не ворчи!

Мы прыгнули в трамвай и поскорее помчались к Московскому вокзалу. Туча отходила в сторону Невы, и мы радовались, что ночью хотя бы не будет дождя. На Малую Вишеру мы в самом деле опоздали, но поезд на Чудово отходил в восемь, и мы втроем буквально ворвались в пригородный состав. Запыхавшись, мы поскорее сели на деревянные скамейки.

– Слушай, а зачем тебе журнал? – спросил Влад, когда поезд уже набирал ход.

– Для политинформации, – ехидно ответила Вика, так и не сняв кепку. – Надо ведь подготовиться-то, а, Алекс?

– Нет, из-за отца.

Поезд как раз притормозил на станции Навалочная. И я вдруг, повинуясь какой-то интуиции, начал рассказывать Владу с Викой эту таинственную и запутанную историю. Точнее, про что можно было рассказать. Про нашу последнюю поездку на море и знакомство с отцом Насти Майоровой, про таинственное самоубийство отца на станции Ржава. Про слухи, что он покончил с собой из-за дела Суварина, и что я узнал про Пятый конгресс Коминтерна. Про тезисы и Варского, который плел интриги против моего отца, и про последний разговор с их матерью. Я не рассказал только про часы из-за немецкого герба и про письмо моего отца их матери – мало ли, как Вика невзначай подставит Влада. Я рассказывал, а мне на душе становилось все легче, словно лопнул нарыв. Рассказа хватило до того момента, как паровоз, взревев, ворвался на станцию Тосно.

– Запутанная история, – нахмурила брови Вика. – Интересная история получается с этими тезисами. Но Примаков думаю неправ – ну, вдруг Варский невиновен? Если он никакой выгоды кроме позора, не получил – зачем ему красть тезисы твоего отца, особенно если они в хороших отношениях?

– А если все же повинен? – спросил Влад. – Тогда Примаков прав?

– Говорили, их выкрала некая женщина. И Настин отец ее упоминал! Некая Вера!

– Ну он не говорил, что их выкрала именно она. Но, возможно, и она.

– Вот-вот! Почему бы и нет? – подхватила быстро Вика. – Надо только выяснить, что же это за Вера такая! Может сохранились какие фотографии с этой женщиной, какая-нибудь информация о ней?

Эх, попробую! Я наклонился и рассказал им, наверное, самую интересную часть истории – про нашу Веру Сергеевну. Как я узнал по жесту, где она поправляла шляпу. И как я нашел ее на одной старой фотографии отца. Во всяком случае, женщина с фотографии была практически ее копией.

– Ну, жест при поправлении шляпки – это не доказательство, – фыркнул Влад.

– Не доказательство. Но Вера жила в Москве, – это раз, – загнул я палец. – И однажды после истории со стенгазетой, где Вовец накрысятничал, она сказала, что я похож на него. Значит, Вера его знала.

– Знаешь… – к моему удивлению Вика восприняла мой рассказ более серьезно. – Мама просто не переваривает Веру. Та на родительском собрании что-то на меня нападать стала, а мама говорит: «Вы, учительница литературы, должны оценивать учеников только по тому, как они знают Пушкина и Гоголя. Остальное вас касаться не должно!» Еще мама говорит, когда Вера жалуется на дисциплину: «Еще я должна вникать в каждую вашу мелочь!»