Текст книги "Дарт Вейдер. Ученик Дарта Сидиуса"
Автор книги: Jamique
сообщить о нарушении
Текущая страница: 42 (всего у книги 57 страниц)
– Это началось ещё до Империи. В тот промежуток времени, когда республику ломало и крутило. Было совершенно очевидно, что из этой болтанки так или иначе родится что-то новое. Желательно сразу. Сформируется всё равно, но если сначала просто распадётся – то мир пройдёт через эпоху раскола, беззакония и войн. А мы за этот период как раз умрём. Жизнь человеческая не сравнима с глобальным процессом. История сделает закономерный шаг. Эту стадию когда-нибудь впишут в учебники и обоснуют. Найдут смысл. Но мы за этот шаг успеем сдохнуть, и смысл нам будет не важен. Все мы хотим жить вечно. Но это невозможно. Тогда мы стараемся жить полноценно. Я тебе говорила о девочке в белом платье? Я всего лишь не пожелала становиться очередной высокообразованной, дорогостоящей статуэткой своей высокородной семьи. Изящной фигуркой, которой можно рокирнуться, например, выгодно выдав замуж, – Мотма усмехнулась. – Интересоваться политикой было модно. Для барышни из определённого круга это было даже нормально. Ничего странного в таком интересе. Тоже одна из граней. Я этим и воспользовалась. Чтобы, в конечном счёте, сделать скачок, которого от меня никто не ожидал. Несколько поездок на Корускант. Снова-таки приличных для молодой барышни, которая должна повидать мир. Они дали мне полезные знакомства вне Хандриллы. И я воспользовалась ими, когда пришло время. Ещё несколько полезных знакомств среди умных и не слишком умных представителей знати и политической элиты на родной планете. Первые сочли, что мой пол никак не влияет на мой политический талант. Вторые сочли, что практика использования юных девушек, выражающих волю тех, кто за ними стоит, которую, к примеру, давно ввели на Набу… – она не договорила, рассмеявшись сквозь зубы. – Как всегда: идиотизм. Словом, я стала сенатором. Честное слово, сам процесс достижения этого места был для меня ничуть не менее привлекателен самой цели. Борьба, интриги, хитрость, кто кого переиграет. Я наслаждалась такой жизнью. Наверно, потому и выиграла, – она усмехнулась. – Где-то там доказано, что по-настоящему получается только то, что делаешь с удовольствием. Эта жизнь была по мне. По мне она и сейчас. Наверно, – философски заметила она, – потому и Альянс. Хотела проверить, насколько мне удастся создать полноценную оппозицию. Ну и в конечном счёте – выиграть. Стать первым демократически избранным президентом победившей новой республики…
– Именно ты? – спросил Бейл.
– Именно я, дружок, – очень мягко ответила Мотма. Борск внезапно издал фырчание.
– Что? – спросила Мотма.
– А пару-тройку алиенов в аппарат? – мурлыкнул Борск. – Ближайшие советники, помощники. Чудо: единение вуки, ботанов и мон-каламари.
– Пожмём рыбкам плавники, – буркнул Бейл.
– Природный хищник обнимает природную добычу, – прищурил Борск глаза. – Но, ведь это бы пришлось сделать. Новая республика должна быть свободна от алиенофобии.
– Так вот ты куда метишь, котик, – без вопроса сказала Мотма.
– Пока я мечу лишь во внимательные слушатели твоего рассказа, – с горловым примурлыканьем ответил Борск. – Потому что прелестные мечты о власти пока остаются лишь мечтами.
– Я стала сенатором, – кивнула Мотма. – Достаточно быстро вошла в Совет Верных. Предварительно хорошо сошлась с влиятельными сенаторами, в первую очередь с Бейлом и Амидалой…
Краем глаза Борск заметил, как скис Бейл. Вдруг, внезапно. При одном упоминании имени Амидалы его вполне так пышущее здоровьем и лёгким загаром лицо вытянулось и приобрело зеленоватый оттенок. На несколько секунд. Затем оно вернулось к своему обычному здоровому и загорелому облику. Но несколько секунд – были. И Борск всерьёз озадачил себя мыслью: а что же было такого там, что при одном имени давно умершего сенатора господин Органа спадает с лица? Любовь? Борск принадлежал к виду, который изо всего спектра ощущений и чувств, сопровождающих сексуальное влечение, испытывал лишь сильное природную потребность в физическом контакте с противоположным полом в так называемый брачный период (или период течки, если называть вещи своими именами). В промежуток между оными он вполне мог оценить красоту и гладкость шкурки какой-нибудь ботанки, её грациозность – с тем, чтобы не метить себе партнёршу на следующий период. Но любовь… Глядя на людей в период их так называемой влюблённости, он однозначно относил их к больным или помешанным. Они становились нервными, иррациональными, дёрганными, переходили за одну минуту от слёз к смеху и наоборот. Эмоционально неустойчивые, зацикленные на каком-то ординарном представителе их вида так, что становилось страшно за их психику. Это была болезнь, похожая на лихорадку, для которой сомнительным антибиотиком была лишь тесная близость с вожделенным предметом. Желательно весь цикл обращения планеты вокруг своей оси. А поскольку это было невозможно, начиналась ломка. Лихорадка, наркотическая зависимость, высокая температура, бред. Такой индивид сгорал, если не вылечивался. И при этом эти же индивиды на протяжении всего существования их вида воспевали данную болезнь как высшую ценность и счастье. Птьфу. Это заставляло задуматься об их эмоциональной полноценности. Или же – использовать их эмоциональную неполноценность себе на пользу. Влюблённый человек слеп, глух и страдает разжижением мозга. Интересно. Не это ли разжижение использовали неведомые друзья-союзники Мотмы?
Может быть. А может, и не это. Однако, при всём неуважении к людям в этом плане, Борск категорически отказывался верить, что спустя двадцать с лишком лет можно всё ещё испытывать к былой любви такое сильно чувство. Вплоть до позеленения лица.
– …после чего мнения разделились.
Он выхватил конец фразы, восстановив контекст. Внутренняя дифференциация в Совете Верных. По видению того, какова должна быть их политика в дальнейшем.
– Амидала была ставленницей и шпионкой Палпатина – до определённого периода времени, – продолжила Мотма. – Затем она всё более и более становилась недовольна им как по личным, так и по политическим причинам. Личное замешивалось на том, что слишком близким союзником канцлера стал её друг, тайный муж, Анакин Скайуокер. А ещё на том, что ей всё отчётливей казалось, что ею манипулируют. Она же хотела самостоятельности. Она становилась достаточно взрослой для того, чтобы перестать плыть в фарватере пусть самого гениального политика. Она хотела собственного дела. И в некотором смысле стала шпионкой у Палпатина в пользу нас. Меня, Бейла. И мы действительно участвовали в разработке и продвижении антиджедайской политики в жизнь. Это – в русле общей политики тогдашней республики и Палпатина. Но у нас на определённой стадии зародилась следующая мысль. Конечно, джедаи, как существа, обладающие паранормальными способностями, могут быть опасны. И да, мы знали, что руководство Ордена желает отнюдь не служения государству, а власти как способа обретения своих законных прав. Что они, со своей стороны, хотят провести некую интригу, которая позволит им получить правителя, настроенного к Ордену более чем лояльно. В общем, государство, в которой активной политической силой станет Орден, не входил в наши планы. Но в наши планы не входил и Палпатин, как глава государства. Палпатин вёл подпольную антиорденскую политику. Орден вёл подпольную антипалпатиновскую. И мы решили, что на скресте этих двух мы вполне сможем провести собственную интригу. Использовать Орден против Палпатина. Использовать Палпатина против Ордена. Замкнуть их друг на друге, а потом придти на место взрыва и…
– А более конкретно? – спросил Борск.
– Сейчас, – кивнула Мотма. – Я расскажу. Всё дело в том, что мы начали с ошибки. Я – начала с ошибки, – она посмотрела Борску прямо в глаза. – Я решила привлечь к нашей интриге Скайуокера…
– Пссс…
– Да. Я даже воображала, что нашла идеального союзника…
ГРАНЬ ТРЕТЬЯ
Игры (тогда)
Анакин и МотмаЭто было организовано при поддержке Амидалы, после долгих и тщательно продуманных разговоров с нею.
А произошло просто.
Личный телохранитель канцлера в очередной раз пришёл в гости к своему другу сенатору – и застал у неё её подругу и соратницу по политическим делам. Какое-то время они разговаривали о последних новостях с фронтов Сената и войны. Потом Амидала, извинившись, вышла – а Мон и Анакин остались вдвоём.
Мотма непринуждённо улыбнулась Скайуокеру. Тот ответил ей вежливым взглядом. Форсьюзер, напомнила она себе. Чувствует. И очень хорошо, что тебе почти не надо ему лгать.
– Господин Скайуокер, – сказала она, – у меня к вам дело.
Тот кивнул, спокойно. Продолжал смотреть. С этим – хитрости не пройдут. Запутаешься. Останешься в накладе. Пожалуй, она не обладает ещё тем уровнем манипуляторских навыков, чтобы привлечь его обходными путями в интригу. Надо идти – почти напролом.
Мысли пробежали змейкой и определили с тактикой.
– Я могу задать вам некоторые вопросы – и быть уверенной, что это останется между нами?
Тот неожиданно усмехнулся:
– Почему нет? Разве вы только не будете спрашивать меня, как я отношусь к свержению законной власти.
– Гм, – сказала Мотма.
Тот внимательно посмотрел ей в глаза.
– Гм?
– Хотела бы я знать, – произнесла Мотма, – насколько хорошо вы понимаете значение слова: законная власть.
– Достаточно неплохо, – усмехнулся ей человек. – Я ей служу.
– В лице канцлера?
– Именно.
– Власть, которой сейчас обладает канцлер, законна, – согласилась она. – Поскольку это подтверждено Сенатом. Неограниченные полномочия он получил путём демократического голосования.
– Воля Сената – закон, – кивнул Скайуокер. Казалось, он забавлялся.
– А давайте представим себе такую ситуацию, – Мотма говорила лёгким тоном, будто не всерьёз. – А если Сенат инициирует роспуск Ордена? И истребление всех джедаев? То что?
– Для меня это решение будет крайне обременительно, – ответил Скайуокер. Две смешинки в серых глазах. – Но оно будет законно.
– Именно, – энергично кивнула Мотма, подавив в себе секундную растерянность. – Сенат состоит из несовершенных существ. С их собственными страхами, фобиями, слабостями. Каждый из них подвержен манипуляции. И воля Сената может сделать законными воистину страшные вещи.
– Например, истребить всех джедаев?
– Вы шутите?
– А вы так беспокоитесь за джедаев?
– Я беспокоюсь за вас.
– Польщён.
– С корыстной целью, – улыбнулась Мотма.
– Польщён вдвойне – меня оценили.
– Не могу понять – вы издеваетесь?
– Нет. Я тоже пытаюсь понять. Вас.
– Фобия против джедаев в Сенате растёт, – сказала Мотма.
– Знаю.
– И этот процесс… раздувает ваша покорная слуга и её соратники – по прямому указанию Палпатина.
Человек напротив внимательно и задумчиво смотрел на неё.
– Особые функции Совета Верных? – усмехнулся он. – Почему вы мне это говорите? – спросил он мягко.
– Потому что вы… не джедай. Не орденец в полном смысле.
– Информация от Амидалы? – спросил он.
– Не судите её, она…
– Я не сужу. Я спрашиваю.
– Да, от неё. Но она не прямо и невольно… А кое-что и так видно.
– Значит, плохо работаю, – заключил он.
– Нет, хорошо, но… Орден сам виноват, заостряя внимание на своём с вами конфликте. Это становится видимым со стороны.
– А.
– Я рискну, – сказала Мотма, и в этот момент она действительно чувствовала, что рискует, – и спрошу вас о достаточно серьёзном. Вы связываете ваше будущее с Орденом?
– Нет.
Она взглянула в его глаза, резко перевела дыхание.
– Я вас напугал? – спросил он.
– В политике нет пощады.
– В жизни вообще нет пощады, – он смотрел на неё. – Вопрос в том, ставите ли вы знак равенства между форсьюзером и джедаем.
– Нет, – ответила Мотма. – Именно поэтому я хочу предложить вам союз.
– С кем и против кого?
– С нами и за себя.
– Против всех?
– Да.
– Тогда ответный вопрос. В понятие вас – входит канцлер Палпатин?
– Но вы уже с ним в союзе.
– Понятно.
– Но…
– Пад, в принципе, говорила мне, – произнёс он даже чуть лениво. – Про планы канцлера и про его нежелание доверять любым форсьюзерам…
– Да, – выдохнула Мон, в тот момент бесконечно благодарная Амидале. – Я уже говорила, инициатором антиджедайской политики является великий канцлер, – её понесло. – И хочу вам сказать, что в его планы не входит уничтожать преданных ему форсьюзеров. Вас, например. Если вы станете союзником канцлера, а не заговорщиков среди джедаев. Но в его схеме мира вы должны быть безусловно преданы и подчинены.
– А в вашей? – спросил Скайуокер. В глазах блеснула насмешка. Наткнулась на взгляд Мотмы. Погасла. Теперь на Мон смотрели слишком тёмные глаза. – Это так серьёзно?
– Можете меня проверить, – криво усмехнулась Мотма. – Я… я долго думала. Размышляла. Изучала вашу биографию. Присматривалась к вам. Да, господин Скайуокер. Всё так серьёзно. Вы уже понимаете, что я хочу вам предложить?
– Мы против всех? Мы с вами?
– Да, – ответила Мотма. – И вы даже знаете, почему… Молчите, – она остановила его начальный порыв заговорить. – Я предлагаю политический союз. Наш с вами.
– Что об этом знает Амидала?
– Всё, – ответила Мон почти искренне. Один процент не лжи, а недоговоренности укрылся за девяносто девятью процентами правды. – Иначе бы она не оставила нас одних. Дело в том, господин Скайуокер, – она взглянула ему в глаза, – что вашей жене нужна стабильность в этом мире. Любая женщина, потенциально ждущая ребёнка, ожидает от мира прежде всего стабильности. А мир, в котором муж не может быть назван мужем, потому что джедай, а дети со стопроцентной вероятностью будут отобраны в Храм – стабильным не может быть назван. Более стабилен мир, в котором брак форсьюзера с обычной женщиной будет вещью законной, сам форсьюзер и его дети при условии лояльности к правительству станут слугами правительства… вы думаете, что для вас сделают исключение? Быть может. Но что скажете о мире, в котором существует несколько облечённых властью форсьюзеров, которые фактически управляют государством?
О, эта улыбка. Эта его улыбка, значение которой она поняла гораздо позже.
– Мне кажется, – мягко сказал Скайуокер, – это будет прекрасный мир. Но, госпожа Мотма, – он наклонил голову, – это ведь геморройно очень – в первых советниках иметь самого сильного одарённого в галактике. Политика – такая вещь. Всем хочется залезть выше.
– Смотря куда, – ответила она. – И смотря насколько реальна такая возможность. Одарённый правитель – вещь пока принципиально невозможная. Слишком будет сильным сопротивление общей массы. Слишком много сил на преодоление, которые можно использовать совсем для другого.
– Вы долго говорили с моей женой? – спросил он её.
– Долго. Я очень хочу жить, господин Скайуокер. И хотя вы по всем параметрам идеальная фигура для союза – без долгих раздумий и подготовки не обошлось.
– Вы не опасаетесь меня? Просто как очень сильного одарённого. Который может воздействовать на вас, а вы этого не поймёте. Аллергия на форсьюзеров – отнюдь не безосновательная вещь.
– Нет, – коротко ответила Мотма. – Я вас не опасаюсь.
Его взгляд нырнул в её глаза и – она была уверенна – выловил всё остальное. Она и не сковывала. Она даже не пыталась скрыть. Всё равно это только аргумент в её пользу.
– А вот этого Амидала не знает, – тихо сказала она.
Он кивнул.
– И это останется между мной и вами, – сказал он. – Поскольку ваш личный мотив – ваше личное дело. А огласка будет мешать нашей совместной политике.
Она вскинула голову – наткнулась на улыбку. Вот так, просто и элегантно, Анакин Скайуокер дал согласие на союз. Так же просто, как отымел её потом по всем вышеперечисленным пунктам.
Два ситха…От Мотмы он пришёл к канцлеру. По естественному праву телохранителя, который вернулся на работу.
Палпатин поднял голову от голопроектора на столе. За последние несколько месяцев под глазами великого канцлера всё больше набухали мешки, на лице резче обозначались морщины. Всё глубже становилась тень усталости.
– Телохранитель Скайуокер на службу прибыл! – отсалютовал он канцлеру живой рукой. Палпатин взглянул на него внимательно, снизу вверх. Анакин оглядел кабинет. Канцлер поднялся с места, не произнося ни слова. Кивнул – они из официального красного кабинета перешли в небольшой личный.
Обитый по стенам тёмной тяжёлой тканью. Он машинально коснулся обивки кончиками пальцев живой руки, сняв с неё перчатку. Рука, продолжая взмах, с тёплой бархатистости скользнула на гладкий холод металла. Отлитые фигуры, будто перетекающие одна в другую. Ему нравилось. Ему вообще нравилась странноватая элегантность обстановки канцлера. Его вкус.
– Ну? – спросил Палпатин.
– В будущем устройстве будущей Республики, – ответил он, убирая руку от фигуры и вновь надевая перчатку, – я стану первым советником президента.
– Поздравляю, – сказал канцлер. – Когда избрание?
– Нового президента?
– Его тоже.
– Судя по всему, одновременно с концом войны, – он усмехнулся углом рта и уставился в стену. – Вообще, конец вашей войны – это необыкновенно привлекательная точка отсчёта для всех и каждого. Джедаи готовятся нанести свой завершающий удар одновременно с окончанием войны. Мотма…
– О-ооо, – Палпатин засмеялся. – Девочка Мотма?
– Девочка Мотма и собирается стать президентом.
– Я в ней никогда не сомневался. А почему – президентом?
– Новое название должности должно символизировать новые принципы новой Республики.
– Даже новой республики?
– Конечно, – с иронией ответил он. – Старая – это коррупция и развал. А новая, под чётким руководством президента Мотмы и её помощника-джедая…
– О.
– Угу, – он усмехнулся снова.
– Это немножко легкомысленно?.. – полувопросил, приподняв брови, Палпатин.
– Не думаю, – ответил он. – Это достаточно прочно и одновременно опасно. Я о союзе джедая с президентом…
– Да?..
Он рассеяно кивнул, задумавшись и покусывая губу.
– Понимаете ли, – сказал он медленно, – я передаю информацию, не интонацию.
– А что с интонацией?
– Если бы я взял будущего президента прямо там, на кушетке, она бы не возражала… Что вы смеётесь? – он стал улыбаться.
Канцлер смеялся беззвучно, всё его лицо сморщилось сотней весёлых морщинок.
– Но это же замечательно.
– Замечательно? – теперь он приподнял брови. – Не хотите же вы, чтобы я…
Окончание фразы утонуло в громком искреннем смехе. Анакин стоял, смотрел на канцлера, продолжал улыбаться. Всё свободней.
– Нет, – отсмеялся Палпатин, – такой жертвы я от тебя не требую. Да и ни к чему она. Пользы нет, только опасность скандала. Но влюблённая женщина…
– Опасна, – закончил он. – Очень опасна, мой повелитель.
Палпатин вздохнул и кивнул.
– Я попытался быть убедительным в роли рыцаря и джентльмена, который верен своей жене. И в роли начинающего политика, который… – он оборвал себя. – Надеюсь, получилось, – он взглянул на канцлера. – Благодаря тому, что я уже столько вращаюсь здесь, в сенатской среде… и благодаря вашим урокам хороших и политических манер. Потому что я настоящий… – он замолчал.
– Ну-ну? – с любопытством спросил Палпатин.
– Вам с лексикой моего детства или без оной?
– Там есть цензурные слова?
– Да. Есть. Мотма.
Они расхохотались оба. Анакин потёр лоб и покачал головой.
– Большая политика, блин. Дама практически расставляет передо мной ножки – и это называется большой политикой.
– Большой и грязной, – согласился Палпатин. – Поверь, это всего лишь один из мотивов. Может быть, достаточно сильный. Но. Это не отменяет того, что она хочет заполучить тебя как союзника. Масштаб, – канцлер улыбнулся. – Будущий. И настоящий. Эту даму привлекают умные существа. И в личном. И в политическом плане. Всё естественно.
– Слишком.
– Да, – канцлер задумчиво посмотрел на него. – Слишком. Не в смысле того, что я сомневаюсь в мотиве. Он есть, он реален. Ты не мог ощутить ложное чувство. Но этот мотив опасен, как опасна любая любовь. Нет, страсть. Она – неконтролируемая эмоция. А политика – это холодный ум и игра на чужих эмоциях. Я лишь хочу сказать, что ты не должен расслабляться, – с иронией закончил канцлер.
– Спасибо, – ответил Анакин. – Щаз расслаблюсь, буду кайфовать, вести жизнь сибарита, каждый день посещать косметолога и солярий, да, надо ещё будет апартаменты себе отбить, там всё сделать в изысканном набуанском стиле… – он подавился смешком.
Палпатин выжидающе смотрел на него.
– Ну, хорошо, – сказал Анакин и снова потёр лоб рукой. – Суть комбинации в следующем. Спровоцировать джедаев на ваше устранение…
– Хм…
– Что?
– Очень неплохая мысль, если честно.
– Какая?
– Устранить меня руками джедаев.
– А, – он улыбнулся. – Я тоже… оценил. Так вот, спровоцировать их на это в нужный момент. Так, чтобы поймать за руку за этим действием. Таким образом иметь суперзаконный повод для того, чтобы прижать к ногтю Орден. Республика вас оплачет, причём первым будет рыдать Совет Верных. И на волне возмущения новый президент со своим новым советником начнёт новые реформы.
– Ты там конкретно зачем? Именно в этой комбинации?
– Ну, я не успею вас защитить, но успею к моменту, когда джедаи будут стоять над вашим хладным трупом. Так, чтобы никаких сомнений не было. Поймаю на месте преступления.
– О как.
– Да. И рыдающая Мотма одновременно избавится и от вас, мой повелитель, и от Ордена, который слишком усилил свои позиции в войну, и вообще… Понятное дело, чтобы создать такую ситуацию, а главное, чтобы в результате наступила не анархия, а правление нового и достаточно конкретного президента, требуется работа и работа. В том числе моя, – он очаровательно улыбнулся. – Меня, как очень приближённого к вам лица. Вы, конечно, хитрый и умный, но и я не дурак. А тут ещё козырем моё форсьюзерство и чуткое руководство Мотмы… Канцлер. Амидала вам говорила об этом плане?
– Нет.
– Моя жёнушка заодно с ними.
– Может, она просто не успела, – задумчиво сказал канцлер. – Она не может сразу и при всех срываться ко мне. И с тобой при свидетелях говорить не может.
– Всё хуже.
– Я тебя внимательно слушаю.
– Первое, она организовала нам с Мотмой встречу.
– Каким образом?
– Обычным, – ответил он, вновь глядя в стену. – Ну, вы знаете. Она в курсе того, что я шпионом Ордена у вас. Она также в курсе, что я терпеть не могу Орден. Но она не в курсе, что вы – тоже форсьюзер, мой повелитель. А вы обсуждали с ней и с избранными из Совета Верных вашу будущую антиджедайскую политику. Понимаете ли, она знает, что я, как ваш помощник и телохранитель, есть исключение из правил. Но… – он засмеялся. – Она знает, как вы умеете использовать людей. Ас в деле. И то, что меня не убьют при условии моей к вам лояльности, она знает прекрасно…
– А-а…
– Да, мой повелитель, – он усмехнулся. – Именно. Она объяснила мне, как видит наше будущее. Вы будете мне мило улыбаться и использовать по-чёрному. Но это не страшно. Страшно то, что вы, безусловно, введёте драконовские антифорсьюзерские законы, и, как только я попробую рыпануться, мне тут же всё с той же милой улыбкой объяснят, насколько я неправ. И насколько положение одного, пусть самого сильного, форсьюзера, зависит от благорасположения к нему главы государства. И она логична, канцлер.
– А ещё она ревнива.
– Не без этого, – в который раз усмехнулся он. – Но и логична тоже. Вы – манипулятор экстра-класса. Вы – очень сильный политик. Сильный человек. Против вас у неё – у нас – нет шансов.
– А против Мотмы?
– Да прежде всего Пад прекрасно видит, что та в меня влюблена.
– О…
– Она мне прямо это сказала.
– А что она сказала ещё? – Палпатин неожиданно ловко подобрал полы своей очередной официальной и пышной одежды и сел в кресло. Приготовился слушать. Усмешка Анакина, который смотрел на него, стала улыбкой.
– А угадайте с трёх раз.
– Я не собираюсь угадывать, – ответил Палпатин. – Я знаю. Твоя жена строит глазки Бейлу. Ты предполагаешься тем, кто запудрит мозги Мотме. С помощью них вы устраните меня, – вкрадчивым голосом сказочника-маньяка поведал он, – а потом…
Анакин расхохотался – взахлёб, откинув голову назад.
– Нет, безусловно, Пад сказала наибанальнейшую вещь, назвав вас непобедимым противником.
– Почему же непобедимым? – серьёзно спросил Палпатин. – Шансы есть. Только не у твоей жены.
– Что мне делать?.. Ладно, я не спрашивал.
– Почему же? – ты спросил… Трудно?
– Да, – ответил он. – Я думаю, она мне этого не простит. Когда узнает, как я её использовал и как я ей лгал.
– Тебя – нет. Того, кого она якобы знает. А вот ученика Сидиуса…
– Она не знает, что я…
– Именно. Ей придётся познакомиться с тобой вновь. И тогда посмотрим, сможет ли она любить тебя – настоящего.
– Что же она любит сейчас? – вопрос был устал и совершенно риторичен. Тот, кто спрашивал, знал ответ.
– То, что хочет любить, – Палпатин пожал плечами. – Скажи прямо: ты сможешь и дальше использовать её неведение? И её тоже?
– Да.
– Хорошо.
– В мире существуют вещи поважнее любви.
– И что же?
– Собственная осуществлённость.
– Без любви?
– Вы держите меня за ребёнка?
– Я держу тебя за влюблённого болвана. Любой влюблённый – болван.
– Благодарю.
– Да не за что, в общем.
– Я…
– Ну?
– Я не знаю, канцлер. Я меняюсь. А она…
– Ты винишь за это себя?
– Иногда…
– Забей, – сказал голос ситха. – Ты ещё будешь винить себя за то, что идёшь вперёд. А не топчешься ради другого существа на месте. Или ты думаешь, что если бы предоставил ей всю полноту информации…
– Нет. Тогда бы она точно захотела вас устранить, канцлер.
– Хм.
– Источник дурного влияния, – он хмуро пожал плечами. – Почему бы не объяснить мои перемены и отсутствие любви… доверия – вами? Но выбрал я сам. Кому лгать. А с кем быть откровенным.
– Кому принадлежать, – небрежно, в пространство, сказал канцлер.
Анакин долго смотрел на него.
– Да, – произнёс он. – Именно так это сформулировано и будет.
– Анакин. Ты принадлежишь себе. А мы оба принадлежим сейчас очень опасной тайне и очень опасной игре. Мы союзники.
– Не только.
– Мм?
– Ситская пара?
– А ты ситх?
– Я ученик ситха! – Анакин расхохотался. – В смысле противостояния миру.
– Да, – кивнул канцлер. – Я понимаю. Садись, – показал он ему на соседнее кресло. – Нам есть о чём поговорить. Вот что, – произнёс он, глядя на ученика, – передай-ка мне для начала подробней твой разговор – с Амидалой.
