Текст книги "Дарт Вейдер. Ученик Дарта Сидиуса"
Автор книги: Jamique
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 57 страниц)
Место под названием нигде
– Итак, – сказал высокий, жилистый, с чёрной, как эбонит, кожей мужчина. – Мы прошляпили партию. Теперь кто-нибудь может мне сказать – как?
Повадки его и его движения обозначали его самого как тип смертельно опасного бойца, который может одним прикосновением к энергетически важной точке лишить жизни и рассудка или подавить волю.
– Всё было сделано правильно, – ответил его собеседник.
– Правильно, – наставительно сказал первый, – это когда всё получается. Мы же налицо имеем блистательный провал. А вы говорили мне, что Кеноби всё рассчитал.
– Кеноби сам был нашим орудием, но также и идеалистом…
– Вот именно.
– И он действовал в соответствии со своими представлениями о мире.
– Вы никогда не пытались учитывать психологические особенности тех, с кем работаете?
– Я не могу учитывать всё! Тем более…
– Обязаны.
– Тем более, что я учитывал. Но психика живого существа – это вам не математическая формула, мессир. Я, в конце концов, не обязан ни у кого копаться в подсознании…
– Обязаны.
– Спасибо.
– Пожалуйста. За что мы вам деньги платим?
– Давайте предположу. За то, чтобы я молчал, когда меня ругают?
Чернокожий воин-убийца промолчал на этот ответ. Лицо его стало жёстким.
– Вообще-то, эмиссар, я с полным основанием могу вас дисквалифицировать.
– Не можете. Я веду это направление уже несколько десятков лет. Если вы найдёте второго такого профессионала – я сам себя повешу на ближайшем суку.
– Дюралюминиевой штанге.
– Если вам угодно.
– Хорошо. Ваша взяла. Но учтите…
– Да неужели?
Чернокожий воин нахмурился:
– Что вы этим хотите сказать?
– Всего лишь то, мессир, что я пока не собираюсь ничего учитывать, кроме того, что произошло. Давайте разберём нашу ошибку. Кеноби предполагал, что хорошо знает мальчишку, а также своего ученика. Но он не предположил, что привязанность лорда Вейдера к императору основана не на подчинении и вынужденной привязке, а на преданности и практически на аналоге любви. Теперь, мессир, я бы хотел, чтобы вы мне честно ответили на один маленький вопрос. Вы это предполагали?
Воин помедлил. Нехотя ответил:
– Нет.
– Прекрасно, мессир. Продолжим наши логические изыски. Мы считали, что Вейдер с императором связаны напрямую. Что Вейдера такая связь и зависимость от безумного человека должна тяготить. Сами знаете: дедушку, конечно, все любят, а когда того разобьёт паралич и из-под него судно выносить надо, всем как-то некогда становится, и мысли приходят по поводу: скорей бы ты умер, старый болван… Человек существо эгоистическое, альтруизм наносной грунт. А уж с Вейдером-то, который у нас сверхэгоист, такого и вовсе не предполагалось?
– Да, – столь же нехотя ответил воин.
– Так вот, вынужден вас разочаровать, мессир. Вейдер воин, и это его основополагающее качество. Я хочу сказать, что это у него в крови, а кровь у него особая. Джедаи додумались только до того, чтобы в этой крови количество мидихлориан измерить, и тут же обозначили его как избранного. Кем избранного, они не уточняли, ну да не будем об этом, с религиозным человеком что разговаривать, у него то боги избирают, то Сила, и уж обязательно для чего-то капитального. Например, восстановить баланс…
– Короче.
– А короче не получится, мессир. У нас с вами ведь разбор полётов. Так сказать, почему Звезда смерти не взорвалась…
– Перестаньте хохмить.
– Как странно вы меня понимаете, мой коммандер. Я ведь только хочу сказать, что у Вейдера кровь и впрямь древняя, такой концентрации мы ещё не встречали, он одним своим появлением этот самый баланс нарушил, только не Силы, а космической закономерности… мы уж и так и так старались, чтобы он по-крупному психанул и помутил себе мозги. Набег тускенов на матушку, опять-таки, жёнушка его, зацикленная на политике, которая дальше политики своей ничего не видела, но которую он почти беззаветно любил, как только такие любить могут… Жаль, у неё просветление после того, что Кеноби сделал с её мужем, наступило, пришлось убрать, хотя тогда нам это было даже на руку. Сначала она его заложила, а потом он её придушил, всё шито-крыто, идеально. Я не говорю уж о том, самом первом, джедае, которого пришлось убить сразу, они вместе с мальчишкой были слишком опасны… Чистенько всё было очень потом, идеологически подкованный магистр Винду, Оби-Ван, который тут же забыл, что у его учителя с Мейсом всегда были контры, теперь он только что в рот магистру не смотрел и его высказывания гениальные не записывал… Кеноби влиянию вообще очень легко поддаётся, мы это выяснили, причём почти любому, главное, чтобы это находило отклик в его душе. А уж если ты внушишь, что это его долг перед Галактикой, он и вовсе вдруг очень изобретательным делается, и даже подлым, всё ведь ради высокой цели. Ну кто, кроме него, смог добежать до Мустафара и с мечом на ученика пойти, а потом, коль скоро умений не хватало, ноги ему подрезать и бросить в ямку с лавой? Там Вейдера-Скайуокера как раз и сгубила его древняя кровь, у него в мозгах не помещалось, как можно убить учителя, и как учитель всерьёз может захотеть убить своего падавана… Ему же, болвану благородному, в жизни не понять, что Кеноби перед собой уже не ученика видел, а исчадие Тьмы, ну, сами знаете: Тьма его душу захватила, и это уже не ученик твой, а кто-то чужой, который занял знакомую телесную оболочку. Этот трюк всегда проходит. Только скажи им, что твой друг – не твой друг, а наглый узурпатор, занявший его тело, все они, хоть тыщу лет уже не верят, сразу вселяющегося дьявола вспоминают: стреляй, это уже не Уилл!
– Ваше красноречие, эмиссар, меня просто завораживает.
– А это не красноречие, это разбор полётов, как я уже говорил… В чём джедаи прокололись и, увы, признать должен, мы прокололись тоже, так это в том, что старый ситх-то почти душу свою отдал, чтобы вытащить из смерти своего будущего ученика… Оставим пока за скобками, зачем он это сделал, я-то лично полагаю, что он просто взвыл, как представил себе своё будущее одиночество… И не поскупился после этого такую цену заплатить, которая чревата многими неприятными вещами. Вейдер этого не забыл. А ещё хуже то, что мы не учли, что эти двое за двадцать-то лет, успели привязаться друг к другу, и эта умная змея сумела его успокоить и утешить, и теперь уже не важно, из-за чего Палпатин тогда Анакину помог, теперь-то император Вейдера любит, почти как сына, а тот его почти как отца… И вся эта хрень, уж вы меня простите за выражение, с Люком, на фоне привязки их двоих ничего не стоила. Ну, пометался Вейдер, кровь-то у него, как я вам уже говорил, древняя, такие своих детей не бросают. А как увидел, что его метания, при их-то сильной связи с императором, действуют на его учителя просто убойно, тот за четыре последних года так сдал, как не сдавал за первые почти двадцать, так и опомнился. Мы это проглядели, а Вейдер ведь сам себя проанализировал, обозвал дураком и выработал план действий. И ведь всё учёл. В данном случае снимаю перед ним шляпу. Он просто молодец. Только вот у нас с вами, мессир, теперь одна небольшая, но катастрофически нерешаемая проблемка: император-то опять в себе. Их, разрешите заметить, снова двое. А уж против ума Палпатина…
– Ты думаешь, он знает про нас?
– А если и нет, он же теперь все события сложит и догадается. Вот уж действительно ситх подери, и я вам, мессир, должен заметить, что не так его силы боюсь, как его ума. Вот его настоящая сила. И в этом раскладе мы с вами, мессир, оказываемся перед лицом пренеприятнейшего факта: против нас выступает теперь один из самых сильных противников, каких я только знаю. Возможно, самый сильный. С Палпатином я бы за одну шахматную доску не сел: разденет, догола разденет! Самый неприятный факт заключается в том, что мы именно что вынуждены сесть сейчас с ним за одну доску. У нас с вами пока есть только одно преимущество: мы можем сделать первый ход. И он должен быть снова направлен против Вейдера.
– Не Палпатина? Он ведь уже сдвигался.
– Ах, мессир, вы даже не представляете, с каким бы удовольствием я передавил его стариковскую обвислую шейку. Не выйдет. Этот монстр себя контролировать ещё очень долго будет. Именно потому что уже сдвигался…
– И в таком случае – что за ход?
Насмешливая улыбка:
– Самое уязвимое сейчас место, мессир. Связка…
ПРОМЕЖУТОК МЕЖДУ КАРТИНАМИ
Миллиарды лет вперёд
Размышления об астрономии
Пылая мириадой звёзд
(их свет сглотнула мгла)
Сквозь чёрных бездн глухой нарост
Галактика плыла.
И свет её своим теплом
Рождённых там дарил.
И это был огромный дом
Всех, кто дышал и жил.
И свет её дошёл до нас,
И то, что видим мы сейчас,
Давно сглотнула мгла.
Их смех погас, их плач затих,
И темнота накрыла их,
И смерть их унесла.
Галактики той больше нет.
Но нас её коснулся свет.
КАРТИНА ТРЕТЬЯ
Пачка распакована
Безжалостна воля добра…
Станция. Императорские апартаменты
Стук, стук, стук… Шаг по гулким коридорам, где бодрствует только вахта. Не обращая внимания, не поворачивая головы, размашистым шагом мимо. Станция спит. Вахтенные при виде него щёлкают каблуками. И снова застывают.
Эти люди могли быть мертвы, станция раскорячена изнутри взрывом, и флот бы сейчас отступал, унося в гиперпространство за собой ужас, растерянность, недоумение…
– К императору, – яростно сказал лорд Вейдер, пройдя мимо алых гвардейцев. Те безмолвно расступились.
Он распахнул дверь и вошёл в апартаменты своего учителя.
Император не спал. Установка дальней связи светилась рабочим режимом. Перед ней в кресле, которое то ли он сам перетащил сюда, то ли мальчики постарались, сидел император. Закутавшись в балахон и почти поджав ноги.
– А, Вейдер, – он поднял голову. – Кажется, ты расстроен.
– Не то слово, – почти прорычал Тёмный лорд.
– Сыночка не удушил?
Вейдер посмотрел в лукавинки в глазах императора. Всегда действовало, как душ. Которого он вот уже двадцать лет не принимал.
– Нет, – ответил он неохотно. – Я с ним как раз сдерживал себя. Старался ничего не показать.
– Значит, показывать было что, – задумчиво резюмировал учитель, вертя в пальцах какой-то маленький предмет. – Это не Кеноби?
– Кеноби!!!..
– Вейдер, ты меня оглушишь, – поморщился император. – Тебе не кажется, что это уже перебор? Сначала состарил, потом с ума свёл, теперь слуха лишаешь…
В невоспроизводимой более никем в этой галактике интонации его учителя было такое, что Вейдер, вместо того, чтобы вздрогнуть и оледенеть, почувствовал, как изнутри им начинает овладевать неудержимый смех.
– Последнее, что я сделаю, повелитель, – сквозь резкий смешок сказал он, – это вгоню вас в гроб, а потом и сам умру вслед за вами.
– Достойный конец нашей с тобой карьеры, – кивнул император. – А теперь возьми кресло и садись. Не маячь передо мною.
– Лучше я буду ходить, – возразил Вейдер. – В кресле я не высижу больше, чем пять минут.
– Хорошо, – вполне мирно ответил император. – Можешь ходить. Только не жди, что я буду вслед за твоей траектории вертеть головою, – и сосредоточился вновь на мелкой вещице в своей руке.
– Что это? – спросил Тёмный лорд с любопытством.
– Очаровательная безделушка, – ответил император и нажал на что-то на поверхности этой вещицы. Вспыхнул луч, прямо перед Палпатином возник другой, маленький, голографический Палпатин, воздел руки, опустил руки, снова воздел руки…
Вейдер наблюдал за этим с ощущением холода где-то в районе желудка.
– Надеюсь, – тщательно деля слова, произнёс он, – моей безделушки в этой галактике нигде нет?
– Я тоже надеюсь, – кротко ответил ему Палпатин и выключил вещицу. – К делу, Вейдер, к делу.
И вот тут Тёмный лорд из дальнего угла Силой подвинул себе кресло и тяжело уселся в него.
– Повелитель, – устало сказал он. – Дело совсем не в Кеноби…
– В чём же? – поинтересовался Палпатин.
У него был внимательный взгляд хищной птицы.
– Что-то мы с тобой очень тяжёлое сдвинули, Вейдер, – сказал он, не дожидаясь ответа. – Что-то настолько тяжёлое, что оно грозит упасть на нас вновь и придавить… теперь уже безвозвратно.
– У нас нет пяти лет, повелитель.
– А сколько?
– …почему вы не спросили: «почему»?
– Потому что это второстепенный вопрос.
– Полгода, – сказал Вейдер.
– А вот теперь наступает время вопроса «почему», – практичным тоном сказал император. – Так почему, Вейдер?
– Кеноби… Бен… он был связан с моим сыном… он и сейчас связан…
– Прекрати истерику, Вейдер!
Мокрой оплеухой по мозгам. Такого резкого и повелительного голоса Вейдер у него давно не слышал.
– Прекрати истерику и закачивай ныть! Главнокомандующий Имперских вооружённых сил! Чуть не погубивший их ради своего сыночка!
– Император…
– Я двадцать три года как император, – Палпатин неожиданно встал. – А вот ты, – он подошёл к нему так близко, что Вейдер не смог бы встать, не сбив Палпатина с ног, – последние четыре изображал из себя невесть что. Опять начинается? Приди в себя, Владыка ситхов!
Лучше бы он его по лицу ударил. Хотя для этого Тёмному лорду пришлось долго и мучительно освобождаться от маски. Вейдер дышал. Ритмично на вдох-выдох… Император стоял и ждал.
– Когда я шёл сейчас по коридору, – проговорил Вейдер, взглядом упираясь в грудь императора, – я думал, что этого могло не быть. Всего, что вокруг…
– Молодец, – язвительно бросил Палпатин. – Разум в тебе всё же пробудился. Или мне тебя от рецидивов лечить? Сколько раз ты будешь ухать в ту же ловушку? Мой маленький, мой сын, мой… Никакой он не твой! Бенов, Ларсов, Амидалин – не твой! И если ещё раз подумаешь об обратном!..
– Что вы сделаете, повелитель?
– В зелёный цвет перекрашу.
Вейдер медленно поднял голову… и засмеялся.
– Смешно ему очень, – проворчал Палпатин, кутаясь в хламиду и идя обратно в кресло. – А мне не очень. Более того: мне совершенно не смешно.
– Простите, учитель…
– У меня прощения не проси! Под твоим началом тысячи людей, об этом подумай! Из-за шипа, что тебе в одно место попал, всю Империю четыре года трясло! Зачем ты Оззеля задушил?
– Он был болван.
– Перевёл бы на другой корабль.
– Болван и на другом корабле останется болваном…
– А что тебе сделал Ниида?
– А что вам сделал весь тот госаппарат, который вы в первый год Империи уничтожили подчистую?! – взорвался Вейдер.
– Болваны были, – ехидно ответил Палпатин.
Тёмный лорд только рот открыл. Как всегда, его любимый учитель проводил с ним психотренинг, а он, как всегда, понял это только когда тот сам сказал об этом.
– Ну, повелитель…
– А теперь, когда ты перестал предаваться сентиментальной скорби по поводу гибели всего мира, объясни мне про сына, Кеноби и про то, как это связано с нами.
– Он… он с ними…
– Кеноби уже «они», – снова съязвил император. – Когда ты научишься свои мысли ясно выражать?
– Когда захочу!.. Они – это они, – устало ответил Вейдер. – Морд я их не видел, но морды были… Кеноби только первое звено. А за ним…
– Умершие джедаи? – спросил Палпатин с неприкрытым любопытством. В тоне была и издёвка. Вейдер невольно усмехнулся: учитель…
– Не знаю. Не уверен. Ощущение большой толпы людей…
– Которые держат твоего сына?
– Да. Они его держали. Крепко. А потом… Его отпустило. Когда мы… сделали не то, что нужно…
Живые и умные глаза императора смотрели на него.
– Вейдер, – сказал тот почти ласково, – так почему ты считаешь, что это связано с нами?
– Они хотели нас убить.
– Нет, мой мальчик, это я понимаю. Я не понимаю, почему они всё ещё представляют для нас опасность. Они отпустили твоего сына. Так почему не пять лет, а полгода?
– Я… – Вейдер судорожно стиснул в кулак свою уцелевшую руку. – Я испугался.
Промежуток тишины.
– Да, – трезвым тоном сказал Палпатин. – Это серьёзно.
– Это… – с трудом сказал Вейдер, – запах той силы… Огромной силы… Самой огромной, какую я только знал… В тысячу раз меня сильнее…
– Запах?
– Да, повелитель, – Вейдер сглотнул. – Из детства. Из юности. Из снов. Судьба.
И новая тишина.
– Да, – произнёс Палпатин на удивление мягко, – судьба – самая непреодолимая сила… Но кто же знал, что она состоит из миллионов враждебных тебе воль?
Вейдер вздрогнул и вскинул голову.
– Учитель?…
– Да-да, – ласково кивнул ему Палпатин. – Судьбу ошибочно считают за некий фатум, безличный ток жизни. Кто-то отрицает её, кто-то считает себя её творцом, а кто-то полагает, что она как Великая Сила: течёт и будет течь. Но у судьбы, мой мальчик, – его сухая ладонь накрыла плечо Вейдера, – миллиарды живых враждебных глаз. Те, кто не желал в мир нашего прихода. Те, кто делал всё, чтобы нас изменить. А когда изменить не удалось – и, поверь мой мальчик, таких, как мы, изменить невозможно – было положено нас искалечить и убить, убить нашими же собственными руками… Прости, но не затянул бы ты свой бой с Кеноби…
– Да.
– Вот видишь, – он легонько погладил его по плечу. – Ты всего лишь своими глазами увидел это, Вейдер. В мире накопилось слишком много добра. И в нём слишком яркий свет. А мы умираем. Ситхи умирают. Злые и недобрые. И миллиарды просветлённых день и ночь смотрят на нас, до тех пор, пока их взгляды и их воля не обретают овеществлённую плоть и не поворачивают нашу жизнь так, как им угодно. Этому почти невозможно противостоять. Но, – император с достоинством выпрямился, – я, старый ситх, а ныне тёмной силой своей Император большей части галактики, это умею. Я всю жизнь ломал чужую судьбу. Поверь, мой мальчик. Я много не сумел. Я допустил, чтобы твоя судьба тебя всё же настигла. Но ты не умер. И я тебе обещаю, – взгляд Палпатина стал жёстким, – ты будешь жить долго. Очень долго. И от взглядов миллиардов просветлённых я тебя сумею закрыть. А потом и привить иммунитет. Ты много не знаешь, – с сожалением покачал головой старый ситх. – Очень многого. Играешь со своей Силой… Вейдер, давай уговоримся. Пора становится взрослым. Империю мы завоевали. А теперь… Теперь стоит разобраться с прочим. Итак, ты хочешь сказать, что «полгода» – это твоё ощущение после погружения туда через связь с сыном?
– Да, учитель.
– Таким образом, никто тебе это не говорил, сам ты это не вычислял, а просто почувствовал неизмеримую тяжесть, которую опознал как то, что испытывал в молодости?
– Неизбежность, – кивнул Вейдер.
– И полгода – это твой расчёт своей собственной прочности.
– Да, повелитель.
– А моей?
– Но вы связаны со мною!
– А что, разве оттуда тебя твоими джедаями зацепило?… – через секунду Вейдера огрел яростный взгляд: – Говори: зацепило или нет, неуч проклятый?!
– Я не неуч…
– Ты безрассуден и неосторожен, – совершенно успокоившись, сказал Палпатин. Ответ на свой вопрос он получил в тоне ученика. – И всегда был безрассуден и неосторожен. Слишком горячая голова…
– Это у меня-то?
– Не у меня! Вейдер, – испытывающий взгляд императора вскрыл его до самых печёнок, – ты ведь хотел придти на помощь сыну. Зацепиться за него и помочь. Ещё до того, как понял, что ему ничто не угрожает.
– Я о вас вспомнил.
– О, – хмыкнул Палпатин. – Я тебя умоляю. Как это трогательно.
Вейдер покачал головой и стал смеяться – который раз за день.
– Повелитель…
– Что? – поинтересовался Палпатин.
– Послушайте…
– Я слушаю тебя очень внимательно, – с преувеличенной вежливостью откликнулся император. – Что ты хочешь мне сообщить?
– Я… я вас люблю, – выпалил Вейдер.
– Я сделаю запись твоих слов, – кивнул император. – И буду давать тебе прослушивать всякий раз, когда помутнение снова обрушится на твой роскошный шлем.
– Император!!!
– Ха-ха, – ответил император. – На случай, если у Амидалы ещё были дети.
– ???
– Ну, если она родила не двойню, а тройню, – пояснил Палпатин деловито. – Твои дети в последнее время размножаются, прости, как семейство грызунов-травоядных. Так что я жду всего…
– …когда я всё-таки задохнусь, – прерывистым от судорожных вдохов голосом сказал Тёмный лорд, – это будет ваша вина. Мне нельзя смеяться. Столько смеяться.
– Вдогонку за четыре года, – суховато сказал Палпатин. – А когда откашляешься, сообщи мне, деловито и подробно, что ты видел… Нет. Лучше покажи мне. А потом мы посмотрим, что нам с этим делать.
Дом-2
Рядом с огромной газовой туманностью медленно дрейфовал корабль. Космос был тих. В космосе всегда тишина. Полная и окончательная. Те первые, кто прокладывал дорожки в Дальний космос, говорили, что теперь знают, как пахнет смерть. Она пахнет тишиной. И одиночеством. Более тотального одиночества, нежели здесь, не найти.
Корабль был домом для тех, кто жил на нём. По отношению к туманности он был пылинкой. По отношению к галактике его не было. По отношению к Вселенной он никогда не существовал. Как для человека не существует возникшего на микронную долю микромгновения сгустка положительного или отрицательного заряда в крошечном силовом поле, которое люди для простоты решили назвать атомом.
Космос завораживает только тех, кто сидит на планетах. Те, кто выходит в него, его не замечают. Привычка из разряда инстинктов самосохранения.
Человек отвернулся от широкого обзорного иллюминатора и слегка наклонил голову, приветствуя высокую рыжеволосую женщину в белом, которая быстрым шагом вошла в зал для совещаний. Сейчас они были в нём одни. Не считая охраны, которую она привела за собою. Человек усмехнулся про себя. Эту охрану он мог бы уничтожить за пять секунд. Не больше. И если она хотела показать своё недоверие к нему, то показала только страх.
– Вы не выполнили ваши условия сделки, – сказала Мон Мотма.
– А вы – ваши, – улыбнулся он, распрямляясь.
Рыжие обычно легко краснеют. Жёсткое лицо женщины перед ним даже не дрогнуло.
– Я сделала так, как вы мне рекомендовали, – отчеканила она. – И вместо обещанной вами феерической победы мы потерпели сокрушительное поражение. Я потеряла почти весь свой флот. Нам придётся начать всё почти заново. Срежиссированная вами авантюра обошлась нам настолько дорого…
– Бросьте, – насмешливо оборвал её человек.
Женщина едва заметно вздрогнула, а лицо её заледенело.
– Что?
– Бросьте, госпожа Мотма, – он нагловато ей улыбнулся. – Вы загнали только основной флот Альянса. Ваши собственные заначки остались неприкосновенны.
– На каком основании…
– Я торгую информацией, мадам. Моя профессия – знать всё и обо всём.
Мотма задумалась. Безо всяких способностей он видел, как женщина перед ним прикидывает, дать ли ему уйти или, не поворачиваясь к охране, движением руки отдать им приказ…
– Не рекомендую, мадам, – сказал он любезно. – Вам придётся искать других телохранителей. А при ваших потерях, сами знаете, сколь трудно найти и обучить новых людей…
Мотма поколебалась и расслабилась. Охрана за её спиной – тоже.
– Вы говорили, – сухо произнесла она, – что план со Скайуокером сработает.
– Мадам, я вынужден освежить вашу память, – насмешливо ответил он. – Я сказал: огромная вероятность того, что это сработает. Вы, люди, принимаете желаемое за действительное. Огромная вероятность – не стопроцентная. Пусть даже девяносто девять из ста. Всё равно. Есть риск, что сработает именно один процент. Он и сработал.
– Это говорите вы.
– А у вас есть какой-то иной источник информации об этом?
– В том-то и дело, – он в упор взглянула на него. – Я вынуждена вам верить, не задавая вопросов, откуда вы знаете то или иное. Вполне возможно, вы работаете на Империю…
Он вежливо засмеялся.
– Иначе я не понимаю, откуда у вас такие сведения о том, что творится там в высших эшелонах власти.
– Это от того, что вы ещё ни одного своего шпиона подсадить туда не смогли? – любезно предположил он. – И потому считаете, что любая другая агентурная сеть потерпит то же фиаско?
– Я ничего не считаю, – эту женщину было невозможно сбить или вывести из себя. – Я лишь хочу сказать, что мой кредит доверия к вам исчерпан.
– Следует ли понимать это, мадам, что в дальнейшем вы намерены обходиться без нашей помощи? – спросил он предупредительно.
Мотма заколебалась. Он стоял, усмехался про себя и ждал. Милая рыжая дама перед ним прекрасно знала, что вся информация, которую они ей поставляли, была неизменно достоверной. И ни из каких иных источников они взять её не могли. Провал у Эндора объяснялся не качеством информации. Он объяснялся всего лишь неточным психологическим расчётом.
Мадам сама загнала себя своим высокомерием в ловушку. Посмотрим, как выбираться будет.
– Нет, – ответила она, и он мысленно ей зааплодировал. Уязвлённая гордость, похоже, стояла у неё на втором месте после практической выгоды. – Так мои слова понимать не стоит. Я чрезвычайно ценю все те сведения, которые поставляет нам ваша организация, – она царственно кивнула. – И буду рада получать их вновь. Однако с этих пор я сама постараюсь рассчитывать наши ходы и комбинации. На основании вашей информации.
– Даже если наши ходы и комбинации будут предполагать использование наших профессионалов?
Мон Мотма сглотнула.
– Я никого пока не видела, кроме вас, – ответила она твёрдо. – Ни одного вашего профессионала. Из вашей организации мне известны только вы. И хотя в своё время вы довольно внятно объяснили мне, почему ваше объединение решило помочь именно Альянсу и обозначили нашу совместную выгоду, я всё же хочу вам заметить, что я никогда не могу быть уверена ни в мотивах ваших действий, ни в том, что вы в конечном счёте не используете и нас…
– Все используют друг друга, мадам, – отозвался он непринуждённо. – Это аксиома. И каждый считает, что в итоге именно он будет использовать всех прочих. То, что вы не видели ни одного из наших профессионалов, закономерно. Наши профессионалы и друг друга не знают.
– А вы знаете?
– Свою часть. Скажем так, свой сектор. Не более, – он вновь обнажил зубы в улыбке.
Мотма мельком подумала, что улыбается он как хищный зверь, который не дополучил куска мяса.
– Итак, вы здесь, чтобы предложить совместную операцию? – уточнила она.
– «Операция» – слишком конкретно, – ответил он ей. – Ряд совместных действий. Как всегда, информацию.
– Почему ваша организация борется против Империи?
– Мадам, почему боретесь против неё вы?
Мотма промолчала.
– Вот видите. В приличном обществе такие вопросы не задают, – усмехнулся он.
– И в чём именно заключается ваше предложение? – она решила проигнорировать замечание.
– Мы с вами говорили и раньше: погибнут эти двое – рухнет Империя. Такова на данный момент историческая реальность. Как ранее, так и сейчас я намерен действовать именно в этом направлении.
– Чем?
– Считаете, у нас исчерпан потенциал?
– Сын был идеален, – в её голос впервые просочилась глухая и бессильная ярость. – Но не сработал даже он.
– Мадам, у нас ещё остались рычаги.
Он сказал это так, что Мон Мотма резко и прямо взглянула ему в глаза. И в следующую секунду знала точно: этот человек не лжёт.
– Хо-ро-шо… – по слогам ответила она. – А что требуется от меня?
– От нас, – он улыбнулся. – Всё-таки кое в чём вы правы: ваши заначки не очень велики. Мы поможем вам нашей силой, чтобы создать не только видимость интенсивного действия, но и самое реальное действие. Но у этой силы должно быть личико Альянса, идёт?
– Вы так прячетесь? – спросила Мотма.
– О, мадам, не думайте, что сможете шантажировать или эксплуатировать нас. В нашей организации хорошо то, что мы всегда выполняем свои обещания и обязательства. Но если нас попытаются предать, всю нашу методику воздействия вы испытаете уже на себе. Так что бросьте. Мы помогаем вам бескорыстно, отнюдь не за деньги. Всего лишь потому, что наши цели временно совпадают. Вам надо устранить двух ситхов по вашим личным причинам, а нам – по нашим. Вот и всё. И давайте не будем мудрить. Поможем друг другу и разойдёмся. После их смерти вы о нас больше не услышите, мадам. Ну да думаю, вы и сами потом справитесь. Итак?
– Итак, насколько я поняла, мы – я и вы – в рамках движения Альянса за возрождение Республики начинаем готовить новый демарш против Империи.
– В общих чертах – да.
– А вы сами в это время…
– Мадам, – он очаровательно улыбнулся. – Это не должно вас беспокоить.
– О Скайуокере вы мне сказали.
– О Скайуокере, если мне не изменяет память, вы знали сами. Кажется, от Кеноби?
Она спокойно выдержала его взгляд.
– Чем меньше народу знает, тем лучше, – прагматично произнёс он, заключая. – А теперь, мадам, если по основному пункту мы с вами достигли взаимопонимания, то не переключиться ли нам на обсуждение конкретных пунктов?
