Текст книги "Дарт Вейдер. Ученик Дарта Сидиуса"

Автор книги: Jamique

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 57 страниц)

– Потом то, что я вынужден был тебя к себе привязать, – спокойно сказал император. – Наши конфликты на этой почве. Твоя гордость и твоя усталость от такой жизни. Потом одновременно Таркин взорвал Альдераан, а ты нашёл сына. Государство попало в тяжёлое положение, а два его правителя выясняли отношения между собой. Мы стали почти врагами. Да, именно твоя психанутая привязанность к сыну. Ты четыре года на него одного смотрел. И больше ни о чём не думал. Если бы старый дедушка на себе эксперимент не поставил и не съехал с катушек, то, кто знает, может, ты бы меня убил. И сам умер. Приём не очень честный: я бил на ужас и жалость. Но коль скоро больше ничего не работало… Сформулируешь основные параметры столь разных случаев?

– Да, – ответил Тёмный лорд. – Полная или частичная невменяемость до того рассудительных и вменяемых людей. Например, Альдераан. Таркин карьерист, но не дурак. Он мог бы очень многое сделать. Но взорвать планету – слишком большой риск. Даже если бы он выставил себя исполнителем. Я, как идиот, прозевавший этот выстрел. Я, который обнаружил в одном из пилотов Альянса сына, из-за чего позволил ему взорвать станцию со всеми людьми. Я двадцать пять лет назад. В самый необходимый момент, когда надо было быть хладнокровным, когда вы нуждались в моей трезвой голове, руке и помощи – психующий из-за снов, в которых умирает моя жена. Я с трудом тогда думал о другом, и вообще соображал, что делаю. Вы помните.

– Помню.

– Из-за этого невероятного состояния меня и сумел почти прикончить Оби-Ван. А, ну да. Ещё в копилку. То, как он меня сумел почти прикончить. С какой стороны не посмотришь – всё идиотизм. А главным идиотизмом является Бен, который пошёл меня убивать.

– Да!

Они вновь переглянулись.

– А ещё то, что заметила умница Мара, – сказал Вейдер. – Вы знаете, я действительно любил жену. По-настоящему. Глубоко и всерьёз. Я думаю, наш союз не разорвали бы империя или республика. Мы бы всё преодолели. Её маска демократки была то же, что моя маска джедая. Но она умерла. И любовь как будто выключилась.

Он снова замолчал. Не отвернулся. Только сильней сжал кулаки.

– Интересно, – нейтральным тоном сказал император, – сколько нас, инвалидов этой войны? Звёздных войн…

Замолчал, нахмурился. Будто тень пролетела. Нахмурился ещё больше. Покачал головой.

– А потом любовь снова словно включилась. Когда я узнал о детях, – сказал Вейдер, будто не было паузы и императорских слов. – Но как только что-то пошло не так, как только давления этой привязанности на меня не хватило для того, чтобы я вас смог уничтожить – всё выключилось вновь. А сейчас… сейчас началось иное. Я смотрю на этого мальчишку. Изумляюсь ему. Привыкаю к мысли, что у меня взрослый сын. С любопытством говорю с ним. Постепенно лучше узнаю в разговорах. У меня возникает симпатия и ощущение родства. Но так и должно было быть. Постепенно и осторожно. А не эта мгновенная истерическая замкнутость на сыне. Такое ощущение, император, что только вы неподвластны воздействиям такого рода.

Палпатин глубоко задумался.

– Вообще-то меня действительно толкали к безумию, – сказал он неуверенно.

– Но вы приняли решение сами, причём это подталкивание использовали, как ботан, в собственных целях.

– Спасибо за комплимент.

– Пожалуйста, – улыбнулся Вейдер.

Палпатин какое-то время помолчал.

– Возможно, я слишком стар, скептичен и слишком мало податлив на влияние, – сказал, наконец, он. – Я сам виртуоз-манипулятор, так что любую манипуляцию интуитивно чую. Но не стоит считать мою неподатливость аксиомой. Может быть, они только того и ждут. Когда я решу, что меня им не подчинить. Так что ты меня контролируй.

– Слушаюсь и повинуюсь, мой повелитель, – отрапортовал Тёмный лорд. – Есть следить за вами денно и нощно… Вообще-то я это и делал. Когда вы с ума сошли.

– Значит, есть опыт, – кивнул Палпатин. – Ну что же. Каков вывод из вышесказанного. Параллельно с тем, что мы ожидаем информацию об энфэ из внешнего источника, мы тщательно отслеживаем любое влияние энфэ внутри себя. Предупреждён – значит вооружён, основные параметры такого воздействия мы знаем.

– Это когда кого-то заносит.

– Грубо, но верно. Будем следить затем, чтобы не заносило. А если это всё-таки случится, то сам человек, зная, что с ним происходит, в состоянии повлиять на этот процесс. Да, Вейдер. Надеюсь, мы разобрались в своих отношениях и всё сказали друг другу?

– Да.

– Вейдер.

– Я понимаю смысл и важность вопроса. Да.

– Ладно.

– Повелитель.

– Да?

– Я тоже хотел спросить. То, что меня так мотало в эти дни. После того, как вы пришли в себя. Это – что?

– Это называется – отходняк, – ответил император. Зыркнул на него насмешливыми глазами. – Всего-то.

– А, – ответил Вейдер. – Я тоже так думал. Но всё-таки решил удостовериться. Видней со стороны.

– Удостоверился?

– Да.

– Что ж, неплохо. Так и будем друг за другом наблюдать. Согласен?

– На все сто.

– Хорошо. Но это одна сторона дела. Есть вторая. Нам надо исследовать влияние энфэ в твоих детях. И в их окружении. Пошагово. По всей жизни.

Палапатин испытывающе посмотрел на Тёмного лорда. Но Вейдер лишь кивнул. Потом осознал взгляд и прибавил к кивку усмешку.

– Верная мысль, – сказал он. – Я беру на себя Люка. Вы – Лею.

– Идёт, – согласился император. – Тем более так мы выходим и на Бейла с Мотмой, и на Бена…

Они в который раз обменялись взглядами.

– Всё-таки вытаскиваем сначала Бена, – сказал Вейдер. – У меня с ним наиболее крепкая привязка любви-ненависти. Ну и… он больше знает. Простите, – он неожиданно сжал губы. – Я знаю, вы хотели бы увидеть другого…

– Куая я бы хотел увидеть! – неожиданно взвился император. – У этого безвременно заколотого рыцаря и одного из самых умных людей в голове было такое! А Кемер его убил, – Палпатин зло засмеялся. – Вот вам ещё – энфэ в проявлении худшего из маразма. Кемер знал, что этот рыцарь мне нужен. Кемер знал, что этот человек мне нужен живым. Ты даже не представляешь Вейдер, как меня тогда ломало.

– Но не сломало, – ответил Тёмный лорд. – В том и дело. Вы единственный из нас, который на протяжении всех лет оказался способен держать себя в руках. Не смотря ни на что. Вы очень сильный.

– Я должен, – ответил Палпатин. – Я должен быть сильным. За меня никто им не будет. Ты сам, когда попал в ситуацию, когда остался единственным старшим, тот час же сумел взять себя в руки. Разработать план, выдержать психологическое давление – и всё осуществить. Необходимость – лучший стимул. Единственный.

Он снова вздохнул.

– Да, я хотел бы увидеть Кемера, – сказал он. – Или Куая. Но то, что я хочу как человек, не имеет никакого значения. Потому что если я пойду на поводу у своего хотения, то мы никого не вытащим вообще. И загубим всё дело. Бен – оптимальный вариант. Тем более мы уже начали процедуру.

– Думаете, сумеем довести до конца?

– Не думай, делай, – хмыкнул Палпатин. – Тебя, что, мало учил Йода?

Оби-Ван. Переход

В этом воздухе оказалось невозможным дышать. В это воздухе. Под этим голубеньким небом. Рядом с этой зеленью, у которой был выписан каждый листочек. Вплоть до прожилок.

Галлюцинация.

Он помнил, что его взгляд был зафиксирован на этом шедевре рисовального искусства. Прорисовано всё. Старательной рукой умелого рисовальщика. Такое не жило.

Он помнит, как подобрался. Как перед прыжком. Или перед обороной. Руки защищают все жизненно важные точки на теле. Ноги подогнуты так, что в следующее миг готовы к движению, к обороне и той же защите.

Не расслабляться.

Следующим вдохом выяснилось, что здесь невозможно дышать. Воздух был как настоящий. Именно как. Сладковатой приторной патокой вплавлялся в ждущие вздоха лёгкие, залеплял их, убивал, убивал…

Нарисованный мир. Настоящий до жути. Именно жуть он испытал. Вскинул голову, оторвав взгляд от листа: ровный ряд идеального сада. Листик к листу, яблоки золотисто-красные, одноконфигуративные, для правдоподобия разные по величине, спелости и распределению алого и золотого. За рядами сада – даль. Великолепно переданная перспектива. Перекат зелёной равнины, за ней роща, потом снова равнина, уходящая в горизонт. Правильное чередование оттенков и красок по мере удаления от наблюдателя. Только немного прокололись с дымкой. Или решили, что дымка при ясном полдне не к чему. Поэтом, как бы далеко ни отстояли от него нарисованные элементы пейзажа, он всё так же чётко видел каждую травинку, каждый цветок, каждый лист. Великолепно прописанные стволы деревьев и пыль на дороге.

И надо всем этим сияющей синей крышкой раскинулся небесный свод. Прихлопнул.

Руки впились в грунт. Грунт был как настоящий. Похож на тот, стерильный, который порой привозят для оранжерей. Чёрная земля. Ни слишком сухая, ни слишком влажная. Не жирная. Не оставляла следов на пальцах. Тщательно выверенным процентом чернозёма и глинозёма она создавала ощущение реальности и легко отходила от пальцев.

Руки протянулись к стволу. Он был, как новый…

Мир, не отличимый от настоящего. Воистину настоящий. Не подверженный энтропии. Рисунок, тщательно выписанный на трёхмерной доске. Было так просто. Закрыть глаза. Вдохнуть сладковатый искусственный воздух. За один вздох преобразоваться внутри. Принять. И открыть глаза – уже мёртвым. Прекрасно вписанным в окружающий внешний мир. Стать счастливой декорацией посреди других счастливых декораций. Навсегда.

Больно будет только в первое мгновенье. Затем станет хорошо.

Его вывернуло наизнанку. Прежде, чем он успел что-то сделать, решить, понять. Толкнуло под рёбра – и вот его уже неудержимо рвёт прямо на изумрудную зелень декоративной травы, на экологически стерилизованную землю.

Нечем. Он думал, что нечем. Но изнутри чёрной волной ядовитой желчи хлынуло – опустошило – отпустило. Снова хлынуло. Едкий вкус во рту и саднящее, как от проката жести, горло. И снова и снова. Прямо на декорации. На совершенный рисунок реальности. Оскорбляя подстриженную под газонный уровень траву. На землю…

Вселенная вокруг издала вопль. Вселенная возмутилась. Проклятая несовершенная тварь осмелилась осквернить…

Мир заколебался, поплыл, почернел и рухнул. Он сжался до уровня сожженного бумажного листка. И тут его вывернуло в последний раз. И дёрнуло – внутренностями вон – в другую сторону мира.

…капало время. Хронометр: раз-раз. Мигает лампочка света. Хронометр: раз-раз. Гудение приборов. Цифровое табло, отмеривающее секунды. Красный туман в глазах. По телу прошлась косторубка. Внутри целого ничего нет. Жидкая взвесь. Хронометр: раз-раз. Дикий, разрывающий внутренности, напавший на него кашель. Серая гладкая поверхность потолка. Доходящая до агональных ощущений боль, дурнота, перекорёженность мира. Хронометр мигает мёртвым зелёным глазом. Насмехается. Ждёт. Ждёт смерти. Фиг… не умру. Обратно затягивает в воронку. Туда, где не больно. Одна смерть. И нарисованные листья…

…его вырвало ещё и ещё. Руки о пол, голову мотает, а под конец нет ни мыслей, ни желаний, ни ощущения жизни, ни ощущения смерти. Красный туман, боль. И вдруг что-то впивается, как ледяной клинок, поворачивается вокруг оси, наматывая на остриё душу…

И становится тихо. Он лежит мордой… именно что в том самом. Пошевелиться – значит умереть. Ни грамма сил. Тихо. Но его больше никуда не несёт.

Он отключил сознание мгновенно.

Корабль

Он открыл глаза. В первое мгновение панического ужаса тело напряглось, как перед прыжком. Потом ужас пропал, как память о его причине.

Его накрывало добротное жестковатое корабельное одеяло. Такие везде. Лопатки чувствовали жёсткость корабельной койки. Голова и шейный хребет прочно устроились на в меру упругой подушке.

Этот корабельный свет. Он различил бы его и с закрытыми глазами. И в глубоком обмороке. Этот свет, который составлял часть его жизни. Когда-то – большую часть.

Он был слаб, вымотан до предела, всё тело болело во всех жилах, венах, мышцах и местах. Но он был расслаблен и спокоен. И здоров. Никаких приступов больше не намечалось.

Тогда он решил открыть глаза. В каюте прямо напротив койки, за откидным столом над толстой книгой сидела девчонка. С ногами на откидном сидении. Вся какая-то перекрученная. Локти на столе. Голова склонилась над книгой. Голова ушастая. Невольно зацепил взгляд. Ушки-локаторы, небольшие и, в общем, даже неплохой формы. Но оттопырены почти перпендикулярно голове. Прядь тёмных волос зацепилась за одно такое ухо. Сами волосы убраны назад и заколоты. Какая-то вся острая, неловкая, с резко выдающимся острым же носом.

Едва Оби-Ван открыл глаза, она тут же подняла голову от книги и посмотрела на него.

Бесцветное лицо. Тёмные глаза в упор.

И ещё. Заострившееся проваленное лицо тяжело и долго болевшего человека.

Оби-Ван попытался что-то сказать. Горло будто запеклось. Он закашлялся, пытаясь протолкнуть путь словам.

– Привет, – сказала девчонка. – Я Рина. Это я была у тебя в голове. Там. В переходе.

Неправдоподобность ситуации не сразу стала понятной. То, что в голове, это не так удивительно. Но если в голове, то и…

– Ты… меня… вытащила?

– Ты сам себя вытащил, – подумав, сказала та. – Не хотел бы, ничего не получилось.

– И – где мы?

Он попытался сесть.

– Спокойно, – сказала девчонка, когда его спина дёрнулась болью от напряжения, изогнулась – и он хлопнулся обратно на койку. Через мгновение изгиба в попытке встать. – Я не думаю, что у тебя это так просто выйдет.

– Что?

– Двигаться, – через традиционное мгновенье раздумья ответила девчонка. – Вообще двигаться. Не то что ходить. Ты лучше руки попробуй потренировать. Согнуть-разогнуть, поднять. Потом легче будет.

Руку он поднять не смог. Как лежала плетью, так и осталась лежать. Только дёрнулась бессильно. И даже сжать и разжать ладонь получилось с трудом.

– Что это?

– Я пока точно не знаю, – она смотрела на него. – Может, потому что тебя сильно корёжило. А может, потому что это тело появилось в этом пространстве… ну, как у младенцев, понимаешь? У них мышцы тоже долго наращивают крепость.

Она вздохнула.

– Где мы? – каким-то чужим голосом спросил Оби-Ван.

– Корабль малого класса «охотник», на гиперпространственной трассе шесть, сектор МХ-24. Я так думаю. Хотя, может, уже прошли. Двадцать пятый год Империи. Всё та же галактика.

– Я же умер.

– Нет. Ты не умер. Ты ушёл. Наверно, потому и смог вернуться.

Она сухо ему усмехнулась. От усмешки лицо стало ещё более резким, бесцветным и острым. И более больным. Только два провала тёмных глаз жили.

Нелегко ей дался его путь обратно.

– Ты… ситх?

– Я ученица Вейдера. Сам решай, ситх он или нет, – она вздёрнула узкие плечи.

– И ты меня вытащила?

– Ты звал…

Он закрыл глаза. Потом открыл вновь. Девчонка смотрела на него, заложив пальцем страницу в книге.

– Это первый случай в нашей практике, – сказала она. – Мы такого никогда раньше не делали. Мастера мне ещё устроят разбор полётов. Я проинтуичила. А им надо будет понять метод. Хотя сейчас это почти не важно.

– Мастера?

– Да. Лорд Вейдер и император Палаптин.

– Вот попал в гадюшник… – пробормотал он, снова закрывая глаза.

– Да? – впервые в её голосе прозвучал слабый намёк на иронию. – А кто бы ещё смог? – спросила она спокойно. – Кроме этих двух гадюк. Но проблемы на этом не кончились, – продолжила она, не дожидаясь ответа. – Не знаю, что дальше. Как ты будешь двигаться, что есть и вообще. Ты сам себя лучше чувствуешь. Может, попробуешь понять?

– Есть – я не хочу, – ответил Оби-Ван. Потом сконцентрировался. Глубоко вдохнул. Помог себе Силой. И с напряжением сел на койке. Лопатками о стену. Долго отдыхал.

– Способности при тебе, – сказала девчонка, которая за ним наблюдала. И не пыталась помочь или помешать. Уже здорово.

– А почему они должны были меня покинуть? – немного агрессивно спросил он. Из-за ненормальности ситуации, и вообще всего.

– Не знаю, – ответила девчонка. – Есть же теория, что они от мидиков зависят. А если у тебя в этом теле мало мидиков?

– Здорово, – пробормотал он. – Я вернулся к жизни, но лишился Силы. Отпад.

– Раз ты смог к ней вернуться, то значит, не лишился, – ответила девчонка. – И ещё. Ты в бесплотном виде очень неплохо в Силе рулил. Думаешь, там у тебя были бесплотные мидихлориане?

– Бред, – обозначил он.

– Я тоже так думаю, – кивнула девчонка. – Отрицательное утверждение.

– Что?

– Отрицание старого постулата только первый шаг к формулировке нового, – она вздохнула. – С этими мидиками вообще сложности. Заморочки. И задвиги. Ничего непонятно, но все говорят. А проверить нельзя. Не было материала для проверки.

– Теперь появился? – спросил он, гоня резкий холодок.

– Ты о себе? Не смеши.

– Почему же? Я – джедай. Вы – ситхи.

Девчонка сосредоточенно подумала.

– Ну и что? – ответила она. – Какая разница? Все эксперименты проводятся в голове, а не в лабораториях. И потом, они не нужны.

– Я ничего не понимаю, – сказал он, в который раз закрыл глаза и откинул голову на твёрдую переборку.

– Мы тоже, – сказала девчонка. – Так что всё нормально. Мы в одном положении.

– Вы?

– Пока я. Но мои мастера у меня в голове. Когда хотят.

– Сейчас тоже?

– Нет. Им хватило того, что они тебя выдернули.

– Так они или ты?

– Они через меня. Я – линза и усилитель. Очень хорошо на них настроена. Эффект лупы, понимаешь? Нить как луч. Они протянули луч через меня к тебе. Тебе надо было хвататься. Впрочем, ты сам сильный. Иначе бы тоже ничего не вышло.

– А где… остальные?

Спросил, как упал.

– Кто? – ответила она.

– Я был там не один.

Её лицо не изменилось.

– Ты говоришь об импульсах твоего сознания? Они растворились.

– Лжёшь!

Откуда только силы взялись. Сел почти рывком.

Девчонка смотрела на него внимательно. Очень внимательно.

– Лгу? Хорошо. Проверим.

– Я, – раздельно сказал Оби-Ван, – в состоянии отличать живые существа от импульсов своего сознания. В Силе это происходит или не в Силе. Эти двое были живыми.

– Так же точно мы думаем о людях во сне.

– Я в состоянии отличать сон от реальности.

Агрессивно и сухо.

Она вдруг кивнула.

– Я склонна тебе верить, – ответила она.

– А раньше – нет?

– Я не знаю, кто ты.

– То есть как?

– Очень просто. Я не знаю, кто ты такой и что ты такое… – Оби-Ван закусил губу. Она была или очень жестока, или же очень конкретна. Впрочем, одно стоило другого. – Ты сам знаешь?

– Я – Оби-Ван Кеноби.

– А твоё тело?

Она оказалась удивительно неагрессивна. Небольшая предыдущая ирония – всё, что она позволила себе. К тому же, он чувствовал, ей совсем не хотелось смеяться.

– Тело как будто не моё, – хмуро ответил Оби-Ван, пытаясь растренировать мышцы. – Но это от…

– Конечно, не твоё, – ответила она тут же. – Не прежнее. Хотя где твоё прежнее, вопрос отдельный, – она машинально сдула со щеки прядь волос. – Ты не покинул тело. Ты исчез вместе с ним. Обычно люди оставляют оболочку. А ты её трансформировал, – она ещё раз подумала. – Или тебе помогли её трансформировать. Я пока не знаю, хорошо это или плохо. Я хочу сказать, я не знаю, было тебе от этого легче или нет.

Он до такой боли сжал зубы, что в глазах у него потемнело. Осознал себя только через какой-то промежуток. Будто короткий обморок. Он дышал с трудом.

Девчонка смотрела на него.

– Ты так вспомнил о мире Великой Силы? – спросила она, нахмурив лоб.

– Да.

– Что ж, – сказала она. – Хорошее дело…

Замолчала.

– Почему? – спросил он.

– Мои мастера в последнее время с большим подозрением относятся к миру Великой Силы, – сказала она. – И… – она вдруг замолчала и с мгновенным недоумением взглянула на него. Потом ещё раз. – А ты книжку передвинуть сможешь? – спросила она внезапно, положив книгу на стол.

– Зачем?

– Пожалуйста.

Он пожал плечами и, досадуя, передвинул предмет. Это оказалось даже легче, чем раньше. Странно. Он чувствовал огромную физическую слабость, практически бессилие. А вот способности к Силе оказались на высоте. Более чистые, более сильные и свежие – как струя.

Девчонка посмотрела на него, потом на книгу, аккуратно покачала ушастой головой.

– Прикольно…

– Что – прикольно? – с раздражением спросил Оби-Ван.

– У тебя здорово получается.

Он тяжело вздохнул и закрыл глаза.

– А ты что-то темнишь.

– Да, – ответила она неожиданно откровенно. – Но я должна сама разобраться.

– В чём?

– В мире Великой Силы, – произнесла она.

Он был готов вспылить – и остыл. В её тоне он ощутил что-то, что говорило о том, что она не издёвается. С причиной или без причины. Словно подтверждая ощущение, она подняла на него взгляд:

– Это сложно. И нам самим мало понятно. А возможно, то, что нам понятно, на самом деле ложь.

Они смотрели друг на друга. Оби-Ван усмехнулся.

– И всё же сила силой, а я хочу уметь двигаться и ходить.

– Да, – ответила она. – Конечно. То, что сейчас с тобой, – деловым тоном прокомментировала она, – сильно напоминает состояние человека после комы или долгой болезни. Когда все мышцы забыли, как действовать. Не думаю, что-то сверх этого. Поэтому тебе нужен массаж. Поможет.

– Сама делать будешь? – хмыкнул он.

Та взглядом вычислила всё, что заставило его задать этот вопрос. Не нашла ничего смешного.

– Да нет, зачем, – ответила она. – Дроид.

И вот тут он покраснел. Злился на себя и всё равно краснел. Горе-рыцарь.

– Сколько мне сейчас по виду лет? – сквозь зубы спросил он.

– Я плохо определяю возраст, – ответила она. – Лет двадцать пять. Наверно.

– А тебе?

– Двадцать.

– Почти ровесники, – усмехнулся он. – Хорошо. Я воспользуюсь дроидом. А также душем. Он тут есть?

– Конечно, – она встала. – Я дроида сейчас пришлю. В случае чего он поможет. А потом поговорим. Пока не дело.

Хмыкнула и пошла.

– Стой, – сказал Оби-Ван. – А те… двое. Они живы? Сейчас они живы? Их можно… спасти?

Лицо медленно поворачивается к нему.

– Это зависит от них, – ответила она тихо. – От тебя. От силы. Силы воли. Вы трое вообще уникальный случай.

Глаза её стали провалами темноты.

– Что? – спросил он.

– Я знаю, что мы рискуем другими, – сказала она. – Но мы рискуем и собой. Такова жизнь. В ней сложно выжить.