Текст книги "Дарт Вейдер. Ученик Дарта Сидиуса"
Автор книги: Jamique
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 57 страниц)
Необходимо было вернуться на двадцать пять лет назад. Представить, как было. Как могло быть. А потом вызвать черты королевы на своём собственно лице. Так привычно…
Она стояла перед тончайшим трельяжем: подарком иных времён. В сложенном виде он был фольгой, которую можно было скатать в рулон. В разобранном он включал собственное силовое поле и парил в нём, не требуя опоры. Три плоскости. Три крыла.
Она смотрела в них.
Постаревшая женщина. Нет. Не постаревшая. Погасшая. Она мечтала забыть, потому что не представляла, что делать, если будет помнить. Память требовала действий. Но действия были невозможны. Невозможны? Или она просто так окаменела тогда, что невозможность была в ней самой?
Покинуть Набу. Улететь на другую планету. Используя зачин ранних навыков, получить новое образование. Жить… Археологические книжные экспедиции на Эду – не ваши ли рук дело, уважаемая госпожа Сати? Узнать из развала рукописей, приводимых ею в порядок, о местонахождении древних орденов и школ, и затребовать финансирование этого идущего в русле государственной политики проекта…
Подсознание – страшная штука.
Она вздохнула и вгляделась в себя. В общем… всё обычно. Увядшесть. Средняя степень. Даже меньше средней. Внутреннее окостенение, оказалось, способно сохранить внешнюю оболочку, словно мумию в веках. От чего появляются морщины? От мимики. Плачем, смеёмся, гневаемся, ехидно морщим брови… Каково это – двадцать пять лет проходить с как будто окаменевшим лицом?
Это называется мимическая инъекция. Она усмехнулась самой себе. Та, за которую платят бешенные деньги. Несколько укольчиков – и год нельзя улыбаться. Временный паралич мышц.
Паралич души.
Этот укольчик действовал дольше. Действует и сейчас.
Она рассеяно огляделась. Этот корабль был её собственностью уже десять лет. Не такая роскошь для её положения. Хотя предположить, что госпожа директор библиотеки умеет его профессионально водить… Почти все умеют. Только специалист в её манере различит действия такого же специалиста. Этому её тоже учили.
Она спокойно улыбнулась отражению в зеркальных плоскостях. У неё была мысль найти и реанимировать какие-то вещи давних времён. Косметику, платья… И через минуту она от них отказалась. Не было нужно ничего. Только чистое лицо, зеркало, память. Пристальный взгляд в три плоскости перед ней. То, как она одета, как причёсана, каковы были её недавние привычки – не важно. Это никогда не было важно. Отработанным движением души, сходным с мигом медитативной сосредоточенности. Движением души, которое она не могла произвести чуть меньше двадцати пяти лет. Слишком много боли. Не действовал наркоз.
Но сейчас всё перебила другая боль. И слова, и события выстроились в совершенно иную схему. Как будто встало на место недостающее звено. Вбился эмоциональный клин. Не перестало быть больно. Но боль породила жизнь.
Имя моё возмездие.
Она смотрела в зеркало и видела, как сквозь тусклые черты заурядной женщины проступает на свободу снова та – Падме Амидала Наберрие, королева Набу, сенатор от Набу, жена, политик, гордость, красота, власть.
Имя моё возмездие.
Это было давно.
В прошлой жизни.
Не аллегорией. Реальностью.
То, что было до, и то, что случилось после – два разных пространства. Не то чтобы первое было беспечным. Но оно было живым. Молодость, борьба, вовлечённость в такие события и страсти.
Главный и лучший двойник королевы, а потом и сенатора Амидалы. Секретарь. Доверенное лицо. В какой-то мере – телохранитель. В одно из жарких утр во двор их дома вступил человек. Он пожал руку её отцу. Как оказалось, он списался с её родителями.
– Мне предложили поговорить с вами лично, – сказал он, устроившись напротив неё в плетёном кресле в саду. – Я капитан Панака. Глава охраны губернатора Тида Падме Наберрие. Возможной будущей королевы. Я ищу для неё двойников. По внешности вы подходите для этого почти идеально. По крайней мере, вы наиболее желательная кандидатура.
Вы знаете, что это такое двойник королевы?
Она знала. Но тот пояснил.
– В мирное время они заменяют её на неважных приёмах. Или, напротив, очень важных. Когда двойник говорит церемониальные фразы, а королева имеет возможность непосредственного общения с важными для себя людьми. Если не приведи небо, будет война – двойник берёт на себя всю опасность подмены. В обычное время двойник официально находится среди служанок. Но на самом деле её доступ к внутренним делам королевы гораздо обширней, чем у любой из них. Это хорошие деньги. Возможность бесплатного блестящего образования. Но и труд и опасность.
– Вы так уверены, что ваша губернатор станет королевой? – спросила она немного насмешливо. Непоседливая девчонка перед внушительным темнокожим человеком. Она была тогда вся остренькая, из одних углов, локтей и коленок, очень симпатичная, ехидная, бегучая… Двенадцать лет.
– Я уверен, – кивнул мужчина. – На то есть основания, которые зависят не от моего желания, а от направленности политики Набу в целом.
– Политики или людей от политики?
– Тест на умственные способности вы прошли, моя юная госпожа, – усмехнулся капитан Панака. – А теперь скажите мне, сколько вам времени будет нужно на раздумье.
– Я хочу увидеть губернатора.
– Что ж, – кивнул Панака. – Понятное желание.
Они сдружились с будущей королевой почти мгновенно. Нет. Не сдружились, конечно. Ещё девчонкой Падме была не из тех, кто открыт для общения. Возможно, повлияло воспитание политика, которое ей преподала с детства бабка. Она очень легко сходилась с людьми. Когда хотела. Подстраивалась под них. И никому не показывала себя настоящую. Никому.
Разве только одному человеку. Разве только двум.
О, за долгую службу она понавидалась её лиц. Холодное церемониальное лицо королевы. Режущий голос, властные интонации. Лицо идеалистки демократки, нет, политика от Набу, играющего идеалистку. Потому что Набу была выгодна именно демократия в её развальном варианте. Чем больше неразберихи в центре – тем больше усиливается периферия. Слабость, а то и развал центральной власти означало перераспределение власти на местах. Отсюда и крики: нам не нужна армия. Конечно. Нам не нужна армия центра. У нас теперь есть своя.
Она видела лицо красавицы и отчаянной кокетки, полной жизни и осознания своей красоты. От неё теряла голову вся набуанская элита. А она использовала их, пылкие признания высокопоставленных мужчин, их увлечение – для того, чтобы вытащить из них как можно больше информации для своих целей.
Её бабка, отошедшая от политики, воздействовала на неё только в первые годы. Потом Амидала Наберрие обрела свою собственную хватку. Силу и власть.
Она никогда не видела, наверно, двух вещей. То, каким бывало лицо сенатора и королевы, когда она оставалась в своей комнате наедине с машиной и разбирала в личном почтовом ящике письма, которые каждую неделю, регулярно, приходили к ней с Корусканта. Высшая система защиты – Великий канцлер Палпатин.
Её никогда не допускали и на закрытые совещания. В узком кругу. Королева и канцлер. Но она знала Амидалу так хорошо, что даже по отблеску выражения могла представить. То её лицо, спокойное и жестокое, которое было повёрнуто к верховному канцлеру в его кабинете. Ясные глаза. Всегда ясные глаза.
– Знаешь, Ноб, – перед ней как будто вышла из реальности картинка. Голос, ощущение, запах. Другой запах той земли. Вечер, Корускант, Амидала небрежно и рассеяно стоит перед зеркалом и расчёсывает волосы. – А наш господин альдераанец втюрился в меня. Причём крепко.
– Неужели? – фыркнула она. Теперь она видела и себя, молодую, лукавую, беспечную. Она удобно устроилась на мягком диване и с интересом вертела в руках дорогущую коробку конфет.
– Да-да, – усмехнулась Амидала, не поворачиваясь. В зеркале она прекрасно видела и комнату, и свою подругу. – Он пригласил меня для обсуждения политических проблем. И мы их даже обсуждали. Но в конце концов он попытался пригласить меня в ресторан, а когда я сослалась на занятость, завалил меня шоколадом. Как-то раньше за ним этого…
– Ну, так раньше он видел тебя только в виде фазана, раскрашенного под петуха, – сказала она, распаковывая коробку. – Можно?
– Конечно…
– А потом ты прилетела с Набу, через десять лет, красавица в самом расцвете, так сказать… У него очумелый вид начался сразу, – она ловко сняла крышку. – У нас тут, понимаешь, война началась, а господин Органа ходит стукнутый и дикими глазами смотрит на войско клонов.
– Хм…
– Ага.
– Господин Органа метит на пост великого канцлера, – холодно обронила Амидала. – Он ждёт уже одиннадцать лет. И постепенно теряет терпение. Он почти дождался. А теперь вместо вожделенной власти он вынужден стоять по правую руку от Палпатина и наблюдать за тем, как человек использует свои неограниченные полномочия. Да здравствует гунгана! – глаза сенатора неожиданно лукаво блеснули, и она отсалютовала самой себе расчёской. – Вот такого Бейл не ожидал.
– Вы оба – колоссальные сволочи, – засмеялась Ноб. – Улететь и оставить вместо себя бедного гунгана, который…
– Ну да. Я же не могла за это проголосовать. В галактике меня б не поняли. Так что тот, кто покусился на меня, оказал, на деле, нам большую услугу, – она повернулась к ней. – Бейл умный политик. И довольно жёсткий политик. Но вот как человек он слабак.
– А как мужчина? – поддразнила её Сати.
– Тоже.
– Такой представительный…
– Мне повезло, – сказала Падме. – Я в своей жизни видела настоящих мужчин. И очень сильных людей. Алмаз от стекляшки я отличить сумею.
– Ну-ка, ну-ка, кто…
– Панака, например, – улыбнулась Амидала. – Да и его племянник Тайфо.
– Ага, ты пошла в обход, – поддразнила её Ноб, засовывая конфету в рот.
– Подружка, – ответила Амидала. – зачем говорить об очевидном? Второго такого, как канцлер, просто нет. И как Анакин – тоже.
– Они друг друга стоят, – усмехнулась она.
– Да, – ответила Амидала. – А я стою их обоих. По крайней мере, надеюсь.
Она снова отвернулась к зеркалу.
– Пад, – Ноб подгребла под себя руки-ноги и калачиком устроилась на диване. – Что ты за фрукт, скажи мне?
– Я – фрукт набуанский, долгой выдержки, – усмехнулись от зеркала. – Мне всегда было мало целого мира…
С прискорбием сообщаем, что Падме Амидала Наберрие умерла, так и не разродившись ребёнком…
Похороны. Дрянной дождливый день. Она не пошла на похороны. Нет. Она не шла в этой идиотской процессии. Она стояла в толпе. Закутавшись в плащ, она высматривала и вынюхивала, и пыталась понять: что случилось. Хотя бы что-то на лицах. Хотя бы кто-то, из кого можно было выцарапать ответ. Потом на Набу прилетел Тайфо. Он рассказал, как его королева улетела, не взяв его с собой. Они вместе предприняли расследование. Расследование вывело их на Органу.
Большое скорбное лицо. Лицо лжеца.
– К сожалению, мы прилетели слишком поздно. Её было уже невозможно спасти. Господин Скайуокер был столь мало рад тому, что она прилетела на планету и могла увидеть дело его рук, что не сдержал себя. Особенно после того, как его спросили, что он сделал на Корусканте. Он же форсьюзер. А несдержанный форсьюзер – стихия. Он и так был на взводе, а тут случился Оби-Ван…
– С ней прилетел Оби-Ван Кеноби?
– Да. Конечно. После того, как господин Скайуокер во главе штурмовиков вырезал Храм джедаев вплоть до последнего ребёнка, госпожа Амидала законно стала опасаться его. Однако её доброе сердце не верило в это. Она пыталась с ним поговорить. Что-то выяснить. Оби-Вана она взяла в качестве возможной защиты. И она ей понадобилась. В ходе разговора Скайуокер взбесился. Очевидно, повторяю, узнав, что ей всё известно, и она крайне неодобрительно отзывается о его действиях. Это выразилось в том, что он стал её душить. Если бы не вмешался Оби-Ван, он бы её убил на месте. Оби-Вану пришлось вступить в поединок, чтобы спасти женщину от потерявшего разум форсьюзера. Госпожу Наберрие тем временем унесли в корабль и оказали всю возможную помощь.
Но нам всё же не удалось спасти ни её, ни ребёнка. Слишком долгий период удушья. Слишком маленький срок беременности.
Она слушала Бейла, и её мутило. От лжи. Она кое-что знала об этом форсьюзере. И о добром сердце Амидалы. Жестокое лицо, отражающееся в зеркале. Ясные глаза. Улыбка. И то, как эта жестокая красавица поворачивалась к входящему в дверь. Никогда при слугах. Даже доверенных. Никаких эмоций на вымуштрованном лице. Но в комнате начинал дрожать воздух от сцепки обоих взглядов.
Молодой перспективный джедай пришёл навестить своего друга сенатора и бывшую королеву. Сходились два огня. Две силы. И тогда все, даже без напоминаний, покидали покои сенатора Наберрие. Потому что так было нужно.
Ноб знала не всё об этих двоих. Но того, что она знала, было достаточно.
А ещё она знала, что её подруга и госпожа была беременна двойней. Как знала сама Амидала. И все, кого это касалось.
Пришлось выяснять по другим источникам. Это было неизбежно. Испросив разрешения и получив его, она и капитан Тайфо отправились на Корускант. Там подали прошение о приёме у императора. И там долго ждали. Копали материал и ждали.
Они ждали долго. Император соблаговолил сделать это только через три месяца. Это их не обескуражило. Поскольку им передали, что император сильно занят жизнью одного конкретного человека.
Они оказались практически первыми людьми, которых Палпатин принял. Тайфо не выдержал и отступил, с трудом не издав звук. Она оказалась выдержанней. Женщины всегда выдержанней и спокойней. Она же и рассказала императору о похоронах. И об Органе.
Палпатин выслушал её.
– Что ж, пусть живёт, – сказал император. – И пусть считает, что его голос за Империю я принял всерьёз. Что было на Мустафаре детально, я не знаю. Я там не был. Хочу лишь сказать, что Оби-Вана никто с собой в качестве защиты не брал. Он сам то ли впрыгнул. То ли просто повоздействовал на вашу госпожу. Он полетел убивать ситха. Как и положено джедаю. И он его почти убил.
– Что с ним?
– С таким не живут, – ответил император, глядя в окно. Только в этом жесте и повороте они угадывали прежнего Палпатина. – И я не собираюсь вам об этом говорить. Но ждите. В галактике появится новый ситх. На службе у императора. В очень импозантном виде. И не пытайтесь найти в нём прежнего человека. Человека выжгло. Остался один Тёмный лорд. Люди в этом не выживают.
Он дал им обоим подъёмные. Она улетела с Набу. Получила новое образование. Стала работать в секторе, который в давние тысячелетия был территорией ситхов. При поддержке правительства организовывала исследовательские экспедиции. Пока была молода, сама в них участвовала.
Потом стала главой библиотеки.
Все, кого она знала, умер. Так или иначе. Она оказалась слабой. Слишком много в её жизни занимали другие люди. Слишком сильной оказалась пустота.
Но там. На экране. Несколько строк. Дети Дарта Вейдера. Лея Органа. Люк Скайуокер. В этот момент что-то произошло. Из-за экрана, из-за тёмных строк в неё будто вылетела тысяча солнц и ударила по глазам.
Боль и воля. Знакомая непреклонная воля, перед которой были бессильны тысячи солнц.
Госпожа.
Дети Дарта Вейдера. Родившиеся дети Амидалы.
С ней что-то произошло. Солнца ослепили и обожгли. Но в ней самой исчезла пустота. Она наполнилась. Другою.
Имя моё возмездие. Ничего не изменилось. Я всегда была тенью королевы. Её двойником. Сосудом, который…
Корабль выскочит возле Набу. Через заданное количество часов.
Она возвращалась домой.
Имя моё…
…Звонкий хохот поутру в большом просторном зале, где они вместе тренировались. Её почти ровесница, четырнадцатилетняя девчонка, заливается от смеха.
– Значит, лотос и небесная чистота? Каким чувством юмора обладали мои родители!
Имя моё возмездие.
Внешние территории. Гранд-адмирал ТраунЧёрное пространство космоса за иллюминатором. Разноцветные иглы звёзд. Больших скоплений туманностей и звёздного вещества в этой части галактики не наблюдалось. В основном – глубокая чернота глубокого космоса, выглядывающего из-за края галактики. Там начиналась ночь, холод и пустота. Миллион световых лет. Больше. То, что можно увидеть в телескопы, давно не существует. Как для них ещё не существуем мы.
Космос порождает странные мысли. С освоенным районом галактики из-за всех этих трасс гиперпространства свыклись. Забыли, что от пустоты отделяет тонкая оболочка корабля. Пустоты и смерти. Неприятной вечности.
Здесь приходилось продвигаться наощупь. Неизведанные регионы потому так и назывались, что для них нет навигационных карт. Попытавшись сделать гиперпространственный переход, рискуешь зажечься сверхновой. Взорвав параллельно ещё одну звезду.
Вот и приходилось, как встарь. Идти короткими перелётами. Посылать разведчиков. Задавать работу навигаторам, которые имели дело с реальным участком звёздного неба. Пространство за бортом корабля. Пространство, по снимкам и изображениям которого составлялся новый участок карты.
И так без конца.
Поэтому здесь особенно ощущался вкус пространства. Холодного, как сама смерть. И вечного, как она же. Небытие. Хотелось бы знать, о чём оно думало и чего ждало? Впрочем, пустота не может ни думать, ни ждать. Он ощущал многомиллиардные расстояния без притяжения и координат, в котором вся флотилия барахтается, как песчинка, брошенная в ночь.
Размеры кораблей и песчинки в этих масштабах были идентичны.
Это не было философским раздумьем. Это вообще не было раздумьем. Это было общим фоном здешней жизни. Ощущением, которое сопровождало всегда. Люди от этого делались сосредоточенней и молчаливей. Он знал, что раньше или позже, но всем им придётся позволить спуститься на одну из пригодных для жизни планет. Самых нестойких отправить обратно в обжитую часть галактики. В отпуск. Сюда подбирали психологически крепких людей. Но у всякой крепости есть предел.
Его крепость была, пожалуй, наибольшей.
Он не испытывал неудобства от пространства. Впрочем, оно ни в коем случае его не влекло. Любое чересчур эмоциональное отношение к данному феномену было чревато нервным срывом. Сейчас или потом. Увлечённость такими расстояниями неестественна для существа из плоти и крови. Всё равно закончится, как эмоциональный надрыв. Поэтому для экспедиции в Неизведанные регионы он затребовал и отобрал людей, которые относились к делу сугубо прагматично. Или же с жестковатым научным интересом. Они исследовали космос не ради какой-то там романтики пространств. Они здесь работали.
Он знал о болезни императора. И прекрасно понимал, что с нею может справиться только лорд Вейдер. Поэтому своё присутствие, как и присутствие любого другого возле этих двоих воспринимал как подталкивание в ответственный момент под руку. Каждый должен быть там, где он наиболее эффективен. Таким образом он находится здесь.
Было бы ложью сказать, что он не испытал облегчения, когда к нему на флагман пришло извещение о том, что с императором всё в порядке. Главное, его деятельность вновь обретала цель и смысл. Но было и ещё кое-что. Он успел привязаться к этим двум людям.
Людям. Новое слово на языке. На вкус – льдинка. Они появились, как враги. Любой внешний вид был врагом для государства чиссов. Но получилось так, что родина его изгнала, а некий человек – принял. За одно и то же. За умение вести бой без правил и чести. Бой, в котором важно только поражение или победа.
Его голова оказалась слишком бесчестной для тех, кто его породил. Она была оценена как очень умная императором государства, которое расширялось и расширялось. Трудно перенести, когда главный талант жизни принимается как порок. В среде, которая тебя породила.
Трудно, но не невозможно. Но невыносимо глупо бесцельно жить в изгнании и готовить себя до конца к растительной жизни.
Он был горд. Очень. Он желал реванша. Но реванша не получил. Когда люди напали на его государство, он подсознательно ждал, что его призовут на помощь. И готовился отказаться. Но его не позвали. Это был один из самых отвратительных ударов за всю его жизнь. Он нашёл удовлетворение в том, что следил за ходом военных сражений. За тем, как его высокоморальных сородичей теснят по всем направлениям и фронтам.
Наблюдал. И невольно восхищался тем человеком, который командовал флотом людей. В том, как велись военные действия, угадывался профессионализм. И весьма своеобразный личный почерк. Этот человек, возможно, не умел так же, как он, разрабатывать план кампании. Загодя. Тщательно. Учитывая каждую мелочь. И при этом продуцируя совершенно неожиданные для врага комбинации.
Впрочем, так, как он – разрабатывать план кампании не умел никто.
Зато этот человек обладал невероятной реакцией. Именно в ходе сражения. Более чем реакцией. Почти предвиденьем. Он умел мгновенно реагировать на малейшее изменение ситуации боя и использовать её.
И ещё у него была чрезвычайно тяжёлая рука. Он бил, не задумываясь, в обнажившееся слабое место. Бил наотмашь, тяжело и безжалостно. Не давал передышки. Пока не добивал. Либо капитуляция, либо смерть. Он не был склонен к проявлению слабости и милосердия.
И он выигрывал. Раз за разом. Нанося удары именно туда, где они приносили наибольший ущерб. Тотчас отводя флот, едва положение становилось критическим. И перебрасывал флот в такое место, где его совершенно не ждали.
От боя к бою он всё больше восхищался этим командиром. Его стиль боя был весьма отличен от его собственного. Порой – диаметрально. Но так же эффективен. И подл.
И эффективен.
После целого ряда поражений начались мирные переговоры. Что ещё оставалось? В них угадывалась уже другая рука. Рука человека, который правил Империей. Он следил и за этим, хотя бы для того, чтобы дать пищу своему уму. Не подозревал, что сам в это время даёт пищу уму – другому. Не подозревал до тех пор, пока на планету, где он жил, с неофициальным и весьма дружественным визитом прибыл главнокомандующий враждебных вооружённых сил.
Официальное предложение от имени императора.
И тогда…
– Адмирал, сэр, – перед ним стоял капитан корабля. – Вот данные разведки. Полковник Тин счёл возможным предположить, что вас это заинтересует.
Его это заинтересовало.
