Текст книги "Красный Август (СИ)"
Автор книги: htv
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц)
– Каминоонтё...
Даша прыснула от смеха, а Макс почесал голову.
– Это мы не выговорим. А Кощей Бессмертный у вас есть?
– Я же говорила, что это русская сказка, и у нас нет прямых аналогов.
– Тогда кто является воплощением зла, которым пугают детишек?
– Когда я была маленькая, меня пугали женщиной-призраком из мороза, снега и метели, которая пожирает души. Её зовут Юки-онна.
– Совсем не вяжется... Моя идея на гране провала...
– Короче, братва, раз мы сказку всё равно обосрать решили, пусть всё в ней будет наоборот, – встала Даша.
– Наоборот – это как?
– Да так. Главная героиня – японская принцесса, какая-нибудь Трахиро. А принц-лягуш – заколдованный Иван Царевич. Его похитила эта ледяная вампирша, и держит взаперти, периодически насилуя сосулькой, пока его не спасает Трахиро. Они жёстко рубятся в кровавое мясо на мечах, в результате принцесса побеждает и забирает своего Ивана-петуха на хату. Я даже согласна сыграть вампиршу.
– Фу, Даша, что ты несёшь? У нас ведь пионерлагерь, театральный кружок, а не какой-то отряд зэков. Что за кровь, что за пошлости? Мы делаем красивую сказку. Хотя, в твоём предложении действительно что-то есть...
– А то! Фуфла не гоню.
– Так, дайте мне пять минут, и я всё придумаю... Итак, Гиса, ты готова сыграть принцессу-Тахиру?
– Трахиру, – хихикнула Даша, но Макс грозно на неё посмотрел.
Мне не оставалось ничего другого, как кивнуть.
– Даша – ты злой дух, вампирша-Юка.
– Юки..
– Базару нет! Но, Гиса, учти, твоего петушка я тебе так просто не отдам. Мясо будет разлетаться кусками по залу, а кровь забрызгивать зрителей в первом ряду. Отрубленные пальцы, уши, руки, ноги! Надо в столовой томатный сок стырить. Или кровь делаем настоящую?
– Даша, или ты прекратишь опошлять спектакль, или не будешь участвовать!
– Ладно-ладно, молчу, придумывай сам спецэффекты, – изобразила обиду Даша.
– Заколдованным Иваном у нас будет....
Серёжа Садов несмело поднял руку.
– Если ни у кого нет возражений, то пусть Серёжа играет Ивана, как и договаривались в самом начале.
– Ивана-петуха... ))
– Сча я тебе, Даша, нос расквашу, не посмотрю, что ты девочка.
– Чё, ты борзый? Да? Ну давай, рискни жопой. Смотри как бы я тебе сама хлебало не начистила!
Даша вскочила и угрожающе приблизилась к Максу, но между ними впрыгнул Сережа.
– Макс, ну это ж Даша! Ты что её не знаешь?
– Да мне перед Гисой совестно, что у нас пионеры хуже сапожников на рынке, бандюки какие-то. Что она подумает о нашем лагере?
– Ой, ой, тоже мне принцесса Трахиро... Всё правильно она подумает, коль не гнида. А чо? Хочет в общаке жить – пусть закон соблюдает. А ты за неё не вписывайся, Макс, понял? Общак сам разберётся.
– Вот и разберёмся, только драки не надо устраивать.
– Фильтруй базар, разборок и не будет, тоже мне авторитет нашёлся – примирительно фыркнула Даша и вернулась на край сцены.
– Итак, Гиса, прошу прощения за Дашино поведение, продолжим, если не передумала. Нам нужны ещё второстепенные персонажи. Заяц, медведь, утка, щука, ещё у нашей принцессы должны быть две сестры и их мужья. Ну и конечно же сам император, которым, с вашего позволения, буду я.
Мишу решили сделать медведем, он же заяц, он же утка и всё остальное зверьё. В сёстры мне досталась Полина и заочно Саша, Дашина старшая сестра, которую Даша пообещала привлечь к постановке, а их “мужей” будут играть два незнакомых мне мальчика с театрального кружка. Макс взял один час на написание нового сценария, Дашка умчалась искать сестру, и у меня появилось немного времени до начала репетиции.
Я вдруг поняла, что все эти дни была такая суматоха, что у меня не было даже возможности познакомиться, как следует, с устройством лагеря, и я решила пройтись по его тенистым дорожкам. Немало мест я уже знала – столовая, медпункт, библиотека, здание с кружками, админкорпус, стадион, душевые, площадь с флагами и памятником Генде, где проходят линейки. Сейчас там возятся Данька и Мадина, собирают какой-то помост и механизм, покрикивая друг на друга. Но что скрывают за собой густые деревья за библиотекой? Я заметила уходящую в лес, почти заброшенную дорогу, усыпанную прошлогодними листьями. Любопытство выйти за ограду вновь взяло верх.Я вспомнила, как вечером мы шли с Анькой и Мадиной через лес, и не было никакой ограды вообще. Может быть, лагерь лишь для вида, огорожен с фасадной части, где примыкает к городу, а дальше просто теряется в лесу, как большинство лагерей того времени? Или ограда давно рассыпалась, и никто не обратил на это внимание? Раздумывая об этом, я сама не заметила, как оказалась у библиотеки. Старая дорога, а если сказать точнее, дорожка, выложенная потрескавшейся плиткой, терялась в кустах. Ветер пробежал по ней, подняв стайку листьев, которая полетела под сплетёнными ветвями, будто приглашая меня следовать за ней. Конечно, мне не хотелось встретиться с Букой или ему подобным существом. Мелькнула мысль найти какое-нибудь оружие, прежде чем отправиться навстречу неизвестности. Я подобрала увесистую палку, но вспомнила, с какой лёгкостью бука раскусил брошенную в него книгу, и мороз пробежал по коже. Эта палка мне мало поможет при подобной встрече. Однако, любопытство оказалось сильнее. В конце концов, сейчас день, на улице полно пионеров. Где-то должна быть охрана лагеря. Полина запретила выходить за ограду, но здесь ограды нет, значит и запрет не действует. Так, успокоив себя, я шагнула на выщербленную плитку.
Странно, но ничего не произошло. Я не провалилась в подземную ловушку, не началось цунами, внезапно сорвавшийся ураган не унёс меня в волшебную страну. Лишь пара птиц, взмахнув крыльями, взлетели в небо. Я почувствовала себя героиней сказки про волшебника страны Оз, вступившей на дорогу из жёлтого кирпича. Впрочем, плитка действительно отдавала желтизной. Немного фантазии, и предо мной появится Страшила, Железный Дровосек, Лев и саблезубые тигры. Солнышко светило ярко, страхи развеял лёгкий ветерок, а из кустов никто не появлялся. Чего я испугалась? Дорога действительно была заброшена. Почему её не убирают, и куда она ведёт? Совсем скоро я это узнала, оказавшись на берегу крохотного ручья, впадавшего в небольшое красивое озеро, обрамлённое зарослями камыша, со стаями комаров над ним. Вид украшали розовато-белые кувшинки, покачивающие свои цветы на серо-синей глади воды. Когда-то ручей представлял собой речушку, и его русло выглядело значительно шире, но теперь песок, ил и прибрежные камыши сжимали его с обеих сторон. На противоположной стороне русла раскинулась обширная поляна с остатками поглощённых травой дорожек и когда-то красиво подстриженных кустов вперемешку с фруктовыми деревьями, растущих как попало. Видимо, здесь в старину был роскошный вишнёвый сад, вплотную примыкающий к огромному каменному дому с остроконечной башенкой-шпилем. Черепичная крыша башенки давно просела. Сквозь насыпавшуюся в дыры листву и ветки проглядывали старые балки чердака. Только флюгер в виде золотистого петушка всё ещё жил своей жизнью на железной игле башенки, прокручиваясь и издавая слабый скрип от неожиданно налетавшего порыва ветра. Видимо, вся эта конструкция доживала последние дни перед тем как окончательно провалиться внутрь дома. А вот сам дом выглядел добротно. Поросшие плющом толстенные каменные стены готовы были выдерживать любые удары стихии ещё не одно столетие. Покосившаяся дверь на крыльце была наглухо забита досками, как и окна первого этажа. Интересно, кто здесь жил раньше? Может быть граф? А к этому крыльцу подкатывали роскошные кареты, и, подобрав пышные платья, барышни в сопровождении своих кавалеров через парадную дверь спешили на званый ужин под весёлую музыку, доносящуюся из окон? Вот если отреставрировать это поместье, получится настоящий музей. Интересно, почему никого здесь нет? Ни пионеров, ни охранников, ни персонала лагеря. Впрочем, одно живое существо здесь было. Фигурка девушки с книгой в руках сидела на старинной каменной скамейке неподалёку от перекинутого через ручей мостика с ажурными перилами. Она увлеклась чтением и меня не замечала. Видимо, сюда не часто забредали любопытные (подобно мне) пионеры. Я в нерешительности остановилась у мостика. Отсюда был хороший вид на старинный особняк. Здесь можно снимать фильм-сказку про спящую принцессу. Или напустить искусственного тумана и сделать ужастик про мертвецов, ползущих из болота, или про графа Дракулу, восседающего на крыше в виде летучей мыши. “Ну вот, я уже как Анька думаю. С кем поведёшься...” Но додумать сценарий будущего фильма я не успела, потому что читающая пионерка меня заметила и, отбросив книгу, резко вскочила. На скамейке за ней стояла зажжённая свеча. Пионерка оказалась Адой. Интересно, а спит она тоже с зажжённой свечкой?
– А, это ты, – недружелюбно произнесла Ада.
– А ты кого ждала? Буку?
– Не смешно, – отвернулась она, – Почему не репетируешь с Максом?
– Он сценарий придумывает, Анька исчезла, Мадина занята, так что мне совершенно нечем заняться.
Тут я заметила, что разговариваю с Адой довольно громко, стоя по другую сторону мостика, и решила подойти поближе, сделав шаг на деревянные скрипучие дощечки. Ада как-то странно напряглась, и её рука потянулась за свечкой. Может быть, мне стоило уйти, пока она не запустила в меня этим тяжеленым подсвечником? Я дошла до половины моста, замерев в нерешительности, затем сделала шаг назад. Ада поняла, и поставила подсвечник на скамейку.
– Извини, тебе лучше уйти. Здесь не место для тебя.
– А где для меня?
– Я не знаю! Может быть на Марсе, может быть в Антарктиде, но уж точно не в этом лагере и не рядом с Максом, – зло сказала она.
– А Макс здесь причём? – не поняла я.
– А при том! Будешь к нему клеиться – я и забыть могу, что ты меня от Буки спасла. Поняла?
– Не клеюсь я ни к какому Максу! Больно он мне нужен! Сам пригласил на кружок.
– Пригласить-то пригласил, да неспроста сценарий вдруг изменил ради тебя, сучка японская.
– ЧТООО!!???
– То, что слышала! Думаешь раз приезжая, то всё можно? И парней чужих отбивать? Да?
– Ты в своём уме? Сумасшедшая! Дура! – это единственное русское слово, которое пришло сейчас на ум. Знаю, русские говорят как-то иначе, но ничего более оскорбительного от нахлынувшей злости я придумать не могла. Я приготовилась уже вцепиться в крашеные волосы Ады и повыдирать их к чёртовой матери, будучи уверенной в том, что она меня сейчас огреет подсвечником. Бежать я не собиралась. Но Ада вдруг отступила назад и села на скамейку, обхватив голову руками.
– Слушай, я совсем запуталась, – чуть слышно произнесла она.
Мне почему-то вдруг стало её жалко, и приступ гнева неожиданно исчез. Ада поставила свечку на скамейку и повернула ко мне заплаканное лицо.
– Я совсем не знаю, кому можно верить, кому нет, кто друг, кто враг... И только Макс. Он один меня понимал. А тут приехала ты. И меня будто не существует для него!В библиотеку не заходит, сценарий поменял, из кружка выгнал.
– Ты же вроде как сама ушла из зала.
– ...
– Или мне так показалось?
– ... ...
– Да не нужен мне твой Макс! Я его вижу второй раз в жизни.
– ... ... ...
Ада молчала, опустив голову. Я не могла понять, кажется, она продолжала плакать. Но вдруг резко повернулась ко мне и схватила меня за руку:
– Поклянись!
– Что???
– Поклянись, что не любишь Макса! Только честно!
– Хорошо, клянусь.
– Нет, не убедительно. “Хорошо клянусь” – это не клятва.
– Ладно, и что ты хочешь, чтобы я сказала?
– Не сказала, а сделала! Проведи рукой над горящей свечкой и скажи “Я не люблю Макса, клянусь не лезть к нему в сердце и постель!”
– ... и постель? Оу... вот оно как...
– Может быть и так, – тебе-то какое дело? Или...?
– Нет, нет, абсолютно никакого, – внутри я уже начинала смеяться над глупой сценой ревности, ситуация выглядела абсолютно комичной. Старый заброшенный дом. Скамейка с горящей свечой и сумасшедшая заплаканная пионерка, которая требует от меня клятвы не лезть в постель к её парню. Глаза Ады сияли решимостью, и она с такой силой сжала мою руку, что мне стало больно.
– Отпусти!
– Поклянись сперва!
– Жечь меня будешь, как ведьму? Пытать? Ну, давай! И правду говорят, что тебе в сумасшедший дом пора!
Ада отпустила мою руку.
– Может быть, пора, да кто ж отпустит-то? Отсюда так просто не выйдешь. Весь этот лагерь один сплошной сумасшедший дом, в котором рано или поздно все свихнутся. Здесь у тебя ничего нет, кроме тех, кого мы любим. У нас всё забрали. Наши вещи, наши дома, наши миры. Даже родных и близких. Но все счастливы! Никому нет дела! Никто не протестует! Никто не хочет даже говорить об этом. Потому что товарищ Генда всех ведёт к светлому будущему. Потому что так надо. А так не надо! Я не хочу к светлому будущему. Я хочу проснуться, наконец. Выбраться из этого кошмара, хочу быть рядом с Максом. Вожатые боятся тебе говорить, а я не боюсь! Нам здесь скоро конец. Тебе, мне, лагерю, всем кто здесь живёт. Лето – не бесконечное, уже август, а потом что? Время идёт. Понимаешь... Оно такое... стрелочки... секундочки... тикают... Их всё больше. Со всех концов...
Дальше Ада, размахивая свечкой, несла уже полную чушь, в которой я и не пыталась разобраться. Кого больше, кого меньше, куда надо выбраться. Её глаза стали абсолютно безумными. Нужно было каким-то образом заканчивать этот разговор. Мне совсем перехотелось идти в особняк (потом спрошу о нём) и заниматься дальнейшими исследованиями лагеря. Я поднялась со скамейки, решив по дороге в столовую зайти к Глебу Валерьяновичу, сказать, что Аде совсем плохо. Надеюсь, у неё не начнётся какой-нибудь припадок. Но вдруг глаза библиотекарши прояснились, она замолчала и отчётливо произнесла.
– Не надо в медпункт. Я просто немного заговорилась.
Я отшатнулась. Она читает мысли? Хотя вполне возможно, что пионерка и так постоянная гостья врачебного кабинета, которая по моему поведению сразу поняла, куда я собираюсь.
– Нет, нет, что ты? Я просто немного прогуляюсь. А ты отдохни здесь. Или пойдём со мной, если хочешь.
– Я хочу тебя сжечь, тварь! Всё из-за тебя!
Её глаза снова сверкнули. О нет, буйные психи! Как же с ними себя вести? Я читала в журнале, что главное их не нервировать и со всем соглашаться.
– Конечно-конечно. А где нам лучше устроить мою казнь? Здесь? Или может быть на площади у памятника Генде? Я так понимаю, ты хочешь, чтобы сожжение увидели все пионеры? Тогда нам лучше пойти на площадь.
(Чёрт, а если она нападёт? Вокруг никого нет. Я не Мадина, скрутить её не сумею. Сейчас самое главное выманить Аду в людное место и не оставаться с ней наедине).
– Нет, вся ты мне не нужна. Достаточно будет твоего пальца.
– Палец – это замечательно. Его отрезать нужно и бросить в костёр?
(Надеюсь, ножа у неё с собой нет? Ой, что ж я делаю, сама ей подсказываю идею.)
– Отрезать не надо. Проведи медленно ладонью над свечкой и скажи: “Клянусь не лезть Максу в сердце и постель”, – Ада решительно протянула мне свечку. Её глаза снова начинали затуманиваться.
Взвесив все “за” и “против”, я решила, что ничего плохого не случится, если я скажу эти слова и сделаю, как она говорит. К Максу у меня совершенно нет ни малейшего интереса, так что клятва будет чистейшей правдой. Поборов страх перед пламенем, я быстро провела по нему рукой. Оказалось, что это совсем не больно, я ничего не почувствовала и провела ещё раз, немного медленнее, приговаривая придуманную Адой клятву. На слове “постель” я снова чуть не засмеялась, представив, как Ада лежит в постели с Максом с горящей свечкой, а я лезу к ним и говорю: “можно я подержу, пока вы тут закончите, а то, не ровен час, домик подожжёте?” Вспомнился обрывок какой-то русской поговорки или песни “свечку держала”. Это означает, кажется, “присутствовала при событиях”. Я с трудом сдержалась, чтобы не засмеяться в голос, но, похоже, Ада относилась ко всему серьезно и совсем не думала шутить.
– Спасибо тебе, подруга, ты не представляешь, как это было для меня важно!
– На здоровье, раз помогло. Я уже тебе подруга? А пять минут назад была тварью и японской сучкой.
– Да, ты моя новая подруга. Сучкой была до клятвы, а теперь я тебе верю. Пламя не ошибается! Оно знает, кто ты.
– Аха, – устало сказала я, – тебе правда лучше?
– Теперь – как никогда! И это... Извини ещё раз, что сомневалась в тебе. Ты действительно из плоти и крови.
– Чистое мясо, 53 килограмма! Глеб Валерьянович может выдать сертификат с печатью.
– Минус треть веса кости!
Мы засмеялись. Странно, я поймала себя на том, что не чувствую ненависти к Аде. Конечно, подругой я бы её не назвала, мне даже было жаль, что она свихнувшаяся. Хотя, как говорил Чеширский кот “Все мы здесь не в своём уме”.
– Я почитаю здесь ещё, а ты заходи ко мне в библиотеку, бери книги или просто поболтать. У нас теперь будет много тем для разговора. Например, про старый мост.
Как не хотелось мне узнать об этой загадке, сейчас я совершенно не желала с ней говорить, побаиваясь нового припадка. Лучше спрошу, когда у меня будет возможность быстро добежать до медпункта в случае чего. Я кивнула, оставив Аду наедине с книгой, и поспешила вернуться в кружок. Макс наверняка уже придумал сценарий.
Когда я зашла в зал, в нём уже сновали пионеры, готовящиеся к спектаклю. Макс стоял на сцене и, махая руками, раздавал команды “Декорации сюда. Нет, пруд будет здесь. Куда потащил дерево? Оно в центре сцены!” Заметив меня, он бросился навстречу.
– Гиса, где же ты была? Мы везде тебя искали, и в домиках, и в столовой, и на кружке, я думал, ты отказалась выступать.
– Ты же сказал заходить через час.
– Но прошло целых три! Ужин совсем скоро, а мы ничего не успеваем!
Странно, как могло пройти три часа? Не могло же путешествие к старому особняку и разговор с Адой занять столько времени.
– Итак, принцесса, вот тебе твоё платье, ну-ка примеряй. Раздевалка за кулисами. Выходишь за сценой и сразу дверь направо.
Платье действительно, показалось мне красивым. Зелёное, роскошное, бархатное, расшитое жемчугом, с открытыми плечами, но до пола. Размер подошёл, будто его специально шили на меня. Оставалась одна деликатная проблема. Шлейки лифчика никак не вписывались в стиль платья, к тому же он выглядывал из-под зелёной ткани. Возможно, Анька подобрала бы что-нибудь из своего волшебного шкафа, но, к сожалению, её не было. Я немного помялась перед зеркалом, нет, в таком виде на сцене появляться нельзя. Не оставалось ничего другого, как снять лифчик и надеть платье на голое тело. Мне было ужасно стыдно, но чего не сделаешь ради искусства? Я расстегнула замочек платья, спустив его до пояса, затем сняла лифчик, и поспешила как можно быстрее снова одеться, но на секунду замешкалась, и эта секунда оказалась для меня роковой. Дверь распахнулась, и в раздевалку вбежал запыхавшийся Серёжа. От неожиданности он уставился на меня ни говоря ни слова. Я тоже не могла понять, что происходит (видимо, не заперла замок, когда вошла), но через мгновение заорала как недорезанная, закрывшись руками. Серёжа от испуга, покраснев, как варёный рак, вылетел вон из раздевалки. Но он... он... меня видел... без ничего... Боже, какой стыд! Я теперь даже не представляю, как мы с ним будем играть на сцене. И как мне жить дальше в лагере... Эти мальчишки, они же всё расскажут! В слезах я выбежала на сцену. Серёжа, всё ещё красный, сидел на лавке, стараясь не глядеть в мою сторону.
– Макс, Макс... Я не буду играть... Я пойду лучше, извини...
– Так, стоп. Что случилось? Расскажи всё как есть!
А что был рассказывать? Как... О нет, это же позор! Тем более, я сама виновата в том, что не закрыла дверь. Серёжа не подглядывал за мной. Всёполучилось случайно.
– Нет, нет... Я не могу играть принцессу. У меня нет таланта. Я не готова. И слов не знаю, и вообще, – украдкой я бросила взгляд в сторону Серёжи.
Он услышал мои слова и подошёл к нам.
– Гиса, если ты не будешь принцессой, то я тоже отказываюсь играть! – выпалил он.
– Так, что это ещё за новости? Что между вами произошло? Вы же срываете постановку!
– Ну и чёрт с ней! Я только с Гисой на сцене или вообще никак.
– Пионер Сергей Садов! – серьезно начал Макс. – Ты отдаёшь себе отчёт в том, что сейчас говоришь? Здесь вам театр, а не место выяснения личных отношений. Если спектакль не состоится, я отчислю тебя из кружка и напишу жалобу вожатой. Ты подведёшь всех своих товарищей. Всех нас, которые готовились и репетировали. Зрителиждут выступления завтра. А ты, Гиса, хоть ещё не совсем пионерка, но тоже должна понимать, что истерикам на сцене не место. Вы оба ведёте себя как маленькие дети! И у тебя, Гиса, раз ты согласилась участвовать в спектакле, теперь тоже есть обязательства и перед лагерем, и перед нашим кружком, и перед товарищами. Ты не имеешь права вот так просто развернуться и уйти.
Я стояла в нерешительности, не зная, что сказать. Тогда Макс решил сменить тон на примирительный.
– Ребята, поймите, вы мне нужны в кружке. Оба. Ты, Серёжа, прекрасный актёр. Гиса, я тебя ещё не знаю на сцене, но ради тебя я переделал сценарий. Ты умеешь играть на флейте. Мы сделаем самую замечательную постановку в этом году. Если вы уйдёте, выступление не состоится. Гиса, от тебя сейчас зависит судьба спектакля.
– Хорошо, я хочу сказать два слова Серёже.
Макс кивнул. Я схватила за руку ничего не понимающего Серёжу и потащила в коридор. Там я его припёрла к стене и зло зашептала, делая резкие ударения на каждом слове:
– ЕСЛИ... ТЫ... ХОТЬ КОГДА-НИБУДЬ... ВСПОМНИШЬ ОБ ЭТОМ... РАССКАЖЕШЬ КОМУ-ТО... Я ТЕБЯ УБЬЮ... ПОНЯЛ?
Серёга испуганно закивал, хотя я всё равно ему не поверила. Я понимала, что он не виноват, но сейчас во мне говорила оскорблённая женская гордость. Не зря говорят, что женской логике не место в нашем мире.
– Замечательно! – я отпустила трясущегося Сергея.
Наверное, мой разъярённый вид внушал ему ужас. Сейчас роль Юки-онны подошла бы скорее мне, а не Даше. Мы вернулись в зал. Я даже попыталась изобразить на лице подобие улыбки, а щёки Серёжи теперь вместо цвета помидора напоминали цвет белой простыни. Макс лишь вопросительно посмотрел на меня.
– Давай свой сценарий, пойду учить слова.
Руководитель кружка расцвёл:
– Ура! Спасибо тебе, Гиссарико!
Он бросился мне на шею и крепко обнял. В этот момент на пороге появилась Ада.
– Я вот тут подумала..., – начала она, но оборвалась на полуслове, увидев обнимающего меня Макса. Глаза её начали наливаться гневом, но тот стоял спиной к двери и потому не мог её заметить. Одним прыжком она оказалась рядом с нами.
– Так я и знала! И моё зелёное платье на ней! Макс! Что всё это значит?
Не ожидающий увидеть её здесь и сейчас Макс оробел и попытался промямлить что-то невнятное.
– Да, конечно! – торжествующе продолжала Ада, – я сразу поняла, что она тебе нравится. Только не ври мне! Но знаешь, что я тебе скажу, Максик? Не надейся. Ты её не интересуешь! Ни ты, ни твой кружок, ни твои подарки...
– Эм.. платье не подарок, это реквизит...
– О, да, реквизит, который ты мечтаешь с неё снять где-нибудь за сценой после спектакля.
– Ада, о чём ты говоришь? У нас с Гисой ничего нет!
– Ну да, так же как и со мной...
Ада вышла на сцену и громко принялась читать:
Зелёное пусть будет платье на тебе,
Огнём желанья светятся твои глаза.
Отдайся чувствам, радости, весне.
Приди скорее, милая, хочу, люблю тебя.
И щёлкнет ключ в замке, и встретим мы весну,
В объятиях друг друга жарких утонув,
И платье упадёт на пол, открывши красоту,
Замочек только лишь заветный расстегну.
– Ада, эм... Ну здесь не место читать эти стихи.
Пионеры в зале приутихли, поглядывая то на торжествующую Аду, то на смущённого Макса.
– А что ж такое? Неужели ты забыл наши встречи в библиотеке?
Ада продолжала:
Ты – кошкой на диван, переполняет страсть,
Тела горят и души нежности огнём.
Отпущено так мало нам, но наконец-то всласть
Друг другом насладимся, как хмельным вином.
Так тихо по щеке твоей рассвет идёт,
Развеет лучик солнца паутинку сна,
Проснётся после бурной ночи напролёт
Уснувшая устало на твоей груди рука.
– Автор – Максим Добров. В роли музы – Аделина Новикова. Ура, товарищи!
На этом месте Ада поклонилась, как настоящая артистка, и гордо сошла со сцены. Миша аж присвистнул. Пионеры зашушукались, Даша демонстративно смотрела в окно, делая вид, что происходящее в зале её совершенно не интересует. Теперь настала очередь краснеть Максу.
– Ада, ну ты действительно сумасшедшая! Зачем же вот так, при всём зале...
– То-то я думаю, подруга, куда это ты ночами пропадаешь из домика? Говоришь, “экс-пе-ри-менты” (Даша с трудом выговорила это слово) секретные в библиотеке, а у тебя хмырь оказывается. Ну ёпт, поздравляю, что-ль! Типа рада за тебя. На свадьбу позови хоть?
Макс готов был провалиться сквозь землю. За него вступился Миша:
– А что такое, собственно? Вот порадоваться нужно. Как говорит моя тётя Соня в Одессе “Чем плохо скрывать, лучше хорошо признаться”. Адочка сделала это просто блестяще. Сразу видно, что эти строки написаны любящим сердцем. Правда, Макс?
Макс угрюмо кивнул.
– Вот и хорошо! Видишь, Адочка, нет оснований обижаться на своего возлюбленного. И ревновать не стоит. Нет у него с Гисой ничего!
– А на свечке поклянёшься?
Даша прыснула со смеху: “Я пошла отсюда...”
Макс грустно посмотрел на Аду:
– Ты же знаешь, что мне нельзя. Мы говорили об этом много раз!
– Значит, ты любишь Гису?
– Нет! Только тебя! Давай сюда свечку! – Макс решительно протянул руку. Я не сомневалась, что Ада её всегда носит с собой, и не ошиблась, но та почему-то застыла в нерешительности.
– Что я тебе сказал? ДАЙ СЮДА СВЕЧКУ! Слышишь меня? Сейчас же! – глаза Макса метали молнии.
Свечка горела. Такое впечатление, что она никогда не гаснет, но такого просто не может быть. Во взгляде библиотекарши читался страх. Макс буквально выхватил у неё подсвечник с танцующим огоньком пламени.
– Клянусь, Ада, что я люблю только тебя! Во имя нашей любви!
Он поднёс руку к свечке, и в тот же момент его пальцы вспыхнули так, будто были облиты бензином. Кожа загорелась безо всяких явных причин и прямо на глазах начала покрываться волдырями. Ада завизжала, а Даша бросилась к Максу.
– Да тушите же пацана, чего встали?
Она сорвала штору и накинула на Макса, который упал на пол, корчась от боли. К счастью, одежда на нём не успела загореться, и пламя быстро потухло, лишь едкий дым и запах горелого мяса стоял в помещении.
– Гиса, быстро в медпункт, за Глебом. Ада, дура, бля, держи его. Воды не давать! Чё таращитесь? Разошлись все! Живо!
Я вылетела из игротеки и стремглав помчалась в медпункт. Только бы Глеб Валерьянович оказался на месте! Мысли путались. Что могло случиться с Максом от безобидной свечки, в пламя которой я сама несколько часов назад опускала руку? Может быть, действительно, его руки были намазаны каким-то маслом, которое вспыхнуло от огня? Но времени подумать не оставалось. Я распахнула дверь и вбежала в медпункт. Глеб Валерьянович оказался на месте. Запыхавшись, я попыталась поведать ему о случившемся.
– Там это, в игротеке, Макс загорелся... Нужна помощь.
Глеб Валерьянович сразу всё понял, схватил медицинскую сумку и помчался за мной, на бегу расспрашивая подробности.
– Как же так получилось? Вы фейерверк запускали чтоли?
– Нет, он от свечки. Я сама не понимаю, как. Будто факел вспыхнул.
– Ада, чёрт бы её побрал с этой свечкой... Говорил же ей сто раз!
– Да, Ада принесла свечку, но я не понимаю... Как от свечки может загореться человек? Я сама пробовала.
– Что ты пробовала?
– Ну, руку в пламя свечи засунуть. Меня даже не обожгло, а Макс...
– Охренеть! Ну у вас и развлечения, ребята! Я Аду просто убью!
– Глеб Валерьянович, вы же доктор! Как можете говорить такие вещи?
– Значит, сначала вылечу, а потом убью.
С этими словами мы вбежали в зал. На полу, накрытый шторой, по-прежнему лежал Макс, похоже, он был без сознания и тяжело дышал. Ада, обняв его, тихонько плакала, вокруг столпились пионеры, но никто толком не знал, что делать. Глеб Валерьянович грозно крикнул “разойдитесь”, а на Аду посмотрел так, что она разрыдалась ещё больше.
– Что реветь теперь-то? Слезами горю не поможешь! Я же говорил тебе не играть с огнём! Говорил? Предупреждал? Никаких свечек в лагере! Смотри, что ты натворила! Я с тобой потом поговорю, а сейчас отпусти его.
Ада сквозь слёзы прошептала:
– Глеб Валерьянович, спасите его, пожалуйста, я без него умру...
Доктор внимательно осмотрел Макса, измерял пульс, осмотрел обожжённую руку, одобрительно кивнул. Порылся в сумочке, достал какую-то баночку и тюбик. Из тюбика выдавил немного белой пасты и смазал ей кожу, а баночку подставил под нос Максима. Тот сделал глубокий вдох и открыл глаза. Обвёл собравшихся непонимающим взглядом и сел. Ада от радости бросилась ему на шею и принялась целовать.
– Прости, прости меня, я виновата... Я больше никогда... Только живи, пожалуйста, моя любовь, мой Максим...
– Идти сможешь? – спросил Глеб Валерьянович.
Макс встал на ноги и утвердительно кивнул.
– Тогда идём в медпункт, мне нужно тебя перебинтовать. Ада, отойди от него.
Но Аду было невозможно оттащить никакими уговорами. Она буквально повисла на Максе, не переставая его целовать. Глеб Валерьянович махнул рукой, и они вместе, поддерживая Макса, отправились в медпункт. Репетиция была сорвана. Пионеры с недоумённым видом расходились кто куда, шушукаясь вполголоса. Всё что случилось в зале, оставило какой-то неприятный осадок на душе. Я вдруг поняла, что до сих пор хожу в злосчастном зелёном платье, послужившем причиной всех сегодняшних бед. Нужно было переодеться в пионерскую форму. На этот раз я дважды проверила, хорошо ли заперт замок раздевалки. Лагерь подбросил мне очередную загадку. Как я ни ломала голову, по-прежнему ничего не понимала. Единственный, кто мог объяснить, в чём дело, был Глеб Валерьянович, но он сейчас был занят перевязкой Макса, и ему было не до разговоров.
Чтобы хоть как-то переварить ситуацию, я отправилась в домик и прилегла на кровать, посмотрев на пустующую Анькину. Куда она могла уйти? Вопросов становилось всё больше с каждым днём. Вскоре прозвучал сигнал на ужин.
За столиком ко мне присоединилась Мадина. По её виду я поняла, что она очень устала от работы.
– Ну как, вы успели сделать свой механизм?
– Ещё бы! Дискотека будет что надо!
– Я не решила ещё, идти ли туда...
– Только попробуй не оценить мою работу! Я тебе горячий чай за шиворот вылью!
Мы кушали молча и с аппетитом, поглядывая то на дверь, то на пустующее место Аньки, видимо думали об одном и том же. До конца ужина наша соседка так и не появилась.
– Мадина, а тебе она не говорила куда пойдёт?
