Текст книги "Красный Август (СИ)"

Автор книги: htv

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц)

– Да выключите же, наконец, музыку! – заорал он.

Зарядка была окончательно сорвана, и мне не оставалось ничего другого, как отправиться в душ, не дожидаясь, чем закончится сие представление. Но сперва мне нужно было сделать кое-что важное. Я заглянула на свалку, туда где, мы с Аней вчера оставили кульки с мусором после уборки. Мне повезло. Мусор ещё не вывезли. Отыскать их было не сложно, и я полезла в контейнер, будто заправский бомж, но моя идея того стоила. Я вытряхнула на землю содержимое пакета и принялась его перебирать. Среди старых тряпок, щепок, пыли и прочего мусора я, наконец, увидела то, за чем пришла. Это были старые скомканные листы телефонного справочника города Саратова. Осторожно разровняв их, я принялась читать адреса с чувством человека, проверяющего выигрыш лотерейного билета, купленного на последние деньги. Вот он, адрес моей бабушки! Напротив него были указаны цифры, которые, конечно же, были ничем иным, как номером телефона. Моей радости не было предела! Что ж, теперь это даст хоть какую-то надежду, как только восстановят связь, я смогу узнать, что происходит за пределами лагеря. Аккуратно спрятав листик, я поспешила в душ.

Горн ознаменовал начало линейки. Всё казалось прекрасным, особенно после бодрящих струй утреннего душа, если б не мой галстук, который я, так и не научившись завязывать, снова затянула на двойной узел. Отряд выстроился вдоль белой линии на площади под памятником товарищу Генде. Ветер полоскал полотнища красных флагов в синем, без единого облачка, небе и развевал галстуки пионеров. Было торжественно и красиво. Слева от меня оказалась Аня, а справа – Полина. Даже Мадина была на линейке, но из-за своего невысокого роста стояла практически в конце строя, а возглавляла его Саша на правах помощницы вожатой.

– Отряд! Равняйсь! Смирно!

Зазвучала величественная мелодия, которую я уже слышала раньше, гимн. Вожатая вытянулась и подняла вверх правую руку. Пионеры стояли, не шелохнувшись, устремив взгляды кто на вожатую, кто на памятник Генде, кто на красные флаги.

– Отряд! Вольно!

Ярослава Сергеевна начала с дежурных фраз о светлом коммунистическом будущем, которое все мы строим, а затем вызвала меня.

– Гиссарико Комуро! Выйти из строя! Ко мне!

Полина легонько подтолкнула меня, и я несмело подошла к вожатой. На меня устремились десятки пар любопытных глаз.

– Товарищи пионеры, позавчера к нам прибыла очень важная гостья Гиссарико Комуро. Пионерское движение в Японии делает лишь первые шаги, и потому я призываю всех вас отнестись с ответственностью и пониманием к её визиту, проявив себя с лучшей стороны. Ведь по вашим поступкам она будет судить обо всех пионерах. Только от вас зависит, какое мнение сложится о нашем лагере в стране восходящего солнца. Мне бы очень хотелось, чтобы вы не разочаровали ни меня, ни руководство, ни товарища Генду. А ты, Гиссарико, тоже учись, набирайся опыта, вливайся в коллектив, старайся помогать своим товарищам и прощать их, если тебе кажется, что они поступили несправедливо.

(Говорит так, будто знает о сегодняшнем происшествии). Я засмущалась и вежливо поклонилась.

– Нет, у нас принято отдавать пионерский салют. Складываешь пальцы вместе и поднимаешь руку немного над головой. Пять пальцев – это единство пионеров пяти континентов. А поднятая над головой рука означает, что интересы коллектива всегда немного выше твоих собственных. Ещё есть пионерское приветствие. Если мы говорим «К борьбе за дело товарища Генды будь готов» нужно отвечать «Всегда готов» и поднимать руку в приветственном салюте. Итак, Гиссарико, ты готова к жизни в дружном коллективе нашего лагеря?

Я подняла руку, как меня научила вожатая, и ответила:

– Всегда готова!

– Молодец! Ты быстро учишься. Скоро станешь настоящей пионеркой. Я за тебя рада. Только вот галстук... Мадина, назначаю тебя ответственной за внешний вид Гиссарико. На этом линейка окончена. Сегодня после ужина – дискотека. Разойдись!

Строй мгновенно рассыпался, и пионеры, словно муравьи, заспешили кто куда, но в основном, в сторону столовой.

За завтраком я подчёркнуто молчала, глядя в свою тарелку, игнорируя смешки Мадины и колкости Ани. Я была очень зла на них за утреннее шоу. Хотя, Аня была не виновата, но почему-то на неё я тоже обиделась за противные шутки. Озабоченная она какая-то. А ведь ещё вчера я её считала своей лучшей подругой, да и Мадину тоже.

На выходе из столовой ко мне подошёл Глеб Валерьянович в белом халате.

– Доброе утро, Гиссарико. Скажи мне, почему ты не заходишь на осмотры, как договаривались?

Я смутилась:

– Да просто времени нет совсем. Столько событий сразу. Вы меня простите, пожалуйста.

Глеб Валерьянович строгим взглядом дал понять, что очень недоволен:

– Гиссарико, твоё здоровье – это не шутки, к тому же я обещал твоей маме полный порядок. Но порядка в твоём поведении и наплевательском отношении к своему состоянию я пока не вижу. Ради тебя я прервал симпозиум и устроился на работу в лагерь, к счастью, здесь есть чем заниматься, однако мне не нравится, когда игнорируют мои предписания. Будь так добра, следуй за мной в медпункт. Мне нужно тебя осмотреть.

И доктор направился по дорожке быстрым шагом. Не оставалось ничего иного, как последовать за ним. У медпункта я увидела переминающуюся с ноги на ногу Сашу, которая явно ждала Глеба Валерьяновича.

– Здравствуйте! Я снова к вам. Что-то плохо себя чувствую. Не могли бы вы меня ещё раз осмотреть?

– Саша, я же сказал тебе, никаких профилактических осмотров. У тебя отличное здоровье!

– Это было вчера... А сегодня оно ухудшилось... Пожалуйста!

– Я же сказал нет!

– Вы врач, а потому обязаны помогать больным! Если я умру из-за вас, это будет на вашей совести, – приподняв очки, с ехидной улыбкой сказала Саша.

– Ох, ну что с тобой делать... Придётся осмотреть. Но если ты симулянтка, я напишу служебную записку на имя Семёна Михайловича, и тебя отстранят от выполнения обязанностей помощницы вожатых. Сама подумай, как может человек со слабым здоровьем заниматься общественной нагрузкой, – с такой же улыбкой парировал её довод Глеб Валерьянович, – а сейчас, попрошу занять очередь, у меня другая пациентка.

Саша гневно блеснула на нас глазами:

– Вы злой, доктор! И если у меня возникнут проблемы со здоровьем, я тоже пожалуюсь вожатой, что вы отказали мне в медицинской помощи! Вот так!

Девушка развернулась, поправила очки и, гордо вскинув голову, зашагала прочь от медпункта.

– Прости, но вряд ли я смогу оказать тебе ту помощь, которую ты от меня ждёшь, – тихо сказал Глеб Валерьянович, так чтобы Саша не могла его услышать, – проходи в кабинет, Гиссарико.

Я оказалась в знакомом кабинете и первое, что сделала, проверила, нет ли кого за ширмой. Кушетка оказалась пуста, я успокоилась. Вошел Глеб Валерьянович с привычным набором медицинских инструментов, на которые я достаточно насмотрелась за последние годы. Стетоскоп, прибор для измерения давления. Только не электронный, как у нас, а механический. А ещё он приготовил какие-то пробирки, собираясь, по-видимому, взять анализ крови.

– Рассказывай, Гиса, не повторялись ли у тебя обмороки? Или возможно ты видела галлюцинации? Может быть, тебя беспокоит здоровье? Или есть нечто, чем ты бы хотела со мной поделиться? Можешь мне доверять. Пойми, я не из любопытства спрашиваю. И даже не как врач, а как друг твоей мамы, которой дал обещание.

Конечно же, я решила умолчать о вчерашней истерике и той «галлюцинации», которая чуть меня не сожрала. Но о своём утреннем состоянии попыталась, как могла, рассказать, хотя и не могла подобрать нужных слов для его описания.

– О, Гиса, это вполне нормальное состояние для твоего возраста. Ты взрослеешь, становишься женщиной. У тебя есть парень, с которым ты встречаешься?

Я покраснела до кончиков ушей. Не буду же я рассказывать ему о своих снах!

– Н... нет...

– В таком случае, как только встретишь свою любовь, твои переживания изменятся. Но как именно, я не знаю. Только ты сама сможешь почувствовать. Это не болезнь, а наоборот, очень прекрасное состояние, хотя кое-кто считает любовь болезнью. Иногда она действительно приводит к серьезным медицинским отклонениям и даже смерти. Но наука не в силах объяснить данный феномен.

Дальше следовало стандартное «дышите-не дышите», измерение давления и прочие процедуры с записями в карточке. Наконец, Глеб Валерьянович сделал заключение:

– Поздравляю, Гиссарико, я не вижу никаких отклонений в твоём здоровье. Знаешь, что я подумал. Ты, наверное, права в том, что не приходила ко мне раньше. Чем больше тебя затягивает атмосфера лагеря, тем меньше ты вспоминаешь о своей болезни. В этом и есть метод моего лечения, потому я освобождаю тебя от ежедневных осмотров. Приходи только если действительно почувствуешь ухудшение. И прости, что был строг с тобой. Это у нас, медиков, профессиональное. Можешь всегда обращаться ко мне за помощью.

– Глеб Валерьянович, я бы хотела, чтобы вы передали бабушке и маме, что со мной всё в порядке. Свяжитесь с ними, пожалуйста, как поедете в город, и огромная просьба осмотрите мою бабушку – у неё что-то со спиной.

– К сожалению, я в город в ближайшее время не смогу поехать. Таковы уж условия моего контракта, который я подписал. Я должен до конца смены находиться на территории лагеря круглосуточно. Но, если честно, я рад. Здесь почти нет назойливых пациентов (я сразу поняла, кого он имеет в виду), прекрасный воздух, и у меня очень много свободного времени для исследований и написания диссертации. Можно сказать, отпуск.

– А откуда вы берёте всё необходимое для опытов и лекарства для медпункта?

– Отправляю письмо по почте, и приходит посылка.

– Посылка? Но как её доставляют? Привозят на машине?

– Понятия не имею. Прихожу на склад, расписываюсь и забираю. Как она попадает туда – не моё дело.

– Ну а если срочно кому-то нужна помощь? Пионер впал в кому, и ему требуется переливание крови?

Глеб Валерьянович улыбнулся моим познаниям в медицине, но ответил:

– Можно по телефону позвонить. Пришлют необходимые медикаменты или приедет скорая помощь. Впрочем, медпункт прекрасно оборудован. Здесь достаточно инструментов и лекарств, чтобы я сам смог провести даже несложную операцию. Если случай тяжёлый, отправлю пострадавшего в городскую больницу.

– Но связи же нет! А вдруг что-то случится прямо сейчас?

– С чего ты взяла, что связь не работает? Да, мобильный не ловит, но есть старый телефон в админкорпусе. Межгород, к сожалению, не доступен, мне иногда нужно говорить с Москвой, но всё же можно связаться с коллегами из Саратова.

– Ярослава Сергеевна сказала, что он не работает, и ремонт займёт несколько дней.

– Вот уж не в курсе, вчера вечером я по нему разговаривал. Может быть, ночью повредили?

Я так и села на кушетке. Что же это получается? Вожатая мне соврала? Но зачем? Теперь я точно уверена в том, что они скрывают от меня какую-то тайну. Наверное, я побледнела, так что Глеб Валерьянович встревожено спросил:

– Гиссарико? С тобой всё в порядке?

– Да, конечно. Такие перепады у меня случаются. Извините, я пойду?

– Не смею задерживать. И помни, если почувствуешь себя плохо, бегом ко мне. Договорились?

– Договорились.

Я вышла из медпункта и, погруженная в мысли, побрела по дорожке к домику.

Навстречу мне шёл пионер с огромной коробкой, которую он едва тащил, то и дело останавливаясь и смахивая с лица капли пота, видимо коробка была очень тяжёлой. Когда мы с ним поравнялись, мальчик остановился в очередной раз, поставив коробку на землю, и пристально посмотрел на меня. В его страдальческом взгляде читалась надежда и немая просьба о помощи. Конечно, если б я была юношей, возможно бы помогла, но таскать по утрам разные ящики в мои планы не входило. Пионер заговорил первым, и в нём я узнала Даньку, с которым меня так и не успела толком познакомить Мадина.

– Вот! Полюбуйся, как эксплуатируют выдающихся учёных! Неужели во всём лагере у нас грузчиков не нашлось? Миша – куда там, он музыкальное дарование. Макс – литературное светило.

– А ты, стало быть, Данька?

– Он самый. У нас в кружке совсем беда, мне там быть надо, а нам с Мадиной вожатая даёт задания, сама вчера слышала.

– Что-то я Мадину рядом с тобой не наблюдаю.

– Она на площадку с инструментами пошла, а я запчасти тащу.

– Вы что-то строите?

– Да, это для сегодняшней дискотеки. Машина такая. Но я не буду рассказывать. Приходи вечером, сама всё увидишь. Ты ведь подруга Мадины, которая из Японии приехала, верно? Она про тебя рассказывала.

– Да уж подруга, – фыркнула я, – так, живём в одном домике просто.

– В любом случае, она говорит, что тебе можно доверять, а раз так, я хочу попросить тебя о помощи.

– Коробку нести не буду, и не надейся.

– Нет, нет, что ты, – замахал руками Данька, – запчасти я уж как-нибудь сам донесу. Мне нужно, чтобы ты зашла ко мне в домик, взяла кое-что и отнесла в кружок робототехники. Сейчас я расскажу, что нужно сделать.

– Почему ты сам не отнесёшь? Или Мадину попроси.

– Ярослава Сергеевна распорядилась ни мне ни ей ключ от комнаты кружка не выдавать, пока не закончим эту машину. Ты же скажешь, что только что записалась в кружок, а я подтвержу.

– Мне показалось, что у Мадины есть свой собственный ключ.

– Почему ты так думаешь?

– Потому ночью она рассказывала, что воспользовалась нагревательными элементами в мастерской. Не дежурная же ей ключ выдала после отбоя!

– Хм, я давно об этом догадывался, но всё не решался спросить.

– Теперь решишься. Только вряд ли она тебе правду скажет. Ладно, удачи вам в вашей стройке, мне пора.

– Погоди, мне действительно нужна помощь. Это совсем не тяжело сделать.

Данька умоляюще смотрел на меня, так что мне даже стало его жалко.

– Хорошо, как ты представляешь меня, копающейся в тумбочке в твоем домике? А если кто-то увидит и решит, что я воровка?

– Я Максу скажу, если что.

– Максу он скажет... А если вожатая будет мимо проходить и увидит меня, выходящую из домика мальчиков? Невесть что решит.

– Об этом я как-то не подумал.

– В следующий раз думай лучше. Ассистентка Мадина к твоим услугам. Передавай ей привет.

Я демонстративно помахала рукой и пошла по дорожке, понимая, что поступаю совсем не по-пионерски, отказывая Даньке. Он совершенно ни в чём не виноват, но одно только имя “Мадина” сейчас действовало на меня как красная тряпка. К Аньке я не знала, что чувствовать. У меня такое впечатление, что она заодно с Мадиной и поддерживала её в розыгрыше про террористов. Данька грустно вздохнул и, пыхтя, вновь взялся за свою коробку. Раздумывая, что мне делать дальше, я подошла к своему домику. Открыв дверь, я остолбенела. На моей кровати с каким-то чертежом в руках разлеглась кто бы вы думали? Мадина! Вот уж кого мне сейчас меньше всего хотелось видеть! Прямо с порога я закричала:

– А ну, пошла вон с моей кровати!

Мадина отложила чертёж и спокойно посмотрела на меня:

– Бить будешь?

Несмотря на то, что мне дико хотелось ей врезать, я вдруг поняла, что ни с кем не дралась в жизни по-настоящему. Но всё бывает в первый раз, и, кажется, сейчас самое подходящее время выплеснуть свою злость. Внутри меня будто щёлкнул курок, и я, практически не отдавая отчёта своим действиям, бросилась на неё. В ту же секунду я оказалась поваленной на кровать и придавленной весом Мадины. Несмотря на все попытки вырваться, я не могла даже пошевелиться. На меня будто навалился слон, а не шестнадцатилетняя хрупкая девочка. Было не столько больно, сколько обидно. Вот так позволять над собой издеваться и ничего не противопоставить в ответ. Я перестала дёргаться и вдруг разревелась, уткнувшись в подушку. Мадина ослабила хватку, и её захват превратился в объятия, из которых я даже не пыталась высвободиться.

– Прости меня, Гиса, – тихо, но серьезно прошептала она. Ты должна понять одну вещь. Все мы в этом лагере не просто так. Каждый из нас должен стать сильнее. И ты, и Анька, и другие ребята, и даже я. Мы ещё не готовы.

– К чему? – всхлипывая, спросила я.

– К будущему. Пусть тебе мои розыгрыши кажутся жестокими, такой уж я человек, но в них есть определённый смысл. Понимаешь о чём я?

– Нет.

– И не надо. Однажды всё станет на свои места и всё будет правильно.

Так мы лежали не знаю сколько времени. Я уже ничего не пыталась понять. Обида на Мадину постепенно проходила. Я раздумывала над её словами – стать сильнее – и понимала, что она права. Во мне множество недостатков, к тому же я совершенно не умею сражаться с террористами. Я перевернулась на спину, и увидела над собой улыбающееся лицо с рыжими веснушками.

– А стать сильнее – это как? Вот мне нужно будет бегать по утрам, на турниках отжиматься, как мальчишки и с тобой драться постоянно, как Анька?

Мадина рассмеялась:

– Бегать по утрам никому не помешает. Только от пули всё равно не убежишь. Хочешь, мы с Васей тебя стрелять научим?

– Это кто такой?

– Наш местный мачо. Держись от него подальше и не вздумай влюбляться – поматросит и бросит. Но если поставит какую цель – обязательно добьется. Он у нас во всём первый. Мог бы вожатым быть, если б захотел. Ведёт нечто вроде кружка по стрельбе. Но никто кроме меня туда не записан, ребята не уживаются с его гонором и высокомерием. Вася считает, что нужно от жизни брать всё по максимуму и часто это делает за счёт окружающих. Только со мной этот номер не проходит. Я Ерохина быстро на место ставлю. А вот его лидерские качества часто выручают в сложных ситуациях, да и как человек он тоже не плохой.

– Стрелять, так стрелять, – ответила я словами известной песни Розенбаума.

– Вот и отлично. Если б ни эта дурацкая машина, пошли бы прямо сейчас, а так мне надо бежать Даньке помогать. Надеюсь, у нас всё получится. На обед я не приду, нам успеть нужно до вечера, так что завещаю тебе свои сосиски в знак примирения.

– Мадина, подожди. Скажи, а у тебя есть дубликат ключа от мастерской?

– С какой целью интересуемся? – она хитро и немного с подозрением посмотрела мне в глаза.

– Я Даньку только что встретила, он просил помочь, какое-то дело срочное. Но я так на тебя была зла, что отказала ему, а теперь мне стыдно, может и правда что-то важное.

Мадина присела рядышком на кровати.

– Да, я тебе пыталась вчера рассказать, но нас перебила вожатая. Этот механический человек, робот, как говорит Данька, начал очень странно себя вести. Он, конечно, ещё не закончен, но случился какой-то сбой. Я не знаю хорошо это или плохо, но это каким-то образом связано с твоим появлением в лагере.

– Как такое возможно?

– Мы не знаем. Этот робот начал выдавать информацию, хотя он не запрограммирован на такую функцию. Сам по себе, будто хочет что-то сказать. И Данька расшифровал сигнал. Знаешь, что в нём было?

– Что же?

– Твоё имя!

– Не может быть! Он уверен?

– Да. Абсолютно. Ты подумай. Робот не был ни на концерте, ни на линейке, ни разу тебя не видел, как он может “знать” о твоём приезде?

– И что ещё робот “говорит”?

– Не знаю. Он вообще не должен разговаривать. Данька хочет записать его сигнал на диск и отправить отцу в Москву на расшифровку. Его отец в каком-то институте физики работает. Возможно, в этом сигнале обнаружится что-то ещё. Но раз ты с ним каким-то образом связана, тебе просто необходимо познакомиться, если можно так сказать, с Нуль-Нулем.

– Мадина, если это не очередной твой розыгрыш в попытке сделать меня сильнее, то я не вижу ничего странного. Кто-то заложил в него программу с моим именем, вот он его и повторяет.

– Но кто?

– Может быть, сам Данька, чтобы привлечь моё внимание. А может быть в лагере есть другие ребята, которые разбираются в программировании, с дубликатами ключей от вашей мастерской (я подмигнула).

– Не знаю, Гиса. Может быть это совпадение, но после твоего приезда этих совпадений становится всё больше. Почему проснулись Буки? Почему заговорил робот? Почему так странно ведёт себя Ада? Мы не можем игнорировать мелочи, дабы не пропустить нечто важное. Пустяков в жизни не бывает, как и совпадений. Я в разведке этому научилась. И если Аня не придаёт значения некоторым вещам, я не такая легкомысленная, как она. Мы, так или иначе, отвечаем за безопасность всех пионеров этого лагеря.

У меня было чувство, что я общаюсь не с девочкой младше меня, а как минимум с майором госбезопасности, – настолько серьезно и отчетливо Мадина выговаривала каждое слово.

– Хорошо, я “пообщаюсь” с вашим роботом. Но взамен ты мне тоже должна будешь оказать услугу. Уж раз секретный агент госбезопасности Мадина Ракчева может получить дубликат ключа от любой комнаты лагеря, она обязана помочь мне незаметно пробраться в кабинет директора.

– Что-о-о? – Лицо Мадины вытянулось, – ты понимаешь, что за это будет? Одно дело стащить ключ от мастерской, а другое – от кабинета директора. Мало ли что у него там – ценные бумаги, деньги? Нет уж, я на такое не пойду и за решётку отправляться не собираюсь.

– Уверяю тебя, ничего плохого я не задумала, это связано с безопасностью нашего лагеря и моей собственной. Мне кажется, что Ярослава Сергеевна меня обманывает.

– Есть дела, Гиса, в которые нам, пионерам, соваться не следует, и Ярослава Сергеевна понимает это не хуже нас с тобой. Когда потребуется твоя помощь – вожатые сами всё расскажут и дадут задание, к которому ты будешь готова. Не знаю, что ты вынюхиваешь в кабинете директора, но я здесь тебе не помощник. И как подруга советую – откажись от этой затеи. Тем более, что ключ Семён Михайлович всегда носит с собой. Даже у охраны нет дубликата.

– А ты откуда знаешь?

– Да так, интересовались уже некоторые личности. Не ты первая. Всё, я бегу к Даньке, и считай, что этого разговора не было.

Мадина закрыла за собой дверь. Что ж, её отказ звучал вполне аргументировано, а вот совпадений действительно произошло намного больше, чем она знает. Во всей этой истории с моим приездом в лагерь с самого начала происходят необъяснимые странности, и я уверена, на самом деле, а не галлюцинации, как пытается меня убедить Глеб Валерьянович. Интересно, кто ещё пытался попасть в кабинет директора? Уж не Анька ли? Нужно будет её расспросить при удобном случае.

Времени до обеда оставалось ещё много, и я решила отправиться в игротеку рисовать плакаты-вывески. Интересно, придёт ли сегодня Аня, и где она сейчас? В игротеке было пустынно, кружки работали, в основном, во второй половине дня, однако со стороны актового зала доносились звуки музыки, видимо, там кто-то репетировал. Я взяла ключ и поднялась на второй этаж в свою комнату кружка. Как же всё-таки замечательно мы её вчера убрали! Посмотрела прикреплённую на двери анкету – никто пока в мой кружок не записался. Ничего, видимо, о нём ещё мало кто знает, поэтому рисование вывесок надо ускорить. Я разложила ватман, карандаши, краски и принялась за работу в гордом одиночестве, забыв обо всём на свете.

Отвлеклась я лишь на скрип двери. В комнату вошел парень со странно окрашенными в зеленоватый цвет волосами. Мы уже были с ним знакомы, это был Макс, руководитель литературно-театрального кружка, сосед Даньки.

– Какое счастье, о какое счастье, я нашел тебя, прекрасную посланницу богов, – пропел он, заламывая к небу руки, как истинный поэт.

– Эммм? Максим?

– Конечно, юное создание, это я, слуга твой недостойный, осмелюсь попросить о рода нашего спасении!

– Макс, кончай придуриваться, говори, что случилось.

– Да не придуриваюсь вовсе я, но жрецам Мельпомены, то есть нашему театральному кружку, и правда помощь нужна.

– Рисовать декорации я сейчас не в настроении. Вот видишь, плакатами занимаюсь. Кстати, для твоего кружка в том числе готовлю.

Макс взглянул на мою почти законченную работу.

– Ого! Ты и правда круто рисуешь! У тебя каждая буква будет в форме животного? Надо же!

– Спасибо. Только пока не рассказывай никому. Это будет сюрприз. Так чем тебе помочь?

– Понимаешь, у меня актёр, вернее актриса заболела. А спектакль завтра. Я видел, как ты стихи со сцены читаешь, импровизируешь, хотел бы предложить тебе попробовать сыграть.

– Ада всё равно лучше меня читает, – я подмигнула, – и что же это за роль?

– Царевна-лягушка!

Я прыснула от смеха:

– Ты что же мне лягушку предлагаешь играть? По сцене прыгать на корточках и квакать?

Макс обиделся:

– Не надо скакать и квакать. Роль лягушки в том, чтобы стрелу в зубах держать, пока она лягушка, а весь остальной спектакль, после того как её расколдуют, она – Василиса Прекрасная!

– Вот знаешь, не готова я ещё к театральной деятельности. Да и текст когда мне учить? Он длинный наверняка.

– Совсем не длинный. Мы сократили все реплики до минимума. Нужно только иногда говорить “Не тужи, Иван-Царевич! Ложись-ка лучше спать-почивать: утро вечера мудренее!” и ещё пару фраз – запомнишь?

– Даже не знаю... А кто Ивана-Царевича играть будет?

– Серёжка Садов, который в музыкальный кружок записан. Это наша совместная постановка, от двух кружков. Кстати, Серёга и посоветовал тебя на эту роль пригласить. Вы с ним наверняка знакомы, раз он о тебе столько хороших слов говорил.

– Я бы не сказала, что так уж и знакомы. Он мне флейту вчера подарил и приглашал в музкружок записаться.

– Подожди! У меня прекрасная идея! А давай мы эту сказку сделаем в японском стиле. И ты будешь играть в финале на флейте на вашей свадьбе с Иваном-Царевичем?

– Сыграть я, конечно, могу. Да когда ж вы успеете-то с костюмами?

– Вот за это не переживай. У нас ещё целый день впереди. Важно чтоб ты согласилась. Зелёное платье лягушки у нас имеется. А Иван-Царевич в кимоно будет. И не царевич, а сын императора.

– Это же русская сказка!

– Но в русском варианте она уже заезжена. А я, как режиссёр-постановщик дам ей новую жизнь в свете единения наших культур. О, это будет огромный сюрприз для вожатой! Соглашайся!

Всё замечательно, но когда я буду заниматься своим кружком? С другой стороны, раз в него кроме Аньки так никто и не записался, почему бы мне не попробовать себя на сцене? К тому же меня действительно заинтересовала идея обыграть русскую народную сказку в японском стиле.

– Хорошо! Давайте посмотрим, что из этого выйдет...

Лицо Макса засветилось какой-то неземной радостью. Он подбежал ко мне, схватил за руку и чмокнул в щёку. Прежде чем я успела что-то возразить, художественный руководитель выбежал из комнаты со словами “Ты лучшая! Жду на репетиции”. Гнаться за ним было бесполезно, к тому же приближался обед.

Аня была какой-то молчаливой, ушедшей в себя. Ковыряя остывшую сосиску вилкой, она о чём-то размышляла, поглядывая на пустое место Мадины, чью порцию мы разделили пополам. На вопросы где одна пропадала всё утро, Аня отвечала весьма уклончиво, а затем сказала:

– Я на твой кружок сегодня не приду, Киса. Не обижайся. Нужно решить один вопрос вселенского масштаба.

– Ну если вселенского... Не расскажешь даже своей подруге?

– Мне нужно узнать, заканчивается ли лето? Помнишь вчерашний вечер на Красной Горке? Заходящее солнце? Я что-то почувствовала. Только Мадине не говори, не хочу её расстраивать. Впрочем, можешь сказать, я к этому времени буду уже далеко.

Я не нашлась что ответить, не понимая, к чему она клонит. Что за странный вопрос? Можно просто посмотреть на календарь. Лето всегда заканчивается. Хотя кто знает, что на самом деле творится в этом лагере, если здесь меняется даже время. Может быть, лагерь зимой перелетает в Африку? Вместо ответа я сказала:

– Я тогда репетировать к Максу пойду в театралку.

– Прекрасно. И на вечерней дискотеке меня не ждите. Захвати для меня в домик пару булочек. Если вернусь – отпразднуем победу, а если нет, помянете с Мадиной меня булочками и ста граммами, там ещё в бутылке в тайнике осталось. Всё же лучше так, чем никак. Ожидание боя страшнее, чем сам бой, однажды ты это поймёшь.

– Ты ввязалась во что-то опасное? Уходишь из лагеря?

Но вместо ответа Аня запела старую песню:

И родная отвечала:

«Я желаю всей душой —

Если смерти, то – мгновенной,

Если раны, – небольшой.

А всего сильней желаю

Я тебе, товарищ мой,

Чтоб со скорою победой

Возвратился ты домой».

Последнюю строчку она запила компотом и встала из-за столика. Я заметила у неё на спине небольшой дорожный рюкзачок. Похоже, она действительно собиралась отправиться в какое-то путешествие. Что ж, запасусь терпением и дождусь вечера. Всё равно Анька сейчас ничего не расскажет.

После обеда меня клонило в сон, давала о себе знать съеденная полуторная порция, но царевна-лягушка на японский мотив интересовала меня ещё больше. Интересно, какой сценарий придумал Макс? Я несмело постучалась в дверь актового зала, в котором было уже с десяток ребят, среди которых я узнала своих новых знакомых – Серёгу, Мишу, Полину и Дашу. Ада с Максимом спорили о чём-то в углу сцены. До меня долетел обрывок их разговора.

– А я против! Подумаешь, японка! Это РУССКАЯ НАРОДНАЯ сказка, и нечего её портить твоими бредовыми интерпретациями.

– Адочка, но это новый взгляд в искусстве!

– Твой, но не мой. Я в этом не участвую!

Тут они заметили меня.

– А может, Максик, ты просто в неё влюбился? – Бросила Ада через плечо, выходя из зала.

– Ада, прекрати, ты же знаешь...

Но она его не услышала, хлопнув дверью. Мне стало неловко, будто этот спор возник из-за меня.

– Как ты вчера сказала, у каждого артиста свои фанаты, – виновато пожал плечами Макс. – Но тем более, мы теперь должны показать всему лагерю, что мои интерпретации вовсе не бредовые. Я так рад, что ты пришла. Музыкальный кружок уже в сборе. Разреши тебя представить.

Но Даша его перебила:

– Макс, мы все тут в курсе про новенькую. Хо, подруга, дай пять! Вижу ты и нашим и вашим, и театр и музыкалка.

– Спектакль-то совместный, его ставят два кружка, так что Гиса очень даже от наших, – вставил Серёжа.

– А ты чо за неё подписываешься, братан? Пусть сама и говорит.

Ну вот, только ещё одного конфликта из-за меня не хватало! Но всё сгладил Макс.

– Значит так, – громко сказал он, выбравшись на сцену, Гиссарико здесь по моему личному приглашению, и до тех пор, пока я руководитель кружка, она будет с нами репетировать. А кому не нравится, можете отправляться вслед за Адой.

Пионеры приутихли. Макс обвёл собравшихся строгим взглядом:

– Вот и прекрасно. А теперь я излагаю новый сценарий. В связи с тем, что выступление завтра, времени у нас на репетиции почти нет. Работаем, что называется “с колёс”. К счастью, сценарий у нас маленький, а сказка достаточно известная. Ты, Гиссарико, поможешь нам с японскими образами. Итак, Иван Царевич, настоящий самурай, ищет свою вторую половинку.

– Тогда уж не царевич, у нас в Японии императоры, а не цари.

– Да, забыл. Иван – императорский сын...

– ... с чисто русским именем.

– Хм... Ты права... А как бы могли звать Ивана в Японии?