Текст книги "Красный Август (СИ)"
Автор книги: htv
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)
– Какая печальная история. Прости. Ты из Саратова?
– Да. А ты?
– Я из Токио, в Саратове моя бабушка живёт... жила... или будет жить, – не знаю, как правильно сказать.
– Генда жил, Генда жив, Генда будет жить! – подмигнул Серёга, – не расстраивайся главное, а то...
– А то что?
– Вот возьму, и поцелую тебя. По-настоящему!
– Ты? Меня? Ну, попробуй!
Серёга вдруг резко придвинулся ко мне, одной рукой схватил мои руки, а второй обнял и, прежде чем я успела что-либо сказать, поцеловал в губы. Затем вдруг покраснел и отпустил.
– Прости, Гиса, прости... я... я не должен был...
Он сжался, ожидая пощечины или упрёков, но я сидела, не шевелясь, пытаясь понять, что почувствовала. Может быть луна, наконец, расставила всё по местам, и может быть я не зря оказалась в этом лагере. Внутри было тихо и спокойно, в сердце плескалось то самое море, которое показывал мне во сне Валькот. Что если тот сон, о котором он говорил, это мои просыпающиеся чувства? Если пути назад нет, то всегда должен быть путь вперёд. Я и только я должна разобраться в судьбе этого лагеря и в своей собственной, чтобы стать такой же, как Ярослава Сергеевна, – счастливой здесь и сейчас.
– Почему ты не уходишь? – тихо спросил Серёжа.
– Потому что если я уйду, сможешь ли ты найти меня через 10 лет?
– Даже через 100! – горячо выпалил он, – где бы ты ни была, я найду и приеду за тобой.
– А если я буду на другой планете?
– Построю космический корабль и прилечу.
– А если в другом времени?
– Тогда изобрету машину времени.
Я глубоко вздохнула и прижалась к нему. Проснулась ли во мне любовь, или просто Серёга оставался единственным человеком, которому я была нужна, и который вот так просто сидел сейчас на скамейке, обнимая меня в лунном свете? Обнимал ту, которой не существует, выдумку товарища Генды и Валькота. Сердце стучало всё сильнее, а может быть, это было не моё сердце, а Серёжи? Тогда почему я его слышу? И так странно себя чувствую. Его звук успокаивает. Я знаю, что он защитит меня своим крошечным перочинным ножичком от Великого Ничто, разинувшего пасть над лагерем. Его руки глядят меня по волосам. Я помню это чувство, в далёком детстве, когда мне становилось страшно, я пряталась на коленях у папы, а он меня гладил и говорил: “Гиса – сильная, Гиса победит всех монстров”, и я переставала бояться. Не боюсь я и сейчас. Слышишь, Время? Я не боюсь тебя больше! Генда смог тебя победить, значит, и у меня получится!
– Спасибо тебе, – ласково сказала я, глядя в глаза Серёжи, – за то, что благодаря тебе вспомнила, кем являюсь!
Я обернулась в сторону лагеря и закричала:
– Слушайте и знайте все, особенно ты, Валькот, Гиса – СУЩЕСТВУЕТ!
Затем крепко обняла Серёжу и побежала к своему домику. Анька спала, и я не стала её будить. Разделась, выключила свет и улеглась в кровать, так и не дождавшись, когда вернётся из кино Мадина. И тут я вспомнила, что обещала принести Ане ужин!
30 АВГУСТА, 6 ДЕНЬ СМЕНЫ
Проснулась я рано. Скорее даже не проснулась, а меня разбудила весёлая музыка. Вначале я подумала, что мелодия доносится из окна, но когда, наконец, открыла глаза, увидела прямо перед собой на тумбочке играющий электрофон “Юность-301″ в виде небольшого коричневого чемоданчика, на котором крутилась пластинка. Мадина и Аня, радостно танцевали по комнате.
– Девчонки, вы чего? Сколько времени-то?
– Сколько ни осталось, а всё наше! – пропела Анька.
– Я спать хочу!
– Хорош храпеть, в могиле выспишься! Поздравь-ка лучше свою подругу с праздником!
– Каким ещё праздником?
Я поняла, что спать мне всё равно не дадут, и, сонная, уселась на кровати. Хорошо, хоть не террористы сегодня...
– Как это, каким? Самым важным! Раку сегодня 17-ть!
В Аньку сразу же полетела подушка. Я мгновенно проснулась.
– Правда, что ли? Мадина!? У тебя сегодня день рождения?
– Правда, правда! Готовь торт и подарки! Что, думаешь, если лагерь катится ко всем чертям, у меня не может быть дня рождения?
– Конечно, конечно, подарок, – засуетилась я, – ... но... я не знаю, что подарить...
– Головы убитых контрреволюционеров или меня... Да, Киса, подари ей меня, обвязанную красной ленточкой. Вырежи её из красного знамени у неё над кроватью. Всё равно завтра исчезну.
– Я тебя из ада и так достану, слышишь, Ань? Даже если ты станешь Анькой-невидимкой. И удушу тебя.
– А может, повесишь всё-таки?
– Революционный совет решит, что с тобой делать за осквернение флага наших соратников.
– Хорошо, хорошо, флаг резать мы не будем. Заверни меня в него целиком! Только без одежды! Я буду твоим праздничным пирогом!
Мой взгляд упал на две пустые банки пива под столом, и всё стало ясно. Девушки уже начали отмечать праздник ни свет, ни заря.
– Как же линейка?
– К чертям линейку! Я больная... вот...
Анька упала на кровать, и закрылась с головой одеялом. Высунув голову, она сказала:
– А ты иди, там же тебя поздравлять будут! Пирогами, и блинами, и сушёными грибами. И Кису с собой прихвати. Она тебе поможет подарки донести.
– Затолкать бы тебе парочку грибов в...
– М...м продолжай... Мне понравится. А блины куда?
– Гиса, ну её. Идём на зарядку и в душ, а эта контра пусть тут воняет! Открой окно, проветри!
– И вам не вонять желаю, глубокоуважаемый Рак.
В Аньку снова полетела подушка. На этот раз моя. Мы с Мадиной переоделись в спортивные формы под присвистывания и пошлые комментарии Аньки и вышли из домика.
– Для начала – пробежка, – скомандовала Мадина, – за мной бегом марш!
Я бодро затрусила за ней.
– Как-то странно вы с Анькой веселитесь. Дерётесь даже.
– А, забудь. Это всё внешнее. Тебе кажется странным, но мы давно привыкли друг к другу. Я её люблю и пытаюсь отвлечь от грустных мыслей по поводу сама знаешь чего, впрочем, и она меня тоже. Расскажи лучше, как вчера свиданка с Серёгой прошла.
Я покраснела.
– Да так, ничего особенного.
– Жаль, мне казалось, ты ему нравишься. Зато Полина с Данькой за руки взявшись из кино шли. Кто бы мог подумать? Молниев такой тихий всегда. В жизни бы не подумала, что он влюбиться способен. Давай как-нибудь разыграем эту парочку? Например, ты придёшь и скажешь Полине, что Мадина из-за Даньки всю ночь ревела и обещает застрелиться, если он к ней не вернётся. Посмотрим на её реакцию!
–Зачем? Вдруг у них взаправду всё?
– Только не смеши меня, ты думаешь, что Данька способен полюбить живой организм под названием “девушка”, или нечто, что не является запчастью к роботу? А Полина в свои 14 лет? Она в лучшем случае книгу про любовь прочла в библиотеке.
– Мадина, а ты не ревнуешь часом? Может быть, ты сама втайне влюблена в Даньку?
– Нет, Гиса, меня парни как-то не интересуют. Может быть однажды да, но пока нет. И хватит об этом. Ты лучше скажи, у тебя не появилось каких-нибудь идей по поводу спасения лагеря?
– Не знаю, пока что думаю. А “старым мостом” вы называете мост возле особняка?
– У него нет названия. Но других мостов здесь всё равно нет.
Навстречу нам попался Токарев, спешащий на стадион:
– Физкультпривет! Молодцы, девочки, всегда приятно видеть стройных подтянутых пионерок! Спорт – часть нашей жизни. Айда на стадион, на зарядку.
– Никак нет, товарищ физрук, у нас с Гисой забег на 5 километров, мы должны до начала линейки успеть, так что всего хорошего.
Мадина резко ускорила бег, и я последовала за ней, не обращая внимания на протесты физрука, доносящиеся в спину.
– Эй, какие ещё 5 километров? – толкнула я её.
– Успокойся, добежим до душевых и всё. Просто чтоб он отстал. Я не дура круги по лагерю наматывать, хотя бегать полезно. Но ещё меньше мне хочется торчать на стадионе, выполняя всякие идиотские команды “ноги на ширине плеч, руки в стороны”. Скукота.
– Проделка с козой – твоих рук дело?
– Не скажу! Догоняй!
После пробежки мы понежились под тёплыми струями душа и переоделись в чистую форму. На линейку успели как раз вовремя. Жаль, что Ани с нами не было. Рядом со мной стал Серёжа. Мадина лишь ухмыльнулась, но спокойно отошла в конец строя. Когда официальная часть была окончена, вожатая произнесла торжественным голосом:
– Дорогие пионеры! Сегодня у нас знаменательный день. Мы бы хотели поздравить с днём рождения одну из наших активисток, Мадину Ракчеву!
В строю послышались радостные восклицания и громкие аплодисменты.
– Специально для неё мы приготовили подарок. Готовили мы его всем отрядом и очень старались. Выйди из строя, Мадина, я хочу вручить тебе это знамя на память о нашем пионерлагере.
Ярослава Сергеевна развернула огромное красное знамя, но оно было необычным. На нём были вышиты лица пионеров отряда, а сверху – распростёршая крылья чайка на фоне восходящего солнца – эмблема лагеря. Самое главное, что моё лицо там тоже было. Интересно, как у неё получилась такая замечательная работа?
Ребята зашумели в восхищении. Послышались возгласы: “Ух ты! Здорово! Обалдеть!”
– Я хотела сохранить этот флаг в пионерской комнате, но потом решила, что пусть этот подарок достанется нашему имениннику. Если, конечно, Мадина, ты не захочешь его передать в наш музей.
– Возможно, когда буду уезжать, но пока что повешу у себя над кроватью. Не знаю, как вас всех благодарить, и вас, Ярослава Сергеевна. Это потрясающая работа! Мне безумно нравится.
Мадина выбежала и обняла вожатую. Та сперва опешила, а затем улыбнулась.
– Мы все очень рады, что тебе понравился подарок. Где бы ты ни оказалась, как бы ни сложилась твоя жизнь, всегда помни о своих друзьях-соратниках, о нашем лагере. И в любой жизненной ситуации поступай, прежде всего, по пионерски.
Вожатая отдала пионерский салют, и весь отряд последовал её примеру под торжественно-радостную музыку, грянувшую из громкоговорителей на площади. Семён Михайлович, которого вначале никто не заметил, стоял на трибуне и, улыбаясь, махал рукой отряду, глядя на Ярославу Сергеевну. Видимо он и включил музыку.
– А сейчас, Мадина, тебе предоставляется почётное право поднять флаг.
– Есть, товарищ командир! – радостно ответила Мадина. Строевым шагом подошла к трибуне и принялась поднимать знамя.
– 17 лет, какая же ты взрослая, – прошептала вожатая, но её никто не услышал из-за гремящего радостными аккордами гимна лагеря. На этом линейка была окончена, и сияющая Мадина побежала в домик хвастаться Аньке подарком, пообещав, что догонит меня на завтраке, а мы с Серёжей пошли в столовую.
Как-то непривычно звучало “мы с Серёжей”, будто он уже мой парень. Поцелуй поцелуем, но мне требовалось время, чтобы во всём разобраться, а время таяло катастрофически быстро. Загадка спасения лагеря оставалась не решённой, но одна подсказка была – старинный мост. Теперь я знала, что это о нём идёт речь в той записке-стихотворении, полученной мной в первый день от Валькота. Но что нужно сделать и когда – я по-прежнему не понимала.
Серёга шёл рядом молча, стараясь избегать хихикающих взглядов пробегающих мимо пионеров. Мне же было всё равно. О поцелуе никто из нас даже не думал вспоминать. Чтобы как-то завязать разговор он спросил:
– Всё ещё расстроена вчерашними событиями?
– Да как сказать... Не хочу об этом говорить.
– А о чём хочешь?
– Вот что ты Ракчевой, например, подаришь?
– Я бы ей пару пинков “подарил” за её выходки. И как ты с ней в одном домике уживаешься?
– Приходится, – вздохнула я, вспомнив её розыгрыш с нападением террористов.
– А если серьёзно – пистолет или нож какой-нибудь. Она любит оружие.
– Где же я в лагере достану нож? Ладно, стащу вилку со столика на подарок.
Мы рассмеялись и вошли в столовую. Вдруг Серёжа предложил:
– Слушай, а давай правда ей подарим старинный нож. Я знаю, где его можно найти. Если не испугаешься пойти со мной в особняк. Мой нож оттуда, и там ещё есть, только вдвоём надо – мне одному не достать.
– Хорошо, мне идея подарка нравится. Я найду тебя после обеда.
Садов просиял и убежал завтракать за свой столик, в то время как за моим уже сидела неизвестно откуда появившаяся Мадина. Видимо она обогнала нас у входа, пока мы разговаривали. Одобрительно кивнув вслед Серёге, она с многозначительной улыбкой посмотрела на меня, но никаких колкостей на этот раз не было. Я вздохнула и опустилась на стул рядом.
– Вот эту яичницу они называют праздничным пирогом? Всё ясно, они забыли! Так не пойдёт! Снова придётся самой себе праздник делать! А раз нет торта, то будет фейерверк. Кто же мне может помочь в этом вопросе? – Мадина разговаривала сама с собой. – Конечно, Ерохин! Я должна наведаться к нему после завтрака. Хочешь – вместе пойдём, ты ведь хотела стрелять научиться?
– А это поможет?
– Нет, естественно. Анька анекдот рассказывала. Если тебе холодно – купи банку холодного пива. Теплее от неё тебе не станет, но зато у тебя будет банка пива. Кстати, – Мадина перешла на шёпот, – с пивом и кое-чем покрепче у нас всё в порядке, сегодня после отбоя устроим банкет! Только не проболтайся! Я даже кое-кого в гости приглашу, но кого – пока что секрет, вечером узнаешь.
– Даньку?
Но Мадина лишь улыбнулась и загадочно промолчала.
– Ни за что не угадаешь!
Доев завтрак, мы вышли из столовой и направились к игротеке.
– А разве кружки работают до обеда?
– Мы же не заниматься идём, а Ваську искать. Он может быть только там.
Обойдя игротеку сзади, мы оказались у лестницы, ведущей в подвал. Неужели в этом лагере есть ещё один странный пионер, который живёт в подвале? Он что, боится солнечного света? Но загадки меня удивляли всё меньше. Наверное, я к ним привыкла. Скрипнув железной дверью, мы оказались в тёмном коридоре, освещённом несколькими лампочками, подвешенными к потолку в зарешёченных плафонах. Наши шаги гулко отдавались эхом от стен. Слегка пахло сыростью или плесенью, а в конце коридора играла музыка. Заметив мою нерешительность, Ракчева подтолкнула меня.
– Эй, тут безопасно. Это не казематы крепости и не подземелья библиотеки. Здесь просто тир, наш кружок стрельбы.
И в подтверждение своих слов громко позвала:
– Ва-а-ась!!
Никто не ответил, и мы сами вошли в полутёмное помещение тира. За столом, спиной к нам сидел пионер довольно высокого роста со светлыми волосами и протирал замасленной тряпкой какие-то детали, разложенные на столе. Рядом с ним стоял кассетный магнитофон SONY (я такой видела на старых папиных фотографиях), из колонок которого доносилась песня.
«Две тысячи лет война.
Война без особых причин,
Война – дело молодых,
Лекарство против морщин…»
Наверное, это и был Ерохин, о котором рассказывала Мадина. Не оборачиваясь, он поднял правую руку в знак приветствия, в то же время, этот жест мог означать «стойте».
– Если бы я была белогвардейским солдатом, то пустила бы тебе пулю в затылок.
Мадина сложила пальцы в виде пистолета и сделала «пух».
– Ты стал неосмотрительным, Ерохин. Подвергаешь наш революционный штаб опасности. И себя в том числе.
Парень медленно развернулся на стуле и щёлкнул клавишей магнитофона, остановив запись. Его лицо мне казалось знакомым, но я не могла понять, где его видела. Возможно, в столовой или кинозале. Выглядел он намного старше, чем пионеры, потому я принимала его за вожатого младших отрядов. Ерохин был не в пионерской форме, а в полосатой тельняшке, открывающей на обозрение его накачанные бицепсы. На ногах красовались берцы с заправленными в них камуфляжными штанами, подпоясанными широким кожаным ремнём с начищенной до блеска пряжкой. Впрочем, на шее у него был аккуратно завязан пионерский галстук, что выглядело довольно нелепо. Несколько секунд он внимательно изучал меня, а затем улыбнулся.
– Добро пожаловать, красотки, в мою скромную холостяцкую берлогу! Не ссы, Рыжая, революция вне опасности. Твои шаги я услышал ещё при входе, с тобой шёл второй человек, девушка. Она шла немного позади, неуверенно, а твой шаг был чётким.
– Ты это слышал, несмотря на музыку? – усомнилась Мадина. – Но всё равно, меня могли, например, взять в плен и вести под конвоем.
– В таком случае ты бы позвала меня с другой интонацией в голосе.
Вася развёл руками, давая понять, что аргументы Мадины закончились.
– Ладно, братан, дай пять.
– Держи, Рыжая…
Ребята хлопнули друг друга по ладоням, и Ерохин бросил выжидательный взгляд в мою сторону.
– Значит, с тобой знаменитая японка, которая спасёт «Чайку» от неведомой напасти. Только вот как она спасать будет – не представляю. Поймал раз рыбак золотую рыбку, а та говорит ему: «исполню я три твоих желания»...
– Вася, заканчивай с пошлыми анекдотами.
– Хорошо, хорошо. Но если к нам кто сунется, я угощу его моими «сюрпризами», как тогда, в Кандагаре.
– Именно один из твоих сюрпризов мне сегодня и нужен.
– Хм, значит, ты ко мне по делу...
Вася откинулся на стуле, затем его рука потянулась к пачке сигарет, он вытянул одну и затянулся. Я вопросительно посмотрела на Мадину. Ерохин перехватил мой взгляд.
– Боеприпасов здесь нет, безопасно. Кстати, Рыжая, если ты по делу, то почему с ней пришла?
Меня начало немного задевать, что они говорят обо мне в третьем лице.
– Потому что дела у меня два. Первое – нужно устроить незабываемый фейерверк в день рождения, а второе – записать Гису в твой кружок. Она будет учиться стрельбе.
Вася посмотрел на меня, прищурившись.
– Детка, я могу тебя научить не только стрельбе, знаешь ли. Для тебя у меня есть особый ствол!
– Ну-ка, заткнись!
– А то что?
– А то как дам!
– Да ты прям Жан Клод Вам дам и всем дам!
Мадина подскочила к стулу Васи и резко ударила по ножкам. Стул опрокинулся, и Ерохин с грохотом оказался на полу. Чертыхнувшись, он подобрал выпавшую сигарету и затянулся, потирая ушибленную ногу. Затем улыбнулся.
– Молодец, Рыжая. Научилась кой-чему.
Мадина подала руку.
– И заметь, пальцем тебя не тронула!
– Что да, то да. А у кого днюха то?
Вася отряхнулся и каменной громадой возвышался над казавшейся хрупкой на его фоне Мадиной. При желании он, конечно, мог её размазать по полу, но видимо, они были в других отношениях или Ерохин считал, что девочек бить нехорошо. Мадина молча указала на себя.
– Да ладно! Не может быть! У тебя что ли сегодня днюха?
Мадина с гордостью кивнула.
– 16!
– Ого, прости, я мигом!
Ерохин куда-то убежал, а я осторожно подёргала Мадину за рукав и прошептала:
– Может быть, пойдём отсюда, он странный какой-то.
– Просто нужно не давать спуску и вовремя на место ставить, я тебе уже говорила. Васе не сладко пришлось в Афгане. Все, кто через войну прошли немного странные. Я тоже. Может быть, потому понимаем друг друга с полуслова. Ерохин лучший мой друг. Думаешь, кто меня рукопашке учил?
– А что это за война была?
– Хочешь – сама у него спроси, но он не любит вспоминать. Вася единственный, кто выжил из взвода.
– А в “Чайку” он как попал?
– Как и большинство из нас. Семён Михайлович в нём видел нового зама по безопасности, но Ерохин отказался.
В это время показался Вася с бутылкой какой-то прозрачной жидкости и банкой томатного сока. Поставив принесённое на стол, он открыл ящик и достал три рюмки. Затем принялся открывать бутылку.
– Хранил в сейфе на особый случай, – гордо сказал Ерохин, – настоящая “Столичная”!
– Э, не-не-не, так дело не пойдёт. Нам с Гисой только томатный сок, а сам – как хочешь! Но не подведи революционный комитет!
Мадина открыла банку и налила себе и мне в рюмку сок, несмотря на протесты Ерохина, которому ничего не оставалось, как пить водку одному. Он посмотрел на Мадину, и твёрдо сказал:
– Значит так, Рыжая. Один я пить не буду. Тем более, что праздник у тебя. Ну-ка, без разговоров, если хочешь фейерверк.
Вася пододвинул свою рюмку с налитой в неё водкой Мадине, а сам взял бутылку:
– Учитель будет из горла, давай, Рыжая! С праздником! Счастья тебе, здоровья и всякого такого прочего дерьма!
Я вновь почувствовала себя лишней, но из уважения взяла в руки рюмку с соком, зная, что у русских принято отмечать праздники спиртным. Хорошо, что меня никто не заставлял пить алкоголь. Глядя на вялые протесты Мадины, я понимала, что она не так уж и против, скорее стесняется меня, иначе давно бы уже выпила. Наконец, она взяла в руки рюмку, и, зажмурившись, залпом опрокинула в себя её содержимое, поморщилась и запила томатным соком. Ерохин сделал несколько крупных глотков из бутылки, довольно крякнул, но запивать не стал.
– Остальное – на вечер, – сказал он, закупорил бутылку и спрятал её под стол. – Фейерверк обещаю первоклассный!
Мадина кивнула:
– Я хочу, чтоб было лучше, чем на площади! Сегодня не просто мой день рождения, сегодня – последний вечер смены!
– То есть как последний? Не понял. А завтра что? Мы по домам разъезжаемся?
– Кто как, – уклончиво ответила Мадина, глядя на меня, – если есть куда возвращаться, то да.
Вася опустил голову. Помолчав, он поднял взгляд на Мадину:
– Мне уезжать некуда. А ты уедешь?
– И мне некуда. Останусь, наверное, в лагере. Запишусь в помощницы к вожатым.
– Думаешь, Ярослава Сергеевна возьмёт в помощницы такую разгильдяйку, как ты?
– Я ничего не думаю! Сегодня только праздную! Итак, мы стрелять будем?
Вася закивал:
– Конечно! Начнём с самого простенького – пневматики. Гиса, ты когда-нибудь в тире стреляла?
Я отрицательно помотала головой. Вася хмыкнул, открыл сейф, где, выстроившись в идеально ровный ряд, стояло с десяток ружей. Прищурившись, он критично осмотрел каждое, затем достал одно и, слегка погладив по прикладу, протянул мне.
– Ничего сложного! Я сейчас заряжу, а ты попробуй попасть вон в ту мишень!
– Попасть? А что надо делать?
– Сейчас всё объясню.
Ерохин включил свет в тире, так что мишени оказались ярко подсвеченные. Я абсолютно не представляла, как можно выстрелом попасть с такого расстояния в крошечную чёрную точку. Он принёс пульки, перегнул ружьё пополам и вставил маленький заряд. Затем положил ствол на подставку и пригласил меня стать рядом.
– Держи приклад. Упри его в плечо, нет, не так, вот так. Хорошо. Закрывай один глаз. Вторым смотри на мушку. Их две. Совмещай так, чтобы они были на одной воображаемой линии, и эта линия проходила чуть ниже мишени. Затем медленно нажимай на курок.
Признаться, я ничего не поняла, кроме последних слов. Ружьё издало хлопок, я впервые в жизни выстрелила. От неожиданности вскрикнула и выпустила из рук приклад, но Вася быстро поймал падающее ружьё.
– Нет, нет, слишком быстро, и не выпускай его из рук после выстрела. Сейчас попробуем ещё раз. Ну-ка, держи.
Ерохин вновь зарядил пульку и стал сзади, придерживая мою руку. Получилось так, будто он меня обнимает сзади. Вторую же руку он положил мне... на грудь? ....
– Эй!
Но Мадина сориентировалась раньше, и звонкий шлепок её сандалия по спине Ерохина прозвучал громче, чем выстрел. От неожиданности тот резко развернулся, отпустив меня, а я в панике нажала курок. Ружьё громко чихнуло. Зелёный пластмассовый кубик рядом с мишенью, в которую я “целилась”, зашатался и упал на пол.
– Попала! – обрадовался Вася, – не в мишень, но не важно! А ты, Рыжая, зря так! Делай выводы, как правильно учить девушек стрелять!
– Ты как хочешь, Мадина, а я пошла отсюда! Чувствую, стрельба – это не моё! Особенно если инструктор – извращенец!
– Ну и проваливай, недотрога!
– Бычок-качок!
– Малолетка безмозглая!
– Алкоголик!
– Да мне тут любая даст, а ты иди спасай лагерь!
Мадина хотела вмешаться, но поняла, что бесполезно. Конфликт уже набрал обороты. Я гордо вышла из тира, а Ракчева осталась о чём-то говорить с Васей на повышенных тонах. Впрочем, мне было всё равно. В кружок по стрельбе я точно записываться не буду. Не понимаю девушек из лагеря, которым нравится этот пошлый здоровяк! И как Мадина может с ним дружить?
Яркое летнее солнце ослепило меня на выходе из подвала. Последний день смены, если верить Мадине, был в самом разгаре, но ничего “такого” в поведении пионеров, весело бегающих по дорожкам, не наблюдалось. Никто не грустил, не волновался, не собирал вещи. Лагерь жил самой обычной жизнью, и я вновь засомневалась в словах Ракчевой – может быть, они с Анькой выдумали все эти истории с гравитонами, петлями во времени и т.д.? Однако слишком много странных случаев не позволяло сомневаться. Почему же обитатели лагеря такие беззаботные? Может быть, им ничего не сообщили?
Я решила ещё раз пройтись к старому мосту возле особняка, чтобы как-то скоротать время, оставшееся до обеда. Вскоре я была там. Усевшись на скамейку, уставилась на мост в попытках разгадать загадку Валькота. Что же мне нужно здесь сделать? Две каменные опоры по берегам ручья, бывшего когда-то давно рекой, между ними перекинуты аркой ветхие скрипучие, но вполне прочные доски, обрамлённые ажурными коваными перилами. Вот и весь мост. Ни подсказок, ни намёков. Какие-то две стрелки, которые должны соединиться вместе. Если это часы, то ничего не сказано о точном времени. Я принялась рисовать на песке цифры. Первый раз минутная и часовая стрелки совпадут в полночь, затем в 01:05, потом в 02:10, 03:15 и так каждый час в течение суток до 23:55 – всего получается 23 раза! Даже если каждый час становиться на мост... А если речь здесь идёт не о часах? Две стрелки – это может быть что-то символичное, например, два человека, которые должны встретиться. Один из них – я, а кто второй? Валькот? Аня? Мадина? Ада? Я должна с кем-то встретиться на этом мосту? Как Ярослава Сергеевна и директор? Я вспомнила события той ночи, когда страх и адреналин не позволяли сосредоточиться на происходящем, но теперь какое-то сладкое чувство теплом разлилось внутри, как только я представила ту сцену. Я уже чувствовала его несколько раз – когда переодевалась утром и когда Аня с Мадиной развлекались в ту лунную ночь. А ещё оно приходило ко мне в утреннем душе и когда мы целовались с Серёгой. Серёга! Вот бы он сейчас оказался рядом! Я что же, по нему скучаю, выходит? И давно это у меня началось? Я вспомнила про его подарок – флейту, и мне почему-то захотелось на ней сыграть. Поскольку я совсем не помнила ноты, здесь было самое подходящее место для репетиции, чтобы никто не услышал.
Я отправилась в домик и отыскала флейту. Аньки и Мадины не было, но дверь оказалась не запертой. Наверняка уже где-то вместе отмечают. Не в тире ли с Ерохиным? Забрав фуэ, я вернулась на мост. Что бы такое сыграть? Мелодию сакуры? Как же это... Сейчас... Я перебрала несколько неудачных нот, зажав уши от тех звуков, которые издавала флейта. На мелодию сакуры это было мало похоже. Однако, пальцы сами вспоминали нужные комбинации, и через некоторое время у меня получилась действительно та мелодия, которую я играла кода-то давно в музыкальной школе. Только последние ноты я вспомнить не могла, как ни старалась. Композиция оставалась незавершённой. Опершись на перила моста, я смотрела на воду бегущего ручья. Звуки флейты пробудили во мне воспоминания из далёкого детства. В памяти пробегали счастливые лица родителей, моя поездка в парк аттракционов с папой, чайная церемония в нашем небольшом садике. Затем встревоженные глаза мамы, когда я впервые попала в больницу, потеряв сознание в школе, её тёплая рука, которую она положила мне на лоб и ласковый шёпот – “всё будет хорошо, держись, дочка”. Только сейчас я поняла, что ни одного обострения у меня так и не было с момента первого дня в лагере. Я чувствовала себя совершенно здоровой, несмотря на переживания и стрессы. А ещё что-то новое и нежное вплеталось в мелодию. Это были мысли о Серёже. Я понимала, что произведение звучит немного необычно, но от этого не менее прекрасно. “Мы, взявшись за руки, конечно, сквозь жизнь и смерть пойдём домой”, – будто пела флейта. Но на последнем звуке песня обрывалась, и я не могла сыграть последнюю строку. До меня дошло, что я играю не просто мелодию сакуры, а стих Валькота, который будто сам уложился в ноты музыки.
Когда я, наконец, оторвалась от флейты, то увидела, что рядом стоит Серёжа. Сперва было не понятно, картинка ли это из моих грёз, навеянных музыкой, или правда он, но Садов заговорил, не оставив сомнений в том, что это действительно он.
– Ты играешь просто божественно! Ничего похожего не слышал в жизни!
– Спасибо, конечно, но подслушивать не хорошо. (Ой, кто б уж говорил!) Ты давно здесь?
– Я искал тебя после обеда, чтобы пойти в старый особняк, как договаривались, но тебя нигде не было, и на обед ты не пришла. Боялся, что с тобой могло что-то случиться, и пошёл проверить, вдруг ты одна туда полезла.
– В смысле не пришла на обед? Сколько сейчас времени? Разве обед уже начался?
– Да ужин скоро! Ну ты заигралась!
– Подожди, я играю совсем недолго, минут 40. Когда я пришла сюда, было не больше 11-ти часов утра.
– И ты всё время стояла на мосту?
– Да, и смотрела на ручей. Что здесь такого?
– Вожатая запрещает нам сюда ходить.
– Ты же помнишь, как она сама встречалась с Семёном Михайловичем на этом мосту. Что всё это значит?
– Не знаю, просто она так говорит.
– То есть, ты хочешь сказать, что прошло не 40 минут, а больше пяти часов? Да у меня бы пальцы одеревенели столько играть!
– Как бы там ни было, но играла ты чудесно. Можно я буду думать, что эту мелодию ты исполняла для меня?
Я не знала, что ответить. В принципе, так оно и было отчасти. Серёга постоянно крутился в моих мыслях, но не признаваться же ему в этом! Чтобы перевести разговор на другую тему я сказала:
– Ладно, раз мы уже здесь, и особняк рядом, ты говорил, что поможешь найти подарок для Мадины. Или это опасно?
– Опасно. Но, конечно же, со слов вожатой!
– Ты же знаешь, как мне нравятся опасности! Идём!
Я схватила Серёгу за руку и потащила ко входу в особняк. На самом деле внутри копошилось чувство страха, но я хотела во что бы то ни стало заглянуть в это странное место. Какие тайны скрывало за своими стенами старое заброшенное здание? В одиночку ни за что бы не полезла, как Ада, а вот вместе с ним... Тем более, он сам предложил.
Оказавшись на пороге, перед заколоченной наглухо дверью, я остановилась в нерешительности. Вблизи особняк выглядел совсем по-другому, зловеще и жутко даже днём. Он будто вопрошал пустыми глазницами выбитых окон, что от него хотят? Почему не оставят в покое и не дадут спокойно уйти в мир иной, рассыпаться в прах? Его молодость, насыщенная шумными балами, зваными обедами, наполненная веселящимися обитателями давно пронеслась, осталась где-то в ином времени. А сейчас старые доски, заброшенные и прогнившие, доживают свой век среди мусора, пыли и паутины. Стыдясь своего вида и стараясь не попадаться на глаза, они прячутся вместе с остатками крыльца в высокой траве.
Я остановилась у выщербленной лестницы крыльца.
– А что там, внутри? Почему Ярослава Сергеевна не разрешает сюда ходить?
– Всё старое, прогнившее. Может провалиться пол или балка какая упадёт на голову. А ей отвечать потом. Но ты не волнуйся. Мы втихаря его облазили. Там где опасно, мы не пойдём.
