Текст книги "Красный Август (СИ)"
Автор книги: htv
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)
...
Провожу много времени с Максом. Здесь самый настоящий театр, в котором он ставит спектакли. Конечно же, я играю главную роль! У меня, оказывается, есть талант, но до него мне далеко. Он пишет не только сценарии для театра, но и стихидля меня. Это так приятно. А ещё мы купаемся в подземной реке, играем в догонялки в туннелях, он учит меня разным интересным вещам, например, как приготовить зелье-противоядие от раны, нанесённой Тенью. Я совершенно не хочу возвращаться на поверхность. Мне так хорошо с ним. Но он хмурится, когда я говорю, что мы останемся здесь вместе, и говорит, что мне придётся скоро уйти. Но я не хочу уходить! Я хочу быть с ним, пусть даже под землёй.
Кроме Макса у меня появились подруги. Это сёстры – Дина и Наташа. Очень симпатичные и жизнерадостные девочки, тоже играют с нами в театре. Но грустят часто. Их старшая сестра погибла, но они не хотят рассказывать, как. Наверное, при битве с монстрами. Мне очень жаль, особенно когда они плачут. Здесь есть ещё несколько странных ребят разного возраста из одной московской школы, но они держатся независимо и не общаются с нами.
И снова мои мысли возвращаются к Максу. Его прикосновения такие нежные.
...
Не могу сдержать слёз! Макс сказал, что нам пора расставаться. Мне нужно идти на поверхность. Я не... не понимаю... почему... мы должны... я должна... Но он непреклонен. Хотя я знаю, что ему тоже больно. Заявила, что никуда не пойду, но он запер меня в комнате и сказал, что скоро придёт. Я слышу открывающийся замок. Это Макс. Наша последняя минута вместе. И всё потому что я – человек, а он... он... то, что я видела при пламени свечи – не иллюзия.
...
Долго не писала. Я ненавижу этот лагерь. Я ненавижу всё, что вокруг происходит. Я хочу обратно, в тот мир, где была счастлива. Пусть даже он под землёй, без единого луча солнца. Оно меня не радует. Меня не радует лето, свежий воздух, птички-бабочки. Мой мир не здесь. Они считают меня “того”, лечат в медпункте, по утрам водят на линейки. Но я однажды найду способ вырваться отсюда, отыскать подземный город и Макса. Он сказал, что это невозможно. После того как пройду какой-то барьер, пути назад не будет. Но я знаю, что это не так. А они не знают. Потому каждую ночь я поворачиваю ключ в замке, спускаюсь вниз и составляю карту катакомб.Я выберусь из этого лагеря. Иногда мне кажется, что всё происходящее вокруг – сон. Но свеча на столе напоминает, что это не так. Со мной общается только Анька. Остальные принимают за сумасшедшую и давно оставили в покое. Впрочем, с Анькой тоже никто не общается в силу её характера. Она имеет какое-то отдалённое отношение к службе безопасности лагеря, но я не лезу в её дела, а она в мои. В туннели лезть настойчиво не рекомендует, но считает, что барьер проходим в обе стороны, так что я своих исследований не оставлю. Когда её нет, я читаю книги и ухожу в их волшебный мир.Так я забываю обо всём, что произошло, кроме того, кто мне больше всех на свете дорог. Меня назначили заведующей библиотекой. Что ж, прекрасно! Здесь я смогу втайне от всех искать ответы, которых нет в книгах.
...
Это случилось... Ко мне пришёл Макс! Я не верю до сих пор своему счастью. Пока он сможет приходить только по ночам, его тело ещё нестабильно, как он выразился. Но мне всё равно, пусть так! Пусть хоть пять минут в день. Мне достаточно знать, что я не сумасшедшая. Значит, барьер всё же проходим в обе стороны! Не знаю говорить ли Аньке? Я так счастлива, просто захлёбываюсь радостью... Утром на линейке даже флаг подняла. Порхаю бабочкой по лагерю. Вожатые меня не узнают, считая, что у меня сезонное обострение шизофрении. Пусть считают.
...
Сегодня наш отряд пополнился новым пионером! Максим Добров, добро пожаловать в “Чайку”! А твоё тело, о...! Оно очень даже стабильно теперь.Мы занялись этим прямо на диване в библиотеке. Я даже дверь не успела запереть. Да мне без разницы! Было немного больно, но он был так нежен со мной! Я хочу повторить ещё раз! Теперь все ночи и все дни наши!
...
Эта братия из лагеря что-то тщательно скрывает. Была какая-то заваруха на Красной Горке. Аньку немного помяли, но с ней всё хорошо. Макс успокаивает меня, но сам встревожен. Ни к чему хорошему это не приведёт. Всё не так радужно, как говорит этот пройдоха Генда на линейках на пару с вожатыми. Чем скорее мы с Максом отсюда выберемся, тем лучше. Но мои исследования ни на шаг не продвинулись. Макс не хочет рассказывать о подземном городе, а я по-прежнему не понимаю, где нахожусь и что такое этот самый барьер. Я даже не знаю, кто все эти “пионеры” вокруг меня? Не те ли самые монстры из туннелей, скрывающиеся под пионерской формой, которые меня выслеживают? У меня есть свечка, и вскоре я выясню правду. Макс с опаской глядит на подсвечник, но мне всё равно кто он. Пусть даже Полутень, но я его люблю. Самое главное, чтобы другие не узнали о его прошлом. Товарищ Генда по-прежнему считает, что Макс, как и я, пришёл через туннели из внешнего мира.
– Всё прочла? – громом прогремел надо мной гневный голос Ады. Я настолько погрузилась в её дневник, что совершенно забыла об осмотрительности и не заметила, как она вернулась. От стыда я покраснела и не знала, что сказать, спрятав глаза. Мне хотелось провалиться сквозь землю.
– Дай сюда, – Ада забрала у меня дневник, – а это отнесёшь Ане.
Она сунула мне в руку баночку со свежеприготовленной мазью из подземного мха. Я, стараясь не глядеть на разозлённую Аду, боком просочилась мимо неё и выбежала в коридор, откуда открывался путь к отступлению на улицу. Вслед мне полетела книга и проклятия Ады, но я поспешно захлопнула дверь.
Мадина уже ждала у дверей библиотеки. Услышав ругань Ады, она встревожено посмотрела на меня:
– Переговоры провалились?
– Наоборот! Прошли лучше, чем ты думаешь!
Я торжествующе показала баночку с мазью. Затем рассмотрела Мадину. Её причёска была растрёпана, вместо привычных рыжих хвостиков спутанные волосы падали на плечи. Блузка оказалась порвана.
– Хочу задать ответный вопрос – как прошли твои переговоры с Глебом Валерьяновичем? Ты что, дралась с ним?
– Нет, просто объясняла политику партии.
– А это? – я показала на разорванную блузку.
– Пустяки, зацепилась за дверь. Но главное, что Аню выписали домой.
– Она в нашем домике?
– Именно. Как вынес, так и занёс, светило тупорылое. Но, к сожалению, она действительно плоха. У нас нет времени, я срочно должна обработать её рану, давай сюда скорее мазь!
– Не так быстро, моя дорогая подруга! Сперва ты мне расскажешь абсолютно всё, что здесь происходит. Всё, что я должна и не должна знать о лагере. Всё, что ты от меня скрываешь.
– И с какой радости я это стану делать?
– Да с такой, что отдам я тебе мазь лишь при этом условии. Если хочешь спасти Аню. А если снова вздумаешь водить меня за нос, то расхлёбывайте сами кашу, которую заварили, я правильно сказала русскую пословицу?
Мадина остановилась, с недоумением глядя на меня. Затем присела на край дорожки, скрестив ноги, взяла еловую веточку, и стала что-то чертить ей на земле.
– Это шантаж, Гиса, – наконец произнесла она.
– А с вашей стороны – сплошной обман. Мне врут все. Директор, доктор, вожатая и вы с Анькой. Ты хотела меня убедить, что это был сон, и мы ночью никуда не ходили, верно? Зачем? Кстати, я так и не выяснила, что с Серёжей и его соседом.
– С ними всё хорошо, успокойся.
– Так же как с Анькой или немножечко лучше? Я не доверяю больше ни одному слову, сказанному в этом лагере, понятно? Либо ты мне всё рассказываешь, либо я сегодня же уезжаю в город, а если вы станете меня удерживать силой – звоню в полицию. Они выведут на чистую воду всю вашу научно-исследовательскую контору, реабилитационный центр, психбольницу или что вы здесь устроили. Молчишь? Ну и ладно!
Мадина резко встала, отбросив веточку.
– Хорошо, уезжай. Пусть смерть Аньки будет на твоей совести. Я могу забрать мазь у тебя силой, но не буду этого делать. Хочу, чтоб ты поняла.
– Поняла что?
– Что не получится у тебя уехать.
– Тогда я уйду пешком. За рекой я видела дорогу. Куда она ведёт?
– Никуда.
– Не бывает дорог, ведущих никуда.
– Бывает. Иди и поймёшь.
– И пойду!
Я вскочила и зашагала в сторону леса. В любом случае, дорога приведёт меня в какой-нибудь посёлок. Не могли же просто так построить дорогу посреди поля, ведущую “никуда”.
– Гиса, подожди. Ты нужна нам, – остановила Мадина.
– В качестве приманки для Теней? Или для обмена на Аниных сестёр?
Ракчева опустила голову.
– Нет, ты всё неправильно поняла. Ты должна нас всех спасти.
– Должна? Я вам ничего не должна. А если хотите попросить о помощи, тогда почему не говорите напрямую, что сделать? Зачем я в этом лагере?
– В том то и дело, что мы не знаем. Никто не знает. Только ты сама. Ты ведь пообещала Валькоту, что пойдёшь за ним. Мы лишь обязаны тебя защищать до тех пор, пока ты это не поймёшь. Но если лето закончится, нас не станет.
– Вы разъедетесь по домам?
– Большинству из нас уезжать некуда. Наши миры уничтожены. Мы часть этого лагеря. Если он исчезнет, исчезнем и мы.
– Что значит “исчезнет”? В воздухе растворится?
– И этого мы не знаем. Лагерь летний. Не будет лета – не будет лагеря.
– Чушь какая-то. У вас тут религиозная секта что ли?
Мадина промолчала. Её слова напоминали игру “поди туда не знаю куда, принеси то не знаю что”.
– Как же я смогу вам помочь, если ни вы ни я не знаем, что нужно сделать?
Мадина продолжала молчать.
– Хорошо. Идём к Ане! Кем бы она ни была, я не смогу жить оставшуюся жизнь с чувством, что из-за меня погиб человек!
Но в голове уже созрел план. После обеда иду со всеми в поход, не привлекая внимания Мадины и вожатой, тихонько теряюсь и в лагерь не возвращаюсь. Вещей у меня нет, пойду налегке со своим рюкзачком, так что никто ничего не заподозрит. Постараюсь добраться до дороги за рекой.
Всю дорогу после нашего разговора Мадина шла расстроенная и замкнутая. Я уже жалела, что так повела себя. Мне хотелось каким-то образом замять наш конфликт, но нужных слов подобрать не могла. А что если всё происходящее – правда, и обитателям лагеря действительно нужна моя помощь? Валькот звал меня через сны, потому я слышала его голос, повторяющий одну и ту же фразу. И вот, когда, наконец, согласилась, вдруг хочу сбежать? Интересно, о чём думает Мадина? Кто она вообще такая? Озорная лоля со смешными рыжими хвостиками и богатой фантазией или закалённый в боях воин? Тайный член совета безопасности, революционного комитета, мастер боевых искусств, чемпион мира по стрельбе, дочка товарища Генды? Правда или вымысел все её рассказы о битвах с белогвардейцами? Я ведь совсем ничего не знаю ни о ней, ни об Ане. Прошлая жизнь известна мне только по их собственным рассказам. Нет, принимать на веру в этом лагере ничего нельзя. Лучше слушать, тихонько собирать информацию, не привлекая к себе внимания, делать выводы. Только не привлекать к себе внимания у меня не получилось, наоборот, я нахожусь в самом центре всех событий, что не позволяет мне спокойно подумать, взглянув на происходящее со стороны. Я до сих пор не могу поверить, что несколько дней назад проснулась на другом конце мира (может быть даже времени), в тёплой уютной кровати своего дома в Токио, а сегодня уже по уши втянута в жизнь какого-то странного русского лагеря, разделяя проблемы его обитателей.
Когда мы поравнялись с нашим домиком, прозвучал сигнал горна, и пионеры стайками заспешили на обед по дорожкам лагеря, но у меня аппетита не было.
Мадина, подозрительно оглянувшись по сторонам, открыла дверь. Аня действительно отдыхала в нашем домике, и у меня отлегло от сердца, когда та лёгким жестом поприветствовала нас, правда встать с кровати не смогла. Не могу поверить, что из-за неё Мадина подралась с Глебом Валерьяновичем. Он ведь напишет жалобу вожатой и директору. Ракчева навлекла на себя серьезные неприятности. Мне казалось, что вот-вот в домик войдёт Семён Михайлович с каменным лицом и начнёт неприятный разговор.
– Анька, как ты? – я бросилась к ней, готовя обнять, но была остановлена железной рукой Мадины:
– Оставь мазь на столе, и иди обедать, мне нужно обработать рану.
– Может быть, я посижу с Аней?
– Нет, лучше будет, если ты не станешь привлекать внимание вожатых, спокойно пойдёшь на обед и затем в поход с отрядом. Помни, Аня всего лишь вывихнула ногу. Про её ранение знают три человека – ты, я и докторишка. Ему язык уже отрезан, вздумаешь болтать – твой будет плавать рядом в той же спиртовке. Охранять тебя я обязана, но с языком или без – в уставе коммунистической партии не сказано. То же самое касается твоих любопытных ушей. Понятно выражаюсь?
Я покраснела. Да уж куда понятнее. Единственное, что было не понятно – эта шутка про отрезанный язык. Или не шутка? Кто знает, чего можно ждать от этой рыжей бестии. Спорить было бесполезно. При всей отходчивости Мадины видно было, что на этот раз она разозлилась всерьез, и рассчитывать на снисхождение пока что не стоит. Вот тебе на, помирились, называется. Мне не оставалось ничего другого, как отправиться на обед, и я смущённо выскользнула из домика под прожигающим взглядом Мадины.
Возле столовой я встретила Серёжу, который о чём-то болтал с Мишей. Как нельзя, кстати. Вот уж кому мне хотелось задать несколько вопросов по поводу ужасной ночи.
При виде меня Миша вежливо снял кепочку и поклонился, а Серёга наоборот, застыл, как вкопанный, не сводя глаз. Миша толкнул его локтем в спину, и тот расплылся в улыбке. Судя по тому, что ни Миша, ни Серёжа не были призраками, а выглядели (по крайней мере, днём) как обычные пионеры, снова захотелось поверить в то, что все ночные приключения мне приснились.
Я протянула руку, но вместо рукопожатия Миша, галантно расшаркавшись, как граф в старинных фильмах, её поцеловал.
– Госпожа Гиссарико! Весьма обрадован вашему визиту. Честь имею пригласить на трапезу в сей скромный пионерский замок.
Настала очередь Серёжи толкать его локтем в бок. Вдруг он крепко меня обнял, буквально повиснув на шее:
– Гиса, ты цела, невредима, жива! О, как же я рад!
Я опешила, и попыталась освободиться из его объятий. Вокруг же все смотрят, что это ещё за нежности такие!?
– Прости, прости, – тут же стал извиняться Серёжа, – просто я очень... очень...
– Очень глупый пионер, прошу-таки заметить, – продолжил Миша, – всё утро сочиняет какие-то россказни-небылицы про духов. Если это, конечно, не новый сценарий для Доброва, я бы крайне рекомендовал вам, молодой человек, обратиться в клинику для душевнобольных, в простонародье– медпункт. А вас, барышня, я попрошу не обращать внимания на его странности. С ним что-то не так с самого утра (Миша произнёс последние слова, адресованные мне, совсем тихо, однако Серёга их всё равно услышал).
– Гиса, я тебе всё расскажу, просто со мной такое произошло ночью – даже не знаю, поверишь ты мне или нет.
– Сергей, вы разве не видите, что дама голодна? Как говорит моя тётя Соня, любовь – как масло, лучше с хлебом.
– Миш, да при чём здесь любовь? – Серёга смутился.
– При том, что даже из самой сладкой любви компота не сваришь. А сейчас время чревоугодия. Попрошу к столу. Негоже опаздывать к обедне.
Спорить с мудростью еврейского народа в лице Миши было бессмысленно.
– Я тебе в походе всё расскажу, ты ведь идёшь? – кинул смущённый и покрасневший Серёжа и убежал в столовую. Миша одобрительно кивнул ему вслед, затем мне и неспешно поднялся на ступеньки, жестом приглашая следовать за ним.
Решено. Теперь я точно пойду в поход! Уж очень хочется узнать, что видел Серёга, помнит ли, как сидел на дереве ночью с ножом? В одном я была уверена – Миша не стал призраком. А если так, неужели у этого парня съехала крыша, как говорят русские?
Если вчера на ужине пустовало одно место за столом, то сегодня их было уже два, и обедала я в одиночестве. Было даже как-то непривычно тихо без шуток и колкостей моих соседок. В столовую зашла Ярослава Сергеевна, и привычное гудение зала на минуту стихло. Она сделала объявление, что поскольку для тех, кто идёт в поход, ужина не будет, они должны получить сухпоёк на раздаче после окончания обеда, и сейчас же несколько пионеров вскочили из-за столиков, выстроившись в очередь. “Не толпитесь, всем хватит, всё по списку”, – успокаивала она, – “построение на площади в 15 часов”.
Вот и прекрасно! Я получила три сухпайка за себя, за Мадину и за Аню. Теперь мне точно хватит продуктов, чтобы добраться куда-нибудь. Вдруг придётся идти целый день или даже два? Город-то близко, но это на трамвае, а топать через лес – мало ли? Затем подошла к вожатой:
– Ярослава Сергеевна, вы ведь так ничего и не решили с моими вещами. Мне бы не хотелось идти в поход в пионерской форме. Да и обувь нужна подходящая.
– Ох, Гиссарико, конечно. Я скажу Саше, она на складе тебе всё подберёт и выдаст.
Первым делом я направилась в домик упаковать в рюкзак припасы. Дверь была закрыта на ключ, а внутри – тишина. Может быть, девочки куда-то ушли? Вдруг Ане стало хуже, и её опять забрали в медпункт, или даже в городскую больницу? Но где Мадина? Поехала с ней? Помогла ли мазь? Пришлось открывать домик своим ключом.
Вот это да! Мадина лежала под одеялом на Анькиной кровати, обняв нашу пациентку! Её рыжие волосы, в которые были запущены руки Ани, растрепались по подушке. Рядом с кроватью валялась смятая форма Мадины, а пионерский галстук был небрежно брошен на спинку стула. Но моё внимание привлёк вовсе не галстук, а красующийся рядом с ним лифчик. Она что же там, голая? Пионерки мирно спали, но видимо, шаги и звук открывающегося замка разбудили Мадину. Завидев мои округлённые глаза, она встрепенулась и хотела вскочить, но вдруг остановилась, сообразив, что без одежды, и лишь сильнее натянула на себя одеяло.
– Гиса... я это... я Аньку лечила! Да. Её телу сейчас нужно тепло... Вот я её согреть решила... Эй, а сколько времени? Я что, уснула? Ань?
Смущённая Мадина стала тормошить Аню, впрочем, та уже не спала.
– Время... Время – песок. Время разбрасывать камни и время их собирать. А сегодня – время большой охоты!
– Анька!!! Ты снова разговариваешь! Тебе лучше! Значит, мазь...
– Да-да, она помогла, – перебила Ракчева, – я как раз намазывала...
– О, да! Как умело и нежно ты это делала! – мечтательно произнесла Аня.
– Не подумай ничего такого, это в медицинских целях, – смущенно бормотала Мадина.
– Исключительно в медицинских! – с поддельной серьезностью закивала Аня, – Глеб Валерьянович так не умеет. Вы меня почти воскресили с того света, подруги. Без вашей помощи я бы сейчас наслаждалась свежим могильным песочком, а не прикосновениями ласковых пальчиков Мадины.
Та незаметно пнула Аню под одеялом, заставив её поморщиться от боли.
– Не всегда ласковых...
– Гиса, а ты... ты не могла бы на минутку выйти из домика... я... ну мне надо одеться...и я... – Мадина была красной, как варёный рак.
– Я подсматривать не буду! Честно-честно! – захихикала Анька и демонстративно уткнулась лицом в подушку, – только не проси и меня выйти, мне ходить больно.
Ну, раз она так просит, хорошо. Я правда, не очень поняла в чём именно заключалась процедура лечения, и почему для того чтобы нанести мазь, Мадине пришлось раздеться. Но от всей души радовалась, что Анька пошла на поправку. Всё же я за неё переживала.
Через несколько минут из домика выбежала немного растрёпанная и всё ещё красная Ракчева. Её волосы уже были собраны в привычные хвостики, а по жизнерадостной улыбке я узнала в ней прежнюю Мадину, которая больше на меня не злилась.
– Так, встречаемся на площади в три. Я в мастерскую. Мне нужно кое-что приготовить для похода, – и она, кивнув, весело умчалась в сторону игротеки.
Я вернулась в домик и подошла к Аньке.
– Жаль, что всё так вышло, Киса. Но, правда, спасибо. Честно говоря, не ожидала, что найдёшь с Адой общий язык. Вы на ножах, как мне показалось. За меня не переживай – вечером я смогу встать с кровати, а завтра утром буду прежней Анькой. Ты в походе не отходи далеко от Мадины и не обижай её. Она ведь хочет, чтоб мясо Кисы сохранилось на тебе и было первой свежести, а не пережёвано, переварено и выкакано каким-нибудь монстром.
– Анька! Ты снова шутишь! Я так рада!
– Вот уж совсем не шучу! Сама серьёзность!
– Тогда скажи, может быть, ты знаешь, что я должна сделать для лагеря? Что от меня скрывают?
– Не то чтобы скрывают, Киса, а мы сами не знаем, что происходит. Приближаются последние дни августа, и творятся странные дела. Некоторые пионеры начинают исчезать.
– Как это “начинают исчезать”? Исчезают? То есть пропадают из лагеря? Я не понимаю.
– Достань у меня из рюкзака в боковом кармане фонарь и иди сюда.
Я сделала, как она сказала. Анька включила фонарик и поставила над ним руку.
– Что видишь?
На первый взгляд, ничего необычного не происходило, но вдруг я поняла, что сквозь её руку я вижу свет фонарика. Это была, наверное, оптическая иллюзия, видимо, свет каким-то образом отражался.
– Ну, не знаю...
– Хорошо, обойди меня сзади. Анька сбросила одеяло, повернувшись ко мне спиной, и осветила себя фонариком спереди. На этот раз сомнений быть не могло. Я видела едва различимый свет, проходящий сквозь её тело, так, будто оно имело некую прозрачность.
– Это что, какой-то фокус? Или магия?
– Ни то и ни другое. Всё началось после твоего приезда. Но причина – не ты, скорее наоборот, ты – та, кто в силах это остановить. Руководство молчит. Генда молчит. Вся их чёртова лаборатория нихрена не понимает. Я сама толком не знаю, что представляет из себя наш лагерь. Когда я была маленькой, читала советскую фантастику о космических кораблях и параллельных вселенных. Скорее всего, они создали нечто наподобие такого корабля, который мчится где-то в космосе или во времени, собирая пассажиров из разных стран, городов и эпох. Вокруг лагеря ничего нет. Может быть там чёрная дыра, безвоздушное пространство или земля туманов, населённая монстрами. Чтобы они не проникли в лагерь, его защищает барьер. Он создаётся специальными устройствами, гравитонами, которые начали отключаться безо всяких видимых причин. Этот корабль-лагерь трещит по швам, и никто не знает, что делать и что будет, когда он развалится. Мы умрём, исчезнем без следа или сами превратимся в Теней? Сраные учёные из TESLы не могут дать ответ. Вот я и подумала, что нужно каким-то образом всё самой разузнать, заодно и сестёр спасти, но видишь, как жестоко просчиталась, ослеплённая яростью.
– А сёстры твои где?
– Я не знаю, но у меня есть теория, что когда нас на этот корабль забрасывают, то не все благополучно “долетают” до палубы. Кто-то падает за борт. Единственный способ их найти – самой туда выйти. Они ведь не исчезли бесследно.
– Живут в подземном городе?
– Трёп Ады. Я не верю ни в какой город за барьером, хотя не исключаю, что там что-то есть. Я верю в боевую магию и серебряные пули. Мадина – прекрасный стрелок. Мы с ней друг друга в бою дополняем.
– В каком ещё бою?
– Как тебе сказать... Иногда в Буку можно посветить фонариком, но не всегда это не помогает.
– То есть, когда мы спасали Аду, ты не знала наверняка, что твой метод сработает? И так спокойно себя вела?
– Не знала. Если Бука молодой, лет до ста, фонарика вполне хватит.
– А если старше?
– Вот тогда нужна Мадина с пулемётом! Они вообще-то тоже из мяса сделаны и вполне убиваемы пулями.
– Но Мадины рядом не было!
– Значит, нас бы тоже не было! Киса, запомни одну вещь – невозможно победить, не ввязавшись в бой. С Тенями всё сложнее, но я тебе лекцию по демонологии сейчас не буду читать.
Я посветила фонариком на себя, но никаких эффектов прозрачности не заметила.
– Ань, а почему я тогда не исчезаю?
– Это не со всеми происходит. Мадина тоже жива и здорова, прекрасно себя чувствует, весёлая и жизнерадостная, порхает, как бабочка.
– Кстати, что такое синяя бабочка?
– Бабочек Валькот придумал. Только он знает, как они работают. Может быть, какая-то машина времени.
Я подозрительно посмотрела на Аню. С одной стороны, всё, что она говорила, выглядело вполне логичным, хотя уж больно фантастическим. С другой стороны, я знала, как она любит перемешивать правду с вымыслом, говоря разный бред с абсолютно серьёзным лицом. И если бы ни странный эффект от фонарика, я бы не поверила ни единому её слову. Впрочем, как я уже сегодня решила – всё слушаю, но ничему не верю.
– Ань, а можно я твой сухпаёк заберу в поход? Проголодалась уж больно.
– Конечно, бери. Я всё равно до утра ничего есть не буду.
С этими словами я приступила к сборке рюкзака. Те вещи, которые, как я считала, мне не понадобятся, оставила в домике, чтобы не привлекать внимания. Выпросила Анькин фонарик (теперь не пропаду ночью). Ещё нужно было раздобыть спички для костра, какую-нибудь подходящую одежду, придумать, во что набрать воду и можно начинать путешествие. К счастью, Анька ни о чём не догадывалась, наблюдая за моими сборами. Эх, если б она знала, что мы видимся в последний раз! Время от времени, на глаза наворачивались слёзы, мне очень не хотелось вот так уходить и расставаться с ней. Но мысль о том, что дома меня ждут бабушка, папа и мама, вновь придавала уверенности. “Гиссарико, ты всё делаешь правильно” – твердила я сама себе, – “тебе, да ещё и с твоим здоровьем, ни к чему эти игры в космических путешественников и провалы во времени. Тебе нужно вернуться домой, закончить школу, стать выдающейся художницей, найти свою любовь”. “Выйти замуж, и жить, как все?” – перебил вдруг другой голос в голове. “Готовить мужу суши или рамен, подавать саке, родить ребёнка и менять памперсы? Всю жизнь ходить по квартире с веником? У тебя был шанс всё изменить, был шанс спасти пионеров, а ты просто сбежала, даже не пытаясь ничего предпринять”. “Заткнись!” – строго приказала я ему и, накинув на плечо рюкзак, небрежно помахала Ане рукой, сдерживая желание вернуться и расплакаться, бросившись ей на шею. Единственным напоминанием о нашей встречи будет рисунок “Муки ада”, который я бережно положила в самый верхний карман рюкзака, рядом с документами.
Сперва мне нужно было получить на складе походную одежду у Саши и переодеться. В домик возвращаться не хотелось, иначе 100 процентов я никуда не уйду, и я решила переодеться в душевой. С трудом сдерживая слёзы, вскоре я оказалась на складе, вокруг которого уже толпились пионеры. Саша распределяла походный инвентарь, записывая фамилии в список, а Полина помогала доставать с полок различные предметы – миски, фляги, складные вилки и даже огромный котелок, который доверили нести Серёже. Я спокойно стала в очередь, стараясь не проявить своих намерений и вести себя как можно более естественно.
При взгляде на тряпки, которые выдавали для похода, мне совсем перехотелось их надевать. Какие-то ужасные полуспортивные трикотажные штаны и кофты. Даже оранжевый комбинезон выглядел более стильно, потому я решила идти в платье, в котором приехала в лагерь. Получила только кеды. Смотрелось довольно необычно – что-то среднее между рок-звездой и французской модницей. Ничего, сойдёт, домой доберусь, там переоденусь. Самое главное, у меня теперь была фляга для воды, а ещё брезентовая ветровка. На удивлённый взгляд Саши – “зачем она тебе летом?” – я ответила первое, что пришло в голову – “аллергия на комаров”. Уж не знаю, поверила она или нет, но куртку всё же выдала, сделав отметку в списке. Так что если в дороге меня застанет ночь, не замёрзну. Со спичками было сложнее. Если я попрошу открыто, то сразу навею подозрения, и тут уж версией про отпугивание комаров не отделаешься. Ярослава Сергеевна что-то говорила о костре? Думаю, у меня будет шанс незаметно стянуть спички.
В 15-00 отряд был построен на площади, и на этот раз напоминал какое-то разношёрстное сборище эвакуированных солдат. Что у них за одежда такая? Впрочем, некоторые решили идти в пионерской форме. В ней была Ярослава Сергеевна (она с ней расстаётся когда-нибудь?), Саша (видимо, ей подражает) и ещё несколько ребят. Вожатая ещё раз проверила список и экипировку, задержавшись на фамилиях Полякова и Ракчева.
– С Анной всё понятно, но где носит Мадину? – Ярослава Сергеевна посмотрела на меня, будто пыталась прочесть ответ на моём лбу, но я знала столько же, сколько она.
– Я здесь, здесь, – запыхавшаяся Мадина, расталкивая строй, вбежала на площадь. Хитрющие глаза и блуждающая по лицу улыбка говорили о том, чтоона вновь задумала какую-то гадость, но вожатая лишь вздохнула:
– Становись в строй, Ракчева. Как себя Аня чувствует?
– Идёт на поправку!
– Я рада это слышать. Очень жаль, что она не сможет с нами сегодня пойти, но мы всем коллективом её поддержим, верно?
Пионеры вяло промолчали. Неужели, с Анькой вообще никто не дружит? Ой, нет, Гиса, не начинай, иначе... Я ещё раз посмотрела на утопающую в зелени тропинку, ведущую в домик, на развевающиеся над площадью флаги, на памятник, поставленный при жизни этому странному товарищу Генде, и у меня появилось ощущение, что совсем скоро я проснусь. Тогда эта странная, ни на что не похожая сказка, в которой мне приходилось играть одну из главных ролей, закончится. Всё станет как прежде – уныло и обыденно. Может быть, стоило ещё раз взвесить своё решение, отказавшись от поспешных выводов и действий?
Через несколько минут мы весёлой гурьбой с шутками и смехом, покинули площадь и зашагали в сторону леса. Впереди шла Ярослава Сергеевна, а замыкала строй Саша, хотя, конечно, строем нашу компанию было назвать весьма сложно. Все были в ожидании новых впечатлений, и потому вели себя достаточно возбуждённо. Глеб Валерьянович с нами в поход не пошёл, несмотря на ожидания Саши, сославшись на то, что у него много работы, и поход одного отряда не является культурно-массовым мероприятием для всего лагеря. Вдруг в этот момент понадобится помощь кому-то из оставшихся ребят? Но если в походе вдруг кому-то станет плохо, Саша вызвалась немедленно сбегать ему сообщить. Я чуть было не подумала, что он залечивает синяки после нападения Мадины. Сама ж Мадина, хоть и делала вид, что идёт сама по себе или общается с Данькой, на самом деле зорко приглядывала за мной. Только этого мне не хватало! При таком пристальном внимании с её стороны мне не удастся незаметно исчезнуть, растворившись где-нибудь в лесной чаще. Нужно было либо чем-то её отвлечь, либо придумать для себя какое-нибудь поручение, которое я вдруг срочно отправлюсь выполнять в лагерь, исчезнув по дороге.
Я заметила, что вокруг меня крутится Серёжа. Значительный вес походного котелка, которым его нагрузили, видимо, совсем не мешал ему держать общий темп группы. Похоже, он хотел со мной заговорить, но боялся очередного конфуза или не знал с чего начать и просто ждал удобного случая. Что ж, возможно я смогу придумать какой-нибудь план с его помощью, но опасаясь преждевременно выдать свои намерения, первая решила расспросить о ночных приключениях, в надежде узнать, помнит ли он что-нибудь? При этом многозначительно поднесла палец к губам, показывая, чтобы он говорил иносказательно, хотя в общем шуме разговора всё равно никто не прислушивался нашим к диалогам. Все болтали обо всём, однако, лишние уши были не нужны.
