Текст книги "Никита Никуда (СИ)"

Автор книги: Грим

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 24 страниц)

– В этом качестве ты и количественно невелик, – попытался сострить поручик.

– Пьянство, Володя – это и есть то вечно-бабье в русской душе, о котором невнятно пытались философы, – сказала Изольда.

– Нет, в Нормандии мы нормально...

– Что же у вас из вин?

– Шато Озон, Шато Кюре Бон, Шато Босежур... – открыл карту вин Никита.

– А что-нибудь кроме бордо? – спросила Изольда. – Эзельвейну для этого ослика...

– Так мы помирились? Иль померещилось мне?

– Померещилось вам, любезный... Мы еще крепко подумаем. Было б слишком банально, а по отношению к вам – так даже и неприлично – подать такой благостный финал.

Рыжеусый кучер, подъехав к вокзалу, где его уже более часа дожидался пассажир, вдруг вспомнил, что с беспокойного доктора, которого подвозил, забыл взять за проезд плату. Возвращается за лептой ему не хотелось, плата была невелика, да и во всех заведениях города у возницы был открыт бессрочный кредит. Но порядок требовал возмещения за труды. И лошадь косилась на него укоризненно: трудиться-то большей частью пришлось ей.

Подхватив истосковавшегося от долгого ожидания пассажира, он нарочно сделал крюк и вернулся к дверям отеля, которые были гостеприимно распахнуты. А вероятней всего, занятый гостями хозяин просто забыл их прикрыть. Кучер хотел войти, расспросить о докторе, но на пороге разлегся пес. Выглядел он неопасно, однако переступить через пса считалось дурной приметой.

Дверь ресторанного зала была тоже открыта, но в нее виден был кучеру лишь отдаленный угол. Доносился сдержанный мужской разговор, звон бокалов, всплески женского смеха.

'И чему смеются, чего заливаются? – сказал себе кучер, осень которого разверзла хляби с утра. – Сами, как дуры, радуются и нас настраивают в унисон'.

Однако в душе образовался просвет, выглянуло солнце. Пес шевельнул хвостом и, зевнув, переложил голову с левой лапы на правую.

Привлечь вниманье к себе стуком в окно кучер не решился. В конце концов, этого доктора может среди них и не оказаться. Да и должок с него был ничтожный. И его пассажир, в бороде и очках, вёл себя нервно, всё ворочался, ерзал, вздыхал. Всё что-то бубнил, когда кучер, плюнув на невзысканый долг, влезал на козлы.

– Прости меня, человечество... – бормотал пассажир за спиной возницы.

– И ты прости... – сказал кучер, трогая вожжи.

БОНУС

Я открыл глаза, но не сразу сообразил, где нахожусь. Очертания окружавших меня объектов были проявлены не вполне, не поддаваясь отождествлению. Тонкие контуры из замкнутых ломаных линий. Небо, нахлобученное наобум. Наспех выстроенная геометрия из пересекающихся плоскостей, небрежно заштрихованных карандашом, словно эскиз, еще не вполне одобренный руководством. Мир, созданный наскоро, второпях – лишь бы приличия соблюсти.

Что-то еще...Чего-то не хватает на мне...

Неподалеку лежала чья-то шляпа, словно вбитый по самую макушку гвоздь. Или это была куча дерьма, оставленная сутулой лошадью? Тут же всплыла Манда, Съёмск, заключительная сцена с моим убийством.

Я прикрыл веки, а когда поднял их вновь, мир более-менее выправился. Однако окончательно еще не был узнан, все еще стоял, горбясь, вопрос: где? Я догадался по обилию 'Жигулей', что все же в России. Тут же забилось, а потом защемило в груди. И я удивился себе: сорок лет прожил в этой стране безо всякой любви к родине, а тут воспылал. Просилась слеза. Я ее отпустил. Она побежала.

Чуть позже прямо под носом я обнаружил вокзал, от которого несколько суток назад отправился в путь. Стая ворон громко обсуждала свои проблемы. Два пса у соседней скамейки терзали, притворно рыча, черную шляпу, пытаясь обратить на себя внимание рыжей суки, лежавшей у моих ног. Возможно, шляпа была как раз та, которой не хватало на мне. А один из псов – тот, что преследовал поезд в начале моего пути. Красивая собой собака лениво косилась на них. Я потрепал ее по шерсти: с днем рождения, рыжая. Щурясь, она обратила взгляд на меня, обнаружив выраженье лица, какое бывает у людей, а у собак не бывает.

Я обшарил себя: цел. Дыр от выпущенных в меня пуль не было. Даже там, где на макушке шишка была, мирно росли волосы. Я нащупал в плечевой кобуре свой табельный пистолет. Из разных карманов вынул и тщательно рассмотрел документы: паспорт на имя Петрова Евгения Романовича. Удостоверение подполковника милиции из Тамбова на то же имя. Телеграмма: Тамбовское обло, город Тамбов. Копия: Ростов-на-Дону. 'Умер в запое запое запое племянник Антон...' Я проверил, туда ли купил билет? Билет был до города Съемска. Так откуда же взялся во мне этот Геннадий-Чёрт-Романистович? Сон кончился, а он – нет? О существовании в себе этой личности я до этого путешествия не подозревал.

В Ростове мне приходилось бывать в служебных командировках. Однажды даже контужен был, под машину попав. Тогда, выходя едва ль не из комы, приходилось заново формировать свое прошлое. Память возвращалась с трудом, не хватало скрижалей. Возможно, проникли вместе с моими и другие ментальные призраки, нахватался бесхозных глюков – чего только не нахватаешься, будучи т а м. Не стоит впускать в сознание каждого встречного. В том числе, впуская меня, проследите, чтоб ноги вытер.

А эта побочная линия – с тропами, трупами на тропе? Да будь я даже ГР – как мог бы о них свидетельствовать, блуждая с майором, Маринкой, лошадью, псом в значительном от них отдалении, по белу свету – по этому, а не по темному – по тому? Или пространство сна и пространство мертвых – пересекаются? Можно предположить, что есть между ГР и этими трупами тонкая связь. Или между ГР и Антоном. И Антоном и мной. Может быть, этого быть не может, а может, не было, а теперь есть?

Так в чем мое прошлое? Я поднапрягся, но память в извилинах и ложбинах от умственных усилий отказывалась выдавать что-либо, кроме того, что со всеми подробностями было изложено выше.

События происходят не так, как они происходят, а как в человеческом сознании отражены. Кто хочет видеть в вороне орла – видит орла. Или в курице – птицу. А при нынешнем состоянии любого ума – того, что раньше величественно называли микрокосмосом – при развитии химии, приемов зомбирования, промывания мозгов – в мире возможно всякое. Ранее состояние измененного сознания бывало доступно лишь избранным – мистикам, монахам, шаманам, геометрам времени и пространств. Нынче каждый сам себе шаман и геометр, и может таких духов наслать, так пространство перекорежить... Мир миражом покажется. Так что придется довольствоваться этим текстом. Дела обстоят так, как я их изложил, а не так, как они обстоят.

Уж не продукции ли Кесаревой вкусил? Нет, не заходил я пока что в буфет. Грибной суп ударил в голову? Тот, что варила Ботаника, я вылил в костер, а в этом мире не было никакого грибного супа.

Где-то я не уследил, с самого начала напачкал, вирус занес. Может, проник этот вирус вместе с ударом, нанесенным мне поленом по голове в самом начале нашего путешествия? А может, никого никогда и не было – в том смысле, который мы вкладываем в глагол быть? Суп в сообщающихся сосудах, перелетные куры из мира в мир. А может, всё мне во сне привиделось? Забыл себя на перроне, а поезд ушел. Но и время с тех пор ушло – ровно столько суток, сколько длился этот вояж.

Я стал принимать решение. Надо отправиться до места назначения, коль уж в кармане билет. Вернуть его некому. Касса вокзала – отсюда видно – пуста.

Но прежде чем отправляться, надо припомнить все уже бывшее, пока это относительно свежее прошлое не превратилось в труп, оживить который с течением времени станет проблематичным. Живое может в любое мгновение стать мертвым. Мертвое никогда не станет живым.

Неописуемое опасно. Надо это все описать. Как Лютер в дьявола, запустить в этот космос чернильницей. Отвести будущую беду. А потом сличить похождения те, что уже были и те, что еще не произошли. Торопиться особо некуда. На похороны племянника я все равно опоздал. Кстати, мою сестру действительно Новеллой звали, покуда была жива.

Пес вдруг поднял голову и завыл, как воют только собаки – в мучительном поиске слова. Быстро прошел дождь, словно иной бог метил свою территорию.

Я встал и побрел в гостиницу – прошел месяц – я вернулся на ту же скамью, ни на минуту, ни на миллиметр не приблизившись к разгадке. Может, память сыграла шутку, и не всё мне припомнилось? А может шутка иного рода произошла – вспомнилось то, чего никогда и не было? Плод фантазии, оплодотворенной дьяволом (Лютер, ату!).

За время писания я редко покидал гостиницу, спускаясь в буфет или ресторан, или просил подавать обеды к себе. С телефона администратора связался с коллегами, продлил отпуск, да попросил, чтобы выяснили относительно ростовского однофамильца. Есть такой, ответили мне через пару дней, но выехал недавно и вестей о себе не подавал.

В момент пересказа приснившегося порой происходит обмен местами начала, конца и направления во времени. Существует несоответствие между тем, что человек видел во сне и тем, как пересказал – в части структурированности, невольной организованности в сюжет. Объект сновидения есть сам субъект, в котором ноосфера, дементосфера и некросфера слились.

Но и речи не может быть о том, чтобы всё свести к сновидению. (Знаете, есть такой литературный прием.) Или обратить все случившееся в веселое сумасшествие. Местные газеты, купленные мной в вестибюле, косвенно подтвердили некоторые события. Подземный толчок. Странный случай с Антоном, племянником. Слухи о казне, поиски ее по лесу. Бандитские разборки: наезд на птицефабрику, сопровождавшийся поджогом. Взорван мост – якобы в попытке устранить Кесаря. Продолжение этих разборок в лесу и смерть фигуранта. Гибель в лесном пожаре начальника ВПЧ. Было сообщение и о крушение поезда, но знакомых имен в мартирологе я не нашел. Газеты тоже лепят наше сознание, но весь этот дайджест, газетный фарш, легко уместился в моей голове, удобно лег на собственные воспоминания.

Но чего-то и не хватало. Относительно выстрелов в кафе, принадлежащем Людмиле, сообщений не было. Слишком крупное событие для этого маленького городка, чтоб его обойти молчанием. Да может, и нет там никого? Может, и свидетелей этого города ни одного не осталось? Манду, например, на подробнейшей карте области я не нашел. Хотя это слово, созвучное Mundi, не столь уж и редкое в употреблении.

Интегрируем – получаем мгновенье. Дифференцируем – жизнь. На пишмашинке, взятой в пункте проката, я отстучал вышеизложенное под копирку в трех экземплярах. Вымарал яти, которые неизвестно как забрели в текст. Один отправил в Тамбов по своему адресу. Другой – в Ростов-на-Дону – на адрес ГР. Третий отправится вместе со мной в город Съёмск.

Я изложил этот своенравно закрученный сюжет – от прибытия на станцию Петрова Г.Р. со всеми последующими перипетиями и до тех пор, пока Маринка в качестве солдата судьбы не пресекла его/мои похождения. Память Пандоры извлекла и выпустила на свет своих монстров. Они проследовали передо мной – кавалькадой, гуськом, один за другим – как предшествующее и последующее – отсюда – туда, в мгновечность.

Можно и из презрения к литературе плохо писать. Можно плохо жить из презрения к жизни. Стилистические промахи я не стал выправлять. Что же касается жизни, постараюсь промахов не допустить, а допущенные исправить. И продлить, как получится, эту повесть от первого лица – от первого, говорю, до последнего.

Я вынул свой экземпляр и еще перечел написанное. Ручку достал, чтоб добавить и от руки.

Были какие-то намеки, были. В том числе и относительно личности этого ГР. Труп, лет восемь назад воскресший, с эполетом, принятом сумасшедшим Самуилом за печень покойного. Тот, которого э т и не досчитались. Изольда Геннадием его назвала. Мол, тоже убит был, но воскрес несколько раньше благодаря вмешательству Самуила. Якобы тоже, как я, подполковник.

Но как наши умы перепутались и слились? Как вошел? Кто впустил? Инкарнировал, применив не названный доктором способ бессмертия, внедрился в меня? Но перед этим – милиционером ростовским стал? А я, как я существовал – в единственном числе, но в двух лицах? И что это было – раздвоенность или единство двух? Как эта двойственная действительность уживалась во мне? Словно кроме жизни-жены имел еще жизнь-любовницу.

Что между нами общего? Увлеченность одной мечтой, казной? Единое место действия? Но он – живым – в тех местах лишь проездом был в 1920-м году, а я десятилетья спустя там родился, возрос. Он мертвый в овраге лежал, когда мной еще только делали вдох. Надо во всем разобраться, повторив заезд. Вернуть этот вдох выдохом.

Все же кое-что мне уже удалось. Отделить, например, от себя этот объект-субъект, сделав внешним по отношению ко мне существом. Разлучить разъять и внести различия.

И теперь я вижу, что мы отличны, как Я и Он, как Е и Г, как бессмертный Диоскур от смертного Диоскура. Рад ли он тоже этому, свалив на круги своя? Помнит ли там обо мне – за пределами экзистенции?

Но как я, будучи сам для себя ГР, земляками был за ЕР принят? Впрочем, что ж, это как раз понятно. Шкуры-то своей я не менял. Все приметы остались при мне: возраст, рост; глаза серо-стальные, недобрые. И откуда ей было знать, той же Людмиле, кто ей собеседует: я, как таковой, или такой, как я, но другой?

А вдруг, в этот мой повторный визит соплемянники меня не узнают? Если еще остались в граде сем земляки. Предупреждал же один бард: не возвращаться, где был рай когда-то. В прошлое можно вернуться, но только из вечности. Уповая на то, что не заметят подмены.

Возможно, то, что с Антоном произошло – нарушило порядок вещей в вечности. И этот сдвиг породил другой сдвиг – со мной, повлек за собой, не мог не повлечь ради того, чтоб его как-нибудь компенсировать, синхронизировать. Чтобы эти два сдвига уравновесили друг друга. Случилась петля на времени. Если б эта петля была туже – захлестнула бы горло мне.

Хочется надеяться, а лучше – знать, что существует параллельный мир, в котором исторический процесс протекает идеально гладко. Где жизнь хороша, и жить хорошо. Жаль, что жить в той прекрасной жизни некому.

Наши миры, параллельные ему, населенные нами – уклонены в дурную сторону. Но будем надеяться, действуя в параллельной действительности, что и в этом, уклончивом, каждый обретет свою половину: собака – кошку, ворона – лисицу, женщина – мужчину, чтиво – чтеца. Может, этот параллельный мир и отличается всего парой букв: Съёмск – Съёбск. И нам свойственно, попадая в иную среду, менять имена.

Утверждают, что в мире запредельных скоростей время движется встречь нашему. От старости к младенчеству, от не было – к было. А то, что должно там произойти, здесь уже произошло, и наоборот. Взаимная, таким образом, детерминированность. Там иное пространство, геометрия – со знаком минус, и возможно, что мы там нематериальны еще.

Будущее – это прошлое, которое взаперти. И может, ведомо уже кому-то вверху всё то, что произойдет позавчера и что произошло послезавтра.

События в ступают в противоречия со своей причиной. А может, все дело в шляпе? То, что приходит в голову под этой шляпой – совершенно не то, что приходит в пустую башку? Такое впечатление, будто из затылка все мысли прут.

Впору голову вверх задрать и завыть, вторя псу. Весть подать о своем сумасшествии. Но боюсь, что в вашем трехмерном пространстве мой вопль может быть не услышан

Эти гипотезы одна за другой пронеслись в моей голове, вплоть до теории вечного возвращения, отчего окончательно смыло смысл, словно замыло кровь. Каждая имеет свои недостатки и несовершенства. Ну и что, что противоречия? Мир без противоречий – мертв.

Сновали прохожие, я ж всё сидел, чувствуя себя среди них, словно гадкий квадрат, затесавшийся в треугольники. Мелькнула машина 'Реанимация', принятая измученным разумом за 'Реинкарнацию'. Какой-то человек возник на вокзальной площади и вдруг заплясал, вынув откуда-то бубен.

Надо вернуться, чтобы внести в эту жизнь ясность. Удостовериться, так ли на самом деле все было? будет? есть? Ибо хвост этой истории пока что в пасти держу.

Стартовать буду с этой же линии и возможно, той же тропой. Используя вновь открывшиеся возможности повлиять на фабулу. Сделав вид, что все вышеизложенное, еще не изложено. И более того – пока что не произошло.

Буду внимателен и хитер, бдителен и осторожен. Буду строгий учет вести каждому игроку. Приложу все усилия для того, чтоб вопреки жизненному опыту и здравому смыслу не повторить ошибку. Может быть, захватить ВПЧ, сделаться кормчим?

Встану, выйду за город, там меня нагонит порожний КамАЗ, и возможно, всё случится так, как случилось, только ничему уже я удивляться не буду. Что меня гонит туда? Поиски правдоподобия. Все то, что заставляет нас сочинять и выслушивать сказки, строить Китежи, миражи.

Шляпы на мне давно нет, но ощущение засунутости не оставляет. Инкорпорированности в этот сюжет. Возникает предчувствие, как будто вот-вот сейчас мне сдадут туза. Что жизнь снова изменится, как это уже бывало не раз, что вот-вот подойдет поезд с некого непутя –

– ... на первый путь, – кстати объявило вокзальное радио.

Я встал. Повернулся к вокзалу спиной. Справа по ходу времени бил в бубен танцор, переплясывая написанное.

Что ж, пойду, но никому со мной не советую. Ибо не знаю, что из всего этого произойдет. Возможно, антиномная бомба, которая взорвет мир. Все может закончиться гибелью или любовью. Поэтому для вашего же душевного равновесия прошу вас тут же покинуть эти записки. Вокзал ожидания почти пуст. Простимся в этом удобном месте. Поезда, самолеты, смерть и другие средства разлуки всегда к услугам странника, пилигрима. Если у вас приключения кончились, то у него они еще есть. Он отправляется в новый сюжет, чтоб остаться в нем и не выйти. Вы же, вышедши, притворите за собою дверь.

Конец