Текст книги "Перстень царицы Ульяны (СИ)"

Автор книги: Glory light

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 24 страниц)

– То есть править, не царствуя? Марионеточной думой и послушным государем? Нехило, – присвистнул я. Меня это, кстати, не удивило: Бодров-старший в некоторых вопросах туп, как валенок, но руководить толпой умеет. Неприятный тип.

– Казимир этот, зять его будущий, в Польшу только год как вернулся. Во Франции он воспитан, по-польски-то еле кажет, всё по-франкски да по-италийски. Но поставил его король ихний над Кряковом во главе, тот и примчался. Как Бодров его с Лариской свёл – про то не ведаю, хотя и надо бы, упустил я. Грешен, ибо царю положено зорко за подданными бдить. А Казимира, вишь ты, король франкский поддерживает, вроде как даже легион ему выделил в подмогу.

– Так это… – я аж поперхнулся. – Он этот легион сюда не направит ли?

– Очень может быть, – философское спокойствие Гороха просто поражало.

– Так запретите этот брак!

– Не могу. Бояре такой хай подымут – хоть святых выноси! Да и кого нам бояться предлагаешь, ляхов да французов? Их ещё на границе казаки потреплют, а если кто до нас после и доползёт – так тут уже и зима… а зима наша – сам знаешь, вся цивилизованная Европа носы поотморозит. Даже войско поднимать не придётся.

– Ну если с такой стороны смотреть… – я задумчиво покачал головой. Что-то слишком сложное Бодров затеял. Где вообще гарантия, что объединённая польско-французская армия двинется в нашу сторону? Нет гарантии. Да и он, конечно, дурак, но уж не до такой ведь степени, должен понимать, что заговор с иноземцами против государя ему малой кровью не обойдётся. К тому же войско наше – подготовленное, отлично вооружённое, ребята этих поляков до самого Крякова пинками погонят. Я, наверно, слишком близко принимаю к сердцу несуществующие проблемы.

– Венчать их здесь будут, на бодровском подворье, для того сюда целая делегация приедет. Ксёндз ихний со служками, ну и кто там ещё полагается. А уж опосля и поедет Лариска с мужем над ляхами царствовать.

– Вот уж новость так новость, – протянул я. На стол меж тем поставили четыре кружки тёмного пива.

– А вот зачем я тебя, Никита Иваныч, и тебя, бабушка, звал. Отведайте зелье сие, да за здоровье наше с вами. Лидочке моей разлюбезной, – государь приобнял супругу за талию, – вчера с родины гостинец пришёл. Пиво, стало быть, уж очень знатно австрияки варят. Сам не пробовал, вас дождался. Ты ж не на службе, участковый, а так, по дружбе зашёл.

– Спасибо, Ваше Величество, мы с радостью. После рабочего дня да в приятной компании – милое дело, – я придвинул кружку бабке и взял свою. – За здоровье всех присутствующих!

– За здорофье! – старательно повторила Лидия. Мы чокнулись и приступили к дегустации. Австрийское пиво оказалось пряным и крепким, и я мысленно порадовался, что успел поесть. Как известно, на сытый желудок меньше пьянеешь, да и наутро последствий не будет.

– Так что там за дела в твоей милиции, участковый? – опомнился Горох. – А то я с Бодровым этим весь разговор не туда увёл, прости Господи! Вот ведь не к ночи будь помянут, ирод проклятущий, приснится ещё.

– Я обнять тебя, – успокоила Лидия. – Герр Бодроф уйти.

– Моё ж ты золото, – растрогался царь. Я улыбнулся: всё-таки они хорошая пара. Сейчас я не мог представить на месте царицы никакую другую претендентку. Из пёстрой ватаги гороховских невест, почтивших Лукошкино этой зимой, Лидия не была самой красивой, утончённой или богатой, но она искренне полюбила нашего царя. Это ли не главное в семье?

– У нас пока всё спокойно, – доложил я после очередного глотка. – Но мы бдим, не сомневайтесь. За порядком следим, заговоры на корню давим, профилактические беседы с гражданами ведём. Милиция всегда на посту.

Ну в самом деле, не рассказывать же царю о матерных частушках на заборе и воскресшей собаке? Несерьёзно это. Пусть Яга и говорит, что ждёт нас тьма непроглядная, а всё ж таки это пока слишком зыбко. Вот будет настоящее дело – тогда и доложим.

Мы хорошо сидели. Уже давно стемнело, на город опустилась ночная прохлада. По периметру государева подворья зажглись фонари. Я смотрел, как на яркие стеклянные шары слетаются мотыльки, и думал о том, что никакой тьме непроглядной не позволю нарушить спокойствие этого города. Лукошкино – мой город, мой мир, и я сделаю для него всё, что в моих силах.

========== Глава 2 ==========

Утром после завтрака я вызвал из сеней Митьку и поставил перед ним боевую задачу: выдвигаемся на собачье кладбище. Наш младший сотрудник попытался было симулировать обморок, но я резко пресёк этот спектакль – не до того.

– Никита Иваныч, побойтесь Бога, пожалейте сироту! Боюсь я туда идти, а ну как звери из могил подниматься начнут!

– Отставить панику! Митька, не валяй дурака. Девять утра, солнце светит, мы идём, считай, на прогулку в лес, а ты мне тут комедию ломаешь. Шли бы ночью – тут я ещё понял бы, да и то ты б не отвертелся, но утром-то чего?

– Так а мало ли… – поджал губы наш увалень. Для парня двухметрового роста и богатырского сложения получилось ну очень жалостливо, я проникся. – Восстанет собачья армия, да и порвёт нас в мелкие лоскуты, в каком тогда виде меня маменьке на деревню повезут? Один ведь я у неё, кровиночка-а…

Дальше я не стал слушать, махнул рукой и вышел во двор. Митька, продолжая причитать, увязался следом. Я-то, наивный, надеялся, что его страх перед мертвецами распространяется только на людей и исключительно в тёмное время суток, но, оказывается, не всё так просто. Солнечным утром в сторону леса, где находили свой последний приют домашние животные, наш младший сотрудник шагал так скорбно, словно мы шли по меньшей мере на его собственные похороны.

Пешком до окраины города было около часа. Торопиться мне было некуда, поэтому я не стал просить Митьку запрягать телегу и решил прогуляться, тем более что погода по-прежнему радовала. Птицы на деревьях заливались совершенно непередаваемыми трелями. Вот почему, скажите на милость, я просыпаюсь не от слаженного соловьиного хора, а от резкого, противного до судорог кукареканья нашего петуха?

На Овражной улице на чурбачке у забора сидели две девушки с охапкой одуванчиков и сосредоточенно плели из них венки. При виде нас девицы залились краской и смущённо захихикали, прикрывшись платочками. Я приветственно кивнул им, не сбавляя шагу, а наш младший сотрудник в ответ на такое внимание выпятил грудь колесом и прошествовал мимо с поистине генеральским видом.

– Жениться тебе, Митя, надо, – буднично бросил я. Он аж споткнулся.

– Почто обижаете, Никита Иваныч? Меня, сироту несчастного, под хомут толкаете? Молод я ещё, чтобы браком себя губить!

– А что тут такого? И почему именно губить? Вон даже Горох женился и счастлив.

– Так то государь! – значимо поднял палец Митька. – Ему наследник нужен, дабы было кому страну оставить в случае чего. А мне зачем? У меня всего наследства-то – лапти да оглобля, зачем мне жена?

– Для духовной и физической радости. Вот представь, приходишь ты после трудового дня домой, а там тебя девица-краса встречает, ужин подаёт, улыбается. Ты ей про дела наши милицейские рассказываешь…

– Да побойтесь Бога, батюшка участковый! Днём, значит, я от вас да бабули подзатыльники взахлёб огребаю, а вечером ещё и жена добавит? А отдыхать-то когда?

– Митька, ты чего городишь-то? – я изумлённо поднял брови. – Можно подумать, мы с Ягой тебя каждый день вот просто так, без повода кочергой лупим. Окстись, что люди про нас подумают!

– Да ну, Никита Иваныч, как можно! – мигом пошёл на попятную наш младший сотрудник. – Я от вас да от бабушки, чтоб ей не кашлялось, слова худого ни разу не слышал! Всё токмо по делу вы меня, сироту, учите. А что в облике животин разных мне отрабатывать приходилось – так то исключительно в интересах следствия, по долгу службы милицейской!

Вот так, коротая время за ничего не значащей болтовнёй, мы приближались к городской стене. Митька рассказывал мне деревенские байки, я слушай вполуха. Пригревало солнце, земля была тёплой и влажной. Приятное чувство всеобщего пробуждения, рождения новой жизни наполняло меня беззаботной радостью. И я радовался – безоглядно и беззастенчиво, так, как никогда не позволял себе в моём мире. А что там будет дальше – да разберёмся, не впервой.

Городская стена опоясывает всё Лукошкино. Она появилась в незапамятные времена в качестве защитного рубежа против набегов диких кочевников. Едва заметив на горизонте облако пыли, поднимаемое копытами шамаханских коней, лукошкинцы бросали работы в поле и скрывались за воротами. Все входы в город закрывались, и попасть в него становилось невозможно. Ни разу, кстати, за всю историю враги не брали столицу. С течением времени мощь государства росла, шамаханские орды оттеснили на дальние границы, но стена осталась – мало ли. Да я и сам успел убедиться, что она по-прежнему отлично справляется с оборонительными функциями.

Основных ворот в ней четыре – по сторонам света. Открываются они не каждый день и лишь для больших процессий вроде купеческих караванов или посольских делегаций. Чтобы получить право пройти именно через ворота, гости должны заранее предупредить охранных стрельцов. Словом, там не всё так просто, но оно и правильно: Лукошкино – большой город, поток приезжих – огромный, а безопасность на должном уровне поддерживать необходимо. Для отдельных же граждан, вроде нас с Митькой, стрельцы открывали отдельный проход в стене рядом с воротами. Через него же впускали и выпускали всадников, крестьян на телегах и прочий люд.

Мы приблизились к западным воротам. Здесь, кстати, служил в охране младший, четвёртый сын боярина Тихомирова, одного из немногочисленных представителей прогрессивной фракции думы. Как я уже говорил, встречались среди них и нормальные, но больше половины думы всё равно составляли упёртые консерваторы под руководством Бодрова. Тихомировых я знал – и самого боярина, и жену его, и всех шестерых детей видеть доводилось, приятные люди. Младший сын, Афанасий, кстати, сегодня дежурил.

– Здорóво, Никита Иваныч! – он спрыгнул со своего поста на лестнице у ворот. – По делу к нам али так, от скуки проведать решил?

– По делу, Афанасий Ильич, – мы обменялись рукопожатиями. – Пройти мне надо.

– А далеко ль ты? – больше для поддержания разговора спросил боярский сын. Вся охрана городской стены ещё в самом начале моей деятельности здесь получила строгий наказ от государя: если участковый за ворота намылился, выпускать беспрекословно, милиция своё дело знает. Я, кстати, не так уж часто из города выходил.

– Да так, прогуляюсь тут у вас в окрестностях. Часа полтора, не больше. Как тут у вас в целом, спокойно? Враги не досаждают?

– Да ну какие враги, участковый, кто сюда сунется? – хмыкнул Тихомиров-младший. – Лет пять назад рыцари тевтонские под стену припёрлись, так мы с ребятами кипяточком-то их со стены и отпотчевали, да маслицем потом добавили. Латы им смазали, так сказать, не скрипели дабы. Так гости дорогие так отсюда удирали, что мы и опомниться не успели. Спокойно тут, Никита Иваныч, в карты вон режемся, на лестнице сидячи. Давай с нами, как дела справишь?

– Спасибо, времени нет. Служба зовёт!

Я хотел ещё добавить про недопустимость азартных игр, но передумал: во-первых, стрельцы обычно играют не на деньги, а на щелбаны, а это в принципе безвредно. Ну и во-вторых, а что им тут ещё делать-то? Он прав, тихо здесь, скучно. Хорошо хоть погода радует, милое дело – на солнышке погреться.

– Семён, открой Никите Иванычу калитку! – крикнул боярский сын здоровенному бородатому мужику у ворот. Тот кивнул, выудил из-за пазухи связку ключей и пошёл открывать. – Участковый, а слыхал ли, ляхи к нам толпой едут, Лариску Бодрову сватать? Через наши ворота пойдут, кабы не крестным ходом! Вроде через три дня записаны, я выходной, а всё равно приду поглазеть. Любопытно ж! Не каждый день наших девок за границу замуж отдают.

– Слышал, государь вчера сообщил, – кивнул я.

– Отец говорит, Бодров совсем кукушкой того – с ляхами дружбу водить, от них же слова правдивого не дождёшься. Нешто среди наших Лариске жениха не сыскал?

Я пожал плечами: моё ли это дело? У милиции и так забот по горло, государь со своими боярами сам разберётся. Вот начнут польские гости правопорядок нарушать – тогда и подключимся, а пока это не в нашей компетенции. Бодров, как отец, может девицу хоть за чёрта лысого выдавать. Хотя в отношении умственных способностей этого чудесного человека я с Тихомировым-старшим был абсолютно согласен. Погодите-ка…

– А ты сам, что ли, к ней сватался? – поддел я. Афанасий лишь усмехнулся.

– Куда мне! Бодров Лариску в короне видеть хочет, а я что? Мы в думе-то совсем недавно, всего четыре поколения, Бодровым не ровня.

– Так ведь и Казимир этот не король пока, – напомнил я.

– Так в том-то и дело, что пока, – заметил боярский сын. – Мало ли что случиться может. Ну бывай, Никита Иваныч, пойду я, ребята ждут, – он ещё раз пожал мне руку и взобрался по лестнице наверх. Похоже, его ждала неоконченная партия в карты.

Я поманил Митьку, и мы вышли за городскую стену. Стрельцы сверху помахали нам шапками, я помахал в ответ.

– Ну что, Митя, пойдём службу править.

– Ох Никита Иваныч, безмерной вы храбрости человек, – восхитился наш младший сотрудник и от души перекрестился.

Яга не ошиблась, примерно через полкилометра от стены начинался лес. Деревья там росли на некотором расстоянии друг от друга, и потому он был насквозь пронизан солнечным светом. Я прислушался: лёгкий ветер едва шевелил ветви деревьев, шелестела молодая листва. На опушке мы с Митькой огляделись и, никого вокруг не обнаружив, направились вглубь леса.

– Ты знаешь, куда идти?

– Да тут просто всё, Никита Иваныч. Оградка скоро будет низенькая, а за ней оно и есть – собачье кладбище, стало быть.

– А сторож тут какой-нибудь имеется?

– Откуда ж мне знать, батюшка участковый, я ведь, слава Богу, не хожу сюда, нужды нет. А вы не боитесь? А ну как пробудятся звери…

– Митька! – прикрикнул я. – Забодал уже!

– Да я что, – прогудел наш младший сотрудник, начиная лихорадочно креститься, но всё же безропотно топая следом. Было, заметьте, часов одиннадцать, солнечные лучи насквозь пронизывали лес, а он всё равно боялся так, будто на нас сейчас рота упырей выскочит.

Низкую плетёную оградку мы нашли быстро. Избушку смотрителя, кстати, тоже – стояла впритык к огромному дубу. Мы перешагнули заборчик и неспешно направились к ней. До избы нам оставалось ещё метра три, когда дверь распахнулась и наружу выглянул сухонький старичок.

– Доброго здоровьичка, батюшка сыскной воевода! – поприветствовал он. – Какое дело милицейское вас сюда привело?

– Здравствуйте, дедушка. Вы здесь сторож, правильно?

– Истинно, – подтвердил дедок и вышел из избы. Он был невысокого роста, с бородой по пояс, одет скромно, но чисто. – Евлампий я. Уж почитай лет восемь живу здесь, покой зверей почивших охраняю. Тоже ведь творения Божьи, сна вечного в спокойствии заслуживают.

– И как здесь обстановка в целом?

– Да побойтесь Бога, Никита Иваныч! – всплеснул руками дед. – Горожане сюда зверей своих в последний путь относят, навещают их, могилки прибирают. Супостатов ни единого разу здесь не видел, нешто мы нехристи какие? Я, собственно, не для охраны здесь, какой из меня охранник? Моё дело простое – за порядком следить. Листву прибираю али от снега дорожки чищу, где ветка какая упала – подниму. Заблудился кто, опять же, спросит меня – к нужной могилке отведу. Тихое это место, Никита Иваныч, тихое и очень печальное. Звери – они ж ведь твари Божьи бессловесные, их смерть не меньше людской трогает.

– Здесь собаки в основном, да? – вспомнил я вчерашний рассказ Яги. Дед кивнул:

– Истинно. Коты есть, но мало очень, кот – животина древняя и силой колдовской наделённая. Уходят они, а уж где и как умирают – про то мне не ведомо, может, и не умирают, а сразу перерождаются. А вот собаки да… собака Господом создана, дабы при человеке находиться, верным другом ему быть. Рядом с людьми они умирают. Несут их сюда хозяева, а уж я утешаю как могу. Особливо детки малые убиваются, ну так для них я завсегда доброе слово найду, говорю, что, нового пса заведши али с улицы подобравши, откроют они почившему врата в Рай собачий. Да вы пройдите, батюшка участковый, посмотрите, как здесь всё устроено, а уж потом вопросы свои милицейские зададите.

Я кивнул. Дед медленно повёл меня по дорожке между могил. Он был прав: тихое место, напоённое невыразимой тоской. Людские кладбища не вызывали у меня таких эмоций. Да, грустно, но все мы смертны. А здесь как-то иначе. Думаю, потому, что с животными не сразу поймёшь, что у них болит, а когда поймёшь – уже и поздно может быть. Не могут они объяснить, самим догадываться приходится. Я тяжело вздохнул.

Собачьи могилы были небольшие, на расстоянии друг от друга. Почти все ухоженные, прибранные, кое-где на земле лежали букетики первоцветов. Под деревьями цвели ландыши, их одуряющий запах плыл вокруг. Россыпи белых колокольчиков издалека напоминали запоздалый снег. Крестов на могилах не было – всё ж таки животные, зато стояли таблички с именами. Некоторые были подписаны корявым детским почерком. Я сглотнул комок в горле. Наверно, я сам никогда не заведу животное – вот именно поэтому. Они умирают, когда ты ничего не можешь сделать.

– На прошлой неделе священник сюда пса приносил – помните ли?

– Помню, как не помнить, – кивнул дед. – Отец Онуфрий в Лукошкине человек новый, приехал, почитай, с месяц как и пса своего привёз. А пса-то и отравили лихие люди… ну да Бог всё видит, каждому воздастся по делам его. Вас пёс этот интересует?

– Да. Проводите, пожалуйста.

Старик молча двинулся вдоль могил, мы с Митькой – следом. У самой окраины кладбища сторож остановился, немного постоял, затем обернулся ко мне.

– Вот здесь сей пёс лежит. Как упокоился в минулую пятницу, так отец Онуфрий его и принёс. Видите, даже табличка есть.

Дед указывал на небольшой холмик у самой оградки. Земля сырая, чёрная, аккуратно разровнена. Обычная могила, не разорённая, снизу никто не выкапывался. Митька на всякий случай перекрестился.

– Скажите, а в чём его закопали? Ну, гроб или что…

– В рогожке святой отец его принёс. Я сам помогал могилку рыть, а пёс вот туточки лежал. Ох, Никита Иваныч, тяжки грехи наши…

Я сел на берёзовый чурбак у оградки, снял фуражку и вытер ладонью вспотевший лоб. Мне предстояло решить, что делать дальше. Передо мной – могила собаки, не отмеченная никакими признаками вандализма или колдовства. То есть, если отбросить любые мои домыслы, выходило, что с вечера пятницы этот пёс находится под слоем земли, завёрнутый в рогожку. Могилу никто не трогал, не вскрывал, земля лежит аккуратно – да сюда, судя по отсутствию свежих следов, вообще никто не подходил. Но! Не далее как вчера утром я видел этого пса и лично жал ему лапу, причём его хозяин утверждает, что его питомец неведомым образом воскрес. То есть выбрался из земли, закопал за собой могилу и прямой наводкой отправился домой.

А если это не та собака? Тогда настоящий Барбос сейчас в земле.

А если он был жив и действительно выбрался – но тогда кто так старательно закопал за ним могилу, сформировав холмик? Ведь не сам же он за собой!

Признаться, мне очень хотелось схватиться за голову. Нужно было срочно что-то придумать. Выяснить, там этот злосчастный пёс или нет, и при этом не выставить себя идиотом. Я лихорадочно соображал.

– В милицию поступило сообщение о том, что кто-то разоряет могилы животных. Возможно, вновь шамаханы.

– Вот же ж нехристи! – ахнул дед. – Креста на них нет! А токмо, батюшка, я всё время здесь, ни единого супостата не видел.

– Это могло случиться, пока вы спали. Я пообещал отцу Онуфрию проверить.

– Да как же, Никита Иваныч, как проверишь-то? – засуетился дед. Я пожал плечами.

– Мне будет достаточно увидеть кончик хвоста или лапу – словом, совсем малую часть, чтобы доложить отцу Онуфрию, что всё в порядке. Он очень беспокоится.

– Да по-христиански ли это – покой вечный нарушать?

– Так вот я и хочу выяснить, в покое вечном этот пёс, или племя кощеево до него добралось. Лопата у вас есть, надеюсь?

– Есть, а как же! Да токмо…

– Несите, – прервал я причитания сторожа. – Митька, ты слышал, нужно просто убедиться, что пёс там, а не откапывать его всего. И сразу закопаешь обратно. Понял?

– П-п-п… – он стучал зубами и торопливо крестился, пока дед возвращался к нам с лопатой в руках. Ну что ж, я и так не сомневался, что наш младший сотрудник боится мертвецов в любых их проявлениях. Хотя я, признаться, и сам чувствовал себя не в своей тарелке. Нет, я не боялся, но… мне было невыносимо грустно, хотелось бросить всё и уйти. Я не хотел вскрывать могилу собаки, не хотел иметь с этим делом ничего общего. Светило солнце, пьяняще пахли ландыши, а на меня вдруг навалилась такая тоска, что я чуть не взвыл. Я же видел этого пса, я держал его за лапу – а если он там? А если это не он? Стараясь отвлечься, я отвернулся и принялся следить за птичкой, прыгавшей по стволу дерева.

Митька поплевал на ладони и взялся за лопату. Он непрерывно стучал зубами, но работал споро и так увлёкся, что, несмотря на мои предупреждения, за пару минут раскидал холмик и углубился вниз едва ли не на полметра.

– Господи, спаси нас и помилуй… – свистящий шёпот старика вывел меня из тягостных размышлений. Я обернулся. Митька и сторож, оба с белыми, как полотно, лицами смотрели в раскрытую могилу. Я встал с чурбака, подошёл и тоже взглянул вниз.

Пса в могиле не было.

Я нервно сглотнул. Митька отбросил лопату и вновь принялся креститься, бормоча, кажется, «Отче наш». Мы со стариком переглянулись.

– А… где ж он, батюшка? – тупо спросил сторож. Я развёл руками:

– Нет его.

Мы вновь замолчали. Мысли мои кружились бешеным хороводом, и я изо всех сил старался сосредоточиться. Бесспорным был один-единственный факт: где бы сейчас ни был этот пёс, но он не здесь. Рогожка на месте, а тела нет. Сам ли ушёл, помог ли ему кто – сейчас не столь важно. А важно то, что дело это из невнятных домыслов превращается в нечто более-менее осязаемое. К могиле никто не приближался, но пёс неведомым образом исчез.

– Всё, Митя, я видел достаточно. Закапывай обратно, – распорядился я. – Скажите, дедушка, он точно мёртвый был? Сам уйти не мог?

– Точно, Никита Иванович, я ж святому отцу помогал его в яму опустить. Вот вам крест, точно пёс сей к праотцам отправился.

– Внешний вид пса описать можете?

Старик развёл руками:

– Обычный он… дворняга, таких много. Чёрно-рыжий, роста был вот такого примерно, – он показал ладонью где-то на уровне колен. – Уши торчком. Глаз не видел, закрыты были. Батюшка участковый, да что ж это такое приключилось-то? С каких таких пор в Лукошкине собак почивших похищают?

– Вот с этим нам и предстоит разобраться, – вздохнул я. Честно говоря, даже не знаю, какого варианта развития событий я бы хотел: увидеть пса в могиле или не увидеть. Первое свидетельствовало бы в пользу того, что к отцу Онуфрию пришёл не его Барбос. Но пса-то не было! Мне срочно нужно было посоветоваться с Ягой. – Митя, ты закончил?

– Так точно, батюшка воевода.

– Тогда идём. Спасибо за содействие, дедушка, будем вести расследование дальше.

– С Богом, – кивнул старик. – Вот ведь нехристи! – похоже, мою байку о шамаханах он проглотил на раз. – Ты уж разберись там, Никита Иваныч, мыслимое ли дело – над собакой почившей надругаться!

– Разберусь, – кивнул я. – Выход мы найдём, не провожайте.

Уходили мы быстро – куда быстрее, чем пришли. Я всеми силами старался запретить себе думать о том, что увидел, до разговора с Ягой. Едва миновав ворота, мы поймали попутную телегу – сосед возвращался из деревни и радостно вызвался нас подвезти. Было около полудня, солнце припекало совсем по-летнему.

– А что, Никита Иваныч, по какому следственному делу вы в собачий лес ездили? – немедленно прицепился разговорчивый мужик. Я даже не удивился: здесь это действительно в порядке вещей, и нужно уметь реагировать, иначе даже твоё молчание так истолкуют, что мама не горюй. Я пока не особенно хорошо умею, но стараюсь.

– Да так, проверить кое-что… – неопределённо ответствовал я, устроившись в мягком сене и вытянув ноги. Зато Митька включился от души:

– Батюшке участковому секретность тайную соблюдать надобно! Понял ты, голова еловая? Доручил нам государь дело зело важное, о каковом не токмо сказывать не велено, а и помыслить страшно!

– Понял, как не понять! Храни, Господи, милицию! Участковый-то наш от тайн государственных исхудал совсем, на девок красных не смотрит, вина не потребляет… – вот как будто меня здесь нет. Я хотел возмутиться, но наш младший сотрудник меня опередил:

– Тайны государевы мы пуще глаза бережём! Я на том лично стоять буду, аки полки македонские супротив персов! – а это ещё откуда? Я тихо присвистнул: метафоры у Митьки всё красочнее и красочнее. Представляю, какие сплетни теперь наш водитель по своей улице пустит. Впрочем, какая разница? Мы уже приехали. Я поблагодарил мужика, и мы вошли во двор.

Яга как раз закончила кормить кур. Митьку она перехватила у самых ворот и отправила его топить баню, а меня поманила в терем. Я не сомневался, что по выражению моего лица она сделает правильные выводы.

– Не было пса в землице, да, Никитушка?

– Не было, – подтвердил я. Плюхнулся на лавку и схватился за голову. Всякие дела у нас были, но чтобы собака воскресла!

– Ну вот и ладненько, – бабка успокаивающе обняла меня за плечи, и я уткнулся носом в её цветастую душегрейку. На сердце стало немного легче. – Я-то, признаться, вот только ты ушёл – а уже поняла, что его там не будет. Но проверить надобно было. А теперь обскажи-ка мне всё как есть. Вдруг чего угляжу в твоих словах, что поможет делу милицейскому.

И она, будто ребёнку, сунула мне в руки ватрушку. Начало этого дела не нагнетало страх, как в случае с теми же упырями, но оно было невыразимо печальным. Я словно по-прежнему стоял над разрытой могилой собаки. Я же видел его, Господи! Он смотрел мне в глаза и вилял хвостом. Он не должен был ни умирать, тем более от яда, ни воскресать, управляемый каким-то колдовством, – он мог бы спокойно дожить до глубокой старости. Как утопающий за соломинку, я цеплялся за мысль, что закопали его живым.

– Знаю, Никитушка, тяжко это. Животина безвинная муки сии ни за что терпит. А токмо дело наше – следствие вести. Держись, Никитушка, нет опергруппе пути назад.

– Спасибо, бабуль, – я вздохнул и отложил ватрушку в сторону. – Позже съем. Вы правы, тяжело это. Не было у нас ещё дел с животными. Так только, косвенно, когда шамахана в Филькином доме брали, да Кощей со своими кошками – но оно всё как-то походя, а тут…

– Не мы, участковый, дела выбираем, – они нас.

– И то верно. Ладно, что-то я и правда расклеился. Давайте работать.

Яга кивнула и села напротив. Я раскрыл блокнот, чтобы делать заметки по ходу обсуждения. Обычно это помогало.

– Мы встретили кладбищенского сторожа, ветхий такой дедушка. Помнит, как отец Онуфрий принёс пса, и сам помогал ему копать могилу. Уверяет, что пёс к тому моменту уже действительно был мёртв. Я склонен ему верить, всё-таки он при собачьем кладбище уже восемь лет, отличить мёртвого от живого, думаю, способен. Я попросил Митьку раскопать совсем немного, чтобы увидеть хвост там или лапу… часть пса, короче, – этого было бы достаточно.

– Но Митенька наш во рвении служебном на метр в землю ушёл? – хмыкнула бабка. Я тоже улыбнулся.

– Примерно. Я и опомниться не успел, а он уже…

– И пёс сей в землице обнаружен не был.

– Точно. Ни пёс, ни кот, ни хомяк какой-нибудь. Никого там не было. Старик Евлампий утверждает, что выкопаться и убежать Барбос не мог, да и тогда следы были бы совсем другие – как минимум холм разрыт.

– Ну… – бабка призадумалась. – Вот как его из земли незаметно достали – не ведаю. На то сила великая нужна, нет в Лукошкине таких колдунов.

– А Кощей?

– Да дался тебе Кощей, – отмахнулась бабка. – Сказано же, не выезжал никуда отец Кондрат, нет в город входа злодею проклятому. Он, может, и мог бы, но токмо сам, подручным его такое не под силу. И потом, Никитушка, ну ведь собака ж это! Да рази ж Кощей на такую мелочь силы тратить станет? Нет, не его рука здесь ворожила. Но вот чья…

Я тоже задумался. Других вариантов у меня не было.

– И ведь дело-то вроде доброе! Пёс вернулся к хозяину, все радуются – чем плохо? А всё ж таки дурь какая-то получается – пёс воскрес.

– Бабуль, а если… просто в качестве догадки. Мы вцепились в этого пса, как в ключевое звено. А вдруг дело-то не в нём? Вдруг он был просто пробным шагом нашего таинственного врага? Давайте смотреть шире.

– Рада бы, Никитушка, но нам и смотреть-то больше не на что. Пёс – наша единственная зацепка в этом деле. Ох, боюсь, кабы не пришлось нам его на экспертизу брать.

– Это как?

– Как с зубом да каплей кровяной, али забыл уже? Возьмём от пса частицу малую, да и обследуем старательно. Авось и доведаемся чего.

– А расшифруем как? – что-то меня эта идея не вдохновила. – Собака ведь, бабуль, с неё какую частицу ни возьми – только лаять и будет. Или кот ваш по-собачьи понимает?

– Побойся Бога, участковый, Васеньке лай собачий слушать! Прав ты, не скумекаем мы ничего. Не интре…пре… не поймём, короче. А токмо тогда я и не знаю, что делать.

Я тоже не знал. На этом моменте решили пока сделать небольшой перерыв. Подводя итог: пёс взаправду воскрес, да ещё и очень странным образом – перенёсся непосредственно из могилы в место, где над ним ворожили, не нарушив при этом насыпанный холмик земли. Дела-а… И как прикажете это расследовать?

– А не пошёл бы ты в баню, Никитушка? – после недолгого молчания подала голос Яга.

– Послали так послали, – хмыкнул я, но спорить не стал. Митька у нас в банном деле непревзойдённый мастер, обработает меня веником от души – а ну как здравые мысли в голову придут? Пока я чувствовал, что мы безрезультатно зациклились на воскресшей собаке. Кто его поднял, зачем, почему… а, потом! Сначала баня.

«Пообогреть начальство веничком» наш младший сотрудник был всегда рад. Он едва не сломал об меня веник – только берёзовые листья летели во все стороны.

– Митька, аккуратнее! Мне ж работать ещё!

– Да я ж вас со всем старанием, батюшка Никита Иваныч, аки маменьку родную!

Я только войлочную шапку на нос надвинул. Бесполезно. А потом он ещё и окатил меня едва ли не крутым кипятком.

– Вот и ладненько, Никита Иваныч, пятьдесят лет скинете да сто проживёте!

Я едва не рассмеялся от столь альтернативной математики.

– А проследуйте в предбанничек, бабуля нам уже и чаю поставила, угоститься дабы.

Я сполз с лавки и посмотрел на остатки берёзового веника. Ух… как я жив-то остался? Тело было настолько лёгким, что, казалось, я сейчас воспарю к потолку.