Текст книги "Перстень царицы Ульяны (СИ)"

Автор книги: Glory light

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)

– Трактирщицу увезли, – вклинилась в мои мысли бабка. – А Митрофан так в порубе и томится.

– По-хорошему бы да, я должен его допросить, но сейчас нет ни времени, ни желания. Бабуль, когда вы будете превращать меня в дворника?

– Ну, это дело недолгое, за час до сумерек – самое то будет. А пока что ты за сегодня сделать задумал?

Вообще так, если уж говорить о планах, на сегодня я задумал вылезти из подвалов Никольского собора и обсудить с Ягой то, что там увидел. Но я, как видите, туда ещё даже не ходил. Все планы сдвигались.

Ответить я не успел – дверь из сеней открылась, в горницу сунулся Митька.

– Прощения просим, Никита Иванович! А токмо к вам лицо духовное явилось без приглашения, примете ли?

– Какое ещё лицо? – не сообразил я.

– Ой, дюже знакомое! Филимон Митрофанович собственной персоной.

Мы с бабкой переглянулись: с чего вдруг Груздева к нам принесло? Мне было не до него, я слишком вымотался морально за последние дни. Эти воскресшие покойники нас всех в гроб вгонят, простите за каламбур. Но Яга, видимо, была другого мнения.

– Зови, Митенька. Участковый как раз несколько минут свободных имеет.

Я обиженно взглянул на бабку, она ласково потрепала меня по плечу.

– Бабуль, ну на кой нам сейчас тут Груздев? Он ведь в любом деле у нас – как заноза в заднице. Лучше бы я вообще с той дороги не уходил.

– Никитушка, коли тебе в морок обратно приспичило, дык я тебе такой же хоть завтра посреди двора создам, ходи весь день кругами от бани к воротам. А токмо не дело это, что Митрофан у нас второй день место в порубе занимает, забодал он меня. Давеча за вареньем ходила – дык он, охальник, сидит там да частушки горланит, у меня ажно уши посворачивались. Едва поленом не пришибла окаянного, удержалась, токмо памятаючи, что он тебе как подозреваемый нужен.

– Я не хочу его допрашивать, – в который раз попытался было канючить я. – Нам не разговаривать с ним надо, а обратно уложить, ну его.

Лишь появление на пороге отделения нашего вечного доносчика и непримиримого борца за правое дело вынудил нас прекратить препирательства.

– С чем пожаловали, гражданин?

– Заявлению в твою милицию имею, аспид иерихонский! – с порога завёлся дьяк, вскидывая куцую бородку. – Ибо люди добрые информацию мне донесли, что ты, мухомор в фуражке, родителя моего в порубе удерживать смеешь!

– О чём вы, Филимон Митрофанович? – я попытался изобразить дурачка. – Родителя вашего давным-давно похоронили на старом кладбище.

– Воскрес родитель мой, аки Иисус на третий день поводле Писания! – воздевая руки к небу, завопил Груздев. – Благословение на него снизошло! А потому отпусти его немедля да извинения принеси, ибо ни в чём не повинен он, а токмо произволом милицейским в поруб ваш богомерзкий заточён, гореть вам всем в аду, грешники египетские!

Мне начинало надоедать. Я слишком устал, а мне ещё нужно было собраться с мыслями перед походом в подвалы Никольского собора. Я почему-то не сомневался, что по сравнению с предстоящим мероприятием призрачная дорога покажется мне детской шалостью. Мне не нравился епископ Никон, и я был уверен, что ничего хорошего нам от него ждать не стоит. Милицейская интуиция.

– Митька!

– Слушаю, воевода-батюшка! – из сеней сунулся наш младший сотрудник.

– Приведи задержанного из поруба.

– С превеликой радостью!

Митька, кстати, до сих пор был не в курсе, что тот воскрес. Мертвецов он боялся до дрожи и полного паралича, а потому наверняка обходил бы поруб по большой дуге. Но у нас не было возможности разбрасываться сотрудниками, а Митька какой-никакой опыт в сыскном деле имел. Пусть для общего блага пока ни о чём не догадывается, тем более что эти создания ничем не отличаются от живых людей.

Я, кстати, до сих пор не мог понять, как это вообще возможно. Человека хоронят, его тело разрушается в земле – оно попросту исчезает. Я допускаю, что можно каким-то образом вернуть душу, переселить её в другое тело, об этом я неоднократно читал в фантастических книжках. Но создать прежнее тело из ничего? Я сталкивался в этом мире с разными силами – и с добрыми, и со злыми. Но вот со святыми праведниками раньше дела не имел. Да что там, я понятия не имел, на что они способны! Это дело в красках показывало мне, что праведники здесь не так просты, как я ошибочно думал. Город постепенно охватывала радость от возвращения с кладбищ любимых родственников.

Им действительно рады, чёрт возьми. Они возвращаются по домам, не встречая никакого сопротивления, и это самое страшное. Примерно как, знаете, в романах описывают вампиров: им достаточно получить разрешение войти в дом. Так вот этим даже разрешение не нужно, они просто приходят туда, откуда их однажды вынесли.

И да, мне было страшно. Я не знал, как бороться с теми, кто не является врагом.

Спустя пару минут Митька вновь распахнул дверь из сеней и втолкнул в горницу невысокого плюгавого мужичка. Тот начал с того, что плюнул на пол и завопил так, что стрельцы, дежурившие у ворот, начали оборачиваться.

– Ты как посмел меня в погреб свой богомерзкий затолкать, кочерыжку тебе в ухо!

Я переводил взгляд с Фильки на Митрофана Груздева и едва сдерживал смех. Отец и сын были похожи, как две капли воды. Оба тощие, плешивые, с козлиными бородками и абсолютно не умеющие держать язык за зубами. К тому же волею времени они сейчас оказались примерно одного возраста.

Митрофан наконец заметил собственного отпрыска и подозрительно прищурился.

– Филька, ты, что ль? А чойта ты замызганный такой, ажно глядеть тошно!

Как будто сам Груздев-старший выглядел как-то иначе. Ну, он-то в собственных глазах наверняка Аполлон.

– Дык я ж, тятенька, весь в тебя, – проблеял дьяк и попытался было обнять родителя, но тот скривился ещё подозрительнее.

– Да не может быть! Вона плешивый какой, небось ни одна баба на тебя ни в жисть не посмотрит!

Меня распирал смех. Я старательно изобразил кашель, чтобы хоть как-то сохранить лицо. Вся эта ситуация напоминала попросту театр абсурда. Филимон Груздев беседует с воскресшим отцом! Кому рассказать – не поверят ведь. Если бы мне рассказали, я бы не поверил, честное слово. Из сеней сунулся Еремеев. Посмотрел на Груздевых, сравнил их, откровенно заржал и выпал вон. Я перевёл дыхание. Господи, ну что за день!

– Вот маменька твоя была, помнится! Какими бидонами бог наделил – куда тебе, пню трухлявому, такую женщину!

Я снова кашлянул. На этот раз не от смеха, а с целью призвать их к порядку. Меньше всего на свете мне хотелось слушать про достоинства госпожи Груздевой.

Обычно я веду себя с подозреваемыми иначе. Я их допрашиваю и тщательно заношу их ответы в блокнот. С Митрофаном Груздевым получалось совсем не так. Во-первых, он был нам абсолютно не нужен. Серьёзно, у нас таких, как он, полгорода скоро бегать будет. Единственным, кто интересовал меня в этом деле, был отец Алексий, да и тот лишь потому, что мне не раз приходилось слышать о его праведности. Мы уже поняли, что неживые-немёртвые не приведут нас к своему создателю. Не было между ними никакой мистической связи.

– Гражданин Груздев!

– Чё? – хором отозвались отец и сын. Так, понятно.

– Митрофан… как вас по отчеству?

– Филимоныч. Я ж ентого жука навозного в честь батюшки покрестил!

– На себя бы, тятенька, посмотрели! – оскорбился Груздев-младший. – Я вас из-под гнёта милицейского вызволять явился, живота не жалеючи, а вы…

– Митрофан Филимонович, – я попытался прервать эти пререкания. – Вас обвиняют в хулиганстве. Вы разрисовывали заборы граждан и теперь по закону должны понести наказание.

Я говорю это человеку, который умер пятнадцать лет назад. Интересно, у нас когда-нибудь судили покойников? Я никак не мог отвлечься от общей абсурдности этого дела.

– А ежели душа искусства требует – так и что ж? – вздёрнул подбородок Митрофан. – От них не убудет, а я так самовыражаюся.

– Это порча чужого имущества. Потерпевшие несут расходы в связи с необходимостью убирать ваши художества с заборов.

– И чё?

Митрофан Груздев мне чем-то неуловимо напоминал боярыню Бодрову. Та, конечно, образованнее и изящнее немытого храмового дворника, но суть была примерно та же.

– Я должен отправить вас в государеву тюрьму.

– Да не посмеешь! – хором взвыли Груздевы. Мы с бабкой переглянулись. Пока я соображал, Яге, видимо, что-то пришло в голову. Во всяком случае, уж очень подозрительно она шевелила губами, что-то неслышно бормоча.

– Но ежели сын тебя на порог пустит, то можешь у него жить, суда дожидаючись, – неожиданно подала она голос. – Ты, Филя, за этим же и пришёл? Батюшку родимого из когтей милицейских вызволить? Ну дык мы не держим его, участковый дозволяет.

Что-то мне сейчас подсказывало, что я и в самом деле должен «дозволить». Когда у бабки такой голос, я не завидую её жертвам.

– Не возражаю, – подтвердил я. – Идите оба.

Филимон Митрофанович как-то незаметно сник. Очевидно, он рассчитывал, что Груздева-старшего мы не отпустим, и это даст дьяку возможность героически проявить себя в борьбе против неугодного милиционера. А мы вот так просто – идите. Неинтересно, никакого героизма. К тому же он, похоже, надеялся, что, поскольку Митрофана мы не отпустим, общаться с «тятенькой» не придётся. Мы с бабкой вновь переглянулись, едва сдерживая смех.

– Ирод участковый! – плюнул на пол дьяк. Видимо, хотел оставить за собой последнее слово. – Попомнишь ещё, как людей безвинно в порубе гноить!

– Не безвинно, – невозмутимо отозвался я. – И скажите спасибо, что настоящий преступник найден, а то бы до конца жизни от Крынкина прятались.

Филимон высокомерно хмыкнул, и оба вымелись вон. В горнице даже дышать стало свободнее. Бабка сходила за тряпкой, вытерла пол и вновь села напротив меня.

– Бабуль, признавайтесь, что вы придумали на этот раз? – улыбнулся я. – Обещаю, ругаться не буду.

– Ох, Никитушка, вот ничего не укроется от взгляда твоего следственного! Заколдовала я их. Но токмо для пользы дела, дабы преступник опасный вдругорядь не сбёг.

– И как же? – я уже предвидел нечто оригинальное. Бабуля у нас с фантазией.

– Теперича, ежели Филька куда пойдёт, дык Митрофан завсегда за им потащится. На виду будет, стало быть. И нам, опять же, польза: искать не надобно, ежели чего. Фильку по повестке вызвал – дык и батюшка евойный тут как тут.

– Удобно, – не мог не согласиться я. – А учитывая, что они, похоже, не сильно ладят, вы им прям весёлую жизнь прописали. Филимон через неделю прибежит – просить забрать предка назад. Ладно, бабуль, это всё здорово, конечно, но уже время. Приступим? Где, кстати, этот дворник, которым мне сегодня быть предстоит?

– Дык его вчера домой отправили, не в поруб же сажать безвинного человека. Как раз вскорости прийти обещался.

Я кивнул. Нет, с бабки станется и в поруб запихнуть, прецеденты были – Савва Новичков, к примеру, туда попал совершенно ни за что, просто от греха подальше. Но исчезновение дворника могло привлечь ненужное внимание со стороны епископа Никона. И тогда вся операция окажется под угрозой. Мне это нужно? Нет.

Дожидаясь дворника, мы с Ягой успели выпить ещё чаю и пару раз перекинуться в карты. Было часов пять вечера. Я не люблю незапланированные накладки. По идее, я должен был уже вернуться из собора, а я туда ещё даже не ходил.

Да и в целом многое в этом деле сдвигается. Из-за исчезновения Бодрова перенесли Ларискину свадьбу, с покойниками этими, опять же, затык. Мне казалось, я упускаю что-то важное, – что-то, что помогло бы нам уже давно раскрыть дело и отправить их всех обратно. Мне грех жаловаться, конечно, следствие движется, но уж очень медленно.

Яга в очередной раз обыграла меня, оставив в дураках, и по этому поводу втихую похохатывала у себя в углу. А я раскрыл блокнот и достал карандаш.

– Бабуль, смотрите. У нас три направления. Первое: иностранец, наславший на меня морок с дорогой. Он снова где-то в городе, а мы не знаем, как его искать. Не хватать же всех иностранцев подряд… их тут полно, мы потом замучаемся извинения приносить. Да и Гороху лишняя головная боль, опять же.

– Истинно, так мы действовать не могём, – подтвердила бабка.

– Второе – это боярин. С ним у меня тоже тупик. Пропал из корчмы, предположительно через тот же ход, – а дальше? Куда он мог деться? Так, погодите-ка… бабуль, в том направлении, куда ход нас вывел, – там в окрестностях бодровских земель нет? Деревни его или ещё что.

– А я ж, касатик, и не знаю, где его земля, – Яга развела руками. – Но мысль верная, про то выяснить бы.

– Чья это земля? Маркиза Карабаса, – не к месту пробормотал я. – И кстати, Лариска говорила, что её сестра купила имение за городом, – так вот где оно, имение это?

– Пока ты на операции будешь, я разузнаю, – пообещала Яга. – Да токмо не совсем ведь он дурак – у дочери прятаться. Как Горох у Шмулинсона, честное слово. Милиция ж сразу в том направлении копать начнёт.

– Да если бы сразу, – вздохнул я. – Так я бы уже позавчера этот вопрос выяснил, может, и продвинулись бы куда. Но я, увы, обычный участковый милиционер, поэтому работаю как умею.

– Ты, Никитушка, за Лукошкино да за государя нашего душой радеешь, можно ли лучшего желать-то? Не кори себя, участковый, на всё воля Божья.

– Да, но с этой дорогой время мы потеряли, – вздохнул я. Бабка подошла, обняла меня за плечи.

– Прорвёмся, Никитушка. Что там у тебя третье?

– Третье – самое интересное, – я заглянул в свои записи. – Есть предположение, что иностранец, женщина, Бодров и покойники имеют одно связующее звено – подвалы Никольского собора. Вам не кажется это странным?

– Кажется, – подтвердила бабка. – Епископ Никон ни в одном деле не отсвечивал, не было у нас к нему претензий. С чего вдруг сейчас ты настолько лихо его подозреваешь?

– Только не смейтесь, бабуль, но… потому что он мне не нравится. Дурацкое объяснение, согласен, я не имею права приплетать эмоции к расследованию. Но что-то мне подсказывает, что не всё с ним так прозрачно, как кажется.

– Да где уж тут смеяться, – вздохнула Яга. – Чутьё милицейское не обманешь, Никитушка, но в чём ты его подозреваешь? То, что он торгаш и проходимец, – так это всем давно известно, он особо и не скрывается. Ежели епископу ручку не позолотить – дык в соборе и делать нечего. А так, если подумать – дык у нас на него ничего и нет.

– Среди голосов, которые мы в подвале слышали, его не было? – решил уточнить я – поскольку лично с епископом не беседовал ни разу, мог не узнать.

– Не было, касатик, – развела руками Яга. – Ни его, ни Бодрова, уж о том я сама не раз думала. Досель не знаем, кто те трое были…

– Ладно, узнаем рано или поздно, – я попытался её подбодрить. – Но епископа мы подозреваем исключительно на основании собственных домыслов, а это, как вы понимаете, никто и слушать не станет. Вы правы, у нас на него ничего нет. К тому же он нам не по зубам, даже Горох открыто говорит, что епископа Никона ему не свалить.

– Ну дык церковная власть завсегда выше царской стояла. Государь наш – помазанник Божий, а кто его на царство волею Господа утверждает? Вот то-то и оно. Нет, Никитушка, чтобы под Никона копать – дык то доказательства вины его великой иметь надобно, да и всё одно без крови не обойдётся. Непросто это будет, участковый, ох непросто.

– Да уж, с церковниками у нас ещё дел не было, – я безрадостно покосился в свой блокнот. – Но деваться нам всё равно некуда.

Я выглянул в окно как раз в тот момент, когда открылась калитка и во двор вошёл вчерашний дворник. Был он настолько невзрачным, что моя уверенность в успехе предприятия несколько возросла. Таких незаметных людей ещё поискать надо. Стрельцы жестами указали ему в сторону крыльца, и мужик направился в сторону терема. Он что, ещё и глухой до кучи?

Соборный дворник отворил дверь в горницу, вошёл и поклонился сначала мне, затем бабке. Я приветственно кивнул и указал ему на свободную лавку у стола.

– Вы меня слышите? – на всякий случай уточнил я. Он активно закивал, неотрывно глядя на мои губы. Ага, уже проще – не слышит, но по губам читает. Хотя насчёт «проще» – тут как сказать… Я никогда раньше не изображал глухих. Нужно будет стараться не реагировать на внешние звуки, иначе мой обман мигом раскроют.

– Вам нужно будет провести некоторое время в отделении, – объяснил я. Бабка говорила, что всё то время, что я буду разгуливать по подвалам, он будет спать. Больше я ему ничего рассказывать не стал, всё остальное – наши милицейские заботы.

Яга между тем принесла из своей комнатки пучок дымящейся травы, воткнула в подставку и поставила на стол. Тяжёлый дурманящий дух пополз по горнице.

– Бабуль! – попытался возмутиться я. Она лишь легонько стукнула меня по лбу.

– Спи, Никитушка. Колдовство лишних глаз не любит.

Дурманящий запах окутывал меня, накрывал с головой. Я смотрел на сидящего напротив мужика, и лицо его расплывалось. Наконец я окончательно потерял способность на чём-либо фокусировать взгляд и провалился в какое-то коматозное оцепенение, поэтому что и как делала со мной Яга – для меня до сих пор остаётся загадкой. Да и какая разница, в конце концов? У бабки свои секреты.

***

Она разбудила меня лёгким прикосновением к плечу.

– Готово, касатик. Глянь-кось на себя, – она пододвинула мне круглое зеркало, я взял его в руки. Оттуда на меня глядела невзрачная рожа того самого мужика, с которым я только что разговаривал. Или не только что? Солнце уже клонилось к закату, бабка выглядела усталой, но довольной.

– Эк ладно получилось! – сама себя похвалила она. – А этого я вона в сенях поклала, спит он беспробудно, под ногами путаться не станет.

Я ошарашенно рассматривал себя в зеркале. Зайцем мне бывать доводилось, но там имело место полное превращение, да к тому же по моей собственной глупости. А тут…

– Бабуль, а это я в самом деле такой, или иллюзия просто?

– Личина, – по-своему переиначила Яга. – Тело твоё и лицо твоё, но на тебя заклятье наложено, скрывает оно тебя, аки кокон. Не тебя люди видят, а мужика сего. Рассмотреть, кто ты есть на самом деле, лишь колдуну специально обученному дадено, а таких, будем надеяться, при соборе нет. Ибо ежели по всем правилам тебя превращать, на то времени куда как больше надобно. Ступай уж так, касатик. А токмо…

– Да?

– На вот, вставь в уши, – она дала мне небольшие восковые шарики. – Он глухой же ж, как полено. А ты ежели на какой громкий звук подскочишь – дык прощай следствие.

– Спасибо, бабуль! – обрадовался я. Совсем ведь забыл. Я забрал у неё шарики, положил на стол. – А можете ещё сделать, чтобы я молчал? А то последнее время совсем память ни к чёрту, могу забыть.

– Могу, отчего ж нет. Всё сделаю, как детали обсудим. Вот тебе сумка в дорогу, ужин я тебе какой-никакой собрала.

Ещё недавно я бы недоумённо спросил «а зачем?», но после вчерашних приключений на несуществующей дороге – не стал. Я действительно был ей благодарен – бабка могла предусмотреть всё.

– И оденься потеплее, под землю ведь лезешь. А ну как застудишься?

– А во что? – как-то даже растерялся я. – Не в милицейской же форме пойду.

– Дык известно во что, я с этого типа одёжу-то поснимала, исподнее токмо оставила. Но уж рубаха да штаны – вот они. Кожух на плечи дам, ты не смотри, что жара майская, под землёй оно иначе всё… Ох, касатик, а не на верную ли смерть я тебя отправляю?

– Бабуль, успокойтесь, всё будет хорошо, – я было потянулся привычно чмокнуть её в щёку, но вовремя вспомнил, что на мне сейчас чужая рожа, и передумал. Встал с лавки, переоделся, набросил на плечи тёплый кожух. Потом вставил в уши восковые шарики. Помогло отменно – я перестал вообще что-либо слышать. Достану, когда уже спущусь в подземелье. Яга развернула меня к себе и слегка шлёпнула ладонью по губам.

– Ну вот и всё, Никитушка, – эту фразу я уловил уже как-то инстинктивно, скорее, просто прочитал по губам. Улыбнулся. Яга перекрестила меня на прощание, я поднёс руку к воображаемой фуражке и вышел в сени. Ну что, участковый, под землю второй раз за сутки?

Я не знаю, что она сделала с моим голосом, но, когда я попытался что-то сказать сам себе, изо рта не вырвалось ни звука. Отлично, значит, я не буду вызывать подозрений. Ничего не слышу я совершенно естественно, говорить не могу. Можно до темноты спокойно прогуляться по территории собора.

Я даже не стал махать на прощание стрельцам у ворот – пусть думают, что это дворник уходит. Они проводили меня безразличными взглядами. Похоже, маскировка работала. Я бодро зашагал в сторону Никольского собора.

До меня действительно никому не было дела. По пути мне попались знакомые стрельцы, они на меня совершенно не реагировали. Горожане тоже не проявляли интереса. Что ж, будем надеяться на успех предприятия.

Когда я дошёл до собора, было ещё светло. Меня тут же перехватил кто-то из здешней обслуги – стукнул по плечу и недовольно замахал руками, указывая куда-то в сторону. Видимо, спрашивал, где меня носит. Я заметил у забора метлу, указал на неё и изобразил, что подметаю. Мужик одобрительно кивнул и оставил меня в покое.

Я взял метлу и, изображая бурную деятельность, начал неторопливо осматриваться на территории. Предыдущий раз я был здесь, когда допрашивал отца Бориса. Я поймал себя на том, что не помню, когда конкретно это было. Дней пять назад вроде, а такое чувство, что месяц прошёл. Чем дольше я находился на территории собора, тем больше убеждался, что мы с бабкой выбрали отличный образ. На меня по-прежнему никто не обращал внимания. Ну или мне так несказанно везло…

Сновали монахи и служки, чинно проходили посетители. Никольский собор был местом не для бедных, бояр за два часа я перевидал чуть ли не полдумы. Начинало смеркаться. Купола собора ослепительно сияли в последних солнечных лучах. Чем их так натирают, интересно… Я, кстати, ни разу не видел, чтобы с ними днём что-то делали, но выглядят они так, что этот блеск за версту сшибает. Очевидно, чистят ночью, с епископа станется.

Я как раз подметал у центрального входа в собор, когда на территорию въехала позолоченная карета и остановилась прямо у ступенек. Тонконогие породистые кони нервно фыркали и прядали ушами. Из собора выплыл сам епископ Никон и направился к карете. Я подвинулся и постарался мести двор как можно незаметнее. Дверца кареты распахнулась, ступеньки коснулась изящная нога в узком сапожке. И буквально через несколько секунд я получил возможность лицезреть Маргариту Бодрову собственной персоной.

Епископ подал ей руку, помогая спуститься. Боярыня благосклонно оперлась на его руку и ступила на землю. Она была в длинном платье с открытыми плечами, которые чисто символически прикрывал шёлковый шарф. В руке женщина держала сложенный веер из перьев. Я старался уловить их беседу по движениям губ.

– Безмерно рад вас видеть, мадам.

– Я вас тоже.

Сейчас на её лице не было того брезгливого выражения, которое довелось наблюдать мне. Ну так конечно, участковый милиционер боярыне не ровня. Епископ Никон приложился губами к её руке и раздражённо покосился в мою сторону.

– Прошу проследовать в мой кабинет, – он простёр пухлую руку куда-то в сторону бокового входа в собор, Маргарита кивнула.

Они так и ушли вместе. Вот что забавно, кстати: ведь до появления царицы Лидии Маргарита была по сути первой женщиной государства и вести себя привыкла соответствующе. Интересно, как она отреагировала на женитьбу Гороха? Почему-то мне подумалось, что с Лидией боярыня если и общается при необходимости, то не приветливее, чем со мной. Я даже невольно посочувствовал нашей царице. Хотя, с другой стороны, Лидочка себя в обиду тоже не даст.

Интересно, кстати, с чего вдруг Маргариту принесло в собор? Ну то есть нет, я не удивлён, что она знакома с епископом, его вся здешняя аристократия знает. К тому же он наверняка крестил Лариску. Но всё равно странно как-то… Одна, без мужа (который, кстати, пропал) она на ночь глядя едет к епископу и уединяется с ним в кабинете, чтобы скрыться от лишних ушей. Не глаз, заметьте, – я не думаю, что Маргарита изменяет мужу с епископом Никоном, это уж совсем глупость была бы. Но вот что такое они за закрытыми дверями собираются обсуждать…

Я не мог последовать за ними, потому что моментально привлёк бы внимание. Но сам факт того, что у Маргариты какие-то дела с епископом, – это, пожалуй, стоит отметить. Я изобразил самое дурацкое выражение лица, на которое был способен, и продолжил подметать, незаметно подбираясь к той двери, которую мне, основываясь на Васькином отчёте, описала бабка.

Дверь я действительно нашёл легко. Она была спрятана между выступами в стене собора так, что шмыгнуть туда, скрывшись от людских глаз, не составило бы труда. Из-под двери явственно веяло земляным холодом. Понятно, почему её кошки не любят… Я скосил глаза: на двери висел здоровенный амбарный замок.

Ну это, положим, не проблема. Сразу после первого своего дела здесь я отправился к кузнецу с чертежом отмычек, которые были у нас в отделении в период моей службы в Москве. Через неделю я получил точную их копию за умеренную плату. Подозревая наличие замка, я предусмотрительно взял эту связку отмычек с собой. Я должен был лишь дождаться темноты: почему-то фонари здесь не включают заранее – ждут, когда окончательно стемнеет. На всё у меня будет минут десять, пока освещение зажгут по периметру, и я искренне надеялся, что этого мне хватит.

Безмятежно размахивая метлой, я ждал ещё примерно полчаса. В этом углу двора было совершенно пустынно – наверно, именно потому, что здесь находится дверь в подвал. Никаких других сооружений поблизости не строили, сюда никому не было нужно. В скором времени появилась боярыня – села в карету и укатила. Затем уехал и епископ. Было совсем темно. Я заметил, что в сторону забора направляются два паренька с лампой. Идут зажигать фонари. Пора!

Я резво шагнул между выступами стен и в полной темноте принялся подбирать отмычку к замку. Неподготовленному человеку такое бы в жизни не удалось, но я это уже делал пару раз ещё в своём мире. Чем только милиционеру не приходится заниматься по ходу службы! За моей спиной зажёгся первый фонарь. Это дало мне стимул работать быстрее. Фонарщики продвигаются по периметру собора последовательно и до меня дойдут ещё не скоро, но и медлить я не могу. Я быстро перебирал отмычки. Замок был какой-то странный, не из тех, какие можно добыть у любого кузнеца, но ведь и я не лыком шит.

Наконец мне повезло – одна из отмычек подошла просто идеально. Я провернул её, замок щёлкнул и открылся. Ночью его отсутствие вряд ли заметят, и о том, что дверь открыта, станет известно только утром. А я, как вы помните, надеялся, что к утру успею закончить. Я тихо открыл дверь, взял замок с собой, чтобы не валялся на земле, и шагнул в сырую темноту подвала. Дверь бесшумно закрылась за моей спиной.

***

Пару минут я привыкал к окружающей меня темноте. Конечно, во дворе тоже был далеко не полдень, но всё же темнота на земле и темнота под землёй – вещи совершенно разные. Поскольку необходимости изображать глухого больше не было, я вытащил из ушей восковые шарики и прислушался. Где-то неподалёку капала вода. Звук ударяющихся о землю капель был, пожалуй, единственным, что нарушало окружавшую меня тишину. Надеюсь, я здесь один.

Разумеется, я не боялся подземных монстров. Если бы на меня внезапно выскочил зомби, я бы, думаю, смог его одолеть с помощью пары приёмов кун-фу. Но всё равно мне было сейчас не по себе. Не боялся, но нервничал ощутимо. В конце концов, я обычный человек, а на нас в последние дни столько всего свалилось, что я скоро от своей тени буду шарахаться.

Когда мои глаза немного привыкли к темноте, я смог рассмотреть уходящие вниз крутые ступени. Кстати, не земляные – каменные. Эти подвалы действительно строили на совесть. Перил не полагалось, пришлось спускаться, держась за стены. Если я навернусь и сломаю ногу, это будет, наверно, самое нелепое, что могло со мной случиться в этом мире. Даже превращаться в зайца было не так обидно. Поэтому спускался я медленно.

Лестница была крутой и очень длинной, у нас в Москве, наверно, метро так глубоко не копают. Я полз по ней, наверно, с полчаса, прежде чем увидел снизу слабый свет. А вскоре лестница закончилась, и я оказался внизу. Я сразу узнал то самое место, которое мы с бабкой видели в воспоминаниях отца Алексия. Подвалы Никольского собора были сооружением монументальным, их масштаб поражал сразу и в самое сердце. Что-то подобное описывалось в рыцарских романах, которыми я зачитывался в школе. Средневековьем здесь прямо-таки веяло.

Это были не просто земляные ходы. Под Никольским собором расходилась в стороны целая сеть коридоров, соединённых арочными переходами. Стены их были выложены крупными булыжниками, своды держались на массивных колоннах. Почтенный возраст на этом лабиринте никак не отражался. Я мысленно присвистнул: умели же строить!

Во вбитых в стены металлических кольцах горели факелы. Вот, кстати, ещё одна деталь, свидетельствовавшая против всеобщей убеждённости, что подвалы Никольского собора заброшены. Наоборот, за ними тщательно присматривают, здесь чисто и поддерживается освещение. Кто-то – уж не знаю, кто, но выясню непременно – периодически сюда наведывается.

Несмотря на тепло от факелов, холод здесь, внизу, был собачий. Если бы не предусмотрительная бабка, выдавшая мне тёплый зимний кожух, я бы окоченел мгновенно. На земле в нём, конечно, жарко, но тут – в самый раз. Я мысленно порадовался, что могу вести следствие, не стуча зубами от холода.

Света хватило бы даже для того, чтобы я мог худо-бедно писать. Я поправил на плече сумку и, стараясь ступать как можно тише, принялся осматриваться. Спустившись по лестнице, я попал на круглую площадку, откуда подобно солнечным лучам расходились коридоры. Поскольку полы здесь тоже были каменные, я не мог последовать первой, казавшейся наиболее очевидной, мысли: иди по чужим следам. Не мог я идти по следам – их не было.

Когда намерение спускаться в подземелье впервые мелькнуло в нашем с Ягой разговоре, я спросил у неё про волшебный клубок. В деле о Чёрной мессе он мне здорово помог, приведя к Лешему. И кто знает, что там такое под Никольским собором выкопано… я не имел желания блуждать по лабиринту, изображая Тома Сойера, мне дело расследовать нужно. Но бабка в ответ лишь покачала головой: магия волшебного клубка действует только на земле.

– Под землёй другие законы, Никитушка, – печально улыбнулась она. – Там другой мир, без света. Даже я там вмиг ослабею, какой уж тебе клубок…

Это меня, конечно, огорчило. Пришлось воспользоваться старым проверенным способом и взять с собой здоровенную катушку толстых ниток. Свободный конец я обвязал сейчас вокруг ближайшей колонны и отправился исследовать подземелье. Если честно, я и сам не знал, что ищу. Думаю, для начала некие подтверждения того, что здесь бывали люди. Нет, понятно, что кто-то зажигал эти факелы, поддерживал чистоту, но я имел в виду совсем другое. Память отца Алексия предоставила нам исчерпывающую картину: именно отсюда тянулись нити таинственных воскрешений, охвативших город. Здесь и только здесь нужно искать следы пребывания наших подозреваемых. Что угодно – окурки, какие-то вещи, следы… не знаю, что-нибудь. Звучит наивно и по-детски, но у нас всё дело идёт не пойми как.