Текст книги "Перстень царицы Ульяны (СИ)"

Автор книги: Glory light

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)

Я раскрыл чистый разворот в блокноте и поставил в центре страницы кружок, отметив площадку, с которой начал путешествие. Схематично изобразил лестницу и семь коридоров-лучей, идущих в стороны. Своё путешествие я начал с того, что располагался чётко напротив лестницы. Я шёл, медленно разматывая клубок ниток. Горели факелы, обзор был отличный, я мог не бояться внезапного нападения. Стука капель я больше не слышал. Тишина была такая, что уши закладывало.

Я под землёй. На какой-то сумасшедшей глубине, словно в другом мире. Мистические бабкины рассуждения, что здесь иные законы, поневоле всплывали в памяти. Оглушающая тишина, трепещущий по стенам огонь, спёртый воздух. Нет, какая-то вентиляция здесь имеется, иначе было бы куда более влажно, но я до неё, по-видимому, не дошёл. Я один с этой тишиной.

Я свернул в первый поворот направо и через несколько метров упёрся в тупик. Ладно, как раз для этой цели у меня нитка. Тупик не освещался. Я отметил его на своей импровизированной карте и вернулся туда, откуда свернул.

Ха. Или не туда? Не понял… Я растерянно переводил взгляд с катушки, которую держал в руках, на стену коридора перед собой. Я свернул в этот тупик определённо не отсюда. Напротив поворота не было строенного крепления под факелы, а теперь оно есть. И тот коридор был явно шире. Чёрт возьми, да что ж такое-то! Мало мне той дороги – опять?! Я привалился спиной к стене и беззвучно захохотал. Если после этого дела я не тронусь умом, мне определённо полагается государственная награда.

Так, ладно, эмоции в сторону. Что мы имеем в сухом остатке? Когда призрачная дорога водила нас кругами, у нас не было ничего, чтобы зафиксировать своё положение в пространстве. Мы просто шли. Но сейчас-то у меня нитка! А значит, я могу повторить свой путь в обратном направлении. С этого и начнём.

Я зашагал обратно, сматывая катушку. Ну как обратно… я не мог отрицать очевидного: это был не тот же самый путь. Здесь я вообще не проходил. Не думаю, что кто-то тенью шёл за мной и перетаскивал нитку в другое место, просто этот мир снова играл со мной. У меня засосало под ложечкой. Я пришёл сюда в надежде продвинуться в расследовании, отыскать некие улики. А вместо этого опять отвлекаюсь, переключая внимание на необходимость спасаться самому. Дайте мне нормально работать, чёрт возьми!

Нехорошее предчувствие исчезло, уступив место тупому разочарованию усталого милиционера, когда я вынырнул из-за очередного поворота и увидел свою нитку привязанной к колонне посреди коридора. Никакой круглой площадки не было и в помине. Стоило мне повернуться к колонне спиной, как колонна переехала. Я едва сдержал нервный смешок. Просто чудесно, и как мне теперь быть? Я опустил взгляд в блокнот, рассматривая ставшую теперь бессмысленной карту. Можно было не тратить время на зарисовывание, элементы подвала всё равно движутся. Как это возможно-то вообще?! Я прикоснулся рукой к стене. Твёрдые холодные булыжники – реальнее некуда. Нитка моя – натянута, впивается в пальцы. Колонна каменная. Здесь всё настолько монументально, что ещё тысячу лет простоит, как они двигаться-то могут?!

Но факт остаётся фактом: я привязывал нитку к колонне не здесь. Узел – мой, я сам его так завязал. Если бы, чисто теоретически, кто-то отвязал нитку и перенёс в другое место, я бы заметил. Просто колонна вдруг решила переехать. Ничего сверхъестественного, обычное дело.

Тишина давила на уши. Я принялся мерить шагами коридор, считая про себя и пытаясь успокоиться. Видимо, призрачной дороги нашим подозреваемым было мало, и они решили окончательно меня добить. Или не меня, а всем непрошеным гостям это место устраивает подобный приём? И что я должен сделать, чтобы избавиться от иллюзии? Да понятия не имею, честное слово. Перемещения каменных колонн и тысячелетней давности коридоров у меня вообще не получалось назвать иллюзией. Вот просто они движутся, потому что им так захотелось. Мне в который раз захотелось побиться головой о стену.

Я, кстати, даже вернуться теперь не могу, потому что лестницу безвозвратно потерял. Что я, по сути, могу? Понятно, что не до улик, – выбраться бы. Второй раз за двое суток я попадаюсь в однотипные ловушки, это становится нехорошей традицией. Попробовать заново? Другого выхода всё равно нет, не сидеть же на месте в ожидании, пока меня спасут. Я ещё раз поправил крепление нитки и зашагал в ближайший коридор. Я решил пройти метров сто, никуда не сворачивая, а потом вернуться обратно.

Нужно ли говорить, что вернулся я совсем не туда, куда в первый раз? Круглая площадка снова была на месте, но без лестницы, а коридоров от неё шло всего четыре. Мне стало трудно дышать – думаю, от едва сдерживаемой паники. На дороге бабка меня спасла, но здесь-то вовек не найдёт! Похоже, нужно начинать молиться и готовиться к уходу в вечность. Доблестный лейтенант Ивашов сгинул в подземельях Никольского собора.

Отставить панику! Я принялся маршировать по площадке, стараясь отогнать гнетущие мысли. Рано я умирать собрался, нужно бороться. Ага, а как бороться с лабиринтом, в котором колонны движутся, – ехидно возразил внутренний голос. Ну раз не хочешь бороться – сиди жди спасения, – мысленно огрызнулся я сам на себя. Дожили. Прям не участковый, а принцесса в башне! Я вытащил из сумки припасы, положил её на землю и уселся сверху, прислонившись к колонне. Возможно, пока я ем, мне в голову придёт светлая мысль?

Бабка положила мне с собой пирог с грибами и луком. Я отломил от него кусок и машинально принялся жевать, пытаясь осмыслить ситуацию. Я под землёй. Лабиринт вокруг меня движется, попытка отслеживать путь с помощью нитки провалилась. Я попадаюсь в однотипные ловушки. Нет, я не кисейная барышня, я не страдаю клаустрофобией и всякое видел в жизни, но находиться посреди лабиринта, поведения которого я не понимал… это нервировало.

Я просидел около колонны минут двадцать. Жевал пирог, пил чай из фляги, смотрел в стену. Было бы забавно, наверно, увидеть, как этот лабиринт начнёт двигаться вокруг меня. И тогда я точно двинусь рассудком и стану подходящим напарником нашему юродивому Гришеньке. Наконец сидеть мне надоело, к тому же я начал замерзать. Ну что, дубль три?

Я встал, отряхнул крошки с колен, ещё раз проверил нитку. Убрал в сумку флягу и недоеденный пирог. Теперь я решил просто идти, не пытаясь вернуться, – двух раз мне хватило, чтобы понять, что я всё равно не вернусь. Ну и ладно, не больно-то и хотелось. И я отправился обследовать новый коридор.

Не знаю, как долго я бродил. Я просто шёл, пока не кончилась катушка, а когда кончилась – остановился и обречённо посмотрел наверх. Надо мной была бесконечная толща земли. И никто меня здесь не найдёт. По стенам по-прежнему горели факелы.

Неожиданно я услышал какой-то звук. Привыкнув за время своих блужданий по подземелью к оглушающей тишине вокруг, я едва не подскочил. Потом прислушался: вроде бы стук когтей по камням. Затем до меня донёсся негромкий лай, а ещё через минуту на меня выпрыгнул лохматый силуэт ростом мне примерно по колено. Я не мог поверить своим глазам: Барбос! Откуда он здесь? Пёс, радостно повизгивая, вертелся вокруг меня и безостановочно вилял хвостом.

Немного придя в себя от первоначального шока, я наклонился и почесал его за ухом. Кто бы знал, как я сейчас был рад его видеть! Пса, воскресшего неделю назад. Самое абсурдное из моих дел. Барбос ткнулся мокрым носом мне в ладонь, потом поднялся на задние лапы и оперся передними о мою ногу. Всё существо этого пса лучилось счастьем от возможности найти замёрзшего дезориентированного милиционера.

– Как ты сюда попал, дружище? – я потрепал его по ушам, пёс радостно гавкнул. Ну да, не думаю же я, что он мне ответит. Если ответит, меня можно будет сразу в дурку. Он перестал скакать вокруг меня, отошёл на пару метров и обернулся, словно спрашивая: чего стоишь, участковый? Ему, кстати, было совершенно всё равно, что я сейчас в облике какого-то постороннего мужика, – он видел меня тем, кем я был на самом деле. Господи, ну должен же этот день принести хоть что-то позитивное!

Живое существо рядом отгоняло мрачные мысли. Забудем ненадолго, что он воскрес, не хочу об этом думать. Этот пёс – здесь, со мной в движущемся лабиринте. Он рад, что нашёл меня. Лишь от одного его присутствия мне стало теплее и гораздо спокойнее. Он настойчиво меня куда-то звал. Катушка моя закончилась, да и не было от неё никакого толку – я всё равно не могу найти обратную дорогу. Почему бы не последовать за псом? В конце концов, я не раз слышал, что обоняние у них гораздо более развито, чем у людей, и у меня не было причин этому не верить.

Я решил не заставлять его ждать и послушно зашагал следом. Пёс, помахивая хвостом, трусил впереди. Куда он меня приведёт – не знаю, но надеюсь, что к выходу. Впрочем, у него, кажется, было другое мнение. Я и оглянуться не успел, как Барбос привёл меня в место, показавшееся мне смутно знакомым. Я полистал блокнот. Так и есть, именно этот коридор с высоченными потолками показывала память отца Алексия. Здесь или где-то рядом разговаривали наши подозреваемые. Я наклонился и благодарно погладил пса по спине. Не знаю, как и зачем он меня нашёл, но сейчас я видел в нём верного напарника.

– Спасибо, дружище.

Я огляделся. Никаких следов по-прежнему не было. Улик на первый взгляд – тоже. Хоть бы какой окурок бросили, что ли… Я прошёлся вдоль коридора. Неожиданно моё внимание привлекла неаккуратно сломанная каменная кладка в стене. Как будто она была пробита чем-то тяжёлым. Часть булыжников провалилась внутрь, открывая крошечную комнатку, не больше двух метров по длинной стене. Я подошёл ближе и заглянул. Помещение было абсолютно пустым, если не считать каменных обломков на полу. Пёс подошёл следом, тоже сунул нос в проём.

– Интересно… – я не сразу сообразил, что снова могу говорить вслух. Видимо, действие бабкиного колдовства кончилось. – Смотри, дружище, судя по количеству камней, эта комната была целиком замурована. А зачем?

Пёс недоумённо гавкнул. Нет, ну а что, беседуем как можем. В самом деле, зачем в подземелье собора замурованная комната? И зачем её вскрыли, пробив дыру? Причём пробили снаружи и явно целенаправленно, стена не сама обвалилась. Что же такое там хранилось… Я немедленно вспомнил пару сюжетов из фильмов ужасов, которые смотрел в своём мире. Так, стоп. Лейтенант Ивашов, не валяйте дурака. Барбос положил конец моим размышлениям, перепрыгнув через остатки каменной кладки в комнату. Я шагнул следом.

Комната и в самом деле была крошечной, всего в несколько моих шагов. Я обошёл её по периметру, пытаясь понять, для какой цели и кому она могла понадобиться. Нет, здесь могло быть что угодно, зернохранилище там какое-нибудь в годы войны – подвалы же служили убежищем. Хотя какое, к лешему, зернохранилище в такой сырости? Хорошо, допустим, для чего-то была нужна. Тогда замуровывать зачем? Камней из пробитой дыры на полу валялось столько, что я не сомневался: стена была сплошная.

Света факелов из коридора едва хватало, чтобы я мог рассматривать стены комнаты, но всё же я заметил на стене в дальнем углу какие-то чёрточки. Я подошёл ближе. Несколько камней были с отметинами – на них были выцарапаны ряды палочек, подобные тем, какими заключённые в тюрьме считают дни. Я насчитал шестнадцать палочек. Начерчены они были явно человеком. Я едва не вздрогнул от неожиданно посетившего меня предположения. Кто-то, кого замуровали в этой комнате, провёл здесь шестнадцать дней. А потом стену пробили. Человек был жив или уже умер? Где он сейчас?

Мне стало страшно от безысходности этого места. Быть замурованным в комнате два на два метра, в темноте… чёрт возьми, что здесь вообще происходит? Когда это было – тысячу лет назад, сто лет, год? Стараясь прогнать липкое оцепенение, я погладил пса. Прикосновение к его жёсткой шерсти придало мне сил.

– Что бы я без тебя делал, лохматый, – вздохнул я, взъерошив его загривок. Я бы с огромным удовольствием бросил это дело. Оно было самым абсурдным и самым старательно замаскированным под обычные бытовые пустяки. Горожане воскресают, дорога водит кругами, колонны движутся, а мы с бабкой так и не приблизились к разгадке.

Пёс недовольно поскрёб лапой пол, я присел рядом с ним на корточки. Полумрак, частично рассеиваемый светом факелов из коридора, дрожал по стенам. Почему-то мне начало казаться, что он ещё сильнее подчёркивает густую темноту вокруг. Мне вдруг стало тоскливо настолько, что я едва поборол желание улечься на пол прямо здесь и дожидаться смерти. Если бы рядом не было собаки, боюсь, я так бы и сделал. Это совсем на меня не похоже, я сам себе начинаю напоминать вздорную барышню, но я, похоже, слишком устал за последние дни, чтобы адекватно реагировать на происходящее. Я обычный человек. Я хочу расследовать кражи и заговоры, но никак не вторжение оживших покойников и тайны движущихся лабиринтов. Дайте мне обычное дело – клянусь, буду стараться изо всех сил.

Неожиданно моё внимание привлёк один из камней в углу. Мне показалось, что он сидит в стене не так плотно, как остальные. Я попытался его расшатать, и после некоторых усилий у меня получилось. Я вытащил камень из стены, открыв нишу размером с крупное яблоко. Было слишком темно, чтобы я мог что-то там рассмотреть, поэтому я просто запустил туда пальцы.

С некоторым удивлением я извлёк из ниши золотое кольцо. Показал его псу, тот внимательно осмотрел и обнюхал. Я подошёл ближе к свету, чтобы изучить находку более тщательно. Кольцо было маленькое, на женскую руку – мне оно налезло только на мизинец. Массивный камень на тонком ободке, то ли чёрный, то ли фиолетовый – в темноте непонятно. Откуда оно здесь?

Хотя что за странный вопрос! Ведь напрашивается логичная цепочка выводов: кольцо принадлежало женщине, которая могла быть заперта в этой комнате. Которая в полной темноте царапала на камнях шестнадцать чёрточек каким-то острым обломком. Но кто она и за что её обрекли на столь страшное наказание? Это ж ведь… Господи, да что такое надо сделать, чтобы тебя замуровали в подземелье?! Здесь подобные казни не приняты, в Лукошкине даже пытки не особо распространены. Голову отрубить – да, за серьёзные провинности. За что-то меньшее в тюрьму сажают, могут выгнать из города. Но похоронить заживо в темноте под толщей земли? Да ещё женщину? Я невольно вздрогнул.

Барбос ткнул меня носом в колено и снова направился к проёму в стене, всем своим видом демонстрируя, что пора на выход. Мне почему-то тоже казалось, что больше мы здесь ничего не найдём, поэтому возражать я не стал. Пёс выскочил в коридор, я шагнул следом. Как ни странно, вокруг ничего не изменилось, вышли мы ровно туда же, откуда заходили в комнату. Мой четвероногий напарник нетерпеливо гавкнул и потрусил вдоль по коридору, периодически оглядываясь и проверяя, не потерялся ли я. Я старался не потерять из виду его лохматый хвост.

Я не знаю, как он здесь ориентировался. Иногда окружающая действительность расплывалась перед моими глазами, а когда я оглядывался, позади было уже совсем не то, что секунду назад. Лабиринт играл со мной, ситуация повторялась. Я не знаю, с кем мы имеем дело, но шутки с пространством – явно его конёк. Если бы не чудесное появление пса, меня здесь бы и похоронили – я бы попросту отсюда не вышел. Но Барбос знал, куда идти. Своим спасением из подземной тюрьмы я обязан собаке.

Он вывел меня на пологий подъём, в конце которого маячил неясный свет. Чем ближе я подходил к источнику этого света, тем явственнее чувствовал, как безнадёжная тоска, охватившая меня под землёй, отступает. Я больше не хотел улечься на землю с целью остаться в вечности. На поверхность мы выбирались через узкий лаз: пёс – бегом, я – на четвереньках. А потом просто рухнул на землю и несколько минут лежал без движения, приходя в себя. Всё, больше никаких подземелий, в этом деле с меня достаточно.

***

Барбос обеспокоенно потрогал меня за плечо лапой и принялся облизывать мне лицо. Я облегчённо рассмеялся.

– Всё, дружище, хватит!

Он завилял хвостом. Я поднял голову и принялся оглядываться, пытаясь сообразить, куда он меня вывел. Были ранние предрассветные сумерки.

Я удивлённо присвистнул. Пёс привёл меня… во двор храма Ивана Воина. Нет, ну логично, куда ещё он мог меня привести? Он же здешний, это его дом. Всё моё существо внезапно охватила такая лёгкость, что я едва не подпрыгнул. Из движущегося, полного иллюзий лабиринта, где я едва не тронулся умом, он вывел меня туда, где моя душа всегда находит покой. Я действительно обязан этому псу жизнью. В порыве чувств я подхватил его и прижал к себе. Барбос, радостно повизгивая, облизал мне щёки.

Было часа четыре утра. В храме Ивана Воина жизнь начиналась рано, поэтому вскоре я увидел, как из жилых помещений в углу двора вышли дворники. Двое парней в рясах гасили боковые фонари. Один из них заметил меня, глупо сидящего на земле возле чёрного провала в лабиринт.

– О. Никита Иваныч, а ты чего тут? С тобой нормально всё? – забеспокоились они. Я постарался убрать с лица глупую улыбку человека, избежавшего смерти.

– Я в порядке, ребята.

Похоже, из-под земли я вышел в своём обычном облике. Личина, заботливо натянутая на меня Ягой, осталась в лабиринте.

– Ты чой-то одет странно. И откуда ты тут у нас взялся? Ворота ж закрыты ещё.

– А я… – я обернулся, хотел было махнуть рукой в сторону дыры в земле – да так и замер с открытым ртом. Никакой дыры не было. Ровная сухая земля. Я помотал головой, потёр кулаками глаза. Пёс с видом бывалого заговорщика стукнул меня лапой по ноге. Мне даже показалось, что он мне подмигнул, дескать, у нас свои секреты.

– За отцом Кондратом не послать ли? – похоже, парней всерьёз беспокоил мой дезориентированный вид. – Ты, Никита Иваныч, за нас, грешных, костьми ложишься, ты про себя-то не забывай тоже.

– Извините, ребята, что-то я правда забегался. Пойду в отделение. Ворота откроете?

Они безропотно выпустили меня на улицу. Уже за воротами я обернулся: пёс стоял позади и махал хвостом. Я помахал ему в ответ и бодро зашагал в сторону отделения.

– Никита Иваныч, так как ты во двор-то попал? – донеслось до меня, но я уже свернул в переулок. Будем считать, что не слышал. Да и как я им объясню? В последние дни со мной произошло столько необъяснимых вещей, что я, кажется, потерял способность удивляться. Слишком много впечатлений, а ресурс у меня ограничен. Поэтому я просто безропотно принял и это: мы выбрались через лаз в земле, и через пару минут от него не осталось ни следа. Подумаешь, бывает.

Как я дошёл до отделения – помню плохо. Яга не спала, ждала меня.

– Вернулся, касатик! – она радостно всплеснула руками. – Живой!

– Почти, – кисло отозвался я. – Бабуль, я с ног валюсь. Хватит с меня подземелий, никуда больше не полезу.

– Ну вот и ладненько, – согласилась она. – Одёжу мужика сего скинь по-быстрому – да и спать, а я ужо рядом посижу, посмотрю, что за ночь с тобой приключилося. Ибо дух от тебя чудной, нибы с того света прямиком вернулся.

– Вы ж сами говорили, под землёй другой мир.

– Истинно, Никитушка. И чем дольше живу – тем чаще в этом убеждаюсь.

Я поднялся наверх, глаза слипались на ходу. Скинул штаны и рубаху, принадлежавшие соборному дворнику, и повалился на кровать. Меня настолько вымотало моё ночное путешествие, что даже бабкины зелья не понадобились, – отрубился сразу же. Я не слышал, как она вошла в комнату, я спал.

Меня никто не будил. Ничего не украли, ничего не сгорело, а если кто-то и воскрес, то ну их к лешему. Я проснулся сам. По моим ощущениям, было около полудня. Наскоро умылся, переоделся в милицейскую форму и спустился вниз. Бабка хлопотала у самовара.

– Пробудился, касатик! Ну вот и ладненько, как раз скоро обедать. Не стала я тебя к завтраку поднимать, ибо сон тебе нужнее.

– Спасибо, бабуль.

Я плюхнулся на лавку и выжидающе уставился на неё.

– Вы что-то выяснили, пока я спал?

– Выяснила, Никитушка, как не выяснить. Ох и досталось тебе…

– Да уж не говорите. То дорога кругами водит, то целый лабиринт движется.

– Вот то-то и оно… а ты про клубок спрашивал. Какой клубок, коли там такое? Бедовый ты человек, участковый.

Я лишь отмахнулся. Больше всего мне сейчас хотелось верить, что мои подземные приключения закончились. Ни за что больше туда не полезу, даже под угрозой расстрела. Городу сбрендивший милиционер всё равно бесполезен.

– Где перстень, Никитушка?

Я на пару секунд растерялся. Похлопал себя по карманам, вспомнил, что был в другой одежде. Сбегал наверх, порылся в карманах дворницких штанов и принёс Яге свою находку.

– Вот он.

Бабка взяла у меня перстень, повертела в пальцах, посмотрела камень на свет – разве что на зуб не попробовала.

– Где, ты говоришь, нашёл его?

– В стене. Там камень был незакреплённый, я его вытащил, обнаружил тайник.

– Ага… – задумчиво пробормотала бабка. – Ты не удивляйся, что я переспрашивать буду. В память твою я как есть влезла и побродила там старательно. Однако лабиринт сей странный зело, ажно голова у меня закружилась, уж очень сильно колдовство евойное. Потому и уточнять буду, всё ли поняла верно.

– Да пожалуйста, – я пожал плечами.

– Вишь какое дело, Никитушка… вдовий камень сие.

Заложенного в эту фразу патетического посыла я не понял. Камень был почти чёрный, на просвет – фиолетовый. Я таких ни разу не видел.

– А почему вдовий?

– Почему – потом объясню. Главное не это, участковый, главное то, что кроме как в царской семье его никто не носит. Да, даже бояре. Даже Бодров. Перстень сей кому-то из цариц наших принадлежал, женский он. У него есть пара.

– Мужская версия? – понимающе кивнул я.

– Точно. Существует мужской такой же, и носить их дóлжно в паре, ибо ежели ты один и с этим камнем, значит… значит, супруг твой али супруга в земле сырой лежит. Потому и вдовий.

Я достал карандаш, блокнот и быстро это записал. На миг вернулось ощущение дрожащей от света факелов темноты подземелья. Я глубоко вздохнул.

– Хорошо, допустим. Но не хотите же вы сказать, что кого-то из цариц могли замуровать заживо в этом подвале? Это ж… Господи, я даже думать об этом не хочу!

– Ну, всякое бывало… но я что-то за последние лет триста такого не припомню. Умирали они, конечно, кто в родах, кто от болезни… кто от старости. Да как все, в общем-то. Смута была одно время, Бодровыми, кстати, учинённая, так там царя с царицей на плахе казнили, молодых совсем. Но не в подвале, опять же. Не ведаю, Никитушка, вроде на виду все, да и перстень не старый, не пятьсот лет ему, вглубь копать не придётся.

Меня даже от этой простой метафоры аж передёрнуло.

– Прости, касатик, – бабка погладила меня по плечу. – Я тебя сама под землю больше не пущу. Вглубь веков, я имею в виду. Новый он, ему лет пятьдесят, мне кажется, самое большее.

– Понял. И что нам с этим делать? Нужно установить, чей он может быть.

– К государю нашему тебе идти надобно. Токмо он сей перстень опознает, окромя него некому.

Я кивнул.

– Откушай сначала, Никитушка. А уж опосля поедешь. Подробно расспроси самодержца нашего, авось и опознает. Вишь какую находку ты приволок, не иначе как чутьё следственное вело тебя.

– Это собака.

– Какая собака? – не поняла бабка. Я вытаращил глаза.

– Вы же смотрели мою память! – у меня появилась нехорошая догадка. Такая, знаете, когда до последнего надеешься, что это неправда. – Со мной бегал Барбос, пёс отца Онуфрия. Он меня к этой комнате и привёл.

– Не было там пса, Никитушка. Один ты в лабиринте был.

Я горестно взвыл и уронил голову на стол.

========== Глава 8 ==========

Горох прислал за мной сам. Мы с бабкой как раз заканчивали обедать, когда приехал гонец от государя. Надо же, как совпало. Яга тоже несколько удивилась.

– Видать, и у него к тебе вопросы накопились, не токмо у тебя к нему.

– Вот и выясним, – кивнул я, наливая чай из самовара сначала бабке, потом себе. Так уж повелось с первых дней моего пребывания здесь: когда мы едим или пьём чай, стрельцы посетителей в терем не пускают, на том бабка стояла насмерть. Оно, наверно, и правильно: иначе бы вообще спасу не было. У этого правила есть одно небольшое исключение – посланцы от Гороха. Если у государя что-то срочное – бунт там, к примеру, или нашествие шамаханов – тогда, конечно, гонцов впускают безропотно и я их выслушиваю. Сегодняшний посыльный терпеливо ждал во дворе. Значит, ничего экстренного, можно спокойно пить чай.

Парня впустили минут через двадцать. Бабка убирала со стола, я готовился в путь: сложил в планшетку блокнот и карандаш, надел фуражку. Гонец вошёл в горницу, поклонился нам обоим.

– Здрав буди, сыскной воевода! И ты, матушка.

– Здравствуйте. С чем пожаловали? – поинтересовался я.

– Государь ко двору тебя требует. Ответ держать перед боярским собранием. Зело они беспокойство выражают.

Этого только не хватало! Я собирался побеседовать с Горохом один на один, выяснить всё, что меня интересовало, и продолжить следствие дальше. Но не терять время с боярами, я и так ничего не успеваю. Заговор какой-то, честное слово. Как будто у них там конкурс: кто успешнее не даст мне нормально работать. Пока лидировал епископ Никон, но то ли ещё будет.

– Делать нечего, сокол ясный, поезжай, – Яга подплыла ко мне, погладила по плечу. – Уважь государя. Ему с ними и так нелегко приходится.

– Поеду, куда я денусь, – вздохнул я и постучал по стеклу, привлекая внимания нашего младшего сотрудника, скучавшего во дворе. – Митька! Седлай коня!

Тот воодушевлённо кивнул и побежал в конюшню. Государев гонец попрощался и уехал, мы с бабкой снова остались одни.

– Ты не кручинься, Никитушка. Бояре наши – они от скуки себе места не находят, вот и устраивают собрания.

– Да, но мне-то работать надо! Кстати, бабуль, пока не забыл. Ночью никто не воскрес?

– Ох, касатик, я думала, ты не спросишь… – и бабка так скорбно развела руками, что я понял: ничего хорошего я сейчас не услышу. – Не мало как человек сто поднялось ныне. Много их, Никитушка, в городе уж и считать не успевают. И то наверняка не все, кто-то о своих не говорит…

Желание побиться головой об стену вспыхнуло с новой силой. Ну вот и всё: мы и в самом-то начале это не контролировали, а теперь народ воскресает безостановочным конвейером. Смирись, участковый. Бороться с этим я не могу, нужно как-то сосуществовать. Положение нашего отделения в городе делалось всё более беспомощным.

Митька вывел во двор осёдланную кобылу. Я наскоро попрощался с Ягой, она перекрестила меня на дорогу, и я вышел во двор. Ладно, попробуем найти хоть что-то положительное: сегодня мне не нужно лезть под землю. Бабка смотрела на меня из окна. Я взобрался в седло, помахал ей и выехал со двора.

И знаете, что ещё мне пришло в голову? Пусть медленно, но дело двигалось. Почему-то мне казалось, что найденное кольцо приблизит меня к разгадке. Ведь это не абы что, это серьёзная улика, способная дать мне рабочую версию дела. К тому же я всё больше убеждался, что был прав: Бодров, покойники и иностранец связаны. Это не три разных дела. Оно одно, хоть и очень непонятное.

Незадолго до начала моих подземных приключений государь прислал мне список наиболее близких к Бодрову бояр. Я мало кого в думе знал в лицо, но общая структура в моей голове начинала складываться. Адекватных было мало: Тихомиров, Кашкин, Макаров… ещё человека четыре. Все, кроме Кашкина, по здешним меркам – голь перекатная, провинциальная аристократия. Служили ещё прежнему царю, в военных походах себя проявили, были награждены. Перевезли семьи в столицу, да тут и осели.

За Бодровыми стояло больше двадцати родов, все сплошь повязанные через браки. Здесь это несложно: в каждой боярской семье минимум трое детей. Маргарита, к примеру, отделалась одной дочерью, потому что старшие наследники уже имели на тот момент свои семьи. Государь предоставил мне пофамильный список тех, на кого мне следовало бы обратить внимание. Это поможет мне наблюдать за ними уже целенаправленно.

В государевом дворе я спрыгнул с лошади, передал поводья кому-то из стрельцов и направился в терем. Ко двору съезжались бояре. Я шёл медленно, чтобы иметь возможность присмотреться. Большинство в силу комплекции прибывало в экипажах – у меня иногда вообще возникало впечатление, что в боярскую думу отбирают по весу. Хотя Крынкин, например, подъехал верхом. Он и конём управлял довольно неплохо, гораздо увереннее меня самого. Я заметил Кашкина с сыновьями, приветственно козырнул им. Они выбрались из коляски у крыльца, и я подошёл пожать им руки. Мимо чинно прошествовали Бодровы-младшие, на меня даже не взглянули. Их я узнал благодаря внешнему сходству с отцом.

Тяжело дыша и вытирая платком вспотевший лоб, из кареты вывалился Тихомиров. Подошёл к нам поздороваться. Мы так и стояли на крыльце впятером, когда подъехала Маргарита Бодрова. Тоже, кстати, верхом. К ней немедленно бросились двое стрельцов, дежуривших у входа, но боярыня легко спрыгнула на землю, не особенно нуждаясь в их помощи. Одета она была в европейский костюм для верховой езды и шляпку с вуалью и длинным пером. Это, кстати, вообще немыслимо: знатные замужние дамы здесь передвигаются по городу исключительно в экипажах. Девице бы такую вольность местные кумушки простили, но не матери, у которой дочь на выданье. Впрочем, Маргарита была молодой, выглядела ещё моложе, а положение её супруга позволяло ей ни на кого не обращать внимания.

Её толстопузые пасынки к тому моменту едва доползли до верхней ступеньки лестницы. Маргарита окликнула их и начала подниматься, на ходу треща на французском. Я, естественно, не понимал ни слова, но мне на помощь пришёл Кашкин.

– Она говорит, что дождётся их с собрания, чтобы не смели без неё уезжать. А ещё – что ты, кхм… нехороший человек.

– Редиска, – кисло усмехнулся я.

– И что ты ничего для поисков её мужа не делаешь, о чём она государю просит доложить примерно. Так что готовься, участковый, уж ежели она сама приехала – значит, и этих сейчас накрутит, и сама потом к государю ломиться станет с этим вопросом. Чем ты ей так насолить-то успел? Ну Бодров – понятно, ему ты – как мозоль на пятке, но ей-то? Какие у бабы интересы… шелка да брильянты, да дочь сосватать.

– Я ей? Не поверите, тем, что пытаюсь расследовать пропажу её мужа. У меня вообще чувство, что она знает, где он, и зачем-то весь этот спектакль разыгрывает.

– И такое может быть, – усмехнулся в усы Илья Тихомиров. – Баба вроде бы и глупая, но хитрая да вздорная, такая многое могёт. Они ж, Афанасьевы, хоть и знатные, а плодятся, аки кроли, на всех наследников наследства не хватает – извечно делят. Она ж, Маргарита, когда замуж шла, сестре своей младшей косу отрезала, дабы та красивее её не оказалась. И служанки у ней завсегда страшные, абы муж не позарился.