Текст книги "Перстень царицы Ульяны (СИ)"

Автор книги: Glory light

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)

– Попробую, всё равно других версий нет.

– Чудак ты человек, Никита Иваныч, я тебе поражаюсь. Неужели ж ты на полном серьёзе думал, что в корчме, где сам Бодров обедать изволит, тебе хозяин вот так сразу всю правду вывалит, стоит тебе токмо пальцем погрозить?

Ну… сказать по правде, я именно так и думал. Надеялся, во всяком случае.

– Спасибо, Фома. Дальше будем действовать по обстоятельствам. На обед к нам придёшь?

– Приду, коль приглашаешь. Заодно расскажу, что мои узнают.

Он ещё раз пожал мне руку и направил коня через площадь. Я же потащился через весь город на северную окраину, где располагалась Стекольная площадь. Дорогу мне ещё утром описала бабка, в целом я понял, поэтому не заблудился – даже спрашивать ни у кого не пришлось.

История названия площади была довольно прозаичной. В прошлом её окружали питейные заведения, и, как следствие, нередки были драки. В общем, площадь получила своё название по причине систематически усеивавших её осколков бутылочного стекла. Ещё отец нашего государя повелел убрать отсюда пивнушки, а название осталось. Я огляделся.

Корчма на обозримом расстоянии была одна, и возле неё топтались стрельцы из еремеевской сотни. Я действительно не ошибся.

– День добрый, парни.

– Здоров и ты будь, участковый. Фома Силыч нас сюда послал, сказывал, подсобить тебе надобно.

– Я хочу задать несколько вопросов хозяину корчмы, но у нас с Фомой Силычем возникли подозрения, что этот тип откажется со мной разговаривать. Вы мне нужны для большей убедительности. Излишне не усердствуйте, но и себя в обиду не давайте. Постараемся обойтись без жертв.

– Слушаемся, батюшка воевода!

Я привязал коня к столбику у забора, и мы вошли в ворота. Во дворе было чисто, по обе стороны от крыльца красовались клумбы с тюльпанами. Над входом свешивался тяжёлый фонарь, украшенный изящными коваными лианами. Он был, естественно, погашен, но тонкие металлические плети привлекли моё внимание. Красиво. Это вам не трактир на Кобылинском тракте. Я сделал ребятам знак остаться пока снаружи, открыл дверь и вошёл.

В зале царил прохладный полумрак. Я окинул заведение быстрым взглядом. Несколько столов с белоснежными скатертями, тонкие занавески на окнах, снующие туда-сюда проворные девицы в сарафанах и кокетливых передниках. Да, это не разбойничий притон, а самый настоящий по здешним меркам банкетный зал. Я, кстати, ещё ни разу не бывал в местных заведениях общепита. На стене напротив входа был изображён толстый белый гусь с поварёшкой. На первый взгляд всё чинно и спокойно. Ко мне откуда-то из дальнего угла подплыла полная дама средних лет.

– Здравствуйте, Никита Иванович.

Я не удивился – в городе многие меня знают. Да и кто, кроме меня, будет одеваться в милицейскую форму покроем из иного мира?

– Добрый день. С кем имею честь?

– Марфа Ильинична, я здесь управляющая. Желаете столик?

– Нет. Я по делу.

– Как вам будет угодно, – она повела покатыми плечами.

– Скажите, хозяин здесь?

– Нет. Утром выехал по делам за городскую стену, но куда точно – не сказал. Когда вернётся – тоже. Я могу вам помочь?

– Допустим, – я взглянул на неё несколько подозрительно. Пока всё было спокойно. Возможно, Фома ошибался на их счёт. – Марфа Ильинична, здесь вчера ужинали боярин Бодров и с ним двое мужчин. Вы можете мне рассказать, как у них проходил вечер? Возможно, кто-то из обслуги слышал, о чём они говорили? Боярин пропал, и теперь я занимаюсь его поисками. С ним могло что-то случиться.

– Вы ведёте это дело? – несколько удивлённо переспросила она.

– Да.

– В таком случае вы должны знать, что подобная информация может распространяться лишь с согласия самого человека или членов его семьи. А мы с вами говорим про боярина Бодрова. Никита Иванович, прежде чем идти сюда с такими вопросами, вы должны были озаботиться письменным согласием боярыни Маргариты. Принесите мне бумагу с её подписью – и я и мои люди с радостью расскажем всё, что вас интересует.

В первые несколько секунд я буквально опешил. По правде сказать, я ждал, что она вызовет парочку дуболомов из охраны и меня вытолкают отсюда взашей, после чего я кликну стрельцов и завяжется драка. Именно на такой сценарий меня настраивал Фома. Но чтобы вот так, среди тюлевых занавесок и крахмальных скатертей мне вежливо и с поклонами, без единого грубого слова дадут от ворот поворот… об это я споткнулся.

– Простите, вы понимаете, что препятствуете следствию?

– Никита Иванович, отвечать на то, что вы спрашиваете, неэтично в отношении знатной особы. Я не вправе обсуждать уважаемого боярина с вами без санкции на то его супруги. В чём проблема? Она напишет, что позволяет вам вести подобные допросы от её имени, – и я вам всё расскажу. Если бы пропал государь – вам нужна была бы такая бумага от царицы Лидии. Здесь так принято, Никита Иванович.

Нет, в принципе, некоторая логика в этом была. Но! Во-первых, Маргарита совершенно точно не подпишет такую бумагу на моё имя. Во-вторых, меня вообще об этом не предупреждали! Ну ладно, допустим, я раньше никогда боярские исчезновения и не расследовал. Был, конечно, Мышкин, но о нём я разговаривал только с его женой, да и нашёлся он относительно быстро. Но чёрт возьми, Бодров-то пропал! А я бьюсь, как баран в закрытые ворота. У меня даже не было причин звать стрельцов, грозить каторгой и громить это заведение. Женщина смотрела на меня совершенно безразлично, но и сдаваться отказывалась. Я терял терпение. Фома излагал мне совершенно другой сценарий, и я был к нему более-менее готов. А так я чувствовал себя идиотом.

Ладно, остаётся единственный выход: везти эту Марфу Ильиничну к нам, и пусть бабка её расколет. Так мы и время сэкономим, и нервы себе сохраним. И кстати, я ещё не решил, просить ли ребят обыскать помещение. Здесь может ничего и не быть. В принципе, если Яга поколдует над этой дамой, та сама всё расскажет. Я мысленно кивнул самому себе.

– В таком случае, я должен просить вас поехать вместе со мной.

– Зачем?

– Для короткого допроса. Я понимаю, вы не можете рассказывать о боярине, но о себе-то можете. В частности, меня будет интересовать, как вы сами провели вчерашний вечер, а также чем занимались ваши люди. Мне будет удобнее побеседовать с вами в отделении. Долго я вас не задержу, это займёт не больше часа.

Она пожала плечами.

– Хорошо. Я только раздам указания – и можем ехать.

Женщина собиралась минут десять. Я вышел на крыльцо и извинился перед стрельцами, сказав, что штурм откладывается. Меня не покидало ощущение неправильности происходящего. Может, я вообще зря к ней прицепился? Она может ничего и не знать. Но как я это пойму, если она отказывается говорить?

Откуда-то с заднего двора вывели запряжённую рыжей кобылкой телегу, застеленную пёстрым ковром. Управлял ей паренёк из здешней обслуги. Марфа Ильинична подобрала юбки, забралась в телегу, уселась и лениво махнула рукой.

– Езжайте впереди, Никита Иванович.

Я не стал спорить – в конце концов, я знаю дорогу, никуда они от меня не денутся. Стрельцов я отпустил, поблагодарив за службу, и они отправились отчитываться Еремееву о выполнении задания. Только зря их сюда гоняли… В этот раз Фома явно перестарался. Но откуда-то же взялась у него уверенность, что мирным путём мы ничего не добьёмся. Хотел бы я знать, откуда. Что-то шло неправильно, но я не мог понять, что именно. Трактирщица не выказывала никакого беспокойства, она была со мной предельно вежлива.

Мы пересекли город и приблизились к воротам отделения. Стрельцы пропустили сначала меня, потом телегу Марфы Ильиничны. Я спрыгнул с коня и подал даме руку, помогая ей выбраться. В этот момент на крыльцо вышла Яга. Трактирщица, опершись на мою руку, перевалилась через борт телеги и спустилась на землю. Она стояла практически вплотную ко мне, при желании я мог рассмотреть мелкие морщинки на её лице. Марфа Ильинична встретилась взглядом с нашей бабкой.

Дальше всё происходило настолько быстро, что я толком не успел отреагировать. Я услышал тихий хруст, будто женщина раскусила леденец, а в следующую секунду она начала грузно оседать на землю. Когда я опомнился, бездыханное тело трактирщицы распласталось у моих ног, а бабка, бледная, но странно невозмутимая, спустилась с крыльца.

Я тупо переводил взгляд с женщины на земле на Ягу. Бабка приблизилась к нам, наклонилась и, бесцеремонно раскрыв рот Марфы Ильиничны, принюхалась.

– Синюшная потрава, – резюмировала она. – Принимай труп, Никитушка.

Я едва удержался, чтобы не расстелиться рядом с трактирщицей. Только сейчас я сообразил, что это был за хруст: она раскусила капсулу с ядом. Безотказный, исторически проверенный метод уйти от ответственности, я не раз встречал подобное в книгах. Мне оставалось лишь бессмысленно разинуть рот, а в моём воображении блокнот сам собой раскрылся на развороте со списком воскресших. Там как раз оставалась свободная страница. Время начинать новый список. Раз.

Поскольку у моих ног остывал свежий труп, а сам я не был способен на хоть сколько-нибудь адекватные действия, Яга взяла командование в свои руки.

– Эй, орлы! Берите бабу сию да сувайте в поруб, а нам с участковым надо словом перемолвиться. Пошли, Никитушка, – она матерински взяла меня за руку. Я шёл за ней, тупо переставляя ноги, – за сухонькой старушкой, которая в критической ситуации оказалась гораздо крепче меня, здорового мужчины.

Мы вошли в терем. Яга толкнула меня на лавку и сунула в руки кружку с горячим чаем.

– Пустырничку кинула да валерьянки накапала, глотни, касатик.

Я повиновался. У меня не было сил говорить, спорить или что-то там ещё, я просто делал то, что она скажет. По телу разлилось приятное тепло. Я помотал головой.

– Бабуль… а что это было? – с трудом выдавил я, чувствуя, что даже язык меня не слушается. – Зачем, чёрт возьми?!

– Ох, Никитушка… куда-то мы с тобой влезли, – вздохнула она и присела на краешек лавки. Я не к месту вспомнил старый анекдот из моего мира: «вечно ты куда-нибудь вступишь!». – Что-то такое ты раскопал, что не следовало. Теперь нам уж и не остановиться…

Я ещё раз глотнул из кружки. Состояние общей пришибленности не отпускало, но силы понемногу начали возвращаться.

– А ну-кось, обскажи мне всё, как было.

Я коротко изложил ей события прошедшей пары часов. По мере моего рассказа Яга делалась всё мрачнее.

– Она тебе так ничего и не сказала?

– Нет. И я решил, что отвезу её к вам.

– Вот то-то и оно… она ж едва на меня глянула – так сразу всё и поняла. Ибо ежели разговорю я её, то всё без утайки она мне выложит, а она этого ох как не хотела. Ну и… вона чо, сам видел.

– Видел, – кивнул я. – У неё была капсула с ядом.

– В зуб предусмотрительно вделанная, – уточнила бабка. – То есть знала она что-то такое, что и под пытками рассказывать нельзя было. Потому и осмотрительность проявила похвальную, а токмо нам с того не легче – свежий труп у нас теперь в деле.

– И что нам делать теперь? С трупом, я так понимаю, вы говорить не сможете?

– Ну как сказать… смогу, а токмо для того повинна я душу свою от Господа отвернуть да силам чёрным навеки продать. А на это я, сам понимаешь, даже заради дела милицейского не пойду, на мне и так грехов – как на собаке блох.

– То есть доступ к её памяти нам закрыт, а хозяин корчмы уехал. Ждать, пока вернётся?

– Чую, не вернётся. Заподозрил что-то, потому и сбёг, пока всё не уляжется. Искать его – что ветра в поле. Отправляй стрельцов на обыск корчмы, Никитушка.

Я возражать не стал. В конце концов, это было самое разумное решение. Яга права, куда-то мы всё-таки влезли. И кстати, я начинаю думать, что исчезновение Бодрова как-то связано с серией воскрешений. Слишком уж всё серьёзно, если трактирщица настолько испугалась возможного разговора с Ягой. Я поделился этими мыслями с бабкой, она неопределённо покачала головой.

– Очень может быть. Искать его, душегуба, надобно.

Я не стал терять время и через одного из дежурных стрельцов передал Фоме записку с приказом обыскать и опечатать корчму. Парня, который привёз Марфу Ильиничну, мы отправили обратно, – Яга предварительно над ним пошептала, и он напрочь забыл, что вообще приезжал в отделение. Нам не нужна лишняя паника в городе.

Мы ещё около получаса сидели и пили чай, постепенно приходя в себя. Нет, я и раньше видел трупы, в деле о летучем корабле у нас их был чуть ли не десяток, да и шамаханы в своё время постарались. Просто раньше в этом следствии фигурировали только воскресшие, а теперь – вот, пожалуйста, баланс восстанавливается. В горницу заглянул стрелец, передал записку от государя, которую доставил гонец. Я поблагодарил, забрал перевязанный бечёвкой свиток и развернул его.

– Хотите послушать, что нам самодержец пишет?

– Читай, Никитушка.

Обычно все речи Гороха фиксировались несколькими дьяками, сейчас же я с некоторым удивлением узнал почерк самого государя.

Вишь какое тут дело, Никита Иваныч, – без предисловия начинал он. – С утра я епископа вызывать не стал, а сам к нему наведался. Принял он меня, благословил даже, ни словом не обмолвился, что до споведи не к нему хожу. А тут я и думаю: спрошу ежели напрямик про подвалы, дык заподозрит чего ни есть старый осёл. Потому издалека я беседу начал, что, дескать, Лидочка моя разлюбезная историей города интересуется зело да знать желает, как в стародавние времена люди от ворога прятались. Рассказал я ей, говорю, про лабиринт под городом, а вот показать бы… А он слушает меня и кивает эдак почтительно, мол, да, государь, подвалы имеются, про то все знают, а токмо входов в них не осталось ужо, всё завалено. Я б и рад, мол, царице-матушке всё показать как есть, но никак туда не пробраться. Так и не добился я от него ни слова, упёрся он и ни в какую: нет входа в подвалы. Коли ж ты, Никита Иваныч, уверен, что таки есть, значит, врёт мне епископ Никон, за то его сослать надобно бы, да свалить его не в моей власти, ибо церковь завсегда выше царей стояла. Самому тебе искать придётся, но токмо меня с собой возьми, ибо мне тоже интересно зело.

Царь, государь и самодержец твой, Горох.

Мы с бабкой переглянулись: что и требовалось доказать. Епископа Никона трясти бесполезно, он свою силу знает. Ну и ладно, не очень-то и хотелось, сам найду. Осталось дождаться Еремеева.

– Никитушка, пока время есть, вредителя-то заборного допросить бы примерно, – напомнила Яга.

– Бабуль, да смысл его допрашивать, нам его обратно бы усыпить как-то. Мне вообще неинтересно с ним разговаривать! Вам Фильки мало? Пусть сидит, так хлопот от него меньше.

– А бабу куда?

– А бабу… – а вот действительно, куда её? Я задумался. Самый безобидный вариант – отвезти обратно и сдать на руки прислуге с объяснением, что скончалась по дороге в отделение от сердечного приступа. Я изложил это Яге, она кивнула. Всё равно мы ничего лучше не придумаем.

Бабка начала собирать обед, было часов двенадцать. Едва мы сели за стол, приехал Еремеев. Он снял шапку и вошёл в горницу.

– Здоровы будьте, хозяева.

– Заходи, Фома Силыч, – улыбнулась Яга. – Я как раз борщ сварила, да с пампушками.

– Благодарствую, матушка. С информацией я.

– Ты поешь сначала. И ты тоже! – бабка сурово сдвинула брови, едва я вознамерился задать вопрос. – А уж опосля продолжим следствие. У нас и так тут… не к столу будь сказано.

– Чего у вас? – не понял сотник. Я рассказал, он ошарашенно присвистнул. – Ну дела!

– Ага, вот так вот. Вступили мы куда-то, и на этот раз точно не в партию.

– В смысле?

– Да не обращай внимания, глупый анекдот. Ладно, бабуля права, давайте обедать.

И мы пообедали. А потом ещё и к чаю с пряниками приложились, пряники у бабки тоже получаются отменные. На сытый желудок даже такое несуразное дело выглядело хоть на градус, но оптимистичнее.

– Ну рассказывай, что разведал, – я раскрыл блокнот. – Сперва про коляску давай.

– Значит, так. Коляска и кони бодровские как есть приметные, а потому проверить было легко. Все места, что ты упоминал, – везде боярин был. Стало быть, путь их по городу кучер изложил верно. Были ли где ещё – не ведаю, но вряд ли, ибо по времени совпадают перемещения прям впритык. Опосля десяти вечера от корчмы коляска уехала, но без боярина, на этом его след обрывается. На этом всё.

– Ага… – задумчиво пробормотал я, записывая. – Ну тогда мы на верном пути. Ты своих на обыск отправил?

– Спрашиваешь! Искать будут споро, аки псы охотничьи, ты ж моих ребят знаешь.

– Спасибо, Фома, что бы мы без вас делали. Теперь про собор давай.

– И тут мои ребята расстарались, – он прямо-таки лучился гордостью за своих подчинённых. – В собор сходили, дворников всех оглядели да вона кого тебе доставили, – он махнул рукой в сторону двора. Я выглянул в окно и заметил тщедушного мужичка. – И вишь удача какая с ними приключилась! Немой он.

Опа. Вот это действительно удача. К немому никто не станет цепляться и уж точно с ним разговаривать. А значит, я не проколюсь со своей сомнительной легендой, мне нужно будет просто молчать.

– Закончим следствие – представлю к награде, – пообещал я. – Ну что, значит, сегодня пойду на дело.

– Тебя не сопроводить ли?

– Спасибо, Фома, не надо. Смысл? Чем меньше народа будет у двери в подвал крутиться, тем меньше подозрений.

– И то верно. Ну, тады Бог тебе в помощь, участковый.

– Бабуль, теперь вы. Отец Кондрат заходил?

– Заходил, Никитушка, – кивнула она. – Я ж в суматохе этой тебе и поведать забыла. Заходил да вещи зело странные рассказывал. Спросила я его, стало быть, про барьеры защитные…

– И? – я вновь приготовился записывать. Что там за вещи зело странные могут быть?

– Снимал он защиту. Но токмо не три недели назад, как ты обозначить просил, а ажно в начале марта последний раз. До дня сие помнит, второго числа молился он о снятии барьеров.

– А почему он так точно это помнит? – не понял я. Второе марта, день как день, вроде не выходной даже был. Яга и Еремеев посмотрели на меня несколько удивлённо. Потом, видимо, сообразили.

– Ты ж не местный, Никита Иваныч, – почесал подбородок Фома. – Третьего числа он молится за упокой души рабы Божией Ульяны.

– А кто это? – снова не понял я. Такое чувство, что все что-то знают, один я, как дурак, не в курсе.

– Царица прежняя. Жена государя нашего, упокой, Господи, её душу. Третьего марта вот ужо пять лет траур у нашего государя, да во всех храмах православных за неё молятся.

А… ну вот поэтому и не в курсе, я не слишком религиозен. Этот день как-то прошёл мимо меня. Но, видимо, для отца Кондрата это значимый повод, раз он так запомнил.

– Итак, он снимал защиту второго марта, – резюмировал я и записал это в блокнот. – Значит, это единственный день, когда наш не в меру прыткий поляк мог проникнуть в столицу. В любой другой день его, как обладателя колдовской силы, просто бы не пропустил охранный щит. И по какой же причине святой отец решился на этот трюк?

– Вот тут вещи странные и начинаются, – вздохнула бабка. – Просил его о том наш Горох.

Если бы я уже не сидел на лавке, от таких новостей я бы сел. Фома был удивлён не меньше моего.

– Что за чушь? Горох прекрасно знает, зачем и от кого нужна защита города. И он идёт к отцу Кондрату с просьбой её убрать?

– Истинно, Никитушка. Святой отец подтвердил.

– А это точно был Горох, не шамахан какой-нибудь?

– Точно. Вишь в чём дело, касатик, отец Кондрат неправду с языков людских тоже углядеть может. Как я примерно, токмо иначе немного. И ежели б человек в государевой личине Горохом назвался, святой отец мигом бы то учуял. Самодержец лично приходил, истинная правда сие.

– Но зачем?!

– Про то не ведаю.

– А отец Кондрат неужели не спросил? Ну сами посудите, просьба-то – из ряда вон!

– Отец Кондрат, Никитушка, ещё при живом отце Алексии над городской защитой властвовать поставлен. И сделал это прежний государь, на мнение епископа Никона наплевав высокородно, – епископ-то противился зело. Потому и считает себя отец Кондрат лишь исполнителем воли царской, и просьбы подобные не обсуждает.

– Значит, не спросил, – подвёл итог я. – Слушайте, у меня в голове не укладывается! Чтобы Горох просил снять городскую защиту, да ещё и нас в известность не поставил?

– Ты спроси у него сам, Никитушка, но токмо опосля. Зело горяч ты во гневе, а ну как на государя голос повысишь – он и пошлёт всё отделение…

– Куда? – устало уточнил я. Если честно, мне и самому хотелось кого-нибудь послать.

– На плаху! Ты уж давай, выясни сие, когда из собора вернёшься.

– А когда я вернусь?

– Хорошо бы к утру завтрашнему. При свете дня я тебя на это не отправлю, сумерек дождаться надобно. А там уж и пойдёшь на дело.

Я положил блокнот на стол и схватился за голову. Подумать только! Неужели это всё – по вине нашего государя? Нет, я не должен так думать. Я хорошо его знаю, Горох за свой народ голову положит. Значит, были на то причины, если он потребовал снятия городских щитов. Бабка права: я не могу завалиться к нему с обвинениями, нужно выждать и успокоиться.

Итак, до моего превращения в дворника и похода в Никольский собор примерно полдня. Еремеевские стрельцы закончат обыск раньше и, полагаю, придут с докладом уже через пару часов. Ну что ж, свободное время – это тоже неплохо, потрачу его на построение схемы следствия.

Еремеев на прощание пожал мне руку, поклонился бабке и отправился по делам. Яга вынесла из угла своё вязание (она вязала мне носки) и снова устроилась за столом. Я раскрыл чистый разворот и задумался.

Похоже, мы добрались до истоков дела. Ноги у нашего следствия растут из начала марта, когда в город проник неведомый тип и притащил с собой женщину, способную воскрешать мёртвых. Или не притащил, а здесь уже нашёл, мы не знаем, местная ли она. Говорили-то по-французски… В который раз я приуныл, что не знаю иностранных языков, – уже давно бы дело раскрыли. Я рисовал блок-схему. Каким-то образом поляк сошёлся с этой дамой – и отсюда началась череда воскрешений. В деле явно замешан епископ Никон, потому что пройти в подвалы собора втайне от него невозможно. Было бы гораздо проще, если бы все мои расследования крутились вокруг простых людей. А тут то бояре, то церковная верхушка, то вообще царь… Половина причастных отказывается с нами разговаривать, другая половина врёт. Работать невозможно.

Теперь Бодров. Он пропал крайне некстати. Вот опять, Маргарита в расследовании мне совершенно не помогла, благо хоть от кучера была польза. Перемещения боярина в день исчезновения мы более-менее отследили, споткнулись о корчму. Судя по тому, что Марфа Ильинична предпочла раскусить капсулу с ядом, чем разговаривать с бабкой, дело серьёзнее, чем мы предполагали. Ждём результатов обыска.

Я сгрыз пару яблок, побеседовал во дворе со стрельцами, помог Яге подмести лестницу на второй этаж. Ждать – самое утомительное.

Наконец мои муки от безделья закончились – во двор въехал стрелец, по-видимому, один из тех, кого Фома отправлял на обыск корчмы.

– Новости для тебя, сыскной воевода.

Ура!

– Я слушаю.

– Новости зело странные, – уточнил парень. Ну, это я уже понял, у нас всё дело такое. – В корчме ничего подозрительного нами найдено не было. Всё как обычно, у них там спокойно, никто сопротивления не проявлял. А вот за корчмой ещё одно здание имеется, типа постоялого двора что-то. Остановиться там можно да переночевать. Двухэтажное.

Я записывал.

– И вот тут много странного мы нашли, Никита Иваныч.

Ага…

– Значится, первое. Комнатка там есть, где, по словам девок горничных, иностранец жил, а токмо вчера ещё пропал он бесследно. Жил он там с начала марта, никого к себе не водил, ни с кем не общался, окромя боярина Бодрова – тот несколько раз к нему приезжал.

– А вчера?

– И вчера. Не выходил иноземец из комнаты всю ночь, а утром девки хватились – нет его.

– Вещи остались?

– Вещей при нём мало было, Никита Иваныч, один сундук небольшой. Так вот нет сундука, комната пустая. Вообще ничего нет, окромя кровати казённой. Пропал, стало быть. И второе: под зданием мы ход тайный обнаружили.

Да что ж за дело такое, одни кроты!

– И вот через тот ход предположительно и пропал иноземец. На полу земляном следы сундука и колёс каретных.

– Каретных?!

Я видел здешние кареты – широкие и громоздкие, они по улицам-то не везде проходили, а тут подземный ход. Ну ничего себе.

– Как есть каретных, Никита Иваныч! И кони были, пара.

Я записал. Чем дальше, тем интереснее. Кажется, мы напали на верный след.

– Спасибо за службу, орлы. Помещение опечатали?

– Так точно, всю прислугу по домам отправили и караул выставили. Теперь без твоего ведома никто туда не войдёт.

– Отлично, – я закрыл блокнот и встал с лавки. – Бабуль, до операции у нас ещё несколько часов есть, да?

– Истинно. Съездить туда хочешь?

– Хочу. Сам на этот ход посмотрю, выясню, куда он ведёт. Как знать, не через него ли и Бодров испарился.

– С Богом, Никитушка. А уж опосля на дело пойдёшь, всё, что нужно, я подготовлю. Ты уж осторожней там, касатик, что-то сердце моё не на месте.

– Не волнуйтесь, бабуль, прорвёмся, – я чмокнул её в щёку на прощание и вышел во двор.

========== Глава 7 ==========

Комментарий к Глава 7

Я буду крайне признательна, если вы укажете мне на что-то, что покажется вам нелогичным. А пока продолжаем следить за приключениями участкового!

Я вышел во двор и поискал глазами Митьку. Он обнаружился у забора – дразнил петуха, а тот, в свою очередь, пытался метко клюнуть нашего младшего сотрудника. На момент моего появления борьба шла с переменным успехом.

– Митька!

– Слушаю, воевода-батюшка!

– Оставь в покое птицу и марш за мной. На задание едем.

Глаза парня воодушевлённо загорелись.

– Рад стараться, Никита Иванович! Дык, может, по такому случаю телегу снарядить? Весь зад в седле отобьёте – потом стоя спать будете, за отчизну костьми болеючи!

– Не городи ерунды, – отмахнулся я. Петух покосился на меня круглым глазом: помнит, зараза, как я прошлым летом в него из окна вишнёвыми косточками кидался. Хотя меня, по большому счёту, тоже можно понять: он орал истошным голосом в четыре утра. Митька умчался выкатывать из сарая телегу и запрягать в неё коня, а я остался у забора с целью перекинуться парой слов со стрельцами. Парни откровенно скучали.

– Что, Никита Иваныч, и отдохнуть тебе не дают?

Я хотел несмешно пошутить про то, что «в гробу отдохнём», но не стал. В свете последних событий это и впрямь было бы некстати. Вместо этого я наставительно поднял палец:

– Пока дело в архив не подшито – милиции не до отдыха.

– Великий ты человек, участковый! Народу лихому спасу от тебя нет.

– Работа такая, – я философски развёл руками. Митька наконец вывел к воротам наш предполагаемый транспорт.

– Садитесь, батюшка воевода! С ветерком доставлю куда скажете.

Я, кстати, ещё не решил, брать ли нам с собой покойную Марфу Ильиничну. Пожалуй, всё-таки не стоит, я не хочу ехать в одной телеге с трупом. Пусть стрельцы отвезут её вечером, когда я отправлюсь в собор. Угораздило ведь… Что же такое она знала? Ладно, разберёмся по ходу. Я запрыгнул в телегу.

– На Стекольную площадь, Митя. Как ехать – знаешь?

– Не извольте беспокоиться! – он расплылся в широкой улыбке. – Я ж весь город как свои пять пальцев!

– Молодец, – кивнул я и поудобнее устроился на ковре, привалившись к борту телеги. Мы выехали за ворота. В конце улицы я заметил группу ребятишек и помахал им фуражкой. Они радостно завопили и принялись махать мне в ответ. Завидую я им. Какие проблемы в детстве? А у нас тут горожане воскресают.

Я раскрыл блокнот и уставился в свои записи. Ничего путного в голову не шло. Будем надеяться, к завтрашнему дню я смогу хоть что-то прояснить. Забавно, кстати, получается: вся вторая половина дня у меня будет посвящена вылазкам в подземелья. Чувствую себя Томом Сойером каким-то, честное слово. Я сунул блокнот обратно в планшетку.

– Никита Иваныч! А чойта вы с утра смурной какой-то, как не с той ноги встать изволили? Невже из-за боярышни?

– Из-за какой боярышни? – не сразу сообразил я. Потом допетрил. – Митька, ты забодал уже! С чего мне из-за неё переживать? Разве что дело они нам очень не вовремя подкинули, мне со своим-то разобраться бы…

– Ну а как же, – не унимался он. Мы неспешно ехали в сторону Стекольной площади. – Вы ж на неё вона как сладостраственно глядели давеча, не иначе как любовь великая в ваше сердце постучалася.

– Митька, уймись. Ничего подобного.

– Ну и зря, – заключил он. – Самая видная невеста в городе.

– Иди ты… тоже мне, эксперт нашёлся.

Мы помолчали.

– Никита Иваныч!

– Да? Если опять про Лариску – уволю.

– Да не, как вы могли подумать! – совершенно невинным тоном ответствовал наш умник. – А куда мы едем? На кой вам на Стекольную площадь, невже там опять кто по пьяному делу правопорядок нарушать посмел? Так мы ща быстренько!

Надо же, какая слава у этого места, даже Митька в курсе.

– Нет, там всё спокойно. Просто нужно кое-что обследовать, – успокоил я. – Дело важное и секретное, без тебя не обойтись.

Наш младший сотрудник аж надулся от гордости и остаток пути молчал, видимо, размышляя о том, как проявить героизм, чтобы наверняка орден дали. Я же обратно погрузился в невесёлые мысли. Нет, ну правда, одни кроты в деле! Только знай под землёй прогуливайся.

Впереди замаячила Стекольная площадь.

– К корчме, Митя, – указал я. Он послушно подъехал к воротам заведения, где я уже побывал не далее как три часа назад. В этом деле всё быстро: быстро умирают, быстро воскресают, а уж пропадают так и вовсе мгновенно! Я спрыгнул с телеги и огляделся. На крыльце, дожидаясь меня, сидели двое стрельцов.

– Здорóво, Никита Иваныч! – завидев меня, они встали со ступеньки крыльца. Я по очереди пожал им руки. На входной двери корчмы я заметил полоску бумаги с государевой печатью.

– О. Оперативно, молодцы, – похвалил я.

– Рады стараться, батюшка воевода! Али тебе туда надо?

– Нет, туда мне не надо. А вот гостиницу мне покажите, меня она больше интересует.

Один из них спустился с крыльца и махнул рукой, приглашая нас следовать за ним. Мы обогнули корчму, и моему взгляду открылось двухэтажное здание гостиницы.

– А вот она, – указал на здание стрелец. – Васильев да Потапов туда ходили, девок горничных допрашивали. Девки-то им про иноземца и обсказали всё как есть.

Я кивнул. Стрельцам Еремеева я верил, у него все подчинённые как на подбор, уж если обыск ведут – ничего не упустят. Осматривать комнату подозреваемого ещё раз я смысла не видел, только время потеряю. Если бы там что и было – они бы даже мышиный хвостик за плинтусом углядели. Просто в этом деле нам встречаются не в меру предусмотрительные экземпляры, одна Марфа Ильинична чего стóит. Значит, сразу займёмся тем, ради чего мы пришли.

– Собственно, мы подземный ход осмотреть собирались.