Текст книги "Перстень царицы Ульяны (СИ)"

Автор книги: Glory light

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)

– Бабуля! Я просто спросил.

Неожиданно мне ещё кое-что пришло в голову. Очень вовремя, кстати.

– А если все уснут, как мы на территорию попадём? Кто нам ворота откроет? Они ведь изнутри управляются.

Бабка задумалась.

– А ежели в боковую калитку, что для прислуги?

– На ночь на висячий замок закрывают, – скорбно ответствовал я. – Не через забор же лезть.

– А коли иного пути нет?

– Тогда, видимо, придётся, – сдался я. – А если Лариску попросить, чтобы открыла?

– Она уснёт вместе со всеми, – напомнила бабка. – И потом, как ты ей об этом скажешь? Её теперь наверняка со двора одну не выпускают.

Яга и тут была права. По всей видимости, откреститься от перелезания через забор я не смогу.

– Получается, моя задача – оказаться внутри и открыть ворота, чтобы прошли остальные. Мне понадобится человек десять, потому что один я эту территорию неделю буду обыскивать. И кстати, мы опять не знаем, что ищем.

– Маргариту мы ищем. Тебе надобно будет на коня её погрузить да мне привезти, а ужо я её разговорю.

– Если она не решит последовать за Марфой Ильиничной.

– Не решит, касатик, плохо ты баб знаешь. Маргарите есть что терять, если она умрёт – дык всё сыновьям старшим достанется. Такое она ни в жисть не допустит. Нет, она будет цепляться за жизнь.

– Так, а если нас увидит кто?

– И о том я позабочусь, Никитушка, – успокоила бабка. – Ужо постараюсь, дабы не токмо владения боярские, но и пару кварталов от них сном накрыло, дабы никому среди ночи шастать не удумалось. Никто не увидит, касатик. Должна же и я какую пользу следствию принести!

– Бабуля, вы у нас лучшая.

Старушка аж зарделась.

Время тихо катилось к обеду. Я вышел во двор поболтать со стрельцами. Митька с самого утра куда-то умчался, я его не видел. Зато приехал Еремеев. Судя по его ошарашенному виду, новости он привёз незаурядные.

– Фома, ставь коня, пошли в терем.

– Иду, Никита Иваныч.

Он отвёл коня в конюшню, и мы отправились в дом.

– Чаю тебе, Фома Силыч, не предлагаю, всё равно скоро обедать, – сходу заявила бабка. Это означало, что от обеда Фома не отвертится. Ну, он не очень и сопротивлялся.

– Новости вам привёз, – сотник плюхнулся на лавку. – Зело странные.

– Давай свои новости, – я раскрыл блокнот и устроился поудобнее. По-моему, я уже ничему не удивляюсь. По городу ходят ожившие мертвецы, возглавляемые призраком первой царицы.

– Никита Иваныч, ты как в воду глядел! Это не Игнашка Гришин.

– Да ладно?! – хором изумились мы с бабкой.

– Вот те крест! Я ж тела повелел к Потапу отвезти, обследовал дабы да наблюдения свои высказал. Он их осмотрел пристрастно. Ванька Попов – да, он, все приметы как есть совпадают. А вот тот, кто в Игнашкину форму одет был, – дык то не Игнашка. У Игнашки пятно родимое на ноге повинно быть, а у этого нет пятна. Не могло ж оно пропасть?

– Не могло, – согласились мы.

– Вот и я говорю, не могло. Да ещё шрамов на тех местах, где у Игнашки были, нету. Стало быть, кого-то нам вместо него подсунули.

– А кого ж? – это бабка. Фома развёл руками:

– Про то не ведаю, но Потап говорит, парень не из наших.

Опа. Я быстро записывал в блокнот. Под видом Игнашки Гришина нам подсунули какого-то левого мужика. Встают два вопроса: первый – зачем? И второй – а где, собственно, Игнашка? Я озвучил.

– Ну насчёт «зачем» предположить можно, да токмо глупость какая-то выходит, – вздохнула Яга. – Убивец наш хотел, дабы парня убиенного за Игнашку приняли.

– И снова-таки: зачем? – не сдавался я. – В случае с Тюрей хотя бы логика была, но подменять стрельца?

– Я ж и говорю, глупость. Кто-то хочет, чтобы мы думали, что Игнашка жив?

Мы трое растерянно переглянулись. И правда глупость.

– Хорошо, но сам-то он где? – я вновь уставился в блокнот. – Выехал за ворота, бросил товарища и пропал, а на его месте погиб неизвестно кто?

– Мои ребята товарищей не бросают, – строго поправил меня Фома.

– И кто этих двоих убил столь изощрённым способом? – продолжил вслух размышлять я. – Начало, положим, очевидно: они следуют за каретой боярыни. Но вот дальше начинаются странности. Из темноты появляется некто, одного стрельца убивает, другого подменяет – ведь его ещё и переодели, а Игнашка исчез неведомо куда. Зачем? Это слишком сложно.

– Надобно тебе к Бодровым идти, там ответы твои, – подытожила бабка.

– Вот ночью и займёмся. А пока, Фома, ещё кое-что. Мне нужно поговорить с кучером, который возит Маргариту. Их там трое – у самого боярина, у жены и у дочери. Вот мне нужен второй, попытайся мне вечером его раздобыть. Живёт он где-то в городе и на ночь уходит домой. Зовут вот только не помню как… там разберёшься. Может, хоть он нам расскажет, что этой ночью случилось.

– Будет сделано, – кивнул Еремеев.

– Кстати, ещё одна новость на сегодня, – вспомнил я. – Государь отправляет Лидию в загородное имение. Похоже, что к чему-то готовится. Царица сегодня уезжает.

– Ну, учитывая, что у нас полный город оживших мертвецов, то очень похоже, что готовится он…

– … к войне, – подхватила бабка незаконченную мысль Еремеева. – Ох, ребятушки, ить ежели так – дык у нас тут брат на брата пойдёт. Кровь прольётся великая…

– Оно бы, может, и ничего, но этими мертвецами – то есть, простите, неживыми-немёртвыми – наверняка кто-то управляет. Но Горох упёрся, как баран, и не говорит, кого пропустил в город. Мы виделись сегодня, и он, можно сказать, подтвердил, что велел этому кому-то поднять Ульяну.

Еремеев перекрестился. Я уныло пожал плечами. Да, всё именно так, как нам меньше всего бы хотелось.

– Давайте обедать, ребятушки, – бабка ласково погладила нас обоих по головам. – Тебе, Фома, многие потрясения ныне выпали, восстановить бы силы надобно. А там ужо продолжим следствие.

– Вы как всегда правы, бабуль.

Мы встали было ей помочь, но Яга лишь цыкнула зубом и принялась лихо ворочать ухватом горшки в печи. На обед у нас было жаркое, которое она наложила нам из здоровенного чугуна.

– Откушайте, мóлодцы, чего Бог послал.

Запах ароматного мяса с картошкой щекотал ноздри.

Во время обеда мы молчали. Собственно, больше и говорить было особо не о чем – всё основное мы обсудили, дальше только ждать. Ещё некоторое время мы провели за чаем, обмениваясь новостями о разных пустяках. Полцарства за возможность отвлечься от воскресших мертвецов и пропавших бояр! У нас была катастрофическая нехватка обычных человеческих новостей – простых и добрых. Ей-богу, если я не раскрою это дело – подам в отставку. А если раскрою – уйду в отпуск. Мы все работали на пределе моральных сил.

После чая Фома попрощался и ушёл, пообещав к вечеру доставить нам кучера боярыни Бодровой. Собственно, делать нам было нечего. В этом расследовании мы часто чего-то ждём. Обычно я ношусь по городу, как ужаленный, не имея ни единой возможности отдохнуть. А сейчас не так.

– Ты бы, касатик, развеялся. Сходил бы на ярмарку, что ли…

– А? – я растерянно моргнул. – Простите, бабуль, задумался. Нет, я сейчас схожу не на ярмарку, а к отцу Кондрату. Хочу спросить, у кого исповедовалась Ульяна. Кто был её духовным отцом.

– Да, это дело хорошее, – кивнула она. – А то я ить не ведаю. Я её ни разу, не поверишь, близко не видела, она и на приёмах почти не появлялась, и к народу выходила нечасто. Затворницей жила, токмо вот деток хворых к ней носили.

Я кивнул. Я и так уже понял, что прежняя царица кардинально отличалась от живой и целеустремлённой Лидии. Австрийскую принцессу воспитывали совершенно иначе. Что касается Ульяны, я нисколько не сомневался, что она более охотно носила бы монашеский апостольник, нежели корону. Сложно как-то. Мне было её жаль.

– Митеньку возьми, скучает мальчонка, – посоветовала Яга. Я кивнул.

– Мы недолго, бабуль.

Я надел фуражку и с планшеткой через плечо вышел во двор.

– Митька! Пошли, дело есть.

Наш младший сотрудник выкатил грудь колесом. Его прямо-таки распирало от желания послужить родному отечеству.

– Какую службу опасную справить требуется, батюшка воевода?

– Никакую. Сегодня за царя умирать не придётся. Мне нужно к отцу Кондрату.

Он заметно приуныл.

– А может, какого преступника заарестовать требуется?

– Требуется, но не сегодня, – пресёк я его творческий энтузиазм. – Пошли.

***

И мы неспешно выдвинулись в сторону храма Ивана Воина. Кучера Фома всё равно приведёт уже по темноте, а сейчас было максимум часа два. Торопиться нам некуда. По дороге Митька развлекал меня байками из жизни обитателей родной деревни, я слушал вполуха. Мысли продолжали витать вокруг царицы Ульяны. Что же всё-таки с ней случилось в те несколько дней между отъездом из города и вестью о её смерти? И как её перстень оказался в подвале Никольского собора?

К тому же я никак не мог увязать её и пропавшего боярина. Милицейское чутьё едва не в голос вопило: связь между ними есть! Но какая, чёрт побери? У меня никак не складывалось. И куда всё-таки подалась Маргарита посреди ночи?

Погружённый в тяжкие размышления, я вошёл в ворота храма Ивана Воина. Митька топал за мной. На территории храма было неожиданно людно. Я огляделся. Траурно одетые горожане толпились вокруг берёзы в углу двор. До меня не сразу, но дошло: отец Алексий. Мы подошли ближе. Я заметил под берёзой свежий холм земли, в который был воткнут деревянный крест. Рядом с могилой прежнего настоятеля на коленях стояли отец Кондрат и трое не знакомых мне священников – они молились, периодически творя земные поклоны. Я тяжело вздохнул. Это ведь мы, мы с бабкой… меня вновь охватила чёрная тоска. Помощь нам стоила святому отцу последних сил. Мне хотелось попросить у старика прощения, но он больше не мог меня услышать.

Мы с Митькой немного постояли в толпе и тихо отошли в сторону. Я не решался прерывать молитву отца Кондрата, оставалось только ждать. Мы уселись на лавку у забора, дожидаясь, пока святой отец закончит. Он подошёл к нам минут через пятнадцать.

– Бог в помощь, милиция, – поздоровался настоятель и размашисто перекрестил нас обоих, после чего я встал и пожал ему руку. – Отца Алексия погребли ныне, вот люди проститься с ним идут. Ну мы уж сказали всем, что старец сей к нам из монастыря дальнего приехал – да и отдал душу Господу. Два дня ведь всего, Никита Иваныч.

Я кивнул. Да, это мы. Хуже всего было то, что я никак не мог искупить свою вину перед стариком. Он согласился нам помочь и поплатился за это.

– Святой отец, я к вам по делу. Есть у вас время?

– Для тебя завсегда найдётся, – успокоил он. – Пошли. А ты, добрый молодец, здесь побудь, вона пса развлеки.

Упомянутый пёс сидел на ступеньках храма, свесив язык изо рта. При этом морда его выглядела улыбающейся. Митька надул губы – мол, опять дела следственные без него вершат, но перечить не стал. Пёс подбежал к нам и радостно завилял хвостом. Отец Кондрат жестом поманил меня в храм. Уже на ступеньках я обернулся: Митька бросил палку в сторону ворот, и пёс помчался добывать. Вот и замечательно, пусть развлекаются, хоть кому-то будет весело.

– Ну что, участковый, рассказывай.

Мы уселись за столом в подсобке, где обычно принимал посетителей отец Кондрат. Я принялся излагать ему свои подземные приключения, не забыв упомянуть и про пса. Всё же его роль в моём спасении из подвалов Никольского собора я и сам до конца не понимал. Был ли пёс, не было… он мог мне привидеться, но, с другой стороны, как можно быть настолько реальным, чтобы безошибочным путём вывести меня из подземелья? Я бы в жизни оттуда дорогу не нашёл.

– На всё воля Господа, – выслушав меня, заключил святой отец. – Ежели Ему было угодно, чтобы ты живым оттуда вышел, то Он тебе пса в подмогу послал. А уж был ли пёс аль не было… то не человеку решать. Просто прими на веру.

Я кивнул. Для меня это и в самом деле вероятнее всего останется тайной. Я мог там остаться – в движущемся лабиринте под толщей земли. Меня накрыл запоздалый приступ клаустрофобии, и я глубоко вздохнул, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце. Я оттуда вышел, и это главное. Мог не выйти.

Мог остаться, как пленница замурованной комнаты, что рисовала чем-то острым палочки на камнях.

– Я нашёл там перстень, – продолжил я. – Перстень царицы Ульяны.

Отец Кондрат помолчал, задумчиво пожевал губами.

– Почём знаешь, что ейный?

– Государь опознал. Говорит, у него такой же.

– А, ну ежели государь… тогда конечно. Я был на их венчании, ещё при отце Алексии то сталося. Незадолго до его смерти то было. И перстни обручальные их видел, парные. Ежели государь узнал, значит, и впрямь Ульянин перстень ты в подземелье выискал.

– Как он мог туда попасть?

– Про то не ведаю. Ульяна-то незадолго до смерти в монастырь собралась – икону чудотворную поцеловать. Верила, что всё же вымолит себе прощение, что пошлёт ей Господь дитя. Чистая душа была, Никита Иваныч… уж и не знаю, за какие грехи ей кара такая. Ведь никому ничего худого в жизни не содеяла.

– Тогда почему, когда я спрашивал про праведников, вы не сказали про неё?

– Дык ведь померла она, Никита Иваныч.

– Её никто не видел мёртвой.

– Это верно, – подумав, согласился святой отец. – Но зело слабого здоровья она была, никто и не удивился, что государыня преставилась.

– Но как-то же она в подвал попала.

– Никита Иваныч, – как-то укоризненно взглянул на меня отец Кондрат. – Ты ежели подозреваешь, что встала она, дык спроси у неё сам, как она туда попала. А покуда ты на месте топчешься.

Это верно. И милицейское чутьё мне подсказывало, что очень скоро мне представится возможность встретиться с прежней царицей. Даже если мне этого не очень-то и хотелось.

– Скажите, у кого она исповедовалась?

– У епископа Никона. Про то точно знаю, он ей грехи отпускал и причащал её. Он тогда ещё более-менее был, это последние лет восемь его понесло – из собора рынок сотворил. Ежели ты про Ульяну что знать хочешь, дык тут тебе либо государь в помощь, либо епископ.

– С государем я уже говорил, кое-что прояснилось. А вот епископ со мной и разговаривать не станет.

– Это верно. Ты всей верхушке городской аки бельмо на глазу. Не любят тебя власть имущие, – хмыкнул отец Кондрат.

– Потому что привыкли к безнаказанности. Я никого тут толком даже арестовать не могу.

– А кто тебе нужен?

– Маргарита Бодрова.

– А она-то тебе на кой сдалась? – удивился святой отец. – Баба вздорная да глупая, да токмо не лезет она в политику.

– Отнюдь, – я покачал головой. – Очень похоже, что она в этом деле по маковку замешана.

Я пересказал отцу Кондрату события сегодняшней ночи. Упомянул и то, что одного из стрельцов подменили, нарядив в его форму труп другого человека. Святой отец удивлённо подёргал себя за бороду.

– И всё это вертится вокруг Бодровых, – подытожил я. – Боярин пропал, его жена ездит куда-то ночью, а с нашими стрельцами происходит вот такое. Неспроста ведь, согласитесь.

– Соглашусь. Но помочь ничем не могу, ибо повлиять на них даже государю не дадено. Так уж повелось, Никита Иваныч, ужо лет пятьсот Бодровы с царской династией трон делят. Ты влез в то, что незыблемо.

Вечно ты во что-то вступишь, мысленно усмехнулся я. Да, я умею. Но я хочу, чтобы не только в Лукошкине, но и во всей стране наступило торжество законности и справедливости. Возможно, я идеалист и мыслю категориями невозможного, но, с другой стороны, я стараюсь.

– Но совет один дать могу, – продолжил святой отец. Я навострил уши. – Поговори с её отцом. Ты с ним знаком?

– Нет, но видел и внешне представляю.

– Гаврила Афанасьев грешен зело, ибо азарт владеет душой его. Играет он.

– Во что?

– В кости. И поверь мне, Никита Иваныч, лучше б он пил. Он спустил родительское имение и приданое жены, где они сейчас живут – я и не ведаю. Но когда Бодров Маргариту сватал, была там какая-то история тёмная…

– Какая?

Святой отец развёл руками.

– Не ведаю. Но сам подумай, ему пятьдесят, ей – неполных шестнадцать, она хоть и знатных кровей, но выросла в нищете. Ни образования, ничего. На свадьбах есть традиция – молодожёнам танцевать, так Маргариту обучить едва успели, и то за платье весь час цеплялась. Не пара она ему, не было смысла в том браке.

– Да ладно вам, многие бояре на молодых женятся. Это частое явление.

– Таких молодых – у половины думы дочерей, выбирай не хочу, за Бодрова любой отец бы не глядя отдал. Но не такую, которую всему с нуля учить нужно, что боярские дочери с младых ногтей усвоили. Он почему-то вцепился именно в неё.

– Любовь? – несколько иронично предположил я. Отец Кондрат только отмахнулся.

– Короче, поговори с Гаврилой. Попробуй выяснить, что же такого в Маргарите, вполне возможно, он тебя на след наведёт. Уж ежели баба сия за собой смерть сеет, значит, не всё с ней ладно.

Я записал себе памятку в блокнот. Обязательно поговорю.

– Кстати, помните, вы говорили, что государь просил вас убрать защитные барьеры. Это было накануне дня памяти царицы.

– Истинно, – кивнул настоятель.

– И вы не спросили, зачем ему это.

– Не моё дело. Волю государеву исполнять дóлжно. Он над нами всеми – помазанник Божий.

– Он кого-то пропустил в город. Но не говорит, кого именно, к тому же это наверняка связано со смертью царицы. Помогите мне, я должен знать, с кем мы имеем дело.

Отец Кондрат поскрёб бороду.

– Ежели ты просишь, попытаюсь. Однако ж коли он мне откажет, настаивать не буду, то воля государева. Моё дело – исполнять.

– Ваше дело – охранять город от чужого колдовства, – напомнил я. – А он, пользуясь вашим доверием, кого-то сюда впустил. Причём человек этот крайне осторожный и предусмотрительный, нам будет непросто его поймать. С него-то всё и началось: ожившие мертвецы, которых уже несколько сотен, теперь Ульяна вот… я не понимаю, зачем мы вообще бьёмся, если я с самого начала ничего не мог контролировать, а государь ставит нам палки в колёса.

– Попытаюсь, – повторил отец Кондрат. Я встал, пожал ему руку на прощание.

– Спасибо. Не смею вас больше отвлекать.

– С Богом, участковый, – кивнул святой отец. – И ежели дальше милицию возглавлять хочешь, не лазь боле в подвалы под собором. Одному дьяволу известно, чего они там наворотили.

– Не полезу, – пообещал я и вышел вон. До вечера было ещё несколько часов – время продолжать следствие.

Комментарий к Глава 8

Ульяна упоминается Андреем Олеговичем единственный раз – в первой книге серии:

«Царь был вдов, его жена, царица Ульяна, умерла три года назад, не оставив ему детей. Бояре, духовенство да и весь простой народ активно уговаривали государя жениться».

========== Глава 9 ==========

Комментарий к Глава 9

Здесь есть некоторые отсылки к одной достаточно известной легенде.

Автор по-прежнему просит указывать на возможные логические ошибки в тексте.

Как найти боярина Афанасьева, я не знал. Можно было, конечно, спросить у государя, но… честно говоря, не хотелось. Не думал, что когда-нибудь это случится, но в последние пару дней наша давняя сердечная дружба явственно пошатнулась. Горох имел самое непосредственное отношение к нашествию мертвецов, но помогать мне по наиболее принципиальному вопросу всего следствия отказывался. Я до сих пор не знал, кого именно он впустил в город.

Он же, кстати, вскоре после допроса отца Алексия озвучил мысль, мучившую тогда меня самого: откуда у нас в городе поляк, способный колдовать? Да вот всё оттуда же, Его Величество лично соизволили впустить. Мне было горько и обидно. Странно, наверно, слышать такое от участкового милиционера, но сами подумайте, нормально разве, когда ты сбиваешься с ног, расследуя дело, а твой друг отказывается тебе помочь? И более того, ставит палки в колёса.

Оставался единственный вариант – боярин Кашкин. Старик относился ко мне с отеческой теплотой, его семья всегда была рада меня видеть, и я часто их навещал. Я не сомневался, что уж они-то знают, где живёт Афанасьев. Кстати, знаете, что ещё интересно: незаметно для меня самого фокус в расследовании сместился в сторону четы Бодровых. Я почему-то упорно связывал их с нашествием оживших покойников, хотя никаких прямых оснований у меня для этого не было. Я интересуюсь ими отнюдь не как потерпевшими.

Все подозрения в их сторону – косвенные настолько, что над моими выводами можно только посмеяться. Боярин приезжал к таинственному иностранцу в гостиницу при корчме? Имеет право, это у нас не подсудно. Марфа Ильинична на следующий день после пропажи боярина приняла яд? Ну так мало ли, чего бабе в голову взбрело. Маргарита куда-то отправилась среди ночи? Да хоть к любовнику молодому, тебе-то, участковый, какое дело! За супружескую измену у нас пока тоже не сажают. Ну а что со стрельцами странные вещи твориться начали – так к этому она вообще отношения не имеет и никаких стрельцов в ту ночь не видела. Короче, если бы мне предъявили что-то подобное, я бы и сам посмеялся.

И в то же время я был уверен, что двигаюсь в правильном направлении. Милицейская интуиция меня обычно не подводила. Если внутренний голос подсказывает мне, что нужно копать в сторону Бодровых, значит, так и поступим.

Идти к Кашкину было далеко – всё же жил он на другом конце города. Немного подумав, я отправил Митьку обратно в храм с просьбой выделить нам какой-нибудь транспорт. Наш младший сотрудник вернулся минут через пятнадцать, управляя запряжённым в телегу мерином. Ну вот и отлично. Я никогда не против прогуляться по городу пешком, но сейчас у нас было не так много времени, а на вечер запланирована ответственная операция.

Я запрыгнул в телегу и устроился на соломе.

– Куды едем, батюшка воевода?

Ах да, я же ему не сказал.

– К Кашкину.

– Не извольте беспокоиться, домчим с ветерком! – воодушевился наш умник.

– Митя, с каким ветерком – центр города! А если дети, а если кот?

– А пущай на дорогу не высовываются, милиция едет!

Я лишь печально вздохнул. Собственно, я мог и не сомневаться – сам знал, кого водителем выбрал. Азарт гонщика у Митьки в крови. Вспомнить хотя бы, как мы с ним (я у него на плечах) догоняли африканскую принцессу Мумумбу! Вот и сейчас мы рванули с места так, что у меня чуть фуражку не сдуло, едва успел схватить. Телега подпрыгивала на ухабах и неслабо кренилась на поворотах, Митька залихватски щёлкал кнутом над спиной коня, и мы летели. Народ благоразумно освобождал дорогу: милиция едет! У ворот кашкинского подворья мы были уже минут через двадцать.

Пропустили меня без лишних церемоний. Боярин Кашкин всегда был рад меня видеть. Я попал на послеобеденный отдых супружеской четы и испытал по этому поводу некоторое смущение, но старики лишь отмахнулись. Кашкину я пожал руку, его жена, боярыня Ольга, маленькая, сухонькая старушка, приподнялась на цыпочки и по-матерински меня обняла.

– Вы уж простите меня, я не вовремя.

– Никита, милок, не городи ерунды, – улыбнулась боярыня и позвонила в колокольчик, вызывая служанку. – Чаю нам с участковым.

– Спасибо, но я ненадолго, – попытался отмазаться я. Супруги посмотрели на меня укоризненно, и я сдался. – Не смею отказать прекрасной хозяйке!

– Ну вот и замечательно, – разулыбалась боярыня.

Кашкин был из тех, кто жил всю жизнь с одной женщиной. Ему то ли уже исполнилось восемьдесят, то ли только должно было, его жена вроде бы была чуть моложе. Мне нравилась их семья. В своё время это явно был не брак по расчёту, да и сейчас они относились друг к другу с бесконечным уважением. Наверно, я бы и сам хотел встретить старость именно так.

– Ты, Никита Иваныч, небось по делу к нам? – усмехнулся проницательный боярин. – Нет бы просто так, от души проведать стариков!

– Вот дело закрою – и тогда вы от меня ещё устать успеете, – в тон ему отозвался я. – Но вообще да, я по делу, Фёдор Петрович.

Принесли чай. Боярыня разливала уже сама – сначала мужу, потом мне, как гостю, и только потом себе. Вот ради таких людей я и должен закрыть это дело – чтобы в городе было спокойно.

– Излагай.

– Мне нужен боярин Афанасьев, хочу с ним побеседовать. Где он живёт?

– Гаврила-то? Дай-ка подумать… вроде у Колокольной площади. Он ведь как дом родительский продал, так и купил себе какой-то сарай. Дети разъехались все. Вроде и помогают ему, а токмо всё он на кости спускает. Ты когда тот сарай увидишь, не удивляйся, что человек знатный так живёт, то выключно его вина и его грех.

– Не буду удивляться, – пообещал я.

– А зачем тебе Гаврила? – поинтересовалась боярыня. – Вроде ж он отродясь никому нужен не был.

– Поговорить с ним хочу, – я уж не стал при пожилой женщине рассказывать про обезглавленные трупы, постарался отделаться общими фразами. – Маргарита куда-то ездит по ночам, отследить не удалось. А отец Кондрат говорит, была какая-то странная история в связи с их свадьбой. Не может это, кстати, быть что-то банальное? Ну, вроде как невеста не была невинной, или там, к примеру, Лариска зачата до брака? А то получится, что просто время теряю.

– Нет, это вряд ли, – Кашкин покачал головой. – Дочь родилась точно в браке, больше года прошло. Да и похожа она на отца, не придерёшься. А вот зачем Павел девку без приданого взял… ну, о том его самого спрашивать надобно. Ибо до брака она странная зело была.

– А именно? – я едва поборол желание достать блокнот и карандаш – вовремя спохватился, невежливо как-то. Ещё в школе милиции нас учили: психологический портрет подозреваемого – половина следствия.

Супруги пожали плечами. Ответила боярыня:

– Ведьма она. Говорили так.

То же самое говорили мне мужики на бодровской конюшне. Я едва не подскочил.

– У Гаврилы девять дочерей и сын, жена умерла в родах. Сын – младший, воспитывался у какой-то дальней тётки, он в Лукошкино, по-моему, и не приезжал ни разу. Из девиц в живых осталось шестеро, все, кроме Маргариты, замужем не слишком удачно. Они, милок, ведь необразованные все, сказать стыдно. Гаврила девками-то и не занимался никогда. Настрогал – и вроде как свободен, они и жили при нём, аки псы дворовые. Читать-писать ещё могли худо-бедно, а что посложнее – уже мимо. Поэтому и не сватались к ним ребята нашего круга. Жена ведь, Никитушка, с мужем об руку на всех приёмах появляться обязана, да знать, что нужно говорить, а что нет. За столом, опять же, не оконфузиться, в танце себя показать. Детей воспитать… ты не думай, что знатные девицы токмо на диване лежат да шербет откушивают, у них обязанностей ещё боле, чем у мещанок.

– Да я и не думал, – кивнул я. Собственно, про бедственное положение наследниц семейства Афанасьевых я слышал уже не раз.

– Поэтому и замуж девки шли, наплевав на титулы, – абы за кого выйти, лишь бы одной потом не вековать. Кто за купца, кто за кузнеца. Место в думе пропадёт, ибо сын Гаврилин вроде как умер в отрочестве. Ну и вот, а Маргарита… ты пойми, милок, одной красоты мало, нужно что-то ещё. А у неё ни приданого, ни образования, её весь месяц до свадьбы танцевать учили, ибо она в платье спотыкалась. И почему Павел в неё вцепился – одному Господу ведомо. Он за неё Гавриле дорого дал – все долги евойные выплатил, а их немало было. И казне должон был, и ещё много кому, долго он от кредиторов прятался. Дык Павел к ним по списку своих людей посылал, расплатились дабы да расписку написали, что претензий к Гавриле не имеют. Кто-то там, правда, потом от сердечного приступа умер, а кто-то в речке утонул, но это мелочи.

Ничего себе мелочи, присвистнул я. Мы мирно пили чай и беседовали. У Кашкиных было почти так же спокойно, как в обществе нашей Яги.

– Ну вот, а потом свадьбу сыграли. Дык Маргарита ещё накануне сестёр своих младших чем-то опоила, не супротивились дабы. Одной косу отрезала, у другой всё лицо пятнами пошло… а третья дык и вовсе слегла, токмо через месяц на ноги начала подниматься. Это чтобы, значится, никто не смел на свадьбе быть красивее неё. Боялась она зело, потому как другая жизнь перед нею солнечным лучиком мелькнула.

Вот правду говорят, муж и жена – одна сатана. Я слабо представлял себе шестнадцатилетнюю девчонку, способную на такое по отношению к собственным сёстрам.

– Ну а потом и вовсе с ними знаться перестала. Ещё как дочь носила, дык тогда уже учителей да книги себе потребовала, и как родила – ребёнка нянькам сбагрила. Понимаешь, милок, мы все здесь – бояре по происхождению, это передаётся от отца к детям. Да токмо крови мало, нужно многому обучиться. Истории государства нашего, языкам, этикету. Дабы, значится, перед государем да прочими себя не уронить. Ну и вот, как видишь…

Я кивнул. Да, Маргарите многое удалось за эти годы, я при всём желании не мог представить, какой она была до замужества. Но почему ведьма-то?

– Да бог её знает, почему, – покачал головой Кашкин. – Из-за сестёр небось. Баба зело опасная, ежели ещё отроковицею на такое способна была. И почему Павел так в неё вцепился – никто не знает, то дело ихнее, семейное. Ужо скоро двадцать лет как живут. Спроси у Гаврилы, авось он чего и подскажет тебе, а токмо все остальные, кто на их свадьбе был, знают не больше нашего. Ежели хошь, дык мы тебе парня в помощь дадим, проводит – а ну как не найдёшь, где Гаврила живёт, токмо время потеряешь.

– Спасибо! – обрадовался я. Это было бы очень кстати. Я в том районе не слишком хорошо ориентировался. Я попрощался с боярыней Ольгой, а Кашкин вышел меня проводить.

– Я при жене спросить не мог, дык спрошу сейчас. Ты уверен, что хочешь под Бодровых рыть?

– Уверен. Чутьё, понимаете. Мне кажется, что они оба по уши замешаны в этом деле о покойниках, но доказать это я пока не могу.

– Бог в помощь, Никита Иваныч, – старый боярин дважды меня перекрестил. – Бедовый ты человек, ничего не боишься.

– Работа такая, Фёдор Петрович, – я развёл руками. Ещё в своём мире я твёрдо усвоил: все беды от безнаказанности. Если бы, замышляя преступление, человек знал, что закон настигнет его в любом случае, преступлений было бы гораздо меньше. Да, я понимаю, что страх – плохая мотивация, но хоть какая-то. И коррупции было бы меньше, и за руль бы пьяными не садились… Вот так и здесь. Слишком долго здешняя аристократия во главе с Бодровым была за пределами государственных законов. Я, может, ситуацию и не исправлю, но расшатаю здорово. Я положу начало.

Боярин дал на в провожатые шустрого паренька из дворни. Тот лихо вскочил на коня, пришпорил его босыми пятками и рванул за ворота. Мы с Митькой поехали следом. Ещё в пути я набросал в блокноте записку для Афанасьева – на тот случай, если его не окажется дома. Мы проехали Колокольную площадь, и ещё через пару кварталов парнишка остановился перед ветхим одноэтажным строением. Не сарай, конечно, но Кашкина я в целом понимаю.

– Спасибо, – поблагодарил я. Наш провожатый кивнул и умчался, мы с Митькой остались. Я выбрался из телеги и постучал в калитку. Потом сунул нос в щель между досками забора. Из дома не доносилось ни единого шороха, во дворе было пусто. Наконец надо мной сжалилась какая-то бабка, выглянувшая из соседней калитку.